Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Проблемы интертекстуальности: истоки, развитие и перспективы 10
1.1. Герменевтика и проблемы понимания
1.1.1. Основные этапы развития герменевтики 11
1.1.2. Проблемы понимания 18
1.2. Проблематика теории интертекстуальности
1.2.1. Основные этапы развития теории интертекстуальности 26
1.2.2. Содержание понятий «интертекстуальность» и «интертекст» 38
1.2.3. Интертекстуальность как прием выдвижения 46
1.2.4. Интертекстуальность и теория концептуальной интеграции 49
1.2.5. Типология интертекстуальности.". 53
1.2.6. Основные виды внешней интертекстуальности 65
13. Прагматические условия восприятия интертекстуальности 71
Выводы по главе 1 78
Глава II. Функционирование интертекстуальных включений в произведениях И. Во 81
2.1. Особенности стиля произведений И. Во и их периодизация
2.2. Собственно интертекстуальные включения в произведениях И. Во 87
2.2.1. Собственно интертекстуальные включения в сатирических романах первого периода
2.2.2. Собственно интертекстуальные включения в произведениях периода Второй мировой войны 104
2.2.3. Собственно интертекстуальные включения в произведениях послевоенного творчества 125
2.3. Интермедиальные включения в произведениях И. Во
2.3.1. Интермедиальные включения в сатирических романах первого периода 144
2.3.2. Интермедиальные включения в произведениях периода Второй мировой войны 152
2.3.3. Интермедиальные включения в произведениях послевоенного творчества 158
2.4. Интердискурсивные включения в произведениях И. Во 161
2.4.1. Интердискурсивные включения в сатирических романах первого периода 162
2.4.2. Интердискурсивные включения в произведениях периода Второй мировой войны 170
2.4.3. Интердискурсивные включения в произведениях послевоенного творчества 177
Выводы по главе II 185
Заключение 187
Библиографический список 193
Приложение 1 211
Приложение! 226
- Основные этапы развития герменевтики
- Проблемы понимания
- Особенности стиля произведений И. Во и их периодизация
- Собственно интертекстуальные включения в произведениях И. Во
Введение к работе
Настоящее исследование посвящено изучению идиостиля И. Во в рамках теории интертекстуальности.
К интертекстуальности как к лингвистическому явлению интерес возник в конце 60-х гг. XX века, и как таковое оно разрабатывалось в рамках теорий структурализма (Ю.М. Лотман), постмодернизма и постструктурализма (Ю. Кристева, Р. Барт, М. Риффатер, Ж. Деррида и др.).
Подобный неослабевающий интерес к проблеме обусловлен тем, что «ни одно высказывание не может быть ни первым, ни последним. Оно только звено в цепи и вне этой цепи не может быть изучено» (М.М. Бахтин).
Несмотря на то, что исследования в области интертекстуальности являются одним из ведущих направлений в лингвистике, поэтике, литературоведении, культурологии и др. науках на протяжении последних лет, отдельные положения теории интертекстуальности остаются мало изученными. До настоящего момента вопрос об интертекстуальности как важной характеристике идиостиля писателя оставался за рамками исследований либо освещался недостаточно полно, что подтверждает актуальность настоящего исследования. Кроме того, творчество крупнейшего английского писателя XX века И. Во остается неизученным с точки зрения использования им интертекстуальных включений, т.к. исследовательские работы в основном посвящены сатирической манере писателя.
В связи с этим объектом исследования в данной работе являются интертекстуальные включения, а изучение особенностей их функционирования в идиостиле И. Во определяется нами как предмет исследования.
В соответствии с предметом и объектом была сформулирована цель настоящего диссертационного исследования - изучение особенностей функционирования интертекстуальных включений в произведениях И. Во, определение их роли в формировании идиостиля писателя.
Поставленная цель обусловила решение следующих задач:
1. рассмотреть основные положения теории герменевтики как основы интерпретации текста;
2. на основе анализа существующих исследований по проблеме интертекстуальности выработать определение интертекстуальности и интертекста в соответствии с целями и задачами исследования;
3. определить критерии выделения различных видов интертекстуальных включений (собственно интертекстуальных, интермедиальных и интердискурсивных) и систематизировать различные типологические схемы;
4. объяснить механизм функционирования интертекстуальных включений с точки зрения теории концептуальной интеграции;
5. рассмотреть интертекстуальные включения как особый прием выдвижения, направленный на защиту смысла произведений от интерференции других смыслов, а также способствующий более глубокому и адекватному их толкованию;
6. изучить особенности интертекстуальных включений в творчестве И. Во, раскрыть представляемое данными включениями концептуальное содержание, определить их место в мировосприятии автора, выявить круг наиболее значимых для данного автора интекстов и источников включений;
7. провести анализ типов трансформаций, которым подвергаются интертекстуальные включения в авторском контексте, и их основных функций.
Решение поставленных задач представляется возможным на основе теоретических положений, составивших методологическую основу исследования, а именно: исследований в области герменевтики (П. Рикера, Ф. Шлейермахера, Г. Гадамера и др.), диалогизма и интертекстуальности (российских ученых - М.М. Бахтина, Ю.М. Лотмана, И.П. Смирнова, И.В. Арнольд, Н.А. Фатеевой, Н.А. Кузьминой и зарубежных исследователей - Р. Барта, Ю. Кристевой, Ж. Женетта, М. Риффатера, У. Эко), теории концептуальной интеграции (G. Fauconnier, Е. Sweetser, М. Turner, Л.В. Бабиной, O.K. Ирисхановой) и исследований, посвященных творчеству И. Во (Г.А. Анджапаридзе, М. Bradbury, J. McDonnell, S. Hastings, M. Davie, D. Cliffe). Основными методами, определяющимися конкретными задачами каждого отдельного этапа исследования, стали метод интертекстуального анализа, методы лингвостилистического и литературоведческого анализа, а также комплексная методика стилистики декодирования и лингвистической интерпретации (И.В. Арнольд, В.А. Кухаренко).
Материалом исследования являются тексты семи романов и двух повестей английского писателя первой половины XX века Ивлина Во. Выбор автора обусловлен значительностью его творчества в контексте английской и общеевропейской культуры, а также его неизученностью на предмет интертекстуальных включений, которые являются характерными компонентами его идиостиля.
Научная новизна данной работы заключается в восполнении настоящим исследованием существующего в отечественной и зарубежной лингвистике пробела в изучении индивидуально-художественной системы И. Во с точки зрения использования им интертекстуальных включений. К новым результатам также можно отнести применение когнитивного подхода в анализе интертекстуальных включений, а именно в рассмотрении их функционирования с точки зрения операции концептуальной интеграции.
Теоретическая значимость настоящей диссертационной работы состоит в дальнейшей разработке категории интертекстуальности и вопросов, связанных с функционированием интертекстуальных включений в идиостиле автора. Результаты проведенного исследования могут оказаться перспективными для дальнейшего изучения интекстов как смысловых гибридов и особенностей их взаимодействия с текстом реципиента на материале не только художественных произведений, но и других дискурсов.
Практическая значимость данного исследования определяется возможностью использования основных теоретических и практических результатов в лекционных курсах и семинарских занятиях по стилистике, интепретации текста и межкультурной коммуникации, в спецкурсе по интертекстуальности, на практических занятиях по лингвистическому анализу художественного текста. Материал практической части может быть использован для составления лингво-страноведческого комментария к соответствующим произведениям И. Во и в курсе английской литературы.
Последовательный анализ фактического языкового материала, основанный на положениях стилистики и теории интертекстуальности, позволяет вынести на защиту следующие положения:
1. Интертекстуальность - вид диалогических отношений, при которых один текст содержит отсылки к отдельным претекстам или включения из других текстов, других дискурсов или семиотических систем.
2. Основным критерием для выделения интертекстуальных включений и построения их типологии является осознанность автором производимого заимствования и источник включений: другие вербальные тексты (собственно интертекстуальность), другие семиотические системы (интермедиальность или интерсемиотичность) или другие дискурсы (интердискурсивность).
3. Интертекстуальность является средством формирования диалогической модальности автора с точки зрения процесса текстопорождения и средством выявления этой модальности с точки зрения рецепции.
4. Являясь особым приемом выдвижения, интертекстуальные включения маркируют узловые моменты содержания и защищают замысел автора от привнесения других смыслов, тем самым обеспечивают определенную инвариантность и адекватность интерпретации.
5. Интертекстуальное включение представляет собой особый способ сворачивания информации текста-источника, а в принимающем тексте служит актуализатором его концепта, при этом происходит взаимодействие смысловых полей принимающего текста и текста-источника с образованием нового смыслового пространства.
6. Основной характеристикой идиостиля И. Во является широкое использование наряду с собственно интертекстуальными интердискурсивных и интермедиальных включений, что позволило автору создать высокодиалогичные полихудожественные произведения.
7. Использование интертекстуальных включений подчинено художественному замыслу автора и отражает изменения в его мировоззрении и идиостиле в разные периоды творчества.
Апробация работы. Материалы и результаты исследования обсуждались на кафедре английской филологии Лингвистического института БГПУ и на аспирантских семинарах. Основные положения диссертации излагались на международной и региональной научных конференциях (ОмГУ, февраль 2003 г.; ОмГУ, октябрь 2004 г.) и отражены в четырех публикациях автора.
Основная цель, задачи диссертации и специфика исследуемого материала определили структуру данной работы, которая состоит из введения, двух глав, заключения, библиографического списка и приложения.
Во введении обосновывается актуальность выбранной темы, определяется предмет и объект исследования, формулируется цель и конкретные задачи, дается обоснование научной новизны, теоретической и практической значимости работы.
В первой главе обобщаются основные подходы к категории интертекстуальности, рассматриваются основные положения теории интертекстуальности с точки зрения герменевтики и стилистики, проводится анализ терминологического аппарата, формулируется рабочее определение интертекстуальности и интекста, приводятся различные типологические схемы и дается обобщенная классификация интертекстуальных включений.
Вторая глава исследования посвящена анализу функционирования интертекстуальных включений (собственно интертекстуальных, интермедиальных и интердискурсивных) в произведениях трех периодов творчества И. Во, что позволило проследить изменения в идиостиле писателя.
В заключении обобщаются результаты исследования, излагаются основные выводы, намечаются пути дальнейшего изучения интертекстуальных включений.
Библиографический список включает наименования цитируемой литературы и литературы, использованной в ходе исследования в количестве 193 наименований, а также список цитируемых произведений И. Во, справочной литературы и краткий список источников интертекстуальных включений.
В приложении приводятся отрывки из произведений И. Во, из источников интертекстуальных включений, использованные нами для аргументации положений практической части исследования.
Основные этапы развития герменевтики
Герменевтика (от греческого глагола «герменеутикос» - «разъясняю», «истолковываю») возникла в глубокой древности. Тем не менее, отцом герменевтики и ее основоположником считается Августин Блаженный (354-430). Он подразумевал под герменевтикой правила, позволяющие изъяснять верующим библейский текст. Христианская герменевтика Августина представляет собой новый этап в развитии герменевтики. Наследуя античную герменевтическую традицию, Августин ввел принцип контекстуального анализа в христианскую герменевтику (Кузнецов 1991).
Однако впервые четкое различения понимания и интерпретации (понимание - цель герменевтического искусства, а интерпретация - метод достижения этой цели) было предложено только в XVI в. Флациусом Иллирийским.
Возникнув первоначально как наука о способах раскрытия содержания, понимания и интерпретации библейских писаний, герменевтика в дальнейшем расширила границы своих исследований, обратившись к изучению и толкованию прочих древних текстов, что привело к изменениям в ее предмете, сферах и целях. Несмотря на столь древнее происхождение науки, ее развернутые методологические принципы начали появляться гораздо позже - в эпоху Просвещения, когда проблематика герменевтики перестала быть монополией узкого круга грамматических богословов и вопросами понимания и толкования стали заниматься светские мыслители (Фогелер 1985, с. 16).
Эпоха Просвещения ознаменовала новый этап в развитии герменевтики, выдвинув концепции интерпретации, опирающиеся на исторические установки. Решая проблему понимания текста, И.М. Хладениус и Т.Ф. Майер считали, что воспроизведение исторического контекста помогает воспроизвести замысел автора, но при этом реципиент не обязан полностью принимать его точку зрения и может даже понять больше, чем предполагал высказать автор. В этой связи И.М. Хладениус вводит понятие непосредственного (внимание к интерпретируемому тексту) и опосредованного понимания (сочетает историческую обусловленность (объективность), и точку зрения читателя (субъективность)).
Немецкий философ XIX в. Ф. Аст трактовал интерпретацию как духовное прозрение, «виденье за текстом духовного богатства, передаваемого нам художником» (Борев 19976, с.531), т.е. Ф. Аст объектом понимания делал автора, отходя, таким образом, от историзма просветителей, считавших, что понимание должно быть направлено не только на постижение идей автора, но и запечатленной им реальности (Шульга 1985).
Идейным предшественником современных влиятельных лингвистических герменевтик следует считать В. Гумбольдта. Он вводит в качестве методологического ориентира новый принцип - принцип диалога: «...в самой сущности языка заключен неизменный дуализм, и сама возможность говорения обусловлена обращением и ответом» (Гумбольдт 1985, с.399). Более того, «...слово обретает свою сущность, а язык - полноту только при наличии слушающего и отвечающего» (там же, с.400). Последующей разработкой принципа диалога занимался Ф. Шлейермахер.
Кроме вклада в теорию диалогизма протестантскому теологу и филологу-классику Ф. Шлейермахеру (1768-1834) принадлежит заслуга основания небогословской герменевтики, он отказался от старого взгляда на герменевтику как на искусство истолкования и превратил ее в науку о лингвистическом понимании, тем самым поставив проблему языка вообще. Показательно его замечание, что «все, что предполагается в герменевтике, - это лишь язык, и все, что может быть обнаружено, включая и остальные объективные и субъективные предпосылки, - все это следует находить в языке» (Schleiermacher 1959, S.38). Революционным стало также представление Ф. Шлейермахера о герменевтике как об общем учении об интерпретации любого текста - от античных классиков до дружеской беседы.
Ставя целью разработку общей герменевтики, Ф. Шлейермахер исходил из факта универсальности феномена понимания в культурной жизни человека, следовательно, если понимание носит универсальный характер, то такой же универсальный характер должно носить и учение о понимании, т.е. герменевтика (Габитова 1985, с.62).
Согласно Ф. Шлейермахеру, дело истолкователя текста - проникнуть в духовный мир автора и повторно осуществить в себе акт творения «гения»; но поскольку «гений» не может до конца знать, что и как он творит, а истолкователь может, постольку задача герменевтики - понять автора лучше, чем он понимал сам себя (Schleiermacher 1959). Для Ф. Шлейермахера интерпретация - диалог интерпретатора с автором.
Герменевтическое учение Ф. Шлейермахера оказало огромное воздействие на последующее развитие различных областей герменевтики (филологической, теологической, философской и др.).
Идеи Ф. Шлейермахера стали отправной точкой герменевтики немецкого философа и историка культуры В. Дильтея (1833-1911), который построил свою теорию постижения смысла текста и стремился придать герменевтике общеметодологическое значение (Diltey 1957).
В. Дильтей полагал, что понимание - основополагающая функция духовной жизни, способная раскрыть духовный мир автора и духовные возможности реципиента, и что механизм понимания включает в себя перевоплощение в другого человека и последующее интуитивное постижение. Индивид делает своим «жизненный опыт других индивидов путем соотнесения своего «Я» с другими «Я» (Цит. по Одуев 1985, с. 104), т.е. В. Дильтей еще в XIX веке, задолго до появления структуралистов и постструктуралистов поставил вопрос о многовариантности прочтений и истолкований одного текста разными реципиентами в зависимости от их тезауруса, культурной принадлежности и индивидуальных особенностей.
Крупнейшей фигурой в герменевтике XX в. является немецкий философ Мартин Хаидеггер (1889-1976), основавший онтологическую школу герменевтики. Если для Ф. Шлейермахера герменевтика - теория понимания художественного текста, а для В. Дильтея - общий метод гуманитарного исследования, то для М. Хайдеггера герменевтика - особая система миросозерцания, она выступает не как теория понимания, а как «свершение бытия», которое говорит через поэтов, через их многозначные тексты, нуждающиеся в герменевтической интерпретации.
Философ акцентирует и разрабатывает смысло-раскрывающий аспект герменевтики. В противоположность существовавшему тогда рассмотрению понимания как инструмента для решения частных практических задач М. Хаидеггер выявил универсальный характер понимания, которое играет огромную роль в решении проблем бытия вообще. Человеческое существование, как считал М. Хаидеггер, бессмысленно, если оно не является понимающим, не наделено пониманием. Смысл существования индивида заключается в том, чтобы найти свое место между прошлым и будущим, внутри традиции, уходящей в грядущее (Борев 19976; Рузавин 1985).
Ученик М. Хайдеггера, западногерманский теоретик Ганс-Георг Гадамер также считал, что герменевтика не может быть ни теорией понимания, ни методом гуманитарных наук; герменевтика - учение о бытии, онтология, инструмент постижения истории и участия в ней. В процессе понимания текста нет необходимости в актуализации личности интерпретатора и воссоздания в ней культурного контекста эпохи, т.к. это только затуманивает текст. Только отключение актуальных и исторических связей текста позволяет выявить его истинную ценность. Действительной средой понимания является язык, и любой текст понимается в сопоставлении с языковой традицией (Гадамер 1991).
Проблемы понимания
Проблема понимания - проблема междисциплинарная, охватывающая широкий спектр вопросов от религиозной медитации и герменевтического «сопереживания» через логику обыденного мышления до правил логического вывода и моделирования процессов понимания в искусственных информационных системах.
Понимание - это когнитивная деятельность субъекта, начальным этапом которой является восприятие, а результатом - осмысливание текста, приобретение определенного знания. Оно характеризуется рядом особенностей: креативностью, динамичностью, неокончательностью (Кузьмина 1999, с.42-43).
Универсальность феномена понимания приводит к попыткам построения общей теории понимания, пригодной для любых наук, что, по мнению В. Г. Кузнецова «заманчивая, но утопичная идея» (Кузнецов 1991, с. 10). Обусловлено это прежде всего спецификой гуманитарного познания, которая определяется предметом - тексты - и объектом - человеческое общество, его история, естественный язык и творения человеческого духа, выраженные посредством текстов (Кузнецов 1991, с. 128). В то же время построение частных методик понимания - задача актуальная для многих отраслей гуманитарного знания, имеющая непосредственное научное и практическое значение. Это касается и теории понимания художественного произведения.
Можно выделить три основных подхода к пониманию текста.
Согласно первому, произведение равно самому себе, его онтологический статус неизменен, художественное восприятие более или менее точно воспроизводит заключенное в произведении неизменное содержание, постигает раз и навсегда данный смысл.
Представители рецептивной эстетики (В. Изер) и «критики читательской реакции» (М. Риффатер, У. Эко) в противовес первому классическому типу предложили другой подход: произведение не равно себе, оно исторически подвижно и зависит от исторически меняющегося реципиента. Рецептивный подход свидетельствует, что произведение неправомерно рассматривать как воплощение раз и навсегда данной ценности или неизменного смысла. Есть обусловленное историей разночтение - произведение живет разной рецепционнои жизнью в разные времена. В результате, смысл художественного произведения следует искать не в тексте, а в читателе (Iser 1972; 1980).
Еще одним обоснованием для такого подхода является следующее -эстетическое «наслаждение для читателя начинается только тогда, когда он сам становится творцом» (Iser 1978, р. 108). М. Риффатер же вообще утверждает, что «семиотический процесс в действительности происходит в мозгу читателя» (Riffaterre 1978, р.4). Однако подобный подход может привести к тому, что любое восприятие будет считаться верным и произвольность истолкования ничем не ограничиваться.
В XX веке эти два типа трактовки смысла художественного произведения нашли отражение в структурализме и постструктурализме, для которых проблема объективности понимания стала «яблоком раздора».
Идея постструктуралистов о возможности неограниченного числа «прочтений» одного и того же текста стала реакцией на преувеличенное представление об объективности и единообразии, принятых в обществе языковых и культурных кодов в их структуралистическом понимании. Однако крайности постструкталистского направления вызывают возражения даже у его теоретиков, например, У. Эко по данному поводу заметил: «...возможно, у нас нет способа решить, какая из интерпретаций является «хорошей», но все же мы можем решить на основании контекста, какая из них представляет собой не попытку понимания «данного» текста, но скорее продукт галлюцинаций адресата» (Есо 1990, р.21).
Подход к тексту У. Эко характеризуется стремлением найти «диалектическое» равновесие «между открытостью и формой, инициативой интерпретатора и давлением контекста» и представляет процесс осмысливания текста таким образом, который бы допускал «неограниченную, но никоим образом не безграничную» (indefinite but by no means infinite) интерпретацию (там же).
Эта мысль совпадает с идеей Б.М. Гаспарова о том, что мыслительный процесс, возникающий по поводу и вокруг какого-либо сообщения-текста, не имеет конца, но он имеет начало; у него нет никаких внешних границ, но есть определенная рамка - рамка данного языкового высказывания (Гаспаров 1996, с.326).
Таким образом, до начала любого анализа и интерпретации мы имеем материальный, объективно существующий текст как зафиксированный набор букв, слов, предложений и знаков препинаний, который сохраняет неизменной форму речевого выражения мысли, идентично воспроизводимую субъектом при повторных прочтениях, что обеспечивается природой письменного текста. Содержание же текста подвержено изменениям, влияниям времени, культуры и т.д., тем не менее, это содержание задается все той же неизменной формой выражения.
Кроме формы выражения мысли в тексте, которая остается неизменной, как отмечалось выше, существует еще и автор, который не допускает абсолютной, ничем не ограниченной свободы интерпретации своего замысла (Бахтин 1986).
Попыткой примирить два противоположных подхода можно назвать третий подход, представляющий собой комбинацию идей первых двух. Он основывается, с одной стороны, на положениях рецептивной эстетики и постструктурализма о вариативности смысла произведения, а с другой стороны, на тезисе классической эстетики и структурализма, что в любом произведении есть неизменное смысловое ядро, заложенное автором и обусловленное социально-историческим контекстом его создания. В рамках этого подхода подчеркивается, что произведение не равно самому себе, его смысл исторически изменчив благодаря диалогу текста и читателя. Исторический, групповой и индивидуальный опыт читателя определяет изменчивость смысла произведения. Но в нем содержится устойчивая программа ценностных ориентации и смысла, а правомерность множества прочтений произведения не превращает этот процесс в произвольный. Жизненный опыт автора и смысл, запечатленный в произведении, создают устойчивую инвариантную программу переживаний и смыслообретений реципиента в процессе его восприятия и трактовки текста. «Сколь ни широка амплитуда рецепционных колебаний, сколь ни вариативно будет прочтение произведения, оно всегда будет протекать вокруг определенного стержня, в определенном, пусть и способном к расширению, русле» (Теории, школы, концепции 1985, с. 45).
Данный подход, выражаясь словами Ю.Б. Борева: «утверждает диалектику изменчивости и устойчивости, вариативности и инвариантности, открытости и закрытости художественного произведения, отвергает абсолютизацию как его изменчивости, так и устойчивости» (Борев 1997а, с. 484).
В данном исследовании мы будем придерживаться последнего подхода, т.к. в рамках стилистики декодирования (а также с учетом ее целей и задач) этот подход обеспечивает предмет исследований - некое инвариантное ядро смысла, заложенное автором, которое, с одной стороны, должно быть наиболее адекватно понято и интерпретировано, а с другой - актуализировано в новом культурно-историческом контексте, соотнесено с миром читателя и присвоено им, что не может не привести к определенной субъективности восприятия.
Особенности стиля произведений И. Во и их периодизация
Произведения писателей XX века построены как нескончаемый диалог культур, в который оказывается вовлечен читатель, для этих произведений характерен глубокий скрытый смысл, раскрыть который можно лишь войдя в мир художественного целого, проникнув в его структуру, выявив нити, связывающие его с мировой культурой и историей.
Как отмечает В.В. Леденёва, ключевым понятием к постижению специфики формирования и экспликации качеств идиостиля является понятие предпочтительности, которое отражает тяготение автора к определенным темам, жанрам, средствам и приемам, необходимым для построения текста и передачи информации, а также эмотивно-экспрессивных компонентов (Леденёва 2001, с. 38-39). Это дает основание предположить, что интертекстуальность (и интертекстуальные включения как воплощение этого процесса), являясь способом построения текста, составляет несомненный признак идиостиля, через который характеризуется идейно-эстетическая оценка мира писателем.
Вычленение и интерпретация интертекстуальных включений на основе теоретических положений, изложенных в предыдущей главе, а также знание некоторых подробностей жизненного и творческого пути автора, повлиявших на формирование его идиостиля, могут помочь в понимании и интерпретации глубинного смысла его произведений.
Ивлин Во (Evelyn Waugh, 1903 - 1966) родился в Лондоне в семье достаточно известного критика и издателя Артура Во, получил обычное для своего класса и поколения образование.
В Оксфорде будущий писатель сблизился с той самой «золотой молодежью», о пустоте и никчемности которой он впоследствии писал с блестящим юмором и сатирой. Годы поисков после окончания университета не прошли бесследно для его писательского опыта - обладая зорким глазом, он везде подмечал комические несуразности: в школьных порядках, в нравах газетчиков, высасывающих из пальца дутые сенсации, в быте художнической богемы. Все это стало предметом его язвительной сатиры, питавшейся принципиальным неприятием и последовательным отрицанием современной ему Британии. Однако идеалы, которые И. Во стремился противопоставить современному ему обществу, он искал в прошлом.
Результатом этих исканий стало принятие им в 1930 году католичества. Писатель принял догматы римской католической церкви как некий незыблемый оплот в хаосе и совершенном безумии современного ему мира. Особую роль в творческом развитии И. Во сыграла II мировая война. В 1939 году он добровольцем вступил в армию, служил в составе Королевской морской пехоты, коммандос на Ближнем Востоке. Война оказалась для И. Во средоточием всех пороков так нелюбимого им современного мира, символом торжествующей бесчеловечности и жестокости, символом абсурда, побеждающего начала разума и гармонии. Идейно-художественное развитие И. Во, как отмечает ряд исследователей его творчества, было сложным (Анджапаридзе 1968, 1971, 1979; Bradbury 1964; Davie 1979; Hastings 1994; Hollis 1954; McDonnell 1988; Stannard 1984, Sykes 1975).
Изменения в манере письма были обусловлены изменениями в мировоззрении. Сатирическая и комическая стихия ранних романов осложнялась лирической интонацией в более поздних произведениях. Новая манера вырабатывалась постепенно, поэтому исследователи считают целесообразным выделять несколько периодов в творчестве И. Во, хотя единства в вопросе о периодизации его литературной деятельности нет. В нашей работе мы будем придерживаться периодизации, предложенной Г.А. Анджапаридзе (Анджапаридзе 1979), которая представляется нам наиболее логичной, т.к. в ее основании лежат изменения в манере письма и стиле. Выделяются три периода творчества И. Во.
К первому периоду относятся сатирические романы 30-х годов: «Упадок и разрушение» (Decline and Fall, 1928), «Мерзкая плоть» (Vile Bodies, 1930), «Черная беда» (Black Mischief, 1932), «Пригоршня праха» (A Handful of Dust, 1934), «Сенсация» (Scoop, 1938).
В отличие от произведений его современников О. Хаксли, Т.С. Элиота, Э. Паунда и др., ранние романы И. Во очень легко читаются и, на первый (очень невнимательный) взгляд, может показаться, что в них нет места «другим голосам», отсутствует материал для анализа и интерпретации интертекстуальных включений. Но здесь легковерного и невнимательного читателя ждет ловушка: за кажущейся простотой и ясностью стоит глубокий подтекст. Сатирические романы 30-х гг. - романы-притчи, состоящие из двух уровней смысла: поверхностного (событийная канва произведений) и глубинного (именно он и передает идеи автора). Своеобразными показателями, намекающими на наличие подтекста, скрытого смысла, являются интертекстуальные включения, которые связывают оба уровня в единое целое и позволяют проникнуть в глубины авторской идеи.
Сатирическая направленность романов И. Во была обусловлена социально-экономической ситуацией в Англии в начале XX века. Первая мировая война и последовавшее за ней резкое ухудшение экономического положения Англии, всеобщая стачка 1926 года и экономический кризис 1929-1930 гг. продемонстрировали хрупкость и непрочность как самого общества, которому служило старшее поколение, так и его идеалов.
Воплощением тотального отрицания пуританской викторианской морали стала «золотая молодежь» (vile bodies, bright young things), которая резвится и бесится от тоски и скуки. Они не верят в «имперский» идеал «великой» Британии, а других идеалов у этого поколения нет, и они не стремятся их найти. Чтобы чем-то себя занять, «золотая молодежь» развлекается, организуя различные вечеринки, поездки, мотогонки, представления и т.д. Издание в 1928 году романа «Упадок и разрушение» принесло И. Во славу и имело шумный успех. Для этого романа и трех последующих характерна гротескная парадоксальность большинства персонажей, которая придает им некоторую плоскостность, одномерность сатирически обрисованных характеров. Основной конфликт - столкновение между традиционной нравственностью, воплощенной в образе героя-простака, и современной безнравственностью. Этический идеал писателя достаточно абстрактен (Анджапаридзе 1979; 19716).
Вышедший в 1934 году, один из самых знаменитых романов И. Во «Пригоршня праха» доказал, что писатель ищет новые пути для выражения конфликта между человеком и растленным обществом. Это первый роман писателя, в котором характерное для сатиры отрицание пороков уживается с жаждой утверждения, с мечтой о твердых нравственных устоях, мечтой, которая рушится, не воплотившись, что в конечном итоге еще больше усиливает сатирическую остроту книги и определяет ее печальный, элегический тон. Начиная с этого романа, сатира постепенно уступает место философии и лирике.
С первых же книг И. Во были замечены «легкость, лаконичность, сухое изящество его стиля, сценическая выразительность его диалогов, точность комических эффектов. Проза как будто бы ясная, даже простая, без всякой вычурности, но оказывается, что все это сплетено очень тонко и держится очень крепко - словно кружево из сверкающей металлической нити» (Левидова 1972, с. 268).
Собственно интертекстуальные включения в произведениях И. Во
Первый роман И. Во вышел в свет в 1928 году и назывался "Decline and Fall" («Упадок и разрушение»). Название романа сразу привлекает внимание, т.к. является усеченной цитатой заглавия фундаментального труда английского историка XVIII века Э. Гиббона (Е. Gibbon, 1776-1794) о закате Римско-Греческой империи и культуре "The History of the Decline and Fall of the Roman Empire" («История упадка и разрушения Римской империи»). Исследуя причину падения империи, Э. Гиббон приходит к выводу, что отход от идеалов классицизма в политике и интеллектуальной сфере, ограничение интеллектуальной свободы наряду с развитием христианства привели к моральному разложению и последующему упадку Рима (DOBH 1994; Britannica 2000).
Использовав в сильной позиции аллюзию на произведение Э. Гиббона, И. Во проводит аналогию между двумя империями, Римской и Британской, и заявляет о своей цели - показать процесс упадка и разрушения английского общества. С этого романа начинается «сатирическое линчевание» английского общества, поиски причин упадка и разрушения, идеалов в этом нестабильном мире, а впоследствии и путей выхода из создавшегося положения.
Как показывает анализ романа, И. Во разделял мнение Э. Гиббона, что моральное разложение общества непременно ведет к краху империи, но он не склонен был считать религию виновницей этого, скорее наоборот (и это будет очевидно в более поздних романах писателя), религия - единственный оплот и спасение от духовного упадка.
И. Во цитирует не весь текст Э. Гиббона, а его название, и кроме оценки описываемых событий и процессов автор предлагает читателю провести сопоставление и сделать определенные выводы - если ситуация не изменится, то Великобританию ждет участь Римской империи.
Название И. Во неатрибутированно. Для английского читателя, современника И. Во, источник включения был очевиден, временная отдаленность и другая культурная принадлежность создают трудности его идентификации для русского читателя, т.к. он не входит в круг прецедентных текстов для носителей русского языка, тем более, что это включение не поддерживается эпиграфом, комментарием или другими ссылками.
Следующим этапом знакомства с текстом произведения является название главы (если оно имеется). Оно также находится в сильной позиции, но его влияние на смысл распространяется в рамках одной главы.
Так, первая глава третьей части называется "Stone Walls Do Not A Prison Make". Это трансформированная, неатрибутированная цитата из стихотворения "То Althea, from prison" («К Алтее, из тюрьмы») английского поэта Ричарда Лавлейса (R. Lovelace, 1618-1657). Вторая строчка этого же стихотворения - "Nor Iron Bars a Cage" - использована И. Во в названии четвертой главы третьей книги.
Внимание И. Во в претексте привлекло цитируемое в заглавии первой главы высказывание, а не весь претекст. Цитата, красивая по форме и глубокая по смыслу, начинает существовать как бы сама по себе, в отрыве от произведения, из которого она взята. «Диалог» между авторами не охватывает целых произведений, в указанных выше главах развивается тема цитируемого высказывания - ограничение свободы (например, стенами тюрьмы) не означает ограничение свободы духа. Фактически, реализуется лишь один семантический план, который формируется общеязыковым линейным смыслом компонентов предложения-цитаты, не связанный с прототекстом и рождающийся в пределах самого предложения. Тем не менее, эмоциональная направленность прототекста определяет и эмоциональность его фрагмента - приведенной цитаты.
Идея о свободе духа даже в тюрьме получает сатирическую трактовку у И. Во - для Поля тюрьма (куда он попал, сам того не ведая, за «торговлю белыми рабами» (White slave traffic (Decline and Fall, p. 160)) стала местом, где он обрел настоящую свободу — свободу от ответственности за что бы там ни было, от необходимости ежеминутно делать выбор, даже в таких мелочах, как «что надеть», «чем пообедать» и т.д. - в тюрьме все было решено за него. От него требовалось только выполнение правил тюремного распорядка (Decline and Fall, p. 163) (см. Пример 1 Приложения 1).
Первая строка цитируемого стихотворения усиливает контраст между тем, что ожидает читатель, и тем, какую трактовку цитаты дает И. Во, в этом и заключается сатирический эффект. Поль характеризуется как человек, которому свобода с большой буквы, как исключительно человеческая категория, не нужна. У него своя свобода - свобода от ответственности.
В четвертой главе "Nor Iron Bars a Cage", также имеющей строчку из Р. Лавлейса в качестве заглавия, И. Во иронизирует над существующим порядком, когда с деньгами и связями и в тюрьме можно неплохо жить (получать хорошую еду из ресторана, спиртное в виде тоника от доктора для улучшения цвета лица, книги, цветы и т.д. Кроме того, в этой главе развивается тема свободы, заявленная в первой (см. Пример 2 Приложения 1). Между претекстом и принимающим текстом возникают отношения несоответствия, контраста, лежащие в основе комического эффекта.
Доминантная аллюзия в заглавии романа поддерживается локальными интекстами (цитатами) в названии глав, т.е. интертекстуальные включения в сильных позициях в этом романе служат композиционной метафорой, выдвигают идею произведения или главы, наполняют их сатирой; передают авторское неприятие процессов, происходящих в современном обществе. Таким образом формируется диалогическая модальность автора.
Второй роман И. Во "Vile bodies" («Мерзкая плоть») вышел в свет в 1930 г. «Мерзкая плоть» поразила читателей масштабами описанных процессов упадка и разрушения - этим процессам оказались подвержены не только высшее общество, но и пресса, и аппараты управления государством.
Само название также является интертекстуальным включением - это неатрибутированная, усеченная цитата из новозаветного «Послания апостола
Павла к Филиппийцам». В полном виде цитата выглядит следующим образом: The Lord Jesus Christ who shall change our vile body, that it may be likened unto his glorious body. (Bible, The New Testament, Book 50, Philippians: 003: 021) (выделено нами - E. В.). В своем послании Апостол Павел призывает людей следовать за Христом, верить в него, не думать о бренном (мерзком) теле. Те, кто мыслит о земном, кто заботится об удовлетворении лишь насущных потребностей своего бренного тела - рабы своей земной оболочки, враги креста Христова, их ждет погибель. Именно они и есть vile bodies .