Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Дискуссии о технике 10
Глава 2. Определения техники 41
Глава 3. Техническое знание 80
Глава 4. Коммуникативная природа техники 112
Глава 5. Продуктивное и репродуктивное 13 8
Глава 6. Техника и культура 149
Глава 7. Техника и мораль 181
Заключение 199
Библиография 213
Введение к работе
Актуальность темы исследования
Роль и место техники в современных обществах стремительно растут. Техника вторгается в самые неожиданные сферы человеческой жизни, вытесняя старые и создавая новые стили жизни, новые предметные сферы и новые ценности. Отношение к экспансии техники - острая проблема и обыденного сознания, и социально-гуманитарного познания. Техника несет людям счастье. Техника погубит человека. В этом диапазоне лежат оценки и ожидания - как в теоретических работах, так и в массовом сознании. Обращение к проблеме места и роли техники в жизни человека имеет и познавательный, и практический смысл. И хотя сама проблематика вовсе не нова, она нуждается в систематической дискуссии и постоянном внимании. Актуальной делает диссертацию обоснование интегрального - коммуникативного - подхода к осмыслению ряда частных вопросов, обсуждаемых в дискуссиях о технике, а также включение в оборот новых источников и точек зрения.
Степень научной разработанности проблемы
Техника оценивается в разных мировоззренческих парадигмах то как надежда и панацея от всех бед, то как причина упадка культуры и человека. И оптимистические, и пессимистические оценки, отражая реальные процессы и тенденции, находят свое выражение и разработку в философии науки знании. Философия техники - динамично и широко развивающаяся область знания, академическая дисциплина с более чем столетней историей, своими авторитетами, классиками и традициями. За последние годы у нас появилось немало интересных трудов по философии техники. Среди авторов, активно работающих над темой, следует назвать прежде всего Абрамову Н.Т., Акчурина И.А., Алексееву И.А., Аршинова В.И., Багдасарьян Н.Г., Баксанского О.Е., Гайденко П.П., Горохова В.Г., Долгова К.М., Ефременко Д.В., Катасонова А.В., Козлова Б.И., Кормина Н.А., Крылову И.А., Кузнецову Н.И., Лисеева И.К., Мамчур И.А., Меркулова И.П., Огурцова А.П., Попова Е.В., Поруса В.Н., Розина В.М., Розова М.А., Симоненко О.Д., Старостина Б.А., Степина B.C., Тищенко П.Д., Чешева В.В., Чумакова А.Н. и других. У истоков отечественной традиции философией техники стояли Н.А. Бердяев, С.Н. Булгаков, К.Э. Циолковский, П.К. Энгельмейер, Н.Ф. Федоров, П. Флоренский. За рубежом философия техники уже давно превратилась в академическую дисциплину, здесь должны быть названы такие классики, как Адорно Т., Вебер М., Гелен А., Дессауер Ф., Дюркгейм Э., Лемм Ст., Ленк X., Луман Н., Мамфорд Л., Маркс К., Маркузе Г., Рапп Ф., Сколимовски X., Тоффлер Э., Турен А., Фромм Э., Хабермас Ю., Хайдеггер М., Хунинг А., Хюбнер К., Шельски X., Шпенглер О., Эллюль Ж., Юнгер Ф., Ясперс К.
В работе дается типология онтологических, социальных и антропологических трактовок феномена техники в философской и социологической литературе. Логика исследования техники предполагает следующий шаг, который аргументируется в работе — это шаг к пониманию техники как средства и результата общения людей, иными словами — как коммуникативной стратегии, вырабатываемой человеком, культурой, социумом в качестве условия своей жизни и развития.
Объект исследования - мир артефактов. Предмет исследования — коммуникативная природа артефактов и восприятие мира артефактов в разных формах культуры, прежде всего в науке, а также в идеологии и в обыденном сознании.
Цели и задачи диссертации
Общая цель - обосновать целостный взгляд на технику как на одну из коммуникативных стратегий - диктует автору ряд конкретных задач.
• Обобщить дискуссии о сути и функциях техники,
• проследить общую логику определений техники, историческое развитие теоретической рефлексии по поводу техники,
• обосновать тезис о коммуникативной природе техники,
• обсудить принципиальные вопросы о творческом и рутинном в технической деятельности,
• поставить под сомнение жесткое противопоставление техники и культуры, описать «механизмы», или элементы техники самоосуществления культуры,
• выявить новые экспликации моральной и культурологической проблематики.
Методологическая основа исследования
В работе применен генетически-содержательный метод, разработанный Б.А. Грушиным, Ф.Т. Михайловым и коллегами применительно к исследованию реалий общественного сознания1. Суть этого метода заключается в том, что проблемы определения, соотношений и взаимосвязи понятий в междисциплинарном знании должны прежде всего базироваться на изучении становления предмета исследования, его реального исторического движения и метаморфоз, целиком не улавливаемых чисто логическим, категориальным анализом. Наряду с этим используются и методы логического, типологического анализа, сравнительные и историко-философские экскурсы.
Научная новизна
Развиваемый в работе подход позволяет по-новому взглянуть на некоторые затруднения как теоретического, так и мировоззренческого плана. К числу первых относится ставшая уже традиционной дилемма культуры и техники, понятая как их враждебное противостояние. Не разрешена удовлетворительным образом проблема основ техники, ее связи с социальным, ментальным или природным мирами. Внутри самой техники часто усматриваются несовместимые компоненты (целерациональность и коммуникативность, например), ей приписываются «очевидные», но неорганичные предикаты (враждебность человеку, механицизм, бездушие, тотальность и т.п.). Это — следствие по сути мифологического понимания техники как чего-то, внеположенного (или вообще неизвестно как возникшего) человеку феномена. Попытка поставить проблему в пределах коммуникативной природы человеческой деятельности, во-первых, демистифицирует и предмет исследования, и его метод, и во вторых связывает все эффекты и проблемы с жизнью, деятельностью и мышлением самого человека. Отсюда новые возможности теоретического анализа мира техники с его связи с миром культуры, моральной ответственности человека, перспектив разумного отношения к технике и ее прогрессу.
В работе аргументируется точка зрения на технику как на одну из коммуникативных стратегий, используемых людьми в ходе своего общения. Философия техники с этой точки зрения смотрит на свой предмет не со стороны предмета - техники, и не со стороны метода, а со стороны самого человека, его способностей и потребностей. Философия любой предметной области, будь то наука, техника, искусство, право или мораль, стоят перед проблемой демистификации своего предмета в тех случаях, если этот предмет выведен за пределы «мира человека». «Миф техники» - название книги диссертанта, подчеркивающее интенцию преодолеть понимание техники как внешнего по отношению к человеку, его культуре, его социальной организации и его сознания феномена. Диссертант считает необходимым конкретизировать антропологическую позицию, распространенную в новейшей литературе по философии техники. Техника связывается в антропологическом подходе с «природой человека», часто понятой как робинзонада или биодетерминистское единство «программ», которые реализуются в человеке. Автор предлагает сделать следующий шаг в понимании общей креативной природы техники, культуры и коммуникации, считая, что общение, коммуникация и есть и место, и повод, и средство, и результат и сам процесс творения человека и
его «природы». Таким образом, мир артефактов предстает как мир принципиально коммуникативный.
Положения, выносимые на защиту
Главная идея - преодолеть по сути мифологическое убеждение в изначальной и фатальной отделенности и противопоставленности техники миру человека. Этот миф, как и любой другой, возник не случайно, и он поддерживается воспроизводством идеологических оценок техники. Как чуждая и враждебная сила техника фигурирует в массовом и даже профессиональном сознании вот уже почти столетие. Но этот миф основан на поверхностном восприятии негативных эффектов техники. На защиту выносится целостная концепция понимания техники как коммуникативной стратегии, по своей природе, сущности, генезису и бытованию тождественной человеку, культуре и обществу. Авторская позиция может быть резюмирована в следующих тезисах:
1. Обосновывается положение о существенном единстве культуры и техники, мира артефактов и «мира человека».
2. Понимание техники как многомерного системного феномена включает в себя натуралистическое, социологическое и антропологическое измерения, но к ним не сводится. Специфика современной информационной техники и ее новые функции требуют разработки новых подходов к ее пониманию.
3. Сопоставление структуры коммуникативного акта (по Г.В. Гриненко) и инструментального определения техники (П. Рабардель) подводит к выявлению коммуникативной природы техники.
4. Технику нельзя отнести ни к чисто познавательным, ни к чисто практическим компонентам коммуникации, ни считать ее особой, т.е. независимой от них субстанцией деятельности. Она присутствует, в той или иной степени, в любом поступке, в любом атоме общения. Техника имеет общую природу с культурой.
5. Проблема соотношения рутинного и творческого в технике не сводится к их прямолинейному противопоставлению. Свертывая однообразные и малоэффективные движения в алгоритмы и фиксируя их в "веществе" культуры, техника автоматизирует рутинные компоненты жизни. Экспансия техники - с этой точки зрения - это экспансия продуктивной деятельности человека, сводящая на нет репродуктивные, рутинные структуры практики. В технике в подвижном и противоречивом единстве проступают как творческие, так и рутинные структуры. Везде, где появляется алгоритм общения, можно говорить и о технике - в широком смысле слова. Это особенно наглядно в век информационных технологий, которые напрямую обслуживают коммуникационные потребности и создают для них новые возможности.
6. Вводятся понятие коммуникативной стратегии и критерии разграничения техники от других коммуникативных стратегий.
7. Даны экспликации коммуникативного понимания техники применительно к моральной и культурологической проблематике. Культура обладает собственной техникой самоорганизации, одним из механизмов которой служат инновационные фильтры.
8. Эвристический потенциал коммуникативного понимания техники выявляется в анализе «оценки техники» как способа институционализации ответственности человека за направления и последствия технического прогресса.
Теоретическая и практическая значимость
Работа может быть использована в исследовательской, преподавательской и экспертной деятельности, в научной дискуссии, как призыв о практических шагах в направлении институционализации социальной экспертизы технических решений.
Апробация диссертации
Результаты исследования были доложены на Международных конференциях
• Международная научная конференция «Техника, общество и окружающая среда» 18-19 июня 1998 г., Москва.
• Институт стратегических инноваций, Международный круглый стол «Инновационная культура и развитие» Москва, 1-2 июля 2001, доклад «Инновации и контринновации в культуре»
• Международная научно-практическая конференция Института культурологи МК РФ, РАН, ЮНЕСКО «Культурология, культурная политика, развитие» Москва, 1-3 июля 2001 г.
• Первый Международный семинар «Управление в биологических системах», Пущино, 27 июня 2001, член оргкомитета, доклад «Социально-философские соображения о ВПБ (выращенных персональных белках)», доклад «Социальные импликации новых технологий».
• Второй Международный семинар «Управление в биологических системах», Москва, 27 - 28 июня 2002, Ин-т проблем управления им. В.А.Трапезникова РАН - член оргкомитета, доклад «Дрейф к человеку».
• III. Международная конференция «Глобальные проблемы устойчивого развития и современная цивилизация», Москва, 17 - 20 января 2003 г.
• IV Российский философский конгресс, Москва, июнь 2005, доклад на секции философии техники - «Техника культуры».
Структура диссертации определяется основными целями и задачами исследования. Диссертации состоит и введения, семи глав, заключения и избранной библиографии по теме.
Дискуссии о технике
Обращение философии к исследованию проблематики, связанной с феноменом техники как самостоятельному предмету исследования, само по себе очень симптоматично. Эта тематика становится академической в полном смысле слова: ее преподают как дисциплину в ВУЗах, ее изучают виднейшие авторитеты, ей посвящены философские конгрессы. Однако лишь около ста лет - для философии скромный отрезок времени - эта проблематика выделилась и как важная, и как интересная, и как крайне беспокойная. За эти сто с небольшим лет изменилась мотивация исследовательского интереса, изменился статус проблемы. Причем если древние мыслители обращались к осмыслению "технэ" в силу универсализма их познавательной активности, то техника как выделенный предмет систематического философского размышления возникает на рубеже XVIII-XIX веков. После великих систем немецкой классической философии, попыток европейской философии размежеваться в постклассических школах (неокантианство, позитивизм, прагматизм, философия жизни) произошел кардинальный сдвиг в понимании места философии в жизни. Линия метафизической систематики, задававшей предельные вопросы и устремленной на обоснование предпосылок философии, была продолжена эсхатологическими и эстетскими предчувствиями - а после мировых войн уже и переживаниями -катастрофы, которой не миновать. Типичными мотивами здесь являются критика Просвещения, обвинения Рацио в порче человеческой природы, мрачные пророчества близкого конца цивилизации, оплакивание уходящей культуры, ностальгические и пессимистические оценки реальностей сегодняшнего дня. Если и принимать такой тип философского мировоззрения за "честные и неприкрашенные предупреждения человечеству о грядущих проблемах и бедах", то предупреждения эти - скорее негативного свойства, некие рефлекторные движения души, поддержанные жанровыми особенностями "массовой философии" - это О. Шпенглер в начале века, О. Тоффлер в конце.
Линия категориальной рефлексии над различными областями духовного и социального опыта (теория познания, философия науки, этика и эстетика, социальная философия и прогностика), более близкая к традициям университетской и академической ангажированности философии структурами практического мира, настроена иначе. Она преодолевает соблазн алармического выплеска негативных эмоций, и на место границы сократовского круга как предмета и задачи познания ставит площадь этого круга - незнаемое здесь понимается не вне круга, а внутри него, в кругу "непосредственных жизненных связей", социокультурных и институциональных форм, культурной и житейской содержательности отношений людей.
Философия техники - одно из проявлений практической ориентации, вовлеченности философов, поиск и обретение философской проблематики "у себя под ногами". Философия языка - самый близкий сосед философии техники -точно также обращается к обыденному и незаметному, но кардинально важному способу жизни, а по существу - обе эти дисциплины смотрят на саму возможность людей так или иначе общаться друг с другом.
Круг проблем философии техники и объем литературы по ней уже очень велики и быстро растут. Можно назвать только несколько обзорных работ, или работ, содержащих обзоры литературы, - они содержат сотни наименований1. В нашей стране широко известны такие книги, как "Философия техники в ФРГ", "Философия и социология науки и техники" (Ежегодник 1987 года), "Новая технократическая волна на Западе", «Миф машины» Л. Мамфорда, "Философия техники", изданная ИФ РАНом, работы, выпущенные сотрудниками ИФ РАНа Н.Т. Абрамовой, И.Ю.Алексеевой, В.Г. Гороховым, П.С. Гуревичем, В.Н. Порусом, В.М. Розиным, М.А.Розовым, В.С.Степиным, Г.М. Тавризян. Широко известны работы В.А. Кутырева, Б.И. Козлова, Д.В. Ефременко, Н.А. Носова, А.И. Ракитова, Б.А. Старостина, В.А. Щурова и др.
Наряду с академическим интересом к феномену техники философы активно обсуждают прикладные проблемы - основания психологии технической деятельности, моральные и экологические проблемы, возможности социальной экспертизы проектируемых технических систем, связи техники и социума, роли техники в образовании, медицине, производстве и т.п. Философия техники институционализирована и в университетах, и в академическом сообществе как отдельная дисциплина - существует множество курсов, а на последних философских конгрессах этой теме уделяется внимание на уровне секций. Можно привести высказывание К.Ясперса из статьи "Современная техника" (из книги "Истоки истории и ее цель"), что техника стала едва ли не главной проблемой для понимания нашей ситуации. Она не только внедряется во все сферы жизни, она перекраивает мышление и самое историю, не позволяя больше проводить аналогии между прошлым и настоящим. Ему вторит Ф.Г. Юнгер: « ...весь генезис социальной проблематики в том виде, в каком она нам знакома с XIX века, связан с прогрессирующим развитием техники. ...Теории общества развиваются на пути, который намечен технической практикой»2
Техника разрушила стену между человеком и миром, в том числе -природой. Но как? - вот тут вся интрига, ведь чтобы разрушить эту стену, понадобилось возвести свою, новую «стену» - инструменты оперирования природой. Вторая, рукотворная природа стала «естественным» местом обитания человека. В традиционном обществе человек знал о природе практически «все», но знал в форме мифа. У него не возникало дерзкого стремления заглянуть за мифологическое, за магическое объяснение мира и своего места в нем. Это место было строго определено, и пытаться бросить вызов богам, стихиям и судьбе было смерти подобно. И точно так же, как богами созданный мир, космос, природа и сам человек были предметом мифологической интерпретации, таковым предметом стала и вторая природа, хотя мифологическое осмысление «второй природы» кажется совершенно неадекватным. И, тем не менее, и в массовом сознании, и в идеологиях, и иногда даже в теоретических исследованиях мы сталкиваемся с мифологическими - образными, убедительными, яркими... - но не свободными от некоей мистической завороженности образами техники. Миф техники, коротко говоря, в том, что она якобы отделена от человека и противостоит ему как чуждая, злая сила. Вообще-то, нелепо отрицать конфликт техники и человека. Да, техника отделена, и от человека, и от его ценностей, и от культуры... - но как? И как понимать этот разрыв? Не самообман ли это, в который впадает современная культура, не способ ли создать превратное и приукрашенное «самосознание», припудривающее носик, чтобы скрыть прыщ и выглядеть красиво? Не имеем ли мы дело с тем, что К. Маркс называл объективной видимостью, превращенной формой, или что позже стали называть идеологическим экраном? Миф об отчуждении техники, скрывающий реальные отношения человека с подобными себе и с делами рук своих, вполне может оказаться паллиативом, и воспроизводить его не стоит. Но выйти за рамки мифа не так просто, иногда это невозможно - если не совершить «скачка» за рамки мифологического мышления. Если мы верим мифу о каком-либо предмете, то и сам предмет, и окружающая его предметность, и наше восприятие, и даже наше мышление даны нам в мифе, в форме мифа, в его строе и стилистике.
Определения техники
«Нет ничего в технике, чего не было бы прежде в общении, в коммуникации» - так я бы перефразировал известное изречение. После завершения видообразования homo sapiens сообщества людей совершенствуют три свои основные силы - силу личности, силу способов коммуникации и силу организации совместной жизни. Соответственно, духовная культура, техника и общество - эпифеномены антропогенеза - стали результатами этих видов деятельности человека. В их основе - комбинации креативной и рутинной деятельности, опредмечи-вания мысли и осмысление вещи. Вещественную сторону техники составляют опредмеченные алгоритмы эффективного, успешного общения человека с природой и с себе подобными. Идеальную сторону техники составляют знания, нужные для использования сил, веществ и свойств природы, понятой предельно широко - включая природу мышления, сознания, общения. Проективную сторону техники составляют намерения человека усовершенствовать образ жизни, достичь комфорта и победы в состязании, конечный смысл которого ему часто даже не открыт. Совершенствуя среды своего общения, своего обитания и своего самочувствия (Я, вторая природа, Другой), человек создает и совершенствует технику. Техника — это алгоритм успешного действия - от акта рефлексии до сложной производственной технологии. Как неустранимый компонент мысленной рефлексии, коммуникации и взаимодействия, она принадлежит в равной степени трем обозначенным сферам жизни человека и не сводима ни к одной из них.
Феномен техники настолько же универсален, насколько универсальны язык, духовность, мышление, способность производить предметы для удовлетворения потребностей. Но эта универсальность техники парадоксальным образом по-разному проявляется в разных культурах, в разных странах и у разных народов - и самое удивительное - способна раскалывать единую целостность национальной и даже наднациональной культуры на конфликтующие, враждующие стороны.
Строго говоря, любому универсальному средству жизни человека могут быть предъявлены похожие недоумения: почему не воцарился один общий язык у одного биологического вида? Почему мы до сих пор спорим о том, какие ценности являются общечеловеческими, и не следуем отфильтрованным и процеженным ценностям, способным примирить людей друг с другом? Почему существуют разные стили мышления, настолько разные, что люди не понимают друг друга, не могут прийти к согласию по простым вещам? Почему у разных людей разные боги? Кажется даже, что универсалии человеческого бытия не так уж и универсальны, что они скорее разделяют людей, чем объединяют их. Возможно, с содержательной точки зрения так оно и есть.
Однако структуры - повседневные и «праздничные» - бытия людей легко сравнимы и почти тождественны. Люди общаются, говорят друг с другом, используя символические системы, производят предметы потребления, поклоняются богам, создают высокое, соблюдают правила, различают в своем мире огромное количество важных и неважных вещей, стремятся к чему-то и т.п. В этом ряду техника - самая «универсальная универсальность» - лопата понятна практически всем, колесо, рычаг, передача не требуют перевода. Использование артефакта для успешного действия не вызывает возражений ни у кого.
И если мы хотим понять, почему одни универсалии отличаются от других по своим эффектам и роли, мы должны спросить себя о том, почему столь велика разница между местом техники в так называемой техногенной западной и традиционалистской, восточной цивилизациях? Многие авторы считают, что все зависит от того, как вписан человек в общую картину мира: «В техногенной цивилизации человек рассматривается как противостоящий природе, вектор его активности направлен вовне, на преобразование мира. Восточная традиционалистская система ценностей полагает человека включенным в организм природы, как бы растворенным в ней, вектор человеческой активности ориентирован вовнутрь, на самовоспитание, самоограничение, включение в традицию»1. Однако такое объяснение опровергают примеры ускоренной вторичной модернизации ряда стран, относимых обычно к традиционным цивилизациям. Иными словами, техника не блокируется автоматически социально-культурными установлениями, не отменяется традиционными ценностями. Традиционное общество успешно и эффективно использует технику, если принимает модернизационную стратегию развития. Парадокс состоит в том, что стратегия развития, будучи сама элементом политической и общекультурной ментальности, должна быть поначалу каким-то образом импортирована в чуждую ей нормативно-ценностную среду, чтобы сделать ее восприимчивой для дальнейших преобразований.
Существует ли какая-либо разница между западной и восточной техникой и с чем может быть связано различение? Можно ли считать, что симбиоз науки и техники в Новое время породил технику как особую «онтологическую практику» -преобразование предметности на субстанциональном уровне, а техника Востока, не опирающаяся на науку, осталась всего лишь обработкой веществ природы, оттачиваемой до совершенства? Всегда ли техника есть преобразование, или она может быть также чем-то другим? В Китае, Индии, Японии в течение многих веков развивались искусства, в том числе прикладные, вплоть до ремесел, но считается, что не было широкого применения естественнонаучных знаний для нужд производства и войны. Но порох, бумага, но компас, фарфор и шелк -примеры, противоречащие такой «спасительной» точке зрения. Если верить свидетельству Питера Джеймса и Ника Торпа 2, воздушные змеи известны в Китае с 3 века до н.э., а в 6-м веке н.э. принц Юань Хуан Toy пролетел на таком снаряде около двух миль
Техника развивалась во всех культурах - язык, ритуалы, алфавит, письмо, иерархии, эстетизм, городская среда, архитектура, телесные практики, искусство и ремесла... Вопрос в том, в чем отличие техники в Западной и Восточной цивилизации? Может быть, на Востоке доминировала обработка без преобразования? Но возможно ли сие? Только очень «в общем». Совершенствование в рамках канона - доминанта, но были же и «открытия», вроде пресловутого пороха. Однако это открытие не пошло, «пролежало на полке» именно потому, что его не приняла социальность Востока.
Техническое знание
Техническое знание не случайно стоит в центре дискуссий о сути техники. Знание - существенный компонент техники, это также верно и также тривиально, как и утверждение, что знание является компонентом любого акта деятельности, коммуникации, культуры - словом, осмысленного поведения человека. Вопрос, или точнее говоря, вопросы, начинают возникать тогда, когда специфику техники хотят понять (или описать, тут могут быть более или менее амбициозные притязания) через специфику знания, заправленного (вставленного, если использовать образы, навеянные Хайдеггером) в технику.
Основная интрига этой темы - техническое знание как знание о преобразовании, то есть по сути дела - это знание о том, из известного сделать желаемое, как изобрести и сделать то, чего еще не было, добиться небывалых, но желанных результатов. С другой стороны, это знание о том, как сохранить раз открывшееся, полезное, выгодное. В таком случае, «загадка» технического знания попадает в один круг вопросов с научным знанием, по существу своему принадлежащий теме "креативность мышления и деятельности". Однако общий корень, принципиальное родство того и другого типа знаний вовсе не устраняет заметных различий между ними. Креативнсть - общая черта многих, и очень непохожих видов познания и деятельности, далеко отстоящих от строгого доказательного научного или утилитарно ориентированного технического знания. Искусство, магия, религия, молва, труд, даже простая беседа - все эти сферы деятельности и общения замешаны на дрожжах креативности. Как ни парадоксально, но и в науке, и в технике как раз сравнительно «меньше» креативная компонента, так как и та, и другая озабочены выработкой процедур строгого ограничения спекуляций, фантазий, необоснованных утверждений, выводов и оснований, не проверенных логикой, опытом, дискуссией. Если в науке критерий фальсификации до сих пор воспринимается с некоторым подозрением, то техника - это сплошное и безусловное царство фальсификационизма - ни один инструмент, ни один прибор не позволит безнаказанно перешагнуть установленные пределы и меры его использования.
Итак, первый вопрос - можно ли понять технику из понимания специфики технического знания? Или по-другому - насколько сводима (- нет, выводима ли техника) как целостный социокультурный феномен к одному (из одного) из многих типов знания, обнаруживающих себя в культуре? Да есть ли оно, недвусмысленное понимание своеобразия технического знания, судя по литературным дискуссиям? Вопрос не так прост, как может показаться. Вообще-то ни одно целое не сводимо к своей части, это ясно. Но если принять позицию, будто техника есть проективная деятельность, реализация замысла, использование орудия или инструмента, - то есть практическая эманация человеческого разума, то от типа замысла зависит и его реализация. Одно дело, когда техника понимается как мастерская, куда специалисты носят в обработку предметы и материалы, и совсем другое - когда техника понимается как средство (инструмент) практически любого действия. Предстоит также столкнуться и с непроясненным вопросом о том, с каких позиций обсуждается специфика технического знания - внутреннего «самосознания» технического мышления, или с активно развивающегося почти психоаналитического подхода к нему, когда предметом исследования становится и подсознание, и сознание, и супер-эго технического мышления.
Второй вопрос, который приобретает особую важность - как, какие особенности обнаруживает знание (предположим, что существует некое «знание вообще», некая обобщенная модель знания) в специфической среде «технического», в отличие от среды «научного»? Этот вопрос относится и к институциональным, то есть социальным особенностям техники как сферы деятельности человека, и к гносеологическим, эпистемологическим, когнитологическим ее свойствам. Есть ли особенности производства, распространения, функционирования, ретрансляции, роста, замены старого новым и т.д. и т.п. - технического знания по сравнению с научным, например? И особенно интересно выяснить, обслуживают ли реально техническое знание какие-либо эксклюзивные социальные, в том числе - моральные нормы, или люди просто предаются иллюзиям о всевластии морали, а на деле дают себя одурачить корысти, наживе, сиюминутному выигрышу?
Третий вопрос, как и положено, о происхождении технического знания, о его генетических корнях и отношениях с другими типами знания. Какого рода деятельность обслуживает техническое знание? - Опять-таки за тривиальностью вопроса стоит нетривиальная проблема. Хорошо было бы, если бы проходила аналогия с научным знанием, которое четко привязано к науке. Есть ли такая привязка к технике? Ведь техника, как мы уже выяснили, не локализована ни как институт, ни как сфера деятельности, Техника есть артефакт человеческой иначе во всем (или почти во всем), генезисом этих непростых отношений -сегодняшние вопросы, -тоже предмет и как инструментальная часть культуры . деятельности, она присутствует так или чіго человек делает. Как обстояли дела с и дает ли история какие-либо ответы на размышлений и дискуссий.
Исторические истоки технического знания - магия, ментально-телесные открытия и практики, прикладные знания и наука
Если попытаться провести обозначенное в первом пункте предыдущего параграфа сравнение с исторической кажется, что надо искать - «место», где точки зрения, обычно ищут - многим начинает распадаться на обособленные виды деятельности синкретический образ жизни, в котором, по сути, не было «разделения общественного труда». (В не определяю, хотя в нем туча многочте савычках - потому, что сам я этот термин ний.) Предполагается, что возникновение социальных институтов и возникновение техники - если не схожие, то параллельные процессы. И надо сказать, если технику понимать как социальный институт, можно смело искать ее истоки в разделении труда. Вопрос в том, насколько такое понимание убедительно.
Вообще-то надо предварительно разобраться, было ли разделение труда отправной точкой возникновения техники. Тут разные мнения, их предстоит взвесить. При этом надо видеть, где и у какого автора исторический экскурс нужен для того, чтобы подтвердить априорную позицию, а у какого - наоборот, историческое исследование подводит к позиции (или это в принципе невозможно?) Например, Дюркгейм и Мамфорд.
Коммуникативная природа техники
В данном контексте под понятием «коммуникация» понимается род отношений, полюсами которых выступают люди. Индивиды или коллективы, общности или общества. Т.о. под понятие не подпадают отношения между животными, между людьми и животными, между людьми и природой, между природными объектами. Почему? Потому что это не всякое отношение, а только такое, в котором передается в закодированной, символической форме некоторая информация, служащая обмену - мыслями, эмоциями, деятельностью, знаниями, идеальными предметами.
Человек может разговаривать, «общаться» с птичкой, киской или рыбкой, приписывая им человеческие чувства и мысли, ценности и эмоции. Человек может молиться перед идолом, картинкой или постройкой, потому что там обитают боги - не подозревая, что боги - всего лишь его способы общения с собой и с ближними. Человек общается с компьютером, - благодаря тому, что в нем перевариваются заложенные другими людьми программы. И только ирландский сеттер, да простят меня кинологи всех стран, не нуждается в символической системе для передачи сокровенных чувств и мыслей - он передает их напрямую. С таким определением не согласятся этологи, биологи и по меньшей мере два философа - Ф. Варела и У. Матурана. Но они оперируют просто иначе определенным термином, для них коммуникация - любое отношение с передачей информации, не обязательно связанной с выражением в символической форме. Коммуницировать, с точки зрения естествознания, могут животные, насекомые, растения и даже простейшие организмы. Даже химические (биохимичекские) соединения, вроде гена и клетки могут «общаться», то есть посылать импульсы и получать избирательно ответы. Однако в гуманитарных науках такое слишком широкое понимание коммуникации неудобно, так как они имеют дело с исключительно человеческим миром и вещами, населяющими этот мир.
Позволю себе сослаться на авторитет Н. Лумана, для которого коммуникация служит основой социальности. «Изобретение и распространение письменности необъятно расширило коммуникативный потенциал общества и вывело его за пределы интеракции непосредственно присутствующих, а значит, и из-под контроля конкретных систем интеракций.... Лишь двойное кодирование языка письменностью смогло избавить общественный коммуникативный процесс от его обусловленности социальными ситуациями... Коммуникативные средства всегда могут образоваться там, где способ отбора, осуществляемый одним из
партнеров, одновременно служит для другого мотивационной структурой.»3 Тем самым еще раз подчеркивается, что в социальных и гуманитарных науках коммуникация непременно понимается уже, нежели в естественных.
Коммуникация может происходить и тогда, когда какой-либо фрагмент коммуникативного акта выражен неявно, или не выражен вообще, как в молитве, например. Однако неявная форма не только не меняет суть дела, а как раз очень характерна и даже существенна для человеческой коммуникации, потому что осуществляется коммуникация благодаря и посредством культуры. «Человек -культура - человек», - вот обобщенная форма коммуникации. Можно ее читать и так - «культура - человек - культура», можно не замыкать эту цепочку ни слева, ни справа, но это уже конкретизации. А культура, как представляется, любит скрываться не меньше природы, и неявное присутствие для нее вполне обычное дело. Причем скрываться не только в словах, но и в различного рода невербальных актах коммуникации.
Подробнейшим образом структура коммуникативного акта разобрана в книге Г.В. Гриненко «Сакральные тексты и сакральная коммуникация». Опуская массу интереснейших утверждений о собственно сакральной коммуникации, кратко воспроизведу представленную автором логическую структуру коммуникативного акта. «Среди составляющих коммуникативного акта как минимум выделяются: 1. Коммуникатор (адресант) - субъект, который передает и формацию, 2. Коммуникант (адресат) - субъект, который воспринимает информацию; 3. Текст, который передается от коммуникатора коммуниканту в процессе коммуникативного акта.
При этом текст может быть полностью вербальным и продуцироваться как в устной, так и в письменной форме, тогда эта коммуникация является речевой. Но текст может быть и невербальным семиотическим текстом и выражаться в танце, в мимике, в особенностях одежды или украшений и т.п. Возможен вариант и комбинированного вербально-невербального текста Невербальные и комбинированные тексты играют особо важную роль в сакральной коммуникации. Исследование коммуникативных актов различного типа приводит к выводу о том, что релевантными для понимания коммуникативного акта являются (кроме названных) и другие его составляющие:
