Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Исследовательская программа и методы ее осуществления 29
1.1 Методологическая основа и методы реализации исследования 29
1.2 Крещеные калмыки Средневолжско-Уральского региона в историографии 50
1.3 Характеристика источниковой базы 74
Основные выводы 92
Глава 2. Административное устройство и военная служба калмыков Ставропольского калмыцкого войска в XVIII - начале 40-х годов XIX в 94
2.1 Российская политика христианизации калмыков в Волжском калмыцком ханстве. Образование Ставропольского калмыцкого войска 94
2.2 Социальные процессы и структурирование управления в Ставропольском калмыцком войске во второй половине XVIII в... 137
2.3 Поиск путей совершенствования управления ставропольскими крещеными калмыками в условиях демографического спада первой половины XIX в 174
2.4 Военная и пограничная служба как способ интеграции калмыков в российское общество 188
Основные выводы 239
Глава 3. Процесс аккультурации и социально-экономической адаптации крещеных калмыков в XVIII - начале 40-х годов XIX в 244
3.1 Землеустройство и землепользование как элемент политики аккультурации 244
3.2 Миссионерская деятельность РПЦ и «буддистское инакомыслие» крещеных калмыков 274
3.3 Школьное образование как воплощение идеи имперской аккультурации властной элиты: достижения и просчеты 299
3.4 Организация медицинской службы: народное целительство и внедрение европейских практик 316
Основные выводы 330
Глава 4. Консолидация крещеных калмыков в составе Оренбургского казачьего войска (середина XVIII - середина XIX вв.) 334
4.1 Оказачивание и христианизация оренбургских калмыков (середина XVIII - первая половина XIX вв.) 334
4.2 Межведомственные тяжбы вокруг земель калмыцкой команды Оренбургского казачьего войска (30-е годы XIX века) 359
4.3 Присоединение ставропольских калмыков к Оренбургскому войску - организация переселения 382
Основные выводы 397
Глава 5. Адаптация калмыков в южно-уральских степях и проблема сохранения этнической идентичности (вторая половина XIX - первая четверть XX в.) 400
5.1 Интеграция калмыцких переселенцев в оренбургское казачье сообщество 400
5.2 Двоеверие и конфессиональная организация оренбургских калмыков-буддистов 413
5.3 Движение к религиозной и национальной консолидации оренбургских калмыков в период кризиса и разрушения имперской государственности (первая четверть XX в.) 444
Основные выводы 472
Заключение 475
Список сокращений 487
Список использованных источников и литературы
- Крещеные калмыки Средневолжско-Уральского региона в историографии
- Социальные процессы и структурирование управления в Ставропольском калмыцком войске во второй половине XVIII в...
- Школьное образование как воплощение идеи имперской аккультурации властной элиты: достижения и просчеты
- Межведомственные тяжбы вокруг земель калмыцкой команды Оренбургского казачьего войска (30-е годы XIX века)
Введение к работе
Актуальность темы исследования. Аккультурация национальных меньшинств, сформировавшихся в результате миграций, как и сохранение их этнической и конфессиональной идентичности — феномен глобального, мирового значения1. Многообразие и многоликость этнических групп предполагают индивидуализацию подхода к их изучению. Формирование правового механизма взаимодействия с ними требует со стороны государства учета экономической ориентированности, исторических, конфессиональных, социальных и культурно-бытовых особенностей каждой из них. Поучительный опыт интеграции полиэтнического населения в общеимперский социум накоплен Россией в дореволюционный период. Уже сам факт ее двухсотлетнего существования как многонациональной, поликонфессиональной и поликультурной целостности может служить примером для большинства европейских государств, столкнувшихся с проблемами интеграции эмигрантских диаспор в исторически сложившуюся у них социокультурную среду. Национальная политика российских властей носила вариативный, часто ситуативный характер. Даже в рамках одного региона с разнородным этническим составом могли применяться различные стратегии выстраивания отношений. Одним из таких вариантов является политика российского правительства в отношении крещеных калмыков, по его воле переселенных в Среднее Поволжье и на Южный Урал.
Актуализации этноисторических исследований способствует общественный интерес к истории народов России, особенно в национальных республиках и регионах с компактным проживанием крупных этнических групп. В частности, он проявляется в стремлении выйти за рамки национально-территориального образования и представить историю народа в единстве с его диаспорами, возникшими в силу сложных исторических коллизий: войн, добровольных и принудительных переселений.
Изучение российской имперской политики аккультурации инородческого населения восточных и юго-восточных окраин — перспективное и успешно развивающееся направление историографии. История крещеных калмыков, проживавших в XVIII — первой четверти XX века в Средневолжско-Уральском регионе, как неотъемлемая составляющая данного направления привлекает научной новизной и многоаспектностью подлежащих исследованию проблем. Осмысление названной проблематики позволяет глубже освоить отечественный исторический опыт управления и «удержания» в едином пространстве культурно гетерогенных территорий, выявить прикладные технологии властвования, позволившие Российской империи стабильно просуществовать несколько веков, а также учесть совершенные на этом пути ошибки и просчеты.
1 В социологической теории «аккультурация» используется для описания как процесса контактов между различными культурами, так и результата подобных контактов. Как процесс аккультурация может заключаться либо в прямом социальном взаимодействии, либо в подверженности влиянию других культур через средства массовой коммуникации. Результатом такого контакта выступает либо адаптация, либо ассимиляция (Социологический словарь/Н. Аберкромби, С. Хилл. М., 2000. С. 4).
Объектом исследования выступает этническая группа крещеных калмыков, проживавших в Среднем Поволжье и на Южном Урале в середине 30-х годов XVIII — первой четверти XX в.
Предметом исследования является проводившаяся в отношении крещеных калмыков указанного региона имперская политика аккультурации и проблема сохранения данным сообществом этнической идентичности в середине 30-х годов XVIII — первой четверти XX в.
Хронологические рамки исследования охватывают период с 1736 по 1926 г. При их определении в качестве ориентиров учитывались как датировка нормативных актов, так и фактические события, повлиявшие на принятие значимых правительственных решений или указывающие на завершение исследуемого процесса (верхняя дата). Для обоснования причинно-следственных связей проводятся экскурсы в предшествующие исторические периоды.
Выбор нижней границы временного диапазона обусловлен принятием правительственного решения о выводе крещеных калмыков из Волжского калмыцкого ханства и компактном поселении их на «внутренней окраине» Российской империи. Его законодательным воплощением следует считать Указ Коллегии иностранных дел от 5 июля 1736 г., согласно которому начальник Комиссии башкирских дел А. И. Румянцев должен был представить сведения о подходящей территории для поселения крещеных калмыков. Образование в 1920 г. на Нижней Волге, в прикаспийских степях, Автономной области калмыцкого трудового народа и переселение на ее территорию калмыков из других районов страны определили выбор верхней хронологической границы. В 1926 г. на постоянное жительство в Калмыцкую область из Оренбургской и Челябинской губерний была отправлена последняя партия оренбургских калмыков.
Избранные хронологические рамки включают почти весь имперский период российской истории и восемь лет советского, послереволюционного периода. С установлением Советской власти принципиально изменился подход к национальной политике. Образование национальных автономий — округов, областей, республик — противопоставлялось унитарности и русификаторским устремлениям имперского правления. Однако для изучаемой нами группы калмыков, как и для всего калмыцкого народа, настоящее расставание с империей произошло не в революционном 1917 г., а только в первой половине 1920-х гг., когда в низовьях Волги была образована Калмыцкая автономная область, в которую затем переселились калмыки из других регионов России, в том числе и с Южного Урала.
Территориальные рамки исследования. Процессы и события, описываемые в диссертационном исследовании, охватывают большое пространство Евразии. В восточной части пути миграции калмыков проходили от Западной Монголии и Китая (Джунгарии) до низовьев Волги и Дона. На западе в составе русской армии калмыки в XVIII — начале XX в. побывали во многих странах Европы. С конца 1730-х годов калмыцкие этнические поселения с казачьим военно-административным устройством были образованы сначала на Средней Волге, а затем западнее Оренбурга, возле реки Самары, в районе Новосергиевской и Сорочинской крепостей. Первое из них, Ставро-
польское, было преобразовано в Ставропольское калмыцкое войско. Второе калмыцкое поселение располагалось в Бузулукском уезде Оренбургской губернии. Проживавшие в нем калмыки состояли казаками Оренбургского казачьего войска. В связи с упразднением в 1842 г. Ставропольского войска ставропольские калмыки вошли в состав Оренбургского войска. Как и бузулукские калмыки, они были переведены на войсковую территорию в Новолинейный район (Верхнеуральский, Орский и Троицкий уезды Оренбургской губернии) и расселены среди русских казаков.
Целью исследования является анализ имперской политики аккультурации национальных меньшинств на примере истории этнической группы крещеных калмыков, которые в XVIII — первой четверти XX в. проживали в Среднем Поволжье и на Южном Урале, и выяснение в этом контексте факторов сохранения данной группой этнической идентичности в условиях инокультурного окружения.
Достижение поставленной цели потребовало решения ряда задач:
выделить основные периоды имперской политики аккультурации по отношению к этнической группе крещеных калмыков;
рассмотреть эволюцию административного устройства крещеных калмыков в процессе образования и развития Ставропольского калмыцкого войска;
исследовать военную и пограничную службу ставропольских крещеных калмыков в аспекте их интеграции в российское общество;
охарактеризовать землеустройство и землепользование ставропольских крещеных калмыков в контексте имперской политики аккультурации;
проанализировать процесс вовлечения ставропольских крещеных калмыков в социокультурное пространство империи посредством внедрения школьного образования, медицинской службы и миссионерского воздействия Русской православной церкви;
изучить причины и условия переселения и адаптации ставропольских калмыков на землях Оренбургского казачьего войска в 1840-х — 1890-х гг.;
проанализировать результаты адаптации калмыков в Оренбургском казачьем войске к началу XX в.;
выявить факторы, позволившие оренбургским калмыкам сохранить свою этническую идентичность в 1-й четверти XX в.
Методологическая, источниковая и историографическая основы исследования этнической группы крещеных калмыков Средневолжско-Уральского региона рассмотрены в первой главе диссертации.
Основные положения, выносимые на защиту:
1. Имперская политика аккультурации, проводившаяся в отношении обособленной этнической группы крещеных калмыков в течение XVIII — первой четверти XX в., была направлена на их интеграцию в российское социокультурное пространство за счет достижения следующих целевых показателей: 1) православной христианизации, которая рассматривалась в качестве критерия духовной благонадежности; 2) эффективного использования военного потенциала крещеных калмыков; 3) приобщения их к оседлости и земледелию, которые позволили бы крещеным калмыкам содержать себя самим и исполнять воинскую повинность без до-
полнительных расходов со стороны государства. Учитывая изменения путей и способов достижения этих целей со временем, процесс двухвекового пребывания крещеных калмыков под прессом политики аккультурации может быть рассмотрен в качестве последовательной смены двух больших периодов. Первый период, который условно можно назвать ставропольским (1736—1842), был содержательно связан с образованием калмыцких этнических поселений с казачьим военно-административным устройством. Деятельность имперских властей была направлена главным образом на привлечение калмыков к несению военной службы и создание необходимых для этого условий. Основанием для выделения второго, Оренбургского, периода (1842—1920) послужило упразднение Ставропольского калмыцкого войска и переселение крещеных калмыков в станицы Оренбургского казачьего войска. На этом этапе власть фактически перестает учитывать этнокультурные особенности калмыков-казаков, а оседлость и земледелие становятся не просто желательным, а обязательным условием их адаптации к российскому социокультурному пространству. Отказ от этого подхода стал возможен только в 1920 г., а к 1926 г. оренбургские калмыки окончательно переселились в Калмыцкую автономную область.
2. Выбор административно-политических путей и способов имперского управления крещеными калмыками в XVIII — первой половине XIX в. определялся в контексте целенаправленной государственной политики хозяйственной колонизации территории Среднего, Нижнего Поволжья и Южного Урала. Продвижение здесь российских интересов осложнялось противодействием со стороны Волжского калмыцкого ханства. Прочную основу для распространения российского влияния правительство полагало обеспечить посредством крещения калмыцкой элиты. Когда стало очевидным, что наиболее влиятельным претендентом на ханский престол, способным привести калмыков к согласию, является приверженец буддизма, российские власти решили отступиться от своих первоначальных замыслов и вывести крещеных калмыков за пределы Волжского ханства. Поселенные на Средней Волге крещеные калмыки составили особую этническую группу — ставропольских калмыков. На начальном этапе (1736—1744) поселение крещеных калмыков имело монархическую форму правления и организационно-правовое устройство, копировавшее государственные порядки Волжского ханства. Переходу ко второму этапу (1745—1803) предшествовало пресечение династии Тайшиных и передача Ставропольского поселения в ведение оренбургского губернатора. На этом этапе существенно расширяется аккультурационное воздействие Империи на военно-административное устройство и систему общественных взаимоотношений крещеных калмыков. Поселение преобразуется в иррегулярное войско с коллегиальным правлением. Реформы последнего периода истории Ставропольского калмыцкого войска (1803—1842) были направлены на регламентацию исполнения калмыками военной повинности и комплектование тысячного полка. Однако реализация Положения 1803 г. без учета реальных людских и материальных ресурсов, а также в условиях противоречий между военной и гражданской администрациями региона негативно сказывалась на развитии Ставропольского войска. В итоге в 1842 г. последовал указ о его упразднении,
ознаменовавший отказ от политики выстраивания специализированных административных структур, ориентированных на крещеных калмыков.
-
Главной повинностью крещеных калмыков была воинская казачья служба. До 1815 г. она выражалась не только в охране государственных границ и исполнении полицейских обязанностей внутри страны, но и в участии в войнах с Пруссией, Швецией и наполеоновской Францией. Длительное взаимодействие в боевых условиях с русскими солдатами и казаками, подчинение калмыцких контингентов армейским офицерам оказывали сильное аккультурационное влияние на мировоззрение калмыков. Однако впоследствии, в условиях дальнейшей модернизации русской армии, для властей становилась все более очевидной неэффективность сохранения Ставропольского калмыцкого полка как отдельного воинского подразделения. В 1830-е годы командиры Оренбургского корпуса стали обращать внимание правительства на неудовлетворительный уровень военной подготовки служилых калмыков, отсутствие военного образования и боевого опыта у командного состава, а также на неукомплектованность Ставропольского калмыцкого полка. Отмеченные недостатки в итоге дали повод для расформирования как самого полка, так и всего Калмыцкого войска. После присоединения ставропольских калмыков к Оренбургскому войску вплоть до 1917 г. они исполняли воинскую повинность совместно и на общих основаниях с оренбургскими казаками. Это был важный шаг в развитии имперской политики аккультурации крещеных калмыков, направленный на их полное «оказачивание».
-
Политика аккультурации крещеных калмыков предусматривала их переход к оседлому образу жизни и занятиям земледелием. В связи с этим изначально калмыки обеспечивались избыточными по сравнению с крестьянским населением земельными наделами, земледельческим инвентарем, вводилась общественная пашня, только по особому разрешению допускались поселения среди калмыков русских крестьян. После отставки в 1758 г. губернатора И. И. Неплюева последовательное административное воздействие на калмыков в сфере землеустройства и землепользования было свернуто. В результате основной доход калмыцкой семьи стал складываться из неконтролируемой сдачи в долгосрочную аренду войсковых земельных угодий, а поголовье скота резко сократилось. Низкая хозяйственная активность войсковых жителей и отсутствие стимулов к ее проявлению давали повод правительству к обоснованию экономической нецелесообразности дальнейшего сохранения Ставропольского войска как хозяйствующего субъекта. После присоединения к Оренбургскому войску в силу административного нажима и ограниченного 30-ю десятинами казачьего надела земледелие становится реальной основой калмыцкого хозяйства. Это было важным результатом имперской политики аккультурации в отношении крещеных калмыков.
-
Образование этноконфессиональной общности ставропольских крещеных калмыков произошло в результате целенаправленной миссионерской деятельности Русской православной церкви (миссии Н. Ленкеевича, А. Чубовского). Однако в целом православие оставалось для изучаемой этнической группы духовно чуждым вероучением, формальная принадлежность к которому определялась главным обра-
зом материальными мотивами. По мере утверждения казачьих порядков и потери бывшей калмыцкой знатью былого могущества находившиеся на нелегальном положении буддийские священники становились не просто тайными духовными, но и народными лидерами ставропольских калмыков. Под их влиянием уже в XVIII в. сложился социальный феномен вероисповедной идентичности ставропольских крещеных калмыков, заключавшийся в тщательно скрываемой приверженности к тибетскому буддизму (ламаизму). Отчужденность от соседнего русского и «инородческого» населения способствовала укоренению этого феномена, создав мощную внутреннюю преграду для дальнейшего продвижения имперской политики аккультурации в отношении крещеных калмыков. Эта преграда не была преодолена даже после их расселения среди оренбургских казаков в середине XIX — 1-й четверти XX в.
-
Восприятию ставропольскими крещеными калмыками русской культуры должна была способствовать внедряемая в их среду система школьного образования, призванная воспитывать лояльных подданных. Получение образования, в первую очередь детьми знатного происхождения, стимулировалось возможностью последующего поступления на службу в Войсковую канцелярию. Владение русским языком и грамотой стало обязательным условием для замещения командных должностей. Однако для основной массы калмыцких детей школьное образование оставалось недоступным, и в этом заключался главный ограничитель развития имперской аккультурационной политики на данном направлении. Школу, а после ее закрытия уездное училище посещали в основном сыновья войсковых чиновников и тех немногих зажиточных калмыков, которые были в состоянии оплачивать содержание своих детей в Ставрополе в учебный период. В результате школьное образование не способствовало изменению этнической идентичности крещеных калмыков, а выполняло лишь прикладную функцию — обеспечивало Ставропольское войско усвоившими русскую грамоту чиновниками. После присоединения ставропольских калмыков к оренбургскому казачеству изучаемая этническая группа потеряла право на специализированные образовательные учреждения, что усилило потенциал аккультурационного воздействия на нее посредством широко внедряемого школьного образования казачьего образца.
-
Медицина как социальный институт поддержания телесного здоровья у ставропольских крещеных калмыков практиковалась как через народное целитель-ство сведущими буддийскими духовными лицами, так и назначенными правительством войсковыми лекарями — дипломированными специалистами, использовавшими методы европейской школы врачевания (для чего в Ставрополе были устроены госпиталь и аптека). Важным направлением аккультурационного воздействия являлось медицинское просвещение калмыков и их народных целителей: с этой целью на калмыцкий язык переводились соответствующие руководства и наставления. Несомненным достижением проводимых в области здравоохранения мероприятий служит зафиксированное к концу 1830-х гг. увеличение калмыков пожилых возрастов. Однако процесс вовлечения ставропольских калмыков в социокультурное пространство империи посредством внедрения медицинской службы в услови-
ях сохранения отдельного Калмыцкого войска не смог переломить ситуацию демографического спада, что заставило власть в начале 1840-х гг. поставить вопрос о необходимости более кардинального аккультурационного воздействия, которое было реализовано в середине XIX — 1-й четверти XX столетия в рамках Оренбургского казачьего войска.
-
К началу 40-х годов XIX в. для региональных и центральных властей стала очевидной нецелесообразность сохранения Ставропольского калмыцкого войска в качестве отдельного военно-административного образования. Малочисленность ставропольских крещеных калмыков, удаленность войсковой территории от пограничных линий, неукомплектованность Ставропольского калмыцкого полка, нерациональное хозяйственное использование войсковых земель, наметившийся демографический спад предопределили издание 24 мая 1842 г. указа о причислении ставропольских калмыков к оренбургскому казачеству. С этого времени начинается второй период имперской аккультурации крещеных калмыков, предусматривавший стирание их этнической обособленности и растворение в русскоязычной казачьей среде. В процессе проведенного в сжатые сроки переселения калмыки потеряли значительную часть перегоняемого скота. Сразу после распределения по станицам, не обладая к тому же необходимыми навыками, они были вынуждены немедленно заняться домостроительством и земледелием. В результате перевода в Оренбургскую губернию и расселения небольшими группами в станицах Новолинейного района совместно с русскими казаками бывшие ставропольские крещеные калмыки как представители особого национального войска лишились всех прежних привилегий. Их благосостояние, складывавшееся прежде из занятия скотоводством и денежных поступлений от сдаваемых в аренду земельных угодий, теперь обеспечивалось земледельческим трудом. Тяжелые физические нагрузки в периоды полевых работ, непривычные условия жизни в замкнутом пространстве казачьих подворий негативно отразились на здоровье первых калмыцких переселенцев и сокращении их численности до 15% от первоначального уровня. С точки зрения аккультурационного давления процесс переселения стал для крещеных калмыков беспрецедентным испытанием, потребовавшим ради выживания приспособления к стандартам жизни оренбургского казачьего сообщества.
-
Процесс хозяйственной и культурной адаптации калмыков в оренбургском казачьем сообществе завершился к началу XX в. К этому времени несколько замедлилось сокращение калмыцкого населения. Выросли поколения калмыков, получивших образование в станичных школах. Калмыцкая молодежь овладела навыками устной и письменной русской речи. Казаки-калмыки назначались на ответственные войсковые должности. Сильное аккультурационное воздействие на оренбургских калмыков оказывало участие в общественной жизни казачьих станиц и совместная с русскими казаками военная служба. Вместе с тем оренбургские калмыки не утратили своей этнической самобытности. Они продолжали общаться между собой на калмыцком языке, крайне редко вступали в межэтнические браки, скрытно продолжали исповедовать буддизм (ламаизм), который их духовные лидеры использовали для обоснования присущей им идентичности.
10. В первой четверти XX в. оплотом духовного, национального и культурного единства для оренбургских калмыков служила законспирированная буддийская община. Хувараки были воплощением не только духовного (религиозно-нравственного), но и общественного лидерства. Их авторитет строился на сакральной вере рядовых калмыков, не посвященных в таинства культа, в сверхъестественные способности своих духовных наставников. Этнической и религиозной замкнутости оренбургских калмыков содействовали культурно-бытовая отчужденность от русских соседей и пренебрежение к организации среди них миссионерского просвещения со стороны Оренбургской епархии РПЦ. Длительная изоляция оренбургских казаков-калмыков от религиозных центров буддизма в России и за рубежом способствовала складыванию в их общине обособленной системы религиозного обучения и воспитания, основанной на начетничестве. Наличие у оренбургских калмыков тайной религиозной организации позволило им после принятия в 1905 г. Указа о веротерпимости развернуть движение за право на смену вероисповедания, а после февраля 1917 г. — за создание отдельного национального поселка. Объединение российских калмыков в общей автономии было осуществлено волевым решением Советского государства в 1920 г. Оно, несомненно, отвечало национальным интересам оренбургских калмыков. Однако с обретением новой родины стирались условия для поддержания их групповой идентичности, фиксировавшейся в инокультурной среде в категориях этничности и вероисповедания (оренбургские крещеные калмыки).
Научная новизна диссертации. Крупная научная проблема имперской аккультурации, являющаяся базовой для понимания внутренней сути Российской империи, впервые рассматривается в контексте политики по отношению к крещеным калмыкам. Работа является первым исследованием, в котором этническая группа крещеных калмыков, в XVIII — первой четверти XX в. проживавших в Среднем Поволжье и на Южном Урале, выступает в качестве самостоятельного объекта изучения.
Соискателем проанализированы характерные черты и особенности эволюции всех основных механизмов имперского аккультурационного воздействия на крещеных калмыков: от административно-политических и переселенческих до специфического землеустройства и землепользования, организации своеобразной системы школьного образования, медицинской службы и миссионерской деятельности Православной церкви. Тем самым на калмыцком примере выявлены прикладные технологии властвования, позволившие Российской империи стабильно просуществовать несколько веков, удерживая в едином пространстве культурно гетерогенные территории. В работе реконструирован колоссальный двухвековой социально-экономический и социокультурный эксперимент над целой этноконфессиональной группой, проанализированы причины его проведения, ход реализации и итоги. Проведенное исследование позволило через региональный материал выйти на существенно новые выводы по проблеме имперской политики аккультурации (ее характер, динамика, вектор развития).
На основании проведенного исследования сделан теоретический вывод о том, что для Империи актуальной являлась проблема не полной смены, а только определенной, хотя и весьма существенной трансформации «культурного кода» своих
«инородческих» подданных в сторону большей лояльности и большей приспособленности к внутрироссийским стандартам жизнеустройства. В 1920-х гг. Калмыцкая автономия получила в лице оренбургских калмыков грамотных в нескольких поколениях, привыкших к оседлости и земледельческому труду граждан, которые, оставаясь калмыками, не мыслили себя вне русского культурного пространства. Новизна исследования заключается в объяснении причин и обстоятельств сохранения оренбургскими калмыками этнической идентичности при одновременном существенном изменении их социокультурных характеристик в сторону сближения с русским миром. Для решения этой фундаментальной задачи были выявлены просчеты, допущенные имперскими властями в процессе проведения аккультурацион-ных мероприятий, показана роль религиозного фактора, традиционного народного самосознания и этнической обособленности калмыков в рамках существования в иноязычной, инокультурной казачьей среде.
Диссертационное исследование проведено на основе главным образом архивных документов, большинство из которых впервые введено в научный оборот.
Научно-практическая значимость исследования обусловлена возможностью и целесообразностью использования его результатов.
Теоретический и фактический материал, выводы диссертации вносят вклад в решение таких научных проблем, как содержание и эволюция отечественной эт-ноконфессиональной политики, способы сохранения этнической идентичности национальными меньшинствами Российской империи, а также в развитие научных направлений: социальная история, история российской государственности, история калмыцкого народа, история казачества, история Урал о-Поволжского макрорегиона.
Позитивный и негативный опыт российской политики в имперский период в отношении национальных меньшинств, к числу которых относились крещеные калмыки, на современном этапе может учитываться при формировании концепции и правовых механизмов регулирования межнациональных отношений.
Результаты диссертационного исследования могут быть использованы при написании обобщающих работ по истории государственного регионального управления, военной, конфессиональной истории, истории школьного образования и здравоохранения в дореволюционной России. Они также могут быть применены в учебном процессе, в преподавании ряда самостоятельных и специальных учебных дисциплин и при разработке учебно-методических материалов историко-этно-графических, культурологических и краеведческих курсов.
Апробация работы. Основные положения диссертации раскрыты автором в 40 научных публикациях: двух монографиях, двух томах сборника документов и материалов и в 36 статьях, из которых 16 опубликованы в ведущих научных рецензируемых журналах, рекомендуемых ВАК. На монографии вышел ряд положительных рецензий. Исследовательский проект по теме диссертации был поддержан грантом Российского гуманитарного научного фонда и Правительства Оренбургской области1. По итогам соответствующего конкурса исследование автора по те-
1 Проект РГНФ 09-01-81101а/у.
матике диссертации было удостоено диплома Лауреата премии Губернатора Оренбургской области в сфере науки и техники за 2011 год. Положения и выводы диссертации прошли апробацию на международных, всероссийских, региональных конференциях в Санкт-Петербурге, Оренбурге, Уфе, Челябинске, Элисте. Разработан и с 2012 г. читается спецкурс «Политика аккультурации этноконфессиональных меньшинств в Российской империи» для студентов исторического факультета Оренбургского государственного педагогического университета; в русле исследования разработана тематика курсовых, спецсеминарских и дипломных работ.
Структура диссертации выстроена с учетом хронологии представленных материалов и логики их изложения. Она состоит из введения, пяти глав, заключения, списка сокращений, списка использованных источников и литературы, приложений.
Крещеные калмыки Средневолжско-Уральского региона в историографии
Выбор административно-политических путей и способов имперского управления крещеными калмыками в XVIII - первой половине XIX вв. определялся в контексте целенаправленной государственной политики хозяйственной колонизации территории Среднего, Нижнего Поволжья и Южного Урала. Продвижение здесь российских интересов осложнялось противодействием со стороны Волжского калмыцкого ханства. Прочную основу для распространения российского влияния правительство полагало обеспечить посредством крещения калмыцкой элиты. Когда стало очевидным, что наиболее влиятельным претендентом на ханский престол, способным привести калмыков к согласию, является приверженец буддизма, российские власти решили отступиться от своих первоначальных замыслов и вывести крещеных калмыков из пределов Волжского ханства. Поселенные на Средней Волге крещеные калмыки составили особую этническую группу - ставропольских калмыков. На начальном этапе (1736-1744) поселение крещеных калмыков имело монархическую форму правления и организационно-правовое устройство, копировавшее государственные порядки Волжского ханства. Переходу ко второму этапу (1745-1803) предшествовало пресечение династии Тайшиных и передача Ставропольского поселения в ведение оренбургского губернатора. На этом этапе существенно расширяется аккультурационное воздействие Империи на воєнно-административное устройство и систему общественных взаимоотношений крещеных калмыков. Поселение преобразуется в иррегулярное войско с коллегиальным правлением. Реформы последнего периода истории Ставропольского калмыцкого войска (1803-1842) были направлены на регламентацию исполнения калмыками военной повинности и комплектование тысячного полка. Однако реализация Положения 1803 г. без учета реальных людских и материальных ресурсов, а также в условиях противоречий между военной и гражданской администрациями региона, негативно сказывалось на развитии Ставропольского войска. В итоге в 1842 г. последовал указ о его упразднении, ознаменовавший отказ от политики выстраивания специализированных административных структур, ориентированных на крещеных калмыков.
Главной повинностью крещеных калмыков была воинская казачья служба. До 1815 г. она выражалась не только в охране государственных границ и исполнении полицейских обязанностей внутри страны, но и в участии в войнах с Пруссией, Швецией и наполеоновской Францией. Длительное взаимодействие в боевых условиях с русскими солдатами и казаками, подчинение калмыцких контингентов армейским офицерам оказывали сильное аккультурационное влияние на мировоззрение калмыков. Однако впоследствии, в условиях дальнейшей модернизации русской армии, для властей стала все более очевидной неэффективность сохранения Ставропольского калмыцкого полка как отдельного воинского подразделения. В 1830-е годы командиры Оренбургского корпуса стали обращать внимание правительства на неудовлетворительный уровень военной подготовки служилых калмыков, отсутствие военного образования и боевого опыта у командного состава, а также на неукомплектованность Ставропольского калмыцкого полка. Отмеченные недостатки в итоге дали повод для расформирования как самого полка, так и всего Калмыцкого войска. После присоединения ставропольских калмыков к Оренбургскому войску вплоть до 1917 г. они исполняли воинскую повинность совместно и на общих основаниях с оренбургскими казаками. Это был важный шаг в развитии имперской политики аккультурации крещеных калмыков, направленный на их полное «оказачивание».
Политика аккультурации крещеных калмыков предусматривала их переход к оседлому образу жизни и занятиям земледелием. В связи с этим изначально калмыки обеспечивались избыточными по сравнению с крестьянским населением земельными наделами, земледельческим инвентарем, вводилась общественная пашня, только по особому разрешению допускались поселения среди калмыков русских крестьян. После отставки в 1758 г. губернатора И.И. Неплюева последовательное административное воздействие на калмыков в сфере землеустройства и землепользования было свернуто. В результате основной доход калмыцкой семьи стал складываться из неконтролируемой сдачи в долгосрочную аренду войсковых земельных угодий, а поголовье скота резко сократилось. Низкая хозяйственная активность войсковых жителей и отсутствие стимулов к ее проявлению давали повод правительству к обоснованию экономической нецелесообразности дальнейшего сохранения Ставропольского войска как хозяйствующего субъекта. После присоединения к Оренбургскому войску, в силу административного нажима и ограниченного 30 десятинами казачьего надела, именно земледелие становится реальной основой калмыцкого хозяйства. Это было важным результатом имперской политики аккультурации в отношении крещеных калмыков.
Образование этноконфессиональной общности ставропольских крещеных калмыков произошло в результате целенаправленной миссионерской деятельности Русской православной церкви (миссии Н.Ленкеевича, А.Чубовского). Однако в целом православие оставалось для изучаемой этнической группы духовно чуждым вероучением, формальная принадлежность к которому определялась главным образом материальными мотивами. По мере утверждения казачьих порядков и потери бывшей калмыцкой знатью былого могущества, находившиеся на нелегальном положении буддистские священники становились не просто тайными духовными, но и народными лидерами ставропольских калмыков. Под их влиянием уже в XVIII в. сложился социальный феномен вероисповедной идентичности ставропольских крещеных калмыков, заключавшийся в тщательно скрываемой приверженности к тибетскому буддизму (ламаизму). Отчужденность от соседнего русского и «инородческого» населения способствовала укоренению этого феномена, создав мощную внутреннюю преграду для дальнейшего продвижения имперской политики аккультурации в отношении крещеных калмыков. Эта преграда не была преодолена даже после их расселения среди оренбургских казаков в середине XIX - 1-й четверти XX вв.
Социальные процессы и структурирование управления в Ставропольском калмыцком войске во второй половине XVIII в...
Образование калмыцких поселений в Среднем Поволжье и на Южном Урале, как и само появление крещеных калмыков-казаков, стало возможным в результате сближения двигавшихся навстречу друг другу цивилизаций - европейской в лице Московского царства и кочевой азиатской, представленной последней крупной волной переселенцев -ойратами, или калмыками, - выходцами из Западной Монголии (Джунгарии).
Временные территориальные потери, которые понесла Россия в начале XVII в. на западных рубежах, компенсировались расширением российских владений в Западной Сибири. К острогам, построенным в последнее десятилетие XVI в. на берегах Тобола, Иртыша и Оби, в 1604 г. добавился возведенный по просьбе томских татар, Томский острог, впоследствии ставший центром одноименного уезда. В это же время в Прииртышье наблюдаются скопления калмыцких кочевий - торгоутов и дербетов.
Отток значительной части калмыков с исторической родины -Джунгарии - и их движение в пределы России исследователи объясняют комплексом связанных между собой причин: 1) недостатком пастбищных территорий в Джунгарии конца XVI в., обусловленным ростом общего поголовья скота у ойратских тайшей и территориальными потерями в результате их военных неудач; 2) обострением междоусобной борьбы между отдельными феодальными кланами, а также и в среде самих тайшей одной династии за перераспределение пастбищ и улусов, наследственными спорами и пр.; 3) стремлением калмыцких тайшей иметь стабильные вольные рынки для обмена и торговли с соседними оседлыми народами . Начальной датой добровольного вхождения калмыков в состав Русского государства по праву считается 1609 г., когда в крепостном сибирском городке Таре предводимая тайшей Хо-Урлюком 50-тысячная группировка торгоутских калмыков принесла присягу на подданство России. Позднее их примеру последовали представители других калмыцких сообществ: дербетов, хошоутов и тех же торгоутов. Миграция калмыков на Запад завершилась в 30-90-е гг. XVII в. их расселением в степных просторах по берегам Яика (Урала), Волги (от Астрахани до Самары) и в Придонье. На этой территории образовалось Волжское калмыцкое ханство131. Историки разных времен с редким единодушием отмечают положительное значение для России размещения калмыков в малозаселенном Волжско-уральском регионе. Соседние тюркоязычные и северокавказские народы, многие из которых пользовались покровительством Османской империи, враждебно восприняли появление новых пришельцев. Конфликтуя с казахами (киргиз-кайсаками), ногайцами, крымскими и кубанскими татарами, калмыки оттягивали на себя силы кочевников, промышлявших грабительскими набегами на приграничные русские селения. Однако и для самого Московского царства выстраивание дипломатических отношений с калмыцкими правителями осложнялось отсутствием правовых гарантий обеспечения достигнутых договоренностей. В первой половине XVII в. калмыки часто нарушали все посольские обычаи без каких-либо мотивов. Б.А. Азнабаев, изучавший порядок прохождения службы уфимских служилых людей, счел нужным заметить, что назначение в калмыцкие улусы ими воспринималось «если и не как наказание, то, по крайней мере, как признак явного нерасположения со стороны начальства»132.
К середине XVII в. определилась правовая модель взаимоотношений России с калмыками, которая получила юридическое закрепление в шертях - договорных записях, заключенных калмыцкими правителями лично или через доверенных лиц в 1655, 1657, 1661 и в последующие годы. Безусловно, рассчитывать на равноправные союзнические отношения с могущественной Русской державой калмыкам не приходилось, но им, на наш взгляд, удалось закрепить максимально выгодные для себя условия. Статус территории, населенной калмыками, определялся как Калмыцкое ханство. Сами же калмыки, согласно шертной записи 1657 г., должны были «быть в вечном подданстве и послушанье». Они также брали на себя обязательства «государевой службы»: участвовать в ратных делах, не вступать в связь с неприятелями России, не воевать с подданными царя и не грабить их . Таким образом, за Калмыцким ханством был закреплен статус государства в составе России, отношения с которым строились на договорной основе.
Однако наличие письменных обязательств не служило для калмыцких тайшей препятствием к их нарушению. Дореволюционные исследователи Г.И. Перетякович, В.Н. Витевский и др. отмечали, что правители калмыков по отношению к России продолжали держать себя совершенно независимо, свободно ведя сношения с Китаем и Тибетом, и не прерывали связей с Джунгарией, откуда приходили к ним и уходили с Волги тысячи кибиток. Опустошительным набегам со стороны калмыков подвергались как русские поселения, так и владения народов, признавших себя подданными русского царя: башкир, ногайцев, татар. В одном из донесений говорилось: «Города воюют, села и деревни жгут, ногайские улусы разоряют и в полон емлют»134. Особенно частыми подобного рода инциденты становятся с приходом к власти хана Аюки (1670-1724). Почитаемый в Калмыкии как выдающийся полководец и искусный дипломат, Аюка неоднократно давал клятвы на верность и послушание русскому правительству, но это не мешало ему при всяком выгодном для себя случае нарушать их. В 1674 г. он отказался идти в поход на Крым, в следующие два года дозволил калмыкам безнаказанно нападать на русские поселения, грабить и уводить в плен их жителей. В 1681, 1683 гг. воинственный калмыцкий правитель вместе с восставшими башкирами участвовал в разгроме русских и черемисских сел в Казанском и Уфимском уездах и на Волге .
Разбойные нападения возглавляемых Аюкой калмыков на подданных русского царя не следует объяснять часто незаслуженно приписываемым степным кочевникам вероломством. Скорее, это была защитная реакция калмыцкого правителя на все более усиливавшееся влияние России в Нижневолжском регионе и оказываемое с ее стороны давление. Кроме того, у хана Аюки были основания для личных обид. Он надеялся, что за оказанную калмыками военную поддержку в ликвидации восстания стрельцов в Астрахани, в преследовании предводительствуемых К. Булавиным бунтовавших донских казаков всегда сможет рассчитывать на военную помощь русских союзников. Но, когда случай представился и калмыцкий хан в 1715 г. после разгрома его войска Кубанскими татарами вынужден был бежать в Астрахань, его просьба о посылке русского войска и артиллерии астраханскими воеводами была отклонена.
Постоянное беспокойство русского правительства вызывали непрекращавшиеся калмыцкие грабительские набеги на российские поселения в низовьях Волги и Яика. Распространение среди калмыков православия должно было способствовать их «умиротворению» и переводу в инородческое военное сословие. Ключевая роль в осуществлении этой задачи отводилась РПЦ. Однако приступить к принудительной христианизации калмыков, как это имело место в отношении народов Сибири и Урала, исповедовавших язычество, по ряду причин было невозможно. Во-первых, к этому времени национальной религией калмыков становится буддизм тибетского толка (в дореволюционной России именуемый ламаизмом - С.Д.)136; во-вторых, царское правительство нуждалось в военной помощи и содействии калмыков в охране южных и юго-восточных рубежей Русского государства; в-третьих, прямое давление в таком важном для любого правителя вопросе, как выбор государственной религии, мог быть воспринят как грубое вмешательство во внутренние дела и посягательство на власть с непредсказуемыми, но при любом раскладе негативными для России последствиями. Поэтому на начальном этапе восприятие калмыками православия могло носить единичный и, скорее всего, пусть не всегда осознанный, но добровольный характер.
Школьное образование как воплощение идеи имперской аккультурации властной элиты: достижения и просчеты
Отправленный майором Шевичем в Сорочинскую крепость эскадрон гусар застал на переправе до 2 тыс. калмыков, вновь пытавшихся уйти в Башкирию через реку Самару. Подвергшиеся атаке гусар калмыцкие мятежники, бросив скот, багаж и оставив немало пленных, отдельными группами стали пробиваться к Новомосковской дороге. 8 мая у деревни Трай, на реке Ток, они наткнулись на отряд полковника Шепелева. В бою калмыки потеряли 300 человек убитыми. С наступлением сумерек с подветренной для противника стороны они подожгли степную траву и тем самым сумели избежать полного поражения. Убегая от гусар, которых они посчитали за авангард высланного из Оренбурга большого отряда, калмыки вышли к деревне Мустафино, где их уже поджидал капитан Квашнин-Самарин. Его отряд преследовал мятежников на протяжении 15 верст, захватил 140 человек в плен, отбил много скота, лошадей и 3 знамени. Потеряв еще более 200 человек убитыми, калмыки рассеялись по степи. Некоторые из них сумели перебраться за Новомосковскую дорогу и уйти в Башкирию, но большинство возвратились к местам кочевок и под предводительством своего атамана Ф. Дербетева продолжали нападать на селения по Самарской линии.
16 мая 1774 г. подполковником И.Л. Мильковичем был получен ордер с предписанием направить «для уговору и увещеванию» в отряд Дербетева и к калмыкам, сумевшим прорваться через Московскую дорогу в Башкирию за реку Дёму, надежных и верных властям калмыков «чтоб они, в должное повиновение обратясь, возвратились на прежнее их кочевье». Бывшим мятежникам обещали не только освобождение от наказания, но и возвращение всех прежних прав и даже вспомоществование. В случае согласия мятежные калмыки должны были передать ближайшим воинским командам бежавших вместе с ними яицких казаков260.
Видимо, на калмыков из отряда Ф. Дербетева увещевания не произвели должного впечатления. Их усмирение было поручено майору К.И. Муфелю. Для ускорения преследования Муфель выделил отряд из 30 драгун и 210 яицких казаков. Командовал отрядом артиллерийский поручик B.C. Байков. 23 мая 1774 г. в бою у речки Грязнухи (приток Большого Иргиза), Байков разбил мятежников и захватил в плен 193 человека. В их числе оказался и сам калмыцкий атаман Ф. Дербетев, который вскоре умер от полученных ран261.
Крепости по Самарской и Оренбургской пограничным линиям превратились в сборочные пункты для пленных и добровольно сдавшихся ставропольских калмыков. К середине июня 1774 г. их было собрано 3 539 человек262. Прекращение военных действий в южной части Оренбургской губернии позволило калмыцким старшинам приступить к ходатайству о возвращении крещеных калмыков на войсковую территорию в их прежние жилища. Так, упоминавшееся выше донесение надзирателя улусов Л. Торгоутского и сотника В. Чадана оренбургскому губернатору Рейнсдорпу от 16 июля 1774 г. завершалось коллективной просьбой: «И вовсю нашу от домов отлучку пононе, так испроелись, что у многих, а особливо у вдов и сирот, ни одной лошади не осталось и претерпевают с малолетними детьми сущий голод и впредь чем питаться не знаем; чего ради все вышедшие от дербетевского злого сборища калмыки с женами и детьми, а также вдовы и сироты слезно вас просили, дабы мы до вашего высокопревосходительства съездили и об отпуске в домы наши просьбу употребили»263.
Современная историография не располагает обобщающей статистикой о количестве калмыков, осужденных следственными комиссиями к телесным и другим видам наказаний. Критериями к осуждению служили степень участия и опасность совершенных деяний. Так, 12 сентября Оренбургская секретная комиссия вынесла решение по делу «взбунтовавших и оставивших самовольно свое поселение ставропольских калмыков хорунжего и депутата Павла Крашенинникова, рядовых: сына его Ивана, Бориса Гендерши, Дементия Дамбы, Анисима Оная, Тихона Оноева и Никиты Дамбы». В вину им ставилось то, что им было известно о кончине императора Петра III. Но вместо исполнения присяги, данной на верность Екатерине II, они, уверившись в утверждении квартирмейстера Ф. Дербетева, что якобы злодей Пугачев - истинный государь, слепо последовали за своим предводителем. Однако члены Комиссии сочли возможным обвиняемых в государственной измене калмыков освободить от наказания, указав: «Но как они, во время сей измены, никому никакого зла не произвели, и в сражениях против верных ее Императорскому Величеству {войск не участвовали - С. Д.) и, на последок, узнав свое заблуждение, отстали от своего бунтовавшего сонмища и явились сами собою в Самаре, члены Комиссии сочли возможным обвиняемых в государственной измене калмыков освободить от наказания»264.
После окончания следствия не признанных злостными государственными преступниками ставропольских калмыков отправляли на прежнее поселение в Ставрополь. Здесь они вновь давали присягу на верность Ее Императорскому Величеству и определялись на службу.
Переход большей части ставропольских калмыков на сторону Пугачева, их участие в кражах, грабежах и разбойных нападениях на состоятельных соседей, не осталось безнаказанным, правительство как бы наложило на Ставропольское войско коллективную контрибуцию, отбирая у калмыков их главное богатство - лошадей и скот. При рапорте от 23 июля 1774 г. ставропольский комендант, полковник Отто де-Марин представил в Оренбургскую секретную комиссию «Ведомость, коликое число после бежавших воров-калмык отставшего их скота было собрано и из оного в раздаче значит под сим». Комендант разъяснял, что раздача сначала производилась его предшественником, секунд-майором, князем Чегодаевым, а затем была им продолжена в соответствии с указом Казанской секретной комиссии (февраль 1774 г.) и ордером генерала А.И. Бибикова от 25 марта того же года. Из ведомости следует, что после бегства калмыков было собрано и роздано «разным помещикам и прочим людям за разграбленный скот»: лошадей и жеребят - 436, коров - 3832, телят - 434, овец - 5628, ягнят - 935265.
Межведомственные тяжбы вокруг земель калмыцкой команды Оренбургского казачьего войска (30-е годы XIX века)
Умелые наездники, зоркие и внимательные разведчики и отчаянные рубаки, калмыки заслужили немало хвалебных отзывов со стороны армейского начальства. Даже сам Апраксин, отмечая их ратные заслуги, писал: «Я обойтись не могу об отменной храбрости сразившихся казаков, калмыков и гусар {чтобы - С.Д.) не донести» . По возвращении в Ставрополь, к родным очагам, калмыцких воинов ждало денежное вознаграждение: им было назначено «за три месяца не в зачет жалование по три рубля каждому» . Не были обойдены вниманием и войсковые офицеры. Все они в ближайшее время были повышены в звании, а их предводитель, войсковой судья П. Торгоутский, «за показанную во время башкирского замешания службу и при армии в прошедшую с прусаками кампанию и на линии» 28 апреля 1759 г. был произведен в войсковые полковники» .
Война с Пруссией явилась суровой проверкой реальных возможностей СКВ выделять и обеспечивать воинские контингенты, исходя из потребностей, определяемых центральной властью. Кампания показала, что установленный еще в 1745 г. ежегодный норматив призыва на летнюю линейную службу 300 человек, в зависимости от ситуации может быть значительно увеличен. В то же время направление калмыков в дальние продолжительные походы требовало значительных дополнительных затрат, покрыть которые в силу неплатежеспособности самих калмыков могла только государственная казна. Так, уже к концу 1757 г. в Ставропольском полку вследствие падежа стала ощущаться острая нехватка лошадей. На их покупку П. Торгоутский просил Военную коллегию выделить его подчиненным дополнительное жалование. Из-за неукомплектованности лошадьми терялся всякий смысл содержания калмыков в действующей армии, особенно после того, как они были выведены с театра военных действий в глубокий тыл. По этой причине на роспуске оренбургских нерегулярных полков (команд), сформированных из башкир, мишарей, ставропольских калмыков и казанских татар, настаивал подполковник Уваров. Он предлагал из каждой команды отобрать по сто всадников, а остальных «отпустить в их жилища, дабы не было казне напрасного убытка» .
Во второй половине XVIII в. во всех казачьих войсках была введена единообразная система отчетности. 2-3 раза в год в Военную коллегию поступали послужные списки на старшин и рядовых СКВ. В них в форме таблиц содержалась цифровая информация о войсковом населении в целом, причем в отдельных графах приводились сведения о численности чиновников (старшин), о рядовых служилых калмыках, отставных и малолетках. На каждого представителя командного состава, начиная от ротного хорунжего, приводился подробный послужной список. На представляемых к повышению войсковых старшин заводился особый аттестат, в котором прописывались следующие пункты: «1. чин, фамилия имя; 2. возраст; 3. из каких чинов {социальное происхождение: из владельцев, зайсангов или рядовых - С.Д.); 4. год поступления на службу; 5. какими чинами и когда произведен; 6. в нынешнем, настоящем чине; 7. где во время прохождения службы в походах и у дела против неприятеля был; 8. грамотен, читать и писать умеет; 9. когда и за какие вины штрафован был; 10. к повышению достоин или не достоин и за какими пороками». В последнюю графу вписывалась подробная характеристика. К примеру, в 1761 г. в представлении к должности войскового судьи Ивана Большого Дербетева был вписан следующий хвалебный отзыв: «В должности звания своего прилежен... Подкомандных своих содержит порядочно и к сему тщание имеет. Лености ради больным не притворялся и во всем себя ведет так, как исправному старшине надлежит. И как по чину своему опрятен, так и никаких непорядков от него не происходит, и к повышению достоин. Чего ради по усердной его службе аттестуется по старшинству на порозжую ваканцию в войсковые судьи»311.
Послужные списки позволяют сформировать собирательный образ старшего офицера Ставропольского войска. За редким исключением это был отпрыск владельческого или зайсангского рода. Первой записью в его послужном списке значилась учеба в Калмыцкой школе. В 1783 г. из восьми чиновников Войсковой канцелярии пятеро начинали службу со школьной скамьи. «Взрослая» служба вчерашних школьников, как правило, начиналась с должности писчика или толмача. Дальнейшее продвижение по служебной лестнице зависело от наличия вакансий, отмечаемых начальством способностей и военной выслуги. В последнем случае учитывались не только время пребывания в предыдущей должности, но и военные отличия: участие в военных походах, командировки на линейную службу. В источниках XVIII в. мы не обнаружили свидетельств о прохождении будущими командирами специальной военной подготовки. Нет в них упоминаний и о проведении военных сборов или хотя бы учебных занятий с рядовым составом. Видимо, азы военной науки служилые калмыки постигали, ориентируясь на опыт старшего поколения. Навыки ратного мастерства они приобретали в столкновениях с противником на пограничных форпостах и в военных кампаниях.
С увеличением войскового населения росло и число ежегодно призываемых на летнюю службу ставропольских калмыков. В 1769 и 1770 гг. на форпосты отправлялись уже по 1020 служилых калмыков. Причем если в 1769 г. к призыву допускались исключительно «старожилы» из поселенных со времени основания Войска волжских калмыков, то с 1770 г. к несению пограничной службы было дозволено допустить и джунгарских калмыков. При отборе джунгарцев учитывались их имущественное состояние и благонадежность - несклонность к побегам. Последний критерий распространялся и на волжских калмыков. Крещеные калмыки, побывавшие в казахском плену, к службе на линии не допускались.
К месту несения службы калмыки должны были прибыть не позднее 1 мая. День отъезда из Ставрополя определялся в зависимости от появления первой травы. Каждому призывнику предписывалось иметь в наличии двух лошадей, ружье и пику312.
Во второй половине 60-х гг. XVIII в. участилось использование ставропольских калмыков в карательных экспедициях, направлявшихся для подавления народных волнений. Ставка, вероятно, делалась на верноподданнические чувства калмыцкой знати и отсутствие контактов с местным населением, учитывался и прежний опыт привлечения калмыков к карательным акциям в период башкирских восстаний.
В 1767 г. по требованию казанского губернатора против бунтовавших крестьян в Симбирский уезд был командирован отряд ставропольских калмыков и казаков из ближайших станиц общей численностью до ста В 1772 г. 600 калмыков в составе пятитысячного корпуса генерал-майора Ф.Ю. Фреймана участвовали в усмирении взбунтовавшихся яицких казаков. Перед Фрейманом стояла задача принудить казаков выдать зачинщиков беспорядков. Сбор правительственных войск, проходивший в станице Рассыпной, растянулся на две недели. В то же время к обороне и вооруженному сопротивлению готовилось и Яицкое войско. Большинство казаков было уверено, что оренбургский губернатор Рейнедорп направил против них военный корпус без ведома императрицы.
Фрейману было поручено отправить по левому берегу Яика отряд из 600 человек ставропольских калмыков и иррегулярных войск. Отряд этот должен был расположиться напротив Яицкого городка, рассредоточить разъезды и задерживать всех переправляющихся из города314. Сближение с мятежниками произошло 3 июня у речки Ембулатовки. В какой-то момент мятежным казакам удалось разгадать замысел Фреймана - силами кавалерии обойти их лагерь и нанести удар с тыла. Орудийным огнем мятежники сорвали маневр и захватили десять человек пленных. Двое пленников из числа ставропольских калмыков были убиты. На следующий день, рано утром, Фрейману удалось разместить свои батареи на примыкавших к реке возвышенностях и под их прикрытием обеспечить переправу корпуса на противоположный берег Ембулатовки. Невыгодное стратегическое положение заставило мятежников отступить в Яицкий городок. Сам Городок был занят правительственными войсками без единого выстрела.