Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Социально-экономическое пространство локальных инноваций 13
1. Поля инновационной деятельности 14
2. Пространство социально-экономических инноваций 44
Глава II. Направления реализации локальных социально-экономических практик 62
1. Ментальность и габитус как предпосылки формирования инновационных стратегий 63
2. Социологическая интерпретация типичных практик локальных инноваций 92
Заключение 123
Список использованной литературы 128
Приложения 134
- Поля инновационной деятельности
- Пространство социально-экономических инноваций
- Ментальность и габитус как предпосылки формирования инновационных стратегий
- Социологическая интерпретация типичных практик локальных инноваций
Введение к работе
Актуальность темы исследования определяется необходимостью научной рефлексии логики процессов трансформации современного российского общества, в контексте взаимодействия индивидов, обладающих инновационным потенциалом и реализующих его в социальном пространстве.
Вопрос источников позитивных перемен в российском обществе ныне является центральным для всех общественных наук, не случайно поэтому наряду с исследованиями на макроуровне все больше внимания привлекают ме-зо- и микроуровни. Локальные социально-экономические инновации, являясь проявлением инициатив снизу, содержат в себе внутренний источник саморазвития общества, отвечают потребностям восхождения экономики, организации, культуры на более высокий уровень.
Среди причин, актуализирующих проблему локальных инноваций, особое место занимают противоречия между массовыми ожиданиями высоких результатов, общественно приемлемых образцов поведения инноваторов, особенно занятых в сфере предпринимательства, и реальными практиками их поведения. Социологическая рефлексия локальных практик инноваций существенно запаздывает, между тем, сама повседневность деятельности инноваторов, благодаря накопленному опыту и институциональным изменениям, наполняется новыми явлениями, представляющими большой интерес для управления различными областями жизни.
Степень разработанности проблемы. Контекст диссертационного исследования очеркивается исследованиями в проблемных полях фундаментальных теорий: жизненного пространства, институциональных подходов, адаптации, интеракционализма.
Современные перспективы социологического анализа инноваций, взятых в контексте привязки к месту, локальности, требуют сведения в едином пространстве действия, обусловленного личным выбором и той предзаданно-стью, которая следует из социально-конструирующего начала индивидуальной и социальной биографии, и предпосылок институционального регулирования.
Современное развитие представлений о социальном пространстве дано в концепциях П. Бергера, П. Бурдье, Э. Гидденса, Т. Лумана, Ю. Хабермаса, Г. Башляра, Е. Берджеса, Р. Парка, П. Сорокина, Я. Щепаньского, М. Стейна. Связь социального пространства с развитием личности рассматривают Л. Хьелл, Д. Зиглер, И.С. Кон и многие другие1.
Специфике «запаздывающей» модернизации посвящены работы С. Хантингтона, А. Тоффлера, В.Л. Бабурина, Ю.Г. Волкова, А. Панарина, В. Федотовой, А. Ильютенко.
Проблемы активного освоения индивидами локальных условий социального и экономического пространства разработаны в трудах Л.В. Корель, П.С. Кузнецова, И.А. Милославовой, М.А. Шабановой. Взаимодействие индивидов, социальных групп, институтов с социально-экономическими реалиями в различных масштабах социального пространства, в том числе и в локальных общностях, рассмотрены Ю.В. Арутюняном, Т.Н. Заславской, З.И. Калугиной, Е.С. Балабановой, Л.А. Гордоном, Е.Н. Сметаниным.
Проблемы инициатив членов локального сообщества (communities) рассматривались в работах М. Добряковой, Р. Зидера, К. Шмидта, А. Чаянова. Специфике рисков в инновационной деятельности посвящены работы Р. Бека, М.Р. Анцифировой, Т.В. Корниловой2.
Башляр Г. Новый рационализм. М., 1987; Сорокин П.А. Главная тенденция нашего времени. М., 1997.
2 Бек Р. Общество риска. На пути к новому модерну. М. 2000.; Корнилова Т.В. Диагностика мотивации и готовности к риску. М., 1997.
В теоретическое поле диссертации входит методология анализа социальных сетей, в которых проявляется локальность связей и отношений избранного круга индивидов. В рамках этого методологического конструкта изучаются характер и направления социального взаимодействия, выясняются латентные ресурсы реализации жизненных проектов. Анализу социальных сетей посвящены работы П. Бурдье, Д. Тернера, Д. Кноуса, М. Уатмейера, Н. Шепарда, В. Виноградского, М. Морехановой.
Принципы авторского подхода к проблеме строятся на социологической традиции признания взаимосвязи социальных структур и личностных практик.
Поскольку одной из распространенных форм приложения активности инноваторов является предпринимательство, а оно — предмет современных теоретических исследований по экономике и социологии, в диссертационной работе концентрируется внимание на работах Т. Веблена, Й. Шумпетера, Я. Карнаи, О. Крегера, Дж. Тьюсона, В. Автономова, Т.В. Борисовой, Т. Корниловой, В. Радаева, В.Б. Устьянцева, наиболее адекватных исследовательским задачам1.
Использование автором дискурса текстов в качестве способа изучения распространенных в обществе и локальных средах образцов опирается на теории герменевтики, логики и философии науки. (Х.-Р. Гадамер, Ж. Делез, П. Риккер, В. Фриауф, М. Фуко).
Обзор научной литературы по заданной проблематике свидетельствует о том, что научное обоснование инновационной деятельности дается, в основном, как процесса длящегося. Между тем, у всякого процесса есть начало, зарождение, которое остается нераскрытым.
Автор отмечает, что социальные инновационные практики на локальном уровне не концептуализированы. Методология сопряженного рассмот-
Устьяицев В.Б. Пространство личности: опыт философско-социологического ис-следования/АЛичность в пространстве России. Саратов, 2000.
рения локальных инноваций с социальным, информационным и экономическим пространствами также разработаны на самом общем уровне, что представлено в работах С. Белановского, В. Семеновой, Н. Шахматовой, И. Штейнберга, Е. Ярской-Смирновой. Не получили достаточного освещения проблемы социально-экономических локальных инноваций.
Исключение составляют работы П.П. Великого, Л.Г. Хайбулаевой, Н.П. Кузник, посвященные предпринимательской активности современного крестьянства, но они привязаны к локальности лишь тем, что строятся на фактах из конкретного региона (Саратовской области)1.
Становится очевидной необходимость восполнения существующего пробела в научной и практической деятельности, именно поэтому данная тематика оказалась в фокусе исследовательского интереса.
Методологические и теоретические основания диссертации. Исходные установки диссертационного исследования формировались во многом под влиянием концепции диспозиций личности, разработанной В.А. Ядовым, социального пространства (В.Б. Устьянцев, Л.С. Яковлев), структур когнитивных и мотивационных систем (П. Бурдье), социологии жизни (Ж.Т. Тощенко). Важное методологическое значение для выработки авторской позиции имели взгляды М. Вебера о целерациональном характере человеческого поведения, активной роли индивида в социальных взаимодействиях. Социальный конструктивизм П. Бергера и Т. Лукмана, который не только синтезировал идеи М. Вебера с учетом новых исторических реалий в контексте адаптации, но и оценил возможности эмпирического исследования социальных взаимодействий, также является перспективным для реализации цели диссертационной работы.
См.: Великий П.П., Кузник Н.П., Хайбулаева Л.Г. Предпринимательский потенциал современного крестьянства//Социс. 1998. №11.
При сопоставлении мотивации современных инновационных процессов и в дореформенном обществе применяются методы компаративистского подхода.
В диссертации при отборе и анализе эмпирического материала использована методология инноватики. Используется определение габитус (Habitus), отражающее социально-конструированное начало личности, что особенно важно в контексте выявления специфики поведения и стратегий инно-ватора, действующего в локальной социоструктурной среде.
Эмпирическую базу исследования составили данные интервью ин-новаторов, проведенных лично диссертантом (15), вторично анализ текстов и интервью (38) и 700 анкет, опубликованных в печати.
Обращение к социологическому контексту социально-экономических инноваций предопределило необходимость привлечения в качестве эмпирического материала текстов, отражающих экономические практики инновато-ров, которые складываются в режиме относительного согласия с законами, моралью, властными институциями.
Вторичному анализу подвержены данные нескольких социологических исследований, посвященным социоструктурным переменам в России (Ю.В. Арутюняна, М.К. Горшкова, М.А. Шабановой). Использованы материалы, отражающие деятельность инновационых групп по созданию новых форм организации жизни средних и малых городов (Тольятти, Ялуторовск, Гусь-Хрустальный, Палех).
Целью исследования является социологический анализ инновационных социально-экономических процессов в локале социального пространства.
Достижение поставленной цели предполагает решение следующих исследовательских задач:
систематизировать в контексте применимости к анализу локальных инноваций сложившиеся в социологии подходы, концептуализирующие экономическое, информационное и правовое поля социального пространства;
представить социологическое обоснование структурирования субъектов локальных социально-экономических инноваций в зависимости от их социоструктурных характеристик;
выявить специфику инновационной социально-экономической деятельности в зависимости от масштабной составляющей (уровней) локальности, обосновать модель концептуализации типичных современных локальных инновационых практик;
аргументировать положение о доминирующей роли ментальносте и габитуса в предопределении судьбы и дела инноватора, описать познавательные возможности качественной методологии для изучения инновационной деятельности;
выявить сущностные особенности риска в инновационной деятельности;
сформулировать выводы и рекомендации, направленные на повышение эффективности локальных социально-экономических инноваций.
Объектом исследования является инновационная деятельность в социальном пространстве.
Предмет исследования: социологический анализ формирования социального пространства локальных социально-экономических инноваций.
Научная новизна диссертационного исследования заключается в авторской разработке концептуальных оснований локальной социально-экономической инновационной деятельности. Концептуализация локальных инновационных практик осуществлена в рамках авторского социологического подхода, опирающегося на операционализацию понятий ментальность и габитус:
представлено авторское определение локальной социально-
экономической инновации, опирающиеся на социологические подходы, кон
цептуализирующие экономическое, информационное и правовое поля соци
ального пространства;
эксплицирована связь между масштабной составляющей (уровнем) локальности и спецификой инновационной социально-экономической деятельности;
обоснована авторская модель концептуализации типичных локальных инновационных практик;
сформированы выводы и рекомендации, направленные на повышение эффективности локальных социально-экономических инноваций.
Положения, выносимые на защиту.
Методология структурирования инновационной деятельности включает как социологический инструментарий, выявляющий габитусы субъектов инноваций на основных этапах инновационного процесса, включая: начало реализации инновационной инициативы, в локализованном пространстве, когда творческие индивиды только вступают во взаимодействие с социальным, экономическим, информационным формами пространства региона и развитые формы, охватывающие адаптацию инноваторов к сложившимся отношениям в инновационных процессах.
Локальность социально-экономических инноваций структурируется по: а) объектам творчества: в рамках предприятия, поселения, в секторе экономической или социальной организации, в эксполярных формах экономики, семейном хозяйстве; б) по масштабам: федеральный, региональный, точечно-поселенческий. Различие их в том, какое пространство охватывается, какие по объему ресурсы вовлекаются в процесс реализации инноваций. Общее правило сводится к тому, что чем больше масштаб, на котором зарождается и реализуется инициатива, тем более существенны ее результаты. Однако, возможны ситуации, когда инновация в самом низовом локале может повлиять на социально-экономическую жизнь всего социума, как это бывает с изобретениями, революционизирующими целые области техники, информатики, средств связи и т.п.
Социологическая интерпретация практик локальных социально-экономических инноваций должна осуществляться в контексте всей социокультурной ситуации, присущей современному российскому обществу: учитывать неправовую свободу отдельных субъектов общественных отношений (естественных монополий), специфику отдельных полей экономического и информационного пространства, этос, сложившийся внутри профессиональных групп.
Объективным и значимым компонентом инновационной деятельности является риск, социологический анализ которого предполагает подход к нему как к динамической переменной, способствующей изменению экономической или социальной ситуации в пользу достижения лучших результатов, осуществления цели. В отличие от экономического подхода, сосредотачивающегося на коммерческих и природно-естественных рисках, социологический анализ направлен на субъективные характеристики, а также на условия возникновения, содержание действий и возможные их последствия для агентов инноваций.
Феномены инновационной деятельности, особенно в области предпринимательства, существуют как артефакты культуры, предметы прошлой жизни, ныне априорно упорядочивающие структуру этой деятельности, поэтому раскодирование смыслов текстов является одним из перспективных подходов в изучении логики габитуса, нравственных максим и жизненных обстоятельств, определяющих судьбу и дело инноватора. Жесткий рационализм современного российского предпринимателя, поведение не по нормам закона, а «по понятиям», вопреки сложившемуся представлению, есть вынужденная реакция на сложившуюся детерминацию пространств и полей, в которых им приходится функционировать.
Проведенное исследование локальности инновационных процессов позволяет преодолеть стереотипы поиска «правильных», соответствующих экономическими теориями действий инноваторов, обнаружить несоот-
ветствие логик этих теорий с логикой поведения субъектов отечественного бизнеса.
7. Изучение локальных инноваций позволяет органично перейти от частного к общему. Предложенная нами модель связи между габитусом ин-новатора и полями социального пространства является одним из способов ввести в социологический анализ единичных агентов инновационного процесса, что важно в контексте многообразия и уникальности их ценностно-мо-тивационной структуры и поведенческих стратегий.
Научно-практическая значимость проведенного исследования определяется его актуальностью и связана с тем, что полученные выводы являются приращением знаний в области теории, методологии и практики инновационных процессов. Данные выводы могут способствовать совершенствованию управления механизмом нововведений. Выполненное исследование расширяет представления о взаимосвязи инноватики с социальным пространством, восполняет пробел в научных исследованиях, связанный с локализацией инновационных инициатив, социальными аспектами творческой деятельности.
Основные положения диссертации могут использоваться в научно - педагогической работе, в преподавании курсов общей и экономической социологии, при разработке проектов развития регионов.
Апробация работы. Теоретические положения, методологические подходы, практические результаты, предложения и рекомендации, содержащиеся в диссертации, излагались и обсуждались: на конференции молодых ученых Поволжской академии государственной службы. (Саратов, 2002.), на III Чаяновских чтениях «Предпринимательство в России: теория и практика» (Москва, 2003.), на межвузовской конференции, посвященной развитию си-нергетической теории (Тольятти, 2003.). Основное содержание диссертации отражено в пяти научных публикациях автора.
Структура диссертации. Диссертация состоит из введения, двух глав, объединяющих четыре параграфа, заключения, списка использованной литературы и 3 приложений.
Поля инновационной деятельности
Благополучие человека в обществе, его социальные связи с другими людьми, привычки, обычаи, интересы и верования во многом связаны с тем местом, которое он занимает в социальном пространстве. Социальное пространство - это социально освоенная часть природного пространства как среды обитания людей, пространственно-территориальный аспект жизнедеятельности общества и предметного мира человека, характеристика социальной структуры общества с точки зрения «расположения» социальных групп и слоев, «пространства» (условий, возможностей) их развития1.
Феномен социального пространства являлся предметом исследования ряда ученых прошлого и настоящего времени. Э. Дюркгейм, Р. Парк, Э. Богардус, П. Бурдье, Д. Ленски связывали изучение социального пространства с разработкой научного подхода к решению социальных проблем. Существует два подхода к пониманию социального пространства: субстанциональный и структуралистский. В первом подходе социальное пространство включает индивидов или их группы. Основные идеи социального пространства в таком понимании сформулированы П. Сорокиным в его классической работе «Социальная мобильность» (1927 г.). Он определил, что социальное пространство многомерно. Это означает, что в одних общностях индивид может занимать высокий социальный статус, а в других он может быть значительно ниже. Следовательно, каждая личность в обществе живет в нескольких социальных пространствах, связанных между собой таким образом, что изменение одного статуса меняет другие статусы или позиции, находящиеся в других социальных измерениях. Другой подход — структуралистский — применяли М. Вебер, Э. Дюркгейм, Г. Зиммель, которые предприняли анализ пространственного размещения людей как результата сформировавшихся отношений внутри социума и понимания пространства, присущего данному обществу. Оно в таком понимании является надиндивидуальной реальностью, состоящей из структурированных социальных отношений, которые относительно не зависимы от индивида1. Другие исследователи рассматривают социальное пространство в единстве с территориальным пространством. Я. Щепаньский выводит понятие территориальной общности из более широкого понятия «социальная совокупность», рассматриваемую им как «объединения людей, в которых создана и сохраняется хотя бы в течение короткого периода, определенная социальная связь»2.
Общность по Щепаньскому, понимается как территориальная общность, в рамках которой ее члены могут удовлетворять основные потребности. Территориальная общность - группа людей, члены которой связаны узами общих отношений к территории, на которой они проживают, и узами отношений, вытекающих из факта проживания на общей территории.
Существенный вклад в изучение социологии пространства внесли работы А. Ахиезера, И. Бестужева-Лады, В. Каганского, В. Клименко, И. Яковенко, В.Б. Устьянцева, В.Н. Ярской, в которых анализировалась проблема связи и взаимовлияния пространства, занимаемого той или иной социальной общностью, с качествами самой этой общности.
Согласно представлений П. Бурдье, которые согласуются с нашим представлением, социальное пространство хотя и является абстрактным, но при конструировании пространств или полей становится таким же реальным, как и географическое пространство1. Поскольку социальное пространство отражает социально - практическое отношение субъекта к внешнему миру, обнаруживается в материальных отношениях людей и их вещественных результатах, то привязка к месту, локалу является необходимым аспектом в понимании взаимосвязи его с территориальным пространством.
Территориальная общность определяет многие характеристики жизни людей внутри определенного географического ареала, это пространственная среда, формирующая условия жизнедеятельности (в отличие от чисто географического представления: как точки на карте с определенными координатами). При этом понятие территории может выступать как независимая переменная жизни территориальной общности, помогая объяснить местоположение, устойчивость, возникновение и потенциал развития общности, относительную самодостаточность локальной общности. Вместе с тем территория может рассматриваться и в качестве зависимой переменной, поскольку жители постоянно изменяют территориальную среду, в которой они живут, преобразуют, адаптируют ее к своим потребностям, охраняют, а иногда и уничтожают окружающую природную среду.
Одно из первых серьезных исследований территориальной общности связано с именем Ф. Тенниса, выдвинувшего идею противопоставления двух специфических форм социальной организации - общины и общества («Ge-meinschaft und Gesellschqft») . Общества, для которых характерны Gemein-schaft — отношения более однородны, во многом основаны на родстве и органических связях и отличаются нравственной сплоченностью. Gemeinschaft Ф. Теннис рассматривает как выражение естественной жизни, Gesellschaft является искусственным социальным образованием, основанным на конфликте эгоистических устремлений. Его исследование, принадлежащее к идеально типологическому направлению, основано на анализе средневекового и современного европейского общества. Выдвигая конструктивный тип территориальной общности, он связывал этот тип с социальной и культурной гомогенностью, взаимопомощью, другими формами коммунального поведения и общения. По его мнению, отношения между людьми, проживающими на одной территории, освящены традицией, построены на принципах согласия, неформальны и содержат цель в себе, а не служат достижению целей. Предполагается относительная замкнутость территориальной общности, поддерживающая культурную гомогенность. Подобная культура не предполагает существования индивида в качестве обособленной личности, вследствие чего отделение личности от культуры общины рассматривается исследователями как разрушение территориальной общности. Общество Ф. Теннис обозначает синонимом «чужое».
Хотя в целом схема Тенниса достаточно абстрактна, и последующие исследователи считали ее объяснительные возможности применительно к современному обществу достаточно ограниченными, в последние десятилетия в науке отмечена тенденция активного интереса к наследию этого мыслителя.
Причины этого обычно связывают с усилением интереса социологии к повседневности. На наш взгляд, не менее важно и то, что ныне идет переоценка прозападного варианта модернизации (многие страны Востока осуществили модернизацию иным путем, вопреки предписаниям европейско -американской модели). Кроме того, незыблемость тезиса о безусловном благе перехода к обществу типа Gesellschaft также подвергается сомнению.
Пространство социально-экономических инноваций
Пространство инновационной деятельности включает наряду с другими область социально-экономических отношений: проектирование непосредственно экономики, коммерции, технологии в промышленности и сельском хозяйстве, социальной организации жизни поселений различного типа и т.д. Остановимся на общих тенденциях, определяющих инновационную деятельность в этом пространстве, на вызовах, которые получают инноваторы со стороны производства.
В советское время существовала масштабная и стройная система поддержки научного обслуживания основных отраслей за счет сети отраслевых НИИ, проектных институтов, КБ, опытных предприятий. Была всеохватывающая сеть отраслевых организаций научно-технической информации, поощрялась (иногда несоизмеримо мало по сравнению с эффективностью вклада в технологии) деятельность рационализаторов и изобретателей.
В целом эта трехуровневая пирамида (фундаментальная наука — академии наук, отраслевая - в министерствах, опытно-конструкторские подразделения - на промышленных предприятиях) оказалась не эффективной1. Научно-техническое отставание СССР от Запада - убедительное подтверждение этому. Объяснение причин неэффективности связи науки и производства в советское время не входит в нашу задачу. Можно сказать только, что эта система, как и все другие, была частью административной машины управления, к ней применялись те же стандарты и нормы, что и к экономике; хотя научная деятельность требует несравненно большей свободы, независимости, нескованной возможности творчества. И в не последнюю очередь - достойной оплаты результатов научного труда, дающих высокий эффект в совершенствовании технологий и т.п.
По итогам экономической реформы были частично или полностью сломаны: система всеобщей обязательной стандартизации, гостирования продукции и технологий; государственный заказ на выполнение НИОКР и производство продукции; система аккумулирования результатов НИР в общегосударственных и отраслевых информационных центрах; сеть головных отраслевых НИИ; система таможенной защиты отечественного производителя и многие другие системы с нормативными, информационными или рекомендательными функциями.
Отраслевая наука просто деградировала, численность отраслевых НИИ сократилась в несколько раз, а их сотрудники занялись далеким от науки трудом или стали безработными.
Близким к этому оказалось положение и заводской науки: она стала невостребованной в новых условиях, ее ликвидировали в первую очередь когда возникали финансовые трудности на предприятии2. Места, где ранее стояло лабораторное оборудование, заняли коробки с сигаретами и ящики с водкой.
Нельзя сказать, что рыночный прагматизм, ориентация только на то, чтобы продукт производить, сбывать и следить за конъюнктурой рынка, окончательно и бесповоротно победили в практиках российской экономики. В 1995 г. был принят федеральный закон «О государственном прогнозировании и программах социально-экономического развития Российской Федерации», где намечены пути соединения науки и производства. Однако этот закон пока не выполняется, и на это есть свои причины.
В США мелкие инновационные фирмы производят 90% всех НИОКР, средние - 9%, крупные - 1%, сам инновационный бизнес обновляется за 5 лет на 100% . Как видно из этих данных, мелкие фирмы держат на своих плечах львиную долю инноваций.
Такое распределение инновационной динамики объясняется тем, что во-первых, это следствие стратегического планирования процесса нововведений, которым озабочен и капитал, и государство. Как отмечает Ю.Г. Бы-ченко, современный экономический рост - это капиталосберегающий процесс, который может осуществляться, с одной стороны за счет резкого роста качества привлекаемого капитала, с другой — за счет массового внедрения науки, инноваций2. Широкомасштабное введение инноваций - дело весьма рискованное, между тем потери мелкой инновационной фирмы, если новация оказалась неприемлемой, значительно ниже.
Во-вторых, организации наукоемкого бизнеса являются «проводниками» обновления технологического базиса экономики, материализации в ней достижений науки и техники. Нередко именно крупный капитал формирует мелкие инновационные фирмы, поддерживая их через банковские структуры. В-третьих, малый инновационный сектор экономики дает не только рабочие места тривиального, но и творческо-поискового характера, где реализуются локальные инновационные инициативы отдельных индивидов и их групп.
Инновационным смыслом обладает отражение практикой закономерностей циклической перестройки организации и управления, т.е. изменение процедур, информационной обеспеченности, механизма, способствующего тому, чтобы оставаться «на плаву» при наступлении непредвиденных ситуаций. Важным является управленческое обеспечение восприимчивости к нововведениям, к тому потоку новый научных открытий, изобретений, конструкторских наработок, которые накапливаются в сфере науки и НИОКР.
Можно также выделить и давление инновационных организаций или отдельных лиц, которые находятся в «самостоятельном плавании» в море рынка, демонстрируют высокие экономические результаты, что в рыночном обществе является сильным стимулом для тех, кто имеет материальные ресурсы, но психологически не обладает чувством новизны и вкусом к переменам. Существует определенное давление со стороны обладателей нового знания на носителей устаревшего знания в рамках локальной среды. Даже небольшой удельный вес новых работников способен повлиять на инновационный климат в той или иной организации.
Инновационным давлением обладают сигналы из будущего. По оценкам авторитетных ученых XXI век будет отличаться сильным контролем ведущих стран и мировой общественности за стандартами добывающих технологий, заставляя страны, у которых низкий научный и образовательный потенциал, отдавать добычу ресурсов странам и ТНК, способным обеспечить сберегающие технологии.
Ментальность и габитус как предпосылки формирования инновационных стратегий
Представляется важным сосредоточить внимание не столько на экономических реалиях современного российского общества, хотя без этого не обойтись, сколько на жизненных обстоятельствах, определяющих жизнь и дело инноватора, на духовных предпосылках творческого начала его личности. Как соотносятся между собой понятия ментальность и габитус, которые, как мы пытались показать в предыдущей главе, являются центральными для понимания поведения людей?
По нашему мнению, они находятся в такой сопряженности, когда каждое из них входит друг в друга. Ментальность больше отражает дух этноса или этнической личности. Чаще всего эти феномены «пещер сознания» выходят наружу в переломные, критические моменты общественной или личной истории (биографии).
Габитус — это социально-конструированное начало личности, оно является продуктом индивидуальной биографии (начиная с ранней социализации) и, конечно, социальных условий. Качество ментальности нации оказывает сильное влияние на подобное конструирование. В азербайджанской народной сказке у героя, прибывшего в другое место, в первую очередь спраши вают: зачем ты приехал, продаешь что-нибудь или покупаешь? В народном творчестве русских трудно встретить подобные вопросы, там диалоги сводятся к молодецкой удали, ремеслу, защите слабых и т.п. Еще большее влияние на габитус имеет исповедование членами сообществ всепроникающих канонов протестантской этики, когда отсутствие поиска вариантов вложения личных ресурсов (денег, физических и умственных сил) считается грехом. В то же время увеличение доли в этносе, поселенческом или ином сообществе, социально-сконструированных под творчество типов индивидов вносит изменения в ментальность всего социума.
Поэтому необходимо сопряженно рассмотреть факторы, повлиявшие на ментальность нации и на социальную биографию современных субъектов инновационной деятельности. В контексте ментальности большое значение имеет сочетание таких важных для инициатора качеств как творчество, умение поддерживать контакты с контрагентами и потребителями, чувств индивидуализма и коллективизма. В России на специфику их влияли природно-климатические условия. Суровость климата и трудности освоения среды обитания, необходимость выполнения сельскохозяйственных работ в сжатые сроки (короткое лето) — сделали объективно необходимым совместный труд. На формирование коллективистских установок повлияла и огромная территория, транспортного единства которой можно достичь, только объединив усилия всего сообщества
Величина территории помогла закрепить в сознании людей установку на бессилие центральной власти. Считалось, что центр живет по своим законам, а периферия - по своим1. В неурожайные годы, а в России значительная часть земель расположена в зоне рискованного земледелия, простые люди могли надеяться только на себя. Помощь центра при территориальной удаленности, неразвитости коммуникаций и транспорта была невозможна, по- этому участие соседей, сородичей и схода приобрело особое значение. Община означала общность усилий, взаимопомощи, общий круг работ и интересов. Невозможность выжить в одиночку при одновременной невозможности получить действенную помощь государства сформировали устойчивую мировоззренческую основу для развития неформальной экономики. Вероятно с тех пор природно-климатические и географические условия постоянно воспроизводят установки россиян на неформальную деятельность.
В формировании особенностей российского менталитета большую роль сыграло православие, которое, находясь на позиции государственной религии, во многом оказало влияние на формирование специфического отношения к труду; поощряло проявление взаимопомощи и поддержки, призывало к смирению.
Сфера труда в православии приземлена и отдалена от высоких ценностей. Поскольку деловой успех и нравственные достижения находились как бы в разных измерениях, нарушение хозяйственных законов не считалось великим грехом. Вместе с тем, каноны православия предписывали помощь ближнему и надежность слова, создавая тем самым благоприятные условия для неформализованных деловых практик, игнорирование законодательства не возводилось в ранг этического преступления (так как религиозная этика была оторвана от земных дел), а нелегальные правила хозяйственной жизни получили все шансы на развитие (поскольку опирались не столько на калькуляцию возможных выгод, сколько на нравственные нормы).
Православие воспитывало в людях глубокую приверженность духовным ценностям, среди которых выделялось смирение. В православной культуре смирение — одна из принципиальных ценностей. Самоактуализация личности происходит не через борьбу и протест, а через терпение и смирение. Отсюда и готовность уживаться с бюрократией, с неудобными законами и бесчинством правителей, которую неверно списывать на «забитость» русских людей. Способом противодействия у них стала не борьба с ними, а смирение.
В поведенческом плане это может означать игнорирование законов, тяготение к неформальным практикам.
Через призму взаимоотношений российского государства со своими гражданами можно рассмотреть формирование ценностей общества под влиянием социально-исторического опыта поколений.
История российского государства, благодаря тяге к реформам в нашей стране, насыщена частыми и основательными «встряхиваниями» социальной структуры общества. Строительство российской государственности сопровождалось введением чуждых образов, терминов и понятий (от Петровских реформ со стрижкой бород - до нынешних кондоминиумов). Коллективные представления народа зачастую загонялись в приготовленные «сверху» формы, путем насилия или массированной пропаганды.
В мягком варианте государство уподоблялось ненадежному партнеру, чьи действия непредсказуемы, лишены ясной логики. С этим, видимо, связано стремление россиян быть независимыми от государства, уйти в сферы деятельности, неконтролируемые официальными властями.
Социологическая интерпретация типичных практик локальных инноваций
Концептуализация исследования реальных практик инноваторов включает не только настоящее время, но и советское прошлое, несмотря на то, что экономическая рациональность, как оптимизирующий фактор поведения индивидов, в то время не была развита. Политическая система, институции, уклад хозяйственно-производственной жизни отводили сравнительно небольшое поле для инноваций, укладывающиеся в совершенствование технологий, технические изобретения, частично организацию труда.
Экономика реального социализма породила совершенно уникальное явление, научившее миллионы граждан рыночной культуре задолго до смены политического режима. Это явление - дефицит и связанная с ним теневая экономика.
Как отмечают исследователи экономики реального социализма, потребности людей, которые не может удовлетворить «первая экономика», создают всепоглощающий рынок продуктов и услуг в сфере неформальной экономической деятельности, который складывается на определенной сопряженности спроса и предложения. Всякое рыночное предложение означает, что существуют условия, благоприятные для того, чтобы владельцы тех или иных прав собственности были готовы обменять их на какие-то другие права.
Главным условием становится положение, когда операции на рынке должны приносить выгоду, по крайней мере, тем, кто в них участвует и в качестве продавца, и в качестве покупателя. Теневой рынок нельзя считать только криминальным перемещением ценностей из одного кармана в другой. Это явление экономически эффективно (по крайней мере, в пределах каждой конкретной сделки), поскольку стоимость благ по мере их движения от одного (теневого) владельца к другому (теневому же) неуклонно возрастает.
Дефицит, даже став нормой экономической практики, не мешает определенной стабильности системы, ее равновесию. Равновесие это устанавливается при помощи целого ряда приемов операционального и функционального приспособления к нормальному состоянию дефицита, среди которых основные - ожидание в очереди и вынужденные замены. Вынужденные замены и представляют собой одну из форм локальных инициатив в распределительной экономике, как приспособление к социально-экономической действительности неконтролируемый официальными структурами способами.
«Столкнувшись с дефицитом чего-то на том или ином рынке, потребитель обращается на более насыщенные рынки, что может выявить на них новый дефицит; потребители, ощутившие дефицит на этих рынках, также прибегают к вынужденным заменам, и так продолжается дальше. И хотя, в конечном счете, все потребители приобретут продукцию, прибегая к вынужденным заменам, у большинства из них на душе останется «осадок дефицита»1. Янош Корнай иллюстрирует этот процесс следующим примером.
В результате обменов значительная часть тех, кто предъявлял спрос на сталь марки 10, получили менее пригодную для данного производства сталь марки 9; те, кому нужен был цемент высшего качества «марки А», получили цемент похуже, «марки Б», те, кто искал кровельное железо, приобрели доступный рубероид или покрыли крышу щепой, а кому нужна была шуба, вынужден был проходить зиму в демисезонном пальто, - и так далее. Т.е. в целом в масштабах экономики все-таки остается финальный дефицит полезности: все получили, хотя и меньше, чем искали.
Следовательно, о равновесии данной социально-экономической системы можно говорить лишь в том смысле, что это устанавливается не столько средствами права, сколько функционально самодеятельно, не на базе экономических категорий спроса и предложения, а между избыточным спросом в экономике, с одной стороны, и неэкономическим давлением идеологических и политических инструментов — с другой.
В экономической теории социализма подразумевалось, что доминирующая, системообразующая группа экономических агентов — субъекты законопослушные, и никакие теневые права в их сознании не объективируются и теневая экономическая деятельность не может занимать сколько-нибудь значительное место. Однако исторический опыт доказал, что человек не может отказаться от самой идеи частного права, которое проявляет себя в экономической практике. От общественной собственности остается одна только декларативная оболочка, а «общественные традиции и соглашения», процессы замен и обменов поощряли формирование и осуществление локальных инициатив в экономике социалистического общества.
Начиная с локальных инициатив, с распространением неформальных, «теневых» действий отдельных индивидов, в данную сферу втягиваются взаимодействующие между собой социальные группы. Рабочие взаимодействуют с администрацией своих предприятий; чиновники высших уровней власти — с чиновниками средних и низших уровней; журналисты — со своими читателями; врачи - с больными, которых они лечат; преподаватели — с учащимися и так далее. И если какая-либо «группа-инициатор» начинает осуществлять теневое поведение, то это значит, что и «группа-партнер» тоже втягивается «в тень». Например, если врачи начали брать с больных деньги (теневым путем), то это значит, что и обращающиеся к этим врачам больные тоже начали лечиться теневым путем. А точнее — потребности больных в более качественном лечении «втянули» врачей в теневую деятельность. То же происходит и в других сферах социально-экономической жизни общества1.
В итоге структура теневой сферы в общих чертах копирует структуру социалистического государства, общества, экономики - всего, что устроено в соответствии с официальной доктриной. Строго говоря, эта та же самая структура, только с иной, противоположной направленностью индивидуальных усилий: если коммунистическая доктрина декларировала приоритет общественных прав, то неформальная практика утверждала абсолютную доминанту частного права.