Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Теоретические предпосылки исследования явления аллюзии 12
1.1. Проблема определения аллюзии в современной лингвистике 12
1.2. Традиционные направления исследований аллюзии 17
1.3. Аллюзия в аспекте теории интертекстуальности 29
1.4. Когнитивный подход к интерпретации аллюзии 32
Выводы 37
Глава 2. Интертекстуальный аспект функционирования аллюзии в тексте английского эссе 39
2.1. Проблема интертекстуальности в концепциях отечественных и зарубежных лингвистов 39
2.2. Типология межтекстовых связей 47
2.3. Аллюзивная интертекстуальность английского эссе 50
2.4. Критерии определения интертекстуальной интенсивности аллюзии 59
2.5. Интертекстуальная интенсивность аллюзии 64
2.6. Интертекстуальная интенсивность аллюзии в разных контекстах 83
2.7. Аллюзивная интертекстуальность текстов английского эссе 100
2.7.1. Количественный параметр 100
2.7.2. Качественный параметр 103
Выводы 111
Глава 3. Интерпретация аллюзии в рамках когнитивно-дискурсивной парадигмы 113
3.1. Дискурсивный анализ текста 113
3.2. Когнитивный подход к исследованию языка 120
3.3. Теория ментальных пространств 129
3.4. Применение методов теории ментальных пространств к интерпретации аллюзивной интертекстуальности 136
3.5. Области аллюзивной концептуализации текстов английского эссе 144
3.6. Способы взаимодействия ментальных пространств аллюзии 151
3.6.1. Взаимодействие на основе подобия 152
3.6.2. Взаимодействие на основе смежности 155
3.6.3. Взаимодействие на основе противопоставления 160
3.7. Формирование аплюзивного ментального пространства в зависимости от контекста 164
Выводы 179
Заключение 182
Библиография 188
Список использованных словарей и энциклопедий 209
Список эссе 212
- Традиционные направления исследований аллюзии
- Проблема интертекстуальности в концепциях отечественных и зарубежных лингвистов
- Когнитивный подход к исследованию языка
- Взаимодействие на основе подобия
Введение к работе
Настоящее диссертационное исследование посвящено изучению
когнитивно-дискурсивных стратегий интерпретации аллюзивной
интертекстуальности на материале английского эссе.
Интерес к аллюзии в качестве объекта исследования обусловлен сложностью, многомерностью, своеобразием данного явления как особого способа передачи дополнительной информации. Аллюзия является не только важным смысловым и структурным элементом текста, но и позволяет адекватно воспринимать опыт предшественников и окружающий мир. Аллюзия как средство активизации интертекстуальных связей вызывает ассоциации с предшествующей созданию текста культурой и выполняет при этом важные смысловые и идейно-эстетические функции. Отсюда, представляется очевидной необходимость изучения интерпретационных механизмов аллюзивной интертекстуальности как в рамках теории текста, так и в контексте когнитивной лингвистики.
Когнитивно-дискурсивная парадигма исследования позволяет рассматривать аллюзию как явление концептуального порядка, как один из инструментов человеческого мышления, служащий для концептуализации окружающего мира и основанный на нахождении ассоциативных взаимосвязей между разнообразными системами понятий. В данном исследовании аллюзия рассматривается аллюзия как когнитивный процесс, выражающий и формирующий новые понятия и направленный на получение нового знания. Концептуальное видение проблемы аллюзии позволяет объяснить непринужденность и автоматизм ее понимания и употребления. Приоритет когнитивного подхода в исследовании аллюзии объясняется возможностью применения новых принципов, методики и операционного инструментария, объясняющих скрытые, интуитивные процессы интерпретации рассматриваемого явления.
Таким образом, актуальность данного исследования определяется
необходимостью выработки эффективного когнитивного механизма интерпретации аллюзивной интертекстуальности. Актуальным является и совместное использование когнитивного, интертекстуального и коммуникативно-прагматического подходов как методологической базы интерпретации.
Цель работы заключается в выявлении когнитивно-дискурсивных оснований интерпретации аллюзивной интертекстуальности. В соответствии с целью исследования можно выделить следующие его задачи:
рассмотреть различные подходы к трактовке аллюзии в отечественной и зарубежной лингвистике, уточнить ее онтологические и функциональные характеристики;
уточнить аппарат исходных понятий, необходимых для исследования;
обосновать выделение аллюзивной интертекстуальности как особого вида межтекстового взаимодействия, и в этой связи определить интертекстуальный статус аллюзии;
выявить эффективные стратегии интерпретации аллюзивной интертекстуальности, обосновать возможность рассмотрения аллюзии как явления концептуального порядка; выявить и описать когнитивные структуры, лежащие в основе функционирования аллюзии в тексте и объясняющие специфику рассматриваемого стилистического приема;
определить различные способы взаимодействия выделенных когнитивных структур.
Научная новизна исследования заключается в том, что изучение аллюзии впервые осуществляется в рамках когнитивно-дискурсивной парадигмы при использовании модели концептуальной интеграции.
Теоретическая значимость исследования состоит в том, что оно вносит определенный вклад в разработку проблем когнитивной лингвистики и лингвистики текста, в более свежем и обобщающем взгляде на интерпретацию
стилистических приемов в рамках текста. Предложенный в диссертации анализ взаимодействия когнитивных структур, раскрывающий роль аллюзий в формировании смысловой структуры текста, углубляет существующие представления о процессах понимания текста. Представленная в исследовании методика может быть также использована в приложении к другим стилистическим фигурам, к текстам других стилей и жанров.
Практическая значимость работы состоит в том, что предлагаемые в ней теоретические заключения о природе аллюзии, способах ее интерпретации и построении моделей значения могут быть использованы в практике преподавания английского языка, в курсах лекций и на практических занятиях по стилистике английского языка и интерпретации текста.
Материалом исследования послужили аллюзии, реализующиеся в текстах английского эссе. В целом было рассмотрено свыше 1.500 текстов и отобрано свыше 350 случаев употребления аллюзии. Общий объем проанализированного текстового материала составил около 8.000 страниц. Выбор текста эссе в качестве материала исследования был сделан неслучайно. Во-первых, текст эссе представляет собой динамичное комплексное построение и является богатым источником различного рода стилистических приемов, в частности, аллюзии. Во-вторых, «краткость» текстов эссе позволяет показать роль аллюзии как важного составляющего значения текста.
Методика исследования языкового материала обусловлена сложностью его объекта и спецификой поставленных задач, Методы лингвостилистического анализа В.В. Виноградова и И.Р. Гальперина дополнены современными коммуникативно-прагматическимми и когнитивными методиками. Основой определения интертекстуального статуса аллюзии в тексте английского эссе явились критерии интенсивности интертекстуальных отсылок, выделенные М.Пфистером. Когнитивные аспекты функционирования аллюзии исследуются с помощью методов концептуального анализа, предложенных М. Тернером и Ж. Фоконье в рамках модели концептуальной интеграции.
Апробация работы. Тема данного диссертационного исследования разрабатывалась в соответствии с планом научно-исследовательской работы, утвержденной на кафедре лексики английского языка МПГУ. Основные аспекты содержания работы были отражены в публикациях по теме исследования, на практических занятиях по стилистике английского языка.
Структура работы определяется целью и задачами исследования и включает введение, три главы, заключение, библиографию, список цитируемой литературы, список лексикографических источников.
Во Введении обосновывается выбор темы исследования, определяются цели, задачи и методы исследования, актуальность, научная новизна, теоретическая значимость и практическая ценность работы, затронуты некоторые общетеоретические вопросы, значимые для проведения исследования.
Первая глава посвящена рассмотрению основных теоретических вопросов изучаемой проблемы: в ней дается обзор трактовок аллюзии в отечественной и зарубежной лингвистике; описываются современные подходы к интерпретации аллюзии, включающие интертекстуальное и когнитивное направления; рассматриваются формы выражения аллюзии в тексте английского эссе.
Вторая глава представляет собой исследование особенностей явления аллюзии в рамках теории интертекстуальности. Выделяется явление аллюзивной интертекстуальности как особого вида межтекстовых отношений. Определяется интертекстуальный статус аллюзии в соответствии с критериями интенсивности интертекстуальной отсылки, акцентируется зависимость интертекстуального статуса аллюзии от контекста употребления. Выявляется степень аллюзивной интертекстуальности текстов английского эссе.
В третьей главе содержится практический анализ аллюзивной интертекстуальности на материале английского эссе в соответствии с методикой, предложенной в рамках теории концептуальной интеграции Ж.Фоконье и М.Тернера, на уровне дискурса; показана эффективность данного механизма интерпретации в приложении к аллюзии; обозначены основные области
аплюзивнои концептуализации; выделены различные типы взаимодействия ментальных пространств аллюзии; определяется контекстуальная обусловленность процесса аллюзивной концептуальной интеграции.
Заключение содержит результаты проведенного исследования и выводы, основанные на этих результатах, а также пути дальнейшего изучения аллюзии.
Библиография включает список научной литературы, использованной в ходе исследования. Список использованных словарей и энциклопедий представляет источники справочной литературы. Список эссе отражает произведения, послужившие материалом анализа.
Поскольку наше исследование проводится на материале английской эссеистики, мы считаем целесообразным определить лингвостилистические характеристики публицистического жанра эссе.
Традиционные направления исследований аллюзии
Проблема литературной традиции и влияния на творчество писателей их литературных предшественников давно волнует многих филологов. Критиков всегда интересовала зависимость творчества одного писателя от исторических событий или от произведений другого писателя. Так, например, Л.Ньюлин [Newlyn 1986] исследует литературную связь двух известных английских поэтов - У.Вордсворта и С.Колриджа. Р.А.Брауэр [Brower 1986] изучает влияние литературной традиции на творчество А.Попа. М.Уилер [Wheeler 1979] рассматривает литературу Викторианского периода. П.Шакел [Schakel 1978] исследует поэзию Дж.Свифта, а К.Молер [Moler 1969] - романы Д.Остин. Немецкий филолог Герман Мейер изучает поэтику цитации в европейском романе. Особняком стоит исследование К. Перри, в основе которого лежат семантический и прагматический подходы к литературной аллюзии; аллюзия рассматривается не только как особый вид ссылки, но и как речевой акт [РеггІ 1978].
С середины XX столетия изучение явления «аллюзии» приобрело особую значимость вследствие возросшего интереса у большинства российских лингвистов к неявным способам передачи информации. Так, И.Р.Гальперин [Гальперин 1958, 1981], АХ.Мамаева [Мамаева 1977] исследуют аллюзию с позиций стилистики, И.В.Гюббенет [Гюббенет 1981, 1991], Л.А.Машкова [Машкова 1989] - с позиций филологического комментирования текста, В.С.Чулкова [Чулкова 1978], И.С.Христенко [Христенко 1992, 1993] -с точки зрения лингвистики текста.
В англистике, таким образом, речь может идти о двух традиционных направлениях исследования аллюзии: литературоведческом и лингвоспшлистическом, В литературоведении аллюзия подвергается анализу в качестве особенности творческой манеры конкретного писателя. Она представляет интерес с точки зрения её функций в системе содержания и структуры литературного произведения.
Исследуя влияние предшественников на последующие поколения поэтов и писателей, Гарольд Блум [Bloom 1973:4-5] приходит к выводу, что история поэзии является всего лишь историей поэтического влияния, а поэты создают эту историю вследствие неверного истолкования ("misreading") творений своих предшественников. Автор отмечает, что не существует текстов, но существуют только отношения между текстами.
Аллюзия в литературе, пишет И.Келлет [Kellet 1969], - это игра для образованных людей: для адресанта - это естественный поток информации или «поток богатого ума», для адресата - завуалированное цитирование, вызывающее в памяти лёгкое, приятное возбуждение [цит. по Wheeler 1979:1].
В английском литературоведении аллюзия рассматривается как имитация, сознательное использование различных стилистических фигур, образов, стилей поэтов-предшественников. Сущность аллюзии проявляется в близкой имитации или пародии других писателей и поэтов, языков, стилей других литератур - классической, библейской и французской, в использовании философских и богословских ссылок, в сравнении современной политической и религиозной ситуации с древней историей [Brower 1986]. Аллюзия выступает важным аналитическим инструментом прослеживания межлитературных и межтекстовых связей, Аллюзия, согласно З.Бен-Порату, является средством одновременной активизации двух текстов [Ben-Porat 1976]. Особая роль при изучении литературной аллюзии отводится предшествующему тексту как источнику соответствующих значений аллюзии и, следовательно, ее возможных интерпретаций. Аллюзия, в результате, на основе выявленного сходства аллюзивного текста и текста - источника, становится интерпретационным средством, создающим систему связей с литературной традицией.
Знаменательно, что очень часто авторы используют аллюзии не только на произведения других писателей, но и на свои ранее написанные произведения, как, например, это делают У.Вордсворт и С.Колридж. Такие случаи употребления аллюзии определяются как "self-echo"4 [Newlyn 1986:ix].
Итак, исследование литературной аллюзии сводится главным образом к изучению литературной традиции, литературного влияния. В рамках литературоведческого подхода аллюзия подвергается широкому толкованию, размывающему границы исследуемого явления, практически отождествляя его с неосознанным или сознательным литературным подражанием.
Подобное широкое толкование аллюзии вполне отвечает постмодернистскому прочтению текста. С появлением постмодернизма любой текст стал прочитываться во взаимосвязи с другими текстами, что, во-первых, расширило рамки литературоведческого направления исследования аллюзии и, во-вторых, представило возможность изучения аллюзии в рамках теории интертекстуальности. Интертекстуальному подходу изучения аллюзии будет уделено особое внимание в данном исследовании, на данном этапе обозначим лишь его принципиальное отличие от литературоведческого подхода. Важное отличие двух обозначенных подходов состоит в том, что литературоведческий анализ предполагает определенный набор детерминированных интерпретаций, имплицитно заданных автором. Интертекстуальный подход, в своем классическом варианте, отрицает конечное, единственно верное значение как аллюзии, так и самого текста, поскольку аллюзивный источник не может быть окончательно определен. Аллюзивный элемент оказывается вовлечен в бесконечное пространство межтекстовых отношений и, следовательно, может подвергаться бесконечному числу интерпретаций.
Лингвостилиспшчвский подход к исследованию аллюзии связывается с изучением сугубо лингвистической и стилистической природы данного явления. Аллюзия определяется как намек, ссылка на хорошо известные исторические, литературные, библейские и бытовые факты [Гальперин 1958:176; Потебня 1990:177]. Её можно назвать фразеологическим сочетанием временного характера, аллюзия - это «речевой фразеологизм» [Гальперин 1958:177]. С позиций лингвистической стилистики аллюзия определяется как «приём преднамеренного использования в тексте определённых слов, словосочетаний и предложений, косвенно соотносящихся с засвидетельствованными фактами культуры» [Мамаева 1977:1].
Проблема интертекстуальности в концепциях отечественных и зарубежных лингвистов
Термин "интертекстуальность введён в научный оборот в 1967 году теоретиком постструктурализма Юлией Кристевой на основе переосмысления работ М.М.Бахтина, в основе которых лежит концепция диалога.
Анализ современных исследований интертекстуальности как теории взаимодействия между текстами позволяет выделить две модели интертекстуальности — широкую, радикальную, и узкую [см.: Pfister 1985; Чернявская 1999]. В соответствии с ними интертекстуальность рассматривается, с одной стороны, как универсальное свойство текста вообще, когда любой текст прочитывается как интертекст, и, с другой стороны, как специфическое качество определённых текстов.
Широкая (радикальная) модель восходит к идеям диалогичности текста М.М.Бахтина, считавшего, что в каждом существующем тексте обнаруживаются следы целого универсума корреспондирующих друг с другом текстов. М.М.Бахтин одним из первых вместо статического членения текстов предложил модель, в которой литературная структура не наличествует, но вырабатывается по отношению к другой структуре.
Следует особо выделить идеи М.М.Бахтина о "чужом слове", оказавшие решающее влияние на появление и развитие теории интертекстуальности. Слово по М.М.Бахтину диалогично, оно ассоциативно включает многое, уже сказанное раньше другими. Диалогизм рассматривает любое слово как слово о слове, обращенное к другому слову. Под "чужим словом" понимается "всякое слово всякого другого человека, сказанное или написанное на своём... или на любом другом языке" [Бахтин, 19796:347]. Автор использует чужое слово, чтобы вложить в него новую смысловую направленность, сохраняя при этом тот предметный смысл, который оно уже имело. В одном слове оказываются два смысла, оно становится амбивалентным в результате совмещения двух знаковых систем [Кристева 1995:106].
ММ.Бахтин говорит о тексте как о диалоге автора со всей предшествующей и современной ему культурой. Диалог - основа преемственности культуры, взаимопонимания и духовного единения людей. Полифония проявляется в амбивалентности и диссонансе голосов, текст открыт как потенциально незаконченный диалог [Бахтин 1979а:231,19796:337]. М.М.Бахтин включает текст в жизнь истории и общества, в свою очередь рассматриваемых в качестве текстов, которые писатель читает и, переписывая их, к ним подключается. Концепция диалогизма ММБахтина легла в основу новой концепции понимания и интерпретации текста.
Важность открытия, сделанного М.М.Бахтиным в области теории литературы, заключается в том, что "любой текст строится как мозаика цитации, любой текст есть продукт впитывания и трансформации какого-нибудь другого текста. Тем самым на место интерсубъективности встаёт понятие интертекстуальности, и оказывается, что поэтический язык поддаётся как минимум двойному прочтению" [Кристева 1995:99]. Таким образом, в бахтинском "диалогизме" Ю.Кристева выявляет интертекстовое начало.
Понимая под интертекстуальностью межтекстовый диалог, Ю.Кристева замечает, что всё, что ныне пишется, обнаруживает либо нашу способность, либо нашу неспособность читать историю и её переписывать. Текст представляется не как совокупность атомов, но характеризуется множеством реляционных связей, где слова функционируют в роли квантов. Тем самым проблема построения модели поэтического языка связывается уже не с идеей линии или поверхности, но с идеей пространства и бесконечности.
КХКристева по-новому понимает отношения текста, текстуальности и интертекстуальности. Она изменяет понятие диалогичности М.М.Бахтина не только тем, что осмысливает интертекстуальность как общее свойство текстов и, таким образом, понимает под интертекстуальностью текстуальность, но и тем, что рассматривает текст как историко-культурную парадигму. Она вводит новое понимание текста, которое определяется не как актуализация вербальной знаковой системы, не как сама вербальная система, а как транссемиотический универсум или конгломерат всех смысловых систем и культурных кодов: текст понимается как «интертекст», как всеобщее состояние социокультурного знания, на которое ссылается, указывает любой текст, из которого он возникает, и в котором он затем растворяется. Если М.М.Бахтин отталкивается от текста, открывая в нём принципиальную диалогичность, то Ю.Кристева, исходя из широкого понимания текста и рассматривая текст как беспрерывный процесс порождения смысла, подходит к нему извне. Текст становится в некотором смысле бесконечным, допускающим множество разных прочтений в пространстве интертекстуальности [ср. с Барт 1989].
Интертекстуальность, по Ю.Кристевой, предстает, таким образом, как теория бесконечного текста, интертекстуального в каждом своем фрагменте. Таким образом, широкая концепция интертекстуальности подразумевает в качестве своей основы открытость текста в бесконечность. Данная модель интертекстуальности была продолжена в тех или иных вариантах Р.Бартом [Барт 1989], М.Риффатером [A Dictionary of Cultural & Critical Theory 1996:259], Ю.М.Лотманом [Лотман 1981].
Когнитивный подход к исследованию языка
Когнитивная наука объединяет различные научные направления, целью которых является изучение процессов, связанных с получением, обработкой, хранением, использованием, организацией и накоплением информации. Когнитивная наука — это «наука о знании и познании, о результатах восприятия мира и предметно-познавательной деятельности людей, накопленных в виде осмысленных и приведенных в определенную систему данных, которые каким-то образом репрезентированы нашему сознанию и составляют основу ментальных, или когнитивных процессов» [Кубрякова 1994:34].
Появление когнитивного направления в исследовании языка не случайно, оно является результатом двустороннего интереса: языковедов к когнитивной науке и когнитологов к языку. Обращение лингвистов к когнитивистике связано с поиском решения проблемы человеческого начала в языке, с новым пониманием языка в связи с его создателем и пользователем, не укладывающимся в традиционные рамки лингвистических исследований.
Интерес когнитивной науки к лингвистическим данным объясняется тем, что, во-первых, язык отражает некие общие принципы управления восприятием мира. Язык, выступая в роли средства познания, помогает человеку объективировать предметный мир, формировать и выражать идеи, воззрения [Роль человеческого фактора в языке 1988:109]. Во-вторых, «языковые категории и языковые классы указывают — хотя и с разной степенью опосредствования - на ту содержательную информацию, которая уже стала продуктом человеческой обработки» [Кубрякова 1994:45]. Согласно Ж.Фоконье, язык нельзя рассматривать отдельно от когнитивистики, поскольку язык - "верхушка когнитивного айсберга". Когда мы вовлечены в любую языковую деятельность, мы неосознанно обращаемся к богатым когнитивным ресурсам, вызываем бесчисленные модели и фреймы, устанавливаем множественные связи, согласовываем большие объемы информации [Fauconnier 2004а]. Язык, таким образом, рассматривается как главная когнитивная составляющая системы, обеспечивающей деятельность человеческого сознания.
Когнитивная лингвистика определяется как «лингвистическое направление, в центре внимания которого находится язык как общий когнитивный механизм, как когнитивный инструмент - система знаков, играющих роль в репрезентации (кодировании) и в трансформировании информации» [Краткий словарь когнитивных терминов 1996:53]. Внимание когнитивной лингвистики направлено на изучение концептуальных основ понимания и продуцирования речи с точки зрения того, как структуры языкового знания представляются и участвуют в переработке информации. Когнитивная лингвистика ставит основной целью моделирование языковой способности человека, включающей такие виды ментальной деятельности, как понимание, вербализация, естественно-языковой вывод, общение, порождение связного текста и другие.
Основополагающим понятием когнитивной лингвистики является понятие когниции, отражающее всю познавательная деятельность человека: знание, сознание, мышление, представление, логический вывод, восприятие, мысленные образы, воспоминание, внимание, узнавание и другие виды деятельности [Демьянков 1994:23]. Когниция, согласно Е.СКубряковой, развивает умение ориентироваться в мире, что сопряжено с необходимостью отождествлять и различать объекты. Для реализации операций этого рода возникают концепты.
В рамках когнитивного подхода принято считать, что концепт как единица ментальной информации лежит в основе структур человеческого знания о мире. Человеческий опыт и воспринимаемая человеческим сознанием окружающая действительность фиксируются и обобщаются разнообразными концептами или их объединениями. Термин "концепт" служит "объяснению единиц ментальных и психических ресурсов нашего сознания и той информационной структуры, которая отражает знание и опыт человека; оперативная содержательная единица памяти, ментального лексикона, концептуальной системы и языка мозга (lingua mentalis), всей картины мира, отраженной в человеческой психике» [Краткий словарь когнитивных терминов 1996:90]. Сущность концепта заключается в том, что он отражает те смыслы, которыми оперирует человек в процессах мышления и которые отражают содержание опыта и знания, содержание результатов всей человеческой деятельности и процессов познания мира в виде неких квантов знания. Концепт - это общая идея чего-либо» которая может реализовываться как словом, так и словосочетанием или предложением. Совокупность всех концептов, данных уму человека, их упорядоченное объединение составляют концептуальную систему (или концептуальную структуру). Согласно Р.И.Павилёнису, концептуальная система есть система информации о мире, определенных представлений человека о мире [Лавилёнис 1983:107].
В рамках когнитивной лингвистики особое значение приобретает категория знания. В этой связи выделяются две центральные проблемы: 1) структуры представления знаний; 2) способы концептуальной организации знаний в процессах понимания и построения языковых сообщений. Другими словами, основная проблема когнитивной лингвистики состоит в установлении соотношения между языковыми и неязыковыми знаниями и в анализе структур репрезентации знаний, представляющих собой «пакеты информации (хранимые или создаваемые в ней по мере надобности из содержащихся в памяти компонентов), которые обеспечивают адекватную когнитивную обработку стандартных ситуаций» [Петров, Герасимов 1988:8].
Взаимодействие на основе подобия
Взаимодействие ментальных пространств на основе подобия определяется выявлением сходства фреймовой структуры вводного пространства источника (или ее части) (ВП-1) с фреймовой структурой вводного пространства цели (или ее части) (ВП-2). Уподобление ментальных пространств основывается на осуществлении реципиентом операций по выявлению параметров, по которым может быть установлено сходство. Особое значение при этом отводится способности адресата адекватно выделить общее когнитивное пространство для вводных пространств аллюзии и, при необходимости, привлечь дополнительную интертекстуальную и фоновую информацию:
Аллюзивную концептуальную интеграцию, основанную на подобии, находим в тексте эссе А.Коули "Of Agriculture", в котором подчеркивается важная роль земледелия в жизни общества. Труд земледельца приносит человеку не только жизненно необходимые продукты питания, но также большое эмоциональное удовлетворение. Близость к природе способствует душевному ликованию человека, делает помыслы и желания человека чистыми. Особым является чувство удовлетворения земледельца от результата своего труда: когда он собирает урожай и видит, что все растущее на полях и зреющее в садах выращено им; тогда он взирает, подобно Богу, смотрит на свое творение и видит, что его работа хороша: "and to see, like God, that all his works are good".
Данное выражение является аллюзивным и связывается с библейским сюжетом сотворения Богом мира. Претекст гласит о том, что вначале бог сотворил небо и землю, затем воду. «И сказал Бог: да произрастит земля зелень, траву, сеющую семя, дерево плодовитое, приносящее по роду своему плод». После этого Бог создал зверей, птиц и человека. «И увидел Бог все, что Он создал, и вот, хорошо весьма» (Бытие, гл.1). Таким образом, деятельность земледельца отождествляется с деятельностью Бога.
Процесс концептуальной интеграции в данном случае основывается на взаимодействии вводного пространства Бога (ВП-1) и вводного пространства земледельца (ВП-2). Структуру ВП-1 составляют: 1) фрейм сотворения мира; 2) фрейм создания неба, земли, воды, зелени, травы, дерева, зверей, птиц, человека; 3) фрейм выращивания; 4) фрейм положительной оценки деятельности. В ВП-2 входят следующие составляющие: 1) фрейм создания, 2) фрейм выращивания, 3) фрейм сбора урожая, 4) фрейм плодов, 5) фрейм положительной оценки деятельности.
Взаимодействие вводных пространств (схема 2, стр. 154) основывается на их структурном сходстве: в общее ментальное пространство входят фреймы выращивания, положительной оценки деятельности. В основе аллюзивной концептуальной интеграции лежит установление корреляций между структурами вводных пространств. Согласно А.Коули, земледелец, подобно Богу, создает свой мир, мир полей и лугов, мир, который определяет образ его жизни, мир, без которого он не мыслит своего существования, мир, который приносит великую радость.
Уподобление вводных пространств основывается не только на явно выраженных сходных составляющих (фреймов выращивания и положительной оценки результатов труда, входящих в общее ментальное пространство), параллели прослеживаются и между другими элементами вводных пространств: все созданное Господом (земля, небо, вода, трава, деревья и др.) уподобляется плодам земледелия, результатам труда крестьянина. Взаимодействие вводных пространств на уровне фрейма сотворения мира ВП-1 и фрейма создания ВП-2 приводит к главной инференции, сводящейся к тому, что земледелие приобретает значимость, подобную значимости творений Господа: созданием мира и человека.
Взаимодействие ментальных пространств на основе смежности определяется тем, что вводные пространства (пространство цели и пространство источника) связаны отношениями смежности. Суть данного взаимодействия сводится к тому, что в ВП-1 вместо названия одного предмета употребляется название другого, но обязательно связанного с первым постоянной внутренней и внешней связью.
Пример аллюзивной концептуальной интеграции, основанной на отношениях смежности вводных пространств, находим в тексте эссе Р.В.Эмерсона "Compensation", речь в котором идет о том, что в мире все уравновешено: недостаток чего-либо обязательно возмещается чем-либо другим. Единственное, что невозможно компенсировать ничем, - это душа человека. Душа ассоциируется автором только с положительными эмоциями, поскольку она истинна, правдива и добродетельна. Душа, отрицая пессимизм, утверждает в человеке оптимизм. Затрагивая проблему взаимоотношения людей, автор говорит о необходимости соучастия людей в радостях и горестях друг друга. Когда сердца и души всех людей составляют одно целое, тогда несчастья не делятся на свои и чужие. В этой связи отмечается особое свойство души человека присваивать и воспринимать все чувства, помыслы как свои. Так, часть души самого автора составляют Иисус и Шекспир: "Jesus and Shakespeare are fragments of the soul, and by love I conquer and incorporate them in my own conscious domain. His virtue, - is not that mine? His wit, - if it cannot be made mine, it is not wit".