Тенденции формирования и перспективы развития политического механизма легитимации непризнанных государств постсоветского пространства Прудников Алексей Андреевич

Содержание к диссертации

Введение

Глава 1. Эволюция становления института международно-правового признания государств как объект политологического анализа 17

1.1. Исторические предпосылки и процесс становления института международного политико-правового признания государств 17

1.2. Политические практики признания государств в контексте современного международного права 41

Глава 2. Непризнанные государства на периферии постсоветского пространства: актуальные проблемы и перспективы внешней легитимации 53

2.1. Непризнанные государства российского порубежья: от государственного строительства де-факто к международному признанию де-юре 53

2.2. Проект «Новороссия» («Малороссия»): варианты государственного развития 93

Глава 3. Перспектива признания непризнанных государств в контексте современной международной политики 117

3.1. Легитимация международного признания самопровозглашенных государственных образований на постсоветском пространстве в условиях новой геополитической ситуации 118

3.2. Тенденции дальнейшего формирования политического механизма международного признания самопровозглашенных государств 133

Заключение 143

Список использованной литературы 150

Приложения 162

• Исторические предпосылки и процесс становления института международного политико-правового признания государств
• Непризнанные государства российского порубежья: от государственного строительства де-факто к международному признанию де-юре
• Проект «Новороссия» («Малороссия»): варианты государственного развития
• Тенденции дальнейшего формирования политического механизма международного признания самопровозглашенных государств

Введение к работе

Актуальность темы исследования. Процесс перестройки международных отношений, шедший в течение всего XX в., но особенно ускорившийся с распадом биполярной модели мира, поставил перед политической практикой и теорией целый ряд проблем, многие из которых не находят удовлетворительного разрешения ни в международном праве, ни во взаимоотношениях между государствами. Одной из таких сложных и трудноразрешимых проблем является проблема непризнанных государств, связанная с их возникновением и существованием, признанием или непризнанием. Такие государства существуют в чрезвычайно конфликтной межгосударственной среде, их образованию предшествуют войны, и сами они нередко выступают как субъекты военно-политического конфликта в своем регионе. Целый ряд причин превращают изучение данной проблематики в чрезвычайно актуальную теоретическую и практическую задачу.

Во-первых, действующие или существующие международно-правовые инструменты и нынешний политический механизм не определяют вопросов признания/непризнания вновь возникающих государств и того, что основной теоретической парадигмой анализа всех этих вопросов должна быть «международная политика», а не «международное право». Иными словами, признание/непризнание государств является политической (геополитической) проблемой в гораздо большей степени, чем правовой.

Во-вторых, в составе международного права обязательные нормы, предполагающие «автоматическое» признание новообразованного государства, отсутствуют. Высшей «признающей инстанцией» в современной системе международных отношений остается национальное государство как единица сложившейся международной системы. Показателем полной международной правосубъектности государства является его членство в ООН, но сама ООН не осуществляет международного признания государств, поскольку в ее Уставе такого положения нет.

В-третьих, в научной литературе по тематике непризнанных государств значительное место принадлежит традиции рассматривать новые государственные образования по отдельности, как проявление конкретного «случая»¹. На наш взгляд, аналитические возможности такого подхода

¹ См., напр.: Пряхин В.Ф. Региональные конфликты на постсоветском пространстве (Абхазия, Южная Осетия, Нагорный Карабах, Приднестровье, Таджикистан) / В.Ф. Пряхин. – М.: Изд-во «ГНОМ и Д», 2002.

4 ограничены. Даже общее представление об эволюции непризнанных государств показывает, что они вовлечены в более широкие – региональные и даже глобальные – процессы, в которых переплетены факторы политики, экономики, идеологии и военно-силовых отношений. Поэтому в работе непризнанные государства, сложившиеся на периферии постсоветской России, рассмотрены в рамках именно такого подхода, который учитывает роль как внутренних, так и внешних по отношению к данному государству факторов.

В-четвёртых, в исследовании отдельно выделена проблематика проекта «Новороссия» как особого случая международной непризнанности двух протогосударственных образований – Донецкой Народной Республики и Луганской Народной Республики.

Степень научной разработанности проблемы. Тематика непризнанных государств в современном мире, в том числе на постсоветском пространстве, представлена в отечественной научной литературе достаточно широко. Прежде всего, в этой связи необходимо отметить научные исследования по общим международно-правовым проблемам признания/непризнания, не конкретизированные по отдельным государствам. Особый интерес представляют исследования С.М. Маркедо-нова, в ряде своих работ анализирующего широкий круг теоретических и практических вопросов образования и развития «де-факто образований» постсоветского пространства. Рассматривая тему в широкой теоретической и исторической перспективе, автор, вместе с тем, подробно исследует конкретную политическую проблематику постсоветских непризнанных государств – Республики Абхазия, Республики Южная Осетия, Нагорно-Карабахской Республики и Приднестровской Молдавской Республики². Обращаясь к той же проблематике, другой исследователь Н.А. Добронравин в своей монографии показывает, что непризнанные государства сегодня не являются аномалией. Это закономерно возникающий элемент «мирополитической серой зоны», расширяющейся между исторически сложившимися суверенными государствами и «негосударственными политическими образования-ми»³. Обширный материал, отражающий ситуацию с непризнанными образованиями во всем мире, представлен в работе Д.А. Ванюкова, К.Н. Лобанова, С.П. Веселовского, М.П. Харченко. Авторы представили

²См.: Маркедонов С.М. Де-факто образования постсоветского пространства: двадцать лет государственного строительства. – Ереван: Институт Кавказа, 2012.

³Добронравин Н.А. Модернизация на обочине: Выживание и развитие непризнанных государств в XX – начале XXI века. – СПб., М-Центр, 2013.

5 характеристику протогосударств, имеющих все или почти все признаки государственности, но не получивших международного правового и политического признания⁴. Специфический аспект темы признания/ непризнания – распространение сецессионизма как политико-географического явления – исследует Ф.А. Попов, предлагающий многоуровневую концепцию подходов к изучению пространственных феноменов в современной мировой политике и разработавший подробную классификацию современных сецессионистских движений⁵. В аспекте «сильные государства против слабых государств», проблему международного признания исследуют специалисты МГИМО–Уни-верситета, особо акцентируя внимание не только на непризнанных государствах, но и на развивающихся странах в целом – той зоне мира, где периодически происходит деградация государственных образований до состояния «failed state»⁶.

Кроме того, проблематика признания/непризнания в общем плане рассматривается в ряде диссертационных исследований последнего десятилетия. Это работы Н.В. Александровой, Д.А. Ванюкова, Ф.Р.О. Гасы-мова, М.А. Егоровой, А.В. Маслова, А.Ф. Попова, З.В. Силаевой и др.⁷. Особый интерес представляют коллективные работы, охватывающие широкий круг проблем международной легитимации государств⁸.

⁴Ванюков Д.А., Веселовский С.П. Непризнанные государства. – М.: Книжный клуб «Книговек», 2011. – 172 с.; Лобанов К.Н. Балканы и Сербия в фокусе геополитических интересов мировых лидеров в новейшей истории // Среднерусский вестник общественных наук. 2014. № 6 (36). С. 119–125; Харченко М.П. Роль Организации Объединенных Наций в процессе признания государств. Право народов на самоопределение на примере самопровозглашенных государств постсоветского пространства // Международное публичное и частное право. – 2014. – № 5. – С. 8–11.

⁵Попов Ф.А. География сецессионизма в современном мире. – Москва: Новый хронограф, 2012.

⁶ Асимметрия мировой системы суверенитета: зоны проблемной государствен
ности / под ред. М.В. Ильина, И.В. Кудряшовой. – М.: МГИМО – Университет, 2011.

⁷ См.: Александрова Н.В. Правовой институт признания государств: диссерта
ция ... кандидата юридических наук: 12.00.01: Нижегор. акад. МВД России. – Ниж
ний Новгород, 2009; Гасымов Ф.Р.О. Признание государств и правительств.
Современная международно-правовая теория и практика: автореферат дис. ... кан
дидата юридических наук: 12.00.10. / Казан. гос. ун-т им. В.И. Ульянова-Ленина. –
Казань, 2005; Егорова М.А. Проблема оснований и форм политической сецессии в
современной Западной Европе: автореферат дис. ... кандидата политических наук:
23.00.02. Рос. ун-т дружбы народов. – Москва, 2009. Маслов А.В. Государственный
суверенитет в современном международном праве: диссертация ... кандидата юри
дических наук: 12.00.10. Моск. ун-т МВД РФ. – Москва, 2010. Силаева З.В. Институ-
ционализация «спорных государств» в условиях политической трансформации
постсоциалистического пространства: диссертация ... кандидата политических наук:
23.00.02. – Казань, 2012.

Достаточно широко представлены материалы, посвященные непризнанным государствам на постсоветском пространстве, как обобщающего характера, так и по отдельным государствам. В этом плане необходимо отметить исследования Н.И. Харитоновой, анализирующей проблему признания/непризнания как в общем плане, так и применительно к отдельному государству – Приднестровской Молдавской Республике. Автор вскрывает целый ряд «болевых точек» темы, указывая на то, что вопрос международной легитимации непризнанных государств «превращается не только в международно-правовую, но и геополитически ориентированную проблему». Еще одним вопросом, требующим незамедлительного решения в этой связи, является применение ведущими мировыми державами и международными объединениями практики «двойных стандартов», когда общепринятые нормы на одни субъекты/объекты мировой политики распространяются, а на другие – нет. В этом же ряду стоит и проблема конфликтов, развязанных внутри и вокруг непризнанных государств,– «вопрос их характеристики и классификации и соответственно способа их разрешения и урегулирования»⁹. Кроме того, в этом же аспекте необходимо отметить работы В.Ю. Верещагина, Е.В. Свиридкиной и З.И. Чемурзиевой, Д.С. Дадаяна, К.Н. Лобанова, В.В. Огневой, Е.И. Пивовара, В.Е. Журавлева, К.Ф. Затулина, Д.Н. Медоева, М.В. Невзорова, Т.А. Шанава, Н.В. Штански, А.В. Гущина, А.С. Левченкова и др.¹⁰.

⁸Непризнанные государства: методологические, политические и правовые аспекты: сборник материалов Всероссийской научной конференции (28 октября 2016 года, г. Самара) / Самарская гуманитарная академия, кафедра теории и истории государства и права; [ответственный редактор: А. Н. Сквозников]. – Самара: СаГА, 2016; Асимметрия мировой системы суверенитета: зоны проблемной государственности : монография / под ред. М.В. Ильина, И.В. Кудряшовой; Моск. гос. ин-т междунар. отношений (ун-т) МИД России, каф. сравнит. политологии. – Москва: МГИМО – Университет, 2011.

⁹ Харитонова Н.И. Приднестровский конфликт и проблема непризнанных государств на постсоветском пространстве в конце XX – начале XXI вв.: автореферат дис. ... кандидата исторических наук: 07.00.03. – Москва, 2008. – С. 4.

¹⁰Верещагин В.Ю., Свиридкина Е.В., Чемурзиева З.И. Непризнанные государства на постсоветском пространстве: конфликтологический анализ проектов легитимации. – Ростов-на-Дону: РЮИ МВД России, 2008; Дадаян Д.С. Стратегия развития и безопасности Нагорно-Карабахской Республики как непризнанного государства: автореферат дис. ... кандидата политических наук: 20.01.02: Рос. акад. гос. службы при Президенте РФ. – Москва, 2006; Лобанов К.Н. Кризис российской государственности: тревоги и надежды российского приграничья // Приграничный регион в историческом развитии: партнёрство и сотрудничество : Материалы Международной научно-практической конференции, посвященной 100-летию Революции 1917 года, 80-летию со дня образования Читинской области, 50-летию атомной промышленности в Забайкалье. В 3-х частях. Главный редактор Е.В. Дроботушенко.

Необходимость политической поддержки Россией государственных образований (признанных и непризнанных) на территории СНГ обоснована в работах Ю.В. Синчука, по мнению которого «институциональное и политико-экономическое развитие постсоветского пространства позволит России совместно с новыми независимыми государствами более успешно решать общие задачи экономической модернизации и социально-экономического развития»¹¹.

Необходимо отметить, что многие важные аспекты темы не получили освещения и требуют дальнейшей разработки. Во многих работах доминирует тенденция рассматривать тему главным образом в юридической (международно-правовой) плоскости, без должного внимания к факторам политического характера¹². Однако проблема признания/непризнания носит преимущественно политический характер, а ее юридическое содержание, само по себе вполне реальное, представляет собой лишь внешнее (или специфическое международно-правовое) выражение политического «контента» отношений признаваемого (или не признаваемого) государства с другими государствами. Также в сложившемся массиве литературы по

– 2017. – С. 183–187; Лобанов К.Н. Проблемы обеспечения национальной безопасности в процессе противодействия гибридным и «цветным» технологиям // Среднерусский вестник общественных наук. – 2016. – Т. 11. – № 1. – С. 64–74; Огнева В.В. «Мягкая сила» – инструмент внешней политики современной России // Научно-аналитический журнал Обозреватель – Observer. – 2016. – № 3 (314). – С. 19–29; Журавлев В.М. Легитимация Приднестровского государства: структурно-функциональный подход. – Тирасполь: Центр социал. и полит. исслед. «Перспектива», 2005; Затулин К.Ф. Россия и Абхазия. Две страны – один народ. – СПб: Алетейя, 2011; Медоев Д.Н. Государственная независимость Южной Осетии – необратимая реальность. – Москва: Канон+, 2015; Невзоров М.В. Паттерны взаимодействия акторов этнополитического конфликта на территории непризнанных государств: балканский и кавказский регионы: дис. ... кандидата политических наук: 23.00.04: Рос. гос. пед. ун-т им. А.И. Герцена. – Санкт-Петербург, 2015; Шанава Т.А. Политические и правовые аспекты проблемы национального самоопределения в современных международных отношениях: на примере Абхазии: дис. ... кандидата политических наук: 23.00.04: С.-Петерб. гос. ун-т. – Санкт-Петербург, 2010; Штански Н.В. Проблемы урегулирования конфликта в Приднестровье / Молдове: международные аспекты: дис. ... кандидата политических наук: 23.00.04: Моск. гос. ин-т междунар. отношений. – Москва, 2012.

¹¹Ивашов Л.Г., Белозёров В.К., Касюк А.Я., Синчук Ю.В., Шершнёв И.Л., Яш-кова Т.А. Глобальные вызовы XXI века: геополитический ответ России: монография. – М.: ФГБОУ ВПО МГЛУ, 2012. – С. 157.

¹²См., напр.: Абашидзе А.Х., Гликман О.В. Международно–правовое признание и правопреемство государств (глава 6) // Международное право / под ред. А.Н. Вылегжанина. – М.: Юрайт, 2010; Гасымов Ф.Р.О. Признание государств и правительств. Современная международно-правовая теория и практика: автореферат дис. ... кандидата юридических наук: 12.00.10: Казан. гос. ун-т им. В.И. Ульянова-Ленина. – Казань, 2005.

рассматриваемой проблематике заметна тенденция анализировать отношения непризнанного государства лишь с ближайшим его геополитическим окружением (Приднестровской Молдавской Республики с Республикой Молдова и, возможно, с Румынией, а Абхазии и Южной Осетии – с Грузией). В отличие от сторонников такого подхода мы полагаем, что в действительности на отношения признания/непризнания воздействует гораздо более широкий круг факторов и геополитических обстоятельств – вплоть до факторов глобального характера (прежде всего, отношения между сверхдержавами и сложившимися центрами силы в мировом сообществе). Раскрытию более широкого и сложного контекста темы и посвящена настоящая работа.

Проблемная ситуация диссертационного исследования заключается в следующем. В настоящее время действует определённый политический механизм легитимации непризнанных государств, однако с учётом последних геополитических изменений этот механизм требует совершенствования.

Объект исследования – формирование политического механизма легитимации непризнанных государственных образований постсоветского пространства.

Предмет исследования – приоритеты и особенности обеспечения легитимации непризнанных государств постсоветского пространства.

Научная задача – анализ политического механизма легитимации непризнанных государств постсоветского пространства и определение перспектив его дальнейшего развития.

Цель исследования – комплексный анализ формирования политического механизма легитимации непризнанных государств постсоветского пространства и выработка на данной основе предложений по его совершенствованию.

Эта цель потребовала решения следующих задач:

–исследовать условия и факторы политического становления института международно-правового признания государств;

– раскрыть политический механизм, практическое содержание и особенности обеспечения признания государств в контексте современного международного права;

– выявить тенденции формирования непризнанных и отчасти признанных государств постсоветского пространства;

– рассмотреть проект «Новороссия» и определить возможные перспективы его развития;

– рассмотреть в условиях новой политической ситуации перспективы международного признания постсоветских государств, их взаимоотношений с ближайшим и более отдаленным геополитическим окружением;

– определить тенденции формирования политического механизма легитимации непризнанных государств постсоветского пространства и выработать предложения по его совершенствованию.

Гипотеза исследования. Усиление процессов сецессионизма в современном мире ведёт к появлению новых непризнанных и ограниченно признанных государств, что объективно вызывает необходимость совершенствования политического механизма легитимации данных государств, в том числе и на постсоветском пространстве.

Теоретико-методологическая основа исследования. Теоретическую основу исследования составили выводы и положения известных ученых, исследовавших данную проблематику. Специфика темы диссертационной работы определила методы исследования. В анализе исторических и теоретических оснований концептов государственного суверенитета, самоопределения наций, взаимного признания государств использован исторический метод. На основе сравнительного метода проводился анализ политического самоопределения и развития государств постсоветского пространства. Важное методологическое значение для сравнительного анализа непризнанных государств постсоветского пространства имела теоретическая парадигма политической культуры. Основным инструментом анализа перспектив непризнанных и ограниченно признанных государств российской геополитической периферии был сценарный метод, редко используемый в данной области политологического анализа. Для уяснения перспектив непризнанных государств постсоветского пространства использовались методы прогностики. Использовался также метод контент-анализа нормативно-правовых документов, материалов отечественных и зарубежных СМИ. В целом работа опиралась на принципы системного анализа общественных явлений.

Эмпирическую базу исследования составили данные, представленные в международных научных монографиях, научных публикациях, статистических анализах, политических документах, официальных документах органов власти непризнанных государств постсоветского пространства, статистических материалах, материалах СМИ и интернет-ресурсах.

Область диссертационного исследования соответствует п.1 Паспорта специальности 23.00.04 Политические проблемы международных отношений глобального и регионального развития – «Международные отношения: сущность, история становления, основные сферы, динамика развития. Сущность и содержание внешнеполитической деятельности субъектов международных отношений. Внешнеполитические доктрины

и внешнеполитическая стратегия субъектов международных отношений» – и п. 6 «Возможные модели будущего мирового порядка. Тенденции становления нового мирового порядка. Совершенствование деятельности ООН. Роль ООН и системы ее организаций в сохранении международной стабильности. Устойчиво-безопасное развитие современного мира».

Научная новизна диссертационного исследования заключается в следующем.

1. Выявлены особенности исторической асинхронности в эволюции принципов самоопределения (наций, сообществ) и территориальной целостности государства, акцентирован исторически сложившийся приоритет принципа самоопределения над доктриной территориальной целостности государства, обосновано положение о том, что в контексте сегодняшней эволюции миропорядка и международного права коллизия двух принципов будет разрешена в пользу принципа самоопределения.

2. Прослежена новейшая тенденция международно-правовых доктрин, признающих за сообществами (в их отличии от «нации») право на отделение от «предшествующего» государства и, следовательно, на образование нового государства.

3. Обоснован подход к анализу геополитического положения и перспектив непризнанных государственных образований постсоветского пространства, ориентирующий на рассмотрение их не как «отдельного случая», а в контексте глобальных факторов, действующих в мире.

4. Обоснован и применен сценарный метод анализа современной ситуации и перспектив непризнанных государственных образований постсоветского пространства, позволяющий анализировать альтернативно-возможные пути их развития.

5. Выявлено значение политических факторов (влияние ООН, отношение с материнским государством, геополитическая принадлежность и др.) в вопросах международной легитимации государств в противовес сложившимся международно-правовым (юридическим) факторам, показано их соотношение между собой (политико-правовое признание как юридическая форма политического содержания легитимации).

6. Выявлены проблемные вопросы политического механизма легитимации непризнанных государственных образований постсоветского пространства и описаны возможные пути их решения в будущем.

Основные результаты и положения, выносимые на защиту.

1. Исторический анализ показывает, что принцип самоопределения наций является более сильной нормой международного права, чем принцип территориальной целостности государства, хотя современные

11 международно-правовые документы наделяют их равной силой. Сложилась, таким образом, коллизия двух основополагающих принципов международного права, периодически порождающая острые противоречия и конфликты между политическими акторами современного мира. Тенденции современной политико-правовой мысли показывают, что эта коллизия, скорее всего, будет разрешена (и должна быть разрешена) в пользу принципа самоопределения.

2. Фундаментальные источники и документы международного права не предусматривают права на отделение за социальными, территориальными или этническими сообществами, хотя эксплицитно и не отрицают его. В противовес основному корпусу международного права отдельные правовые доктрины признают за сообществами право на се-цессию в качестве «последнего защитного средства», которым сообщество защищается от агрессивных (геноцидных) действий «материнского государства». Политические практики функционирования непризнанных государств свидетельствуют о том, что сам процесс признания является сложным, нелинейным, достаточно противоречивым и требует всестороннего политико-правового изучения.

3. Наиболее адекватным методом анализа перспектив непризнанных и ограниченно признанных государств постсоветского пространства является сценарное прогнозирование, предполагающее рассмотрение нескольких вариантов развития. Анализ сценариев развития непризнанных государственных образований: Абхазии, Южной Осетии, Нагорно-Карабахской Республики и др. - показывает, что наиболее высокий уровень «заморозки» характерен для нагорно-карабахского конфликта; менее высокий с наличием альтернатив – для приднестровского; украинский кризис в ближайшей перспективе сложно прогнозируем, но в более отдаленной перспективе наиболее реалистичным сценарием по фактору геоэкономической близости является вхождение Донецкой и Луганской областей в состав Российской Федерации.

4. Наиболее адекватной научной парадигмой для анализа проблем признания/непризнания государств является парадигма международной политики, а не международного права. Признание государства является в большей степени вопросом политики, чем права. Международное право не выработало сколько-нибудь четких механизмов и принципов, которые предсказуемым образом управляли бы процессами признания или непризнания; прерогативы признания до сих пор принадлежат государствам и, следовательно, определяются их политическими установками в отношении признаваемого (или не признаваемого) государственного образования.

5. При доминировании политического фактора в вопросах признания/непризнания особое значение приобретает вопрос о международном авторитете «государства-патрона», в данном случае Российской Федерации. Другой стороной этого вопроса является международный имидж того «материнского» государства, в котором имела место сецес-сия территорий. В случае с украинским кризисом основной задачей является донести до сознания мирового сообщества бесспорные факты прямого геноцида, осуществляемого официальным Киевом в отношении населения Донецкой и Луганской областей.

6. Вопрос о международной легитимации государств не может оставаться в столь неопределенном состоянии, в каком он находится на современном этапе развития международной системы. В рамках ООН должны быть выработаны регулярные и универсальные политические механизмы и критерии, упорядочивающие процедуры признания или отказа в нем.

Достоверность и обоснованность научных положений, вынесенных на защиту, подтверждается непротиворечивостью логики и результатов исследования общепринятым в отечественной и зарубежной политической науке взглядам на перспективы разрешения проблемных вопросов.

Теоретическая и практическая значимость результатов диссертационного исследования. В теоретической плоскости результаты проведенного исследования должны послужить более полному уяснению глобальных и региональных факторов, влияющих на процессы международной легитимации государств, в частности, фактора политики (в его качественном отличии от фактора международного права), оказывающего определяющее влияние на процессы международной дипломатии. Практическая ценность результатов диссертационного исследования заключается в возможности их использования в практике внешнеполитической деятельности Российской Федерации. Область применения результатов – многосторонние и двусторонние отношения Российской Федерации с непризнанными и отчасти признанными государствами постсоветского пространства, с международными центрами силы по поводу этих государств, с ООН и другими международными организациями.

Апробация результатов исследования. Результаты исследования были представлены на заседании кафедры государственного управления и национальной безопасности Факультета национальной безопасности Института права и национальной безопасности Федерального государственного бюджетного образовательного учреждения высшего образования «Российская академия народного хозяйства и государственной службы при Президенте Российской Федерации», а также докладывались на двух международных научных конференциях.

13 Структура работы обусловлена предметом, целью и задачами исследования и состоит из введения, трех глав по два параграфа в каждой, заключения, списка использованных источников и литературы, а также приложений.

Исторические предпосылки и процесс становления института международного политико-правового признания государств

По меткому замечанию М.М. Лебедевой, международное признание вновь образованных государств составляет предмет острого политико-правового дискурса в рамках современной теории международных отношений1. Вместе с тем, эта тема далеко не нова в политической науке и практике.

Хотя институт международного признания государств сложился исторически относительно поздно, предпосылки к его зарождению обнаруживаются уже в глубокой древности2. Зачатки дипломатической практики восходят к государствам Древнего Востока, от которых сохранилось немало документов - международных договоров, дипломатических писем и других текстов, свидетельствующих о том, что уже в то время имели место оживленные отношения между древневосточными царствами. Египетские фараоны уже в III тысячелетии до н.э. отправляли посольства в другие страны, а во II тыс. до н.э., как показывают археологические раскопки, здесь выделилась особая придворная функция - гонцов, которых посылали в другие государства, а дипломатическую переписку вела особая канцелярия. Из всего этого можно сделать вывод о том, что дипломатические связи Египта становились все более и более оживленными. Мы не знаем, как в те времена решались вопросы признания-непризнания государств, однако, следует полагать, что сам факт направления посольства в другое государство свидетельствовал о его признании, в то время как для не признаваемых государств, по-видимому, предназначались война и аннексия. Дипломатические тексты, дошедшие до нас, не оставляют сомнений в том, что в зачаточном виде институт признания существовал уже в то время. Сохранившиеся письма изобилуют взаимными любезностями, просьбами о помощи, обсуждениями брачных контрактов и т.п.1 Переписывались не только цари, но и их жены. Естественно, во всех этих случаях речь может идти только о государствах, связанных друг с другом взаимным признанием и прочно установившимися дипломатическими отношениями.

В древнекитайском государстве взаимное признание государств и их сотрудничество должно было получить интенсивное развитие уже потому, что существовал Великий шелковый путь, простиравшийся от Китая до Средиземноморья.

В Древней Греции традиционной формой, в которой осуществлялись международные связи, была т.н. «проксения» - своеобразный институт гостеприимства. Институт проксении стал основой всех более поздних международных отношений древнегреческого мира. Следует полагать, что эта форма существовала только для тех городов-полисов или более далеких государств, между которыми существовало взаимное признание и тот или иной уровень дипломатических отношений. В рамках проксении велись переговоры между городами-полисами, прибывавшие в город посольства обращались к своему «проксену». Другой формой осуществления международных связей были военно-политические союзы - «симмахии», заключавшиеся между сторонами, которые, естественно, также были связаны друг с другом отношениями взаимного признания и тесного сотрудничества (хотя отношения между симмахиями могли быть и враждебными). Известный историк дипломатии Г. Никольсон прослеживает эволюцию различных дипломатических форм и функций. Первой в этом ряду была профессия вестника, затем основные дипломатические функции перешли «ораторам», назначаемым послами. «Задачей этих послов, - пишет Г. Никольсон, - было защищать интересы своего города перед народными собраниями чужих городов или союзов... По данным, приводимым Фукидидом, в V веке до н.э. эти специальные посольства настолько участились, что возникло нечто похожее на современную систему дипломатических отношений»1. В этой системе должны были получить развитие и отношения признания государств, конечно, в тех формах, которые отвечали уровню тогдашней дипломатии.

Многие традиции и правила дипломатии перешли от Древней Греции к Древнему Риму. Так, здесь тоже существовало право гостеприимства -jus hospitii, близкое к греческой проксении. Коллегия жрецов (фециалов) осуществляла внешнеполитическую деятельность и наблюдала за соблюдение международных соглашений. Особые выборные судьи разбирали споры между римлянами и другими городами. Существовало т.н. право посольства -jus legationis. Посольства, отправляемые в другие города или страны, подписывали договоры и брали на себя третейское улаживание конфликтов. Без взаимного признания сторон такая система существовать не могла бы. Посольства же, прибывавшие в Рим, подразделялись на две категории - посольства враждебных и посольства дружественных государств, что также указывает на зачатки института признания государств2.

Большая историческая заслуга древних римлян - строгая формализация многих понятий и кодификация областей международного права, что не могло не отразиться на вопросах признания или непризнания других государств. Римляне различали juscivile (право, относящееся к взаимоотношениям римлян между собой), jusgentium (право, применявшееся во взаимоотношениях между римлянами и чужеземцами) и jusnaturale (право, общее для человечества). Особенно важно то, что у римлян выработалась доктрина о нерушимости договоров. «Туманная идея jusnaturale, - подчеркивает автор, - кроме того, содействовала развитию известных принципов в международных отношениях. Она брала за основу существование какой-то идеи справедливости, общей всем расам и при всех обстоятельствах»1. В дальнейшем принципы римской дипломатии будут распространены Византией среди «варварских королевств» Европы, а влияние Ватикана определяющим образом скажется на всем политическом развитии европейского континента.

Древняя Русь относительно рано вступила в современные ей международные отношения, особую роль в этом плане сыграло принятие христианства как государственной религии, после которого международные связи Киева резко расширились. Русское государство было напрямую связано с Византией, Скандинавией, а также, по существу, со всеми соседними государствами2. Сегодня трудно судить, как при этом решались дипломатические вопросы признания, но сам факт оживленных отношений Руси с тогдашними европейскими государствами позволяет думать, что институт признания уже играл свою роль.

Разумеется, никакие прямые аналогии между исторически наиболее ранними формами признания государств и сегодняшней ситуацией проводить невозможно. Сегодня само государство существует в рамках достаточно четко структурированной и широко разветвленной международной системы, где действуют нормы международного права и работают глобальные институты, в той или иной степени управляющие международными процессами. Проблема признания государств сегодня стоит в принципиально более широком международном контексте, чем это было когда-либо в прошлом.

Дипломатию, по своим формам близкую к современным, историки возводят к итальянским городам-государствам XIII-XIV вв. В этот же период стала развиваться европейская наука о праве, хотя международное право еще не выделилось в отдельную науку. Систематическое развитие оно получило только в XVII в. В течение XVII в. получил первоначальное развитие и сегодняшний принцип государственного суверенитета.

В современном понимании суверенитет государства понимается как «верховенство и независимость государственной власти внутри своей территории и по отношению к другим государствам. В буквальном смысле «суверенитет» (от франц. «souverainete» - верховная власть) означает то свойство власти, в силу которого она является высшей, верховной властью в обществе»1. Присутствие внешнеполитического компонента в институте государственного суверенитета («независимость государственной власти по отношению к другим государствам»), подчеркнем, исторически появилось довольно поздно. Изначальный смысл понятия «суверенитет» ограничивался исключительно внутригосударственными рамками. Такое понимание восходит к политическому учению французского правоведа Ж. Бодена. В сочинении «Шесть книг о государстве» (1576 г.) понятие суверенитета было обосновано им как наиболее существенный признак государства. Суверенитет носителя государственной власти в стране, - это «абсолютная, не связанная никакими законами власть над гражданами и подданными».

Непризнанные государства российского порубежья: от государственного строительства де-факто к международному признанию де-юре

Как известно, с распадом Советского Союза на постсоветском пространстве образовались три государственных образования, до сих пор пребывающие в статусе международно-непризнанных, - Приднестровская Молдавская Республика, Нагорно-Карабахская Республика и Республика Абхазия. В 2008 г., завершив многолетнюю борьбу за независимость от Грузии, к ним прибавилась Республика Южная Осетия. Во всех четырех случаях общая геополитическая ситуация вокруг возникших государственных образований имела черты общего и особенного1. По-разному осуществлялись и процессы государственного строительства в возникших государствах. Наконец, сегодня четыре непризнанных государства представляют собой «горячие точки» в той географической зоне, с которой напрямую связаны жизненные интересы России и проблемы ее военно-политической безопасности. Более того, все эти «горячие точки» несут в себе острый потенциал дестабилизации и международной конфликтогенности2. Ниже политическая ситуация в непризнанных государствах (и с непризнанными государствами в более широком международном плане) рассмотрена с акцентом на наиболее актуальных проблемах последнего времени.

Территория Приднестровья, исторически входившая в состав Российской империи, до 1917 г. являлась частью нескольких губерний Юга России. В 1922 г. левобережная часть нынешней Приднестровской Молдавской республики вошла в СССР как часть Украины. Через два года по инициативе ряда известных деятелей большевистской партии здесь была учреждена Молдавская Автономная Советская Республика (МАССР), рассматриваемая как плацдарм для возвращения Бессарабии, отошедшей в 1918 г. к Румынии. Официальными языками республики были объявлены молдавский, украинский и русский. Сегодняшняя Молдова при этом оставалась частью Румынии1.

В 1940 г. Румыния, приняв ультиматум СССР о возвращении отторгнутых в 1918 г. земель, вернула Бессарабию. Известную роль в этом сыграл т.н. Пакт Молотова-Риббентропа, разделивший Румынию на различные сферы влияния. Согласно Пакту, молдавская часть Румынии передавалась СССР и присоединялась к Приднестровью (в составе УССР). Важный для дальнейших отношений Молдовы и Приднестровья исторический факт, следовательно, заключается в том, что в 1940 г. не Приднестровье было присоединено к Молдове, а напротив, Молдова была присоединена к Приднестровью. Таким образом, приднестровская государственность конституировалась в рамках СССР, и это произошло задолго до того, как современная Молдова обрела полноценную государственную правосубъектность2.

Становление сегодняшней Приднестровской Молдавской республики восходит к 1990 г., когда на II Чрезвычайном Съезде депутатов всех уровней, прошедшем в Тирасполе 2 сентября 1990 г., была провозглашена Приднестровская Молдавская Советская Социалистическая республика (ПМССР) в составе СССР. Становление приднестровской государственности с самого начала было сложным и противоречивым процессом. В декабре 1990 г. указом Президента СССР М.С. Горбачева было объявлено, что решение тираспольского съезда «не имеет юридической силы». Тем не менее, в августе 1991 в Тирасполе была принята «Декларация о независимости ПМССР» с сохранением Конституции и законодательства СССР. 5 ноября 1991 г. ПМССР была переименована и получила сегодняшнее название Приднестровской Молдавской Республики (ПМР)1. Подавляющее большинство государств-членов ООН образование ПМР как суверенного государства не признали2.

За более чем четверть века исторический выбор населения Приднестровья получил подтверждение в семи референдумах, пять из которых имели своей главной темой вопрос о государственности. Это референдумы об образовании Приднестровской МССР (декабрь 1989 г.), об отношении к обновленному СССР (март 1991 г.), о провозглашении независимости (декабрь 1991 г.), о принятии новой конституции ПМР (декабрь 1995 г.) и о вступлении Приднестровья в СНГ (декабрь 1995 г.). Кроме того, в марте 1995 г. состоялся референдум по вопросу об отношении к пребыванию на территории республики 14-ой Общевойсковой Армии ВС РФ (90% проголосовавших высказались «за») и, наконец, в 2006 г. -референдум о возможном присоединении к России («за» проголосовали 97,2% избирателей, при этом 94% заявили о невозможности объединения с Молдовой)3.

В рамках политологического подхода к проблеме взаимоотношений Молдовы и Приднестровья необходимо подчеркнуть различия между сложившимися на противоположных берегах Днестра политическими культурами. Развиваясь как преимущественно промышленный регион с высокой степенью урбанизации и плотности населения (самой большой в СССР), Приднестровье выработало тот тип политической культуры, который политологическая теория определяет как «культуру участия» с высоким уровнем политической активности граждан. Это проявляется в том, что граждане постоянно интересуются делами государства и понимают принципиальную ценность государственных институтов для функционирования общественного целого. В обществе при этом распространен специфический менталитет, в котором центральное место занимает идея Приднестровья как «правопреемника СССР»1, что выражается в сохранении множества культурных и социально-политических традиций советского прошлого. Соответственно в сегодняшней ситуации для приднестровского общества характерна сильно выраженная ориентация на Россию и «русский мир» в целом. Характерно, что на рубеже 1980-1990 гг. Приднестровье осталось в стороне от центробежных тенденций, имевших место во всех республиках СССР, в том числе на территории исторической Молдавии, и сохранило просоветский/пророссийский вектор развития. Как справедливо подчеркивает местный исследователь, «менталитет и политическая культура приднестровцев...несут в себе некие врожденные, передаваемые по наследству архетипические черты принадлежности к восточнославянской, российской цивилизации»2. До сих пор в менталитете приднестровцев доминирует самоидентификация как «последнего островка СССР» и «органической части русского мира», не принимающего «новых правил игры» на постсоциалистическом пространстве.

Другая ярко выраженная черта политической культуры приднестровского общества исторически формировалась под воздействием того обстоятельства, что здесь примерно в равных пропорциях представлены три основных этноса - украинский, молдавский и русский3. Здесь, таким образом, объективно не было условий и предпосылок для формирования какого-либо этнократизма, характерного для других постсоветских республик, включая Молдову. Как уже отмечалось, в рамках политической культуры участия граждане региона в основном, если не исключительно, идентифицируют себя с государством, а не со своей этнической группой.

В научной литературе особо подчеркивается, что в приднестровском обществе сложилась своя собственная идентичность, и это является наиболее глубинной основой государственного строительства, осуществляемого здесь. Как, например, пишет Д.В. Басова, «за период более чем 20-летней независимости Приднестровью (ПМР) удалось создать не только достаточно эффективную систему власти и независимую политическую элиту, но и реализовать на практике идентификационную модель - приднепровскую идентичность. Последняя оказалась основополагающим инструментом в процессе построения государственности, консолидировав общество и обозначив внешнеполитический вектор развития. Об эффективности данной модели говорит тот факт, что, несмотря на полиэтничный характер приднестровского общества, курс внутренней и внешней политики реализуется в едином направлении»1. Для «приднестровской идентичности», в частности, характерен частичный отход от советского прошлого, т.е. от той доминанты, которая была характерна для 1990-х гг., и утверждение следующих концептов: мирное сосуществование трех основных этнических групп - русских, молдаван и украинцев; единство трех народов по поводу внешне- и внутриполитического развития ПМР; соотнесение населением ПМР себя с понятием «приднестровец»; осуждение румынского экспансионизма; ориентация на Россию и проект «Евразийский регион» как конечная цель внешней политики2

Проект «Новороссия» («Малороссия»): варианты государственного развития

24 мая 2014 г. представители Донецкой Народной Республики и Луганской Народной Республики подписали документ об объединении в составе «государства Новороссия», декларированного как конфедеративный союз двух независимых друг от друга государств. 26 июня того же года объединенный парламент Союза народных республик принял «Конституционный акт о создании Новороссии - союза народных республик». Статья 1 Акта провозглашала, что Донецкая и Луганская Народные Республики, «исходя из общепризнанных принципов равноправия и самоопределения», образуют конфедеративное государство, в котором «государства-участники сохраняют свой суверенитет»1. Понятия «самоопределение» и «суверенитет» употреблены только в данном контексте, ни в каких иных статьях Акта о суверенитете или самоопределении нового государства больше не говорится.

С течением времени «проект Новороссия» вступил в противоречие с минскими соглашениями и в мае 2015 г. был «заморожен на неопределенное время». Официальные лица двух республик при этом заявили, что в зависимости от действий киевской стороны проект может быть возобновлен. Мы тоже полагаем, что перспективы нового государства (или новых государств) в наибольшей степени определяются именно действиями официального Киева. Рассмотрим эту сторону вопроса.

Начиная с ноября 2013 г., радикально-экстремистские силы Украины встали на путь свержения легитимной власти в стране и, наконец, в феврале 2014 г. совершили антиконституционный силовой переворот и полную узурпацию власти. В ответ на это в ряде областей Украины, преимущественно на Юго-Востоке, начались протестные движения, в которых приняло участие около миллиона человек. Дополнительным фактором радикализации «антикиевских» настроений стала фактическая отмена Верховной Радой Украины закона «Об основах государственной языковой политики», принятого еще в 2012 г. Этот закон гарантировал, что русский язык, получая статус «регионального», может свободно использоваться в законодательно установленных сферах наравне с государственным (украинским) везде, где доля русскоязычного населения по результатам последней переписи превышала 10% населения. По существу, действие закона распространялось на половину (на 13 из 27) областей Украины. Когда на первых же заседаниях новой Верховной Рады, 23 февраля 2014 г., был выдвинут законопроект, направленный на отмену этого закона, жители преимущественно русскоязычных регионов (Крыма, где русский язык является родным для 77% жителей, Донецкой области (74,9%), Луганской области (68,8%) и других регионов страны1) справедливо усмотрели в этом прямую дискриминацию по культурно-языковому принципу2. Проблема языка при этом выходит далеко за пределы преимущественно русскоязычных областей. По данным опроса, проведенного в 2008 г. Институтом Гэллапа, в целом на Украине используют русский язык (и даже предпочитают использовать его в повседневном общении) 83% населения3. Для миллионов людей принятие нового закона означало опасность вообще остаться «без языка» в большинстве административных и публичных сферах жизни. Для сферы образования это грозило бы прямым разрушением всех традиционных структур и традиций, сложившихся в преимущественно русскоязычных регионах. Именно в это время, т.е. в феврале 2014 г., в Крыму началось движение за выход из состава Украины. В Донецкой, Луганской, Харьковской, Одесской и Николаевской областях прошли многотысячные протестные акции, носившие, в отличие от выступлений на Западной Украине, характер мирных собраний.

Дальнейшее развитие событий пошло по линии резкого усиления конфликтности в отношениях между официальным Киевом и политическими силами Юго-Востока. Акции протеста оказались под судебными запретами, провластные незаконные вооруженные формирования и формирования МВД приступили к подавлению любых проявлений массового недовольства. Жестоко были разогнаны митинги в Запорожье и Николаеве, в Одессе развитие событий привело к тому, что 2 мая 2014 г. десятки людей были сожжены в здании Дома профсоюзов.

Политическую культуру новых украинских властей исчерпывающе характеризует риторика, которую стали применять к жителям Юго-Востока страны. По выражению А.Яценюка, это - «недочеловеки». В ноябре 2016 г. Министр культуры Украины Е. Нищук сделал заявление в том смысле, что жители юго-восточных регионов представляют собой «генетический мусор». Член Всеукраинского объединения «Свобода» И. Фарион постоянно выступает с призывами лишить русскоговорящих граждан Украины прав на образование и трудоустройство. Ю. Тимошенко неоднократно говорила об «уничтожении всех русских» на Украине; еще до начала военного конфликта она заявляла об «атомной бомбе», которую «необходимо сбросить на Донбасс»1. В информационной сфере официального Киева и даже в выступлениях ведущих политиков по отношению к жителям Юго-Востока прочно закрепились такие уничижительные характеристики, как «колорады», «ватники», «вата», «сепары», «лугандоны», «бомжи», «тунеядцы» и т.п. Обычным делом стали плакаты, на которых все, несогласные с политикой Киева, изображаются в виде насекомых - колорадских жуков, которых «нужно давить». Цель новой власти, таким образом, - осуществить полное «расчеловечивание» всех инакомыслящих. Неоднократно у функционеров нового режима звучали требования провести полное уничтожение населения Донбасса.

Исследуя сложившуюся в 2014г. ситуацию внутриславянского противостояния в Украине, проф. А.П. Кошкин предположил, что «гражданская война - наиболее вероятный из радикальных сценариев» развития украинского кризиса, с перспективой формирования «антирусской Руси», как «свободной и демократической» альтернативы империи»1. В.И. Пантин указал, что нарастание в Украине социальной и этнической поляризации неизбежно ведет «к кризису и потенциальному коллапсу украинской государственности, подтверждая тезис о том, что политизация этносоциальных и межнациональных противоречий обладает огромным разрушительным потенциалом, особенно на постсоветском пространстве»2.

«Слова» у режима П. Порошенко не расходятся с «делами». Так называемая «антитеррористическая операция» против вооруженных формирований на части территорий Донецкой и Луганской областей сразу же приняла формы целенаправленно осуществляемого геноцида. Повседневным явлением стали убийства, пытки, избиения, мародерства, похищения людей, изнасилования, незаконные и совершенно безосновательные задержания, уничтожение имущества и тому подобные «антитеррористические» действия. При судебных расследованиях для получения удобных для следствия показаний практикуются побои и пытки, угрозы расправиться с близкими и родными. При этом нарушаются все и всякие процессуальные нормы: суд превращается в обычную расправу, лишь внешне прикрытую формальными атрибутами права. В большинстве дел нет реального состава преступления, а судебные приговоры оказываются чрезмерно тяжкими даже по формальным показателям.

Со всей определенностью необходимо подчеркнуть, что все это представляет собой часть официальной политики Киева. В мае 2015 г. в Верховной Раде был подписан закон, дающий Киеву право отказаться от соблюдения прав человека на территориях, где проводится. Ото. При этом было заявлено, что «Украина оставляет за собой право принять меры, которые могут быть основанием для отступления от обязательств по другим статьям международных соглашений». Летом 2016 г. Верховной Радой был принят закон (возвращен президентом на доработку) «Об амнистии в 2016 году», которым бойцы АТО освобождаются от ответственности за большую часть действий, в Уголовном кодексе Украины квалифицируемых как преступления (за исключением особо тяжких). При этом генеральный прокурор Украины Ю. Луценко заявил: «Я считаю, что это дело является очень важным, оно фактически закладывает прецедент отношения государства к тем святым людям, которые его защищали»1. Все это означает, что проводимая официальным Киевом политика нарушает как Всеобщую декларацию прав человека и Международный пакт о гражданских и политических правах, так и собственно украинское законодательство. Конституция Украины (статья 28) напрямую запрещает пытки. Статья 7 упомянутого пакта также гласит: «Никто не должен подвергаться пыткам или жестокому, бесчеловечному или унижающему его достоинство обращению или наказанию», а международное право в Украине, как и в большинстве других государств, является неотъемлемой частью права национального.

Тенденции дальнейшего формирования политического механизма международного признания самопровозглашенных государств

Исходя из принципа главенства политических факторов над международным правом в признании новообразованных государств, следует подчеркнуть, что перспективы этого института, безусловно, будут определяться общей эволюцией политической системы мира. Происходящие в последние годы международные процессы однозначно указывают на то, что в международной системе набирают силу процессы обособления государств от международных организаций (выход Великобритании из ЕС, высокая вероятность выхода нескольких других стран) и обособления территорий или административных образований от «материнского» государства. В настоящее время происходит драматический процесс выделения Каталонии из состава Испании. Независимо от того, чем он закончится, наблюдатели считают, что «Каталония ушла». Рано или поздно процесс закончится именно этим1. Набирает силу процесс оформления государственности Курдистана.

Кроме того, сегодня в мире насчитываются десятки сецессионистских движений. В сегодняшней Европе найдется немного государств, где не было бы тех или иных политических групп, стремящихся к автономизации. Сецессионистские движения зафиксированы в Австрии (у тирольцев), Албании (у албанских греков), Бельгии (во фламандских сообществах), Болгарии (несколько этнических сообществ), Чехии (несколько сообществ), Дании (Фарерские острова), Франции (несколько сецессионистских движений - от корсиканцев до «графства Ницца») и даже Германии (от Баварии до Шлезвиг-Гольштейна)1. В масштабах всего мира за современным сецессионизмом стоят, можно полагать, уже сотни политических организаций, партий и групп давления2. В США инициативные организации с сецессионистской программой зафиксированы на Аляске, в Калифорнии, Нью-Гэмпшире, почти во всех штатах Юга и в нескольких штатах Северо-Запада страны, в Техасе, Вермонте, на Гавайях и в Пуэрто-Рико3. В Канаде, как известно, до сих пор не разрешена проблема сепаратизма во франкофонном Квебеке. При этом сецессионистские движения также отмечены в провинциях Ньюфаундленд и Лабрадор, Альберта, Манитоба и Британская Колумбия, а также еще на нескольких территориях страны. До сих пор государствам мира, за единичными исключениями, удавалось купировать стремления своих территорий или сообществ к отделению, но уже само существование и неискоренимость сецессионистских движений на политической карте современного мира показывают, что при определенных обстоятельствах они могут стать серьезной проблемой в своих странах.

Естьвесомые основания полагать, что международное право со временем переосмыслит сам феномен сецессионизма. На сегодняшний день оно не признает (но эксплицитно и не отрицает) за территориальными или этническими сообществами право на выход из «материнского государства». Право на самоопределение, как известно, признано только за нациями («народами»), сецессия же отдельных сообществ со времен Лиги Наций в общем и целом рассматривается как нечто несовместимое с «универсальным» принципом территориальной целостности государства. Следовательно, право на самоопределение сегодня находится в неразрешимой коллизии с принципом территориальной целостности государства. Это своего рода тупиковая ситуация для международного права - ситуация, лишний раз характеризующая его ограниченную релевантность для разрешения вопросов международного признания новообразованных государств.

Вместе с тем, в международно-правовой мысли в последние годы четко обозначилась тенденция к более «либеральному» и широкому истолкованию сецессионизма Складывается доктрина «морального права» территорий и сообществ на выход из государства в тех случаях, когда действия этого государства прямым образом угрожают существованию или наиболее фундаментальным правам человека на отделяющихся территориях. Для более точной квалификации этого явления необходимо дифференцировать два явления - международное право, как систему универсально принятых норм и принципов, и международно-правовые доктрины (концепции), складывающиеся как специфические подходы к интерпретации тех или иных международно-правовых проблем. Новейшие подходы к интерпретации сецессинизма относятся ко второй категории.

В последние годы появился целый ряд работ, посвященных теме морального права сообществ и территорий на отделение от «материнского» государства1. Наиболее обстоятельным трудом в этом плане стала монография американского философа и политолога А. Бьюкенена «Сецессия: Моральность политического развода от форта Самтер до Литвы и Квебека»2.

Констатируя тот факт, что в международном праве проблематика сецессии, в сущности, совершенно не разработана, А.Бьюкенен указывает на необходимость двух теорий на этот счет - «объясняющей» и «нормативной». «Объясняющая» теория, по мысли автора, должна обобщить все имеющиеся случаи сецессии и дать ответы на вопросы о том, «кто пытается отделиться и при каких условиях», «какого типа сепаратистские движения с большей вероятностью достигают цели и при каких условиях», «при каких условиях сепаратистские движения, скорее всего, получают признание и/или поддержку других стран» и др. «Нормативная теория», в свою очередь, призвана выработать нормы, которыми государства и мировое сообщество должны руководствоваться в случаях сецессии и ответить на такие вопросы, как и «при каких условиях отделение сообщества или территории от государства морально оправдано», «при каких условиях и по каким причинам морально оправдано препятствовать сецессии и какими способами», «при каких условиях государство или государства могут признать и активно поддерживать сепаратистское движение в другой стране», «при каких условиях и какими способами государство может или должно помогать тем силам, которые препятствуют сецессии», «должно ли существовать конституционное право на сецессию» и др. Пока ни на один из этих вопросов убедительных ответов нет.

Вопрос о праве на отделение, полагает автор, логичнее всего рассматривать в контексте либеральной политической философии -философии, исходящей из таких общественных ценностей, как свобода и самоопределение, а также того принципа, что всякая легитимная власть должна основываться на «согласии управляемых». Эти общие принципы, однако, не дают убедительных оснований для разрешения проблемы сецессии, поскольку свобода и самоопределение одних групп общества (стремящихся к отделению) могут вступать в противоречие со свободой и самоопределением других групп (не принимающих территориального распада государства). Сам А. Бьюкенен полагает, что наиболее серьезным аргументом в пользу права территорий и/или сообществ на сецессию является «принцип самозащиты» -защиты от «смертельной угрозы», исходящей от самого государства. «Обычное право, простая общечеловеческая мораль и подавляющее большинство этических систем, как светских, так и религиозных, признают право на самозащиту, которое включает право на использование силы против агрессора, угрожающего уничтожением, - подчеркивает автор. - Какое бы моральное право ни имело на отделяемую территорию государство-агрессор ранее, оно становится недействительным из-за очевидной преступности его геноцидных устремлений»1.

Появление работ, подобных монографии А. Бьюкенена, симптоматично и указывает на то, что в философии международного права начинает складываться тенденция к расширительному толкованию права на самоопределение - к его расширению на территории и сообщества. Однако сегодняневозможнос полной уверенностью сказать, что это решает проблему сецессии во внутригосударственных или международных отношениях. Кроме того, право на сецессию еще не есть решение вопроса о международном признании государственного образования, сложившегося в результате выхода из предшествующего государства. Очевидно, что проблема требует более широкого и радикального решения.