Электронная библиотека диссертаций и авторефератов России
dslib.net
Библиотека диссертаций
Навигация
Каталог диссертаций России
Англоязычные диссертации
Диссертации бесплатно
Предстоящие защиты
Рецензии на автореферат
Отчисления авторам
Мой кабинет
Заказы: забрать, оплатить
Мой личный счет
Мой профиль
Мой авторский профиль
Подписки на рассылки



расширенный поиск

Глагольные средства репрезентации коммуникативно-тактильного поведения в авторских ремарках современных немецкоязычных драматических произведений (лингвосемиотический аспект) Брик Артур Владиславович

Диссертация - 480 руб., доставка 10 минут, круглосуточно, без выходных и праздников

Автореферат - бесплатно, доставка 10 минут, круглосуточно, без выходных и праздников

Брик Артур Владиславович. Глагольные средства репрезентации коммуникативно-тактильного поведения в авторских ремарках современных немецкоязычных драматических произведений (лингвосемиотический аспект): диссертация ... кандидата Филологических наук: 10.02.04 / Брик Артур Владиславович;[Место защиты: ФГАОУ ВО «Северный (Арктический) федеральный университет имени М.В. Ломоносова»], 2019

Содержание к диссертации

Введение

Глава 1. Теоретические предпосылки исследования коммуникативно-тактильного поведения действующих лиц в ремарках драматических произведений 13

1.1. Интеракциональная лингвосемиотика как основа для изучения коммуникативной структуры драматического произведения 13

1.2. Триада «автор - персонаж - читатель» в современной немецкоязычной драме 36

1.3. Авторские ремарки и лингвосемиотический подход к их описанию 44

1.4. Понятие коммуникативно-тактильного поведения 68

1.5. Параметры исследования языковых знаков 74

1.5.1. Семантический параметр 74

1.5.2. Синтаксический параметр 80

1.5.3. Денотативный параметр 83

1.5.4. Коммуникативно-прагматический параметр 85

Выводы по главе 1 93

Глава 2. Основные характеристики немецких глагольных средств репрезентации коммуникативно тактильного поведения в авторских ремарках 96

2.1. Семантика глагольных единиц со значением тактильного действия 96

2.2. Синтактика глагольных единиц со значением тактильного действия как языковых знаков в коммуникативной структуре драматического произведения 109

2.3. Денотатика ремарочных глагольных единиц со значением тактильного действия 118

2.4. Коммуникативно-прагматические характеристики глагольных средств репрезентации тактильности 126

Выводы по главе 2 141

Заключение 144

Список научной литературы 149

Список словарей и справочных изданий 175

Список источников практического материала 177

Приложение: Семантическое поле глагольных единиц с семантикой тактильного действия 182

Интеракциональная лингвосемиотика как основа для изучения коммуникативной структуры драматического произведения

Слово «семиотика» происходит от греческого агДіоткг, которое, в свою очередь, образовано от древнегреческого anfisiov (semeion - «знак», «признак») [Большая медицинская энциклопедия 1934: 91]. В древнегреческом языке данное слово применяли изначально по отношению к учению о собирании, выявлении, изучении и оценке проявлений, признаков, симптомов различных болезненных состояний [там же]. В трудах Платона и Аристотеля слово «семиотика» обозначало уже более широкую область знаний - систему знаний о знаках [Бородулина 2008: 18]. Сегодня под семиотикой понимают науку, изучающую свойства знаков и знаковых систем, и данной формулировки придерживаются многие представители отечественной и зарубежной лингвистической мысли [Степанов 1971: 3; Агеев 2002: 23; Почепцов 2002: 13; Gadler 2006: 161; Бразговская 2008: 7; Мечковская 2008: 6; Busch, Stenschke 2008: 34; Kurschner 2008: 10; Махлина 2010: 12].

В рамках данной диссертации мы исходим из предположения о том, что глагольные единицы, содержащие семантику тактильного действия, способны к репрезентации коммуникативно-тактильного поведения. Репрезентация является конститутивной функцией знака: она не только задает знак, но и сама предстает как знаковый феномен [Философский словарь 2013: 369]. Еще Ч.С. Пирс, родоначальник семиотики, писал, что «репрезентация - это такой характер вещи, в силу которого, для произведения некоторого умственного эффекта, она может встать на место другой вещи» [Пирс 1999: 206]. «Вещь, обладающую таким характером», он называл «репрезентаменом», «умственный эффект, или мысль», соответственно, его «интерпретантом», а «вещь, которую он замещает, - объектом» [Пирс 1999: 206].

Ч.С. Пирс представил схему знаковой деятельности человека с помощью треугольной модели знака

Семиотическую концепцию Ч.С. Пирса поддержали многие зарубежные ученые [Моррис 2001; Gadler 2006; Bergman, Pauly, Strieker 2010 и др.]. Так, идеи Ч.С. Пирса нашли свое отражение в трудах Ч.У. Морриса, американского философа. В своей работе «Основания теории знаков» ученый обращается к вопросу об онтологии знака и вводит понятие семиозиса, под которым подразумевает «процесс, в котором нечто функционирует как знак» [Моррис 2001: 47]. Ученый указывает на необходимость включения в семиозис помимо выделявшихся Ч.С. Пирсом трех элементов, а именно, знакового средства или знаконосителя (репрезентамена, по Пирсу), десигната (объекта, по Пирсу), интерпретанты, еще и четвертый - интерпретатора. Он обосновывает это тем, что данные «термины делают эксплицитными факторы, остающиеся необозначенными в распространенном утверждении, согласно которому знак указывает на что-то для кого-то» [там же]. Далее ученый утверждает, что вовсе не обязательно, чтобы знаки указывали на объекты, ибо «нечто есть знак только потому, что оно интерпретируется как знак чего-либо некоторым интерпретатором» [Моррис 2001: 48].

Отталкиваясь от указанных Ч.У. Моррисом свойств знаконосителя, десигната, интерпретанты и интерпретатора, следует согласиться с мнением ученого в том, что эти свойства имеют реляционный характер, то есть объекты приобретают их в процессе семиозиса. Важным представляется в связи с этим также и определение термина «семиотика» Ч. Морриса, согласно которому эта наука «изучает не какой-то особый род объектов, а обычные объекты в той (и только в той мере), в какой они участвуют в семиозисе» [там же].

Будучи одной из общих теорий разных гуманитарных объектов, семиотика находится в особо тесных отношениях с лингвистикой. Так, Ф. де Соссюр, родоначальник современной лингвосемиотики, писал, что лингвистика - это только часть общей науки, законы которой откроет семиология [Соссюр 1999: 24]. Некоторые современные зарубежные ученые, вслед за Ф. де Соссюром, также считают, что лингвистика является частью семиотики: «человеческий язык есть знаковая система, и в этом смысле лингвистика может считаться частью семиотики» [здесь и далее перевод мой. - А.Б.] [Gadler 2006: 162]. Подтверждение этому можно найти в словах Н.Б. Мечковской, согласно которым семиотика по своей природе лингвоцентрична [Мечковская 2004: 20].

Следует, однако, сказать, что термины «лингвистика» и «семиотика» не находятся в гиперо-гипонимических отношениях. В данном вопросе мы присоединяемся к мнению A.M. Поликарпова, который считает, что лишь одна из отраслей языкознания вступает в контакт с семиотикой - лингвосемиотика [Поликарпов 2013: 8]. Определяемая Н.Б. Мечковской как «знаковая теория языка», лингвосемиотика занимает, таким образом, промежуточное положение между лингвистикой и семиотикой [Мечковская 2004: 21].

Современная лингвосемиотика представлена работами как зарубежных [Курилович 2000; Пельц 2001; Бенвенист 2002; Leeds-Hurwitz 2012], так и отечественных ученых [Степанов 1971; Кочетова 2010; Олянич, Рылыцикова 2016], ориентирующихся главным образом на исследование языка в свете общих семиотических закономерностей. Необходимо отметить, что современные исследования в русле лингвосемиотики позволили выявить целый ряд свойств языкового знака. Среди них, вслед за A.M. Поликарповым, выделим:

1) двусторонность (неразрывное единство материальной и идеальной сторон: звуковой оболочки, означающего (формы), характеризующейся линейностью, и того, что она обозначает, - означаемого, содержания);

2) относительная произвольность, или арбитрарность (любое понятие может быть связано с любым другим сочетанием звуков и вместе с тем иногда возможна мотивированность установленной связи);

3) системность (способность существовать в качестве элемента знаковой системы во взаимосвязи и противопоставлении с другими знаками языка);

4) коммуникативная направленность (предназначенность для коммуникации);

5) перцептивность (доступность восприятию со стороны адресата);

6) различимость (возможность идентификации в конкретном коммуникативном акте и дифференциации от других знаков в линейной последовательности);

7) информативность (способность нести смысловую информацию об объекте);

8) значимость (совокупность реляционных (соотносительных) признаков, которая выявляется только в системе при сравнении языкового знака с другими знаками);

9) комбинационность (способность комбинироваться с другими знаками, в том числе и неязыковыми);

10) конвенциональность, или социальность (традиционность его употребления каким-либо коллективом - социумом); 11) вариантность (способность подвергаться вариантности);

12) изменяемость (способность видоизменения) [Поликарпов 2013: 12-13].

Под языковым знаком в наше время чаще всего понимается чувственно воспринимаемая единица языка или речи, передающая информацию о другом предмете, явлении, находясь с ним в условной (социально и исторически обусловленной) связи. Чувственная сторона, согласно мнению Н.Ф. Алефиренко, подразумевает целое, имеющее две стороны: понятие и акустический образ [Алефиренко 2007: 7].

Еще Ф. де Соссюр для того, чтобы исключить двусмысленность в понимании знака, помимо терминов «понятие» и «акустический образ», предлагал использовать также «означаемое» и «означающее». Используя термины Ф. де Соссюра, можно представить эти отношения следующим образом

Понятие коммуникативно-тактильного поведения

На данный момент можно констатировать тесную связь между интеракциональной лингвосемиотикой и коммуникативно-прагматической парадигмой лингвистического знания. Коммуникативно-прагматическая парадигма сформировались одновременно с когнитивно-дискурсивной в рамках лингвистического поворота в 70-х годах XX века. Ученые пришли к осознанию того, что наука достигла достаточной степени абстракции в познании языка, чтобы можно было перейти от изучения минимальных лингвистических единиц до «максимальных» объектов исследования, одним из которых, по мнению Н.Д. Арутюновой, можно считать «текст» [Арутюнова 1993b: 3]. Придерживаясь трактовки текста В.Е. Чернявской, под текстом будем понимать некое «содержательное единство, структурированное и потенциально интерпретируемое целое» [Чернявская 2014: 14]. В контексте нашего исследования «потенциально интерпретируемое целое» следует толковать как текст драматического произведения.

Если в рамках традиционного подхода лингвисты, изучая языковые средства, функции и значения, опирались на аналитические процедуры, то в последние десятилетия все большее внимание исследователей привлекает функциональная сторона языка, то есть их интересует путь от прагматической функции, значений, коммуникативных целей и намерений к имеющимся в данном языке средствам.

Как показало исследование, коммуникативно-тактильная информация в тексте драматического произведения, в том числе современного немецкоязычного, демонстрирует распределенность между различными языковыми средствами, то есть отсутствие локализации в глаголе, принадлежащем к одной лексико-семантической группе, и взаимодействие с семантической информацией. В центре внимания данного исследования оказывается, таким образом, взаимосвязь глагольной лексемы и среды ее функционирования, языковых структур, с одной стороны, и обозначаемых ими действий - с другой.

Для изучения глагольных средств репрезентации коммуникативно-тактильного поведения с позиций интеракциональнои лингвосемиотики особенно важным представляется заполнение тех лакун в области исследования, которые касаются «живой жизни» лексических значений языковых единиц, то есть их реализации в контексте драматических текстов. Следует в связи с этим обратиться к работам, в которых подчеркивается тот факт, что значение тактильных действий персонажей в произведении связано с контекстуализацией - процессом, делающим продукт высказывания связанным и согласованным с его контекстом [Lyons 1995; Мукаржовский 1996; Тамарченко 1999; Психология XXI века 2003].

В результате мы приходим к идее о том, что глагольные единицы с семантикой тактильного действия - помимо универсального, повторимого значения в системе языка - могут «обрастать» дополнительными смыслами, привнесенным из контекста (ближайшего или широкого), и эта мысль подтверждается многими исследованиями в области анализа структуры значения слова [Арнольд 1970; Виноградов 1953; Стернин 2015а; Лукьянова 1970, 1980, 1986, 1991, 2008; Лукьянова, Трипольская 1984]. Следовательно, глагольные средства репрезентации коммуникативно-тактильного поведения нельзя рассматривать в отрыве от ситуации общения, для которой важную роль играют как действия, так и произносимые слова с их интонациями.

Под коммуникативно-тактильным поведением в данном диссертационном исследовании предлагается понимать поведение в процессе общения, которое рассматривается как на уровне обмена репликами, так и на уровне обмена тактильными действиями, имеющими знаковую природу.

Изначально термин «форма поведения» был заимствован у психологов, однако благодаря трактовке С.А. Мартьяновой термин обрел свои права в лингвистике. Коммуникативная форма поведения представляет собой разновидность и составную часть поведения социального, наряду с такими формами поведения, как форма поведения в храме, в организации или в общественном транспорте. Следует, однако, отметить, что коммуникативная форма поведения несколько шире других его форм и может реализовываться в различных типах коммуникативных ситуаций, то есть может иметь различную пространственную локализацию: в гостях, в кафе, в транспорте, на улице.

С лингвосемиотической точки зрения коммуникативные формы поведения (или, иначе, коммуникативное поведение) действующих лиц в состоянии приобретать знаковый характер, то есть способны предстать перед глазами читателя как условные знаки, смысловая наполненность которых зависит от целого ряда факторов: от задуманного автором места рождения и обучения литературного персонажа, от особенностей его воспитания, от привычной среды и особенностей, характерных для него как для представителя определенной социальной группы, национальной общности, а также от сугубо индивидуальных речевых проявлений. Так, И.А. Стернин определяет коммуникативное поведение человека как «поведение в процессе общения, регулируемое коммуникативными нормами и традициями, которых он придерживается» [Стернин 2001: 180].

Изучением коммуникативного поведения представителей различных культур занимались многие отечественные и зарубежные ученые [Habermas 1982; Assmann 1990; Maletzke 1996; Леонович 1999; Fiehler 2002; Велик 2009; Дементьев 2013; Herzberger 2013; Самохина 2016 и др.], однако изучению коммуникативного поведения действующих лиц современных драматических произведений ученые до сих пор не уделяли должного внимания.

Драматическая литература является важным и специфическим источником изучения человека, базой познания форм их поведения. Представляя собой «совокупность движений и поз, жестов и мимики, произносимых слов с их интонациями» [Мартьянова 2014: 63], форма поведения не просто является компонентом содержательной стороны произведения, но и составляет одну из важнейших граней пирамиды межличностного взаимодействия.

Действия каждого отдельного персонажа формируют единую систему поступков всех действующих лиц драматического произведения. Действие выступает в таком случае как главное содержание общения [Крижанская 1990: 177]. А.Ф. Лосев, характеризуя человеческое тело как знак (репрезентамен), писал: «По манере говорить, по взгляду глаз, ... по держанию рук и ног ... по голосу, ... не говоря уже о цельных поступках, я всегда могу узнать, что за личность передо мной» [Лосев 2001: 98]. Общаясь между собой, персонажи совершают определенные действия - коммуникативные (интерактивные) ходы, под которым в научной литературе понимают минимально значимый элемент общения, продвигающий его к достижению общей коммуникативной цели [Coulthard 1977: 69; Edmondson 1981: 6; Owen 1983: 31; Stenstrom 1994: 36 и др.]. На основе понимания таких ходов потенциальный читатель осознает, в каких отношениях персонажи находятся и может делать выводы относительно их коммуникативно-тактильного поведения.

В условиях осязательного общения немаловажной представляется и проблема использования персонажами личного пространства. То, как люди (в нашем случае: действующие лица) используют пространство, по мнению Э. Холла, напрямую связано с тем, как они относятся к другим, насколько ощущают их близкими. Каждый человек, говорит Э. Холл, имеет свои территориальные потребности. Попытавшись стандартизировать проксемику, Э. Холл разделил эти потребности на четыре отдельные зоны, в которых существует большинство людей: а) интимное расстояние; б) личное расстояние; в) социальное расстояние; г) публичное расстояние [Hall 1982: 116-125].

Проксемика - область социальной психологии и семиотики, названная именно так Э. Холлом - изучает, среди прочего, дистанции, на которых люди держатся относительно других особей своего или чужого вида [Hall 1982: 113], то есть то, что, оперируя понятиями теории поведения человека, можно определить как территориальное поведение. Такое поведение также проявляется в стремлении людей (или персонажей) освоить, удержать и защитить свое пространство. «Если мы стремимся защитить независимость своей страны, - писал антрополог Р. Ардри в своей книге «Территориальный императив», - то мы делаем это по тем же причинам, что и низшие животные - исходя из врожденного инстинкта» [Ardrey 1966: 5]. Стремление обладать территорией и защищать ее ученый называет территориальным императивом.

В трудах американского историка Р. Пайпса можно найти указание на то, что сегодня понятие «территориальный императив» прочно утвердилось, однако некоторые социологи и психологи по-прежнему испытывают затруднения с его признанием в виду политических выводов, к которым оно подталкивает [Пайпс 2001: 92]. Почти не остается сомнений, что у людей существует какая-то потребность в собственном пространстве, а насколько она обязательна - вопрос, требующий дальнейшего рассмотрения.

Семантика глагольных единиц со значением тактильного действия

В соответствии с основными семантическими признаками глаголы тактильного действия можно разделить на две больше группы: глаголы касания и глаголы осязания; при этом последняя по принципу гиперонимии включает в себя первую.

В отличие от осязания, «касание является лишь первой, предварительной и не главной фазой комплексного действия» [Крейдлин 2002: 423]. Глаголы касания - к ним мы относим такие лексемы, как beriihren, апраскеп, anruhren и др. - обозначают собственно касание и не предполагают какого-либо дальнейшего действия вслед за касанием.

В группу глаголов осязания включены такие лексемы, как abknutschen, kneifen, reiben, streicheln, поскольку они несут информацию о действии, которое следует за касанием и/или сопровождает его. Г.Е. Крейдлин считает, что основной идеей и главной ассерцией в толковании глаголов осязания является не вступление в контакт, а другая пропозиция, обозначающая реализацию желания и цели агенса обнаружить некие свойства осязаемого объекта [Крейдлин 2002: 423-424]. Глаголы осязания делятся на две подгруппы:

1. Глаголы со значением активного целенаправленного действия; они обозначают сжимающие, ощупывающие, похлопывающие, обрамляющие касания (abfuhlen, betatschen, erfassen, tatscheln, umarmen и др).

2. Глаголы со значением перемещения по поверхности объекта (abliebeln, kraulen, streicheln, streifen, reiben и др.). Глагол streicheln при этом характеризует тактильный контакт без приложения усилия. Глагол reiben, напротив, описывает такесическое действие, требующее приложения усилия. В некоторых случаях интенсивность действия может быть эксплицирована не глагольной лексемой, а средствами микроконтекста.

В общем понимании глагольные единицы со значением тактильного действия слиты в единый процесс осознания их как лексических единиц, объединенных общностью значения. Однако каждая отдельная глагольная единица имеет смысловую (содержательную) самостоятельность, благодаря чему может быть отнесена к той или иной зоне полевой структуры глагольных средств выражения тактильной семантики.

Важнейшим признаком любой полевой структуры является членение ее на ядро и периферию. Согласно мнению В.Г. Адмони, для структуры поля характерно соотношение центра, образуемого оптимальной концентрацией всех совмещающихся в данном явлении признаков, и периферии, состоящей из образований с некомплектным числом этих признаков, при возможном изменении их интенсивности [Адмони 1964: 49]. Полевая структура глагольных средств со значением тактильного действия в немецком языке хорошо структурирована. В ней четко прослеживается ядро и периферия (см.: Приложение 1).

К ядру мы будем относить глаголы, сема тактильного действия которых зафиксирована в толковом словаре и проявляется во всех контекстах употребления данных единиц (собственно глаголы тактильного действия). Сюда можно отнести такие глаголы, как abknutschen, anfassen, апраскеп, beriihren, klammern, schmiegen, streicheln, umgreifen и др. Согласно словарю „Duden Deutsches Universalworterbuch", основное значение глагольной лексемы schmiegen трактуется следующим образом: aus einem Bedurfnis nach Schutz, Warme, Zartlichkeit), sich, einen Korperteil ganz eng an jmdn. ... ... dracken . [Duden Deutsches Universalworterbuch 1996: 1337]. Перевод толкования значения данной лексемы на русский язык (прижиматься к кому-либо всем телом, ища защиты, тепла, нежности) показывает близость немецкого глагола к русской глагольной лексеме «льнуть», значение которой трактуется в словаре СИ. Ожегова как «прижиматься нежно, всем телом» [Ожегов, Шведова 2008: 424].

Заметим, что элементы рассматриваемого лексико-семантического поля могут одновременно относиться к разным его зонам. Глагол anfassen, например, может относиться как к ядру глагольного поля тактильного действия, обозначая действие mit der Hand beruhren, ergreifen, mit den Fingern befuhlen (дотрагиваться рукой, хватать, ощупывать), так и к приядерной зоне, реализуя частное значение брать за руку , маркированный в словаре как территориальный (landsch.). Ср.: die Mutter fasst das Kind an [Duden Deutsches Universal worterbuch 1996: 107-108].

Приядерную зону образуют глаголы, частные лексико-семантические варианты которых связаны с тактильным действием. К данной зоне можно отнести такие немецкие глаголы, как abdriicken, angreifen, anklammern, knuddeln, krampfen, packen, (um)schliefien, (um)schlingen.

Ближняя периферия включает в себя лексические средства, часть из которых, надо полагать, до сих пор не оценивалась с точки зрения их тактильной характеристики. Сюда можно отнести глаголы другой лексико-семантической группы, значение тактильного действия которых актуализируется лишь в условиях семантического согласования, то есть под влиянием лексем, находящихся в ближайшем окружении глагольного слова, которые это значение привносят.

Как отмечают М.Д. Степанова и Г. Хельбиг, «подобные сочетательные потенции с определенными партнерами в определенном окружении не случайны и не полностью произвольны: они подчиняются особым закономерностям» [Степанова 1978: 138] и составляют то, что мы называем глагольным словосочетанием или, иначе, фразой, которая понимается В.В. Виноградовым, как «составленное из сцепления слов семантическое единство, в котором значение целого не уничтожает лексической раздельности слов-компонентов и не стирает их лексических значений, а, напротив, вырастает из них, как их произведение, наслаивается на них, превращая эти слова в составные элементы новой сложной лексико-семантической структуры» [Виноградов 1938: 123].

Основные сочетания языковых единиц на базе лексической связи объединяются понятием валентности. М.Д. Степанова и Г. Хельбиг определяют валентность как необходимое или возможное контекстуальное окружение слова, как контекстуальную сочетаемость семантических или синтаксических партнеров в предложении [Степанова 1978: 138]. В целом валентность глагола можно определить следующим образом: это способность глагольной лексемы создавать вокруг себя открытые позиции, которые могут заполняться облигаторными или факультативными актантами, относящимися к различным частям речи. К таким компонентам в нашем случае можно отнести: «характер прикосновения», «средство прикосновения», «цель прикосновения».

Компонент «характер прикосновения» проявляется в тех случаях, когда в ближайшем окружении глагола появляется наречие, которое описывает манеру совершения действия. Так, в ремарке legt freundlich seine Hand aufdie ihre [Brecht 1967: 1082] из драматического произведения Б. Брехта,,Furcht und Elend des Dritten Reiches" лексема freundlich обеспечивает однозначность трактовки упомянутого тактильного действия как свойственного друзьям. Впрочем, естественно полагать, что указание на манеру прикосновения делает описание коммуникативно-тактильного поведения в целом и тактильного действия в частности более точным. Как правило, компонент «характер прикосновения» преображает глагол, относящийся к другой лексико-семантической группе, в окказионально-текстовый глагол со значением тактильного действия во взаимосвязи с компонентом «средство прикосновения».

Компонент «средство прикосновения» связан с появлением в ближайшем окружении глагола партитива - инструмента, которым действующий субъект воздействует на объекты или производит определенное действие. Зачастую слова с партитивным значением входят в состав словосочетаний (фраз), обозначающих действие, производимое определенной частью человеческого тела - например, den Arm umjmdn. legem FANNY ... ... Sie geht zu ihm, legt den Arm um ihn, zieht ihn innig an sich und setzt ihm schliefilich den Hut auf. Mir ist heute, als hatte ich einen dritten FuB. Einen, der an mir hangt. Keine Stutze, kein StutzfuB. Ein FleischfuB, der an mir hangt. Als hatte ich nicht genug Fleisch [Achternbusch 1994: 9].

В данном примере партитивом является существительное Arm, входящее в состав глагольно-партитивной группы. Подавляющее число партитивов, участвующих в осязательном общении, представлены в немецком языке, как правило, существительными со значением верхняя конечность человека {Finger, Hand, Arm).

Коммуникативно-прагматические характеристики глагольных средств репрезентации тактильности

В настоящем разделе рассматриваются немецкие глагольные единицы тактильного действия в их вторичной семиотической функции, то есть как знаки, описывающие особые характеристики прикосновений, их способность иметь прагматические интерпретанты. Наличие такой интерпретанты мы признаем в тех случаях, когда в дефиницию соответствующего прикосновения включается указание на такие характеристики, которые связаны со спецификой использования данного прикосновения в процессе интеракции. Ср., например, в словаре „Duden Deutsches Universalworterbuch" дефиницию глагольной лексемы streicheln, в которой помимо описания динамических процессов, составляющих содержание данного тактильного действия {тії leichten, gleitenden Bewegungen ... beriihreri), имеется также указание на характер его совершения {sanft, liebkosend), что и является его прагматической интрепретантой [Duden Deutsches Universal worterbuch 1996: 1482]. Или дефиницию глагола kneifen, где описывается обрамляющее касание, но также указывается на то, что подобную языковую номинацию данное действие осязательного характера получает лишь в том случае, если оно вызывает болезненные ощущения (so ... zusammenpressen, dass es schmerz) [Duden Deutsches Universalworterbuch 1996: 851].

Более того, при изучении ремарочных глагольных средств репрезентации коммуникативно-тактильного поведения оказывается практически невозможным замкнуться в кругу лексических значений единиц, изолируясь от употребления их в контексте, где глаголы взаимодействуют с окружающей и наполняющей их лексикой, выступающей в роли этих самых прагматических интерпретант. Например:

LEBSANFT Mon pauvre Willem, с est epouvantable pour le plus grand acteur de son siecle. Ick wullt bloB fragen, ob eens vun mien selbermokt Appelgelee wat will.

IFFLAND Nein, danke bestens. Keinen Appetit. Stille. Er umarmt Andreas, jah aufwallend. Du lieber, guter alter Freund...! Warum sind wir nicht zusammengeblieben? Warum hat uns das Schicksal auseinandergebracht [Kuhlmann 1993: 140].

В данном пассаже из комедии X. Кульмана „Engelchens Sturmlied" форма причастия I aufwallend обозначает положительные эмоции, связанные с действием, выраженным глаголом итагтеп, а наречие jah в ремарке актуализирует семантику внезапности тактильного действия, совершенного персонажем в порыве дружеских чувств. При этом употребление безличного обращения к другу как к неидентифицированному объекту (Du lieber, guter alter Freund) является показателем близких отношений. Однако это вовсе не значит, что в полностью оформившейся социальной связи личные имена полностью исчезают из речи (Ср.: Mon pauvre Willem). Более того, посредством данной экспрессивной формы обращения передается радость встречи и устанавливается доверительный стиль общения.

Использование автором глагольных средств выражения тактильной семантики чаще несет информацию о том, что между персонажами (как участниками коммуникативного процесса) существуют неофициальные отношения. При этом демонстрируются чувства солидарности с партнером по коммуникации, открытости и веры в искренность его намерений. Это выражается в использовании вербальных средств с положительной окраской при взаимодействии их с тактильными средствами, как мы это можем наблюдать на примере, взятом из драматического произведения Б. Брехта „Die Dreigroschenoper":

MAC Obwohl das Leben uns, die Jugendfreunde, mit seinen reiBenden Fluten weit auseinandergerissen hat, obwohl unsere Berufsinteressen ganz verschieden, ja, einige wurden sogar sagen, geradezu entgegengesetzt sind, hat unsere Freundschaft alles uberdauert. Da konntet ihr was lernen! ... Konnt ihr was lernen. Er nimmt Brown unterm Arm. Na, alter Jackie, freut mich, daB du gekommen bist, das ist wirkliche Freundschaft [Brecht 1967: 420].

В приведенном примере при помощи тактильного действия, названного глагольным словосочетанием unterm Arm nehmen, маркируется полностью оформившаяся социальная связь: Мак рад видеть старого друга, и несмотря на то, что ураган жизни разметал их, друзей юности, в разные стороны (dasLeben uns, die Jugendfreunde, mit seinen reifienden Fluten weit auseinandergerissen hat), а их профессиональные интересы - диаметрально противоположны (unsere Berufsinteressen ganz ... entgegengesetzt sind), их дружба выдержала все испытания (hat unsere Freundschaft alles uberdauert). Используемое в коммуникации тактильное действие unterm Arm nehmen прагматически маркировано и с точки зрения классификации Д. Морриса такое действие (взять под руку) является показателем близких отношений.

Высказывания прощания произносятся непосредственно перед расставанием и сопровождаются, как правило, жестами, выражающими дружеские, искренние отношения, привязанность. Это рукопожатие, поклон. Объятия, поцелуи характерны для родственных, близких, интимных отношений. Похлопывание по плечу, спине - молодежный жест с оттенком фамильярности [Григорьева 2007: 119]. Расставание может также сопровождаться всевозможными пожеланиями, обменом любезностями, а также благодарностями, выраженными в вербальной форме, как, например, фраза„Danke gehorsamst, Herr Hauptmann" в следующем фрагменте:

VOIGT Na, wenn Sie s notig haben - Klopft ihm aufdie Schulter Badeurlaub gewahrt. Lacht.

INSPEKTOR ernsthaft Danke gehorsamst, Herr Hauptmann. Ab [Zuckmayer 1995: 131].

В следующем фрагменте текста Вильгельм Фойгт сидит рядом с кроватью, держит больную девочку за руку: Aufeinem Stuhl neben dem Bett sitzt Voigt. Das Bett ist so gestellt, dap man darin liegende Gestalt kaum sehen kann -nur ihre Hand, die Voigt in der seinen halt [Zuckmayer 1995: 85].

Man hort durch die geschlossenen Scheiben sehr fern die Hofsanger den Schlager „Puppchen, du hist mein Augenstern " in raschem Tempo singen.

VOIGT Ja, det is t Puppchen

DAS MADCHEN Du, ich glaube, da komm ma nich mehr hin.

VOIGT Wat meinste?

DAS MADCHEN Ins Riesenjebirje. Da komm wir nicht mehr hin, wie zweie.

VOIGT Na, wart man ab, Kind. Det konn wir nich wissen. Er streichelt sie [Zuckmayer 1995: 88].

Прикосновения, описанные в данной ситуации глагольными единицами Hand halten, streicheln выражают попытку адресата тактильного действия успокоить больную, а также метафорически притянуть ее ближе к себе. В таком прикосновении превалирует миротворческий настрой, желание преодолеть расстояние между говорящим и слушателем.

Кроме того, большую роль в репрезентации коммуникативно-тактильного поведения играют квалитативные наречия и причастия настоящего времени, находящиеся в ближайшем окружении глагола. Так, в следующем случае это делает лексема beruhigend, означающая что действие производится с целью успокоить собеседника:

ERNA Ja, das ist meine einzige Hoffhung, derweilen ich noch leben muB, daB der Herrgott meinen Herrmann in die Hand nimmt. Weinerlich. Er kommt ja viel herum, der Herrmann, als Vertreter, da konnte schon einmal was passieren, aber dann schreibt er mir immer wieder diese schrecklichen Karten, wo vorne eine schone Landschaft aufgebildet ist und hinten schreibt er, daB er schon wieder einen Verkehr haben hatte konnen, daB er aber akkurat wieder keinen Verkehr aufgenommen hat. Weint.

GRETE klopft Erna beruhigend den Rticken Aber Erna, wenn die Richtige kommt, dann wird sie sich den Herrmann ganz einfach schnappen und ihm ein Busserl geben. Und dann kommt der Verkehr ja ganz von selber nach [Schwab 1995: 217].

В некоторых случаях компонент «характер прикосновения» может быть выражен имплицитно. Так, в следующем фрагменте тексте тактильное действие описывается глаголом приядерной зоны anklammern, несущим значение sich krampfhaft festhalten (судорожно хвататься) [Duden Deutsches Universalworterbuch 1996: 114]:

DAS MADCHEN Vielleicht hat sich einer in de Etage jeirrt. Es kommt doch jetzt keiner.

VOIGT Ick bin ja gleich wieder da, Kind.

DAS MADCHEN klammert sich an ihn Et is ja gar nichts. Der is schon wieder wech! Es schellt wieder [Zuckmayer 1995: 89].

Глагол осязания anklammern не только несет в своем значении характер неопределенной продолжительности действия, но и указывает на его интенсивность (krampfhaft). Таким образом, появление лексемы, характеризующей тактильное действие, представляется автору излишним. Интересно, что пример, который приводится в словаре „Duden Deutsches Universalworterbuch", такую характеризующую лексему содержит: das Kind klammerte sich angstlich an die/an der Mutter an [Duden Deutsches Universalworterbuch 1996: 114]. Данная лексема при этом выступает не в роли тавтологического эпитета, а привносит в значение глагольной единицы дополнительные коннотации, связанные с выражением страха, поэтому подобное уточнение представляется вполне оправданным.