Содержание к диссертации
Введение
ЧАСТЬ I. ТЕОРЕТИКО-МЕТОДОЛОГИЧЕСКАЯ ОСНОВА ИССЛЕДОВАНИЯ
Глава-1. Общие проблемы развития теории исторической политической географии 15
1.1. Место исторической политической географии в системе географического познания и ее предметное содержание 15
1.2. Временная периодизация в исторической политической географии..26
1.3. Историческое политико-географическое районообразование 39
1.4. Основы районирования и классификации территорий в исторической политической географии 54
1.5. Внутреннее структурирование исторических политико-географических районов и их типология 62
1.6. Краткий обзор общих проблем исторического политико-географического картографирования 79
Глава-2. Структурная эволюция Амурского историко-политического района в пространстве и времени 91
2.1. Первичная основа выделения Амурского района 91
2.2. Общие тенденции пространственно-временной эволюции АИПР 111
2.3. Методика проектирования и составления исторических политико-географических карт Амурского района 131
Часть II. ИСТОРИЧЕСКАЯ ДИНАМИКА ТЕРРИТОРИАЛЬНО-ПОЛИТИЧЕСКОЙ СТРУКТУРЫ АМУРСКОГО РАЙОНА
Глава-3. Устойчивость структуры в Доимперский период 145
3.1. Комплекс подпериодов Сушень 145
3.2. Этапы Илоу и Мохэ 158
Глава-4. Структурная деградация в Имперском периоде 175
4.1. ЭтапБохай 175
4.2. Этапы Цзинь и Великого запустения 186
4.3. Нерчинский этап 200
Глава-5. Структурная реабилитация АИПР в течение
Айгуньского этапа нового периода 216
5.1. Айгуньский этап, Преддоговорная и Договорная фазы 216
5.2. Фаза Противоречивых тенденций, стадии Хаоса и Первого противостояния 231
5.3. Фаза Противоречивых тенденций, стадии Партнёрства и Второго противостояния 245
5.4. Краткий обзор современности 259
ЗАКЛЮЧЕНИЕ 268
ЛИТЕРАТУРА 273
- Место исторической политической географии в системе географического познания и ее предметное содержание
- Комплекс подпериодов Сушень
- Фаза Противоречивых тенденций, стадии Хаоса и Первого противостояния
Введение к работе
Находясь в числе старейших областей научного познания, историческая география всё ещё страдает от неполноты развития своей теоретической основы. Одна из причин этого, видимо, состоит в том, что, изучая, по определению И.А. Витвера, «конкретную географию прошлого», данная дисциплина оказывается поставлена перед сложнейшей проблемой комплексности своих изысканий и выводов. По современным представлениям в ней насчитывается восемь хорошо различимых направлений1, «разом охватить которые чрезвычайно сложно» [цит. по: 85, С.3-4].
И всё же, существующую неблагоприятную ситуацию не следует считать тупиковой. Одним из возможных вариантов её разрешения может стать разработка историко-географической тематики по отдельным направлениям, имея при этом в виду их последующую интеграцию в едином русле.
Конечно, использование данного подхода сопряжено с известным риском последующего распада общей исторической географии на малосвязанные друг с другом разделы ретроспективного обзора при дисциплинах, изучающих географию современности. Но довести до абсурда можно любую идею, а на перспективность проведения направленче-ских историко-географических исследований указывали многие видные ученые, как отечественные (Л.С. Берг, В.К. Яцунский, А.А. Анохин, В.А. Анучин, И.А. Витвер, B.C. Жекулин, Н.Н. Колосовский, Ю.Г. Са-ушкин), так и зарубежные (П. Хаггет, Р. Хартсхорн ) [27, С. 178; 33,
По В.П. Максаковскому: историческая физическая география, историческая политическая география, историческая география населения, историческая социальная география, историческая экономическая география, историческая география культуры, историческая география взаимодействия общества и природной среды, историческое страноведение [302, С.6]. 2 В иной транскрипции - Хартшорн.
5 C.172; 53, C.112-113; 85, C.4; 169, C.97; 236, C.15; 420, С. 12; 490, С.
306-307; 496, С.211; 573, С.101].
Их мнение основано на фундаментальном положении общегеографической теории, согласно которому столь многогранный объект исследования, как географическая оболочка, следует рассматривать с позиции не только комплексности, но и, когда того требуют обстоятельства, покомпонентности. Нельзя не признать, что направленческий подход позволит:
-детализировать представление о каждом из тех познавательных блоков, что слагает общую историческую географию, их «весомости» друг относительно друга;
-определить на этой основе особенности взаимосвязей между ними, без чего немыслимо составление единого сбалансированного комплекса;
-выявить применительно ко всем направлениям некие «общие места», которые и смогут стать в дальнейшем интегративнои основой образования единой теоретической базы общей исторической географии1.
В настоящее время из всех слагающих данную дисциплину направлений заметно прогрессирует лишь природопользовательное. Остальные остаются в крайне запущенном, а то - и вовсе неразработанном состояниях. Это не способствует её развитию в качестве комплексной научной дисциплины, обуславливает её теоретическую рыхлость, лакунарность её познавательного поля и, как следствие этого — дрейф за её пределы крупных составляющих блоков.
Мириться с сохранением этого негативного явления нельзя, и ускоренное развитие «отстающих» составляющих представляется одним из действенных средств укрепления вмещающей их дисциплины, её
1 При этом направленческая избирательность должна носить не абсолютный, а относительный характер. То есть -смежный материал при её использовании не отсекается как чужеродный, а используется в качестве фона, оттеняющего (но не заслоняющего) основную линию исследования.
прогрессивной динамики. При этом заметим, что нет никаких оснований исключать из общего ряда и такое историко-географическое направление, как политическое, которое, к тому же, заслуживает особого внимания.
Человечество вступило в III тысячелетие отягощенным многочисленными территориально-политическими противоречиями, уходящими своими корнями в прошлое. Но рассмотрение связанной с ними проблематики без опоры на должную теоретическую основу обращает её в конгломерат высказываемых по тому или иному поводу субъективных точек зрения, и не более того.
Это обстоятельство является почвой развития далеко идущих инсинуаций. Так, крайне слабая историко-географическая обследован-ность нашей страны является ныне основой для выдвижения к ней территориальных претензий со стороны ряда внешних соседей, проявлений разномотивированного сепаратизма. Географы же при этом оказываются далеко не всегда способны активно подключиться к отстаиванию интересов Российского государства. Более того, с их стороны по этому поводу подчас следуют достаточно безответственные высказывания [см.: 474, С.32].
Таким образом, наше диссертационное исследование преследует двоякую цель, которая состоит в следующем:
-развитии теоретических основ исторической политической географии;
-выявлении их организующей роли по отношению к обширному и разнородному фактологическому материалу.
Означенная цель определила постановку следующих задач:
-обобщить все те научные идеи, которые так или иначе освещают теоретическую сторону территориально-политической проблематики;
-разработать на этой основе методологию использования сформулированных теоретических положений;
-предложить общую схему построения исторической политико-географической периодизации;
-сформировать понятия об историческом политико-географическом районообразовании и районировании, внутрирайонном структурировании, а так же — о связанной с ними пространственной систематике выявленных образований;
-применить полученные результаты к рассмотрению конкретной территории, и создать на этой основе максимально полное и достоверное «полотно» её исторического политико-географического бытия.
Специфика заявленной темы обусловила так же и двойственность объекта нашего исследования. С одной стороны, таковым является сама теория исторической политической географии; с другой - территория выделенного на востоке Евразии Амурского района, выбор которого объясним следующими причинами:
-территориально-политическая организация вмещавшихся в него социумов отличалась яркой «индивидуальностью», которая преемственно (хотя и трансформировано) экстраполировалась в современность;
-он неоднократно становился узлом острых политических противоречий мирового масштаба;
-на протяжении последних трёх с половиной столетий обеспечение и укрепление здесь своего присутствия являлись для России одной из важнейших геостратегических задач, выполнение которой немыслимо без изучения соответствующего исторического опыта.
Соответственно, предмет исследования состоит из:
-методологии применения выработанных теоретических положений к анализу внутреннего развития Амурского района;
-совокупного изучения тех местных особенностей и условий, которые сформировали специфику его территориально-политической истории в системе избранных пространственно-временных координат.
8 Работа основывалась на использовании следующих методов: хорологического, картографического, описательно-хроникального, хронологического среза, сравнительно-исторического, логической реконструкции и выборочно-статистического. Результатом их консолидированного применения стала выработка особой формы системного подхода, которой, как представляется, устанавливается обоснованная взаимосвязь между специальным территориальным структурированием с одной стороны, и развитием различных социумов в определённой части Ойкумены - с другой.
***
Комплекс составляющих предмет исследования проблем расположен на стыке географии, истории и политологии. Это определило множественность и разнохарактерность использованных в создании диссертации идей.
Научные работы, целевым образом сосредоточенные на рассмотрении исторических политико-географических проблем, исчисляются буквально единицами. Классикой изложения таковых и поныне остаются созданные в конце XIX - начале XX вв. труды М.К. Любавского «Историческая география России в связи с колонизацией» и «Обзор истории русской колонизации». Позже достаточно пристальное внимание рассмотрению данного направления уделяли И.А. Витвер, Л.Н. Гумилёв, А.В. Муравьёв и В.В. Самаркин, В.П. Максаковский, Д.Н. Замятин, М.М. Голубчик. Однако, ими, собственно, и ограничен круг тех учёных, которые, так или иначе, затрагивали вопросы соответствующей тематики.
Вместе с тем, те являются составной частью общей исторической географии. Это позволило обратиться к теоретическому наследию выдающихся российских историко-географов - В.Н. Татищева, СМ. Се-редонина, А.А. Спицина, Л.Н. Майкова, В.К. Яцунского, И.П. Шас-
9 Кольского, B.C. Жекулина, к изысканиям М.И. Белова, Л.Г. Бескровного, В.А. Зубакова, А.Г. Исаченко, Л.Г. Истоминой, П.Д. Подгородецко-го, В.В. Рюмина, А. Кларка, Д. Уиттлси, Р. Хартсхорна и ряда других исследователей.
Направленческая специфика исследования обусловила возможность широкого использования теоретико-методологических положений политической географии современности, которые с наибольшей полнотой изложены В.П. Семёновым-Тян-Шанским, СБ. Лавровым, В.А. Колосовым, Н.А. Калединым, Ю.Н. Гладким, X. Маккиндером.
Много внимания в работе уделено вопросам районообразования, районирования, территориального структурирования. Поэтому вполне возможным и оправданным стало обращение к содержательному массиву социально-экономической географии. Занимая в системе общественно-географических наук центральное положение, данная дисциплина обладает столь развитыми теорией и методологией, что незадействование её внушительного «арсенала» было бы грубейшей ошибкой. Поэтому в своём исследовании мы использовали ряд тех положений, что в разное время были сформулированы Н.Н. Баранским, Н.Н. Коло-совским, Ю.Г. Саушкиным, И.М. Маергойзом, A.M. Колотиевским, Э.Б. Алаевым, Б.С. Хоревым, Г.М. Лаппо, В.В. Покшишевским, В.А. Пуляркиным, В.Б. Сочавой, В.В. Воробьёвым.
Немало концептуальных идей общегеографического плана почерпнуто нами из трудов Л.С. Берга, Д.Н. Анучина, А.А. Анохина, В.А. Анучина, А.А. Григорьева, И.П. Герасимова, Ю.К. Ефремова, М.М. Жирмунского, СВ. Калесника, Б.М. Кедрова, В.Б. Сочавы, П. Джемса, Д. Харвея, Р. Чорли. Рассмотрение конфигуративного аспекта территориально-политической организации общества было невозможно без знакомства с трудами А. Лёша, A.M. Смирнова, Б.Б. Родомана, В. Бун-ге, П. Хаггета.
Большое значение в создании работы сыграли те теоретические находки, что были сделаны в содержательном массиве внегеографиче-ских наук. В первую очередь это касается истории, связь которой с рассматриваемым направлением более чем очевидна. Многие её видные представители уделяли в своих трудах внимание территориально-политическому анализу. Это и российские ученые - Н.М. Карамзин, СМ. Соловьев, В.О. Ключевский, А.П. Окладников, А.П. и Е.И. Дере-вянко, Е.В. Тарле, С.Л. Утченко, В.М. Массой и зарубежные - Сыма Цянь, Ф. Бродель, А. Тойнби, Л. Февр. В тесной связи с историческим материалом находились необходимые данные по археологии и этнологии, которые в основном черпались из работ Л. Моргана, Ю.П. Авер-киевой, В.Г. Смоляка, Н.Н. Чебоксарова, Л.А. Штернберга, Й. Аугу-сты, Ф. Энгельса и ряда других исследователей.
В своих построениях мы неоднократно обращались к мыслям видных представителей политологического познания мироустройства. При этом решающее значение имело знакомство с трудами выдающегося российского мыслителя П.Н. Савицкого.
Территориальная привязка темы исследования предполагала обстоятельное знакомство с работами по исторической политической географии Дальнего Востока. Однако изученность её находится на крайне низком уровне. Наиболее полно присущие ей вопросы раскрыты в неопубликованном докладе В.К. Арсеньева на заседании Общества русских ориенталистов в Харбине (1916 г.), его трудах «Китайцы в Уссурийском крае» (1914 г.) и «Секретный доклад Совнаркому» (1927 г.).
Впоследствии фрагменты регионального исторического политико-географического анализа прослеживались лишь в работах П.И. Глушакова «Китай» (1940 г.), «Маньчжурия» (1948 г.), «Дунбэй» (1952
г.) и А.Н. Демьяненко «Локальные рынки юга Дальнего Востока - ис-торико-географический аспект» (1995 г.)1.
***
Таким образом, научная новизна проведенного исследования состоит в следующем:
-на основе синтеза современных представлений географической науки разработаны теоретические основы политического направления исторической географии;
-апробирована методология их применения при рассмотрении конкретной территории;
-дана географическая интерпретация политической истории вмещавшихся в её пределы социумов;
-разработанные подходы анализа ретроспективы территориально-политической обстановки представляются приемлемыми и для изучения её современного состояния, прогнозирования вариантов её развития в будущем.
Соответственно, актуальность данной работы определена:
-внесением вклада в развитие теоретико-методологических основ общей исторической географии путём развития одного из самых слаборазвитых её направлений - политического;
-историческим обоснованием правомерности сохранения Россией границ на её дальневосточном фланге — в пределах территории, на обладание которой она имеет все исторически обусловленные права, и владение которой составляет для неё особый геостратегический интерес.
1 В 2000 г. опубликована монография В.Г. Шведова "Историческая политическая география Амурского района".
Информационной основой создания диссертации стал собранный и систематизированный автором обширный банк данных о политических процессах и событиях, происходивших в бассейне Амура с начала II тысячелетия до НЭ до конца XX века НЭ.
Основным источником получения информации были письменно зафиксированные высказывания и выступления выдающихся отечественных и зарубежных политических деятелей, хроникальные свидетельства участников и очевидцев некоторых событий, опубликованные в современной литературе фрагменты русских, китайских, маньчжурских, корейских и монгольских летописей, тексты ряда международных договоров и дипломатических меморандумов, некоторые правительственные документы Российской империи, РСФСР, СССР, ДВР, Российской Федерации, ряда правивших в Китае императорских династий, Китайской республики, КНР, Японии, избранные статистические материалы.
***
Практическая значимость работы заключается в следующем:
-выявленные по ходу её выполнения особенности истории территориально-политических отношений в бассейне Амура могут быть использованы при выработке геостратегической концепции укрепления позиций России на Дальнем Востоке, обеспечения здесь безопасности её государственных интересов;
-ряд положений диссертации востребован правительством ЕАО при подготовке программы социально-экономического развития Еврейской автономной области на 2000-2005 г. и областным управлением ФСБ;
-большая часть диссертационного материала используется автором и его коллегами при чтении курсов лекций по ряду общественно-
13 географических дисциплин в Биробиджанском государственном педагогическом институте, вовлечена в подготовку школьного учебника «История и география Еврейской автономной области», стала основой создания историко-географического раздела атласа ЕАО, широко используется в публикациях и передачах местных средств массовой информации;
-изложенные в работе методы изучения дальневосточной исторической политико-географической проблематики представляются приемлемыми для рассмотрения и любой другой территории - как внутри России, так и за рубежом.
***
Материалы исследования прошли апробацию на: региональной научно-практической конференции «Дальний Восток - территория, природа, люди» (Биробиджан, 1997), IV международном симпозиуме «Человеческое измерение в региональном развитии» (Биробиджан, 1998), межрегиональной научно-практической конференции «Власть и общество» (Хабаровск, 1998), международной конференции «Россия и Китай: интеграция в сфере экономики, науки и образования» (Биробиджан, 1998), международной научной конференции «Территориальная справедливость, региональные конфликты и региональная безопасность» (Смоленск, 1998), международной научной конференции «Амур на рубеже веков» (Хабаровск, 1999), международной конференции «Российско-китайские отношения на Дальнем Востоке накануне III тысячелетия» (Биробиджан, 1999), научном семинаре «Российское Приамурье: история и современность» (Хабаровск, 1999), международной научно-практической конференции «Н.М. Пржевальский и современное страноведение» (Смоленск, 1999), X научном совещании географов Сибири и Дальнего Востока (Иркутск, 1999), II и III Гродековских чтениях (Хабаровск, 1999, 2001), международной научно-практической
14 конференции «50 лет КНР» (Благовещенск, 1999), V Международном
симпозиуме «Человеческое измерение в региональном развитии» (Биробиджан, 2000), региональной конференции «Современное состояние минерально-сырьевого потенциала ЕАО» (Биробиджан, 2000), научной конференции «Боксёрское восстание 1900 года» (Владивосток, 2000), XI научном совещании географов Сибири и Дальнего Востока (Иркутск, 2001), международной конференции «Россия и Китай на дальневосточных рубежах» (Благовещенск, 2001).
***
ОСНОВНЫЕ ПОЛОЖЕНИЯ, ВЫНОСИМЫЕ НА ЗАЩИТУ I. Историческая политическая география - отдельная область историко-географического познания с собственным предметным содержанием и хорошо различимыми хронологическими пределами своей исследовательской компетенции.
П. Системная специфика районообразования и районирования в исторической политической географии определяется политической процессуальностью-событийностью.
Внутреннее состояние и типическая принадлежность исторического политико-географического района определяются его внутренней территориально-политической структурой.
Амурский район — объективно существующая историческая политико-географическая данность, сохранившая свои целостность, структуру и значение вплоть до XXI века.
ЧАСТЬ - I. ТЕОРЕТИКО-МЕТОДОЛОГИЧЕСКАЯ ОСНОВА ИССЛЕДОВАНИЯ
Место исторической политической географии в системе географического познания и ее предметное содержание
Идентификацию положения какой-либо дисциплины или составляющего её направления в общей системе научного познания нельзя рассматривать как «чистую» формальность. Этим актом определяются их содержательное наполнение и основные контуры их теоретического базиса, выявляется характер разноуровенных связей между ними.
Для слагающих общую историческую географию направлений положенческая проблема является острой по той причине, что вмещающая их дисциплина сама находится в этом отношении в достаточ-но неопределённом состоянии. Это стало очевидным уже при первых шагах её теоретического осмысления в конце XIX в. И следует признать - кардинальных перемен с той поры не произошло.
Мы придерживаемся взгляда на общую историческую географию как на пограничную, равнопринадлежащую материнским наукам - истории и географии, единую комплексную дисциплину, которая состоит из взаимосвязанных и равнозначных направлений.
Не вдаваясь по этому поводу в дальнейшие дискуссионные подробности (которые сами по себе являются предметом отдельного рассмотрения), заметим, что данная точка зрения была сформулирована в начале XX в. Д.Н. Анучиным и М.К. Любавским [35, С.39; 288, С.21], получила дальнейшее обоснование в трудах В.К. Яцунского [573, С.З, 10, 39, 151; 575, С.6-7], затем отстаивалась такими учёными, как В.А. Анучин, М.И. Белов, И.А. Витвер, B.C. Жекулин, А.Г. Исаченко, Э.Г. Истомина, СБ. Лавров, П.Д. Подгородецкий, А. Кларк, Л. Февр. С позиции общегеографической теории, она получила поддержку в трудах А.А. Анохина, Н.Н. Баранского, И.П. Герасимова, Ю.К. Ефремова, М.М. Жирмунского, Д. Харвея, Р. Хартсхорна. Её состоятельность находит опору в следующих соображениях:
-историческая география не может находиться вне географической науки, т.к. обладает основным атрибутом принадлежности к ней -территориальной стороной своего предметного содержания;
-перефразируя известное высказывание Э. Реклю [см.: 302, С.З], можно заметить, что история немыслима вне пространства, география - вне времени. Это - важнейший аргумент в пользу целостности исторической географии, которая складывается на пересечении пространственно-временных координат научного познания1;
-пограничная дисциплина равнопринадлежит материнским наукам по той причине, что ни одна из них не является более весомой и, следовательно - не может иметь преимущества в «зоне» обоюдного совмещения;
-отражая эволюцию географической среды во всём её многообразии, общая историческая география не может состоять из «привелеги-рованных» и «угнетённых» направлений. Все они должны получать в ней равновесное освещение.
Невыполнение этих условий ведет к неполноте и недостоверности реконструкции географических условий прошлого, их одностороннему (следовательно - искажённому) восприятию. В этой связи наглядна перемена во взглядах B.C. Жекулина. В его труде «Историческая геогра 1 Другое дело, что она призвана выполнять по отношению к материнским наукам разные функции: пространственную локализацию исторических процессов - в истории, и реконструкцию географической оболочки прошлого - в географии. Но очевидно, что это обстоятельство является только отражением её дуалистической сущности, как, впрочем, и любой другой пограничной дисциплины. И это совершенно неправомерно рассматривать как предлог для её расчленения. фия. Предмет и методы» (Л., 1982) преобладает мысль о примате в
данной дисциплине над прочими направлениями отображения взаимодействия общества и природной среды [169, С.З, 5, 11, 21]. Но в более поздних его работах содержится указание на то, что диктат природо-пользовательного направления тормозит дальнейшее развитие исторической географии, противоречит её комплексному характеру [173, С.38-39, 42, 49-50].
Эти утверждения позволяют сделать вывод о правомерности и необходимости проведения в едином русле общей исторической географии направленческих исследований. В его же пользу свидетельствует и тот факт, что содержательный массив каждой из дисциплин географии современности проецируется в прошлое, ибо предмет их изучения сложился отнюдь не в течение сегодняшнего дня. При этом исторически сложившиеся территориальные реалии различных видов вовсе не сглаживаются между собой во внутренне неразличимую аморфную «ретромассу».
Сосредоточим в этой связи внимание на такой дисциплине, как политическая география современности. Согласно определению В.А. Колосова, ею изучается пространственная организация политической жизни общества и те сочетания политических сил, что складываются в результате комбинированного воздействия различных факторов [232, С.16].
Заметим, что ни одна из частей этой формулировки не адресуется исключительно к настоящему времени: политическая деятельность является непременным атрибутом истории человеческого общества. И каждое её проявление, в том числе - и территориального порядка, берёт своё начало в прошлом. Значит, нельзя не согласиться с мнением И.П. Шаскольского, о том, что «существует, причём, несомненно историческая политическая география» [цит. по: 521, С.118].
Комплекс подпериодов Сушень
В территориально-политическом развитии Амурского района данный хроноотрезок является самым ранним и наиболее продолжительным. Его временная крупноохватность объясняется тем, что вмещённые в него процессы и события зачастую достоверно неизвестны. Отсюда исходит определённая, основанная на дефиците достоверной информации, периодизационная монотипичность, которая простирается от глубокой древности до более «прозрачных» времён.
И всё же, это обстоятельство не может быть поводом для упрощения рассматриваемой здесь проблематики. Относящиеся к этому времени летописные и археологические данные, несмотря на свою фрагментарность и труднораспознаваемость, свидетельствуют, что в пред-и раннеисторическое время АИПР уже являлся местом развёртывания той сложной процессуальности-событийности, которая определила специфику последующего территориально-политического развития этой части Азии на много тысячелетий вперёд.
Следовательно, в хроностратификационном отношении, данный временной пласт целесообразно рассматривать как комплексное образование. Вероятнее всего, что накопление и систематизация фактологического материала позволят в дальнейшем разделить его на несколь 146 ко самостоятельных, периодически обособленных друг от друга единиц. А пока в его составе по наиболее различаемым признакам можно выделить два таких «нестандартных» подразделения, как подпериоды -Древнейший и Тёмный.
Вмещённая в них территориально-политическая обстановка во многом воссоздавалась нами с помощью логической реконструкции. Это обстоятельство может стать причиной нареканий со стороны специалистов-историков. Однако постараемся смягчить возможную критику следующими замечаниями:
-А.П. Окладников вполне допускал для столь «проблемной» территории, как бассейн Амура в древности, некоторую свободу реконструктивных построений [353, С.78-79]. При этом само собой разумеется не-выхождение за вполне определённые рамки научной информации;
-высказанные в данном фрагменте работы умозаключения выражают нашу приверженность тем взглядам, что были изложены во вполне определённом пласте специальной литературы;
-вместе с тем, созданная здесь картина территориально-политического бытия АИПР во II-I тысячелетиях до НЭ вполне открыта для уточнений и дополнений. Мало того, мы считаем их обязательным условием продолжения своей работы над данной темой.
Древнейший периодический подкомплекс открывается летописной датировкой первого упоминания о жителях Амурского района: по свидетельству ряда древнекитайских кодексов, в 2021 г. до НЭ протогосу-дарство Ся посетили послы варваров-сушеней. Они сообщили, что на юге их земли граничат с Ляохэ, откуда на расстоянии 1,5 тыс. ли к северу расположены Небесные горы - их основная культовая территория,
Один древнекитайский ли гримерно равен 0,576 км. которая одновременно является и центром их владений. На востоке
Земля Сушень тянется до Великого моря [59, С.7-8].
Отсчёт указанного расстояния показывает, что Небесные горы -это, скорее всего, хребет Малый Хинган. Если он - территориальный центр сушеньских владений, то на севере они вполне могли простираться до Средней Зеи и современного Комсомольска. «Великим» же все жители Восточной Азии называли тогда Японское море. На западе рубежом Земли Сушень, видимо, можно считать обращенные к АИПР склоны Большого Хингана.
Посольство заявило о себе как о полномочной миссии, выражающей волю и интересы вполне определённого территориально-политического образования: переговоры велись им от имени всех су-шеней. И хотя послы сообщили, что «государя не имеют», а приславшие их племена нередко «бьются друг с другом», выяснилось, что вожди ежегодно собираются для выработки общих политических решений. А в борьбе с внешним врагом племенные ополчения всегда выступают сообща.
Видимо, сушенями осуществлялась достаточно эффективная внешняя политика. Кодекс «Бэй Чжи» свидетельствует, что они - «самые могущественные среди восточных варваров» [цит. по: 353, С. 173]. Могущество же тогда, как известно, определялось количеством военных побед. Одерживать их могло только многочисленное, хорошо обученное и вооружённое войско, выставить которое мелким дезинтегрированным племенам было бы не под силу.
Всё это даёт основание предполагать, что организационно сушени представляли собой типичную варварскую конфедерацию. Внешнеполитическая обстановка конца III - начала II тысячелетий до НЭ её развитию вполне благоприятствовала. Однако перед тем как приступить к её рассмотрению, следует затронуть вопрос - что представляли собой сушеньские племена в этническом отношении? Здесь его действительно можно лишь затронуть, но не пытаться разрешить. У специалистов однозначного ответа на него пока нет и, откровенно говоря, вряд ли он когда-либо появится.
Отличительным признаком данной фазы является превращение Амурского района в арену напряжённого территориально-политического противоборства, при котором даже неучастие какой-либо из сторон в очередном вооруженном конфликте или полное отсутствие такового означали лишь интенсивную подготовку к грядущим столкновениям.
Этот процесс нёс в себе мощный разрушительный потенциал. Но парадокс состоял в том, что каждый его участник находился тогда в состоянии своеобразного цейтнота. Любой из них, осознавая шаткость своих позиций в АИПР1, стремился приложить максимум усилий для их укрепления. Это не могло не отразиться на внутрирайонной структуре, совершенствовавшейся по двум «каналам»: углублением функциональной эффективности существующих элементов и достройкой уже сложившейся здесь конструкции новообразованиями.
В таких условиях единая внутрирайонная структура вновь избежала разлома по линии межгосударственного раздела АИПР благодаря тому, что каждая её модернизация по одну сторону границы вызывала
1 Таковая обусловилась совершенно новым геополитическим фактором внетерриториального порядка - небывалым доселе ростом поражающей и разрушающей мощи вооружений. адекватное ответное действие с другой. В итоге, все происходившие
изменения оказывались трансрубежно соотносимыми, что и стало причиной сохранения пространственного единства структуры.
Стадия Хаоса открылась восстановлением национального суверенитета Китая в рубежах бывшей Империи Цин. Это крупнейшее территориально-политическое потрясение вскоре слилось со столь же значимым — революцией 1917 г. в России. Порождённая ими событийность охватила Амурский район целиком. Она отличалась предельным динамизмом и такой территориальной беспорядочностью, что даже наиболее информированные из современников нередко не имели ясного представления о происходящем в АИПР и его ближайшем окружении [279, С.63].
Детальное рассмотрение этой событийности крайне интересно, и вполне может быть предметом отдельного исследования. Но, с точки зрения структурного анализа, стадия Хаоса крайне обеднена. В течение короткого времени линии фронтов в районе беспрестанно менялись, исчезали и вновь возникали, тылы противоборствующих сторон были охвачены повстанческими движениями, а одна и та же местность нередко черезполосно удерживалась сразу несколькими противниками.
В таких условиях зоны пространственного контроля в АИПР зачастую оказывались категорией скорее формальной, нежели фактической, а структурная организация территории просто не «срабатывала». За редким исключением, намерено она не разрушалась. Но установившийся в районе хаос обрёк её на невостребованность при которой объекты, предназначенные самой природой и историей для выполнения выдающейся территориально-политической роли, себя никак не проявили. И напротив — незначительные пункты (ни до, ни после ничем непримечательные) становились «камнями преткновения» событийной динамики.
Поэтому здесь целесообразно дать обзор событийности 1911-1929 гг. в предельно сжатой форме, отметив в качестве её главной особенности тот факт, что большинство действовавших тогда субъектов осуществляло в районе достаточно непоследовательную политику:
-российские Красное и Белое движения имели в своём составе и «державников», выступавших за сохранение целостности страны, и сепаратистские силы. Существовавшая в 1920-1922 гг. Дальневосточная республика неоднократно переходила от лозунгов нерасторжимости с РСФСР (что само по себе странно для суверенной страны) к заявлениям о своей «вечной» независимости;
-объявившая в 1912 г. об установлении контроля над Маньчжурией китайская националистическая группировка в Мукдэне то обращалась к идее объявления суверенности подвластных ей земель, то нацеливалась на борьбу за господство над всем Китаем. Действовавшие в её тылах краснокитайские партизаны чёткой политической программы не имели, и попеременно рассматривали себя то как сугубо внутригосударственную силу, то как часть «мирового пролетарского движения»;
-острыми противоречиями оказалось наполнено интервентное вмешательство в АИПР. Япония и США быстро вытеснили отсюда представителей Антанты, но преследуя прямые территориальные интересы, оказались противопоставлены друг другу. При этом Соединённые Штаты были настроены не столь решительно и стремились к сохранению своего миротворческого имиджа. Этим они завели политику своего присутствия в АИПР в тупик и самоустранились из его пределов. В действиях Японии, напротив, преобладал открытый аннексио 1 Одно из ключевых сражений того времени произошло близ Волочаевской сопки - ничтожной высоты, удалённой от абсолютного большинства стратегически важных объектов. При этом ссылка на её соседство с Транссибом оказывается несостоятельна, т.к. в аналогичном положении находится и Хабаровск - несравненно более важный стратегический пункт. А он несколько раз переходил в течение рассматриваемой стадии из рук в руки практически без боёвнизм, что привело не только к международной изоляции её политики в районе, но и военному поражению;
-маньчжурское повстанческое движение имело целью создание в бывшем коренном домене Цин этнически «чистого» государства. Но националистический экстремизм существенно сужал его базу;
-ситуация усугублялась разгулом аполитичного бандитизма — только в рядах хунхузских бандформирований тогда насчитывалось более 100 тыс. человек [457, С. 106]. Противостоянием любым властным органам и внутренней борьбой за территориальные сферы влияния организованный криминалитет заметно усиливал состояние территориально-политической хаотичности в районе.