Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Формирование повседневного уклада жизни казачества в период колонизации юга Дальнего Востока России в середине XIX - начале XX вв 28
1.1. Становление повседневной жизни казачества в период первоначального заселения Приамурья и Приморья (1854 – 1862) .28
1.2. Формирование уклада казачьей жизни в 1860 – 1880-е гг .45
1.3. Особенности казачьей повседневности на рубеже XIX – XX вв .57
Глава 2. Становление и развитие казачьих обществ в процессе институализации основных сфер повседневной жизни в 1850 – 1910 гг .77
2.1. Община и органы самоуправления в организации повседневной жизни казачьих обществ .77
2.2. Организация и становление казачьей службы .88
2.3. Повседневный быт и ведение хозяйства в казачьих селениях .117
Глава 3. Эволюция духовного мира казачества юга Дальнего Востока России во второй половине XIX – начале XX вв .139
3.1. Роль семьи в воспроизводстве новых поколений казачества .139
3.2. Церковь и система образования в структуре повседневной жизни казачества 152
3.3. Правопорядок на казачьих территориях 163
3.4. Фольклор и праздничная культура в структуре повседневности казачества .179
Заключение .191
Список сокращений .197
Список источников и литературы 198
Приложения .220
- Становление повседневной жизни казачества в период первоначального заселения Приамурья и Приморья (1854 – 1862)
- Община и органы самоуправления в организации повседневной жизни казачьих обществ
- Роль семьи в воспроизводстве новых поколений казачества
- Фольклор и праздничная культура в структуре повседневности казачества
Становление повседневной жизни казачества в период первоначального заселения Приамурья и Приморья (1854 – 1862)
Освоение и заселение территорий Восточной Сибири и Дальнего Востока представляло собой длительный процесс, начавшийся еще в XVII в., продолжавшийся в XVIII и XIX вв. В это время к России были присоединены территории Забайкалья, Якутии, Камчатки, Чукотки, Охотского побережья. Одними из важнейших регионов, не только в экономическом, но и в военно-стратегическом плане являлись Приамурье и Приморье. Их присоединение, начатое в XVII в., было прервано Нерчинским договором 1689 г., по которому левый берег верхнего и среднего течения р. Амура освобождался от русских укреплений, а территории по левую и правую сторону Нижнего Приамурья не были разграничены.
После неудачного завершения Крымской войны 1853-1856 гг., обращение царского правительства к Тихоокеанскому региону было вполне закономерным явлением. Отложение вопроса о присоединении Амура грозило России серьезными геополитическими последствиями, в виде утверждения на восточных окраинах страны конкурирующих держав.
Нерчинский договор запрещал России плавание по Амуру, что затрудняло снабжение продовольствием русских поселений на Камчатке и в Северной Америке, а также их охрану, несмотря на то, что левый берег Амура и весь Южно-Уссурийский край оставались в то время практически не занятыми Китаем. Местное население не зависело от китайских властей. Проникновение русских из соседних областей Иркутской губернии, с промысловыми и торговыми целями, имело эпизодический характер. Но постепенно процесс колонизации Восточной Сибири русскими, рост земледелия, торговли и городов в регионе создали внутренние предпосылки для возвращения Приамурья России. Усиление колониальной экспансии капиталистических стран Западной Европы и США на Дальнем Востоке, начиная с 1830-х гг., создало угрозу интересам Российской империи, что заставило ее активизировать свои действия в регионе. Инициатором правительственных мер в этом направлении был, назначенный в 1847 г. генерал-губернатор Восточной Сибири Н.Н. Муравьев1.
В 1849 г. экспедицией Г.И. Невельского доказана судоходность Амура. С начала 1850-х гг. проходит активное исследование бассейна р. Амур и прилегающих территорий. Летом 1851 г. начала работу Амурская экспедиция. В ее составе были: 240 нижних чинов сибирских войск, 8 офицеров, сотня забайкальских конных казаков, взвод легкой горной артиллерии с двумя офицерами, а также священник и фельдшер. В составе экспедиции были деятельные соратники Невельского: Н.К. Бошняк, Е.Г. Орлов, Н.М. Чихачев, А.И. Воронин, Д.И. Орлов и др. Были развернуты широкие исследования прилегающих территорий, открыты новые бухты и гавани и собраны обстоятельные сведения о коренном населении2.
Тем временем, в Петербурге т. н. «Амурский вопрос» начинает обсуждаться на высшем, правительственном уровне. После получения сведений Г.И. Невельского о независимости гиляков, обитавших на устье Амура, в 1850 г. был созван т.н. «Гиляцкий» комитет. В нем принимали участие: министр иностранных дел, граф Нессельроде, военный министр, князь Чернышев, министр финансов Вронченко, князь Меньшиков, графы Перовский и Берг, тайный советник Сенявин и Муравьев. В этом комитете господствовала позиция Нессельроде, не допускавшая возможности занятия устья Амура. Ярыми противниками освоения территорий на Нижнем Амуре были также, Сенявин и Чернышев3.
На восточных окраинах империи колоссальная территориальная протяженность, потенциальная опасность вступления в конфликт с Китаем или западными державами при отсутствии крупных сухопутных и морских сил в регионе предостерегали от действий столичную бюрократию, поставив под сомнение решение «Амурского вопроса».
Уязвимость державы на крайнем востоке стала очевидной после нападения англо-французской эскадры на Петропавловский пост в 1854 г., располагавшегося на Камчатке. В ходе проигрываемой Крымской войны, доводы Муравьева стали очевидными. Вскоре после смерти Николая Павловича, новый император Александр II вынужден был в срочном порядке решать проблемы по защите державы на восточных рубежах.
Для занятия новых земель, требовалось решить ряд масштабных задач. Н.Н. Муравьев был уверен в том, что усиление военных сил должно быть достигнуто путем значительного увеличения численности войск, в т. ч. казачьих, без чего, по его мнению, не было возможно присоединение новых земель. В 1850 г. Муравьев в своем рапорте доказывал эффективность перехода от серебряного производства к золотому1. Была сделана ставка на зачисление бывших горнозаводских крестьян в казачье сословие, а затем с их помощью предполагалось колонизировать Приамурье.
В 1851 г. было образовано самостоятельное Забайкальское казачье войско (далее - ЗКВ), одной из задач которого было создание плацдарма для последующего заселения и освоения Приамурья. С 1852 г., на Шилкинском заводе шла интенсивная работа по подготовке к первому сплаву по р. Амур. Весь сводный линейный батальон, численностью в 800 чел., был привлечен к работе. Построено 75 барж.
14 мая 1854 г. сводный батальон и дивизион горной артиллерии, отслужив молебен перед иконою Албазинской Божьей Матери, отправились в путь. Впереди плыл на лодке проводник отряда, зауряд-сотник Скобельцин. За ним следовали 20 лодок батальона, затем артиллерийские плоты и баркас генерала. 17 мая флотилия прибыла в Усть-Стрелку, где к ней присоединился сотник Имберг с командой забайкальских казаков. Местность, по свидетельствам участников сплава, по берегам была мало заселена. Враждебных действий не было замечено1. Говоря о военной составляющей Амурских экспедиций М.И. Венюков писал, что «войска брались на всякий случай, как защита от китайцев, а главное – рабочая сила для водворения русских оседлостей»2.
Спешность сплава и строгость, введенная Муравьевым, тяжело отразилась на их участниках: у переселенцев пало, не доплывая до Албазина, более 280 голов разного скота с голоду. Причинами были: практически безостановочное движение и днем и ночью; баржи с сеном часто находились на не приемлемом расстоянии от барж со скотом. После Албазина стали останавливаться для прокормления животных3.
Успех первой военной экспедиции (сплава) в 1854 г. представлял собой важнейшее событие в истории приобретения Амура. Она познакомила русских с берегами судоходной реки и показала ее пригодность для сплавов, удобство и наличие возможности для заселения прибрежных территорий4.
События Крымской войны, особенно нападение англичан и французов на Камчатку послужили важным катализатором активных действий генерал-губернатора Восточной Сибири. Н.Н. Муравьева. Получив известие о нападении вражеской эскадры на Петропавловск, он послал своего адъютанта, есаула Мартынова снять Петропавловский порт и перевести эскадру и все учреждения весною 1855 г. на устье Амура5. Начальником Мариинского и Александровского постов, основанных близ устья Амура, был назначен командир взвода конно-горной артиллерии, штабс-капитан Кузьменко. В его ведении находилась забайкальская сотня, горные орудия и тридцать человек из охотских пеших казаков1.
В 1855 г. в экспедиции по Амуру активно участвовали солдаты 14-го и 15-го линейных батальонов, а также пеший казачий полубатальон и горный дивизион артиллерии. Казачья конная сотня зимовала на о. Сучи, где было учреждено поселение конной казачьей Буреинской сотни. Из войск, по усмотрению начальства, зимой были отделены до 150 человек, для отправки в еще один, Александровский пост2.
Цинские чиновники из Айгуня, тем временем, готовили анонимные прокламации, в которых стремились подорвать авторитет Н.Н. Муравьева. В одной из них, распространявшейся в Амурской области, указывалось на татарское происхождение генерал-губернатора. Содержавшаяся в ней информация имела под собой реальную основу, т.к. родоначальник Муравьевых князь В. Аляповский был татарским мурзой. От двух его сыновей берут начало две знаменитые дворянские фамилии: от Осипа Пущи – Пущины, от Ивана Муравьева – Муравьевы. Однако такая пропаганда была не эффективной в связи с малограмотностью местного населения3.
Быт уже поселенных казаков (в Николаевске и Декастри в 1855 г.) был не менее тяжелым, чем у находившихся в пути. Во время дождливого августа, площадь, на которой был разбит лагерь, превратилась в болото. От сырости люди стали болеть дизентерией и лихорадкой. Вдобавок стала обнаруживаться недостача в продовольствии, припасы находились в Мариинске, ежедневно солдаты полуроты таскали на себе мешки. Все эти обстоятельства изнуряли людей, приводили их в уныние4.
Община и органы самоуправления в организации повседневной жизни казачьих обществ
В жизни общества и отдельного индивида определяющими силами выступают основные институты повседневной жизни. Они формируют определенный тип личности, наиболее востребованный в конкретных экономических, политических, исторических условиях. В то же время, инициатива отдельных людей способна оказывать существенное влияние на развитие общественных институтов через административную политику, проводимую региональным и местным руководством.
Социальный статус казачьего сословия непосредственно отражался на его функциональных свойствах. Воины и земледельцы в одном лице, несли обязательную военную службу, предусматривающую различные статусы в отношении несения текущих воинских повинностей, а также наделялись земельными наделами на правах владения.
Главными общественными институтами для казачества являлись: институт службы, семьи, системы самоуправления, церкви. Базовыми категориями, определявшими правовое и фактическое положение казаков, являлись: служебный разряд, поземельные отношения, повинности.
Особенностями развития дальневосточного казачества были: полисословность структуры; несформированность духовных и ментальных основ; малочисленность воинских подразделений при огромной зоне ответственности; нахождение в инородном, восточноазиатском окружении, накладывавшем культурный отпечаток; существование в короткий исторический промежуток времени.
Начальным ядром казачества Дальнего Востока являлась служилая, а не вольная часть казаков. В следствие этого, продолжительное время здесь не наблюдалось противостояния казачества и государства, которое было характерно для Европейской части страны1.
Базовым институтом казачьего социума с момента его зарождения в XV в. являлась община, соседская, затем территориальная. Она обеспечивала выживание ее членов в далеке от основных заселенных территорий страны, на неосвоенных землях и вблизи военных противников. Казачья община переняла многие черты традиционной крестьянской общины, также была крайне устойчивой, особенно на первичном, хозяйственно-бытовом уровне отдельных селений. В то же время община контролировалась командным составом и войсковым начальством различного уровня, возникал симбиоз современных административных и древних общинных принципов управления казачьим социумом.
Специфический характер в войсках, где станицы и поселки были закреплены за отдельными воинскими подразделениями имел принцип «братства» сослуживцев. Военная служба сформировала и особую систему социальных связей – «односумство», или полчанские отношения. В итоге, дружба мужей-сослуживцев переносилась на их жен, еще более усиливая коллективистские начала социальной организации2.
Общинные традиции определяли не только хозяйственные, но и ментальные основы дальневосточного казачества. Община-мир в их представлениях была особым сакральным центром, объединяющим всех и вместе с тем требующим полного подчинения и повиновения. В отличии от внешнего мира она была для казаков олицетворением порядка и закона3.
В рассматриваемый период в казачьем обществе, в т. ч. на Дальнем Востоке играли очень важную роль коллективизм, стремление к равенству, отсутствие четких представлений о неприкосновенности собственности. Поэтому мероприятия осуществляемые региональными органами власти по консервации традиционного уклада жизни соответствовали интересам казаков. Они сохраняли архаические формы труда, характерные для многовековой истории общины1.
Деятельность общины на практике, заключалась не только в коллективистских формах труда и взаимовыручки, но и деятельности органов самоуправления, вызванных к жизни общинной организацией казачества. Одной из главных составляющих системы самоуправления был институт сходов. На сходах казаки рассматривали все вопросы внутренней жизни станичного населения, выносили приговоры. Они избирали и освобождали атаманов, других чиновников органов самоуправления, устанавливали размер жалования учителям, писарям, решали земельные и финансовые вопросы, представляли к награждению отличившихся станичников. Станичные сходы, правления и атаманы обладали некоторыми карательными функциями, рассматривали материалы дознаний на односельчан, допустивших проступки, принимали решения о наложении общественного порицания, направляли дела в суд.
Повседневное управление в каждом станичном обществе составляли: станичный (хуторской) сбор, станичный атаман, правление и станичный суд2. Станичный сбор формировался на основе избирательного права. К выборщикам предъявлялись высокие требования, устанавливался возрастной, имущественный и половой ценз. Избирательных прав лишались лица, не достигшие 25 лет, состоящие под следствием или судом, отданные под надзор общества по решению суда. Местные законодательства вводили свои ограничения избирательных прав. В УКВ рекомендовано было не избирать в число выборщиков лиц, не пользующихся земельными угодьями и не имеющих оседлости3.
Представляющий на сходе начальник участка или заменяющий его станичный атаман делал отметку против решенного вопроса, кратко излагая содержание принятого сходом решения. После, на основании этой отметки, станичным писарем составлялся приговор, который обязательно читался полному составу схода во всеуслышание и следовал к собственноручной подписи всех присутствующих на сходе. Часто за отсутствием мужа фигурировала на сходах его жена1.
В рамках внутреннего самоуправления, общественные должности соответствовали служебным, что говорит о большом внимании к самоорганизации сообществ государственных органов. Служба станичных и сельских начальников, назначаемых по усмотрению бригадных и батальонных командиров из благонадежных урядников и казаков, засчитывалась наравне с полевой. За свою службу они получали полное содержание, присвоенное нижним чинам. 72 положения об АКВ гласит: «станичному или сельскому начальству подчиняются все жители станицы или селения, а равно все посторонние люди, там проживающие. В отношениях своих к лицам служащим они действуют с властью частных военных офицеров, а к отставным и разночинцам с правами земских заседателей»2.
Рядовые казаки и нижние чины, для решения собственных проблем были вынуждены обращаться сначала в нижестоящие, первичные инстанции, затем в последующие. Просьбы и заявления о льготах при наряде подавались казаками в станичное правление, проверялись на достоверность данных. Проект очередного списка предъявлялся станичному сходу, состоявшему не менее чем из половины имеющих право голоса и утверждался 2/3 голосов присутствующих. Затем предоставлялся список в полковой или полубатальонный штаб3.
Пореформенные преобразования 1870-1871 гг., в ходе которых станицы и пос. приравнивались к волости и сельскому обществу, а прежние сотенные и батальонные управления ликвидировались, носили, скорее формальный характер, не разрушив основ сословной обособленности казачества. Разделение судебной и административной властей больше декларировалось, чем осуществлялось на деле1.
С момента зарождения казачества ключевую роль в жизни войскового сословия играл институт атаманства, обусловленный принципом единоначалия, одним из краеугольных в любом военном сообществе. Он представлен войсковыми, станичными, поселковыми, хуторскими атаманами, обладавшими богатым опытом военной, в т. ч. боевой службы.
В положении о станичном атамане УКВ было записано: «…атаман должен отличаться безукоризненным поведением, заботливостью к общественным интересам и хозяйству. В сношении со всеми должен быть вежливым и хладнокровным и, как блюститель законности, знать хорошо требования»2. Однако фактический подбор атаманов оставлял желать лучшего, особенно в первые годы существования войск. Албазинские станичные атаманы, отец и сын Богдановы – редкий случай, для первых лет существования АКВ, нахождения на атаманских постах потомственных казаков, соответсвующих всем основным требованиям.
К атаманам предъявлялись более строгие требования, нежели к строевым офицерам. Атаман не мог обойтись без общего и военного образования, высокой осведомленности о делах населения, хозяйственной хватки, высокого авторитета в казачьей среде.
Роль семьи в воспроизводстве новых поколений казачества
Одним из наиболее важных общественных институтов дальневосточного казачества, во многом отличавшего амурских и уссурийских казаков от населения других войск страны была семья. На это повлияли сложности в формировании огромного населения, часто набираемого из самых различных социальных элементов. Также соотношение полов в детородном возрасте, в большинстве случаев было в пользу мужчин.
Поливариантность формирования населения войск приводила к необходимости формирования целостной, в духовно-ментальном плане общности казаков. Институт семьи играл первостепенную роль в воспитании и обучении потомственных казачьих детей, воспроизводивших затем новые поколения представителей войскового сословия.
У казачества в середине XIX в. в регионе существовали два основных типа семьи: малая и неразделенная. Малые семьи включали в себя супругов с детьми или без детей. Неразделенные семьи состояли из двух или более брачных пар1. Как правило, в семьях было по несколько детей. Сыновья, женившись, не один год жили совместно. Отделялись семьей молодые только после постройки собственного дома. С младшим из сыновей доживали жизнь родители. Совместная жизнь детей с родителями играла также воспитательную роль2.
В первый период заселения Приамурья и Приморья, с середины 1850-х гг. до 1862 г. была сделана ставка на переселение прежде всего семейных казаков, а также проводились мероприятия для увеличения количества браков среди холостых и молодежи. Задачу быстрого создания крупной массы населения могло обеспечить только массовое семейное переселение. В декабре 1863 г. военный губернатор Амурской области Н.В. Буссе писал о необходимости недопущения переселения в область холостых переселенцев, особенно женщин, которые по его словам «приносят один лишь вред…»1.
Позже, на третьем этапе заселения региона, руководящий состав делал ставку на крупные семьи переселенцев, стремясь количественно и качественно укрепить местное казачество. Например, при заселении Николаевского станичного округа АКВ в 1901-1903 гг. преимущество отдавалось кубанским и оренбургским казакам, т. к. их семьи были достаточно большими (до 25-30 человек)2. Многочисленные домочадцы представляли, прежде всего, дополнительные рабочие руки, затем потребителей, требующих продовольствия, бытовых условий, обмундирования и прочих благ.
В целом в казачьих округах женщины по отношению к мужчинам составляли 85%, в крестьянских волостях – 90%. Первоначально в Уссурийском казачьем округе мужское население превышало женское в два раза: муж. – 13378, жен. – 62763. Еще больший гендерный дисбаланс в УКВ объясним тем, что в Уссурийском крае превалировал освоенческий тип заселения территорий, здешние земли были известны русским первопроходцам еще меньше, чем Приамурье. Неизведанность края, значительная нехватка кадров для размещения приводили к тому, что для налаживания повседневного семейного быта часто не оставалось места.
Нехватка женщин приводила к многочисленным бракам представителей русского народа с представительницами бурятского и тунгусо-маньчжурского этносов. Гуранство – явление, характерное для ЗКВ, было представлено и усилено в составе дальневосточных казачьих войск, зачастую формируя смешанный (метиский – европиоидов и монголоидов) антропологический тип местного народонаселения.
Процессы естественного воспроизводства населения постепенно приводили к балансу его демографическую структуру. В 1886 г. численность казачьего населения Амурской области составляла 18 189 чел., из них 9594 муж. и 8595 жен. пола1. В 1897 г., в Албазинской станице проживало 786 чел. (407 муж. и 379 жен.), в Поярковской 837 (404 муж. и 433 жен. пола); в станице Радде 529 чел. (272 и 257). В поселке Константиновском 746 жителей (392 муж. и 354 жен. пола); Верхне-Благовещенском 461 (227 и 234); Игнатьевском проживал 691 человек (362 и 329)2.
Соотношение мужчин и женщин на территории АКВ к 1912 г. было следующим: в Албазинском станичном округе – 800:835; в Игнашинском – 774:805; в Черняевском – 663:663; в Екатерининском округе – 1486:1464; а в Николаевском – 2592:2233; в Екатерино-Никольском – 2163:2023 и в Михайло-Семеновском – 4435:3973. Всего же – 21 289:19 7143. В четырех из семи округов мужское население преобладало над женским и в начале ХХ в. В течение нескольких десятилетий гендерное соотношение меняется в пользу женского пола, однако заметный перевес лиц мужского пола сохраняется, лишь за исключением Игнашинского и Албазинского станичных округов АКВ. См. приложение № 9.
В УКВ к 1897 г. относительно выравнивается гендерное соотношение населения. Так, по данным Первой всеобщей перепеси населения число жителей Платоно-Александровской станицы составляло 642 чел. (350 муж. и 292 жен.). В Полтавской станице проживал 471 чел. (245 муж. и 226 жен.). А в пос. Лончаковском – 476 (236 муж. и 240 жен.). Пос. Венюковский имел население в 352 чел. (193 муж. и 159 жен.). Всего войсковых казаков: 5211 муж. и 4743 жен. В Уссурийской казачьей округе был один из лучших областных показателей по количеству детей до одного года: 276 мальчиков и 285 девочек, всего 561 ребенок1. В демографической сфере включались естественные регуляторы, что периодически выражалось в большем количестве рождавшихся девочек.
Стесненный в снабжении продовольственными и непродовольственными товарами офицер, а тем более рядовой не мог содержать на иждивении большого количества домочадцев. Что затрудняло вступление в брак молодого казачьего офицера, особенно, прибывшего к месту службы за тыс. верст. Так же к семейному быту не распологал образ жизни служилого казака, обладавшего лихим нравом, значительную часть времени проводившего на военных постах, кордонных линиях и т. д. Обычно в составе семьи было от 1 до 3 детей. Большим числом детей успевали обзавестись старшие, по возрасту и званию, нежели молодые офицеры, недавно начавшие прохождение службы.
На восточных окраинах страны, вдалеке от основных центров культуры, в условиях создания функционирующих домашних хозяйств, часто отличным от других регионов Российской империи был фактический статус женщины-казачки, отличавшийся большей самостоятельностью.
Благодаря преобладанию в казачьей среде малой семьи, состоящей из одной брачной пары, роль женщины в доме, особенно во время отсутствия мужа по долгу службы возростала многократно2. Участие женщины в ведении хозяйства наравне с мужчиной, рождало в ней чувство уверенности в своих силах, самостоятельности, независимости, т.е. порождал качества, которые не свойственны женщине в патриархальном обществе3. Подобные явления особенно часто наблюдались в период военных конфликтов.
Одна из главных функций казачки в семье заключалась в воспитании и первичной социализации детей, как девочек, так и мальчиков. Проводя рядом с детьми большую часть своего времени женщины, гораздо более набожные нежели мужчины, вкладывали в сознание подрастающего поколения базовые ценности. Являясь носителями бытовых и культурных традиций отдельных семей, казачки также передавали историческую память о собственном роде, войске и казачестве в целом детям и подросткам. Некоторые из них, например А.Н. Дорохина, В.П. Пугачева (Сенотрусова), оставили ценные бытописания, воспоминания.
Казачки, ответственные за обустройства дома, поддержание гармоничного характера всего домохозяйства, могли себя проявить в декоративно-прикладном искусстве. Патриархальные нормы не запрещали женщинам быть представленными на различных общественных мероприятиях. Так, на Амурско-Приморской сельскохозяйственной и промышленной выставке 1899 г. похвальным отзывом комитета выставки были отмечены иконописные работы Анны Веселовской из Казакевичевой станицы УКВ1.
В процессе ежедневного труда женщины опирались на принципы коллективной, общинной взаимопомощи. Казачки объединялись не только для посадки огородов, но и в период заготовки сена. «Я, хоть и небольшая была (А.Н. Дорохина – В.Т.), а в памяти осталось: казак прискакал на верховом коне, с красным флажком на пике, крикнул что-то, и отец сразу бросил работу, поймал строевую лошадь и поскакал в правление. А в это время метали зарод, тут сразу же подошли старики и женщины с ближайших покосов и помогли дометать»2. Общинная традиция «круговой поруки», проявлялась в коллективной взаимопомощи на уровне повседневного быта.
Фольклор и праздничная культура в структуре повседневности казачества
Изначально слово «ментальность» вошло в научный оборот как понятие, определяющее глубинный уровень массового сознания, коллективные представления людей, их образ мыслей. Психологический подход фиксирует в ментальности сознательные мыслительные процессы и действия людей в совокупности с бессознательным, существующим на уровне социальной психологии. В более широком социокультурном значении ментальность – устойчивое духовно-историческое явление культуры, образа жизни людей, заданное языком, традицией, воспитанием, религией, исторической общественной практикой2.
Менталитет казаков, его своеобразие, в основе имеет ментальность русского народа. Под влиянием природной среды и геополитических факторов сложился противоречивый ментальный тип русских: с одной стороны – широта души, удаль, щедрость, с другой – расточительство, разгул, беспечность, слабая самодисциплина и чувство личной безответственности. Основополагающими началами в формировании коллективного характера русского народа выступали социокультурные институты – монархическая власть, общинная организация на местах, церковь. Под их влиянием в сознании народа закладывались устойчивые религиозные и харизматические идеалы, чувства коллективной ответственности и соборности, поощрялись честность, бескорыстность, скромность, совестливость, уважительное отношение к старшим и власти1.
Помимо специфических ментальных характеристик, присущих русскому народу, необходимо отметить и общечеловеческие качества, проявляющиеся в условиях адаптации, зачастую выживания в новых условиях. Что еще более актуально в условиях этноконфессионального взаимодействия, при образовании и развитии дальневосточных казачьих войск. Например, не всегда казакам была присуща щедрость, наоборот, многие современники отмечают скупость представителей войскового сословия. Однако последняя черта была обусловлена главным образом не ментальными установками поведения, а тяжелыми бытовыми условиями в казачьих селениях.
Другая важнейшая черта местных жителей – предприимчивость, получившее заметное развитие вследствие занятия рискованным земледелием и подверженности многим природным стихиям в неизведанных до этого местах. Но развитию предпринимательской активности противостояла иерархия и муштра войсковой организации, не предполагавшая инициативу в качестве важной ценности и поведенческой установки. Преуспевали в этом деле казачье офицерство, особенно его верхушка. Тем не менее, мы находим достаточное количество примеров, чтобы утверждать о высоком уровне развития предпринимательства, особенно в золотодобывающей отрасли, торговле, охоте, лесном и других промыслах.
При изучении духовности представителей дальневосточного казачества выявлены многоуровневые устойчивые доминанты сознания. На уровне общественной психологии в казачестве как части русского народа сформировались такие черты, как смелость, честность, вольнолюбие, природная смекалка, дисциплинированность и исполнительность. Одновременно с этим закладывались дуалистические качества: отсутствие инициативы, склонность к авантюре и бесчинствам1.
Центральное место в картине мира казачества занимали ценности воинской доблести, а также историческая память о боевой славе предшественников. События XVII в. находили свое отражение в казачьем фольклоре. Например, в известной «Песне о битве под Кумарским острогом», воспевающей победу отважных казаков над маньчжурским войском.
«По утру рано-ранешенько,/Ровно 25 человек/На Амур славну реку,/ Неводочками шелковыми/Рыбу свежую ловить…/Из-за ручья глубокого/ Выкатилось знамечко/Большое Богдойское;/И знамя за знаменем идет;/И рать за ратью валит;/То идет багдойский князец…/Побежал Богдойский князец/ Со своими силами/Прочь от острогу…»2.
Поэзия отваги и героизма, тематика войны, жизни и смерти, являлись центральными для казачьего фольклора, благодаря чему буквально все боевые заслуги дальневосточных казаков были воспеты в стихотворениях и песнях, в т. ч. и оборона Де-Кастри («Амурская песня»). «Ну, ребята, не бояться,/Англичанам не поддаться./Ружья, пушки загремели, /Англичаны заревели./Мы в охотку попалили,/Назад в казармы отвалили»3.
А.Б. Карпов в своем произведении – «В память 50-летия службы Амурского казачьего войска», тридцатистрофном гимне, в поэтической форме описал главные этапы становления войска, основные занятия казаков и бытовые проблемы. «Племя за племенем, гольды, тунгусы/Слали покорно вам дань,/Замерла сила Дайцинского царства/Дрогнул Айгуньский амбань…/Падал ваш скот, ваши пашни топило,/Хаты сносило водой;/Почту гоняли вы… плавили баржи…/ Службу несли чередой!/Но проминула пора та лихая,/Сжились с бедой казаки,/И расцвели за станицей станица/Вдоль по Амуру реке»1.
Не мог он обойти стороной участие амурцев в двух военных кампаниях, завершившихся до момента написания гимна в 1908 г., которые для молодого казачьего войска, еще не знавшего крупных войн, составили собственную боевую славу, память о которой всячески пытались запечатлить и сохранить для памяти потомков.
«С края родимого вы до Мукдена/Гнали его (маньчжура – В.Т.) пред собой!/Кончились битвы… Со славою сотни/В край возвратились родной./Но не успели на нивах родимых/И отдохнуть казаки,/Как из-за моря японец коварный/Двинул на русских полки»2.
В фольклорном стихотворении «Амурские казаки», посвященном также полувековому юбилею войска, основное внимание уделено переселению забайкальских казаков и созданию нового войска. «Ровно полвека мы царскую службу/Верой и правдой несли./Молвил нам царь из-за гор Забайкалья/Светлой отвагой в груди,/Смело мы двинулись в дебри Амура/С храбрым вождем впереди…»3.
Издавая сборники песен и стихов, высшее казачье командование стремилось укрепить в них официальную версию о верноподданническом казачьем характере и чрезмерной любви казаков к своим командирам, а также запечатлить славные подвиги удалого казачества1.
Не только знаменательные исторические события, и славные деяния, свидетели которых еще были живы, описаны в песнях и других поэтических произведениях. Современные грозные события также фиксировались для памяти потомков. Например, в одной из песен времен Первой мировой войны.
«Из тайги, тайги дремучей,/От Амура, от реки,/Молчаливой, грозной тучей/ На войну шли казаки…/Эх, Амур, страна родная,/За тебя мы постоим/Волнам Рейна и Дуная/Твой поклон передадим!... /Дружно в бой, на вражью силу,/Нам идти пришла пора!/С нами вместе атаманы/Урала, Дона и Днепра»2.
Походные песни являлись важной частью фронтовой повседневности, были призваны поддерживать боевой дух рядовых и офицеров. Писались они в момент подъема патриотических настроений в начале военных компаний. Для значительного числа неграмотных и малограмотных казаков песни обладали большой информационной насыщенностью, давали воину самые необходимые исторические и культурные знания.
Фольклор, представляет собой наиболее ценный, содержательный плод массового художественного творчества, с помощью которого мы можем судить о ценностных установках, а также об исторических представлениях казаков. С.В. Максимов и Н.И. Пржевальский, отмечали, что песня здесь редкое явление. Но А.И. Коваленко объясняет данное наблюдение трудными, изнурительными условиями жизни казаков на новом месте. По мере создания собственной истории укреплялась и песенная традиция, вызванная необходимостью воспеть мужество и героизм казаков при освоении края и защите рубежей3. Трудовые подвиги первых казаков-переселенцев нашли свое достойное отражение в песенном фольклоре.