Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА I. Теоретические основы изучения фонетических средств создания игрового смысла в англоязычном мини-тексте 13
1.1. Проблема содержания и статуса игровой функции языка 14
1.1.1. Терминологический аспект понятия «игровая функция языка» 14
1.1.1.1. Взаимосвязь между игрой и языком как универсалиями человеческого бытия 15
1.1.1.2. Метаязык описания игровой функции языка 18
1.1.1.3. Соотношение понятий «языковая игра», «речевая игра», «игровая функция языка» 21
1.1.2. Статус и содержание игровой функции языка 31
1.1.2.1. Игровая функция языка как одна из основополагающих функций языковой системы 31
1.1.2.2. Взаимосвязь игровой функции языка и функций, соотносимых с компонентами речевого акта 39
1.2. Игровой смысл в игровом мини-тексте 46
1.2.1. Игровой смысл как результат реализации игровой функции языка на фонетическом уровне 46
1.2.2. Игровой мини-текст как единица реализации игровой функции языка на фонетическом уровне 54 Выводы 61
ГЛАВА II. Результаты исследования фонетических средств создания игрового смысла в англоязычном мини-тексте 64
2.1. Фонетические средства создания игрового смысла в тексте языковой шутки 65
2.1.1. Общая характеристика языковой шутки как словесной формы комического 66
2.1.2. Результаты анализа фонетических средств создания игрового смысла в тексте языковой шутки 68
2.1.2.1. Эксплуатация асимметрии языкового знака 69
2.1.2.2. Частично совпадающие фонетические формы (паронимическая аттракция) 86
2.1.2.3. Переразложение границ слов в потоке связной речи 90
2.1.2.4. Периферийные фонетические средства 97 Выводы 103
2.2. Фонетические средства создания игрового смысла в тексте
нонсенса 104
2.2.1. Общая характеристика лимерика и текста, содержащего спунеризмы, как различных форм англоязычного нонсенса 106
2.2.2. Результаты анализа фонетических средств создания игрового смысла в тексте лимерика 111
2.2.2.1. Эксплуатация асимметрии языкового знака 112
2.2.2.2. Сближение графических форм рифмующихся лексических единиц 120
2.2.2.3. Имитация особенностей произношения 125
2.2.2.4. Периферийные фонетические средства 128 Выводы 134
2.2.3. Результаты анализа фонетических средств создания
игрового смысла в тексте, содержащем спунеризмы 136
2.2.3.1. Стихотворения, содержащие спунеризмы 136
2.2.3.2. Басни и сказки, содержащие спунеризмы 141
Выводы 147
2.3. Анализ средств случайной фонетической игры 149
2.3.1. Фонологические речевые ошибки как источники игрового смысла 150
2.3.2. Малапропизмы (malapropisms) 153
2.3.3. Эгкорны (eggcoms) 157
2.3.4. Мондегрины (mondegreens) 161 Выводы 163
Заключение 165
Библиография
- Взаимосвязь между игрой и языком как универсалиями человеческого бытия
- Взаимосвязь игровой функции языка и функций, соотносимых с компонентами речевого акта
- Результаты анализа фонетических средств создания игрового смысла в тексте языковой шутки
- Имитация особенностей произношения
Взаимосвязь между игрой и языком как универсалиями человеческого бытия
Едва ли возможно вообразить человеческое общество, абсолютно лишенное такой естественной системы коммуникации, как язык, или отмеченное полным отсутствием игрового элемента в культуре. Чтобы выявить взаимосвязь между данными универсалиями, сначала дадим общую характеристику разноаспектному понятию «игра», как более широкому, входящему в область антропологии, а затем обратимся к интерпретации видового термина «языковая игра» в лингвистической и постнеклассической философии, что в той или иной степени подготавливает почву для собственно лингвистического описания языковой игры и игровой функции языка.
Обширное и разностороннее освещение получает философский аспект проблемы. Так, в рассуждениях Платона на тему «идеального государства» игра описывается с социально-философской точки зрения, как социальное явление, которое обеспечивает равновесие между общественным порядком и индивидуальной свободой личности [Платон, 1999, с. 803-804]. Эстетические концепции немецкой классической философии представляют игру в качестве отражения человеческой природы, средства достижения гармонии в отношениях между разумом и чувственными побуждениями [Кант, 1994, с. 40-41, 97; Шиллер, 1957, с. 302, 323]. Х.-Г. Гадамер понимает под игрой явление онтологического порядка, замкнутое в своем собственном мире, пространстве и времени [Гадамер, 1988, с. 150, 152, 174].
В 30-50 гг. XX века пристальное внимание уделяется социокультурному анализу игры. Подходы к интерпретации игры в данном аспекте демонстрируют способность анализируемого феномена, во-первых, служить основанием культуры, подлинным жизненным началом, «содержательной функцией со многими гранями смысла», соотноситься со всевозможными модальностями человеческой деятельности (философией, политикой, поэзией, войной и др.) [Хёйзинга, 1992, с. 10]; во-вторых, отражать духовные принципы гуманной цивилизации [Хёйзинга, 1992, с. 13, 231; Ортега-и-Гассет, 1991, с. 503]; в-третьих, выступать альтернативой наличного бытия, средством осмысления и преобразования реальности [Бахтин, 1979, с. 66-68].
Признание того, что игра носит антропологический характер, что ее элементы можно обнаружить в любом виде человеческой деятельности, подталкивает многих исследователей к полному уподоблению данного феномена различным явлениям культуры. В частности, некоторые лингвисты ставят знак равенства между игрой и естественным языком [Вдовиченко, 2006, с. 17-18, 29; Шаховский, 2008, с. 360-361]. Однако, на наш взгляд, такое широкое толкование ставит под сомнение целесообразность изучения игры в языке.
Для того чтобы получить представление о психологической трактовке игры, обратимся к наблюдениям С. Л. Рубинштейна. Ученый считает, что игра одновременно и выходит за пределы наличной ситуации, и способствует более глубокому погружению в иные, воображаемые условия, источником которых является реальная жизнь [Рубинштейн, 2002, с. 653]. Автор видит основное предназначение игры в «способности, отображая, преображать действительность», а также в развитии личности и обогащении ее внутреннего содержания [Рубинштейн, 2002, с. 650, 654-656]. На основании вышесказанного можно сделать вывод о том, что, с точки зрения психологии, развивающий эффект игры как реальной деятельности, носящей условный характер, обусловлен ее двуплановостью.
В силу того, что игра выступает в качестве инструмента развития личности, нельзя обойти вниманием ее педагогический потенциал. О дидактических возможностях игры упоминал еще Платон: « ... Кто хочет стать хорошим земледельцем или домостроителем, должен еще в играх либо обрабатывать землю, либо возводить какие-то детские сооружения» [Платон, 1999, с. 644]. Отмеченная выше двуплановость делает игру эффективным средством обучения, которое позволяет воссоздавать и усваивать общественный опыт посредством условных ситуаций.
Прежде уже говорилось о том, что игра является фактором культуры. Следовательно, вполне закономерно наличие игрового компонента в естественном языке. Анализ языковедческого аспекта игры целесообразно начать с обращения к достижениям одного из основоположников лингвистической философии Л. Витгенштейна, который ввел в научный обиход термин «языковая игра» [Языкознание. БЭС, 1998, с. 269]. Автор рассматривает широкий спектр философских проблем сквозь призму языка в действии и утверждает, что «говорение на языке представляет собой компонент некоторой деятельности, или некоторой формы жизни» [Витгенштейн, 1985, с. 88]. Под языковой игрой философ понимает «целое, состоящее из языка и тех видов деятельности, с которыми он сплетен» [Витгенштейн, 1985, с. 82]. Иными словами, он представляет язык в качестве совокупности элементарных речевых практик, выполняющих различные функции. Философская концепция языковых игр Л. Витгенштейна представляет интерес для нашего исследования по следующим причинам: 1) она акцентирует важность функционального подхода к изучению языка, рассмотрению языковой системы «в действии», что соответствует поставленной задаче анализа игрового функционирования языка и осуществления игровых действий с языком; 2) она доказывает, что значение реализуется в слове, сопоставляемом с языковой единицей, только в ходе конкретной языковой игры, что позволяет говорить о «скрытом» игровом смысле, который не зафиксирован в лексической системе языка, но возникает в процессе успешного восприятия «закодированного» сообщения реципиентом, обладающим достаточным уровнем лингвистической и социокультурной компетенции.
Взаимосвязь игровой функции языка и функций, соотносимых с компонентами речевого акта
Прежде чем обратиться к результатам анализа фонетических средств создания игрового смысла в рассматриваемых текстах, обоснуем целесообразность использования терминологического словосочетания «языковая шутка» применительно к этим речевым произведениям.
Разнообразие речевых действий комического характера, представленное в словаре Ф. Меткалфа (impish quips - едкие саркастические замечания, unsparing satire - беспощадная сатира, Rabelaisian banter - добродушное подшучивание в раблезианском стиле, tired old chestnuts - избитые анекдоты и др.) создает необходимость поиска термина или терминологического словосочетания, как объединяющего многообразие текстов, погруженных в ситуацию смехового общения, так и отражающего их общие жанровые особенности [Metcalf, 2009]. По мнению Д. Чиаро, традиционным «проводником» юмора (a traditional vehicle of humour) является шутка (the joke) [Chiaro, 1992, p. 5]. B. 3. Санников уточняет, что определение отношения словесной шутки к тому или иному виду комического (юмору, сатире, иронии и т. п.) вызывает трудности, поскольку шутка может иметь и юмористическую, и сатирическую, и ироническую направленность [Санников, 1999, с. 23]. По этой причине автор ограничивается утверждением о том, что шутка имеет комическое содержание, однако подчеркивает ее цельность, автономность (возможность быть извлеченной из текста в качестве самостоятельного элемента) и малый объем [Санников, 1999, с. 23]. Вышесказанное свидетельствует о том, что понятие «шутка» вполне применимо к рассматриваемым в параграфе текстам, так как позволяет привести к единому знаменателю выражаемые ими разнообразные комические смыслы и описать данные речевые произведения в терминах игрового мини-текста.
В силу того, что наше исследование предполагает изучение результатов реализации игровой функции языка на фонетическом уровне, представляется необходимым объяснить, почему шутка, цельное законченное речевое произведение малого объема с комическим содержанием, является подходящим эмпирическим материалом. Как полагает Д. Чиаро, любая словесная шутка подразумевает игру с языком: « ... Any joke ... , by the very nature of its verbalization, necessarily plays on language» [Chiaro, 1992, p. 15]. Важным критерием успешного восприятия шутки ученый считает приблизительно равный объем знаний (shared knowledge), находящихся в распоряжении адресанта и адресата, выделяя такие виды взаимодействующих компетенций, как лингвистическая (linguistic competence), социокультурная (sociocultural competence) и поэтическая (poetic competence) [Chiaro, 1992, p. 11, 13].
Похожие точки зрения высказываются в работе Ю. В. Щуриной, в которой доказывается положение о том, что речевой жанр «шутка» является результатом нестандартного, творческого подхода к языку с таким доминирующим компонентом в составе коммуникативной цели, как установка на особый (комический) эффект, часто соединяющийся с эстетическим эффектом [Щурина, 1997, с. 3, 12]. Кроме того, автор отмечает факт осмысления фактора адресанта (отправителя) относительно фактора адресата (получателя) шутки, а также говорит о важности наличия у коммуникантов интеллектуального, информативного багажа и не всем присущей способности к нетривиальной творческой активности [Щурина, 1997, с. 14-15].
Приведенные выше тезисы Д. Чиаро и Ю. В. Щуриной созвучны освещенному в первой главе пониманию игровой функции языка, которая актуализирует возможности креативного использования языковой системы и творческие способности языковой личности, что требует от участников игрового общения достаточного уровня знаний о языке, культуре и мире в целом. Замечания об относительности фактора адресанта шутки коррелируют с таким свойством игрового мини-текста (единицы реализации игровой функции языка), как первичность категории адресатности по отношению к категории интенциональности. Таким образом, словесную шутку можно считать малым текстом, построенным на игровом, творческом, нетривиальном использовании языка, что позволяет рассматривать данное речевое произведение в качестве единицы анализа, отвечающей требованиям нашего исследования.
Анализируемые в данной работе словесные шутки подразумевают специфическое использование фонетических средств языка, результатом которого является создание игрового смысла, что обуславливает их отличие от прочих собранных в словаре Ф. Меткалфа текстов комического содержания, обыгрывающих ситуации, а не языковое функционирование на конкретном уровне языковой системы. Потому представляется уместным заимствование терминологического словосочетания «языковая шутка», которое фигурирует в работе В. 3. Санникова [Санников, 1999, с. 32]. Если принять во внимание классификацию компетенций Д. Чиаро, то следует отметить, что продуцирование и восприятие рассматриваемых шуток, прежде всего, требует наличия поэтической компетенции (poetic competence), то есть способности распознать, каким образом можно осуществить манипуляцию языковыми элементами, чтобы достичь игрового эффекта, хотя лингвистическая и социокультурная составляющая также имеют значение.
Итак, языковые шутки, исследуемые в диссертации, представляют собой цельные законченные тексты ограниченного объема с разными видами комического содержания, передаваемого с помощью особого креативного использования фонетических средств. Успешное декодирование плана выражения этих речевых произведений требует наличия определенных знаний (главным образом, касающихся возможностей языковой системы) и творческих способностей, а также обеспечивает реализацию комического эффекта как частного случая эффекта языковой игры.
Результаты анализа фонетических средств создания игрового смысла в тексте языковой шутки
Если в языковых шутках, которые, как правило, предполагают «раздвоение» плана содержания, имитация произносительных особенностей наблюдается сравнительно редко, то в лимериках, подразумевающих одновременное наличие и отсутствие смысла, данный источник фонетической игры занимает третье место по частоте встречаемости. В ходе анализа были выявлены следующие типовые случаи: 1) элизия (41%); 2) изображение речевых дефектов (32%); 3) пародирование иностранного акцента (27%).
Источник игрового смысла, содержащий элизию, большей частью, представляет элиминацию межзубного звука [б] и в структурном отношении напоминает описанный выше случай сближения графических форм рифмующихся лексических единиц. Пример 1.
There was a young lady of Oakham Who would steal your cigars and then soak em In treacle and rum, With a coating of gum, So it wasn Ї so easy to smoke em! [TMBOL, 2008, p. 372].
В приведенном лимерике также можно выделить ведущий компонент географическое название «Oakham» [ эи.кэт] [Jones, 2011, р. 344].
Производный элемент « em», завершающий вторую и пятую строки, в совокупности с предшествующими словами «soak» и «smoke» повторяет акустический образ вышеупомянутого имени собственного (ср.: soak em [ s9U.k9m] и smoke em [ snrau.kgm]). Тем не менее, здесь не идет речь о копировании графических форм - в данном случае рифма обеспечивается за счет выпадения звука [б] (отображаемого на письме с помощью апострофа) при произнесении редуцированной формы местоимения-дополнения «them» [бэт], что может быть характерно для быстрой разговорной речи [Jones, 2011, р. 491]. Изображение речевых дефектов отличается большим разнообразием, чем в языковых шутках, и включает имитацию заикания, шепелявости, замен одного звука другим и даже речи простуженного человека. Структура источника игрового смысла не является четко детерминированной, однако в лимерике обязательно присутствует указание на состояние говорящего, которое позволяет корректно расшифровать демонстрируемые произносительные девиации и, соответственно, восстановить логико-семантическую когезию мини-текста (A poor guy from near Winnemucca I Had such an unfortunate stutter ... ; A lady from Louth with a lisp ... ; There was a young lady named Joyce I Who said: I ve no r s in my voice ... и др.). Пример 2.
A sneezing chap left his abode, And avoided his friends in the road; When they questioned him: «Why?» His considered reply Was: «I dode wad you cadgin by code!» [TMBOL, 2008, p. 333].
В качестве персонажа данного лимерика выступает простуженный человек, который избегает общения с друзьями (A sneezing chap left his abode, I And avoided his friends in the road). Подобная фоновая информация позволяет объяснить использование окказиональных элементов в последней строке -очевидно, они отражают искажение произношения, обусловленное заложенностью носа, и, предположительно, расшифровываются следующим образом: «I don t want you catching my cough».
Примеры имитации иностранного акцента похожи на изображение речевых дефектов в том плане, что предполагают отсутствие четкой структурированности источника игрового смысла и наличие указания на национальную принадлежность персонажей (Monsieur Gauguin? E s gone to Tahiti ... ; There was aince an auld body о Sydney ... ; Astute Melanesians on Munda ... H др.).
Итак, имитация произносительных особенностей в тексте лимерика поддерживает равновесие между наличием и отсутствием смысла следующим образом: с одной стороны, демонстрируется искажение некоторых акустических образов за счет изображения звуковых опущений, свойственных быстрой разговорной речи, речевых дефектов и иностранного акцента, что усложняет план выражения мини-текста и, следовательно, затрудняет его восприятие; с другой стороны, возможность восстановления семантической целостности обеспечивается присутствием в стихотворении лексических элементов, служащих «ключом» к декодированию сообщения.
В данном пункте изложения рассматриваются наименее частотные фонетические средства, которые используются в тексте лимерика для создания игрового смысла. В их число входят звуки, которые формируют взаимодействующие акустические образы на основе таких явлений, как поддержание ритма с помощью окказиональных / неожиданных в данном контексте лексических единиц или его нарушение; звукоподражание; переразложение границ слов в потоке связной речи; паронимическая аттракция; фонестемные созвучия; редупликация; усечение графических форм.
Поддержание ритма с помощью окказиональных / неожиданных в данном контексте лексических единиц или его нарушение является специфическим источником фонетической игры, характерным именно для лимерика, поскольку, подобно сближению графических форм рифмующихся слов, связано с формальными особенностями рассматриваемой стихотворной формы (рифма aabba; три стопы в 1-ой, 2-ой и 5-ой строках, две стопы в 3-ей и 4-ой строках). Пример 1.
Не received, from some thoughtful relations, A spittoon with superb decorations; When asked was he pleased, He grimaced and wheezed: «It s beyond all my expectorations» [TMBOL, 2008, p. 363].
В приведенном лимерике имя существительное «expectorations» [lkspekts reijbnz] (expectorate - cough or spit out from the throat or lungs -отхаркивать) представляется менее ожидаемым вариантом, чем «expectations» [.ekspek teijbnz] (a strong belief that something will happen or be the case ожидание), обычно используемое в составе фразы «beyond (all) expectations» со значением «much better than expected» (сверх ожидания) [ВWED, 2014; MED, 2014]. Создавая более полную рифму с конечным словом второй строки (ср.: [nlejjbnz] - r.dekg reifenzl - [lkspekts reijbnz]), лексическая единица «expectorations» порождает типичный для нонсенса нелепый план содержания, когда вместо ожиданий подарок (a spittoon) превзошел все отхаркивания персонажа. Мини-тексты с нарушенным ритмом представляют собой «лимерики о лимериках», поскольку их персонажи обычно неудачливы в сочинении подобных стихотворений. Пример 2. An inspired young writer named Dickie Often woke feeling quite limericky; He adored writing rhyme Almost all of the time, But not this morning... [TMBOL, 2008, p. 70]. В данном примере пятая строка не рифмуется с первой и второй, как того требует каноническая форма лимерика. Пример 3. A decrepit old gasman named Peter, While poking around a gas heater, Touched a leak with his light, And rose clear out of sight -And, as everyone who knows anything about poetry will tell you, he also ruined the meter! [TMBOL, 2008, p. 439].
Имитация особенностей произношения
В данном пункте изложения рассматриваются особенности создания игрового смысла с помощью непреднамеренного использования искаженных акустических образов, которое обусловлено неправильным восприятием фонетических форм подразумеваемых слов. Данные ослышки, известные под названием «эгкорны» (eggcorns), напоминают малапропизмы с точки зрения соотношения элементов источника игрового смысла, в большинстве случаев, представляющих собой более или менее созвучные единичные лексемы. Однако эгкорны отличаются тем, что компоненты, участвующие в создании игрового смысла (по крайней мере, один из них), значительно чаще входят в состав устойчивых и идиоматических выражений (fixed expressions, idioms) или свободных словосочетаний (collocations). Кроме того, результатом этих фонологических ошибок является порождение такого плана содержания, который является не абсурдным, а скорее альтернативным по отношению к предполагаемому адресантом сообщению.
Согласно анализу, как минимум, 30% приведенных М. Тоуслэндом примеров взяты из различных ресурсов сети Интернет, а источники приблизительно 35% ослышек не уточняются, что может говорить о широком распространении рассматриваемого феномена в самых разных ситуациях повседневного общения. В отличие от малапропизмов, эгкорны сравнительно редко используются для создания художественных образов в литературе и кинематографе (5% от общего количества), что позволяет отнести данные единицы к сфере живой разговорной речи.
Представляется целесообразным проанализировать эгкорны с позиции различных пластов англоязычной лексики, провоцирующих ослышки. Диаграмма 4 демонстрирует результаты выявления и количественного анализа данных источников.
Диаграмма 4. Источники, обеспечивающие образование эгкорнов. Большая часть лексики, участвующей в образовании эгкорнов (41%), не поддается какой-либо классификации. Тем не менее, важно отметить, что 30% ослышек, восходящих к словам из этой самой многочисленной группы, являются окказиональными лексическими единицами. Например, американский футбольный тренер Б. Петерсон (Bill Peterson) так описывает свое разочарование игрой: «The Houston Oilers have left me utterly chestfallen» [Toseland, 2009, p. 38]. Очевидно, подразумевая прилагательное «crestfallen» [fcrest.fbitan] (sad and disappointed - упавший духом, подавленный), говорящий непреднамеренно создает новую лексическую единицу «chestfallen» [ tfest.fbitan] [chest (грудь) + fallen (павший)], более буквально передающую соответствующее настроение [ВWED, 2014]. Интенсивное формирование эгкорнов обеспечивают разного рода устоявшиеся фразы, идиомы и сложные существительные. Так, в комментарии телеканала CNN идиоматическое выражение «like a bull in a china shop» (doing something with too much enthusiasm or too quickly and carelessly in a way that may damage things or upset someone - как слон в посудной лавке) искажается следующим образом: «She s described in reports as a bowl in a china shop» [Toseland, 2009, p. 28]. Используя созвучное слову «bull» [bul] (an adult male of the cattle family - бык) существительное «bowl» [Ьэи1] (a round container used for eating, serving or preparing food - миска, тарелка), говорящий неосознанно передает противоположное желаемому смыслу ощущение нахождения на своем месте, спокойствия и стабильности, поскольку посуда в магазине фарфоровых изделий (a china shop) вполне уместна, чего нельзя сказать о неуклюжем животном [MED, 2014].
Среди профессионализмов в качестве источников ослышек главным образом выступают медицинские и юридические термины. Приведем репрезентативный примитивный мини-текст: «Oldimer s disease» [Toseland, 2009, p. 107]. Возникновение в данном предельно узком, но достаточном для идентификации языковой игры контексте существительного «oldimer» [ suld.tairra] (an old person - пожилой человек) является следствием неправильного восприятия акустического образа [ aeltshairra] (Alzheimer s disease - progressive mental deterioration that can occur in middle or old age, due to generalized degeneration of the brain) [BWED, 2014]. Новый план содержания, случайно созданный говорящим, удивительно близок подразумеваемому им смыслу, так как болезнь Альцгеймера, как правило, поражает людей пожилого возраста.
Объектами ослышек нередко становятся вышедшие из употребления лексические единицы, которые функционируют в современной англоязычной речи только в составе устойчивых выражений. В частности, на веб-сайте Financial Sense была обнаружена такая примечательная ослышка: «We will be revising this topic shortly, as it is the crutch of the matter» [Toseland, 2009, p. 43]. В настоящее время лексема «crux» [krAks] используется исключительно в составе фразы «the crux (of something)» (the most important aspect of something - главный вопрос, основная проблема чего-либо) и, соответственно, является сложной для запоминания [MED, 2014]. Случайно использованное существительное «crutch» [кглтГ] (someone or something that you depend on for support or help, especially too much - опора, поддержка) не только созвучно требуемому слову, но и в определенной степени удовлетворяет контексту, так как рождает ассоциации с некой базой, которую необходимо положить в основу какого-либо предприятия [MED, 2014].
Согласно результатам анализа, недостаточно корректно усваиваются фонетические формы лексических единиц, характерных для официального или, наоборот, неофициального речевого регистра. Рассмотрим относительно законченный фрагмент из речи Дж. У. Буша (George Walker Bush): «I don Ї want to win? If that were the case, why the heck am I on the bus sixteen hours a day, shaking thousands of hands, giving hundreds of speeches, getting pillared in the press and cartoons and still staying on message to win?» [Toseland, 2009, p. 113]. Очевидно, в данном случае предполагалось используемое в формальном контексте слово «pillory» [ pitari] (to criticize someone publicly - выставить на осмеяние, осудить) [MED, 2014]. Однако совершенно случайно политик конвертировал сходное по звучанию существительное «pillar» [ рііз] с противоположной коннотацией (a person or thing regarded as reliably providing essential support for something - опора, оплот) в глагол с соответствующим значением (оказывать поддержку) [ВWED, 2014]. Обратимся к примеру ослышки фразы из неофициальной разговорной речи: «Не certainly didn Ї mix words as he described the ups and downs of the acting profession» [Toseland, 2009, p. 93]. В данном мини-тексте случайному обыгрыванию подвергается выражение «mince (your) words» (to be careful about what you say in order to be polite or not offend someone - деликатно выражаться, деликатничать) [MED, 2014]. Использованный говорящим глагол «mix» [miks] (to combine things -смешивать) не только созвучен требуемому «mince» [mms] (to cut meat into very small pieces using a machine - пропускать через мясорубку), но и передает похожее образное значение тщательного отбора слов, сравнимого с подготовкой пищевых ингредиентов [MED, 2014].