Электронная библиотека диссертаций и авторефератов России
dslib.net
Библиотека диссертаций
Навигация
Каталог диссертаций России
Англоязычные диссертации
Диссертации бесплатно
Предстоящие защиты
Рецензии на автореферат
Отчисления авторам
Мой кабинет
Заказы: забрать, оплатить
Мой личный счет
Мой профиль
Мой авторский профиль
Подписки на рассылки



расширенный поиск

Эволюция масс-медиа в современной международной политической коммуникации Пономарева Александра Игоревна

Диссертация - 480 руб., доставка 10 минут, круглосуточно, без выходных и праздников

Автореферат - бесплатно, доставка 10 минут, круглосуточно, без выходных и праздников

Пономарева Александра Игоревна. Эволюция масс-медиа в современной международной политической коммуникации: диссертация ... кандидата Политических наук: 23.00.04 / Пономарева Александра Игоревна;[Место защиты: ФГБОУ ВО «Московский государственный лингвистический университет»], 2018

Содержание к диссертации

Введение

Глава 1. Масс-медиа и международная политическая коммуникация в условиях глобализации 21

1.1. Специфика международной политической коммуникации в современных условиях 22

1.2. Развитие политической коммуникации на национальном и международном уровнях в условиях глобализации 47

1.3. Влияние глобализации на функционирование национальных и мировых масс медиа 62

Глава 2. Тенденции и перспективы политического развития масс-медиа 89

2.1. Политизация мировых и национальных масс-медиа в современных условиях .90

2.2. Глобальная сеть Интернет в современной политической коммуникации 114

2.3. Медиатизация как перспектива современной политики 136

Заключение 167

Список источников и использованной литературы 179

Специфика международной политической коммуникации в современных условиях

О том, насколько значимой глобализация информационной сферы является для мира политического, насколько серьезным влиянием она обладает на современную международную политическую коммуникацию, со всей очевидностью свидетельствуют явления последнего времени. Среди наиболее показательных в этом отношении политико-коммуникативных феноменов последнего времени достаточно упомянуть ряд вредоносных компьютерных разработок, направленных на подрыв безопасности современных государств, – вирус «Staxnet», поразивший в 2009 г. компьютеры ряда стран (были заражены более 30 тыс. компьютеров, имеющих выход в Интернет по всему миру), но направленный главным образом на выведение из строя Бушерской АЭС в Иране; вирусы «WanaCry», «Petia» (2017 г.), нацеленные на взлом конфиденциальной информации, критически важных баз данных, их порчу или уничтожение (пострадали более 500 тыс. компьютеров в 150 странах мира) и другие, существенно влияющие как на безопасность государства в целом, так и на протекание политических процессов в нем.

В частности, огромный резонанс в США и во всем мире получила акция по взлому почты одного из участников президентской кампании 2016 г. Х. Клинтон и обнародование конфиденциальной информации, существенно повлиявшей на итоги самой избирательной кампании. Но, вместе с тем, показательными являются и чисто информационные акции, оказавшие огромное влияние как на внутринациональные, так и на глобальный политические процессы – распространение ложных («фейковых») сообщений, связанных с гражданской войной в Сирии, президентскими выборами в США, выборами во Франции, Великобритании, ФРГ и других странах. При этом под огонь критики попали такие глобальные масс-медиа, как американская «CNN» (обвиненная в фабрикации лживых материалов о президенте Д. Трампе), российские «RussiaToday» и «Sputnic» (обвиняемые в «пропаганде» и «вмешательстве в выборы» в США и странах ЕС) и др. В последнее время по тем же мотивам подвергаются резкой критике и глобальные социальные сети – «Фейсбук», «Твиттер», «ВКонтакте», «Одноклассники». Доступ к последним двум информационно-коммуникативным системам (а также к поисковой системе «Яндекс») был даже заблокирован нынешним политическим руководством Украины. Со своей стороны обвиняют в дезинформации и пропагандисткой направленности западные глобальные масс-медиа и Россия, а также и другие страны, испытывающие на себе их недобросовестное поведение в мировом информационном пространстве. Очевидно, что аналогичные процессы и связанные с ними политико-коммуникативные проблемы в будущем будут только нарастать.

Специфика современного социально-экономического и общественно-политического развития определяется, очевидно, по разным основаниям, включая процессы глобализации, во многом детерминирующие в том числе мировой политический порядок. При этом декларация существующего статус-кво реальной альтернативой тоталитаризму всех сфер социального бытия или его кризисного состояния не снижают научный и праксеологический интерес к глобализации как фактору современной политики. В любой интерпретации глобализация, несомненно, отражает степень экономической, технологической, информационной и социально-политической взаимозависимости субъектов международных отношений, особенно национальных государств.

В этой связи представляется необходимым обратить внимание на концептуальные основы и конкретные проявления глобализации, ставшей фактором мировой политики.

Основоположниками концепции глобализации считаются, как известно, Р. Робертсон, М. Уотерс и У. Бек, которые первыми посвятили этому социально-политическому феномену специальные исследования. Сам термин впервые в научный оборот ввел Р. Робертсон, сформулировавший определение этого понятия в 1985 г.1 и изложивший свою концепцию глобализации в 1992 г. в исследовании, где глобализация определялась как «серия эмпирически фиксируемых изменений, разнородных, но объединяемых логикой превращения мира в единое целое»2.

Уже в 1990-е гг. глобализация оказалась одной из наиболее обсуждаемых в научной и общественно-политической среде, но также и одной из наиболее спорных тем. На этой почве уже возникло большое число различных теорий глобализации (часто взаимоисключающих) и было высказано множество противоречащих друг другу (или взаимодополняющих) научных оценок. При этом политологи и политики, уделяя глобализации повышенное внимание, были значительно более осторожны и менее категоричны в своих определениях и оценках, чем, например, экономисты. Оценивая процессы глобализации и их осмысление западными и российскими теоретиками, Е.М. Примаков, например, отмечал в 2001 г., что эти процессы настолько разнообразны, что «в принципе не дают возможности сразу же остановиться на каком-то одном варианте, который совершенно точно попытался бы всесторонне охватить это явление», а многие оценки3 и определения, имевшие широкое хождение в научных кругах в тот период, относил к категории неизбежной «дани, отдаваемой учеными обычной моде»1. Но многие ученые при этом отказывали концепции глобализации в самостоятельной значимости и предлагали рассматривать ее в рамках уже существующих и общепризнанных теорий общественного развития. «Термин «глобализация», – отмечал А.И. Уткин, – является метафорой, придуманной для выяснения смысла и понимания природы современного капитализма»2.

При этом Зб. Бжезинский полагал, что «Таким образом, она [глобализация] органично соединяла объективный детерминизм с субъективной способностью принимать решения. Утверждения, что взаимозависимость была новой реальностью международной жизни, в свою очередь утверждало глобализацию как легитимную политику нового века»3.

У. Бек, в свою очередь, предложил дифференцировать понятия глобализма, глобальности и глобализации. Последнее из них, с его точки зрения, указывает на «процессы, в которых государства и их суверенитет вплетаются в паутину транснациональных акторов и подчиняются их властным возможностям, их ориентации и идентичности»4; понятие глобальности указывает на реалии «жизни в мировом обществе, в том смысле, что представление о замкнутых пространствах превратилось в фикцию»; понятие же глобализма выражает «идеологию господства мирового рынка (неолиберализма)»5. При этом исследователь выделил восемь причин возникновения и неизбежного развития глобальности (схема 1).

К настоящему времени дискуссии вокруг феномена глобализации уже утратили первоначальную остроту, ученые отказались от поиска единственно точного определения ее теоретической формулы и переключились на исследование разнообразных конкретных ее проявлений в различных областях внутренней и международной жизни. При этом сам феномен глобализации уже никем не оспаривается и его общепризнанное общее определение может быть выражено примерно так, как это сделал, например, В.А. Тураев: «Глобализация – ключевое понятие, характеризующее процессы мирового развития в начале ХХI века. Ее суть в резком расширении и усложнении взаимосвязей и взаимозависимостей народов и государств, это новая стадия общественного развития в общепланетарном масштабе, новое качество социальных связей и общественных процессов, ставшее возможным благодаря достижениям науки и техники»1.

Обозначенный В.А. Тураевым подход был выражен и зафиксирован в официальных документах ООН. Так, в докладе Генерального секретаря ООН от 31 августа 1999 г. отмечалось следующее: «Глобализация – это общий термин, обозначающий все более сложный комплекс трансграничных взаимодействий между физическими лицами, предприятиями, институтами и рынками. Многообразные задачи, которые она ставит, задачи, которые государства не могут успешно решать только собственными силами, самым непосредственным и очевидным образом свидетельствуют о необходимости укрепления многостороннего сотрудничества.

Глобализация проявляется:

- в расширении потоков товаров, технологий и финансовых средств;

- в неуклонном росте и усилении влияния международных институтов гражданского общества;

- в глобальной деятельности транснациональных корпораций;

- в значительном расширении масштабов трансграничных коммуникационных и информационных обменов, прежде всего через Интернет;

- в трансграничном переносе заболеваний и экологических последствий;

- и во все большей интернационализации определенных типов преступной деятельности.

Влияние глобализации на функционирование национальных и мировых масс медиа

Предваряя рассмотрение влияния глобализации на развитие национальных систем масс-медиа, обратим внимание на взаимозависимость этого феномена и указанных процессов. Нам представляется важным замечание Зб. Бжезинского по этому вопросу: «Интеллектуальную родословную глобализации нельзя свести лишь к какой-то конкретной и общепризнанной интеллектуальной классике и, конечно, к какому-либо единственному догматическому источнику. Она завоевала признание в большей степени пропаганде средствами массовой информации, лозунгам, газетным передовицам…»1.

Анализируя работы по проблемам организации масс-медиа в современных условиях западных исследователей Д. Маккуэйла, Ж. Веделлу, Д. Келлнера, С. Хэда1 и др., а также выделяемые ими тенденции развития масс-медиа, можно сделать следующие обобщения. Современные системы масс-медиа подвергаются все большей а) «электронизации» (доминирование электронных масс-медиа над печатными), б) монополизации, в) коммерциализации и г) интернационализации. Последние три фактора напрямую связаны с процессами глобализации и могут быть прямо объединены под рубрикой «американизации» европейских масс-медиа. Проблемы мобилизации (неавтономности) современных масс-медиа изначально были присущи именно их американским образцам, от которых европейские значительно отличались в степени относительной независимости.

Наиболее явно это различие проявлялось в организации электронных масс медиа (и особенно телевидения), до сих пор доминирующих в настоящее время.

Изначально в Европе и США были установлены различные социально политические доктрины в отношении места и роли телевидения в демократическом обществе. В США телевидение развивалось, в известной мере, как «неконтролируемое», отданное на откуп рынку. В Западной Европе, напротив, установился взгляд на телевидение как на «общественное благо» особого рода, потребление которого должно быть под контролем общества и/или государства. Как указывает в этой связи английский ученый Д. Маккуэйл, в европейских странах масс-медиа были оформлены по типу общественных корпораций, «обеспечивающих гражданам свободный доступ к информации, образованию и развлечениям, который является «общественным благом», таким же, как чистый воздух»2.

При этом в Европе электронные масс-медиа финансировались, как правило, за счет абонентской платы, собираемой правительством с каждого домохозяйства. Иначе говоря, основным финансовым источником для радио- и телевизионных станций были сами потребители их продукции, и поэтому масс-медиа были вынуждены ориентироваться на их вкусы, потребности и предпочтения. Рекламодатели же не имели здесь доминирующего влияния в силу ограниченного финансирования. Вместе с тем, правительства и общественность европейских стран следили за тем, чтобы телевидение не только развлекало, но и просвещало телезрителей, поддерживало в них определенный уровень культуры. Образно говоря, деятельность масс-медиа в Европе того времени регулировалась по типу, характерному для государственного контроля за медицинскими учреждениями, в которых специалисты (врачи) издавна, как известно, приносят клятву Гиппократа («не навреди»). Действительно, в деятельности журналистов и врачей можно обнаружить много общего, хотя последние специализируются на исследовании нормального функционирования тел своих пациентов, а первые обращаются к их сознанию и душам. Может быть, и журналистам следовало бы предписать принятие на себя специфического кодекса, сродни «клятвы Гиппократа».

Однако, начиная с 1980-х гг., когда появляются новые телекоммуникационные технологии распространения сигнала (спутниковое и кабельное вещание), в Европе постепенно начинаются процессы либерализации медиа-систем. Уклонение от этих процессов грозило опасностью затормозить технологическое развитие европейских стран, по сравнению с США, а также ослабить их позиции в мировой гонке высоких технологий. В тот период немалую роль сыграл приход к власти во многих европейских странах политических сил, ратовавших за расширение свобод для действия стихии рынка. Показательно, кроме прочего, то, что за это ратовали политики и корпорации, сумевшие превратиться в «медиамагнатов», доминировавших на медиарынке (С. Берлускони, Р. Мердок, корпорации «Бертелсман» и «АГ Ашетт СА»). Под лозунгами свободного рынка медиапродукции на самом деле происходило создание медиаимперий.

Указанные изменения, происходившие в Европе в 1980-х гг., привели к масштабным трансформациям в европейских медиа-системах, а потому были названы исследователями и экспертами «коммуникационной революцией». Она привела в странах континента к ситуации, когда общественному телевидению оказалось почти непосильным делом тягаться с частными масс-медиа и ему приходилось следовать по пути все большей коммерциализации. В частности, пришлось отказываться от неприбыльных передач для меньшинств или малых групп, от программ культурно-просветительского плана и т.д. Доминирующими становятся новостные и развлекательные передачи, которые, в свою очередь, серьезно трансформируются по форме и содержанию в сторону удовлетворения чисто коммерческих интересов. Д. Маккуэйл, например, определяет коммерциализацию как «процесс, когда телевещание все в большей и большей степени зависит от доходов рекламодателей, спонсоров или подписчиков и меняется соответствующим образом»1.

В США, где масс-медиа изначально зародились как коммерческие, вся медиа-система переживала глубокую деформацию своей информационной природы. Погоня за прибылью, как отмечает Е.Ч. Андрунас, приводит к тому, что под информацию зачастую маскируется реклама. Проблемы и события, освещаемые в масс-медиа, выбираются теперь в зависимости от того, насколько они интересны рекламодателям, готовым сопроводить их освещение встроенной в них рекламой, а не на основе их социальной значимости и т.д. Технология маскировки рекламы под обычную информационную передачу уже получила у специалистов название «инфомершлз» (лингвистический гибрид терминов «информация» и «коммершлз», т.е. рекламные объявления). Появились даже специальные типы передач такого рода, транслируемые по некоторым кабельным каналам2.

Другой характерной особенностью системы американских масс-медиа является крайняя степень ее монополизации. По подсчетам самих американских аналитиков, около 50 крупных медиакорпораций контролируют почти все масс-медиа США: 20 из них держат в своих руках более половины всех газет страны, 4 – все телевидение; 10 – все радиовещание, 12 господствуют в книгоиздательстве, 4 – в кинематографе. В начале 1980-х гг. во всех городах США, где издавались ежедневные газеты, 98% из них контролировались из одного центра1. «В первом издании своей судьбоносной книги «Монополия медиа» Бен Багдикян [Bagdikian, 1983], – указывает М. Кастельс, – он выделил 50 медиакомпаний, доминировавших на медиарынке США. Несколько исправленных переизданий книги зафиксировали процесс сокращения числа доминирующих компаний: 29 в 1987 г., 23 – в 1990 г., 10 – в 1997 г., 6 – в 2000 г. и 5 – в 2004 году»2.

Транснационализация, как ее определяет Д. Маккуэйл, – это «усиление транснациональных потоков услуг и программ и увеличение влияния на аудиторию импортированной медиа-культуры»3. Она выражается в известном лозунге «Телевидение без границ». Однако на практике проникновение на европейский рынок медиа-продукции США привело к стремительной американизации информационной среды Западной Европы, что вызывает все большее беспокойство европейцев. Интернационализация масс-медиа оказалась тем самым тесно связана с их коммерциализацией.

В основу решения назревших здесь проблем должна быть положена, по нашему мнению, научная социально-политическая концепция, определяющая место и роль современных масс-медиа в демократическом обществе, а, следовательно, пределы их независимости и свободы.

Политизация мировых и национальных масс-медиа в современных условиях

Есть все основания утверждать, что особенно быстрое развитие информационной сферы – как на глобальном, так и на национальных уровнях – началось с создания коммуникативной сети Интернет. В результате число пользователей Интернета на планете выросло с 40 млн. в 1995 г. до 1,4 млрд. в 2008 г. К 2008 г. уровень охвата сети составил уже более 60% в наиболее развитых странах и стал быстро возрастающим показателем в развивающихся странах. Глобальное распространение Интернета в 2008 г. уже охватывало 1/5 населения мира. При этом начиная с 2000 г. цифровое неравенство, выражаемое в понятии доступа, сократилось. Разница между доступом в Интернет в ОЭСР и развивающихся странах упала с 80,6 к 1 в 1997 г. до 5,8 к 1 в 2007 г. Сегодня Китай – страна с самым быстрым приростом количества пользователей Интернета, хотя уровень охвата оставался на отметке 20% всего населения в 2008 г. По данным на июль 2008 г., число пользователей Интернета в Китае составляло 253 млн., превзойдя США, где оно равнялось 223 млн.1 В начале 2018 г. число пользователей Интернет по всему миру превысило 4 млрд. человек (почти 53% населения планеты), а аудитория социальных сетей насчитывала порядка 3,1 млрд. При этом наиболее быстрые темпы роста интернет-аудитории продолжают сохраняться за странами Африки и Юго-Восточной Азии2.

Стремительное развитие сети Интернет в современной России с момента его «проникновения» в нашу страну не смогли замедлить даже кризисные явления в экономике, начавшиеся в 2008 г. При этом, по данным Центра исследований РИА «Новости», прирост среднемесячной аудитории Интернета в регионах России, например, в последние годы значительно превышает аналогичные показатели по Москве и Санкт-Петербургу. В городах-миллионниках такой прирост с осени 2010 по осень 2012 г. составил 46,3%, в селах – 47,3%, в то время как в Москве – всего 25,5%1. Несмотря на сокращение мирового IT-рынка на 3% в 2013 г., его объем составил 2 трлн. долларов2. При этом в Стратегии развития информационного общества в РФ отмечается, что «информационные и коммуникационные технологии оказывают существенное влияние на развитие традиционных отраслей экономики. Объем реализации товаров и услуг россиянам с использованием сети “Интернет” в 2015 году достиг эквивалента 2,3 процента валового внутреннего продукта и имеет тенденцию к росту»3. В начале 2018 г. аудитория отечественного сегмента Всемирной паутины составляла 87 млн. человек (71% населения страны)4. При этом число активных пользователей социальных сетей достигло 47% населения страны5.

«Таким образом, переход к информационному обществу стал приобретать характер реальной перспективы и даже неизбежной насущной необходимости. Специалисты в области политологии, социологии, экономики оказались перед задачей сформулировать новые перспективы развития экономических и социально политических систем в условиях реального функционирования технологий информационного общества»1.

Теория информационного общества, основы которой были заложены еще в 1980-х гг. работами М. Пората, Й. Масуды, Т. Стоуньера, Р. Катца2 и др., продолжает интенсивно развиваться в настоящее время, в том числе исследованиями российских ученых3. Однако в этих работах, на наш взгляд, слишком много внимания уделяется фактологической и футурологической стороне дела при явном недостатке научно-теоретического анализа ключевого для этих концепций понятия – понятия информации. Без такого анализа невозможна четкая дифференциация типов информационных процессов, технологий и сдвигов в общественном производстве и быте, имеющих далеко не одинаковое значение для действительного развития общества. Так, например, оснащение некоторых кочевых племен в Сахаре самыми современными средствами коммуникации (мобильными телефонами, телевизорами и т.п.) не приводит к реальному развитию этих обществ, хотя и причисляется формально к процессам «информатизации». То же самое можно сказать и про распространение современных электронных средств коммуникации среди массовых слоев самого западного общества. Эти процессы не выражают сути современного этапа общественного развития и не являются его показателями. Хотя во многих работах теоретиков информационного общества практически все виды информационных процессов соединяются в одну категорию «информационно-коммуникативных», что, по нашему мнению, не позволяет отличить главное от второстепенного.

Иначе говоря, на наш взгляд, сама современная теория информационного общества нуждается в теоретико-методологическом прояснении ее концептуальных основ. Поэтому мы продолжаем наше исследование именно с определения и структуризации самого понятия «информация», включая ее политический аспект в условиях глобализации.

Знаменитая «Метафизика» Аристотеля начинается, как известно, следующим глубоким рассуждением: «Все люди от природы стремятся к знанию. Доказательство тому – влечение к чувственным восприятиям: ведь независимо от того, есть от них польза или нет, их ценят ради них самих, и больше всех зрительные восприятия, ибо видение, можно сказать, мы предпочитаем всем остальным восприятиям, не только ради того, чтобы действовать, но и тогда, когда мы не собираемся что-либо делать. И причина этого в том, что зрение больше всех других чувств содействует нашему познанию и обнаруживает много различий [в вещах]»1.

Это рассуждение Аристотеля можно интерпретировать как одно из первых в научной литературе указаний на наличие у человека особых (по сравнению с животными, особенно низшими) потребностей – потребностей в информации. В тоже время они, конечно, не относятся к потребностям витальным, определяемым самой биологией человека. Без удовлетворения информационных потребностей человек вполне может существовать. Но эта жизнь, очевидно, будет иметь мало общего с собственно человеческой жизнью. Иначе говоря, человек (именно как человек) существует только на основе удовлетворения его информационных потребностей и соответствующих интересов.

Наряду с этим, следует отметить и то, что информация, необходимая человеку для осуществления его специфического образа жизни, видимо, не имеет значения сама по себе (на что, судя по всему, намекает Аристотель в приведенной цитате). Сама по себе информация, как основа существования, человеку не нужна. Об этом свидетельствует, например, феномен скуки, потери интереса к сообщениям, не несущим для человека ничего актуального, важного и т.д. Наконец, некоторая информация имеет для человека даже отрицательное значение – ложь, обман и т.д. Из вышеотмеченного позволительно сделать вывод, что информация используется человеком как средство для других целей, а именно, для более благополучного существования и эффективного действия в окружающем мире (в том числе и социальном). Информация нужна человеку для адекватной его ориентации в окружающей среде, частью которой он является.

При этом представляется правомерным вопрос о том, в чем заключена качественная определенность этого феномена. На этот вопрос у современных ученых, к глубокому сожалению, все еще нет более или менее удовлетворительных и общепринятых ответов. Один из основателей кибернетики Н. Винер выразился однажды на этот счет весьма емко и афористично: «информация есть информация, а не материя и не энергия»1. Тем самым он поставил информацию в один ряд с такими фундаментальными физическими категориями, как материя и энергия. Из этого, в свою очередь, неявно следовало, что информацию якобы можно изучать исключительно специфическими методами физико-математических наук.

Действительно, в западной науке с тех пор наибольшее признание получил именно такой, физико-математический, подход, чему немало способствовало и бурное развитие в начале ХХ в. технических средств связи. Собственно, в те годы группа американских ученых, сотрудников компании «Bell Telephon Company», изучавших процессы передачи сообщений по телефонным проводам, предложили математическую теорию для измерения «количества информации», передаваемой по линиям связи. Один из них, X. Найквист, в 1924 г. предложил измерять количество информации, приходящееся на одну букву текста, передаваемого по каналу связи, величиной Н = 1/n, где n – число букв в используемом языке. Тем самым количество информации ставилось в зависимость от письменного языка, используемого при передаче сообщений. В этой связи получалось: чем более короткий алфавит использует тот или иной народ в своей письменной речи, тем большее количество информации передается одной буквой. Нам представляется сомнительным это положение, когда за объем передачи информации может быть признана буква алфавита.

Именно этот подход в теории информации получил наибольшее развитие. Спустя четыре года Р. Хартли счел более удобным в качестве такой меры применять логарифм этой величины, т.е. log(1/n).

Медиатизация как перспектива современной политики

Осуществленный в предыдущих разделах нашего исследования анализ понятия информации, масс-медиа и связанных с ними политических процессов дает, на наш взгляд, основание для формирования принципиально иных концептуальных подходов к осмыслению этих проблем, нежели те, что утвердились в недавнее время. Здесь, с нашей точки зрения, на первое место следует поставить политические вопросы обеспечения информационной безопасности личности, общества и государства. В современном мире, когда с очевидностью проявляется кризис глобализации в его существующей форме, определенная тенденция современных политико-коммуникативных процессов связана с необходимостью обеспечения мировой и национальной информационной безопасности.

Информационная безопасность является одним из видов национальной безопасности и, в силу этого, одной из важнейших сфер приложения усилий руководства страны по ее обеспечению. Однако информационная безопасность может пониматься (и фактически понимается сегодня) в двояком смысле.

Во-первых, ее можно трактовать в чисто инженерном, неполитическом смысле, как защищенность самой информации и технических средств ее передачи, обработки и хранения от злоумышленных посягательств и воздействий. Именно в таком смысле информационная безопасность чаще всего сегодня трактуется и преподается в научном сообществе. Аналогичное понимание также характерно для американского государственно-политического подхода к обеспечению информационной безопасности. Американские специалисты обычно применяют здесь характерный для их подхода термин «кибербезопасность», о чем мы говорили выше.

Однако, во-вторых, ее можно понимать и в более широком – гуманитарном – контексте, как «защищенность интересов личности, общества и государства в информационной сфере». В таком смысле информационная безопасность трактуется в настоящее время на государственно-политическом уровне в России, например, в Доктрине информационной безопасности РФ1. Правда, у данного документа имеется существенный недостаток: собственно гуманитарный подход в Доктрине смешан с инженерно-техническим. А это, в известной мере, «размывает» идею как самих авторов документа, так и его читателей (а, следовательно, и исполнителей). Хотя наблюдаемая тенденция в развитии российской концепции информационной безопасности идет именно в сторону усиления в ней гуманитарно-политической составляющей о чем свидетельствует Стратегия развития информационного общества в РФ, принятая в 2017 году2.

На наш взгляд, целесообразно разделение гуманитарного и «технологического» понимания информационной безопасности, а также рассмотрение каждой дифференцированно, поскольку они принципиально отличаются как по характеру самих угроз, так и по средствам их профилактики и преодоления. Принципиально иным должен быть и состав специалистов, работающих в каждой из указанных сфер.

Поэтому прежде всего необходимо сформулировать предельно кратко и конкретно основные понятия и положения собственно гуманитарной концепции информационной безопасности.

Информационная безопасность представляет собой защищенность какого-либо субъекта (личности, группы, сообщества, корпорации или государства) от воздействия вредоносной для него информации.

В свою очередь, вредоносная, информация является информацией, способной причинить какой-либо вред или нанести ущерб какому-либо субъекту-потребителю.

Поскольку указанное ключевое понятие не является в настоящее время общепризнанным (или применяется в основном в ее кибернетическом понимании – как вредоносная для информационной техники), то правомерность его использования нуждается в дополнительных разъяснениях.

Информация вообще непосредственно связана с некоторыми изменениями в сознании («в душе», «в психике», «в головах») субъектов, возникающими в результате их специфического (познавательного) взаимодействия с окружающим миром или с другими субъектами.

Изменения в сознании, возникающие в результате такого взаимодействия, происходят (согласно анализу, впервые изложенному еще в 1972 г. Р. Акоффом и Ф. Эмери1) в трех различных плоскостях. Они выражаются в изменениях: 1) информированности субъектов, т.е. в их способности знать что-нибудь о каких-либо предметах или событиях; 2) их эмоционально-чувственного отношения (краткосрочного или долгосрочного) к тем или иным предметам или событиям; 3) присущего им характера (образа) действий в отношении тех или иных предметов или событий. Иначе говоря, информация способна не только собственно информировать, но еще и мотивировать (или, лучше сказать, «эмотивировать») и инструктировать субъектов.

Как правило, информация оказывает на субъектов одновременно все три вида указанных воздействий, но какой-либо из трех при этом бывает преобладающим (ведущим). Кроме того, конечный эффект информационного воздействия во многом зависит от характера и степени развития сознания самого субъекта (насколько он способен использовать потенциально содержащиеся возможности).

Накопление информации представляет собой аккумулирование таких изменений в сознании (головах, мозгах, душах и т.д.) субъектов.

Информация способна передаваться от одних субъектов к другим с помощью информационных сообщений, в которых она закодирована тем или иным способом.

Прием (получение) и декодирование (понимание, усвоение) информационных сообщений также изменяет сознание его получателей тем или иным образом.

Поскольку все члены человеческого общества изначально способны к генерации, передаче и восприятию информации, то общество само по себе (без всякого развития в нем информационно-коммуникативных технических средств) представляет собой простейшую (и базовую) информационную систему. Технический прогресс лишь развивает эту систему и делает ее все более мощной, гибкой, быстродействующей и т.д.

Информационная система представлена совокупностью всех средств, необходимых и достаточных для производства (генерации), передачи (или распространения) и получения (приема и усвоения) информации в обществе.

Информационная система в общем виде состоит из: а) субъектной и б) технической составляющих ее элементов.

В свою очередь, среди субъектов информационной системы выделяются: 1) генераторы (авторы) информации, 2) распространители (передатчики) информации и 3) получатели (потребители) информации.

Соответственно, технические средства информационных систем дифференцированы на: 1) средства генерации (или сбора) информации (например, микроскопы, телескопы, микрофоны, фотоаппараты, кинокамеры, телекамеры и т.д.); 2) средства передачи (распространения) информации (например, почта, телефоны, радиостанции, телепередатчики и т.д.); 3) средства приема информации (например, радиоприемники, телевизоры, компьютеры и т.д.).

Информационные системы получают технологическое развитие в обществе потому, что информация о различных предметах и событиях, непрерывно рождающаяся в головах отдельных людей, может быть интересной, полезной и необходимой огромному множеству других людей. Этот интерес (информационный спрос) стимулирует в том числе техническое развитие информационно-коммуникативных средств в обществе.

Основные моменты информационно-коммуникативного процесса отмечены производством, распределением, обменом и потреблением информации, передаваемой субъектами друг другу с помощью соответствующих сообщений. Необходимым условием циркуляции информации в обществе является полезность («прагматизм») самой информации и информационных сообщений для больших масс людей, что и порождает в обществе информационный рынок.

Однако информация (как и любой другой товар или продукт) может быть не только полезной, но и вредной, даже опасной для тех же самых людей, которые стремятся к ее получению.

Непосредственная опасность информации содержится в возбуждаемых ею эмоциях и чувствах (переживаниях), которые, в случае их негативного характера и повышенной интенсивности (накала) способны нанести прямой психологический или даже физиологический вред ее получателям (как кратковременный, так и долговременный). Иначе говоря, информация может наносить непосредственный ущерб психическому, физическому, моральному самочувствию и здоровью людей. Будучи сама по себе энергетически ничтожной (или очень слабой), воздействуя на субъектов, она способна высвобождать в них (посредством эмоционально-чувственных механизмов) огромную внутреннюю энергию, способную наносить сильнейший ущерб состоянию их здоровья.

Второй род опасности, содержащийся в информации, заключатся в том, что она способна изменять поведение людей и побуждать их к совершению тех или иных действий. От этих действий (и поведения в целом) могут пострадать как сами получатели информационных сообщений, так и (в еще большей степени) третьи лица, а именно те, против кого будут направлены поведение или действия возбужденных этой информацией субъектов. Информация изменяет сознание, а измененное сознание трансформирует и поведение субъектов. Поэтому, управляя информацией, можно (косвенно) управлять в том числе поведением людей, высвобождая тем самым огромную социальную энергию и направляя ее в нужное русло.