Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА І. Лингвотеоретическая характеристика эпистемического статуса высказывания 20
1. Понятие эпистемического статуса высказывания 20
1.1. Вводные замечания 20
1.1.1. Понятие объективного эпистемического статуса высказывания 25
1.1.2. Понятие субъективного эпистемического статуса высказывания 29
1.1.3. Маркеры субъективного эпистемического статуса высказывания 32
1.2. Понятие высказывания 34
1.3. Содержание понятия модальности 38
1.3.1. Понятие модальности в логике 39
1.3.2. Учение о модальности в лингвистике 42
1.3.2.1. Объективная модальность 42
1.3.2.2. Субъективная модальность 50
1.3.2.2.1. Узкое понимание субъективной модальности 51
1.3.2.2.2. Широкое понимание субъективной модальности 58
1.4. Функционально-семантический подход к модальности в лингвистике 64
1.4.1. Вводные замечания 64
1.4.2. Признаки и общая структура функционально-семантического поля 67
1.4.3. Функционально-семантическое поле модальности 70
1.5. Структура оценки 75
1.5.1. Структура аксиологических оценок 75
1.5.1.1. Понятия субъекта, объекта, основания, шкалы оценки в аксиологии
1.5.1.2. Характер, аспект и аксиологические предикаты оценки 79
1.5.2. Структура модальной оценки 81
1.5.2.1. Структура прогноза алетической модальности 81
1.5.2.2. К структуре оценки модальной ситуации достоверности 82
1.6. О соотношении эвиденциальности и эпистемического статуса 91
1.7. Выводы по первой главе 98
ГЛАВА II. Эпистемический статус высказывания, сформулированного на базе чувственного познания 102
2.1. Особенности чувственного познания действительности 102
2.2. Ситуации полной осведомленности говорящего 113
2.2.1. Эпистемическая функция модальных слов как маркеров субъективного эпистемического статуса высказывания, сформулированного на базе чувственного восприятия действительности 113
2.2.1.1. Позиция модальных слов среди частей речи 114
2.2.1.2. К классификации модальных слов 119
2.2.1.3. Систематизация модальных слов, соотносимых с чувственным познанием действительности 124
2.2.1.4. Прагматический аспект семантики модальных слов 129
2.2.1.5. Ситуация экстравертного наблюдения 133
2.2.1.6. Ситуация интравертного наблюдения 140
2.2.1.7. Ситуация знания по прошлому опыту 145
2.2.2. Эпистемическая функция модальных частиц 150
2.2.2.1. Вводные замечания 150
2.2.2.2. Модальная частица dock 154
2.2.2.3. Модальные частицы allerdings, ja, halt, schon 160
2.3. Ситуации неполной осведомленности говорящего 164
2.3.1. Вводные замечания 164
2.3.2, Эпистемическая функция глагола scheinen как маркера субъективного эпистемического статуса высказывания, сформулированного на базе чувственного восприятия действительности 167
2.4. Выводы по второй главе 175
ГЛАВА III. Эпистемический статус высказывания, сформулированного на базе выводных знаний 180
3.1. Выводные знания 180
3.2. К понятию вероятности 187
3.3. О соотношении онтологической и эпистемической возможности 191
3.4. Эпистемическая функция модальных слов как маркеров выводных знаний 196
3.4.1. Систематизация модальных слов, соотносимых с выводными знаниями 196
3.4.2. Модальные слова в ситуациях вероятности 198
3.4.2.1. Ситуация высокой степени вероятности 198
3.4.2.2. Ситуация средней степени вероятности 214
3.4.2.3. Ситуация низкой степени вероятности 221
3.5. Эпистемическая функция глагола scheinen как маркера выводных знаний 224
3.6. Эпистемическая функция модальных глаголов как маркеров выводных знаний 228
3.6.1. Вводные замечания 228
3.6.2. Модальные глаголы mussen, mogen, кдппеп, durfen 232
3.7. Эпистемическая функция форм будущего времени 241
3.8. Эволюция средств передачи выводных знаний 249
3.9. Выводы по третьей главе 251
ГЛАВA IV. Эпистемическии статус высказывания, сформулированного на базе знаний «из вторых рук» 256
4.1. Место знаний «из вторых рук» в познании объективной действительности 256
4.2. Понятие косвенной речи 260
4.2.1. Прямая и косвенная речь 260
4.2.2. Признаки косвенной речи 264
4.2.3. Классификация косвенной речи 267
4.2.4. О наклонении косвенной речи 272
4.3. Эпистемическая функция конъюнктива косвенной речи 277
4.3.1. О семантике конъюнктива косвенной речи 277
4.3.2. Презентные формы конъюнктива 284
4.3.2.1. Презенс конъюнктива 284
4.3.2.2. Перфект конъюнктива 288
4.3.2.3. Футурум конъюнктива 291
4.3.3. Претеритальные формы конъюнктива 293
4.3.3.1. Претеритум конъюнктива 293
4.3.3.2. Плюсквамперфект конъюнктива 299
4.3.3.3. Кондиционалис 1 305
4.4. Эпистемическая функция модальных глаголов как маркеров знаний «из вторых рук» 308
4.4.1. Вводные замечания 308
4.4.2. Модальные глаголы sollen uwollen 312
4.5. Эпистемическая функция модальных слов как маркеров знаний «из вторых рук» 320
4.5.1. Вводные замечания 320
4.5.2. Модальные слова angeblich, vorgeblich 322
4.6. Выводы по четвертой главе 326
Заключение 331
Список сокращений 347
Список научной литературы 348
Список лексикографических источников 396
Список литературы, послужившей источником примеров 398
- Широкое понимание субъективной модальности
- Особенности чувственного познания действительности
- О соотношении онтологической и эпистемической возможности
- Место знаний «из вторых рук» в познании объективной действительности
Введение к работе
Диссертация посвящена изучению эпистемической характеристики высказываний, сформулированных на основе чувственного или рационального познания объективной действительности, а также знаний, полученных в ходе повседневной межличностной и массовой коммуникации. Исследуемые в работе вопросы относятся к проблеме знания и мнения, имеющей длительную традицию изучения в философии и логике. Обращение к ней связано с возрастанием интереса лингвистики к когнитивным аспектам языка. В последнее время все чаще отмечается, что проблема мнения и знания приобретает актуальность не только для философии, но и для лингвистики. Анна А.Зализняк [Зализняк, 2006, 479] указывает, например, на усиление пристального внимания лингвистов к ней. И.Б.Шатуновский [И.Б.Шатуновский, 1996: 249] считает, что «проблема мнения, знания и веры - это не столько философская и онтологическая проблема, сколько лингвистическая (по крайней мере, на 90%)».
Термин «эпистемический» (от греческого слова «эпистеме» - знание) заимствован языкознанием из логики, в которой его введение в научный обиход связано с расширением понятия модальности. В настоящее время термин «эпистемическая модальность» широко употребляется зарубежными и отечественными лингвистами. Например, Ф.Пальмер [Palmer, 1979] исследует эпистемическую функцию английских модальных глаголов (в дальнейшем МГ); немецкий лингвист М.Дохерти [Doherty, 1985] рассматривает эписте-мическое значение частиц dock, etwa, ja, denn и МГ. Эпистемическая модальность исследуется в докторских диссертациях А.В.Зеленщикова [Зеленщиков, 1997] и Е.И.Беляевой [Беляева, 1988].
То же самое можно сказать и о термине «достоверность», который рассматривается совместно с термином «эпистемический». Финский лингвист А.Мустайоки [Мустайоки, 2006: 287] подчеркивает, например, что эпистеми-
ческая модальность охватывает смысловые элементы, указывающие на отношение говорящего (в дальнейшем Г) к достоверности положения дел.
Широко известный отечественный лингвист А.В.Бондарко пишет: « ... модальность может рассматриваться как комплекс актуализационных категорий, характеризующих с точки зрения говорящего отношение пропозитивнои основы содержания высказывания к действительности по доминирующим признакам реальности / ирреальности. То или иное отношение к этим признакам представлено в значениях: 1) актуальности / потенциальности (возможности, необходимости, гипотетичности и т.д.), 2) оценки достоверности, 3) коммуникативной установки высказывания, 4) утверждения / отрицания, 5) засвидетельствованности (пересказывания / «непересказывания»)» [Бондарко, 1990: 59-60].
Достоверность рассматривается нами в первую очередь с философской точки зрения в контексте «знание характеризуется разной степенью достоверности» и понимается, вслед за В.Н.Бондаренко, как «понятие, характеризующее степень соответствия содержания предложения (суждения) объективной действительности с точки зрения субъекта мысли (говорящего, думающего или пишущего)» [Бондаренко, 1978: 33]. В этой связи можно упомянуть мнение Е.С. Яковлевой о том, что «показатели достоверности сигнализируют о субъективной эпистемической характеристике высказывания с точки зрения говорящего» [Яковлева, 1994: 218].
Сам термин «эпистемический статус» заимствован нами у Дж.Лайонза [Лайонз, 2003: 194], который использовал его для обозначения субъективной квалификации отношения Г к истинности пропозиции, а также у О.А.Хадар-цева [Хадарцев, 2000], который исследовал на материале персидского языка взаимодействие двух категорий - эвиденциальности и эпистемического статуса.
Проблема определения семантической сущности понятия эпистемического статуса высказывания и средств его выражения, в частности в современном немецком языке, не получила до настоящего времени освещения со
стороны исследователей. Забегая вперед, заметим, что к маркерам эпистемического статуса высказывания мы относим модальные слова (в дальнейшем МС), МГ, модальные частицы (в дальнейшем МЧ), глагол scheinen, формы будущего времени, конъюнктив косвенной речи (в дальнейшем КР). Безусловно, все перечисленные языковые единицы были освещены в отечественной и зарубежной германистике. Однако они все еще имеют «белые пятна», которые продолжают притягивать к себе исследовательскую мысль. Например, они не были исследованы с точки зрения выражения ими семантики эпистемического статуса высказывания. Настоящее исследование позволило систематизировать в рамках одного понятия многие, казалось бы, не имеющие на первый взгляд общего, языковые единицы, перечисленные выше.
Выбор темы диссертации продиктован отсутствием комплексного исследования высказывания с позиции познавательной деятельности человека на материале современного немецкого языка.
Актуальность проведенного исследования обусловлена важностью изучаемых в работе проблем в связи с их антропоцентрической направленностью, а также усилением внимания лингвистики нового времени к так называемому «человеческому фактору» в языке вообще и говорящей личности в особенности, а модальные значения, интегрирующиеся в понятие эпистемического статуса высказывания, как известно, группируются вокруг семантического признака, в котором находит отражение «точка зрения говорящего». Г в свою очередь имеет самое непосредственное отношение к вопросам, связанным с мышлением и познавательной деятельностью человека, и поэтому настоящее исследование, безусловно, вносит вклад в разработку проблем когнитивной лингвистики. Другой стимул для исследования связан с теми достижениями, которые продемонстрировала в последние десятилетия лингвистическая семантика, и ее интересом к проблемам, имеющим отношение к семантике модальности и средствам ее выражения.
Философский характер рассматриваемых в исследовании проблем способствовал привлечению достижений представителей прежде всего аналити-
ческой философии: Л.Витгенштейна, Дж.Э.Мура, Н.Малкольма, Дж.Остина, Э.Сепира. В середине прошлого века начинается тесное взаимодействие философии и лингвистики, которое приводит к исследованиям реальных условий функционирования языка и зарождению лингвистической философии или философии «обыденного языка», как сами философы обозначили свою позицию. Представители данного философского направления исследовали такие концепты, как «добро», «зло», «значение», «долг», «знание» на основе анализа употребления соответствующих слов в обыденной речи. Основной задачей аналитиков стало, таким образом, исследование функционирования языка для решения философских вопросов. Приверженцев этого движения объединила не тематика или единство философской концепции, а прежде всего тип анализа, давший в конечном счете название всему движению. Язык становится главным объектом философии как науки, и его детальное исследование считается необходимым для выявления структуры мысли и определения соотношения языка с реальностью.
Острая дискуссия, развернутая в рамках аналитического движения, по поводу корректности употребления выражения «Я знаю» позволила Л.Витгенштейну систематизировать высказывания, по отношению к которым оно не допустимо, а также установить возможные параметры их использования. Впервые такие высказывания были инвентаризованы в его работе «О достоверности» [Витгенштейн, 1994] и обобщены впоследствии на материале русского языка в работах Е.И.Беляевой [Беляева, 1990], М.А.Дмитровской [Дмитровская, 1988а], Е.С.Яковлевой [Яковлева, 1994] и других.
Е.И.Беляева выделила в рамках модальности достоверности два микро-поля: истинности и вероятности.
В результате изучения соотношения знания и достоверности М.А.Дмитровская подтвердила положение о независимости и самостоятельности понятия достоверности.
Исследуя модели пространства, времени и восприятия, Е.С.Яковлева выявила, что в зависимости от характера и степени осведомленности о пред-
мете речи, Г может придать высказыванию объективную или субъективную эпистемическую характеристику.
Основой для исследования эпистемического статуса высказывания послужили также научные взгляды в области семантики, коммуникативной лингвистики, сформулированные в работах таких лингвистов, как Н.Д.Арутюнова, А.Вежбицкая, Анна А.Зализняк, И.М.Кобозева, Дж.Лайонз, Е.В.Па-дучева и другие.
Эпистемический статус соотносится, с одной стороны, с источником информации, на базе которого сформулировано высказывание, а с другой -со степенью осведомленности Г и характеризует высказывание с точки зрения модального аспекта. Поэтому очевидной является его связь с категорией модальности.
Говоря о категории модальности, следует указать, что изучение монографических и диссертационных исследований, а также многочисленных статей отечественных и зарубежных авторов по данной проблеме позволило нам прийти к заключению, что общепризнанной трактовки самой ее природы в настоящее время, можно считать, не существует. Отмечая многогранность и сложность такого языкового явления, как модальность, лингвисты продолжают единодушно подчеркивать актуальность изучения многих ее аспектов.
И действительно, в последние десятилетия модальность не раз становилась объектом специальных исследований на материале германских языков. Так, докторская диссертация Е.И.Беляевой «Модальность и прагматические аспекты директивных речевых актов в современном английском языке» [Беляева, 1988] посвящена изучению семантической структуры плана содержания и средств выражения категории модальности в английском языке с позиции функционально-семантического подхода. Помимо этого, разрабатывается прагматическая типология директивных речевых актов с классификацией способов и средств их выражения и исследуются коммуникативные условия вариативности модальных форм при выражении директивных речевых актов.
В докторской диссертации Е.В.Милосердовой «Прагматические аспекты модальности простого предложения в современном немецком языке» [Милосердова, 1991] дается всесторонний анализ и описание прагматических аспектов модальности простого предложения.
Докторская диссертация А.В.Зеленщикова «Пропозиция и модальность» [Зеленщиков, 1997] на материале английского, русского, французского и немецкого языков направлена на разработку теоретических основ для построения общей лингвистической модели категории модальности, в результате которой дается ее определение как категории, управляющей процессом интерпретации высказывания, иными словами, процессом определения места мира интерпретации в структуре множества возможных миров.
В связи с определением модальности как категории, в том числе оценивающей степень соответствия высказывания объективной действительности со стороны Г, ее можно отнести в какой-то степени к оценочной категории. Заметим, что в настоящее время уже накоплен определенный эмпирический материал, касающийся оценочной семантики. В этой связи необходимо упомянуть изыскания Е.М.Вольф [Вольф, 2002], давшей одной из первых в отечественном языкознании стимул к разработке теории оценок, благодаря обращению ее внимания к изучению аксиологической оценки. Результаты ее исследований послужили опорой той части нашей работы, которая рассматривает структуру оценки модальной ситуации достоверности.
Объектом изучения являются высказывания, сформулированные на базе чувственного или рационального познания объективной действительности, а также на базе знаний «из вторых рук».
Предмет исследования - средства выражения семантики субъективного эпистемического статуса (в дальнейшем СЭС) высказывания.
Основные цели предлагаемого исследования: 1) семантическое структурирование плана содержания эпистемического статуса; 2) систематизация единиц плана выражения СЭС высказывания; 3) выявление контекстно-семантических особенностей употребления языковых единиц, актуализи-
рующих семантику СЭС высказывания, в типичных коммуникативных ситуациях.
Поставленные цели обусловили необходимость решения следующих конкретных задач теоретического характера:
определение исходных общетеоретических понятий: объективного эпистемического статуса и СЭС высказывания;
уточнение параметров высказываний, характеризующихся эписте-мической объективностью и эпистемической субъективностью;
уточнение понятия высказывание;
уточнение семантического потенциала понятия модальности;
описание структуры ситуации модальной оценки достоверности;
инвентаризация средств выражения семантики СЭС высказывание;
выявление различий между эпистемическим статусом и категорией эвиденциальности;
уточнение частеречной принадлежности МС современного немецкого языка;
систематизация МС современного немецкого языка с позиции эпистемического статуса высказывания;
описание контекстно-семантических особенностей употребления средств актуализации семантики СЭС высказывания;
уточнение семантического потенциала конъюнктива КР.
В процессе анализа эпистемического статуса были использованы следующие методы исследования:
а) лингвистические: метод трансформационной грамматики, метод
подстановки, метод анализа словарных дефиниций, метод компонентно-
смыслового анализа;
б) прагматический метод наблюдения языковых единиц в конкретном
коммуникативном контексте.
В отдельных случаях был использован психолингвистический метод тестирования информантов для выявления уместности употребления определенной языковой единицы в заданной ситуации.
Описание средств выражения семантики эпистемического статуса проводилось на материале, полученном в основном из прозаических и драматических произведений немецких писателей ФРГ и Австрии, изданных в конце XX и в начале XXI вв., а также из передач «Deutsche im Alltag - Alltags-deutsch», транслируемых немецким радио «Deutsche Welle». Помимо этого, был привлечен материал, извлеченный из отдельных текстов разговорного немецкого языка и научной прозы; из аутентичных бесед и рассказов в практических пособиях по изучению немецкого языка, изданных в ФРГ.
Достоверность выводов работы обеспечивают примеры, собранные путем сплошной выборки из 65 источников общим объемом около 20 000 страниц. Проанализированный корпус примеров составляет более 13 000 микротекстов.
Исследование проводится в синхронном плане.
Научная новизна диссертации заключается в том, что в ней впервые на материале современного немецкого языка предпринимается попытка структурирования семантического аспекта эпистемического статуса высказывания; выявляется его соотношение с такой значимой для лингвистики категорией, как категория модальности, в основе которой лежит оценка Г содержания высказывания по отношению к фрагментам объективной действительности; рассматривается соотношение эпистемического статуса высказывания и сопряженных с ним категорий эвиденциальности и оценки; устанавливается инвентарь средств актуализации его семантики, что позволяет в новом ракурсе трактовать такие языковые единицы, как МС, МГ, МЧ, формы будущего времени, показатель кажимости - глагол scheinen, конъюнктив КР. Несмотря на то, что данные языковые единицы не были обделены вниманием со стороны исследователей, они все еще продолжают рассматриваться неоднозначно. В частности, были выявлены типичные коммуникативные ситуа-
ции, в которых функционируют МС; упорядочены средства актуализации семантики СЭС высказывания, сформулированного на базе выводных знаний, с позиции выражаемой ими степени вероятности ситуации; установлена грамматическая корректность конъюнктива в КР и т.д.
Таким образом, применение системного подхода к маркерам семантики
эпистемического статуса позволило обнаружить семантический компонент,
который объединил их в рамках одного понятия - эпистемического статуса
высказывания. - ь
Теоретическая значимость проведенного исследования заключается в изучении особенностей актуализации семантики эпистемического статуса с выделением эпистемически объективных и эпистемически субъективных высказываний, в систематизации и анализе контекстно-семантических свойств средств его выражения в современном немецком языке. Помимо этого, уточнено место знаний «из вторых рук», понятие модальности, изучена структура ситуации модальной оценки достоверности, выявлены общие моменты категории эвиденциальности и эпистемического статуса, определены частереч-ный статус МС и их классы с позиции их участия в актуализации семантики эпистемического статуса, КР, статус конъюнктива КР.
Практическая ценность работы состоит в возможности использования ее результатов, а именно вывода о характеристике высказывания с точки зрения эпистемического статуса и наличии в современном немецком языке общности средств, актуализирующих его семантику при чтении курса лекций по теоретической грамматике, семантике и различных спецкурсов. Выявленные в ходе исследования контекстно-семантические особенности функционирования языковых единиц могут быть использованы на занятиях по практической грамматике немецкого языка во всех видах вузов, а также при написании учебников и учебных пособий.
Основные положения диссертации апробированы на международных конференциях: «Язык. Культура. Деятельность: Восток - Запад» (Набережные Челны, 2002); XIII Internationale Tagung der Deutschlehrerinnen und
Deutschlehrer "Begegnungssprache Deutsch: Motivation, Herausforderung, Per-spektiven" (Graz, 2005), а также на Всероссийской научно-практической конференции «Современные тенденции в преподавании иностранных языков» (Набережные Челны, 2003).
Структура диссертации определяется ее целью, задачами и методами исследования и состоит из введения, четырех глав, заключения, списка сокращений и библиографии.
Во Введении дается обоснование выбора темы диссертации, определяются ее актуальность и новизна ее основных положений, указываются теоретическая значимость и практическая ценность исследования, перечисляются цели, задачи и методы исследования, дается описание общей структуры работы.
Первая глава посвящена лингвотеоретической характеристике эпи-стемического статуса высказывания: определяется как само понятие «эпи-стемического статуса высказывания», так и параметры высказываний, характеризующихся эпистемической объективностью и субъективностью, исследуется понятие «высказывания». В данной главе рассматриваются теоретические проблемы, связанные с определением семантического потенциала категории модальности, а также ее связи с близкими по значению к ней категориями целенаправленности высказывания, утверждения/отрицания, эмоциональности. В результате этого уточняется определение понятия модальности. В связи с тем, что модальность относится к оценочной категории, более подробно рассматривается структура оценки вообще и самой модальной оценки в частности. Здесь же даются общие контуры соотношения двух сходных по значению категорий: эпистемического статуса и эвиденциальности.
Во второй главе анализируются эпистемический статус высказывания, базирующегося на сенсорных данных, особенности самого чувственного познания действительности, выявляются основные ситуации реализации эпистемического статуса высказывания рассматриваемого типа. В данной главе уделяется особое внимание МС с позиции их частеречной принадлежности,
классификации и актуализации семантики эпистемического статуса высказывания, дается контекстно-семантический анализ их функционирования в основных ситуациях маркирования разной степени полноты информации, а именно в ситуации экстравертного наблюдения, в ситуации интравертного наблюдения; в ситуации знания по прошлому опыту. Помимо этого, предпринимается попытка выделения группы МЧ, участвующих в комплектации эпистемической семантики, а также исследуется эпистемическая функция глагола scheinen как маркера недостаточной осведомленности Г в ситуации перцептивного восприятия объективной действительности.
В третьей главе исследуются особенности актуализации основанного на выводных знаниях семантики эпистемического статуса высказывания, роль выводных знаний с точки зрения суждений и ситуаций, лежащих в основе этих знаний, а также иллокутивной силы высказывания, анализируются понятие вероятности, соотношение онтологической и эпистемической возможности, актуализация разной степени вероятности, получаемая через МС, эпистемическая функция МГ miissen, кбппеп, mogen, durfen, форм будущего времени, глагола scheinen. Помимо этого, анализируются контекстно-семантические особенности употребления языковых единиц, маркирующих субъективный эпистемический статус высказывания рассматриваемого типа в типичных коммуникативных ситуациях. В этой главе изучаются также вопросы, связанные с эволюцией отдельных маркеров эпистемической семантики.
В четвертой главе рассматриваются особенности актуализации семантики эпистемического статуса высказывания, основанного на чужих высказываниях, определяется место знаний «из вторых рук» среди других источников приобретения информации. В связи с тем, что вторичные знания базируются на моделях предложений с КР, дается всесторонний анализ самой ее природы, а именно: по отношению к прямой речи, с позиции выделяемых ее признаков и классов, исследуется проблема соотношения наклонений в КР, коммуникативный акт воспроизведения чужого высказывания, изучаются та-
кие средства оформления КР, как конъюнктив, МГ sollen и wollen, МС angeblich и vorgeblich с позиции эпистемического статуса высказывания. В данной главе анализируются экстралингвистические факторы, влияющие на выбор наклонения в КР.
После каждой главы даются выводы.
В Заключении подводятся итоги работы.
Библиография включает списки научной литературы и лексикографических источников, а также литературы, послужившей материалом для примеров.
На защиту выносятся следующие положения:
Понятие СЭС высказывания связано с экспликацией источника информации Г о сообщаемой им ситуации с одновременной оценкой меры ее соответствия фрагментам объективной действительности.
Семантический потенциал понятия эпистемического статуса высказывания шире, чем эвиденциальность, и включает, помимо обозначения источника знания, на базе которого формулируется высказывание, также и уровень полноты картины об окружающем мире.
К основным средствам выражения семантики СЭС высказывания, основанного на чувственном восприятии окружающей действительности, относятся МС augenscheinlich, bekanntlich, bestimmt, erwiesenermafien, freilich, gewiss, keinesfalls, keineswegs, nattirlich, offenkundig, selbstredend, selbstver-standlich, sichtlich, tatsachlich, unbedingt, wahrhaftig, wirklich, zweifellos, zwei-felsfrei, zweifelsohne; МЧ allerdings, doch, halt, ja, schon, а также глагол schei-nen, эпистемическая функция которого связана с передачей неполных с точки зрения автора знаний.
Основными ситуациями маркирования разной степени полноты информации, приобретаемой на базе чувственного восприятия окружающей действительности, определяются: 1) ситуация экстравертного наблюдения, соответствующая прямому физическому контакту с описываемым явлением при условии пространственной и временной отдаленности от него; 2) ситуа-
ция интравертного наблюдения, связанная с внутренней интуитивной убежденностью; 3) ситуация знания по прошлому опыту, соприкасающаяся с долговременной памятью.
5. Экспликаторами СЭС высказывания, сформулированного на базе
выводных знаний, являются МС anscheinend, bestimmt, eventuell, hochstwahr-
scheinlich, kaum, moglicherweise, offenbar, offensichtlich, scheinbar, schwerlich,
sicher, vermutlich, vielleicht, wahrscheinlich, wohl, глагол scheinen, а также МГ
mtissen, konnen, mogen, dtirfen и грамматические формы будущего времени.
Своеобразием современного немецкого языка является наличие особых, характерных только для этого языка, маркеров вторичности знаний, к которым мы относим единицы различных языковых уровней: конъюнктив I, конъюнктив II, МГ sollen, wollen во вторичной функции, МС angeblich, vor-geblich.
Знания «из вторых рук», базирующиеся на модели предложений с КР, выступают как самостоятельный, вторичный тип знаний, который не входит в состав непосредственных перцептивных или выводных знаний.
Конъюнктив определяется как грамматически корректное средство оформления КР, семантика которого связана с имплицитным значением косвенной достоверности.
Широкое понимание субъективной модальности
Как было упомянуто выше, в некоторых концепциях модальности происходит расширение объема ее значений за счет включения в субъективную модальность эмоционально-субъективной оценки Г фактов объективной действительности. Такое широкое толкование категории модальности в отечественном языкознании впервые было разработано академиком В.В.Виноградовым, который рассматривал в качестве модальных «оценку сообщаемого факта с точки зрения общих категорий счастья, несчастья, беды и т.п.» [Виноградов, 1950: 59], морально-этическую и эмоционально-волевую характеристику действия [Виноградов, 1950: 54].
Многие исследователи решительно высказываются за отнесение к категории модальности выражение эмоционального отношения Г. В понимании К.Г.Крушельницкой [Крушельницкая, 1961: 128], например, отношение Г к высказываемому проявляется в виде радости, сожаления, предположения. Как видим, автор тоже привносит в модальность выражение эмоций.
Е.М.Вольф [Вольф, 1988: 125] на базе общности структуры модальной рамки выделяет разные подклассы субъективной модальности, в частности собственно оценки «хорошо/плохо», но также «странности», «удивления», «неожиданности».
М.В.Петрушина [Петрушина, 2003: 58] причисляет значение неодобрения, негативного, иронического, критического отношения Г к сфере модальности.
Оригинальная точка зрения на категорию модальности, которая также значительно расширяет ее границы, представлена швейцарским лингвистом Ш.Балли в работе «Общая лингвистика и вопросы французского языка» [Балли, 1955: 43-62]. Включение ученым в грамматику паралингвистических факторов, не имеющих непосредственного отношения к ней, привело к раз-движению ее рамок. Вероятно, такое широкое понимание грамматики в свою очередь оказало существенное влияние и на трактовку самой категории модальности. В понимании ученого, модальность представляет собой душу предложения и сравнивается с мыслью [Балли, 1955: 44], при этом мыслить, по утверждению Ш.Балли, «значит вынести суждение, есть ли вещь или ее нет, либо определить, желательна она или нежелательна, либо, наконец, выразить пожелание, чтобы она была или не была. Либо думают, что идет дождь, либо этого не думают, или в этом сомневаются; радуются тому, что идет дождь, или об этом сожалеют; желают, чтобы шел дождь или этого не желают» [Балли, 1955: 43].
Автор выделяет в эксплицитном предложении две части. Первая, дик-тум, соотносится с процессом образования представления (например, la pluie «дождь», же guerison «выздоровление»), вторая, модус, главная часть предложения, выражает модальность. Модус состоит из МГ и модального субъекта, роль которого выполняет, как правило, сам Г. В отличие от традиционного подхода, он причисляет к МГ глаголы с самыми разнообразными оттенками суждения, чувства или воли, например думать, радоваться, желать. Ш.Балли уделяет большое внимание «не-артикулируемым знакам», к которым относит музыкальные знаки, междометия, мимику, ситуативные знаки. В конечном счете, ученый приходит к тому, что к модальности причисляются разнообразные выражения эмоций и проявления воли посредством междометий, жестов; выражением модальности считается также интонация.
В пользу причисления модально-эмоциональных значений и эмоциональности, переданной грамматическими средствами, к разновидностям языковой модальности высказывается Н.ЕПетров [Петров, 1982: 43]. На основании того, что «эмоциональные, экспрессивные значения органически входят в семантику многих наклонений», автор рассматривает их в качестве компонентов языковой модальности.
Некоторые лингвисты ставят знак равенства между субъективно-модальными и модально-экспрессивными значениями. Так, например, Н.Ю.Шведова [Шведова, 1960: 364] считает, что отношение Г к сообщаемому «почти всегда экспрессивно окрашено». На основании этого субъективная модальность отождествляется с экспрессивностью, в рамках которой выделяется шесть групп значений: «1) акцентирование, выделительное ограничение и усиление; 2) оценка, отрицательное или положительное отношение, удивление; 3) утверждение или отрицание; 4) волеизъявление; 5) уяснение; 6) характеристика признака со стороны его подлинности, соответствия существу называемого».
Интересная точка зрения на категорию модальности представлена Д.А.Парамоновым [Парамонов, 1996], который предлагает развести термины, описывающие два основных типа модальности. Использование для объективной модальности термина «модальность» позволяет автору ввести термин «эмотивность» для обозначения субъективной модальности. Модальность и эмотивность рассматриваются как два универсальных качества высказывания, противопоставленные по признаку облигаторности/факультативности. Это позволяет автору определить модальность как «облигаторное качество высказывания, заключающееся в грамматически выраженном отношении этого высказывания к внеязыковой действительности».
Необходимо заметить, что многие лингвисты все же высказываются против причисления эмоционально-экспрессивных отношений к модальности [Беляева, 1985: 18; Грепл, 1978: 297; Зверева, 1983: 19; Панфилов, 1982: 163; Шапиро, 1958:26].
Другим фактором, приводящим к расширению понятия субъективной модальности, является наблюдающаяся в ряде работ тенденция разграничения видов модальных значений по принципу целенаправленности высказывания. Так, чешский лингвист М.Грепл [Грепл, 1978: 278] относит к существенной черте каждого высказывания так называемую общую модальность, смысл которой заключается в том, «что говорящий придает грамматической формуле предложения при ее реализации в высказывании статус сообщения, вопроса, приказания или пожелания». В соответствии с данным положением в рамках общей модальности выделяются четыре типа высказывания: повествовательное, вопросительное, побудительное и желательное.
Особенности чувственного познания действительности
Представляется, что выявлению типичных коммуникативных ситуаций употребления МС может способствовать изучение природы самого чувственного познания объективной действительности, поэтому в данном разделе мы остановимся на ее анализе более подробно.
В силу своей неоднозначности процесс чувственного восприятия привлекал и продолжает привлекать внимание ученых многих областей научного знания. Философы, психологи, лингвисты и даже физиологи, психиатры и офтальмологи пытались познать сущность этого, безусловно, сложного явления. Так, в 2004 году американским генетикам Ричарду Акселу и Линде Бак была присуждена Нобелевская премия в номинации «Медицина и физиология» за исследования «обонятельных рецепторов и организации системы органов обоняния». Они дали ответ на вопрос, как «хранятся» запахи в памяти, почему зимой мы помним аромат сирени, а летом способны представить, как пахнет новогодняя елка. В лингвистических исследованиях вообще и при анализе модальности в особенности использование идеи наблюдения и непосредственного восприятия представляется весьма продуктивным.
В трудах Н.Д.Арутюновой [Арутюнова, 1988], например, проблемы восприятия мира человеком рассматриваются с лингвистических, логико-философских, психологических позиций. А.В.Бондарко [Бондарко, 2003: 24] уделяет внимание вопросу о соотношении перцептивных и неперцептивных высказываний. В работе Ю.Д.Апресяна [Апресян, 1995: 598-650] понятия «наблюдения» и «наблюдателя» интегрируются в толкование наивной модели мира. В исследовании Е.В.Падучевой [Падучева, 2004], наряду с наблюдателем, вводится понятие экспериента - воспринимающего субъекта. На материале русского языка Ю.А.Пупынин [Пупынин, 2000: 37-45] исследует роль перцептора в функционировании грамматических категорий вида, залога и времени: раскрывается взаимодействие перцептивности и ас-пектуальности, перцептора и семантики начинательности/завершительности, роль перцептора в выражении процессной/реляционной функции глаголами перемещения в пространстве. По мнению Я.Э.Ахапкиной [Ахапкина, 2003: 146], прагматическая задача создания в тексте перцептивности способствует появлению комплекса разнородных языковых средств лексического и грамматического уровня и приводит к выстраиванию шкалы, градуирующей степень актуализации воспринимаемого мира: «образно-отвлеченная перцептивность - наблюдаемость - ослабление конкретности - обобщенная наблюдаемость - отсутствие наблюдаемости». Как видим, перцептивность имеет самое непосредственное отношение к лингвистическим исследованиям. Знания, основанные на чувственном познании окружающего нас мира, базируются на сенсорных данных: зрении, слухе, вкусе, обонянии, кожном чувстве, гравитации и фиксируются нашей памятью с момента рождения в течение всей жизни. Г.Фреге [Фреге, 1987: 30] пишет о том, что человек «осознает прежде всего те объекты, которые он может видеть, осязать, одним словом, воспринимать с помощью чувств: деревья, камни, дома и т.п.; он убежден, что и другой человек может точно так же видеть и осязать то же самое дерево, тот же самый камень, которые он сам видит и осязает». Для иллюстрации связи восприятия со знанием А.Вежбицка [Вежбиц-ка, 1986: 343] приводит следующие доводы: «То, что мы «воспринимаем», -это то, что наши тела сообщают нам о мире. То, что мы слышим, - это то, что наши уши сообщают нам о мире. То, что мы воспринимаем обонянием, - это то, что наш нос сообщает нам о мире. И так далее. Приблизительно так: What do you see? Что ты видишь? = что твои глаза сообщают тебе о мире? What do you hear? Что ты слышишь? = что твои уши сообщают тебе о мире?» Анализ такого рода приводит автора [Вежбицка, 1986: 360] в дальнейшем к выводу, что сообщение о том, что кто-то видит, представляет собой сообщение какой-то информации, и его можно вставить в такую структуру, как я информирую тебя, что я вижу (собаку). Характерный семантический переход глаголов восприятия от восприятия к ментальному значению обнаруживает и Е.В.Падучева [Падучева, 2004: 199]. Многие глаголы восприятия развивают, по мнению автора, производное ментальное значение. Речь идет о глаголах видеть, смотреть, замечать, рассматривать, чувствовать, казаться, обнаружить, слышать, воображать, столкнуться, следить, показаться, представляться. Глагол свидетельствовать в контексте Это свидетельствует о его незаурядном таланте также имеет ментальное значение, а глагол предвкушать вообще утратил, по мнению Е.В.Падучевой, компонент «вкусовое восприятие» и стал употребляться в ментальном значении и т. д.
Органы чувств, воспринимая раздражения внешней и внутренней среды организма, несут информацию о ее состоянии и служат для восприятия энергии внешнего воздействия. Восприятие вкусов и запахов, например, является источником знаний о качестве пищи и окружающей среде. Вестибулярный аппарат осуществляет восприятие положения тела человека в пространстве и способствует сохранению равновесия. Кожная чувствительность позволяет воспринимать прикосновения, температуру, боль. Таким образом, посредством анализаторных систем осуществляется познание окружающей действительности.
Будучи анатомическим комплексом, анализаторы превращают энергию внешнего воздействия в нервный импульс и передают в головной мозг, где и происходит окончательный анализ и синтез поступающей информации. Причем способность к анализу и синтезу характеризует не только человека, но и весь животный мир и является его врожденным свойством.
Вместе с тем и само восприятие проявляет зависимость от знаний человека, а также его интересов и побуждений. Б.А.Серебренников [Серебренников, 1988: 169] считает, что апперцепция выражает «зависимость восприятия от прошлого опыта человека, является аккумуляцией ранее воспринятых человеком ощущений».
Накопленный в результате восприятия опыт отражается в памяти и, выступая как часть наших знаний о прошлом, извлекается из нее при необходимости. В этой связи известный американский лингвист У.Л.Чейф [Чейф, 1983: 35] рассуждает о том, что очень часто мы видим, слышим или каким-то иным образом воспринимаем ситуацию в окружающей нас действительности, а позднее можем вспоминать все это, и какая-нибудь причина заставляет нас использовать язык для передачи другим людям того, что мы помним, иными словами, «мы часто ведем беседу об опыте, извлеченном из памяти».
Знания, сформированные на основе информации из непосредственного опыта, имеют самую высокую степень достоверности для человека. Приоритет среди органов чувств принадлежит, безусловно, зрительному анализатору, значение которого в жизни любого человека трудно переоценить. Как известно, большую часть информации мы получаем через зрение.
О соотношении онтологической и эпистемической возможности
Вначале следует уточнить наш подход к пониманию одного из вынесенных в заглавие этого раздела понятий, понятия онтологической возможности. Как было показано в первой главе, значение возможности может рассматриваться, с одной стороны, наряду с необходимостью и желательностью, в рамках объективной (онтологической) модальности. С другой стороны, они выделяются отдельными исследователями, помимо объективной и субъективной модальности, в самостоятельный тип модальных отношений, который формирует план содержания внутренней субъективной модальности. Для нашего исследования указанные терминологические расхождения не имеют принципиального значения, поэтому мы употребляем термин «онтологическая возможность» для обозначения возможности, противопоставляемой эпистемической возможности, хотя в исследованиях других авторов присутствуют термины «объективная возможность», «внутренняя возможность». Важно указать, что, будучи факультативным компонентом, оба типа возможности не являются обязательными для всех высказываний.
Итак, возможность может быть двух типов: онтологической и эпистемической, которые имеют точки соприкосновения в первую очередь в плане общности отдельных языковых средств их выражения, например МГ в германских языках. Помимо этого, если рассматривать возможность в рамках внутренней субъективной модальности, то оба типа возможности эксплицируют субъективную модальность, и это также объединяет их. В этом случае одна из них, онтологическая возможность, относится к внутренней субъективной модальности, тогда как другая, эпистемическая возможность, составляет внешнюю субъективную модальность. Вероятно, их можно различать и как внутреннюю возможность и внешнюю возможность.
Существует две противоположные точки зрения относительно связи онтологической и эпистемической возможностей: одна из них высказывается за наличие такой связи, тогда как другая - отвергает ее. Такие авторы, как Т.В.Булыгина и А.Д.Шмелев [Т.В.Булыгина, А.Д.Шмелев, 1997: 212] считают, что между онтологической и эпистемической возможностью есть связь: эпистемическая возможность предполагает онтологическую. В этом контексте они обращают внимание на следующий факт: говорить, что, возможно р имело место, можно только, если р могло иметь место. Если р не могло быть, то нет никаких оснований высказывать неуверенные предположения по поводу того, р или не р.
Противоположное мнение высказывается И.М.Кобозевой [Кобозева, 2000: 244] и И.Б.Шатуновским [Шатуновский, 1996: 175]. И.Б.Шатуновский, например, утверждает, что между объективной и субъективной возможностью не существует какой-либо объективной связи на основании того, что человеческим заблуждениям нет предела, поэтому субъект, имеющий разум и волю, может колебаться между Р и не Р и в том случае, когда реально имеет место не Р, и даже тогда, когда Р объективно невозможно. Однако автор допускает возможным, что в некоторых ситуациях объективная (онтологическая) и субъективная (эпистемическая) возможности могут сопровождать друг друга, например, когда возможное Р относится к будущему. Наличие объективных альтернативных путей развития событий - Р и не Р не гарантирует того, что Г не будет колебаться между Р и не Р. Поэтому в этом случае могут быть подчеркнуты и онтологический, и субъективный эпистемические аспекты ситуации.
Представляется, что основное различие онтологической и эпистемической возможности касается статуса самих альтернатив, предопределяющих возникновение ситуации возможности: они могут быть либо объективными, либо субъективными. Онтологическая возможность предполагает наличие или отсутствие альтернатив в самой объективной действительности, альтернативные варианты развития ситуации являются, таким образом, объективной данностью. Эпистемическая возможность связана с альтернативами, соотносимыми прежде всего с мыслями, догадками, гипотезами, предположениями, словом, воображением отдельного человека, поэтому они принадлежат к субъективному миру человека и, следовательно, будучи, возможно, вымыслом Г, могут отсутствовать в самой реальной действительности.
Различия между онтологической и эпистемической возможностью выявляются при анализе той позиции, которую занимают показатели разных типов возможности по отношению к пропозиции. В отличие от маркеров эпистемической возможности, которые занимают внешнюю позицию по отношению к ней, образуя «модальную рамку», внутри которой и находится сама пропозиция, экспликаторы онтологической возможности находятся внутри самой пропозиции и выражают внутрипропозициональные отношения. Не случайно в научной литературе последние обозначаются также как «внутрисинтаксическая модальность», «внутрисинтаксические отношения». Рассмотрим это положение. Das Madchen malt - исходная пропозиция, — Das Madchen капп malen - онтологическая возможность, — Das Madchen капп malen (в значении Ich vermute, dass das Madchen malen kann) - эпистемическая возможность.
По справедливому мнению Т.В.Булыгиной и А.Д.Шмелева [Булыгина, Шмелев, 1997: 211], маркеры онтологической, в отличие от эпистемической, возможности превращают исходную в другую пропозицию. Они придают ей новое модальное значение онтологической возможности. Как исходная, так и новая пропозиции могут быть оценены с точки зрения истинностного значения и могут участвовать в речевых актах сообщения, вопроса, невыполнимого желания и т. д. Например: Das Madchen malt (исходная пропозиция), — Wirklich malt das Madchen (оценка достоверности), — Das Madchen malt (речевой акт сообщения), — Malt das Madchen? (речевой акт вопроса). Das Madchen капп malen (онтологическая возможность), — Das Madchen капп wirklich malen (оценка достоверности), —» Das Madchen kann malen (речевой акт сообщения), — Капп das Madchen malen? (речевой акт вопроса). Не производя новую пропозицию, показатели эпистемическои возможности, напротив, только видоизменяют исходную пропозицию. В этом случае пропозиция Das Madchen капп malen I Es ist moglich, dass das Madchen malt / Das Madchen malt moglicherweise участвует только в речевом акте неуверенного предположения (гипотезы), которое оценивается Г с точки зрения степени его уверенности в вероятности сообщения.
Далее И.Б.Шатуновский [Шатуновский, 1996: 175] отмечает, что в противоположность к возможности, которая может быть двух типов: онтологической и субъективной, невозможность может относиться только к сфере онтологической модальности, поскольку отрицательной эпистемическои возможности не существует, хотя саму вероятность наступления события можно, тем не менее, отрицать. Это связано с тем, что показатели эпистемическои возможности относятся ко всей субъектно-предикативной основе предложения, и поэтому можно отрицать только все предложение. Несмотря на недопустимость отрицания самой эпистемическои возможности, ее маркеры могут присутствовать в отрицательных предложениях.
Место знаний «из вторых рук» в познании объективной действительности
Важное место в жизни любого человека занимают знания «из вторых рук» (термин Дж.Остина), то есть знания, накопленные отдельными людьми в процессе познания окружающего мира, которыми он регулярно обменивается с другими членами общества, передавая им новые сведения, новую информацию. Эти знания, зафиксированные не только в письменных источниках информации, приобретаются в течение всей жизни, ни один человек как член общества не может довольствоваться лишь теми знаниями, которые он добывает самостоятельно в результате собственного перцептивного опыта или путем анализа и синтеза информации. Современный уровень развития цивилизации, мировой экономики и научно-технического прогресса требуют постоянного пополнения наших знаний знаниями других представителей мирового сообщества как на профессиональном, так и на бытовом уровне. Поэтому знания человека регулярно обогащаются в ходе повседневного межличностного общения и через средства массовой коммуникации.
Подавляющее большинство знаний, перейдя в разряд очевидных и неопровержимых истин, рассматривается уже как объективная данность и не нуждается в экспликации их субъективного эпистемического статуса, тогда как другие могут быть отмечены как неполные и характеризоваться выражением «Я знаю оттуда-то, что Р».
В двух рассмотренных в предыдущих главах типах информации «хозяином» знаний выступает сам Г. Как было показано, в одном случае знания имеют самое непосредственное отношение к органам чувств Г, в другом -являются результатом его интеллектуальной деятельности. В третьем типе информации, в знаниях «из вторых рук», их источником является другое, третье, лицо. По отношению к Г первые два типа мы характеризуем как первичные, в отличие от последнего, который можно обозначить как вторичный. Это могут быть как знания, основанные на перцептивных данных, так и выводные знания, сформулированные другим лицом или лицами.
Место знаний «из вторых рук» относительно к первым двум типам определяется исследователями неоднозначно. Так, Анна А.Зализняк считает, что свидетельства других людей, в зависимости от меры доверия к ним, могут давать и знание, и полагание или же «вообще не вносить никаких изменений в концептуальный мир субъекта, кроме пополнения его пропозицией Такой-то считает, что Р » [Зализняк, 1986: 6]. Е.С.Яковлева [Яковлева, 1994: 227] относит знания такого рода, вслед за Т.В.Булыгиной и А.Д.Шмелевым, к непосредственным знаниям. Напом 257 ним, что в терминологии автора они составляют характерную, в отличие от нехарактерной, информацию. Е.В.Андреева [Андреева, 2000: 187] также указывает на логическую выводимость информации в квотативах. По мнению Е.И.Беляевой [Беляева, 1990: 163], использование знаний «из вторых рук» позволяет лишь передать роль субъекта оценки третьему лицу. О.А.Хадарцев [Хадарцев, 2000: 186] считает, что при отсутствии оценки вероятности Г может указывать на получение информации от третьего лица: «[Говорят,] Р имело место». В нашем понимании знания «из вторых рук» выступают как самостоятельный тип знаний, который не входит в состав ни непосредственных, ни выводных знаний, но характеризуется семантикой эпистемического статуса. Как было указано в первой главе, в современном немецком языке присутствуют особые, характерные только для этого языка, маркеры вторичности знаний, к которым мы относим единицы различных языковых уровней: K-I, К-П, МГ sollen, wollen во вторичной функции, МС angeblich, vorgeblich. Этим обстоятельством и объясняется в какой-то степени наш подход. Возможность воспроизведения чужих знаний вызывает вопрос об их правдоподобности для адресата. Необходимо указать, что многие мыслители прошлого призывали к доверию к людям и их сообщениям. Так, представитель аналитической философии Дж.Остин [Остин, 1987: 56] считает, что «... мы будем разговаривать с людьми только тогда, когда убеждены в том, что они действительно хотят сообщить нам правду». Другой мыслитель XX столетия, логик Г.П.Грайс [Грайс, 1985: 222-223], выдвинувший «Принцип Кооперации», включает в прагматику, изучающую поведение знаков в реальных процессах коммуникации, и речевой этикет. Его принципу подчиняются четыре рода категорий: 1) Количества (постулат полноты информации), 2) Качества (постулат качества), 3) Отношения (постулат релевантности), 4) Способа (постулат манеры). Категория Качества, например, включает общий постулат: «Старайся, чтобы твое высказывание было истинным», который конкретизируется двумя другими постулатами: «Не говори того, что ты считаешь ложным»; «Не говори того, для чего у тебя нет достаточных оснований». Впрочем, в практике общения, в реальных условиях коммуникации наблюдается регулярное нарушение принципов общения, предложенных автором, поскольку им, к сожалению, не всегда следуют. Отдельные исследователи предпринимают попытки рассмотрения случаев принятия или непринятия адресатом знаний такого рода. Так, по мнению М.А.Дмитровской [Дмитровская, 1988а: 183-184], эти случаи обусловлены: 1) совпадением или противоречием передаваемых знаний со знаниями, которыми уже владеет адресат; 2) степенью неожиданности и новизны информации для адресата; 3) статусом рассказчика, его авторитетом для адресата; 4) степенью распространенности сведений; 5) манерой изложения; 6) особенностями самого адресата, его доверчивостью или мнительностью; 7) желанием адресата верить одним знаниям и не верить другим; 8) отсутствием у адресата жизненного опыта, четких представлений по тому или иному вопросу.