Электронная библиотека диссертаций и авторефератов России
dslib.net
Библиотека диссертаций
Навигация
Каталог диссертаций России
Англоязычные диссертации
Диссертации бесплатно
Предстоящие защиты
Рецензии на автореферат
Отчисления авторам
Мой кабинет
Заказы: забрать, оплатить
Мой личный счет
Мой профиль
Мой авторский профиль
Подписки на рассылки



расширенный поиск

Сближение гражданского процессуального права в Европейском союзе и на постсоветском пространстве (сравнительно-правовой аспект) Брановицкий Константин Леонидович

Диссертация - 480 руб., доставка 10 минут, круглосуточно, без выходных и праздников

Автореферат - бесплатно, доставка 10 минут, круглосуточно, без выходных и праздников

Брановицкий Константин Леонидович. Сближение гражданского процессуального права в Европейском союзе и на постсоветском пространстве (сравнительно-правовой аспект): диссертация ... доктора Юридических наук: 12.00.15 / Брановицкий Константин Леонидович;[Место защиты: ФГБОУ ВО «Уральский государственный юридический университет»], 2019.- 447 с.

Содержание к диссертации

Введение

Глава 1. Понятие и правовые инструменты сближения права 19

1. Определение понятий. Сближение, гармонизация, унификация .19

2. Правовые инструменты сближения права 56

Глава 2. Развитие и сближение гражданского процессуального права в Европейском Союзе (ЕС) 98

1. Исторические предпосылки сближения права 98

2. Процесс сближения гражданского процессуального права 110

3. Результаты сближения в некоторых сферах гражданского процесса 154

Глава 3. Сближение гражданского процессуального права на постсоветском пространстве .206

1. Переход от единой правовой системы к сотрудничеству государств по сближению в рамках Содружества Независимых Государств (СНГ) 206

2. Процесс сближения в рамках евразийской интеграции 267

3. Процессуальные институты, которые могли бы выступить объектом сближения .309

Заключение 397

Библиография 407

Определение понятий. Сближение, гармонизация, унификация

В настоящее время в качестве одного из естественнонаучных оснований взаимодействия правовых систем принято называть глобализацию. Данный процесс носит общемировой характер, охватывает огромные массы людей, общественные национальные и международные организации, государства и их коалиции (блоки)1.

То, что мир «сжимается в единую коммуникационную сеть с множеством ячеек»2, было бы не совсем справедливым считать открытием XXI в. Так, еще в предисловии к первому изданию «Капитала» (1867 г.) К. Маркс отмечал следующую закономерность: «Дело здесь, само по себе, не в более или менее высокой ступени развития тех общественных антагонизмов, которые вытекают из естественных законов капиталистического производства. Дело в самих этих законах, в этих тенденциях, действующих и осуществляющихся с железной необходимостью. Страна, промышленно более развитая, показывает менее развитой стране лишь картину ее собственного будущего»3. По сути, в этом коротком отрывке автор не только говорит о наличии неких естественных законов, но и указывает на их трансграничное действие и общемировое значение.

Глобализацию как общемировой процесс сближения (в правовом контексте) считал исторической детерминантой или закономерностью не только Маркс, но и Р. Иеринг. В работе 1857 г. «Наша задача»4 он предлагал перейти от «рецепционной» к «продуктивной» юриспруденции (как реакция на стремительные изменения общественной жизни), а также к выявлению естественнонаучных собственных закономерностей права.

Гораздо позднее (1999–2004 гг.) рабочая группа под руководством профессора М. Веца (Вена, Австрия) в рамках проекта Института Макса Планка «Право в период индустриальной революции» пришла к следующим схожим выводам. Даже в период активного национального правотворчества во времена индустриальной революции парламенты, принимая огромное количество законов (для регулирования вновь возникающих технических и экономических процессов), как с формальной, так и с сущностной стороны играли весьма незначительную роль. Процесс слепого использования имеющихся иностранных готовых образцов, отсутствие собственной инициативы к такому правотворчеству, был не столько вызван некомпетентностью парламентариев или национальных юристов, сколько обусловлен тем, что такие образцы служили проявлением признаваемой прогрессивной1 и либерально-экономической модели невмешательства «laisser-faire». Государства в таком случае не принимали, а признавали объективно возникшие универсальные правовые конструкции2.

Вместе с тем этот процесс своеобразного международного согласованного правотворчества (глобализация через сближение) можно считать характерной чертой того времени скорее для технической и экономической сферы общественных отношений3. В сфере административного права происходит обратный процесс – государства отгораживаются от внешнего мира4.

После индустриальной революции следующим проявлением глобализации можно считать придание в XX в. экономическому движению товаров, работ и услуг глобального характера. Такая интернационализация торговли оказало значительное влияние на право в целом, поскольку экономический обмен без обязательности договоров немыслим. Признание трансграничного действия материально-правовых обязательств сторон ведет к интернационализации споров1, что в свою очередь требует переключения фокуса внимания на возможность судебной защиты нарушенных прав в глобальной перспективе.

Сегодня, наблюдая за правотворчеством большинства современных парламентариев, можно отметить, что в большинстве случаев речь идет о несложном, но очень знакомом выборе между интернационализацией (глобализация через сближение) и национализацией собственного законодательства. При этом последнюю даже при наличии большого желания осуществить гораздо сложней, чем использовать готовые, признанные и в некотором смысле универсальные правовые конструкции. Сложность в создании собственных правовых конструкций кроется еще и в том, что даже при внешне кажущейся оригинальности тех либо иных подходов специалисты, причастные к их разработке, в любом случае находятся в рамках исторически сложившихся вариантов правового регулирования и концепций, решения того либо иного вопроса2.

1.2. Определение основных понятий Сближение права, унификация права, гармонизация права, интернационализация права – вот далеко не полный перечень понятий, названных П. Гил-лесом «Вавилоном словесной и понятийной путаницы»3. Для нашего исследования основной интерес представляют такие понятия, как сближение, гармонизация и унификация. Последнее служит исключительно для уяснения сути первых двух понятий.

В европейской правовой доктрине отмечается, что унификация означает процесс создания чего-то единого или общего из разобщенного правового регулирования отдельных государств1. Данное явление имеет в качестве своего результата создание такого состояния, при котором суды различных государств применяют идентичные по своему содержанию правовые нормы2. Унификация есть своего рода апофеоз, высшая точка процесса создания единого и общего. Именно поэтому слова «унифицированное» и «единое» право суть синонимы3.

В противоположность этому сближение права есть процесс, имеющий целью преодоление различий в отдельных правопорядках путем создания близких, но не идентичных правовых норм. В отличие от унификации, которая располагает единственным инструментарием – созданием идентичных норм, сближение права также возможно путем принятия общих принципов, минимальных стандартов, модельных законов и т. д.

Объединяющим началом для процессов унификации и сближения права выступают условия их эффективности для конкретной ситуации и страны, к которым можно отнести: избранный уровень правового единства, сферу правового регулирования, действие в пространстве, своевременность4. Вместе с тем не совсем обоснованно исходить из того, что эффективность лежит исключительно в плоскости права, поскольку социальные, экономические, культурные и политические факторы здесь играют весьма значимую роль.

В отечественной правовой доктрине в качестве категории более широкого плана (родового понятия) в этой сфере рассматривается сближение права, которое объединяет все возможные способы создания единообразных норм. Под сближением права понимается многогранное правовое явление, выражающееся в двух взаимосвязанных, но различающихся по содержанию процессах: унификации и гармонизации права (видовые понятия)1. При этом подчеркивается, что сближение суть деятельность или процесс, целью которого выступает создание, введение в действие и обеспечение применения сходных или идентичных правовых предписаний, обеспечивающих стирание различий в правовой регламентации отношении определенного типа для удобства осуществления трансграничных отношений2.

В свою очередь гармонизация права, выступая разновидностью более широкого понятия сближения, представляет собой создание единообразных (но не единых) правовых предписаний национального права, обеспечивающих преодоление различий в правовом регулировании определенных отношений. Кроме того, гармонизация возможна только там, где присутствуют объективные условия сближения отношений в той или иной сфере (основания для гармонизации)3.

Применительно к унификации указывается, что ни в теории, ни на практике нет единства в понимании существа данного явления. Под унификацией понимают создание одинаковых правовых норм, предназначенных для регламентации общественных отношений определенного вида4. Отличительным моментом унификации в сравнении с гармонизацией является степень идентичности устанавливаемых при этом правовых предписаний. Для унификации характерна высшая степень идентичности, а именно создание единых международно-правовых норм, предполагающих идентичность ее трактовки и применения в различных государствах.

Процесс сближения гражданского процессуального права

Сближение гражданского процессуального права применительно к выбору адекватной модели сближения, протекания процессов на различных исторических этапах данного интеграционного объединения не всегда шло по восходящей и сопровождалось бурными научными дискуссиям. При этом на первоначальном историческом этапе такие вопросы, как выбор модели сближения, оценка и анализ достигнутых результатов в целях определения будущих приоритетов в каких-либо сферах в актуальную повестку никем не включались.

Сегодня допустимо предположить, что критических последствий такая определенная непоследовательность не имела. Во-первых, присутствовало реальное стремление стран создать единый безбарьерный рынок (впоследствии – единое правовое пространство), что стало главным мотором сближения. Во-вторых, был создан эффективный судебный орган сообщества, который был и остается эффективным механизмом соблюдения гарантий учредительных договоров ЕС. В-третьих, с учетом того, что проходящие процессы во многом были уникальными, потребовалось какое-то время для понимания сути происходящего, оценки актуального состояния и выработки предложений по моделям сближения.

Научная дискуссия о выборе модели сближения гражданского процесса в литературе началась только в 1990-х гг.1, что отчасти связано с появлением на данном этапе компетенции ЕС в сфере гражданского процесса. Предлагались к анализу различные модели сближения гражданского процесса: от единого регулирования (во всех судах применению подлежит единый гражданский процессуальный кодекс, который может в некоторых случаях учитывать национальные исторические особенности)2 до прямой противоположности – сохранения разнообразия национального процессуального регулирования. Последнее через свободный рынок, сравнительно-правовые исследования, наличие единого высшего судебного органа и конкуренцию также способно привести к достижению определенной степени сближения1.

В качестве промежуточных моделей назывались: параллельная компетенция (т. е. наряду с процессуальным правом государств действует гражданское процессуальное право ЕС (европейский ГПК) вместе с особыми правилами подсудности, которое подлежит применению национальными судами по первой инстанции в случае, когда речь заходит о праве ЕС)2, создание в ЕС общих правовых рамок (деятельность внутри заданных рамок – компетенция отдельных государств-членов)3, а также принятие модельных кодексов гражданского процесса (в отсутствие обязательного (законодательного) характера принимаемого модельного законодательства, выступавшего ориентиром для национального законодателя)4.

В целом процесс развития процессуального права в ЕС и его сближения условно можно разделить на пять основных этапов, которые шли параллельно с углублением процессов интеграции применительно к уровню основных прав и свобод.

Следует отметить, что вплоть до четвертого этапа у ЕС отсутствовала правотворческая компетенция в сфере международного гражданского процесса, что означает и отсутствие актов ЕС в этой сфере до определенного периода. Кроме того, ни в одной из редакций Договора об учреждении Европейского союза 1958 г. (далее – Договор об учреждении ЕС) термин «европейский гражданский процесс» никогда не возникал и не использовался. Речь в лучшем случае шла только о сотрудничестве и кооперации в сфере юстиции и правосудия. Впрочем, данные обстоятельства не «помешали» процессам сближения и гармонизации права в целом и гражданского процесса в частности.

2.2. Первый этап. Заложение фундамента для начала сближения

На первоначальном этапе вопросы сближения в сфере процессуального права в качестве самостоятельных в ЕС не рассматривались. Государства-члены, по сути, были настроены продолжать имевшуюся до этого практику сотрудничества в сфере международного процесса, а именно заключение двух- и многосторонних международных договоров и их последующие изменение или дополнение. Такие международные договоры своим регулированием охватывали исключительно отдельные вопросы (институты) гражданского процесса1. Именно поэтому в абз. 4 ст. 293 (220) Договора об учреждении ЕС было предусмотрено, что государства-члены «в случае необходимости вступят между собой в переговоры» в целях обеспечения своим гражданам упрощения формальностей, «установленных для взаимного признания и исполнения судебных и арбитражных решений»2. Важно подчеркнуть, что несмотря на формулировку «в случае необходимости»1 речь здесь идет, скорее, об обязанности государств2, а не о праве вступить в переговоры в определенной сфере3. Данная норма позволила впоследствии (27 сентября 1968 г.) принять Брюссельскую конвенцию о юрисдикции и исполнении судебных решений по гражданским и торговым делам (далее – Брюссельская конвенция 1968 г.)4.

При анализе содержания ст. 293 (220) обращает на себя внимание еще и то, что она не сформулирована как lex specialis («…в случае необходимости…»), т. е. ее применение должно носить субсидиарный характер5. Со временем можно было наблюдать, как такая субсидиарность привела к снижению значения нормы. Например, почти сразу о своей компетенции в сфере защиты основных прав и свобод (абз. 1 ст. 293 (220)) заявил Европейский суд справедливости. В одном из своих решений в отношении значения ст. 293 (220) Суд отмечал, что хотя в статье не содержится правовой нормы, она устанавливает рамки действия государств-членов в виде цели «упрощение формальностей» и в целях функционирования единого рынка1. Одного этого факта, по мнению Суда, достаточно, чтобы запрет на дискриминацию по признаку национальной принадлежности (ст. 12 (6) Договора об учреждении ЕС) имел приоритет над национальными процессуальными нормами в случае противоречия2. Более того, нормы Договора об учреждении ЕС в этой части имеют приоритет и перед положениями любых других международных договоров3.

В свою очередь заключение между государствами-членами ЕС международного договора, который полностью или частично не согласуется с положениями Договора об учреждении ЕС или с осуществляемым в соответствии с Договором правотворчеством органов ЕС, могло в силу ст. 226 (169), 227 (170) Договора об учреждении ЕС привести к обращению любого государства-члена ЕС в Европейский суд справедливости со ссылкой на нарушение положений Договора4.

В отношении правового статуса направленных на достижение целей ст. 293 (220) действий государств (в виде возможного заключения соглашений (конвенций) нужно отметить, что согласно господствующей в литературе точке зрения последние не являлись ни первичным, ни вторичным правом сообщества, а исключительно международно-правовыми договорами, принятыми во исполнение норм Договора об учреждении ЕС1. Из этого, впрочем, следует, что правомочие государств на вступление в переговоры и заключение соглашений (конвенций) вытекает не из ст. 293 (220), а из внутригосударственной компетенции государства, как субъекта международного права.

В сфере международного гражданского процесса формулировка нормы ст. 293 (220) свидетельствует о том, что государства испытывали беспокойство по тем или иным вопросам международного гражданского процесса (например, о признании и приведении в исполнение судебных решений) и хотели предпринять определенные усилия в этой сфере, но не были готовы передать их решение на уровень компетенции органов сообщества. С этим связана, как уже отмечалось, фактически безальтернативность (обязательность) вступления государств в переговоры по вопросу заключения соглашений (конвенций).

Переход от единой правовой системы к сотрудничеству государств по сближению в рамках Содружества Независимых Государств (СНГ)

Распад СССР и отказ от единой правовой системы на постсоветском пространстве1 Распад СССР и начавшееся после этого размежевание новообразованных суверенных государств в совокупности c разрушением существовавших между ними хозяйственных и иных связей не могло не отразиться на их правовых системах. Сложившаяся ситуация отчасти напоминает уже описанный нами период развития европейской истории на рубеже XVIII–XX вв., называемый «национализацией» права. Так, рост национального самосознания (революция во Франции) можно сравнить с «парадом суверенитетов» (1990–1991 гг.)2. В ряде случаев становится очевидным, что национальное право имеет собственную историю, которая была «забыта» во времена СССР3.

В целом же произошла утрата единой советской правовой системы1, а на ее месте формировались новые либо преобразовывались уже имеющиеся правовые институты. В сфере гражданского процессуального права богатый советский опыт правового регулирования и высокая степень разработанности правовой доктрины, вступление некоторых государств в Совет Европы стали необходимыми предпосылками для качественно нового развития процессуального права2. Советская модель гражданского процесса, рассматриваемая как разновидность романо-германской системы3, имела собственные уникальные черты: принцип достижения объективной истины; активность суда, предполагающая возможность самостоятельно истребовать доказательства, а также право суда выйти за пределы исковых требований, изменить предмет и основание иска; выборность судей; широкие полномочия прокурора; участие общественности и народных заседателей в разбирательстве дела; надзорное производство и т.д.

Следует отметить, что в данный период были в целом сохранены и получили дальнейшее развитие многие правовые институты еще дореволюционного российского процесса1, а также получили наибольшее развитие самобытные черты отечественного гражданского процесса. Отличительной особенностью периода в рамках задач настоящего исследования можно назвать низкое стремление к рецепции иностранного процессуального права2, поскольку зарубежный опыт зачастую рассматривался как неэффективный3. Законотворчество базировалось в первую очередь на изучении судебной практики и научных разработках отечественных процессуалистов4.

Впрочем, именно в советской науке были сформулированы основы доктрины современного гражданского процессуального права, в том числе: предмет отраслевого регулирования5 и гражданская процессуальная форма, гражданские процессуальные отношения6 и их субъекты7, подведомственность гра жданских дел1, источники гражданского процессуального права2, его система3, способы преодоления пробелов в гражданском процессуальном праве, его основные институты4 и принципы5, учение об иске6, доказательства и доказывание7, психологические установки участников судебного разбирательства8, сущность судебного решения и его основные свойства9 и т. д..

Накопленный советской процессуальной доктриной опыт (считавшейся одной из наименее идеологизированных отраслей права) не только позволил вновь образованным государствам обеспечить проведение и реализацию необходимых правовых реформ10, но и по-прежнему является фундаментом для эффективного межгосударственного диалога и плодотворной научной дискуссии. 1.2. Создание правовых основ для сближения в рамках СНГ

Первым межгосударственным объединением на пространстве бывшего СССР стал СНГ. И хотя Союз рассматривается чаще как «разводная», чем интеграционная, модель сотрудничества государств, необходимость сближения на циональных законодательств была напрямую предусмотрена в его Уставе 1993 г.1

Так, в соответствии со ст. 20 Устава СНГ2 государства - члены осуществляют сотрудничество в области права, в частности, путем заключения многосторонних и двусторонних договоров об оказании правовой помощи и способствуют сближению национального законодательства. При этом в случае противоречий между нормами национальных законодательств государств - членов, регулирующих отношения в сферах совместной деятельности, государства проводят консультации и переговоры с целью выработки предложений для устранения этих противоречий.

Применительно к сближению национального законодательства указанное положение Устава было конкретизировано в отдельных международных соглашениях (Соглашения о создании зоны свободной торговли от 19943, об общих условиях и механизме поддержки развития производственной кооперации предприятий и отраслей государств-участников СНГ 19934, о принципах сближения хозяйственного законодательства государств-участников СНГ 19925). Из содержания этих соглашений следует, что в качестве основного правового инструмента сближения национальных законодательств был избран международный договор.

Наряду с этим в Договоре о создании Экономического союза 1993 г.6 предусматривался еще один инструмент сближения правовых систем государств-участников – модельное регулирование7. В силу ст. 26 указанного Договора договаривающиеся стороны обязуются разрабатывать модельные акты, регули рующие хозяйственные взаимоотношения, а также проводить работу по координации и сближению действующего национального законодательства на основе модельных проектов и норм международного права с целью устранения противоречий в них.

В качестве уполномоченного органа в сфере модельного законотворчества была выбрана Межпарламентская Ассамблея государств-участников СНГ (ст. 8 Соглашения о Межпарламентской Ассамблее государств-участников Содружества Независимых Государств 1992 г.1). Последняя, действуя в рамках собственной компетенции, руководствуясь нормами положения «О разработке модельных законодательных актов и рекомендаций Межпарламентской Ассамблеи государств-участников Содружества Независимых Государств»2 за 25 лет работы разработала и приняла 543 документа: модельных кодексов – 17, частей (разделов, глав, изменений и дополнений) модельных кодексов – 33, модельных законов – 320, рекомендаций – 68, деклараций, концепций, глоссариев, комментариев - 39, проектов документов (конвенций, соглашений и т. п.) для применения в СНГ – 27. Из числа этих актов за период с 2002 по 2012 г. в Азербайджанской Республике было использовано 34, в Республике Армения – 47, Республике Беларусь – 114, Республике Казахстан – 117, Российской Федерации – 104, Республике Кыргызстан – 25; Республике Молдова – 33; Республике Таджикистан – 27; Республике Узбекистан – 1 акт3.

В сфере гражданского судопроизводства к таковым могут быть отнесены модельные законы «О третейских судах и третейском разбирательстве»4, «О медиации (внесудебном урегулировании споров)»5, Модельный кодекс «О судоустройстве и статусе судей для государств-участников СНГ»6, Модель ный исполнительный кодекс1. Кроме того, с целью унификации и гармонизации гражданского процессуального законодательства2 специальной Рабочей группой была разработана, а впоследствии (в 2003 г.) на заседании Межпарламентской Ассамблеи принята Концепция и структура модельного Кодекса гражданского судопроизводства для государств-участников СНГ3.

Согласно п. 2.3 Концепции дальнейшего развития СНГ 2007 г. в качестве одной из основных целей называется дальнейшее сближение национального законодательства государств-участников Содружества в различных сферах многостороннего сотрудничества на основе общепризнанных принципов и норм международного права4. Достижение данной цели, по мнению авторов документа, отвечает объективным интересы государств-участников СНГ в создании благоприятных условий для развития национальных экономик и обеспечения безопасности, а также направлено на укрепление благосостояния граждан и вовлечение этих государств в мировые политические и экономические процессы.

В плане мероприятий (п. 3.1) для достижения заявленной цели предполагается на уровне межпарламентского сотрудничества рассмотреть вопрос о возможности оптимизации процесса сближения законодательств заинтересованных государств-участников СНГ и его мониторинге совместно с Межпарламентской ассамблеей. При этом конкретные сроки такой оптимизации в документе не определены, а речь идет о сближении как о «постоянном» процессе.

Процессуальные институты, которые могли бы выступить объектом сближения

В настоящем параграфе будут рассмотрены отдельные аспекты состояния хода правовых реформ государств-членов ЕАЭС, а также правовой режим действующих международных договоров (при наличии) в таких сферах гражданского процесса, как международная компетенция, признание и приведение в исполнение иностранных судебных решений и приказное производство.

Взаимосвязь анализа национального и международного регулирования обусловлена как важностью заявленных процессуальных институтов для сближения гражданского процесса в рамках интеграционного объединения (опыт ЕС, МЕРКОСУР), так и необходимостью понимания системной картины равно-удаления (сближения) национальных правопорядков государств ЕАЭС на текущий момент. Кроме того, сопоставление норм многосторонних соглашений образца прошлого века с актуальным состоянием сферы правового регулирования гражданского процесса отдельных государств позволит глубже понять достигнутые результаты сближения на постсоветском пространстве, а также сформулировать предложения по обновлению имеющихся правовых инструментов сближения.

Под международной компетенцией в процессуальной доктрине понимается компетенция суда одной страны, конкурирующая с компетенциями судов другой страны1. В этом смысле компетенция в международном аспекте так или иначе связана с понятием государственного суверенитета. Несмотря на широкое использование в научной литературе термина «международная подсуд-ность»2, во избежание разночтений в сравнительно-правовом плане, а также в силу терминологии действующих региональных многосторонних соглашений1 мы будем использовать понятие международной компетенции как объединяющего понятия подведомственности и подсудности2.

С точки зрения существующих систем определения международной компетенции3, все государства-члены ЕАЭС относятся к системе, отраженной еще в 12, 13, 17 ГПУ Германии и оказавшей впоследствии существенное влияние на ряд стран континентальной Европы, а также Японию. Речь идет о правиле определения компетенции по месту жительства ответчика, согласно которому если спор подсуден суду в территориальном отношении, то суд также компетентен рассматривать спор в международном отношении. Об этом свидетельствуют и нормы региональных многосторонних соглашений (ст. 4 Киевского соглашения, ст. 20 Минской конвенции, ст. 2 Московского соглашения, ст. 22 Кишиневской конвенции)1, и отдельные положения национальных правопоряд-ков (ст. 402 ГПК РФ и ст. 257 АПК РФ, ст. 545 ГПК Белоруссии и ст. 235 ХПК Белоруссии, ст. 466 ГПК Казахстана, ст. 459 ГПК Молдовы2, ст. 370 ГПК Кыргызстана, ст. 244 ГПК Армении).

Характерным объединяющим моментом перечисленных правопорядков и международных договоров является и значение норм о международной компе-тенции, которое выражается в наличии самостоятельного основания отказа в признании и приведении в исполнение иностранного судебного решения в случае нарушения правил судебной компетенции.

Далее будут рассмотрены общие вопросы международной компетенции применительно к государствам-членам ЕАЭС. Научный интерес здесь представляет вопрос о том, можно ли провести их параллели с существующей в ЕС системой единой прямой международной компетенции, а также те аспекты национального регулирования членами Союза определенных вопросов, которые позволяют оценить степень сближения процессуальных норм. Последнее представляется особенно важным для понимания правового эффекта рисков распада СНГ и его последствий в виде возможного прекращения международных договоров СНГ на правовом пространстве ЕАЭС1.

Как уже отмечалось ранее, предсказуемость определения юрисдикции и наличие единой системы позволяют минимизировать возможность ведения двух параллельных процессов в различных государствах-членах интеграционного объединения и возможность принятия двух взаимоисключающих решений. Последнее способно негативно отражаться на функционировании единого рынка, а также подрывать доверие государств друг к другу.

В основе существующей в ЕС системы лежит принцип прямой компетенции, предполагающий исключение из принципа lex fori, суть которого заключается в том, что суд государства-члена ЕС при установлении наличия (отсутствия) собственной компетенции в конкретном деле (подпадающем под действие конвенции (регламента) обязан исходить из правил, установленных единой системой компетенции, а не руководствоваться, как этого требует lex fori, собственным процессуальным законодательством.

В свою очередь единство системы было первоначально обеспечено путем приоритета международного договора (Брюссельская и Луганская конвенции), а впоследствии – путем приоритета вторичного права ЕС. Кроме того, жизнеспособность системы поддерживается путем автономного толкования ее норм, задача по осуществлению которого ложится на Европейский суд справедливости.

На пространстве ЕАЭС вопросы судебной компетенции были охвачены регулированием еще со времен СНГ, а именно положениями ст. 4 Киевского соглашения, ст. 22–25 Минской конвенции и ст. 20–22 Кишиневской конвенции. Принятие первых двух международных договоров было отчасти вызвано существующим дуализмом судебной организации (суды общей юрисдикции и арбитражные (хозяйственные) суды) и процессуального права, который сам по себе уже чреват рисками возникновения коллизий подведомственности1. С учетом последних тенденций хода правовых реформ на постсоветском пространстве указанный риск, возможно, снизился2 после объединения систем судов общей юрисдикции и арбитражных (хозяйственных) судов в тех государствах-членах ЕАЭС, где это имело место (Республика Беларусь3 и в РФ4 в 2014 г.).

Параллельное действие указанных международных договоров обусловлено не только дуализмом, но и разным количественным составом государств-участников, подписавших и ратифицировавших многосторонние соглашения.

Одно это обстоятельство уже позволяет усомниться в единстве правил международной компетенции на пространстве ЕАЭС. При детальном рассмотрении распределение участия членов Союза (РФ, Белоруссия, Казахстан, Кыргызстан, Армения) с учетом сдачи ратификационных грамот выглядит следующим образом.

Нормы ст. 4 Киевского соглашения обязательны для судов всех государств ЕАЭС без исключения. Положения ст. 22–25 Минской конвенции будут применяться российскими судами и судами договаривающихся в том случае, если имеется связь с РФ, а правила ст. 20–22 Кишиневской конвенции – судами всех остальных членов ЕАЭС (Белоруссии, Казахстана, Кыргызстана, Армении), за исключением судов РФ. Подобное распределение стало возможным в силу п. 3 ст. 120 Кишиневской конвенции1 и соответствующей позицией РФ в части отказа от ее ратификации.

Судебная компетенция на основании Киевского соглашения. Действующее при разрешении дел, вытекающих из договорных и иных гражданско-правовых отношений между хозяйствующими субъектами, из их отношений с государственными и иными органами (ст. 1), Киевское соглашение содержит следующие правила определения международной компетенции судов договаривающихся государств2.

В соответствии со ст. 4 Киевского соглашения компетентный суд рассматривает упомянутые в ст. 1 споры, если на территории данного государства:

а) ответчик имел постоянное место жительства или место нахождения на день предъявления иска. Если в деле участвуют несколько ответчиков, находящихся на территории разных государств - участников СНГ, спор рассматривается по месту нахождения любого ответчика по выбору истца;

б) осуществляется торговая, промышленная или иная хозяйственная деятельность предприятия (филиала) ответчика;

в) исполнено или должно быть полностью или частично исполнено обязательство из договора, являющееся предметом спора;

г) имело место действие или иное обстоятельство, послужившее основанием для требования о возмещении вреда;

д) имеет постоянное место жительства или место нахождения истец по иску о защите деловой репутации;

е) находится контрагент-поставщик, подрядчик или оказывающий услуги (выполняющий работы), а спор касается заключения, изменения и расторжения договоров.

При этом принадлежность хозяйствующего субъекта государству-участнику СНГ имеет принципиальное значение, поскольку от его «национальности» зависит то, распространяется ли на данное лицо действие Киевского соглашения (ст. 3). Ввиду отсутствия автономных правил в самом соглашении решение данного вопроса осуществляется на основании внутреннего законодательства государств1.

Таким образом, как и в ст. 4 регламента 1215/2012, в качестве основного форума в Киевском соглашении определено место нахождения ответчика «actor sequuitur forum rei». Наряду с общим форумом в п. «а» ст. 4, Соглашением установлен перечень «дружественных» истцу форумов. К сожалению, следует констатировать, что все основные понятия, такие как «место жительства (нахождения)», «иная хозяйственная деятельность», «место исполнения обязательства из договора», в отличие от автономного толкования Европейским судом справедливости аналогичных понятий ст. 7 регламента, определяются lex fori.

Отсутствие упоминания о применении Киевского соглашения только к «трансграничным случаям» ставит вопрос о возможности применения ряда положений ст. 4 к спорам, в которых участвуют хозяйствующие субъекты одного договаривающегося государства.