Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Шванк как жанр немецкой смеховой культуры 10
1.1. Категория комического в эстетике и литературоведении 10
1.2. Шванк как жанр немецкой смеховой культуры XV – XVI вв. и его прагматика 13
1.3. Комизм шванка в когнитивно-дискурсивном аспекте 28
Выводы по главе I 39
Глава II. Реализация комического противоречия в референтной структуре шванка 41
2.1. Основные подходы к теории референции 41
2.2. Общая характеристика референтной структуры шванка 51
2.3. Представление специфики коммуникативной ситуации в референтной структуре шванка 54
2.3.1. Референция имени 55
2.3.1.1. Референтные сопроводители 73
2.3.2. Референция глагола 79
Выводы по главе II 84
Глава III. Репрезентация текстовых референтов в композиционных элементах шванка 87
3.1. Композиция шванка как смехового и дидактического жанра 87
3.2. Заглавие шванка и языковые средства выражения комического 96
3.3. Зачин шванка и языковые средства выражения комического 107
3.4. Середина шванка и языковые средства выражения комического 116
3.5. Концовка шванка и языковые средства выражения комического 118
3.6. Представление текстовых референтов во взаимодействии композиционных элементов шванка 125
Выводы по главе III 132
Заключение 135
Библиография 140
- Шванк как жанр немецкой смеховой культуры XV – XVI вв. и его прагматика
- Комизм шванка в когнитивно-дискурсивном аспекте
- Представление специфики коммуникативной ситуации в референтной структуре шванка
- Заглавие шванка и языковые средства выражения комического
Введение к работе
Актуальность диссертации обусловлена необходимостью изучить специфику средств грамматики текста, участвующих в репрезентации категории комического, характерных для жанра шванка эпохи Возрождения, с позиций когнитивно-дискурсивной парадигмы.
Научная новизна данной работы заключается в том, что в ней впервые рассматриваются средства создания комического эффекта, проявляющиеся в
референтной структуре и композиции жанра «шванк», то есть с позиций грамматики текста и композиции.
Теоретическая значимость диссертации состоит в том, что проведенное исследование, выполненное в рамках когнитивно-дискурсивной парадигмы, объясняет феномен комического с позиций когнитивной и коммуникативной лингвистики, теории понимания, теории референции, теории композиции и вносит вклад в разработку проблем грамматики текста, в частности, референтной структуры, и композиции текста. Выработанные приемы анализа и интерпретации комических текстов шванков могут быть применены для анализа других комических жанров.
Практическая ценность работы определяется возможностью применения результатов исследования в преподавании немецкого языка, а именно: в теоретических и практических курсах по грамматике немецкого языка, грамматике текста, интерпретации текста, лингвокультурологии. Предлагаемая в диссертации методика описания средств комического в немецком прозаическом шванке может использоваться на семинарских и практических занятиях по анализу художественного текста, при написании курсовых и выпускных квалификационных работ.
Методологическую базу исследования составили труды зарубежных и
отечественных исследователей в области эстетики и литературоведения
(Дземидок 1974, Бахтин 1975, 1990, 1994, Борев 1970, Пропп 1998, 1999, Гуревич
1984, 1989, 1993, Даркевич 1988, 2010, Пуришев 1990, Deufert 1975, Neumann
1986 и др.), когнитивной лингвистики (Кубрякова 1995, 1997, 1999, 2004, van
Dijk 1974, 1980, 1981, Демьянков 1994, 1995, 2001, Девкин 1998, 2007, Манерко
2007 и др.), грамматики текста (Москальская 1981, Гальперин 1977, 2007,
Тураева 2009, Ноздрина 1997, 2004 и др.), референции (Арутюнова 1973, 1982,
1998, 2003, Вежбицкая 1982, Куайн 1982, Линский 1982, Серл 1982, Стросон
1982, Braunmller 1977, Vater 1991, Москальская 1981, Казанцева 2014, Ноздрина
1997, 2004 и др.), композиции текста (Лотман 1992, 1998, Успенский 1995, 2000,
Арнольд 1993, 1999, 2009, Москальская 1981 и др.).
Материалом исследования послужили тексты немецких прозаических шванков из сборников: “Schwnke und Schnurren aus Bauern Mund von U. Jahn”, “Das Volk, das lacht. Deutsche Schwnke des 15. und 16. Jahrhunderts von G. Jckel”, “Deutsche Schwnke in einem Band von G. Albrecht”, “Deutsche Schwnke von A. Wesselski”. Всего было проанализировано более 450 текстов общим объемом в 800 страниц.
Рабочая гипотеза исследования заключается в том, что референция и композиция играют важную роль в создании комического эффекта в немецком шванке. В основе комизма шванка лежит ситуация непонимания коммуникантами друг друга, ведущая к комическому противоречию, что отражается в референтной структуре текста.
Основная цель диссертации заключается в выявлении и описании способов репрезентации комического эффекта языковыми средствами в рамках грамматики текста, а именно, референтной структуры, а также композиции текстов шванков. Это ставит перед необходимостью последовательного решения ряда задач, в их числе:
1. Обобщение существующих исследований комического как одной из
основных категорий эстетики, особенностей ее реализации в художественной
литературе, определение специфики шванка как смехового и дидактического
жанра эпохи Возрождения.
-
Установление специфики функционирования референции как категории грамматики текста в немецком шванке.
-
Выявление особенностей языкового представления референта в шванке с точки зрения его участия в создании комизма произведения и установление когнитивно-коммуникативных оснований возникновения комического эффекта.
4. Выявление композиционных особенностей немецкого прозаического
шванка и роли композиции в представлении референта шванка и создании
комического эффекта.
Основными методами исследования являются эмпирико-
интерпретационный метод, метод когнитивно-дискурсивного анализа, метод когнитивно-коммуникативного анализа, описательный метод.
Достоверность полученных результатов обеспечивается объемом исследованного языкового материала, комплексной методикой его анализа, обширной теоретической базой исследования.
На защиту выносятся следующие положения диссертации:
1. Коммуникативная ситуация в тексте шванка развивается в двух
плоскостях: в плоскости коммуникации между персонажами произведения в
фиктивном мире художественного произведения и в плоскости коммуникации
между автором произведения и читателем в реальном мире. В плоскости
«персонаж – персонаж» противоречие, приводящее к комическому эффекту,
возникает в результате непонимания персонажем-адресатом персонажа-
адресанта вследствие умышленного введения его в заблуждение персонажем-
адресантом или в результате коммуникативной неудачи. В плоскости «автор –
читатель» читатель испытывает комический эффект при наблюдении за
ситуацией непонимания персонажей либо с позиции «всеведущего» читателя,
либо «неосведомленного» читателя.
2. Языковая репрезентация комического противоречия осуществляется в
референтной структуре шванка при именовании референта, отражающем
несовпадение идеальных сущностей в сознании коммуникантов как в плоскости
«персонаж – персонаж», так и в плоскости «автор – читатель».
3. Способы создания комического эффекта в тексте обусловлены, в первую
очередь, целями автора сообщения: 1) персонажа – обмануть, одурачить своего
собеседника; 2) автора шванка – вызвать смех читателя; а также фоновыми
знаниями и пресуппозициями адресата (как читателя, так и персонажа). Данные
способы проявляются в тексте в семантике языковых единиц и в нарушенной
кореференции имени и глагола.
4. Читателю как конечному адресату при наблюдении взаимодействия в
тексте доминирующей авторской позиции, выраженной в авторской речи, и
подчиненных ей позиций персонажей, выраженных в речи персонажей, становится очевидным несовпадение между действительностью, создаваемой автором в художественном произведении, и представлением о ней со стороны объекта осмеяния.
Материал исследования прошел апробацию на заседаниях кафедры грамматики и истории немецкого языка Московского государственного лингвистического университета. По материалам работы был сделан доклад на Всероссийской научной конференции «Германистика: перспективы развития», посвященной 100-летию со дня рождения О.И. Москальской (МГЛУ, Москва, 2014 г.). Основные положения и выводы, сформулированные в диссертации, отражены в семи научных публикациях в журналах, входящих в перечень ВАК РФ.
Структура работы следующая: диссертация состоит из введения, трех глав, заключения, библиографии и приложения, включающего в себя тексты шванков, анализируемые в ходе исследования.
Шванк как жанр немецкой смеховой культуры XV – XVI вв. и его прагматика
Тексты, отражающие проявления смеховой культуры, заслуживают внимания культурологов, филологов и лингвистов, так как их языковое оформление содержит информацию о специфике определенной культуры. Источником произведений европейской смеховой культуры стали восточные легенды, которые во времена крестовых походов обрели некоторые черты христианства [Breinersdorf 1943: 363].
Первые юмористические и сатирические тексты начали появляться в Европе в Средние века. Одними из первых произведений смехового жанра являются французские фаблио, сложившиеся к XII – XIII вв., существовавшие сначала в устной форме как небольшие сатирические или развлекательные рассказы, которые позднее были насыщены городскими чертами и приобрели то литературное оформление, которое знакомо нам сегодня [Алексеев 1987: 112]. Фаблио оказали большое влияние на европейскую литературу, в том числе, на итальянскую и позднее немецкую, где аналогичными жанрами являются соответственно фацетии и шванки.
Однако комизм той эпохи отличался от комизма наших дней. В средневековье то, что в настоящее время оценивается как грубое и циничное, имело сакральное значение. В качестве примера этому могут служить скатологические шутки, гастрономические и эротические остроты, вызывавшие смех [Даркевич 1988: 158]. Как отмечает М.М. Бахтин, фривольное поведение было неотделимо от карнавальной образности, ядром которой являлось переворачивание привычных образов с ног на голову. В это время в Европе появляются и получают распространение различные формы смеховой культуры: площадные празднества карнавального типа, отдельные смеховые обряды и культы, многообразная пародийная литература [Бахтин 1990: 8].
Как утверждает В.Я. Пропп, чувство комического специфично для каждой эпохи и для каждого народа. Оно может быть непонятным и недоступным для других эпох [Пропп 1999: 21]. При современном прочтении произведений жанров смеховой культуры периода средневековья и Ренессанса комизм может быть не столь очевиден. При исследовании текста кроме языковой составляющей к анализу должны также привлекаться данные культурно-исторического характера, дающие представление о картине мира изучаемого периода [Соловьева 2005: 20]. В культуре западной Европы смех постепенно начинает занимать прочное место, начиная с XIII в. До этого периода всё, относящееся к смеху и веселью, презиралось и запрещалось [Гуревич 1993: 216].
Комическое развивается и процветает в народной культуре, которую М.М. Бахтин обозначил термином «смеховая культура». Наряду с официальным мировоззрением, сформированным, главным образом, церковными культами, появляется аспект жизни, построенный «по ту сторону всего официального», «второй мир или вторая жизнь» [Бахтин 1990: 10]. Сосуществуют «настоящий, организованный мир культуры» и ненастоящий мир, «отрицательный, мир антикультуры» [Лихачев 1987: 353].
М.М. Бахтин применяет к этому явлению термин «двумирность», утверждая, что без ее учета невозможно постижение культурного сознания средневековья и Ренессанса [Там же]. «Второй мир» строится как пародия на официальную жизнь, как «мир наизнанку» [Там же: 16].
«Двумирность» смехового мира проявляется в пародиях на церковные обряды и культы, в превращении королей в шутов, в замене «мудрости глупостью, безумием и пьянством, честности – плутовством, денег – испражнениями» [Роготнев 2009: 54].
Нам близко понимание И.Ю. Роготневым смеховой культуры как одной из форм проявления многообразия комического [Роготнев 2009: 19]. В качестве критерия ее выделения исследователь указывает рассмотренный признак «двумирности» [Там же: 20]. Придерживаясь точки зрения М.М. Бахтина, в качестве специфических черт народной смеховой культуры мы отмечаем площадность и карнавальный характер.
Карнавал как всеобщее празднество появляется в городах в позднее средневековье. Так, в Западной Европе карнавалы зафиксированы источниками в XIII в., а более широкое распространение получают с XIV – XV вв. [Гуревич 1984: 268]. С развитием городов формировался новый образ жизни, возникла городская культура, которая совмещала в себе церковную и народную культуры. Существование человека в средневековье было коллективным, общество чувствовало себя целостным и неделимым. Тем более, единой массой чувствовала себя людская толпа на площади, в условиях карнавала [Кравченко 2004: 87 – 89].
Как городской феномен карнавал всенароден и универсален, поскольку в нем принимают участие многочисленные горожане различных сословий и он охватывает все стороны жизни, преломляя их сквозь призму смеховой культуры. Карнавал дарил средневековому человеку чувство свободы, освобождал от забот, снимал все официальные ограничения и запреты. В карнавале отражается стремление горожан к сытости, плодородию, здоровью и изобилию, в нем находит выражение земное торжество жизни в противовес христианским убеждениям о райской загробной жизни. Народный смех сбрасывал серьезность, избавлял от страха, освобождал чувственную природу человека [Там же: 90 – 93]. Праздничный разгул и смех были проявлением протеста против угнетающего и аскетичного характера социального устройства средневековья [Пропп 1999: 138].
Всеобщность, являющаяся отличительной чертой смеховой культуры средневековой эпохи, постепенно исчезает с течением времени. С формированием классового общества происходит изменение в сознании человека. На место духа всеобщности приходит классовое разделение [Кравченко 2004: 94]. Вследствие этого меняются некоторые аспекты смеховой культуры. Такой смех, в отличие от карнавального, которому не присущ нравственный урок, связан с моралью, осмеивает через призму нравственных норм и оценок с целью осудить, исправить или искоренить [Там же: 95].
Комизм шванка в когнитивно-дискурсивном аспекте
С. Шмидт определяет акт референции как действие, которое совершается в рамках коммуникативного акта посредством языковых выражений. По утверждению исследователя, референция должна рассматриваться на текстовом, а не на словесном уровне [Schmidt 1973: 87].
К. Браунмюллер, исследуя явление референции, подчеркивает важность однозначности восприятия референта, которая оказывает решающее значение для успешного акта коммуникации [Braunmller 1977: 56].
Исследователь также использует термин «определенная дескрипция» (“die definite Beschreibung”), утверждая ее наличие в том случае, когда говорящий противопоставляет некий объект другим объектам действительности и предоставляет такое количество информации о нем, что слушатель может привести эту информацию о данном объекте в соответствие со своим опытом и знаниями о мире. Определенными дескрипциями могут являться имена собственные (которые не обусловлены ситуацией), словосочетания с указательными местоимениями, личные местоимения (ситуативно обусловленные) [Там же]. Он выделяет следующие виды референции: 1) специфическая референция (spezifisches Referieren) – говорящий осуществляет референцию к объекту, идентифицируемому для себя, но неидентифицируемому для слушателя. 2) неспецифическая референция (nicht-spezifisches Referieren) – слушатель не допускает, что говорящий осуществляет референцию к какому-то определенному объекту, говорящий сообщает свои представления о потенциальном референте. 3) непрозрачная референция (undurchsichtiges Referieren) – при данном виде референции говорящий может намеренно не сообщать адресату какие либо свойства референта, известные ему. 4) определенная референция (definites Referieren) – данный вид референции имеет место, когда говорящему удается достичь однозначной идентификации референта путем референции к объекту при помощи определенных дескрипций. 5) неопределенная референция (nicht-definites Referieren) – при данном виде референции говорящим осуществляется попытка достичь идентификации референта слушателем, что зависит от коммуникативных способностей говорящего. Если характеристики референта недостаточны, не учитывают фоновых знаний, контекста и ситуации в достаточной мере, то идентификации референта слушателем не произойдет [Braunmller 1977:88 – 91].
Таким образом, референция рассматривается в двух аспектах: логики и прагматики. На текстовом уровне при соотнесении исходной информации с новой информацией представляется необходимым подходить к референции с прагматических позиций. Для анализа ситуаций непонимания важным является рассмотрение того, как происходит идентификация референта, установление связи с какими компонентами знания коммуникантов приводит к ошибочной идентификации референта адресатом сообщения.
Важной проблемой, рассматриваемой в рамках теории референции, является определение референтных и нереферентных слов. Многие лингвисты, начиная с Б. Рассела, придерживаются мнения, что в референции принимают участие слова и именные группы с предметным значением (Н.Д. Арутюнова, Е.В. Падучева, А. Вежбицкая и др.). По мнению Н.Д. Арутюновой, в осуществлении референции участвуют автономные единицы (имена собственные и нарицательные, именные группы, личные, неопределенные, указательные и отрицательные местоимения) и их актуализаторы (артикли, притяжательные, указательные, неопределенные и отрицательные прилагательные, числительные) [Арутюнова 2003: 348].
Именные группы разделяются на референтные и нереферентные. Нереферентными считаются именные группы, выступающие в функции логического предиката (Арутюнова 1982, Вежбицкая 1982, Падучева 1985), а также обращения [Вежбицкая 1982: 262].
Помимо именных групп некоторыми лингвистами нереферентыми признаются слова, обозначающие признак предмета, абстрактные и вымышленные предметы. Однако существует более широкое понимание референции, согласно которому референцией обладают как слова, обозначающие признак предмета, так и вымышленные предметы. Данное утверждение нельзя не признать верным, поскольку, имея дело с художественным текстом, мы анализируем именно нереальные объекты, присутствующие в мире художественного произведения.
Так, Х. Фатер считает, что референция возможна не только к объектам реального, но и фиктивного мира, ссылаясь на работу Р. Джекендоффа (1983), в которой содержится утверждение, что человек всегда осуществляет референцию не в реальном мире, а в том, который создан его сознанием как отображение реального мира [Vater 1991: 12].
Помимо этого, Х. Фатер считает, что ограничение референции рамками именных групп не оправдано. Вслед за Джекендоффом (1983) он утверждает, что референция может осуществляться не только к предметам (включая людей) и абстрактным процессам, выраженным именными группами, но также и к состояниям, деятельности, качествам, а, следовательно, референтным потенциалом обладают глагольные группы и группы с именами прилагательными [Vater 1991: 11]. В своей работе Х. Фатер рассматривает понятие кореференции, понимая под ней вслед за Т. Трейном референцию нескольких языковых выражений к одному и тому же внеязыковому (точнее, внетекстовому) объекту – референту [Thrane 1980: 10].
Представление специфики коммуникативной ситуации в референтной структуре шванка
Наибольшую группу образуют референтные сопроводители, выраженные именем прилагательным, содержащие в своем значении характеристику референта и участвующие в интродуктивной референции в зачине произведения:
“In einem Dorf gab es schlimme, schalkhafte, bse Bauern, die oft im Wirtshaus oder sonst mit Scheltworten einander der Lge Ziehen...”
Несмотря на схожесть сюжетов, персонажей и ситуаций в различных шванках, в них прослеживается авторский стиль, который выражается в употреблении определенных стилистических приемов и лексических единиц. Например, в шванках Й. Викрама и М. Монтана отмечается широкое употребление оценочных прилагательных, несущих определенную стилистическую окраску: “In einem Dorf sa/I einmal ein toller, voller, verlotterter, verhurter, gottloser Pfaffe, dem allezeit seine Sinne und Gedanken mehr nach dem Wirthaus denn nach der Kirche standen.” (J. Wickram) В отличие от них в шванках Й. Паули, прилагательные редки, повторяются не только от произведения к произведению, но и внутри одного шванка и зачастую не имеют оценочного компонента значения: “Es war ein geistlicher Bruder zu Hause bei einem Brger und diente Gott, und er lift grofie Anfechtung von dem bsen Geist.” (J. Pauli)
Поскольку шванк являлся не только развлекательным, но и дидактическим жанром, одна из его целей - изображение отрицательных поступков и высвечивание отрицательных качеств отдельных лиц или, чаще, групп людей с целью осмеяния и искоренения данных качеств. Таким образом, используя в зачине для характеристики персонажей прилагательные с отрицательной коннотацией, автор подает читателю сигнал о том, что именно этот персонаж / персонажи подвергнутся осмеянию в середине или концовке произведения. Следовательно, в сознании читателя осуществляется прогноз относительно окончания действия, заключающийся в том, что указанный персонаж / персонажи окажутся в комичной ситуации: “Zu Strassburg hat ein Metzger eine faule, schlfrige Magd gehabt, wie denn jetzt schier gemeiniglich alle Mgde sind.”
В приведенном в пример зачине шванка автор сообщает читателю о том, что служанка обладает такими отрицательными качествами, как лень и сонливость. Принимая во внимание прагматику жанра, читатель составляет такой прогноз развития событий, согласно которому служанка попадет в комичную ситуацию, чем будет наказана за свой недостаток. Действительно, служанка, получив приказ хозяина сходить на рынок, проспала время работы рынка и явилась за покупками в неположенное время, чем вызвала смех у окружающих.
Таким образом, значимой для прогноза описываемой в тексте ситуации является оценочная составляющая значения референтного сопроводителя, выраженного именем прилагательным.
В некоторых произведениях главными действующими лицами являются персонажи-противоположности или контрастные пары. Так, например, в шванке Й. Викрама “Einer vertreibt seinem alten Weib das Kopfweh” представлена следующая пара:
“In einer Stadt, am Rheinstrom gelegen, wohnte eine sehr reiche und geizige alte Witfrau… Es begab sich ber lang, da ein Landsknecht in die Stadt kam, ein gar schner, gerader, frhlicher junger Kerl…”
Часто в шванке именно жена является обладательницей отрицательных качеств, символизируя небольшой домашний антимир, о чем писал Д.С. Лихачев (1987), и именно против нее направлен смех и осуждение автора: против таких ее качеств как сварливость, жадность, недовольство. Симпатия автора находится на стороне персонажа с положительной характеристикой.
Контрастные пары обозначены в тексте посредством именной группы (прилагательное + существительное), в которой прилагательное выполняет роль референтного сопроводителя. В его значении содержится оценочный компонент (положительный и отрицательный), что позволяет читателю составлять прогноз относительно дальнейшего развития событий, а именно, кто из них окажется в комичной ситуации. Как правило, этим персонажем является обладатель отрицательной характеристики.
Таким образом, референтный сопроводитель, выраженный именем прилагательным, главным образом, задействован в механизме вероятностного прогнозирования у читателя и помогает читателю определить, выявить того персонажа, который окажется в комичной ситуации.
Помимо имени прилагательного распространенным средством обозначения характеристики персонажа в шванке является придаточное определительное предложение. Е.И. Шендельс утверждает, что придаточное определительное обладает объемом содержания, намного бльшим, чем другие типы придаточных предложений. Придаточное определительное может содержать любого рода информацию о предмете: его внешние, внутренние, пространственные, временные, причинно-следственные признаки и т.д., оно может содержать сравнение или косвенную речь персонажей [Schendels 1982: 360].
Как указывает О.И. Москальская, в то время как «референтом имени является предмет, референтом предложения является событие, факт действительности» [Москальская 1981: 101]. Называя признак, придаточное предложение содержит также указание на действие, что сближает с его с референцией глагола.
Посредством придаточного определительного предложения автор выделяет одного из персонажей, «намекая» на то, что именно он либо попадет в комичную ситуацию (пример 1), либо, наоборот, окажется одурачивающим своего противника (пример 2): 1) “Nun, es war doch eine Jungfrau drin, die sprang aufs Fenster und wollte hinaussteigen”. (M. Montanus) 2) “Ein seltsamer Abenteurer, der noch in [mancher] Menschen Gedchtnis verblieben, von dem viel zu schreiben wre, derselbe ist einmal in eine Herberge gen Dillingem gekommen und hat allda gezecht”. (M. Montanus)
Заглавие шванка и языковые средства выражения комического
В плоскости «автор – читатель» отметим, что в то время как в заглавии и зачине читателю представляется одурачивающий субъект и одураченный объект, в середине вводится еще средство одурачивания.
В качестве примера рассмотрим отрывок из шванка Й. Викрама “Ein Stadtvogt trank Lauge statt Branntwein” (приложение, текст 12):
“Dies hielt er nicht lange, sondern fing allgemach wieder an, den Laden am Sonntag aufzutun; deshalb drohte ihm der Vogt oft, er wolle ihm die Glser samt dem Branntwein wegnehmen. Als dieser erwhnte Abenteurer das vernahm, richtete er ein groes Glas her mit Laug e und ein wenig Safran, oder was er sonst darunter tat, wei ich nicht, in summa, dass es uerlich einem Branntwein gleichsehe, und stellte das an einem Sonntag auf den Ladentisch. Solches ward dem Stadtvogt durch einen seiner Diener von Stund an hinterbracht. Also eilte der Vogt in groem Zorn mitsamt seinen Dienern dem Branntwein zu. Als ihn aber der Abenteurer von ferne kommen sah, tat er alle anderen Glser und Schsseln weg und lie das Glas mit dem gemachten Trank stehen. Und als der Vogt zu ihm kam, fuhr er ihn mit zornigen Worten an; aber der Branntweinmann stellte sich einfltig, als ob er erschrocken wre. Indes erwischte des Vogts Diener das Glas und meinte, er htte eine Beute gemacht; als aber der Vogt samt seinen Knechten nach Hause kamen, brachten sie eine groe Schssel herbei und schtteten den Branntwein darein und streuten Zucker darauf und vermeinten, eine gute gebrannte Suppe zu essen. Wie aber der Vogt als der Herr den ersten Bissen a und die Knechte geschwind hinterher, sah einer den anderen an, und es ward ein groes Ausspeien und Fluchen unter ihnen; als sie aber recht schauten, was in dem Glas wre, so fanden sie, dass es eine alte Lauge war”.
Продавец решает перехитрить управляющего, выдав щелок за водку. На основании внешнего сходства управляющий принимает одно за другое. В данном случае именно в медиальной части описывается обман и его разоблачение.
В медиальной части произведения вводится средство одурачивания – в данном случае щелок, получающий различные именования в тексте в зависимости от перспективы повествования. Для «всеведущего» читателя он обозначается существительным “Lauge”, для обманутого персонажа -существительным “Branntwein”.
2. Плоскость «персонаж - персонаж» «вплетена» в плоскость «автор -читатель». В данной плоскости средство одурачивания представлено с позиции каждого из персонажей. Одурачиваемый персонаж видит средство одурачивания - некий предмет - не таким, какой он есть на самом деле. В языке это проявляется, как правило, непрямым наименованием данного объекта. Так, в рассматриваемом шванке “Ein Stadtvogt trank Lauge statt Branntwein”, в мире одурачиваемого персонажа объект одурачивания - щелок - является водкой, поскольку выглядит, как водка и получает соответствующее наименование:
“Ah dieser erwhnte Abenteuerer (одурачивающий персонаж) das vernahm, richtete er ein gropes Glas her mit Lauge (средство одурачивания в мире одурачивающего) und ein wemg Safran, oder was er sonst darunter tat, wei/3 wh nicht, in summa, dass es uperlich einem Branntwein gleichsehe, und stellate das an einem Sonntag auf den Ladentisch. Solches ward dem Stadtvout (одурачиваемый персонаж) durch einen seiner Diener von Stund an hinterbracht. Also elite der Vogt in grofiem Zorn mitsamt seinen Dienern dem Branntwein (средство одурачивания в мире одурачиваемого) zu.”
Таким образом, наложение плоскости «персонаж - персонаж» на плоскость «автор - читатель» позволяет выявить читателю несовпадение в мирах персонажей: одурачиваемый персонаж представляет себе предмет-средство одурачивания иначе, чем одурачивающий.
Срединная часть содержит основную информацию, касающуюся развития сюжета. Именно в данной части появляется референт (референты), релевантный для создания комического эффекта в шванке.
Концовка является нижней «рамкой» художественного текста, в которой подводится итог описываемым событиям, выражается отношение к ним автора. И.Р. Гальперин определяет концовку как «заключительный эпизод или описание последней фазы развертывания фабулы (сюжета) произведения» [Гальперин 2007: 135]. Концовка часто «выступает в роли «анти-начала», point a, пародийно или каким-либо иным способом переосмысляющего всю систему кодирования текста» [Лотман 1998: 211]. Являясь границей текста, она свидетельствует о переходе от вымышленного, фиктивного мира к миру реальному [Винокурова 2004: 23].
Л. Ронер понимает концовку как такой текстовый элемент, из которого не вытекает дальнейшего действия [Rohner 1976: 249].
Концовка шванка представляет собой заключительный композиционный элемент текста, подводящий итог действию и содержащий оценку автора.
Подобно зачину, концовка художественного произведения выполняет ряд функций. И.Ж. Винокурова выделяет делимитативную функцию, функцию выражения авторского эмоционально-оценочного отношения к объекту повествования, особо отмечая участие концовки в процессе текстообразования [Винокурова 2004: 25 – 26]. Н.И. Бялоус связывает функции концовки с реализацией текстовых категорий интеграции, ретроспекции, модальности и завершенности [Бялоус 1985: 121 – 122].
На наш взгляд, определяя верхнюю границу концовок шванка, необходимо принимать во внимание специфические особенности данного жанра. Малая форма произведения не всегда позволяет отделить концовку от основного действия графически. Шванк может целиком состоять из одного абзаца или даже из одного предложения. Поэтому мы не отводим главенствующую роль графическому признаку, а рассматриваем грамматические, лексические и графические средства в совокупности.