Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Художественные интуиции Л.Н. Толстого: этические мифологемы смерти . С. 14
1 Мифологема «инверсии» жизни и смерти . С. 16
2 Мифологема «танатос-амартиа»: страх смерти как осознание греха . С. 38
3 Мифологема радостного принятия смерти. Смерть как освобождение. С. 57
Глава 2. Религиозно-философские основания этической танатологии Л.Н. Толстого . С. 80
1 Танатологический синтез: восточные, античные и христианские мотивы смерти в религиозной философии Л.Н. Толстого . С. 81
2 Метафизика смерти в этической танатологии Л.Н. Толстого . С. 100
3 Экзистенциализм этической танатологии Л.Н. Толстого. С. 121
Заключение. С. 147
Библиография. С. 150
Приложение.
- Мифологема «инверсии» жизни и смерти
- Мифологема «танатос-амартиа»: страх смерти как осознание греха
- Танатологический синтез: восточные, античные и христианские мотивы смерти в религиозной философии Л.Н. Толстого
- Метафизика смерти в этической танатологии Л.Н. Толстого
Мифологема «инверсии» жизни и смерти
Представление о жизни и смерти пронизывает все творческое наследие Л.Н. Толстого. «Есть только два строго логических взгляда на жизнь, - пишет Л.Н. Толстой в своем фундаментальном философском произведении «О жизни», Один ложный - тот, при котором жизнь понимается как те видимые изменения, которые происходят в теле, а другой истинный - тот, при котором жизнь понимается как то невидимое сознание ее, которое я ношу в себе»23. В первом случае под смертью понимается «известное состояние мертвого вещества», а во втором, «начало истинно духовной жизни»24.
Антиномичность подобного осознания смерти очевидна: «жизнь - это смерть», а «смерть это жизнь». В чем сущностный смысл данного противоречия? Что вкладывал Л.Н. Толстой в эти высказывания, являющиеся художественными интуициями смерти! Что такое художественные интуиции смерти! Для уточнения смыслового содержания данного понятия необходимо обратиться к его истокам.
В «Коллективном Бессознательном» всего человечества содержатся множество образов тех или иных явлений, присутствующих в человеческой жизни, но недоступных для опытного изучения. Они получили название Архетипов и были детально описаны К.Г. Юнгом. В качестве одного из самых существенных архетипов человечества - выделяют архетип смерти, тот ее прообраз, который возник в незапамятные времена на уровне подсознания, и не изменился до сегодняшнего дня. Этот прообраз, будучи рожденным «Коллективным Бессознательным» не может восприниматься в виде образа, но реализовываться посредством интуитивного проникновения и озарения религиозного, антропологического, психического или нравственного характера. Л.Н. Толстой как великий художник выражает архетип смерти через художественное проникновение в образ своего героя, интуитивно идентифицируя характер его переживания с «Коллективным Бессознательным». Поэтому мы определяем художественные интуиции - как «схватывание», художественное прозрение великого гения, каким был Л.Н. Толстой, изначально врожденных психических структур - архетипов или прообразов смерти, содержащихся в «Коллективном Бессознательном» человечества: «Подобные интуиции выполняют функцию априорного формирования активности воображения и лежат в основе общечеловеческой символики смерти, выявляясь в мифах, верованиях, сновидениях, произведениях литературы и искусства, в конечном итоге, представляя собой множественность содержания в унифицированной форме за счет суммирования различных элементов» . Художественные интуиции смерти, таким образом, представляют собой символическое выражение «внутренней и бессознательной драмы души»26.
В истории культуры художественные интуиции смерти инициируют возникновение мифологем. Смысл мифологем смерти мы рассматриваем как «устойчивое состояние индивидуального или общественного сознания, в котором зафиксированы каноны описания смерти или иных феноменов и явлений» . Мифологемы обозначают порядок вещей, служат концептуальным основанием поведения в обществе. Они характеризуются особым символическим языком, связями между основными понятиями, выражающими внутреннюю логику того или иного явления. Символический язык мифологем чрезвычайно характерен для художественного творчества Л.Н. Толстого, однако, именно в его художественных произведениях, таких как «Анна Каренина», «Смерть Ивана Ильича», «Война и мир», «Хозяин и работник» символика мифологем смерти приобретает ярко выраженный нравственно-ценностный характер и смысл. Это позволяет рассматривать их как этические мифологемы смерти.
Этические мифологемы смерти широко используются Л.Н. Толстым в художественных произведениях. Это помогает ему раскрыть, угадать, проникнуть в переживания своих героев, художественно обозначить высоту тех страданий, которые испытывает человек на пороге смерти. В то же самое время Л.Н. Толстой стремится преодолеть мифологемы смерти, подняться над бессознательным, противопоставив ему разумное осознание смерти. Какой смысл вкладывает Л.Н. Толстой в это понятие?
Традиционное представление о смерти как о конце жизни основано на сознании своего «особенного я», которое человек боится потерять с уничтожением своего тела. Человек дорожит своим «особенным я», полагая, что оно совпадает с границами его жизни, однако жизнь в границах «я», очерченных интересами личного блага, фактически означает смерть: «при ложном взгляде на жизнь, требующем блага только для своей личности, нарушение этого блага (т.е. смерть - СМ.), не ведущее к очевидному благу, должно представляться чем-то непонятным и потому возмутительным» . Представление о смерти - есть в данном случае представление о границах телесной жизни. Такой человек, замечает Л.Н. Толстой, видит перед собой смерть постоянно, и ничто не может спасти его от нее. Смерть видна ему не только в будущем, но и в настоящем, при всех проявлениях уменьшения животной жизни. Мысль о будущей смерти является при этом перенесением в будущее совершающейся смерти в настоящем. Представление о смерти оказывается сознанием прообраза «плотской» смерти, который присутствует в «Коллективном бессознательном» одновременно с прообразом «истинной» смерти.
Мифологема «танатос-амартиа»: страх смерти как осознание греха
Основополагающая мысль Л.Н. Толстого в понимании страха смерти как осознания греха жизни имеет противоречивый характер. «Мы боимся, смерти только потому, что считаем собою то орудие, которым мы призваны работать - свое тело. А стоит привыкнуть считать собою то, что работает орудием, - дух, и не может быть страха» ; «Бояться смерти - все равно, что бояться приведений, бояться того, чего нет» . Аналогичные идеи Л.Н. Толстой находит в истории философии, в учениях Сократа, Эпикура, Августина: «Смерть, - как и все, что исходит от Бога, -добро»59.
Таким образом, с одной стороны, смерти для человека, как для существа духовного, вообще нет. С другой - смерть есть добро, так как «исходит от Бога». Эти положения имеют принципиально важное значение для системы этической танатологии Л.Н. Толстого в целом. В тоже самое время, такой подход в понимании смерти ставит под сомнение сущность христианской идеи спасения. Если смерть телесная реальность, как акт Божественного добра, то, следовательно, для перехода к вечной жизни и бессмертию действительной необходимостью становится «рождение разумного сознания»60, умоперемена, осознание себя существом духовным, а потому бессмертным.
Умоперемена - связана с изменением нравственных ценностей бытия, в том числе к и смерти. Важно в связи с этим отметить, что факт физической смерти в то же самое время тоже имеет ценность, так как акт смерти связан, как это мы показали выше, с духовно-нравственным преображением человека. В этом случае смерть есть переход добровольный, во время которого человек «отдает себя Богу»61. Подобные рассуждения Л.Н. Толстого ставят под сомнение наличное бытие смерти. Ведь если для живущего духовной жизнью человека смерти нет, или если смерть является «добром», «как и все, исходящее от Бога», то с каким страхом смерти следует бороться и какова цена самого противостояния страху смерти, если предметом его фактически оказывается не смерть, а ее иллюзия, «добро»?
Следует отметить, что Л.Н. Толстой делает вполне последовательные выводы из идеи иллюзорности, неистинности смерти. В противном случае это заставило бы его отказаться от мифологемы инверсии жизни и смерти. Действительно, согласно толстовской трактовке преодоления страха смерти, речь должна идти не о смерти как реальной данности, а явлении, страх перед которым создается видимостью жизни. Иллюзорная, направленная на телесные, материальные цели жизнь с приоритетом личного блага в этом случае должна рассматриваться как жизнь неистинная, а значит порочная и греховная; «Страх смерти несвойственен разумному человеку. Страх смерти есть осознание греха»62. Мы считаем, что в этической танатологии Л.Н. Толстого страх смерти от греховной жизни - один из системообразующих элементов, координирующих новые целевые установки сознания - мифологемы. В данном случае мы выделяем мифологему страха смерти как осознания греха.
Мифологема «танатос-амартиа» уходит своими корнями в ветхозаветную историю о грехопадении человека. Эту библейскую мифологему о грехопадении, обрекающем человека на смерть, Л.Н. Толстой рассматривает в чисто этическом ключе. Сознание смерти всегда выступает в человеке в виде страха смерти. Сам же страх смерти, согласно Л.Н. Толстому, в действительности есть страх дурной жизни. «В смерти нет ничего страшного; смерть представляется страшной только в той мере, в какой мы отступаем в этой жизни от вечного закона»63. Лучшим доказательством того, что страх смерти есть страх ложной жизни - является стремление человека к самоубийству, т.е. лишение себя жизни64. Образ Анны Карениной, на наш взгляд, является художественной иллюстрацией этой позиции мыслителя. Анну Каренину, например, ужасает мысль о плотской смерти, однако, этот страх имеет свою причину, которая коренится в греховности ее жизни. Любовь Анны, как смысл жизни, акцентируется на эстетических и инстинктивных мотивах, исключающих ее нравственное и разумное осознание. Поэтому, желание личного блага затемняет осознание законов «разумной жизни». Л.Н. Толстой подчеркивает это самой логикой художественного образа Анны. Эти моменты и являются мотивацией самоубийства.
Символика неестественности смерти Анны Карениной связана в романе Л.Н. Толстого с образом железной дороги, которая не случайно возникает в ключевых местах романа. На железной дороге Анна знакомится с Вронским. Знаковой сценой романа является смерть попавшего под поезд служащего, которая как бы предвосхищает ее собственную смерть. Анна бросается под железный, грохочущий поезд, символизирующий грех, который растоптал и растерзал ее жизнь. Страх перед смертью - это отчаяние от неудавшейся жизни, которая растворяется в этом отчаянии.
Грех, безусловно, является центральным понятием религиозно-нравственного учения Л.Н. Толстого. И в этом смысле, по выражению С. Булгакова, «грех как религиозный нерв», имеющий в христианстве онтологический смысл, переносится и в учение Л.Н. Толстого, как реальное и неискоренимое свойство человека, живущего ложной жизнью во имя собственного блага65. Живой человек не может быть безгрешен потому, что в освобождении от грехов состоит смысл и благо его жизни66. Благо жизни по Л.Н. Толстому состоит в радостном добровольном принятии смерти, освобождении от плоти, и в истинно духовной жизни, проявляющейся в любви и служение ближним. Кардинальная роль, по мнению Л.Н. Толстого, в уничтожении греха жизни принадлежит нравственной умоперемене - подчинению себя разумному сознанию, помогающему отречься от личного блага, во имя блага других: «Грехи, соблазны и суеверия - это та земля, которая должна покрывать семена любви для того, чтобы они могли взойти»67.
Танатологический синтез: восточные, античные и христианские мотивы смерти в религиозной философии Л.Н. Толстого
В различные исторические эпохи преобладает различное отношение к смерти. В этом смысле отношение к смерти служит индикатором характера цивилизации339 Этическая танатология Л.Н. Толстого является оригинальным учением, имеющим свою структуру и категории. Однако, как мы это показывали выше, в 1 главе, на формирование этической танатологии Л.Н. Толстого оказали влияние классические античные парадигмы философии смерти, христианские представления о смерти и, глубоко прочувствованные Л.Н. Толстым, архетипы смерти восточных религиозно-мифологических (в основном, буддистских) учений.
Особенность Л.Н. Толстого - в его построении религиозно-философских оснований смерти, стремлении рационально осмыслить смерть как феномен жизни. Если смерть осмысляется как феномен жизни, то человек является носителем смерти. Л.Н. Толстой придает танатологии как учению о смерти аксиологический характер. Именно поэтому в общее русло танатологии Л.Н. Толстого включены такие характеристики смерти: а)смерть как уничтожение телесной жизни; б)смерть как нравственный акт умирания: «Смертью мы называем и самое уничтожение жизни и минуты или часы умирания, -пишет Л.Н. Толстой. - Первое - вне нашей власти, второе же, умирание, есть последнее и огромной важности дело жизни»140. Эта мысль Л.Н. Толстого повторяется в еще более концентрированной, а поэтому парадоксальной по содержанию и лаконичной по форме: «Смерть может быть согласием и потому нравственным поступком»
Таким образом, смерть рассматривается как: а)исчезновение телесной жизни, трансформация человеческой сущности, б)как нравственный акт. Эти положения имеют принципиально важное значение для всей философии смерти Толстого, так как они ставят под сомнение христианскую формулу спасения: «Смертью смерть поправ...» и идеи телесного воскресения. Ведь если смерть все-таки исчезновение плотского существования, а не его продолжение, то от чего нужно спасаться, и от чего спасал Христос своей жертвенной смертью на Голгофе? И каковы качественные признаки смерти, если она -нравственный акт самого человека, т.е. непосредственное условие «посюстороннего умирания»?
Следует отметить, что Л.Н. Толстой не делает каких либо выводов из этой проблемы. В противном случае его танатологическое учение приняло бы характер танатософического и перестало бы носить философский характер. Однако уникальное сочетание различных архетипов смерти придает этической танатологии Л.Н. Толстого религиозно-философский характер.
Использование же этических мифологем позволяет избежать одностороннего подхода в решении проблемы смерти. Поэтому, согласно толстовской трактовке смерти и умирания, речь идет не о «феномене» смерти, как некоем предметном качестве, а о явлении ценностного характера, этическое отношение к которому, выражается не только в виде мифологем смерти, но и связано с мировоззренческими основаниями, характерными для человека данной эпохи.
Рассматривая реальность смерти как некую трансцендентальную силу, Л.Н. Толстой выражает этот феномен как то, что может характеризовать различные состояния жизни: «Жизнь с забвением смерти и жизнь с сознанием ежечасного приближения к смерти - два совершенно различные состояния (курсив мой - СМ.)» . Реальность этих состояний жизни основывается на реальности смерти. Однако, Л.Н. Толстой показывает, что существует возможность позитивного восприятия смерти. Это положение танатологии Л.Н. Толстого позволило оппонентам обвинять его в смертобожничестве, в преклонении перед телесной смертью143.
Таким образом, толстовская танатология обвиняется в противоречивости и двойственности. С одной стороны смерть - реальная, разрушающая телесную жизнь, сила. С другой - благо, а умирание величайший по глубине, позитивный нравственный акт. Что же лежит в основе этой двойственности понимания смерти Л.Н. Толстым? Как удается философу сохранить на протяжении всей своей долгой жизни единство в понимании смысла умирания и смерти? Чтобы ответить на эти вопросы, необходимо обратиться к основным архетипам смерти в истории культуры, оказавшим явное или скрытое влияние на формирование этической танатологии Л.Н. Толстого.
Если рассматривать проблему осознания человеком смерти в рамках античной философии, то определяющими параметрами феномена смерти являются вопросы космологии , где примитивная космология переплетается с примитивной антропологией, что наблюдается в философии Гераклита: «В человеке повторяется противоположность между чистым огнем и более низкими веществами, в которые он превращается. Душа, как жизненный принцип есть огонь: она находится в плену в теле, составленном из воды и земли, которое по своей мертвенности является для нее само по себе предметом отвращения» э. С этим учением Гераклит соединял представления о странствиях души, о воздаянии после смерти и т.п. Таким образом, происхождение жизни тесно связано в древней античной философии с вопросом о появлении в нем человека, о душе, как главной составляющей человеческого бытия. Однако постепенно, космологические архетипы смерти досократической философии уступают место собственно человеческим: страх смерти окрашивается в этико-гносеологические тона. В связи с этим мы должны отметить следующее. Современные исследования показывают, что в разных культурах представление о смерти было различным. Так страх пред смертью (т.е. такой, каким мы понимаем его сегодня) возник не ранее второго тысячелетия до н.э.146. Древнейший человек не воспринимал себя отдельной личностью.
Метафизика смерти в этической танатологии Л.Н. Толстого
Л.Н. Толстой, стремясь обозначить парадигму смысла смерти, акцентирует внимание на этических чертах. Однако, направленность танатологии Л.Н. Толстого на этические моменты не превращает танатологическое учение в моралистический «кодекс», в собрание нравоучений о смерти: напротив, этическая танатология Л.Н. Толстого пронизана метафизическим смыслом. Основные черты метафизики смерти в этической танатологии Л.Н. Толстого можно обозначить следующим образом:
1. Метафизика смерти выступает у Л.Н. Толстого в пределах «разумной религии». Однако метафизические основания смерти складываются в систему этической танатологии не сразу. Они формируются к концу 1860-х гг. и наиболее зримо проявляются в его исторической эпопее «Война и мир». Здесь Л.Н. Толстой художественно исследует проблемы смысла человеческого существования, «смысла» жизни и смерти, в связи с чем, особенно ярко проявляется танатологическая проблематика. Великого художника Л.Н. Толстого интересует не только поиск смысла бытия, но и опыт смерти, который переживают герои его художественных произведений. Он исследует этот опыт смерти, как и опыт жизни в ее круговерти обыденности, счастья, любви, славы и страха, которые неминуемо зависают над человеческой жизнью в момент смерти. Как преодолеть страх, а значит и смерть? В этом коренной вопрос, который встает перед Л.Н. Толстым и его героями. Л.Н. Толстой уже в романе «Война и мир» приходит к выводу, что только нравственный подвиг, смерть «во имя други своя» помогает преодолеть человеку страх собственного индивидуального уничтожения. В этом смысл жизни Платона Каратаева, одного из множеств примеров повседневной общей стихийной жизни народа.
В этой «общей жизни народов», отождествляемой с историей, Л.Н. Толстой видит проявление универсальной реальности вечной мировой жизни, круговорот которой завершается возвращением к Богу. Поэтому истинное человеческое существование, (дающее «смысл жизни» и оправдывающее смерть), представляется как «возвращение» человека к трансцендентному источнику жизни («слияние с общим и вечным источником жизни»), преодолевающее иллюзорное индивидуально-личностное существование, рождающее страх смерти и, в конечном итоге, саму смерть. Именно таков смысл истины, открываемой центральными героями романа - Андреем Болконским в его предсмертных медитациях, Пьером Безуховым в его сне, рисующем образ мира как «живого колеблющегося шара», в котором сливаются как отдельные «капли» - отдельные жизни. Эти образы смерти, рожденные художественной интуицией великого художника не дают упорядоченного представления
о смерти. Такое систематическое изложение этической танатологии Толстого, раскрывается в его религиозно-философских трактатах. По его мнению, единое духовное начало - есть то общее, что присуще всем людям. Оно проявляется в осознании единства и братства всего человечества: «Все живые существа телами своими отделены друг от друга, но то, что дает им жизнь - одно и то же во всех» . Духовное начало, «одна душа во всех» -есть то, что соединяет людей, определяя живое бытие сущего: «Как ни странно это, - пишет Л.Н. Толстой, - я чувствую, знаю, что есть связь между мною и всеми людьми мира, и живыми, и умершими. В чем эта связь, я не могу ни понять, ни высказать, но знаю, что она есть»183, Сознание человеческого единства перерастает в философии Л.Н. Толстого в метафизическое, духовное по своей сути, которое выявляет корни этического через «вселенское чувство» любви и сострадания ко всему живому.
Этические черты танатологической системы Л.Н. Толстого немыслимы без связи с Духовным Абсолютом, Богом. «Есть одно только средство, - рассуждает Л.Н. Толстой, - забыть о людях, не думать о том, чтобы соединяться с ними, а думать о том, чтобы соединиться с тем единым духовным существом, которое живет во мне и во всех людях» .
Сознание единого духовного начала, по мнению Л.Н. Толстого, коренится в апперцепции «разумного сознания». «Я чувствую, знаю, - часто пишет Л.Н. Толстой, - только то, что моя жизнь и жизнь мира, представляющиеся мне прежде злой бессмыслицей, представляются мне теперь одним разумным целым, живущим и стремящимся к одному и тому же благу, через подчинение одному и тому же закону разума, который я знаю в себе» . Закон разума, единый для всех дает возможность проникать и сравнивать зависимость смерти другого от греховности186, Поэтому осознание смерти другого человека как своей собственной, позволяет вынести «смерть» из ранга феноменов «медико-клинического» порядка. Смерть у Л.Н. Толстого выступает критерием духовности человека, оценкой его нравственных жизненных усилий. Это основано не только на идее «разумной веры» в общность духовного начала всех живых существ, но и на всеобъемлющем чувстве Любви ко всему живому. Любить другого как самого себя значит любить Бога в себе. Это проявление единства всего живого через Любовь есть нравственное, духовное человеческое начало, которое не подвластно смерти. Метафизика Любви характерная для многих религиозно-нравственных произведений Л.Н. Толстого, особенно рельефно выступает в «Круге чтения»: «Мысль о близости смерти распределяет все наши поступки по степени их истинной важности для нашей жизни. Приговоренный к немедленной казни не станет заботиться об увеличении сохранения своего состояния, ни об установлении о себе доброй славы, ни о торжестве своего народа перед другими, ни об открытии новой планеты и т.п., но за минуту перед смертью постарается утешить огорченного, поднимет упавшего старика, перевяжет рану, починит игрушку ребенку...» .
«Свойственный всем людям» опыт любви и сострадания опыт, который в высшей своей степени проявляется в феномене умирания и смерти живущего рядом с тобой человека есть одновременно и путь к познанию себя и Бога: «Все живое боится мучений, все живое боится смерти... Все живое хочет того же, чего и ты; пойми же самого себя во всяком живом существе» Таким образом, любовь выступает не только подтверждением некоего, во всех людях присутствующего и объединяющего духа, духовного начала, но подчеркивает нравственно-духовный характер смерти. На наш взгляд, толстовское понимание страданий и смерти живого, возможность их преодоления восходят к традиции индийской мудрости, провозглашающий принцип не причинения вреда всему живому, и который лежит в основе отождествления себя со всеми живущими