Электронная библиотека диссертаций и авторефератов России
dslib.net
Библиотека диссертаций
Навигация
Каталог диссертаций России
Англоязычные диссертации
Диссертации бесплатно
Предстоящие защиты
Рецензии на автореферат
Отчисления авторам
Мой кабинет
Заказы: забрать, оплатить
Мой личный счет
Мой профиль
Мой авторский профиль
Подписки на рассылки



расширенный поиск

Деятельность российских властей по преодолению кризиса с трудовыми ресурсами в годы первой мировой войны (на примере Восточной Сибири и Дальнего Востока) Изаксон Раиса Андреевна

Диссертация - 480 руб., доставка 10 минут, круглосуточно, без выходных и праздников

Автореферат - бесплатно, доставка 10 минут, круглосуточно, без выходных и праздников

Страница автора: Изаксон Раиса Андреевна


Изаксон Раиса Андреевна. Деятельность российских властей по преодолению кризиса с трудовыми ресурсами в годы первой мировой войны (на примере Восточной Сибири и Дальнего Востока): диссертация кандидата Исторических наук: 07.00.02 / Изаксон Раиса Андреевна;[Место защиты: ФГБОУ ВО «Иркутский государственный университет»], 2018 - 240 с.

Содержание к диссертации

Введение

Глава 1. Первая мировая война и проблема трудовых ресурсов на востоке России 48

1.1 Дальний Восток и Восточная Сибирь в условиях военной экономики и кризиса трудовых ресурсов 48

1.2. Масштабы проблемы трудовых ресурсов и действие «чрезвычайного законодательства» в регионе 79

Глава 2. Поиск и роль новых источников рабочей силы в военное время 104

2.1 Труд военнопленных и интернированных и его роль в региональной экономике 104

2.2 Роль труда эвакуированных и депортированных в экономике Восточной Сибири и Дальнего Востока 118

2.3 Освобождение от военной службы некоторых категорий российских подданных в Монголии и Китае с целью восполнения нехватки трудовых ресурсов 131

Глава 3. Механизмы привлечения иностранных трудовых мигрантов 141

3.1 Роль трудовых мигрантов из Китая, Кореи и Японии в развитии экономики Дальнего Востока: масштабы, проблемы и политика властей накануне Первой мировой войны 141

3.2 Использование труда мигрантов в условиях военного времени 159

Заключение 192

Список источников и литературы 202

Введение к работе

Актуальность темы исследования обусловлена характером

современной демографической ситуации в Восточной Сибири и на Дальнем Востоке. Отток населения из восточных районов на запад страны приводит к мысли о необходимости детального изучения исторического опыта политики восполнения трудовых ресурсов в изучаемом регионе.

В данной работе предпринимается попытка изучения проблемной ситуации, сложившейся с трудовыми ресурсами в тыловых районах (Восточной Сибири и Дальнем Востоке) Российской империи, а также анализа мер государственного регулирования трудовой проблемы на востоке России в годы Первой мировой войны.

Первая мировая война внесла коррективы в демографические процессы на Дальнем Востоке: отмечено резкое снижение потока крестьян-переселенцев и рабочих-отходников; с другой стороны, начался отток российских подданных, связанный с военной мобилизацией мужчин, сменой места жительства рабочих-отходников и их семей, а также временного перевода в западные районы страны большей части местных воинских частей.

Значительно увеличилось также количество китайских и корейских мигрантов. Шёл процесс перемещения пленных и интернированных.

Массовые мобилизации до предела обострили проблему рабочей силы в тылу в Сибири и на Дальнем Востоке. Удалённый от центральной России регион и раньше нуждался в трудовых ресурсах, а начавшаяся Первая мировая война только усугубила имевшийся кадровый голод. Российское правительство искало способы снабжения тыловых восточных регионов дешёвой и многочисленной рабочей силой. Решение частично было найдено в применении методов мобилизационной нерыночной экономики военного времени:

1. Через освобождение от военной мобилизации дополнительных
категорий военнообязанных.

2. Через использование труда военнопленных.

3. Через привлечение к сельскохозяйственным и иным работам людей,
эвакуированных из других регионов.

4. Через привлечение зарубежных трудовых мигрантов — китайцев,
корейцев и, в меньшей степени, японцев.

Степень разработанности проблемы. Выбранная тема исследования частично была освещена в отечественной и зарубежной историографии.

Однако оценка значимости труда военнопленных часто была вне интереса учёных1, которые сосредоточились на выявлении роли участия военнопленных-интернационалистов в свершении Октябрьской революции.

1 Мюллер А. А. В пламени революции (1917-1920 гг) / А. А. Мюллер - Иркутск, 1957; Мюллер А. А. В

пламени революции (1917-1920 гг.): воспоминания командира интернационального отряда Красной гвардии / А. А. Мюллер. - Иркутск: Иркут. кн. изд-во, 1957. – 179 с.; Пылаев, В. Так рождалось братство (очерк) / В. Пылаев // Красноярский комсомолец. – 1959. - С.11-18.; Матвеев И. Г. У истоков вечной дружбы. (О братской помощи зарубежных рабочих в годы военной интервенции и гражданской войны в Сибири и на Дальнем Востоке в 1918-1922 гг) / И. Г. Матвеев. – Новосибирск: Новосибирское кн. Изд-во, 1959. – 148 с.

Попытки изучения трудовой деятельности военнопленных

предпринимались уже в новейший российский период.

С 2000 г. над темой истории военнопленных центральных держав в России работает Е. Ю. Бондаренко, чья работа «Иностранные военнопленные на Дальнем Востоке России: 1914-1956 гг.»2 стала крупным исследованием проблемы жизнедеятельности военнопленных.

В диссертации А. И. Гергилёвой «Военнопленные Первой мировой войны на территории Сибири» предпринята попытка на основе анализа положения дел в Омском и Иркутском военных округах изучить положение военнопленных Первой мировой войны3.

Внимание к вопросу военного плена в Сибири продолжилось и в европейской историографии. В 1997 г. М. Росси опубликовал в Милане исследование «Итальянские солдаты австро-венгерской армии (1914-1918)» 4.

В 2005 г. было опубликовано исследование Р. Нахтигаль «Военный плен на Восточном фронте в 1914-1918 гг.»5, в котором автор сделал попытку системного изучения вопроса военного плена на примере одной страны — России.

Вопросы повседневности российского военного плена в Восточной Сибири и на Дальнем Востоке, использования труда военнопленных отражены в статьях В. В. Синиченко, В. П. Зиновьева и А. С. Кузьменко. В частности, В.В. Синиченко проанализировал условия содержания немецких и турецких военнопленных и пришёл к выводу, что по ряду показателей они существенно отличались от условий, в которых оказывались военнопленные других стран6. В.П. Зиновьев, в свою очередь, сосредоточился на рассмотрении вопроса использования Россией своего ресурсного потенциала в годы Первой мировой войны. Исследователь доказал, что вследствие непоследовательной политики властей и возникших логистических проблем ресурсный потенциал Сибири не был в достаточной мере реализован7. А.С. Кузьменко, развивая схожую точку зрения, проанализировала поток недобровольных мигрантов в Восточной Сибири во время Первой мировой войны8.

Исследователями изучены некоторые аспекты быта военнопленных достаточно широко, но проблема использования их трудовой деятельности

2 Бондаренко, Е. Ю. Иностранные военнопленные на Дальнем Востоке России: 1914-1956 гг.: дис. ... д-ра
ист. наук : 07.00.02 / Е. Ю. Бондаренко; Дальневост. гос. унив-т. Владивост. инст-т межд. отн. – Владивосток,
2004. – 477с.

3 Гергилёва, А. И. Военнопленные Первой мировой войны на территории Сибири: дис. … канд. ист. наук:
07.00.02 / А. И. Гергилёва; Сиб. гос. техн. унив-т. – Красноярск, 2006. – 186 с.

  1. Rossi M. Italian prisoners of the Austrian Army 1914-1918. World War I and the XX Century. Acts of the International Conference of Historians — M. 1997 — P. 172-175.

  2. Nachtigal Kriegsgefangenschaft an der Ostfront 1914-1918 Literaturbericht zu einem neuen Forschungsfeld/ -Frankfurt am Main, 2005.

  3. Синиченко В. В. Немецкие и турецкие военнопленные на русском Дальнем Востоке в годы Первой мировой войны / В. В. Синиченко //Силовые структуры: история и современность. Сборник статей. Иркутск: ВСИ МВД РФ, 2002. – С.109 – 113.

  4. Зиновьев В. П. Сибирский тыл в период Первой мировой войны // Сборник тезисов Сибирского исторического форума «Сибирь в войнах начала ХХ века». Красноярск, 2013. С. 43-47.

  5. Кузьменко А. С. Сибирский тыл и «недобровольные» мигранты в годы Первой мировой войны // Сборник научных трудов «Сибирь в войнах начала ХХ века Сибирь в войнах начала ХХ века». Красноярск: СФУ, 2013. С. 119-123.

получила локальное, а не системное развитие. Обобщающего труда по теме привлечения труда военнопленных в Восточной Сибири и на Дальнем Востоке нет. Таким образом, рассмотрение вопроса о военнопленных как трудовом ресурсе региона в годы Первой мировой войны требует дополнительной проработки.

Ещё один вопрос, который нуждается в анализе, – это проблема привлечения к труду в Восточной Сибири и на Дальнем Востоке беженцев.

В отношении Восточной Сибири и Дальнего Востока тема использования труда мигрантов из Азии подробно изучалась в монографических работах А. Г. Ларина, А. И. Петрова, В. Г. Дацышена, Е. И. Нестеровой, М. С. Каменского, В. В. Синиченко и А. А. Волоховой9. Диссертант предприняла попытку в своей работе консолидировать взгляды вышеназванных ученых по названной проблематике.

Несмотря на введённый в научный оборот архивный материал, ряд аспектов темы по-прежнему остаётся раскрытым недостаточно полно. Так, внимание исследователей до настоящего времени не акцентировано на вопросе внутриправительственных разногласий и причин принятия положительного решения на ввоз мигрантов из Азии. Отдельного анализа и осмысления заслуживает вопрос изменения статуса трудовых мигрантов из Китая, Кореи и Японии в экономике Сибири и на Дальнем Востоке в годы Первой мировой войны.

Разработкой данной проблемы в разные годы занимались многие
исследователи: В. И. Шишкин, Л. И. Галлямова, Е. И. Нестерова, З. Т. Тагаров,
Д. М. Зольников, Л. М. Горюшкин, И. А. Еремин, В. П. Зиновьев, В. А.
Скубневский, В. И. Пронин, М. В. Шиловский и другие10. В коллективных
многотомных изданиях, таких как: «История Сибири», «Рабочий класс
Сибири», «Крестьянство Сибири», труду мигрантов из Азии отведены

9 Ларин А. Г. Китайские мигранты в России. История и современность. М.: Восточная книга, 2009.- 512
с.; Петров А. И. История китайцев в России. 1856–1917 гг. / А. И. Петров ; Рос. акад. наук, Дальневост. отд-ние,
Ин-т истории, археологии и этнографии народов Дал. Востока. – СПб. : Береста, 2003. – 958 с.; Дацышен В. Г.

Китайцы в Сибири в XVII-ХХ вв.: проблемы миграции и адаптации. — Красноярск: СФУ, 2008. — 326 с.; Нестерова Е. И. Русская администрация и китайские мигранты на юге дальнего Востока России (вторая половина ХIХ-начало ХХ вв.). Владивосток: Изд-во ДВГУ, 2004.-372 с.; Каменских М. С. Китайцы на Среднем Урале в конце XIX начале XXI в. Спб. : Маматов, 2011. - 352 с.; Синиченко В. В. Воздействие иммиграционной политики России на социально-экономическое развитие Дальнего Востока страны (1856-1917). Монография. Иркутск: Изд-во ИРГТУ, 2004. – 165 с.;Волохова А. А. Попытки принятия закона о регулировании китайской и корейской иммиграции на русский Дальний Восток в начале ХХ в. / А. А. Волохова // 26-я науч. Конф. Общество и государство в Китае. - М., 1995. - С. 81-84.

10 Шишкин В. И. Геополитическая роль русского Дальнего Востока в период Великой войны 1914–1922
гг. // Гражданская война и иностранная интервенция на Российском Дальнем Востоке: уроки истории.
Материалы второй Международной научной конференции, посвященной 90-летию окончания Гражданской
войны и иностранной интервенции на российском Дальнем Востоке (Владивосток, 25–27 октября 2012 г.).
Владивосток, Издательский дом Дальневосточного федерального университета, 2012. С. 88–95.; Галлямова Л.
И. Дальневосточные рабочие Рос-« mi во второй половине XIX— начале XX в. Владивосток., 2000; ; Нестерова
Е. И. Русская администрация и китайские мигранты на юге Дальнего Востока России (вторая половина ХIХ –
начало ХХ вв.). Монография. Владивосток: Изд-во Дальневосточного университета, 2004.; Галлямова Л. И.,
Ковальчук М. А. Транспортное освоение Дальнего Востока во второй половине XIX - начале XX в. //
Хозяйственное освоение Дальнего Востока в эпоху капитализма. Владивосток, 1989. ; Шиловский М. В.
Политические процессы в Сибири в период социальных катаклизмов 1917–1920 гг. / М. В. Шиловский. –
Новосибирск : Сиб. хронограф, 2003.

соответствующие разделы. Непосредственно проблемами пребывания

трудовых мигрантов в России в годы Первой мировой войны в советский период занимались известные учёные-историки: В. М. Кабузан, Б. Д. Пак, Л. Л. Рыбаковский, И. Р. Савельев, И. О. Сагитова, С. Ф. Хроленок и другие11.

Отдельного упоминания также заслуживают исследования Иркутского МИОНа, в рамках общей концепции исследования особенностей развития Сибири детально прорабатывающего вопросы, касающиеся миграционных процессов на Востоке России. В частности, В. И. Дятлов в своей работе «Миграция китайцев и дискуссия о «жёлтой опасности» в дореволюционной России»12 дал исторический очерк, описывающий процесс притока китайского населения в Россию и формирование постоянной китайской диаспоры, основанный на анализе предреволюционной и послереволюционной печати.

Таким образом, исследователями изучена нормативно-правовая база
использования труда китайцев, корейцев в России в годы войны, а также даётся
анализ последствий, к которым привели эти акты. Между тем, нет конкретных
исследований, которые бы изучали использование их труда на предприятиях
региона. Требует дополнительного изучения тема законодательного

оформления использования так называемого «жёлтого труда» в России.

Проведённое исследование, основанное на обширной документальной базе, в определённой степени призвано восполнить существующие пробелы в исследовании заявленной темы.

Объект исследования составляет ситуация с кризисом трудовых ресурсов в годы Первой мировой войны в Восточной Сибири и на Дальнем Востоке страны.

Предметом исследования является политика российских властей по использованию трудовых резервов из различных источников (военнопленные, беженцы, интернированные лица, труд рабочих из нейтральных и дружественных стран (Китая, Японии) по возмещению убывшей в действующую армию после проведения мобилизации российской рабочей силы.

Хронологические рамки исследования охватывают период Первой мировой войны, и участия в ней России в 1914-1918 гг. Нижний хронологический предел обусловлен началом Первой мировой войны 1 августа 1914 г. и началом мобилизации россиян в действующую армию, что создало

  1. Пак Б. Д. Корейцы в Российской империи / Б. Д. Пак ; Моск. гос. ун-т им. М.В. Ломоносова, Междунар. центр корееведения, Иркутский гос. пед. ин-т, Междунар. центр азиат. исслед. – 2-е изд., испр. – Иркутск : Изд-во ИГПИ, 1994. – 237 с.; Кабузан В. М. Дальневосточный край в ХVII - нач. ХХ вв. (1640-1917). Историко-демографический очерк. М., 1985. – 260 с.; Кабузан В. М. Немецкое население России в ХVIII-начале ХХ в.(численность и размещение) // Вопросы истории, 1989. № 12. С. 18-29; Рыбаковский Л.Л. Население Дальнего Востока за 150 лет М.,1990. – 138 с.; Савельев И. Р. Японцы на Дальнем Востоке России: особенности иммиграции // Кунсткамера. Вып. II. СПб., 1997. С. 68-81; Сагитова И. О. История и современность немецкой диаспоры Приморского края // Многонациональное Приморье: история и современность. Владивосток, 1999. – С.45-49.; Хроленок С. Ф. Иммиграция рабочих на золотые прииски Сибири в дооктябрьский период // Хозяйственное освоение Сибири в Х1Х – начале ХХ вв. Иркутск, 1991. – С. 66-77; Хроленок С. Ф. Китайские и корейские отходники на золотых приисках русского Дальнего Востока (конец Х1Х-начало ХХв.) // Восток. № 6. 1995. – С.70-81; Хроленок С. Ф. Золотопромышленность в Сибири (1832-1917). Иркутск: ИГУ, 1990 – 312 с.

  2. Дятлов В. И. Миграция китайцев и дискуссия о «жёлтой опасности» в дореволюционной России // Вестник Евразии, 2000. - № 1 (8). - С. 63-89.

потребность в привлечении и использовании новых трудовых резервов. Верхний хронологический предел представляет собой завершение участия России в Первой мировой войне в результате подписания 3 марта 1918 г. советским правительством В. И. Ленина Брест-Литовского мирного договора, который сделал невозможным проведение какой-либо трудовой политики на востоке бывшей Российской империи.

Территориальные рамки исследования представлены регионом, в настоящее время занимаемым Красноярским краем, Иркутской областью, Забайкальским краем, Амурской и Сахалинской областями, Приморским и Хабаровским краями, республиками Бурятия, Коми и Якутия, Еврейской автономной областью, Чукотским автономным округом. Эти территории в 1914-1917 гг. находились в ведении Иркутского и Приамурского генерал-губернаторств, а с февраля 1917 г. по март 1918 г. — Иркутского и Приамурского краёв. Именно эта территория, как будет показано в диссертации, активно осваивалась в годы войны китайской трудовой миграцией, и на ней массово применялся труд военнопленных. Что касается республик Бурятия и Якутия (Саха), Чукотской и Сахалинской областей, Еврейской автономной области и Камчатского края — в настоящем исследовании их анализ не приводится в связи с недостаточностью достоверных документарных фактов широкого использования труда мигрантов на данных территориях.

Источниковую базу диссертации составил комплекс опубликованных и неопубликованных источников. Типологически их можно распределить следующим образом:

  1. Опубликованные законодательные акты и акты систематизации законодательства России13.

  2. Циркуляры и разъяснения ведомств (в частности, Министерства внутренних и иностранных дел, финансов, департамента торговли и мануфактур, таможенных сборов, хозяйственного департамента, главного штаба)14. В опубликованном варианте эти документы находятся в различных сборниках. Данные, касающиеся «китайского вопроса», содержатся в материалах Особых совещаний Совета министров, переписке министерств (иностранных дел, земледелия, внутренних дел, промышленности и торговли), иных нормативных правовых актах и письмах Приамурского генерала Н. Л. Гондатти в Совет министров.

  1. Российское законодательство XIX-XX вв. Т.1-9 / Под общ. ред. О. И. Чистякова. М., 1984-1994; Государственная Дума, 1906-1917: Стенографические отчеты. В 4 т./ Ред. В. Д. Карпович/ – М. : Правовая культура. – 1995. – Т. 3. – 344 с. Алексеев Н. Военный плен и международное право / Н. Алексеев - М., 1915. Альбат Г. П. Сборник международных конвенций и правительственных распоряжений о военнопленных / Г. П. Альбат - М, 1917. – 84с.

  2. Дальний Восток России: Из истории системы управления. Документы и материалы к 115–летию образования Приамурского генерал–губернаторства / Федерал. арх. служба России, Рос. гос. ист. Архив Дал. Востока ; редкол.: Э. В. Ермакова и др. ; сост. к .ист. н. Н. А. Троицкая, А. А. Торопов. – Владивосток : Изд-во РГИА ДВ, 1999. – 233 c.; Раскин Д. И. Высшие и центральные государственные учреждения России. 1801— 1917 гг. Т. 1: Высшие государственные учреждения. СПб.: Наука, 1998. — 302c.; Пахарнаев А. И. Обзор действующего Свода законов Российской империи : практ. руководство с разъясн., относящихся к изд. Свода и пользованию им вопросов по указаниям и толкованиям законодат. учреждений... / А. И. Пахарнаев. – 4-е изд., перераб. и доп. – СПб.: Рус. скоропеч., 1909. – 96 с.

3. Сборники документов, в которых представлены документы о
положении военнопленных, их роли в революционном движении15. Проблема
военнопленных нашла отражение уже в воспоминаниях современников,
отчётах общественных и государственных организаций, таких как Военно-
историческая комиссия, Центрально-статистическое управление и другие16.

4. Опубликованные документы и статистические сборники различных
ведомств и органов местного управления: «Материалы по изучению
Приамурского края»17, «Азиатская Россия. Т. 1. Люди и порядки за Уралом»,
«Россия в Мировой войне 1914–1918 года (в цифрах)», «Доклады Приморской
окружной торгово-промышленной палаты по вопросам русского Дальнего
Востока, представленные на Вашингтонскую конференцию 1922 года»18,
«Статистический справочник Дальневосточной области».

5. Международные документы: трактаты, конвенции, договоры и
соглашения, заключённые Россией с другими государствами.

6. Особую категорию источников представляет собой периодическая
печать.

Из печати автор обращалась к изданиям: «Дальний Восток» (г. Хабаровск), «Железнодорожная жизнь на Дальнем Востоке» (г. Харбин), «Иркутская жизнь» (г. Иркутск), «Сибирская жизнь».

Немаловажную роль в исследовании заявленной темы сыграл

проведённый диссертантом анализ воспоминаний военнопленных. Наиболее

информативными для раскрытия темы стали работы А. Мюллера «В пламени

революции (1917-1920 гг.): воспоминания командира интернационального

отряда Красной гвардии»19, Г. Шумкина «Трудовая миграция китайцев на Урал

в начале ХХ в. по материалам официальной переписки канцелярии Пермского губернатора»20.

Архивные материалы представлены документами семи архивов:

  1. Венгерские интернационалисты в Октябрьской революции и гражданской войне в СССР [Текст] : Сборник документов / Ин-т марксизма-ленинизма при ЦК КПСС. Глав. архивное упр. при Совете Министров СССР. Ин-т воен. истории М-ва обороны СССР. ВНР. Ин-т истории партии при ЦК ВСРП. Воен.-ист. ин-т и музей ВНА. Центр. архивное упр. Венг. Нар. Республики ; [Предисл. Д. Милей и др.]. - Москва : Политиздат, 1968. – 2 т: Т. 1.: Возникновение и развитие революционного движения среди венгерских военнопленных в России / Сост. О. С. Рябухина, Л. М. Чижова, Д. Милей и др. – 1968. – XX, 511 с. Т. 2.: Участие венгерских интернационалистов в защите Советской власти на фронтах гражданской войны в СССР / Сост. А. А. Ходак, Л. М. Чижова, А. Йожа и др. – 1968. – 515 с.

  2. Шипек А. Военнопленные и их использование в мировой и Гражданской войне // Война и революция. 1928, № 2. – С. 64-72.

  3. Протоколы заседания Х съезда золотопромышленников Приморского горного округа, состоявшегося с 20 по 28 февраля 1915 г. в г. Николаевске// Материалы по изучению Приамурского края. Горное дело в Приамурском крае: по отчетам окружных инженеров и другим материалам за 1914 и 1915 гг. Вып. ХХIV. Хабаровск: Тип. Канцелярии генерал-губернатора, 1916. – 239 с.

  4. Доклады Приморской окружной торгово-промышленной палаты по вопросам русского Дальнего Востока, представленные на Вашингтонскую конференцию 1922 года. Владивосток., 1922. С. 80—81.

  5. Мюллер А. А. В пламени революции (1917-1920 гг.): воспоминания командира интернационального отряда Красной гвардии / А. А. Мюллер. – Иркутск: Иркут. кн. изд-во, 1957. – 179 с.

  6. Шумкин, Г. Н. Трудовая миграция китайцев на Урал в начале ХХ в. по материалам официальной переписки канцелярии Пермского губернатора // Россия между прошлым и будущим: исторический опыт национального развития: мат-лы Всерос. науч. конф., посвящ. 20-летию Института истории и археологии УрОРАН, 2008. – С. 353-359.

Архив внешней политики Российской империи Министерства

иностранных дел Российской империи (АВПРИ), Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ), Российский государственный военно-исторический архив (РГВИА), Государственный архив Забайкальского края (г. Чита) (ГАЗК), Российский государственный исторический архив Дальнего Востока (РГИА ДВ), Российский государственный исторический архив (РГИА), Государственный архив Иркутской области (ГАИО).

  1. В АВПРИ изучены фонды (Фонд. 143 — Китайский стол, Фонд 148 -«Тихоокеанский стол», Фонд 159 – «Японский стол»), в которых отразились сведения начала ХХ вв. о корейской, японской и китайской трудовой миграции на востоке России.

  2. В Государственном архиве Российской Федерации (ГАРФ) был изучен фонд 102, посвященный проблемам управления и размещения беженцев и эвакуированных лиц.

  3. В фондах Российского государственного военно-исторического архива (РГВИА) - Фонд 1558 (Приамурский военный округ, 1884-1917), Фонд 2000 (Главное управление Генерального штаба) - рассмотрены материалы об использовании военным министерством иностранного военнопленного и иного вынужденного труда.

  1. Материалы Российского государственного исторического архива (РГИА) - Фонды 37, 1322, 797, 391 - помогли проанализировать меры, предпринятые властями России для разрешения непростой ситуации о привлечении китайских рабочих на предприятия России в годы войны, по эвакуации и использованию труда беженцев в Сибири и на Дальнем Востоке.

  2. Государственный архив Забайкальского края (ГАЗК) - Фонд 26 (Читинское городское полицейское управление) - был также полезен для настоящего исследования. Здесь обнаружены правила регистрации китайцев, приехавших в регион в годы войны, а также найдена фактологическая информация о сложностях исполнения законодательства по учёту китайских подданных.

6. Российский государственный исторический архив Дальнего Востока
(РГИА ДВ) содержит материалы, относящиеся к правоохранительной политике
в годы Первой мировой войны (Владивостокское городское полицейское
управление. г. Владивосток), а также документы, которые позволяют изучить
вопрос освобождении от призыва в армию россиян постоянно проживавших в
Китае и Монголии на условиях принудительного использования их труда в
рамках т.н. «Монгольской экспедиции» по закупке продовольствия для нужд
армии и тыла. Это материалы фондов 410 (Управление Владивостокского
таможенного инспектора. г. Владивосток); 515 (Владивостокское городское
полицейское управление. г. Владивосток); 384 (Уполномоченный в
Маньчжурско-Владивостокском районе экспедиции по закупкам скота в
Монголии для нужд действующих армий. г. Харбин); 702 (Канцелярия
Приамурского генерал-губернатора); 1304 (Управление Хабаровского
таможенного инспектора г. Владивосток); 1306 (Благовещенская таможня г.
Благовещенск).

7. Государственный архив Иркутской области (ГАИО) содержит многочисленные сведения о трудовой деятельности военнопленных, китайских контрактников и беженцев на территории Иркутского генерал-губернаторства.

Это документы из фондов 25 (Канцелярия Иркутского генерал-губернатора Министерства внутренних дел Российской империи, г. Иркутск Иркутской губернии 1887-1917 гг. ; 27 — Витимское волостное правление; 600 (Иркутское губернское жандармское управление Главного управления корпуса жандармов, г. Иркутск Иркутской губернии 19.09.1867 — март 1917 гг.); 603 (Жандармское полицейское управление Забайкальской железной дороги).

Таким образом, источниковая база диссертационного исследования
объёмна и позволяет решить поставленные задачи по изучению

малоисследованных аспектов политики на востоке Российской империи в Первую мировую войну в отношении трудовой миграции.

Методология и методы исследования. При исследовании и написании
диссертации использовались специально-исторические (историко-

сравнительный, системно-функциональный, проблемно-хронологический,

статистический) и общенаучные методы, принципы историзма и

объективности, а также диалектического и системного подхода к изучаемым явлениям.

Историко-сравнительный метод на основе сопоставления массы сообщений о количестве мобилизованных в сельском хозяйстве и промышленности региона за весь исследуемый период помог установить границы социальной и экономической эффективности и целесообразности в привлечении трудовых ресурсов из иных источников.

Системно-функциональный метод позволил исследовать содержательную сторону осуществляемых органами власти мероприятий в регионе, направленных на модернизацию миграционной политики, проводимую для более активного привлечения в край иностранных рабочих.

Проблемно-хронологический метод дал возможность выявить проблемно-трансформационные процессы на рынке труда региона в различные периоды Первой мировой войны.

Статистический метод позволил обработать количественные данные о «жёлтом труде», труде военнопленных, выявил отрасли использования этого труда.

Фрагментарность различных исторических источников, которая создала временные и пространственные пробелы в исследуемых явлениях и фактах, восполнялась с помощью метода аналогии. Методы общенаучного анализа, сопоставления и обобщения позволили исследовать исторические источники разной видовой принадлежности, сформулировать основные научные выводы. Кроме этого, автором применялись элементы междисциплинарного подхода.

Сравнительно-правовой метод на основе сравнения фактического материала с правовыми актами исследуемого периода позволил определить юридическое положение иностранных подданных в годы Первой мировой войны на территории Иркутского и Приамурского генерал-губернаторств, выявить влияния законов и подзаконных актов на поведение иностранных

подданных и граждан. Психологический и экральный анализ (психология) использовались при изучении мотивации иностранных рабочих трудившихся в российском тылу в годы войны. Социологический анализ (социология) был необходим при исследовании социальных связей и отношения к новым трудовым ресурсам (трудовым азиатским мигрантам, военнопленным, беженцам и пр.) в местном обществе.

Научная новизна диссертации обусловлена выбором тематики. Политика России в отношении привлечения новых трудовых ресурсов в тыловых районах в военное время за счёт эксплуатации вынужденной миграции впервые стала предметом системного и целостного анализа на основе различных источников, в большинстве своём неиспользованных в прошлом и впервые введённых в научный оборот.

Новой является авторская концепция выделения региона — Восточной Сибири и Дальнего Востока, бывшего отдалённой тыловой базой российского государства в годы Первой мировой войны, в качестве самостоятельной темы.

Впервые реконструированы вопросы изменения правовых норм в отношении иностранных рабочих. Раскрыта тема труда российских мигрантов, проживавших в Китае и Японии, снабжавших армию и тыл продовольствием.

Положения, выносимые на защиту:

  1. В годы Первой мировой войны существенно возросла роль военного министерства России по вопросам организации тыла и использования новых трудовых резервов. В частности, Военное министерство России стремилось изменить законодательство с целью разрешения принудительного использования труда военнопленных и более широкого привлечения в страну рабочих из нейтральных и дружественных стран.

  2. По инициативе Военного министерства России страна вышла в годы войны из международных Гаагских соглашений о неиспользовании труда военнопленных. С 1916 г. труд рядовых военнопленных и интернированных лиц принудительно использовался в аграрном секторе и промышленности России в целом и в регионе в частности.

3. Деятельность Военного министерства Российской империи была
направлена на облегчение миграционных правил для привлечения в регион
дешёвого китайского труда. Так, по инициативе Военного министерства,
менялся паспортно-визовый режим России по дальневосточной границе.
Китайским гражданам разрешили посещать Россию без приобретения билета
(вида) на жительства и даже без предъявления национального паспорта,
визированного в консульстве России. Посещение России китайскими рабочими
происходило списочным порядком на основании запросов российских
предпринимателей. Сотни тысяч китайцев-чернорабочих ввозились в Россию
специально созданными коммерческими рабочими агентствами.

4. Деятельность региональной администрации иногда входила в
противоречие с деятельностью военного министерства и предпринимателей,
заинтересованных в широком привлечении труда мигрантов. Работа
Иркутского и Приамурского генерал-губернаторов была направлена на
усиление военно-полицейского контроля за иностранным населением.

Местными властями вводились запреты на коммерческий наём жилья иностранцами, повышались лицензионные сборы и пошлины за право гражданам других стран проводить промысловые работы.

  1. Для Восточной Сибири и русского Дальнего Востока беженцы не являлись существенным трудовым ресурсом, во-первых, из-за незначительного количества, во-вторых, из-за нежелания последних трудиться в аграрном секторе или добывающей промышленности. Ужесточение условий труда привело к оттоку беженцев в западные регионы страны.

  2. Одной из наиболее эффективных мер, предпринятых российскими властями для решения, с одной стороны, вопроса с продовольствием, с другой — проблемы создания рабочих мест, стала организация так называемой «Монгольской экспедиции». Причина запуска проекта заключалась в истощении мясных запасов в европейской части страны уже к середине 1915 г. Вопрос был настолько важен для российской экономики, что правительство пошло на ликвидацию ввозных пошлин для «Монгольской экспедиции», а также прекратило призыв в армию многих опытных администраторов, ранее работавших у скотопромышленников, демобилизовав их из армии и направив на работу в сибирский и дальневосточный тыл.

7. Меры, предпринятые российскими властями для преодоления кризиса с
трудовыми ресурсами в годы Первой мировой войны на территории Восточной
Сибири и Дальнего Востока, оказались недостаточными. Нормативные
правовые акты, принятые как на местном, так и на национальном уровне, не
являлись основой для реализации продуманной последовательной стратегии по
решению проблемы нехватки трудовых ресурсов в Восточной Сибири и на
Дальнем Востоке страны.

Впервые последовательно изучена проблема использования труда военнопленных в Восточной Сибири и на Дальнем Востоке в годы Первой мировой войны.

Впервые определена роль воздействия экстренных мер государственной власти периода Первой мировой войны на трансформацию миграционной политики по привлечению трудовых мигрантов.

Теоретическая и практическая значимость работы заключается в расширении научных знаний по истории Восточной Сибири и русского Дальнего Востока. Содержание исследования может быть использовано в учебно-образовательных заведениях в процессе преподавания социальной и экономической истории России, краеведения. Кроме того, вопрос преодоления кризиса с трудовыми ресурсами в Восточной Сибири и на Дальнем Востоке важен не только с исторической точки зрения.

Практическая значимость исследования заключается в том, что собранный и проанализированный автором материал, касающийся политики властей по решению проблемы трудовых ресурсов в Восточной Сибири и на Дальнем Востоке, может стать новым научным источником, полезным как для изучения проблемы нехватки трудовых ресурсов в данном регионе, так и для социальной и экономической истории Восточной Сибири и Дальнего Востока в целом.

Степень достоверности и апробация результатов. Результаты работы обсуждались и получали положительные отзывы на заседаниях кафедры политологии, истории и регионоведения исторического факультета Иркутского государственного университета.

Апробация диссертации прошла на научно-практической конференции Восточно-Сибирского института МВД России - «Исторические традиции правоохранительной системы России»21.

Основные выводы по теме изложены в статьях: «Чрезвычайное законодательство» в годы Первой мировой войны и миграционная политика России на территории Восточной Сибири и русского Дальнего Востока»22, «Деятельность дипломатической канцелярии Иркутского генерал-губернатора накануне и в период февральской революции 1917 г.»23, «Трудовые мигранты из Китая на Дальнем Востоке России и «антинаркотическая» политика российских властей накануне и в годы Первой мировой войны»24, «Монгольский вопрос в годы Первой мировой войны (по материалам Государственного архива Иркутской области)»25, «Деятельность органов контрразведки России и нелегальные иностранные общественные организации на востоке России в годы первой мировой войны»,26 «Военнопленные Первой мировой войны на русском Дальнем Востоке: история лагерного быта»27.

Основные теоретические положения и фактический материал

использовались при реализации научных проектов, что отражено в 7 публикациях, из которых 6 публикаций в рецензируемых научных журналах из списка Высшей аттестационной комиссии при Министерстве образования и науки Российской Федерации.

Дальний Восток и Восточная Сибирь в условиях военной экономики и кризиса трудовых ресурсов

Изучение проблемы привлечения и использования трудовых ресурсов в Восточной Сибири и на Дальнем Востоке в условиях военной экономики требует анализа экономических показателей региона в годы Первой мировой войны. Способы ведения экономики военного времени существенно отличаются от тех, которые применяются в мирные годы. Соответственно, меняется и структура трудовых ресурсов как основного фактора производства.

Являясь самыми удалнными от столицы территориями, Восточная Сибирь и Дальний Восток регулярно сталкивались с проблемой нехватки рабочих рук. Накануне Первой мировой войны региону удавалось привлекать переселенцев и мигрантов с помощью развивавшейся промышленности и создания важных логистических и транспортных узлов, но начавшиеся внешнеполитические трудности внесли в темпы развития региона серьзные коррективы. Изменения, вызванные Первой мировой войной, привели к негативным экономическим и демографическим последствиям, преодолеть которые без привлечения властного ресурса и принятия новых нормативных правовых актов было невозможно. Вследствие этого особую роль приобрела деятельность российских властей по решению данной проблемы.

Перед Первой мировой войной территория Дальнего Востока входила в состав Приамурского генерал-губернаторства, которое с момента создания в 1884 г. пережило ряд преобразований внутреннего устройства. Последние административно-территориальные изменения проводились в начале ХХ в. В 1909 г. выделен в самостоятельную Камчатскую область Северо-Восток (для борьбы с иностранной экспансией), а также образована Сахалинская область, в которую по инициативе приамурского генерал-губернатора Н. Л. Гондатти в феврале 1914 г. включена северная часть Удского уезда Приморской области с г. Николаевском-на Амуре, что было обусловлено потребностями дальнейшего развития рыбопромышленности, золотодобычи, лесного дела и ростом численности населения. Таким образом к началу 1917 г. в состав Приамурского генерал губернаторства входили четыре области: Амурская (год образования — 1858), Приморская (1856 г.), Камчатская (1909 г.) и Сахалинская (1909 г.).

Территория Приамурского генерал-губернаторства и прилегающая к нему акватория в тот момент были слабо изучены в геологическом и иных отношениях. Но имевшаяся к 1914 г. научная информация подтверждала, что регион располагал богатыми природными ресурсами: рыбными запасами, лесными массивами, золоторудными месторождениями, плодородными землями, каменным углм92.

Площадь территории генерал-губернаторства равнялась 2045,7 тыс. кв. врст, что составляло 10,4 % территории всей Российской империи и 14,1 % е азиатских владений. Территория Дальнего Востока — втрое меньше Западной Сибири, в семь раз меньше Восточной Сибири, но почти на четверть больше среднеазиатских владений России. Около 55,6 % пространства Приамурского генерал-губернаторства занимала одна Камчатская область, тогда как на Амурскую, Приморскую и Сахалинскую области приходилось соответственно 19,2 %, 23,5 % и 1,7 %93.

По Дальнему Востоку проходила значительная часть государственной границы России с Китаем, Кореей, Монголией и Японией. Кроме того, Приамурское генерал-губернаторство имело береговую полосу протяжнностью 7 тыс. врст с портами, дающими прямой выход в три моря Тихого океана.

В то же время уровень урбанизации Дальнего Востока был высок. Имелись крупные для того времени города, крупнейшими из которых являлись Владивосток, в 1911 г. насчитывавший 84,6 тыс. человек, Благовещенск (64,4 тыс.), Хабаровск (43,3 тыс.), Никольск-Уссурийский (34,6 тыс.) и Николаевск-на-Амуре (16,4 тыс. человек)94.

Как указывает В. С. Васюков, благодаря пограничному положению Дальний Восток быстро оказался в сфере воздействия миграционных волн из зарубежья — Китая, Кореи, Японии, а также государств Европы и Америки95. Массовый характер носила иммиграция из соседнего Китая, выходцы из которого составляли значительную часть населения, в первую очередь, Приморской области. К началу 1914 г. здесь числилось 127,4 тыс. иностранцев (12,9% жителей), львиная доля которых приходилась на китайцев и корейцев. Другая особенность демографического развития Дальнего Востока заключалась в более активном, чем в среднем по России, росте количества людей, проживающих в городах. Уровень урбанизации на Дальнем Востоке в 1913 г. достиг 28,9%, тогда как средний показатель по стране он в это время составлял 15,0%96.

Собственный демографический потенциал Дальнего Востока был невелик, хотя увеличение численности населения накануне войны было интенсивным. В период 1906-1913 гг. ежегодный прирост составлял 60,2 тыс. чел. или 10,2% в год, достигнув 987,4 тыс. чел. (из них в Амурской — 323,3 тыс., в Приморской — 619,2 тыс., Камчатской — 54,5 тыс., Сахалинской — 10,4 тыс.). В 1916 г. в регионе проживало 930 тыс. человек, что составляло 4,7% населения Азиатской России. Это было чуть больше, чем в одной Забайкальской области, но меньше показателей Иркутского губернаторства. Подавляющее большинство людей было сосредоточено в двух областях: Приморской (510 тыс. человек) и Амурской (340 тыс.), тогда как на Камчатскую и Сахалинскую области в обоих случаях приходилось по 40 тыс. человек97.

Плотность населения на Дальнем Востоке была низка, а размещение носило дисперсный характер, хотя уже сформировались некоторые поселения. Подавляющее большинство жителей обустроилось главным образом вдоль левого берега реки Амур и е притоков - Уссури, Зея и Бурея. Но даже эту территорию Дальнего Востока нельзя было считать заселнной в нынешнем смысле этого слова. Поэтому Приамурье считалось демографическим резервуаром, способным принять из европейской России избыток сельских жителей и разрядить напряжнный земельный вопрос в центре страны.

Малочисленность и невысокая плотность населения, дисперсно-очаговый характер размещения людей усугублялись неразвитостью экономики и средств коммуникации. Приамурское генерал-губернаторство имело два относительно устойчивых транспортных сообщения. По рекам Амур и Уссури обеспечивалась связь внутри края, а Китайско-Восточная железная дорога связывала Дальний Восток с Сибирью и европейской Россией.

Благодаря росту привлечения намного труда в экономику в предвоенные годы темпы увеличения численности дальневосточных рабочих опережали общероссийские показатели. К 1914 г. на Дальнем Востоке насчитывалось 246,1 тыс. рабочих (в том числе в Амурской области 94,5 тыс., Приморской — 123,2 тыс., Камчатской — 16,04 тыс., Сахалинской - 2,35 тыс.), т. е. четверть (24,9%) жителей региона. Рабочие концентрировались в городах, в первую очередь во Владивостоке, Благовещенске, Никольске-Уссурийском.

Первая мировая война внесла коррективы в демографические процессы на Дальнем Востоке: отмечено резкое снижение потока крестьян-переселенцев и рабочих-отходников; с другой стороны, начался отток российских подданных, связанный с военной мобилизацией мужчин, сменой места жительства рабочих-отходников и их семей, а также временного перевода в западные районы страны большей части местных воинских частей (так, за период 1914-1916 гг. на военную службу в одном только Приамурском военном округе призвали более 104 тыс. чел.)98. Значительно увеличилось также количество китайских и корейских мигрантов, в результате чего в 1916 г. на Дальнем Востоке было официально зарегистрировано более 150 тыс. иностранных переселенцев (их доля в общей численности населения региона возросла до 14,8%), беженцев и военнопленных, число которых к 1917 г. дошло соответственно до 1,5 тыс. и 14 тыс. человек. Параллельно шл обратный процесс перемещения пленных в центральные регионы России: в декабре 1916 г. насчитывалось 21,8 тыс. человек, в апреле 1915 г. — уже 41 тыс., а к середине 1917 г., как отмечалось ранее, количество вновь сократилось до 14 тыс. человек99.

Масштабы проблемы трудовых ресурсов и действие «чрезвычайного законодательства» в регионе

Первая мировая война внесла коррективы не только в работу промышленных предприятий региона, но и в демографические процессы на Дальнем Востоке в целом. Мобилизация трудоспособных мужчин означала не только удар по экономике, но и по рождаемости в регионе, национальной, половозрастной и иным характеристикам населения.

Мобилизация негативно повлияла на состояние с квалифицированными специалистами в регионе. Так, в подписанном Хабаровским таможенным инспектором акте ревизии Благовещенской таможни от 28 декабря 1915 г. говорилось: «Представляя акт о произведенной мною ревизии Благовещенской таможни, считаю долгом доложить, что все в порядке… кроме довольно запущенной бухгалтерской части (по просмотру и отсылке шкиперских показаний) и весьма неудовлетворительного состояния конфискационного производства. В ревизионном акте пришлось отметить главным образом незначительные канцелярские промахи, свидетельствовавшие о величине и спешности происходившей работы и недостатке числа ее исполнителей. Это последнее обстоятельство особенно сильно дает себя чувствовать в конфискационном делопроизводстве, где числится до 11000 дел.

Только в текущем году до 1 ноября возникло 5764 дела (3400 судебных, 608 административных и 1756 о переходе границы). В среднем в последнее время ежедневно поступает до 20 протоколов, зимой число их значительно увеличивается.

При таких условиях отсутствие 8 опытных канцелярских чиновников, взятых по мобилизации, отзывается на делопроизводстве слишком заметными последствиями, отмеченными в ревизионном акте.

Одной из причин замеченных мною многочисленных, но мелких канцелярских недочетов, служит то обстоятельство, что большой недостаток в крае, вследствие военных призывов интеллигентных лиц вызвал большой спрос на оставшихся работников, которые не считают себя хорошо устроенными в положении канцелярских чиновников. И поэтому штат последних приходится всегда обновлять лицами, совершенно не знающими поручаемого им дела»158.

Чтобы преодолеть возникший кризис в трудовой сфере, российские власти предприняли ряд мер как нормотворческого, так и практического характера. Одной из самых существенных стало внесение в годы Первой мировой войны изменений в российское законодательство в части условий пребывания в стране иностранных граждан. Эти изменения получили название — «чрезвычайное законодательство».

По рассматриваемому вопросу в документах АВПРИ содержатся следующие данные: «Новации касались интернирования подданных враждебных иностранных держав, ареста имущества фирм из стран-противников и пр».159

Одним из мотивов совершения властями этого шага стало отмеченное в Восточной Сибири и на Дальнем Востоке резкое снижение потока крестьян-переселенцев и рабочих-отходников. С другой стороны, в регионе начался отток российских подданных, связанный с военной мобилизацией мужчин, отъездом рабочих с семьями, переводом многих воинских частей в западноевропейские районы. За 1914-1916 гг. на военную службу в Приамурском военном округе было призвано не менее 104 тыс. чел160.

В то же время российские власти вынуждены были реагировать и на ещ одну проблему — вопрос о нахождении на территории страны германских и австро-венгерских подданных: «28 июля 1914 г. Штаб корпуса жандармов и Военное министерство телеграфировали в военные округа России о том, что «германские и австро-венгерские подданные, числящиеся на действительной военной службе, считаются военнопленными и подлежат немедленному аресту, а запасные чины также признаются военнопленными и высылаются из местностей Европейской России и Кавказа в Вятскую, Вологодскую и Оренбургскую губернии, а из Сибири – в Якутию»161. В телеграмме в то же время подчркивалось, что «мирно трудящиеся австрийцы и германцы, находящиеся вне подозрения, могут оставаться и пользоваться покровительством наших законов или выехать за границу.

Таким образом, «гражданские пленные» появлялись и в Восточной Сибири. Это германские и австро-венгерские подданные, находившиеся в запасе родных стран, но на момент начала войны длительное время находившиеся в Российской империи. Из Иркутска 274 иностранца было направлено в Енисейскую губернию, Якутскую область и город Балаганск в Иркутской губернии162.

Что касается предпринимательской деятельности интернированных, большинство компаний прекратили работу в первые дни войны из-за ареста или отъезда владельца. В документах АВПРИ есть сведения, что в первый день объявления войны из края выехало 100 германских подданных. Так, закрылись торговый дом «Гейтман и Аурингаммер», кирпичный завод «Силикат» принадлежавший германским подданным Г. П. Бернику и А. А. Гейне163. Работники данных компаний были или призваны на фронт, или вынуждены были искать новое место на государственных предприятиях.

Но выдворить из региона каждую немецкую компанию оказалось невозможно из-за их влияния на экономику края. Российское правительство в годы войны заботилось о контроле над финансовыми операциями и трудовыми ресурсами оставшихся иностранных предпринимателей. А. И. Коробченко отмечает: «12 сентября 1914 г. высочайшим указом введн мораторий векселей в иностранной валюте, 15 ноября 1914 г. — запрещены платежи, выдачи, пересылки или переводы денежных сумм, ценных бумаг, благородных и драгоценных камней неприятельским подданным и учреждениям, находившимся вне пределов России. Министерству финансов поручалось наблюдать за расходованием средств предприятий с участием или принадлежавших неприятельским подданным. Вводились должности правительственных инспекторов, наблюдавших за финансами и количеством нанятых и уволенных с предприятия. Это нарушило ход работы иностранных компаний, которые получали кредиты и товары из-за рубежа»164. Чрезвычайные мероприятия коснулись и фирм, принадлежавших гражданину нейтральной Швейцарии Ю. И. Бринеру, несмотря на принятие им российского подданства ещ в 1890 г. М. Н. Орлов указывает: «Правительственный инспектор назначен в Торговый дом «Бриннер, Кузнецов и К» и горнопромышленное акционерное общество «Тетюхэ». Основанием для этих действий послужила связь акционерного общества «Тетюхэ» с германской фирмой «Арон Гирш и сын». Так, на последнем перед войной собрании акционеров было предъявлено 3818 акций, из которых 3228 принадлежали фирме «Арон Гирш» в Гальбердштадте»165.

Итак, в 1914-1915 гг. российским правительством предпринято наступление на промышленные, промысловые и торговые предприятия, принадлежавшие иностранцам — подданным воюющих с Россией держав. Компании взяты под жсткий правительственный контроль.

Работники предприятий — немцы, австрийцы и турки — мужчины до 45 лет, названные «гражданскими пленными», интернированы и направлены на север Восточной Сибири. Юридически положение интернированных лиц было близко положению ссыльных поселенцев, которым разрешалось работать в сельской местности, однако не все пользовались этим. Подобной интернированным лицам была и группа военнозадержанных — лиц призывного возраста – угнанных с территории стран противника. Число интернированных и военнозадержанных лиц, находившихся в Восточной Сибири и Дальнего Востока было невелико — 5-7 тысяч человек, что гораздо меньше числа китайских, корейских и японских отходников, действовавших в крае. Поэтому эта категория пленных не играла роли как трудовой ресурс для региона.

Таким образом, государство само, высылая иностранных подданных, создало вакуум трудовых рук и оказалось вынужденным заполнять его новыми категориями рабочих. Очевидным и весомым трудовым источником казались военнопленные. Но привлекать их к работам без хотя бы минимальной нормативно-правовой базы было невозможно, поэтому первой задачей, стоявшей перед властями в решении вопроса с трудовыми ресурсами и привлечения военнопленных к труду, стала разработка соответствующих внутригосударственных документов.

Роль труда эвакуированных и депортированных в экономике Восточной Сибири и Дальнего Востока

Помимо военнопленных и интернированных, в Восточной Сибири и на Дальнем Востоке в военный период появились две новые группы населения — эвакуированные и депортированные. В контексте настоящего исследования имеет смысл поставить вопрос о влиянии их на экономику региона, а также действиях российских властей, стимулирующих или ограничивающих использование данных групп населения для решения острой проблемы с трудовыми ресурсами.

Итак, согласно статистическим данным, в период с 1915 по начало 1917 г. в Восточную Сибирь и на русский Дальний Восток прибыло 8 тыс. беженцев и вынужденных переселенцев. Из них на Восточную Сибирь пришлось 6 тыс. и 1,5 тыс. на Дальний Восток246. Первые беженцы появились в России осенью 1914 г, когда во внутренние районы страны потянулись русины, проживавшие в Карпатах, территории освобожднной русской армией в Первой Галицийской операции.

Несмотря на кажущуюся очевидной необходимость поддержки беженцев со стороны властей, на практике она сводилась лишь к помощи в транспортировке и первичном размещении прибывающих эвакуированных и депортированных. Важно и то, что при этом российское правительство, по сути, было инициатором программы переселения беженцев в Сибирь и на Дальний Восток, что подтверждается при анализе принятых нормативных правовых актов. Так, в июне 1915 г. военное ведомство России издало приказ о том, что оставляемая неприятелю территория «должна превратиться в пустыню, очищена от населения и того, что могло составить для врага ценность»247. По линии фронта началось принудительное выселение жителей, чтобы лишить врага трудовых ресурсов.

Летом 1915 г. в Россию устремился поток беженцев, который не был полностью добровольным. Так, депортациям по обвинениям политического и военного характера подверглись отдельные российские (немцы и евреи) и иностранные граждане (подданные Австро-Венгрии)248 . С июля 1915 г. эвакуацией беженцев занялись государственные организации «Северопомощь» и «Югобеженец» под общим руководством командующих фронтов249. 4 августа 1915 г. по инициативе военного министерства было решено разместить беженцев из пограничных во внутренние губернии России250. К середине сентября во внутренние губернии было направлено 750 тыс. беженцев, а в начале 1915 г. маршрутными поездами вывезли на восток свыше 2 000 тыс. человек.

30 августа 1915 г. издан «Закон об обеспечении нужд беженцев», который поставил беженцев под правительственный контроль. «Государственное попечение» о беженцах заключалось в том, что отныне вопросы финансирования возлагались на местную администрацию251. 10 сентября 1915 г. при МВД России было учреждено «Особое совещание по устройству беженцев» - высший совещательный орган в отношении беженцев в России.

Правительственные чиновники сразу же ввели «пайковое» довольствие беженцам. С осени 1915 г. беженцам ежемесячно выдавался продовольственный «паек» в натуральной или денежной форме. Объм «продпомощи» в денежном эквиваленте определялся на октябрь 1915 г. суммой в 20 копеек в день на человека252.

По состоянию на лето 1917 г. численность беженцев, находившихся на содержании российской казны, по мнению специалистов, равнялась 3 000 тыс. человек. На тыловой территории Европейской России было зарегистрировано 2 613 927 человек. Данные РГВИА также указывают, что часть беженцев была на Кавказе, куда с конца 1914 г. поступали вынужденные переселенцы из Турции и Персии, спасаясь от насилия и резни со стороны турок и курдов. На Кавказе числилось 373 533 человека253.

На Азиатскую Россию (Сибирь, Дальний Восток, Средняя Азия) приходилось в конце 1916 г. 114 637 человек, или 3,0% всех беженцев. В Акмолинской области — 31 936 и Томской губернии — 30 005 человек254. Таким образом, в Восточную Сибирь и на русский Дальний Восток беженцев везли немного, пребывание переселенцев ограничивалось Западной Сибирью и территорией современного Казахстана. Следовательно, оказать существенное влияние на рынок труда в регионе приехавшие не могли255.

При отсутствии прямой государственной поддержки беженцы, тем не менее, получали е из сторонних благотворительных организаций, например, созданного 14 сентября 1914 г. «Комитета временной помощи пострадавшим от военных бедствий», находившегося под покровительством великой княжны Татьяны Николаевны. Эта организация получила в обиходе название «Татьянинский комитет» и осуществляла свою благотворительную деятельность до августа 1915 г., пока дело помощи беженцам не перешло в руки правительства.

Руководил «Татьянинским комитетом» А. Б. Нейдгард. Благодаря царской дочери организация получала государственные субсидии, привлекала частные пожертвования и взносы. Осенью 1914 г. Комитет учредил губернские отделения и стал координировать представителей, содействовавших беженцам прифронтовой зоны и внутренних губерний России256. К помощи беженцам привлекался Красный Крест и иные благотворительные организации. Так, с «Татьянинским комитетом» сотрудничали польские национальные общества и «Комитет помощи жертвам войны – евреям». Работа комитета активизировалась весной 1915 г. после Горлицкого прорыва германской и австрийской армиями российских позиций в Галиции.

Национальный состав 320 000 тыс. вынужденных переселенцев в России на конец 1916 г. был таков: «Русские — 54%, поляки — 15,0%, латыши — 10,0%, евреи — 6,4%, литовцы — 2,8%, закавказские беженцы — 12%. При этом важно учесть, что термин того времени «русские» имел обобщенный смысл, обозначая и великорусских уроженцев, и малорусских, и белорусских»257.

С начала 1917 г. в Россию стали прибывать румынские беженцы (в Сибирь вывезли 2 тыс. румын). Осенью 1917 г. из-за наступления немцев в Прибалтике появились беженцы с Северного фронта. В том же году выросло количество ранее эвакуированных людей, нелегально вернувшихся в западные губернии, нарушив запрет самовольно покидать места расселения в тыловых регионах258.

В 1916-1917 гг. женщины, дети и старики составляли большинство беженцев. С весны 1916 г. власти селили приехавших в сельской местности, у крестьян, которым нужна была помощь в сельскохозяйственных работах. В городах устроились только трудоспособные. Внимание также уделялось приютам с детьми, потерявшими при эвакуации родителей. «Татьянинский комитет» с осени 1915 г. постепенно переориентировался на помощь беспризорникам.

С весны 1916 г. началось свртывание политики государственной поддержки беженцев в сочетании с принуждением приехавших к труду в сельской местности тыловых губерний. Тех, кто не хотел работать в сельском хозяйстве, лишали правительственных пособий. Размеры месячных беженских пайков тогда составляли: продовольственного — в среднем до 6 руб., квартирного — 2 руб. в городе и 1,2 руб. на селе в месяц на человека. Вещевое пособие (на одежду и обувь) получали только беженцы, эвакуированные в столицы259.

В течение 1917 г. государство не увеличивало сумму пособия, выделяемого на нужды эвакуированных, но рост цен и инфляция продолжали расти. Между тем, к лету 1917 г. «квартира» в городах России обходилась беженцам от 3 руб., на селе до 4 руб. Цены на продукты питания также выросли в три раза. В результате среди беженцев в России возникли «острое недовольство и брожение», перераставшие в беспорядки. Временное правительство накануне свержения успело ассигновать местным беженским органам «пайковые» на последнюю четверть 1917 г., но опять без индексации норм. За 1915-1917 гг. государство выплатило беженцам 600 млн. руб. С 1918 г. советское руководство прекратило выдачу «пайковых пособий»260. После большевистской революции прежняя государственно-общественная организация беженского дела в течение нескольких месяцев ликвидировалась261.

Использование труда мигрантов в условиях военного времени

В довоенный период государственная политика по поощрению использования труда китайских и корейских мигрантов была обусловлена экономической выгодой, но с началом Первой мировой войны привлечение зарубежных работников стало важным ещ и в межгосударственном отношении — сводить на нет взаимодействие с хранящим нейтралитет Китаем было недальновидно. Этим отчасти объясняется череда уступок законодательных послаблений на использование «жлтого труда». Вместе с тем, увеличение количества мигрантов обострило проблему шпионажа и дезинформации жителей дальневосточного региона о ходе военных действий.

После начала войны и мобилизации в действующую армию миллионов россиян 21 июля 1914 г. Советом Министров Российской империи по инициативе Главного управления землеустройства и земледелия (далее — ГУЗиЗ) было выпущено решение о «временном приостановлении действия запретительного правила о найме в пределы Приамурского генерал-губернаторства и Забайкальской области Иркутского генерал-губернаторства на работы лиц, состоявших в иностранном подданстве»349.

В результате отмены запретов на применение «жлтого труда» на государственных работах в 1914 г. в российской прессе появились статьи, освещавшие вопрос миграции в Россию работников из Китая: «Императорское российское генеральное консульство в Харбине выдат в один день иногда до 150 паспортов китайцам, едущим в Европейскую Россию... Кроме того, усилился спрос на китайских рабочих для рудников, каменноугольных копей и для сельскохозяйственных работ в помещичьих экономиях. Движение китайцев в Россию принимает характер явления постоянного. Несомненно, свив себе в Европейской России гнездо, китайцы хлынут туда массами»350.

Однако двойственность политики России в отношении «жлтого труда» выразилась в том, что, разрешив труд на казнных предприятиях, в августе 1914 г. в Иркутск и Хабаровск по линии МВД был спущен ряд директив по борьбе с китайскими шпионами Германии и Австро-Венгрии. Региональная администрация в лице генерал-губернатора Приамурского края поспешила воспользоваться неразберихой в первые месяцы войны и провела в жизнь намеченные планы. Постановлением за №635 от 23 октября 1914 г. воспрещалось приисковой администрации под страхом уголовного наказания размещать в домах и гостиницах беспаспортных китайцев и корейцев351.

Золотопромышленники, напротив, боролись за допуск к работам мигрантов из Азии. Так, совет съезда Зейских золотопромышленников телеграфировал в МИД, что национальные паспорта китайских рабочих не удостоверяют личности владельцев, поскольку приехавшие свободно обмениваются полученными бумагами. По данным АВПРИ, «Совет съезда золотопромышленников Зейского горного округа ходатайствовал об отмене изданных Приамурским генерал губернатором правил, которые обязывали китайского рабочего сдать визированный национальный паспорт. Предприниматели просили допускать иностранных рабочих по русскому билету на жительство, срок действия которого предлагали продлить на два года»352.

10 ноября 1914 г. комиссия по золотым делам Министерства торговли и промышленности России предложило план по облегчению допуска китайских отходников на золотые промыслы Приамурья. Для этого рекомендовалось создать «Бюро китайских приисковых рабочих», которое бы вербовало китайцев на работу в Россию. Было предложено отменить визирование китайского национального паспорта и разрешить отсрочку в выборке русского годового билета на жительство353.

С 20 по 28 февраля 1915 г. в Николаевске состоялся Х съезд золотопромышленников Приамурского горного округа. Под председательством окружного инженера Приамурского горного округа в заседаниях участвовали: управляющий Николаевской золотосплавочной лабораторией Л. Е. Чумляков, мировой судья Амгунской системы А. А. Чукашев, горный исправник А. М. Казаринов, чиновник по особым поручениям 6 класса при переселенческом управлении И. К. Луполов, горный отводчик Г. Н. Феоктистов, податной инспектор Николаевского участка Е. И. Васильевский, золотопромышленники и их представители: С. А. Ахтамов, С. И. Сарычев, Н. В. Шильников, С. А. Павлов, А. Д. Затонский, В. Д. Поздеев, П. Д. Поздеев, А. С. Масюков, С. П. Кузьмин, К. А. Ким, Г. И. Ланаган и М. И. Хаймович.

Количество голосов на съезде составило 98. Каждый голос формировался на основе добычи золота в горном округе. Каждые 20 фунтов намытого золота в год давали золотопромышленнику один голос. На съезде в феврале 1915 г. из 98 голосов присутствовали предприниматели, распоряжавшиеся 83 голосами. На съезде промышленники обсуждали вопрос хищения золота китайскими рабочими с российских приисков. Отмечалось, что золото скупалось германскими фирмами в Тяньцзине, поэтому предприниматели предлагали:

1) запретить свободное обращение золота в пределах Приамурского генерал губернаторства;

2) повысить цену на золото, принимаемое казнными золотосплавочными лабораториями и Государственным Банком;

3) прекратить выдачу китайцам свидетельств на право покупки золота;

4) вменить в обязанность полицейским чинам задерживать китайцев и изымать золото;

5) выдворять из пределов Империи скупщиков золота;

6) предложить рабочим сдавать золото в приисковое управление354. Увеличение числа китайских чернорабочих на приисках в годы войны повлекло за собой хищение золота.

15 ноября 1914 г. в России был воспрещен вывоз заграницу денег и ценных бумаг, серебра, золота и платины всего на сумму более 500 руб. на каждое лицо с исчислением при том стоимости означенных бумаг по нарицательной цене, а равно серебряных, золотых и иных драгоценных вещей в количестве свыше указанного в ст. 715 Устава Таможенного изд. 1910 года.

Дела о тайном вывозе заграницу ценностей и ценных вещей, на основании отдела 5 вышеозначенного указа подлежало рассмотрению Окружных судов, почему о всяком случае тайного вывоза этих предметов надлежало таможне составлять протокол355.

Согласно Приказа №47 от 26 марта 1915 г. Департамент Таможенных сборов телеграммой за №684 дал знать таможне, что товарищ Министра Финансов допустил выпуск из Российской империи денег, вырученных от привезенного из Китая шлихового золота при условии предоставления лицами, вывозящими деньги удостоверений золотосплавочной лаборатории о том, что вывозимые деньги получены именно за доставленное ими в лабораторию шлиховое золото356.

Военный губернатор Амурской области 2 апреля 1915 года сообщал чинам полиции Амурской области: «Предлагаю установить самое тщательное наблюдение за вывозкой золота за границу и вообще за его пересылкой и перевозкой, имея в виду безусловное исполнение именного указа от 15 ноября 1914 года, распубликованного в № 316 «Собрания узаконений и распоряжений Правительства». Виновных в нарушении правил по означенному предмету немедленно привлекать к законной ответственности, донося об этом мне…. Особенно надлежит наблюдать за китайцами и евреями…..Вместе с тем поручаю немедленно донести мне, сколько было случаев привлечения к ответственности лиц, занимавшихся скупкой золота и отправкой его за границу»357.