Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Теоретико-методологический базис исследования семантических констант и их языковой репрезентации 13
1.1. Семантические константы в современной лингвистике: общие замечания 13
1.2. Месть как семантическая константа семиосферы внутреннего мира человека 16
1.3. Теоретическая модель исследования семантической константы REVENGE в английской языковой репрезентации ... 23
1.3.1. Лингвокогнитивный подход к изучению семантической константы REVENGE 23
1.3.2. Лингвосемиотический подход к изучению семантической константы REVENGE 28
1.3.3. Лингвокультурологический подход к изучению семантической константы REVENGE 31
Выводы по главе 1 34
Глава 2. Семантическая константа REVENGE: объективация в лексико-семантической системе английского языка 36
2.1. Языковой знак revenge: значение и смысл 36
2.2. Этимологический анализ языкового знака revenge 54
2.3. Ассоциативные связи языкового знака revenge 58
Выводы по главе 2 66
Глава 3. Семантическая константа REVENGE: актуализация на уровне синтактики 68
3.1. Лексическая композициональность языкового знака-номинанта семантической константы REVENGE 68
3.2. Образная составляющая семантической константы REVENGE 74
3.3. Семантическая константа REVENGE: области синкретичности в рамках единой концептосферы английского языка 89
Выводы по главе 3 117
Глава 4. Семантическая константа REVENGE: дискурсивная актуализация 116
4.1. Семантическая константа REVENGE в английской языковой репрезентации: ценность и антиценность 11 6
4.2. Механизмы дискурсивной реализации ценностного конституента семантической константы REVENGE 129
Выводы по главе 4 150
Заключение 151
Список использованной литературы 154
Список электронных ресурсов глобальной сети Интернет 174
Список словарей и принятых сокращений 176
Список источников примеров
- Теоретическая модель исследования семантической константы REVENGE в английской языковой репрезентации
- Этимологический анализ языкового знака revenge
- Образная составляющая семантической константы REVENGE
- Механизмы дискурсивной реализации ценностного конституента семантической константы REVENGE
Теоретическая модель исследования семантической константы REVENGE в английской языковой репрезентации
Сегодня факт антропоцентричности естественного языка признан его онтологической характеристикой, эксплицирующей особенности формирования и функционирования этой уникальной системы. В качестве методологической основы антропоцентризм восходит к классической парадигме философии языка В. фон Гумбольдта, рассматривающей его как мировоззрение и мировосприятие, отражающие ментальный мир человека [Гумбольдт, 1984]. Подобные идеи отмечены в лингвистических исследованиях Б. де Куртене [Куртене, 1963], в работах А. А. Потебни об «одухотворенных категориях» [Потебня, 1993], замечаниях Э. Бенвениста о языковой субъективности [Бенвенист, 2002], грамматических категориях А. М. Пешковского [Пешковский, 2001]. Позднее принцип языковой антропоцентричности развивается в европейской экзистенциальной философии эгоцентрических слов [Витгенштейн, 2011; Гуссерль, 2004; Рассел, 2000; Хайдеггер, 1993; Ясперс, 2012] и выражается в хайдеггеров-ских постулатах «Язык есть дом бытия», «Сущность человека покоится в языке». В конце двадцатого века собственно лингвистическая проблема формулируется Н. Д. Арутюновой как «Язык и мир человека» [Арутюнова, 1999]. Такая постановка вопроса определила в качестве основной задачи современной антропологической лингвистики «языковое моделирование человека во всех ипостасях его бытия в объективно существующей взаимосвязи с другими сопредельными науками» [Малинович, Ю. М., Малинович, М. В., 2003, с. 7].
Непременный атрибут человека – естественный язык – пронизывает все сферы его жизнедеятельности в процессе онто-, фило- и социогенеза. С рожде ния человек погружается в пространство смыслов, продуцируемых его индиви дуальным и коллективно-общественным сознанием. По замечанию Ю. М. Малиновича, биопсихосоциальная природа человека, являясь универсальной в своей тотальности, разворачивает вокруг себя целую систему понятий, формируя тем самым концептуальные семантически значимые пространства эгоцентрической направленности, то есть семиосферу внутреннего мира человека [Малинович Ю. М., 2007, с. 57]. Эти семантические пространства представляют собой концептуальные образования, одни из которых могут иметь характер констант, другие универсалий, либо сочетать обе характеристики. Константа определяется Ю. С. Степановым как концепт культуры, существующий постоянно или, по крайней мере, очень долгое время [Степанов, 2001, с. 84]. Ученый отмечает: концепт приобретает константные характеристики, когда стоящий за ним фрагмент материального или внутреннего мира обнаруживает черты устойчивости, постоянства, значимости на протяжении длительного времени [ibid.]. В понимании Ю. М. Малиновича константа представляет устойчивый и постоянно воспроизводимый смысл, который существует независимо от сознания одного человека [Малинович, 2007, с. 55]. Универсалии есть такие элементы, которые свойственны всем или многим языковым культурам [Вежбицкая, 2001, с. 263-305]. Другими словами, семиосфера внутреннего мира конституируется разнородными концептуальными образованиями, но общим для каждого из них является их эгоцентричность или способность выражать внутренний мир индивида.
Под концептами в данной работе вслед за В. И. Карасиком понимаем ментальные единицы, представляющие собой хранимые в памяти человека значимые осознаваемые типизируемые фрагменты опыта [Карасик, 2004, с. 59]. Таким образом, семантические константы внутреннего мира человека – это концептуальные образования эгоцентрической направленности, аккумулирующие осознаваемый типизируемый опыт и характеризующиеся постоянством языковой репрезентации. Подчеркнем: их эгоцентричность проявляется в способности быть присвоенными человеком, выражать его «личностную пристрастность» [термин Малинович, Ю. М., 1996]. К таким константам относят жизнь, смерть, любовь, ненависть, совесть, правду, ложь, волю, сакрально 15
сокровенное, эмоционально-чувственный мир, мысли, идеи, фантазии и многое другое. Другим словами, это те элементы человеческой культуры, которые делают экзистенцию осмысленной, ценностной, целеполагающей.
Итак, семантическая константа есть особая разновидность концепта. Для нее характерны устойчивость, постоянство воспроизведения семантического инварианта и эгоцентричность. В этой связи в настоящей работе термины «семантическая константа» и «концепт» применительно к предмету исследования используются как равноценные.
Концепт REVENGE в английском языковом сознании, бесспорно, отвечает характеристикам константности. Он онтологизируется через посредство присвоения человеком. Данный концепт устойчив во времени, имеет значение для отдельной личности и для культуры этноса в целом. Вопрос о его универсальности остается открытым. Однако тот факт, что он может быть сформулирован на языке семантических примитивов А. Вежбицкой, свидетельствует: собственно, смысл «месть» может транслироваться в любую культуру.
Всякое концептуальное образование лежит в основании формирования одноименной категории [Кубрякова, 1997; Болдырев, 2001]. Ядро концепта/семантической константы, представленное обобщенными признаками, позволяет вычленить, очертить категорию из континуума смыслов, противопоставив ее другим [Малинович, 2003, с. 24]. Таким образом, отдельный концепт се-миосферы внутреннего мира формирует вокруг себя широкую смысловую категорию эгоцентрической направленности [ibid.]. Несмотря на дискретный характер категорий, им свойственны семантический объем, диффузность, синкретич-ность, сопряженность, многоплановость как факт подтверждения сложной, многогранной, континуальной природы человека [ibid.].
Этимологический анализ языкового знака revenge
Языковые единицы, определяемые в качестве синонимов языкового знака revenge, уточняют характер обозначаемого им действия (эквивалентность, временная протяженность, жестокость), его телеологичность (наказание/возмездие), указывают на сопутствующие ему чувства (злость/ненависть) и номинируют исполнителя. Таким образом, в зависимости от того, какие признаки концепта и с какой степенью интенсивности активизируются при восприятии ситуации мести, их итоговая конфигурация реализуется в выборе того или иного языкового знака. Причем акт номинации обусловлен как характеристиками самой ситуации, так и индивидуальным опытом человека.
Сопоставительный анализ выделенных признаков демонстрирует: синонимические единицы, объективирующие исследуемую константу, обнаруживают как новые признаки «эквивалентность», «временная протяженность», «жестокость», «субъект-мститель», так и тот, что уже был выделен «наказание». В совокупности они составляют объем ближней периферии семантической константы REVENGE. Кроме того, знаки reprisal и revanchism дифференцируют денотативные ситуации, преломляя исходную прототипическую модель, репрезентируемую знаком revenge. Наряду с лексическими единицами фразеологический фонд любого языка является неотъемлемым источником получения знания о концепте. Фразео 63 логизмы, аккумулируя застывшие в языковой форме традиции, нормы поведения, ценности, отражают культурно-национальные особенности и специфику когнитивных процессов концептуализации, категоризации и интерпретации объективной действительности. Фразеологические единицы и паремии признаются феноменами «семиотической вторичности», объективируя особенности культурного осмысления концептов, актуального для конкретного языкового сообщества [Карасик, 2002, с. 163]. Они дополняют ассоциативное поле концепта и, по сути, являются оценочными либо интерпретативными, образуя аксиологический корпус языка [ibid.]. В данной части работы рассматриваются исключительно фразеологические единицы (далее ФЕ). Результаты когнитивного анализа паремий представлены в главе 4, ч. 4.1.
В результате анализа материала словарей идиом и пословиц выделены следующие группы. Заметим: в некоторых случаях данные словарей фразеологизмов и синонимов совпадают. Во избежание повторения, такие фразеологизмы приводятся без словарных пояснений. ФЕ с общим значением – «эквивалентность, равноценность мести»: eye for an eye and tooth for a tooth (см. п. 2.4); fight fire with fire – to fight back in the same way one was attacked; make a defense similar to the attack: The candidate was determined to fight fire with fire in the debate [САМ, 1997, p. 119]; get / be even with somebody; get square with somebody – to do something bad to pay someone back for something bad; get revenge, hurt back [САМ, 1997]: Any new love affair has an air of mischief about it, as though you or the man want to get even with a former partner [LDEI, 1979, p. 98]; give as good as one gets – to be able to give back blow for blow; defend yourself well in a fight or argument; to retaliate as vigorously as one is attacked [САМ, 1997; TBEI, 1961]; give someone a dose / taste of his own medicine – to treat a wrongdoer in the same way as he has his victims: While Johnson was breaking into the vicarage, his own flat was burgled. He was given a taste of his own medicine [PDEI, 1986, p. 129]; pay one back in his own coin / pay back in the same coin – to retaliate by using the same method: Jim refused to help Bob when he needed it most, so Bob decided to pay him back in his own coin and told him to go and look for help elsewhere [САМ, 1997, p. 308; PDEI, 1986, p. 243]; tit for tat (см. п. 2.4).
Фразеологизмы, манифестирующие акциональный характер мести – «причинение / нанесения вреда, наказание»: get back at; pay back – to do something bad to somebody who has done something bad to you, hurt in return: John played a joke on Henry, and next day Henry got back at him [САМ, 1997]; get one s own back on somebody – to revenge oneself on somebody; to do something bad to someone who has harmed you as a way of punishing them: I meant to get my own back for the injury he has done to me, even if it takes me ten years; She wanted to get her own back on her ex-husband for all the misery he has caused her [PDEI, 1986, p. 100; САМ, 1997, p. 252]; pay off; pay back – to hurt somebody who has done wrong to you, get revenge on: When Bob tripped Dick, Dick paid Bill off by punching him in the nose [САМ, 1997]; settle / square / balance accounts – to punish and so get revenge on a person who has harmed one: I settled accounts with him for speaking so rudely to me [LDEI, 1979, p. 2]; settle an old score / payoff / wipe off – to do something to harm or upset somebody because they have harmed or upset you in the past: Everyone said it was the foreman himself who was trying to make it look like Harper took the tools, just to settle an old score [САМ, 1997, p. 297]. 3. Фразеологические единицы, эксплицирующие переживание чувства злости, обиды: black looks – angry or revengeful looks: I got some black looks from the shopkeeper when I cancelled my order [PDEI, 1986p. 33]; harbor revenge – hold back a thought or feeling about revenge [FD]; nurse a grievance / a grudge – to feel resentment against someone or something; to keep a feeling of envy or dislike toward some person, remember something bad that a person said or did to you and dislike the person because of that: Having been dismissed from the Foreign Office, Peter nursed a grievance against it all his life; Nom nursed a grudge against John because John took his place in the basketball team [PDEI, 1986, p. 232; САМ, 1997, p. 278].
Анализ языкового материала показывает: средства фразеологического фонда английского языка отражают концептуализацию важных в рамках данной лингвокультуры признаков семантической константы REVENGE: «эквивалентность/равноценность», «переживание чувства злости/обиды», «причинение вреда/ущерба», «наказание», «поиск / ожидание удачного случая для реализации мести». Кроме того, следует отметить, что структуру большинства фразеологизмов составляют глаголы активного действия (fight, get, give, pay, take), что свидетельствует о концептуализации деятельного характера мести, мести – поступка, имеющего определенные качественные, каузативные, теологические черты. В совокупности, ФЕ, репрезентирующие семантическую константу REVENGE, отражают, прежде всего, конвенциональные способы поведения в ситуации мести – самостоятельно урегулировать полученный моральный/физический ущерб путем преимущественно эквивалентного ответного действия.
Образная составляющая семантической константы REVENGE
Особенность языкового знака проявлять свою «индивидуальность» в сочетании с другими знаками системы отмечалась еще Ф.де Соссюром [Соссюр, 1977, с. 155-163]. Ученый определил такое свойство знака как его значимость. А. А. Уфимцева указывает: способность лексических синтагм актуализировать данное, а не какое-либо другое значение в пределах сочетания двух слов превращает их в обязательное, универсальное средство семантической актуализации словесного знака [Уфимцева, 2002].
Специфическая избирательность языкового знака revenge сочетаться с определенными языковыми единицами актуализирует различные потенциальные семы, присутствующие в его виртуальной сущности и позволяющие обнаружить дополнительные концептуальные признаки рассматриваемой семантической константы.
Исследование синтактического уровня, конституируемого свободными сочетаниями слов с опорным именем revenge (а также его ближайшим синонимом vengeance), ставит задачу установить особенности их сочетаемости в синтагматической цепи и выявить новые знания об изучаемом предмете.
Проанализированный эмпирический материал позволяет утверждать: знаки-репрезентанты исследуемой константы образуют широкий ряд синтаксических моделей: Pr.+ N, N N, N+N; N for / of N, Adj.+ N, V+N, N+V.
В субстантивной поссесивной конструкции N N, где знак revenge занимает позицию определяемого, выявляется признак «субъект-мститель». Такие словосочетания указывают на конкретного индивида, Человека Мстящего, исполнителя акта мести (31), (32), уточняют гендерную дифференциацию мести (33): 31) Mrs. Lecount s revenge has accomplished its object by means of information received from Norah s lips Collins, No Name]; 32) And last night, instead of comfort him for his loss, he told him it was God s vengeance upon him [Ling, Flood Water]; 33) A Woman s Revenge is collection of three stories about women who have been badly hurt [Warren, A Woman s Revenge]. Этот же признак выводится из модели: Pr. + N: 34) She took her revenge for her old grudge in thus turning his subject against him [Dickens, Little Dorrit]; 35) In one case I should have my revenge; in another case I should have my liberty [James, The Europeans]; 36) … like a baited bull, who, surrounded by his tormentors, is at a loss to choose from among them the immediate object of his revenge [Scott, Ivanhoe].
Знак revenge допускает и обратные конструкции, где он выступает в функции определяющего: revenge fantasy, revenge ideas / thoughts, revenge plot, revenge tragedy, revenge comedy, revenge story. Анализ подобного рода словосочетаний показывает: месть является темой-аттрактором для всевозможного рода мыслетворческой деятельности человека, поскольку обладает ценностным статусом. В другой группе словосочетаний – revenge killings, revenge fighting, revenge war – объективируется признак «причинность»: killings, fighting, war because of revenge.
Анализ субстантивной предложной модели N for/of N позволяет выявить следующие признаки семантической константы: – «ценность»: месть является объектом сильного желания индивида, а для обыденного наивного сознания ценность понимается как предмет некоторого желания [Ивин, 2004] – desire for, lust for, passion of, wish for , craving for: 37) By this time, after long hours of continued reflection upon one subject, a somber brooding malevolence, a deep-seated desire of revenge, had grown big within his mind [Norris, Octopus]; 38) At the end of that time, however, his memory of his wrongs and his craving for revenge were quite as keen as on that memorable night when he had stood by John Ferrier s grave [Doyle, A Study in Scarlet]; 39) Embittered by his fate … he became … a mere animal, mad with hate and lust for revenge [London, The Iron Heel]; 40) Even my wish for revenge would not make me do that [Doyle, Memoirs of Sherlock Holmes]. – «структурность»: a scheme of, a bit of; a plot of; a part of: 41) His first plan of revenge fails but … [Bentham, Doctor Who]; 42) Guenelon bears a grudge in his heart, which eventually blossoms into a scheme of revenge [Brooke, Europe in the central middle ages]; – «вид мести» (видовость): 43) Who would believe a sweet child would take that sort of revenge? [Barnard, Little Victims]; 44) I must say Mr. Tarleton did the right thing by us; but he took a meanish kind of revenge [Stevenson, Island Nights Entertainments]; 45) … «Now listen to me, Bruno, and I ll teach you quite a splendid kind of revenge! » [Carroll, Sylvie and Bruno]; 46) Not only do you have the right, but arguably, you have the obligation to exact some form of revenge on the person who sexually assaulted you when you were a kid [Revenge Not Taken; Man Forgives Molester]; 47) My ability of distressing you during my life would be a species of revenge [Austin, Lady Susan].
Языковой знак revenge сочетается с описательными адъективами преимущественно отрицательной семантики. Рассмотрение данных сочетаний позволило установить следующие концептуальные признаки: – «временная протяженность»: отмечается как мгновенность, импульсивность мести, что говорит о ее инстинктивности – instant, quick, immediate так и ее протяженность во времени, свидетельствующая об осознанности и контролируемости поступка – protracted, slow, long-life: 48) Becker sought and missed an instant revenge [Stevenson, A Footnote to History]; 49) Each party has a weapon against the other, so that betrayal invokes immediate revenge [Cave, Foxbat]; 50) He had called me a numskull and a buffoon. How quick and how noble was my revenge! When his own wits failed him, it was Etienne Gerard who supplied the want [Doyle, The Adventures of Gerard]; 51) … that his revenge should be protracted and terrible… [Dickens, The Pickwick Papers]; 52) I may take a sure and slow revenge [Dickens, Barnaby Rudge]; – «злой/ужасный/жестокий»: выявляется в сочетаемости c атрибутивами brutal, malicious, terrible, horrible, horrid, mean, merciless, pitiless, devilish, sly, spiteful (spite-filled), vile, startling, cold, fiendish, violent, crushing, wicked, cruel, bloody, fearful, dangerous, dreadful, unimaginable и др.: 53) … a scoundrel, disappointed and in a fury, wreaking his brutal revenge upon an amiable woman [Thackeray, Men s Wives]; 54) … he died with a horrid revenge in his heart… [Collins, The Moonstone]; 55) And here, some evil spirit cast in his way the opportunity for his first, most horrible revenge [Dickens, The Pickwick Papers]; 56) My daily vows rose for revenge - a deep and deadly revenge, such as would alone compensate for the outrages and anguish I had endured [Shelley, Frank enstein or the Modern Prometheus]; 57) Your lust for her knew no bounds and when this loyal woman spurned you for her husband of twenty years you wreaked a terrible revenge! [Williams, The Wimbledon Poisoner];
Механизмы дискурсивной реализации ценностного конституента семантической константы REVENGE
В культурах, развивавшихся под влиянием христианства, в том числе и англоязычной, месть, получив пейоративную оценку с точки зрения религии, перекочевала из разряда социально-регулятивных инструментов в список грехов. Однако даже многовековое «окультуривание» не выработало однозначного, однополярного отношения к мести. Утверждения типа «The best revenge is... » пресуппонируют, во-первых - месть имеет место быть в человеческих отношениях, во-вторых - она подвергается оцениванию. В процессе последнего (оценивания) человек интерпретирует уже известное ему знание в рамках другой системы координат: мнений, оценок, ценностей, стереотипов, которых он как отдельный индивидуум или член конкретного общества придерживается. Иначе, происходит вторичная концептуализация знания.
В предыдущей части данной работы проведен аксиологический анализ языкового материала, представленного историко-культурным наследием англоязычной нации, и сделан вывод: в совокупности, основной императив, транслируемый в социум, звучит «Не мсти», закрепляя за феноменом мести антиценностный характер. Дискурсивное пространство составляет методологическую и эмпирическую основу познания семантически объемных концептов. Наблюдения за дискурсивной объективацией семантической константы REVENGE позволяют, во-первых, обнаружить специфические особенности ее ценностного компонента, и, во-вторых, выявить основные механизмы его реализации. Под дискурсом вслед за Н. Д. Арутюновой понимаем речь, вписанную в коммуникативную ситуацию с более отчетливо выраженным социальным содержанием или, по выражению ученого, «речь, погруженную в жизнь» [Арутюнова, 1988б, с. 136].
Следует отметить: месть обладает сильным энергетическим потенциалом, обеспечивающим ей вхождение в «поле аксиологического притяжения» [терм. М. С. Каган, 1997] субъекта. Тема мести в англоязычной культуре чрезвычайно популярна: она лежит в основе фильмов, становится сюжетом песен, книг, комиксов, мультфильмов, компьютерных игр. Существуют специальные сайты, где даются советы как мстить без последствий для себя. Различные форумы и блоги, на которых участники делятся своими историями мести, рекомендуют или просят рекомендации. Политические, национальные отношения часто интерпретируются в терминах ретрибуции. Эти факты свидетельствуют о реккурентности и востребованности данного феномена в английской картине мира.
В лингвистической литературе отмечается: в структуре языковой личности ценности представляют высшие ориентиры поведения [Карасик, 2002, с. 107]. Теоретическое и практическое освоение мира индивидом сопровождается механизмом эмоциональной интериоризации ценностей. Вследствие чего, они становятся собственной духовной интенцией человека, «а не имперсональным, надличностным, отчужденным от него регулятором поведения» [Каган, 1997].
В процессе деятельностного распредмечивания человеком содержания общественных ценностей между коллективным и индивидуальным бытием возникает связующее звено в виде индивидуальной иерархии личностных ценностей [Головин, 1998]. Социальные ценности, преломляясь через призму индивидуальной жизнедеятельности, входят в психологическую структуру личности и «конституируют ее внутренний мир как уникальное субъективное бытие» [НФЭ, 2001].
Рассмотрим механизмы дискурсивной реализации потенциала семантической константы REVENGE. Для этого проанализируем языковой материал с целью установления оценочного содержания смыслов, поскольку «в аксиологическом модусе слово понимается как событие, переживаемое языковой личностью» [Казыдуб, 2012, с. 90]. Именно контекстуальное пространство смыслооб-разования дискурса / текста подвергается измерению для выведения той части смысла, которая выявляет оценочное отношение субъекта мысли и речи с опорой на языковые компоненты его структурирования [Серебренникова, 2011, с. 43].
Исследование дискурса английского языка позволило выделить основные экзистенциональные модусы актуализации ценностной составляющей семантической константы REVENGE – эмотивный «Я чувствую/ I feel», волитив-ный «Я хочу/ I want/wish», акциональный «Я сделаю/ I will do», эпистемический «Я знаю / считаю/I know/think», каждый из которых вскрывает ценностное отношение к исследуемому феномену.
Онтологически психоэмоциональное состояние предшествует и сопровождает все этапы: зарождение, собственно акт мести и рефлективный этап. Потому логично начать рассмотрение с его интерпретации. Многие философские концепции позиционируют чувства или внутренние восприятия в качестве принципа всех ценностных отношений, поскольку они имеют для человека специфическое ценностное значение и служат фундаментом его оценочного отношения [НФЭ, 2001]. Эмоционально-чувственный мир Человека Мстящего характеризуется своей гетерогенностью. В разные моменты ситуации мести (зарождение, реализация, рефлексия) он переживает гамму острых эмоций и чувств: боль, страдание, обида, злость, ненависть, негодование, несправедливость, страсть, удовлетворение, радость, удовольствие, и пр.
Зарождение мести обязано острому эмоциональному состоянию субъекта, когда им руководят скорее чувства, а не разум: 132 249) As he stood by the desolate fire, he felt that the only one thing which could assuage his grief would be thorough and complete retribution, brought by his own hand upon his enemies. His strong will and untiring energy should, he deter mined, be devoted to that one end [Doyle, A Study in Scarlet]. Герой чувствует: месть есть единственно возможное средство избавления от его горя и ей он готов посвятить всего себя. Безусловно, в его картине мира она приобретает статус личной ценности.