Электронная библиотека диссертаций и авторефератов России
dslib.net
Библиотека диссертаций
Навигация
Каталог диссертаций России
Англоязычные диссертации
Диссертации бесплатно
Предстоящие защиты
Рецензии на автореферат
Отчисления авторам
Мой кабинет
Заказы: забрать, оплатить
Мой личный счет
Мой профиль
Мой авторский профиль
Подписки на рассылки



расширенный поиск

Левоэсеровское движение: организационные формы и механизмы функционирования Леонтьев Ярослав Викторович

Левоэсеровское движение: организационные формы и механизмы функционирования
<
Левоэсеровское движение: организационные формы и механизмы функционирования Левоэсеровское движение: организационные формы и механизмы функционирования Левоэсеровское движение: организационные формы и механизмы функционирования Левоэсеровское движение: организационные формы и механизмы функционирования Левоэсеровское движение: организационные формы и механизмы функционирования
>

Диссертация - 480 руб., доставка 10 минут, круглосуточно, без выходных и праздников

Автореферат - бесплатно, доставка 10 минут, круглосуточно, без выходных и праздников

Леонтьев Ярослав Викторович. Левоэсеровское движение: организационные формы и механизмы функционирования : диссертация ... доктора исторических наук : 07.00.02 / Леонтьев Ярослав Викторович; [Место защиты: Моск. гос. ун-т им. М.В. Ломоносова. Ист. фак.].- Москва, 2009.- 900 с.: ил. РГБ ОД, 71 10-7/43

Содержание к диссертации

Введение

Глава 1. Левоэсеровское сообщество в 1905-1917 гг С. 42

Глава 2. Июльский кризис 1918 г. и его последствия для левоэсеровского движения С. 272

Глава 3. Левоэсеровское движение в 1919-1925 гг С. 454

Глава 4. Левоэсеровское движение на Украине С. 622

Глава 5. Органы государственной безопасности и левоэсеровское сообщество в 1920-1930-е гг С. 700

Заключение С. 785

Приложения С. 795

Список источников и литературы С. 8

Введение к работе

Актуальность исследования.

Историки неоднократно обращались и достигли весомых результатов при изучении Партии левых социалистов-революционеров (ПЛСР). Однако полной картины левоэсеровского движения во всем многообразии его форм еще не было создано. Одним из мало изученных вопросов остается вопрос о формировании левоэсеровского сообщества, ставшего в дальнейшем ядром новой партии. Не решенным до конца является вопрос с определением верхних хронологических рамок движения, фактически не исследована дальнейшая трансформация левоэсеровского сообщества и механизмы фабрикации дел «Всесоюзного эсеровского центра» в 1937-1938 гг. Также недостаточно оказались разработаны проблемы внутрипартийных механизмов функционирования ПЛСР, взаимоотношений между различными течениями движения и его персонификации в 1919-1925 гг.

Углубленное изучение левоэсеровского движения позволяет ответить на ряд краеугольных вопросов применительно к начальному периоду советской истории. Ключевыми из них являются, пожалуй, два вопроса: так ли неизбежен был раскол партии эсеров и был ли коммунистический эксперимент безальтернативным? То, что у истоков советской государственной модели стояла не одна, а две партии, свидетельствует о том, что политическая и идеологическая модель советского строя могла быть принципиально иной. Отсюда вытекает необходимость скрупулезного разбора предпосылок и хода конфликта между большевиками и левыми эсерами для того, чтобы проанализировать упущенные шансы его преодоления и смоделировать возможные сценарии альтернативного исторического развития. Не менее важным представляется детальный анализ процесса обособления левого крыла ПСР и, наоборот, возможности сохранения единой партии осенью 1917 г., поскольку ситуация с политической изоляцией большевиков могла изменить весь ход истории.

Наконец необходимо понять, какие идеи из политического наследия социалистов-революционеров в целом и левых эсеров, в частности, могут быть востребованы на современном историческом этапе. Свидетельством проявляемого к ним интереса является проект издательства «РОССПЭН» по публикации многотомной серии документального наследия российских партий конца ХIХ – первой трети ХХ вв., не обошедший вниманием ПСР и ПЛСР. Овладение конкретными знаниями о механизмах функционирования левоэсеровских партий и организаций соотносится с проблемами становления современной управленческой науки в области партийного строительства. Ввиду постоянного участия автора в публикаторских проектах в работе широко применялись новые источниковедческие подходы.

Объектом исследования является левоэсеровское движение на всем протяжении его существования и во всех формах его проявления.

Предметом исследования являются структурно-организационная эволюция левоэсеровского движения и механизмы функционирования левоэсеровских партий и организаций, включающие выработку программных и уставных документов, тактики, партийное строительство, привлечение сторонников путем агитации и пропаганды, формы сотрудничества и борьбы с другими политическими группировками. Отдельное внимание в работе уделяется сценариям нескольких коллективных дел, в ходе производства по которым органы ОГПУ-НКВД пытались представить привлеченных по ним лиц в качестве руководителей разветвленного эсеровского подполья в СССР.

Понятийный аппарат, используемый в диссертации, позволяет конкретизировать термин «движение», определяемое как совокупность организационных форм разных уровней сложности. Простейший уровень левоэсеровского движения представлял собой межличностное сообщество, под которым понимаются кружки и группы единомышленников, возникшие в 1905-1916 гг. и составившие затем основу партийного ядра левоэсеровской партии. Следующий уровень сложности представлен левоэсеровским течением внутри единой партии эсеров на протяжении 1917 г., функционировавшим в виде фракции. Наивысшей организационной формой левоэсеровского движения являлась Партия левых социалистов-революционеров (интернационалистов), существовавшая в разное время в статусе легальной массовой партии, полулегальной партии, нелегальных структур и в комбинированном «надпольно-подпольном» виде. Вокруг партии группировались ее сторонники (например, «стихийные» левые эсеры, наподобие вошедшего в историю Гражданской войны М.А. Муравьева, и входившие в группу «Скифы» литературные попутчики). В дальнейшем с левоэсеровским движением отождествляли себя участники ряда молодежных групп и организаций середины 1920-х гг., существовавших в протопартийном виде. Вследствие не прекращавшихся репрессий в отношении активистов движения произошел его упадок и сворачивание в простейшую форму идейного сообщества, выражавшуюся сначала в качестве существования левоэсеровских фракций и «коллективов» в местах заключения и ссылки, а позднее в виде поддерживавших связь между собой одиночек и небольших групп идейных единомышленников.

Целью исследования являлось всестороннее рассмотрение организационных форм и механизмов функционирования левоэсеровского движения на всем протяжении его существования в виде идейного сообщества, массовой партии и иных образований в центре и на местах.

Задачи, поставленные для достижения этой цели, были сформулированы в следующем виде:

рассмотреть процесс зарождения личных связей между будущими участниками левоэсеровского сообщества на кружково-групповом уровне в период 1905-1916 гг., проанализировать процесс обособления левого крыла ПСР и организационного оформления ПЛСР в течение 1917 г.;

показать этапы партийного строительства и реконструировать персональный состав руководящих органов левоэсеровского движения на всем протяжении их существования;

раскрыть принципы формирования и механизмы функционирования центральных и региональных органов ПЛСР, изучить их структуру, программные и тактические установки, а также источники финансирования;

разобрать вопросы становления партийной печати и издательской деятельности (в том числе проблему сотрудничества левых эсеров с литературной группой «Скифы»);

проследить ситуационные сценарии развития событий в центре и на местах вследствие теракта и вооруженных столкновений 6-7 июля 1918 г. и вычленить наиболее типовые модели;

исследовать проект создания «Партии революционного социализма» в 1919 г., показать интеграционные этапы и формы объединений с родственными течениями, присущие левоэсеровскому движению;

установить количество генераций (по датам рождения и партстажу) участников левоэсеровского движения за все время его существования;

изучить организационные формы «надпольно-подпольной» деятельности левых эсеров в 1919 – начале 1920-х гг. и тактику альтернативных течений;

выявить общие принципы и специфику взаимодействия губернских организаций с левоэсеровскими центрами на примере Петрограда, Воронежской, Нижегородской, Орловской и Тверской губерний;

исследовать историю левоэсеровского движения на Украине и характер взаимоотношений украинских левоэсеровских партий с общероссийскими структурами;

изучить формы и тактику сопротивления режиму в середине 1920-х гг., в том числе молодежные кружки и организации, партийные фракции и «коллективы» в местах заключения и ссылки;

осуществить источниковедческий анализ нескольких групп архивно-следственных дел, показать этапы репрессий в отношении участников левоэсеровского движения, раскрыть механизмы фабрикации наиболее крупных дел («Народнического центра» в 1933 г., «объединенного Центрального Бюро ПСР и ПЛСР» и местных «обкомов» эсеровского «Всесоюзного центра» в 1937-1939 гг.)

Хронологические рамки исследования охватывают несколько периодов отечественной истории в зависимости от решения той или иной поставленной задачи. Так как левоэсеровское движение исследуется, с одной стороны, в виде существовавших партийных или протопартийных структур, и, в то же время, в качестве идейного сообщества, в диссертации преимущественно затронуто время существования собственно движения в 1917-1925 гг. Однако, исходя из второго признака, автор счел нужным сдвинуть основные хронологические рамки к моменту зарождения личных связей между будущими левыми эсерами и возникновению сообщества, и раздвинуть хронологию до ликвидации левоэсеровского идейного сообщества во время спецопераций НКВД по эсерам в 1937-1938 гг., вплоть до их физического уничтожения. Отсюда в качестве исходной точки исследования брался период революции 1905-1907 гг. и последующее десятилетие. В качестве верхней границы существования непосредственно движения был взят 1925 г., поскольку именно в это время произошел разгром последних организационно оформленных структур.

Методологические основы исследования базируются на системном подходе и универсальном принципе историзма, которые предполагают изучение явлений и событий с учетом всех взаимосвязей и закономерностей исторического процесса. В основе конкретно-исторического исследования лежит синтез структурно-институционального и социокультурного подходов, что позволяет комплексно и разносторонне постичь его предмет.

Принцип историзма основывается на критическом анализе источников и объективной оценке ситуаций в контексте присущих данному периоду тенденций. Сравнительно-исторический метод познания позволяет рассмотреть вариантность событий и построить их типологию.

Для установления причинно-следственных связей между процессами и явлениями автор диссертации опирался также на логический и синхронный методы. Кроме того, с учетом использования в тексте диссертации большого корпуса архивных документов, в исследовании применялись специальные исторические методы источниковедческого анализа и принципы археографической обработки источников. К изучению общероссийских и региональных процессов автор подходил на основе дедуктивно-индуктивной техники выводов, а для понимания и оценки мотиваций тех или иных личностных поступков опирался на историко-психологический инструментарий.

Степень изученности темы. Говоря об историографических вехах изучения левоэсеровского движения в целом, сегодня при его анализе в первую очередь нужно отталкиваться от диссертаций и монографий А.А. Кононенко и А.В. Сыченковой. В 2003 г. в Казанском государственном университете была защищена диссертация А.В. Сыченковой на соискание ученой степени кандидата исторических наук (научный руководитель А.Л. Литвин) по историографии левых эсеров, текст которой позднее был издан в виде небольшой монографии. Исследовательница выделила пять этапов в историографии ПЛСР, четыре из которых, согласно ее периодизации, относятся к советскому времени. Современный этап она рассмотрела в хронологических рамках второй половины 1980-х гг. – 2002 г. Указывая на то, что специальные исследования, посвященные анализу литературы о ПЛСР, отсутствуют, она ставила перед собой задачу «значительной корректировки» периодизации и общей оценки историографии ПЛСР.

В 2004 г. вышла книга докторанта А.А. Кононенко, посвященная проблемам историографии эсеров. В этой монографии разбирались не только вопросы изучения собственно ПСР, но и ПЛСР. В 2005 г. в Тюменском государственном университете Кононенко защитил диссертацию на соискание ученой степени доктора исторических наук на тему «Историография создания и деятельности партии социалистов-революционеров в 1901-1922 гг.». Исследователь по сути дела также выделил пять этапов в историографии партии эсеров – четыре основных этапа и дореволюционный, названный им начальным. Он отметил, что первую попытку «историографического обобщения позиций и взглядов отечественных историков» при исследовании политических партий проделал Л.М. Спирин. Этот историк выделял три этапа в периодизации историографии ПСР: 1) начало 1920-х – середина 1930-х гг.; 2) середина 1930-х гг. – середина 1950-х гг.; 3) с середины 50-х гг. Авторы вводной статьи к вышедшему в издательстве «Наука» 1989 г. сборнику «Непролетарские партии России в трех революциях» предприняли корректировку данной периодизации. Начало третьего периода они датировали не серединой 1950-х гг., а 1963 г., связывая его с выходом книги К.В. Гусева «Крах партии левых эсеров». Кроме того, они выделили дополнительный, четвертый период, начавшийся в 1975 г., с момента проведения первого научного симпозиума в Калинине в декабре этого года, посвященного истории «непролетарских» партий России. Сам Кононенко отнес начальные границы второго этапа «не к середине 1930-х гг., а к их началу», сообразуясь с письмом И.В. Сталина «О некоторых вопросах истории большевизма» в редакцию журнала «Пролетарская революция» (1931), а начало отсчета третьего периода предложил (вслед за Спириным) вести с середины 1950-х гг. Начало же четвертого периода он, подобно Сыченковой, сдвинул на конец 1980-х гг., когда «произошел прорыв во взглядах на российскую многопартийность» и «началось формирование новой методологической ситуации».

Несколько иначе подошла к историографическому обзору Г.А. Салтык, защитившая докторскую диссертацию на тему «Неонародническое движение в губерниях Черноземного центра России: 1901-1923 гг.» в 2002 г. в МПГУ. Она также выделила пять периодов в историографии, заключив первый из них в хронологические рамки 1917-1922 гг., и начиная отсчет третьего периода с середины 1930-х. В остальном периодизация Салтык повторяла схемы Сыченковой и Кононенко. Как видим, исследователям пока еще не удалось договориться в определении хронологических рамок и самих периодов в историографии.

Следует заметить, что в исследовании Сыченковой был представлен далекий от полноты обзор собственно левоэсеровской историографии, что побуждает автора настоящей работы вернуться к повторному рассмотрению данного вопроса. В первое послереволюционное десятилетие историографами левоэсеровского движения были либо выходцы из его среды, либо коммунистические идеологи. Из работ первой группы, например, можно указать на очерки и статьи левых эсеров И.Ф. Леонтьева-Нечаева, В.А. Карелина, К.Н. Прокоповича, И.Г. Петрова и И.З. Штейнберга, доклады Карелина и террориста Я.Г. Блюмкина в Исторической секции Дома печати, как опубликованные, так и не появившиеся в печати. Большая часть их до сих пор не становилась предметом рассмотрения историографов и впервые разбирается в диссертации. Заметным упущением исследовательницы стало отсутствие в ее обзоре ряда статей по левоэсеровской персоналистике как 1920-х гг., так и современных.

По мнению автора диссертации, количество периодов историографии должно быть увеличено. Если принять точку зрения Кононенко и учитывать дореволюционный период историографии, когда, например, было опубликовано нашумевшее журналистское расследование В. Владимирова об истязаниях М. Спиридоновой, то второй период следовало бы заключить в хронологические рамки 1917 – конца 1920-х гг., а третий – доводить до времени физической ликвидации эсеров в годы «Большого террора». В течение второго периода историографическая тенденция определялась постепенным переходом от публицистики к научным исследованиям. Четко выраженная тенденция третьего периода – сползание по нисходящей от научных сочинений к псевдо-научным. При этом даже во второй половине 30-х годов порой наблюдалось странное сочетание работ с претензиями на историзм и откровенной исторической «фантастики». Например, еще в середине 1930-х годов продолжали появляться небезынтересные работы, принадлежавшие перу некоей А. Королевой. В исследовании А.В. Сыченковой отмечены две статьи этого автора, опубликованные в журнале «Борьба классов». Как удалось установить автору диссертации базовые работы Королевой писались еще в конце 1920-х гг., но далеко не все из написанного увидело свет. В РГАСПИ в составе фонда 71 (среди материалов секретариата Главной редакции планировавшейся в 16 томах «Истории Гражданской войны») хранится несколько рукописей Королевой о левых эсерах. Главным достоинством ее работ являлось использование воспоминаний А.А. Биценко, М.Н. Доброхотова, С.Д. Мстиславского и Г.Б. Смолянского о событиях 6 июля 1918 г., местонахождение которых историкам и архивистам в настоящее время не известно.

В этот же период, в 1935 г. в Лондоне вышла значительная по объему и иллюстрированная фотоматериалом работа И.З. Штейнберга «Спиридонова – революционный террорист» на английском языке. В книге давалось подробное жизнеописание М.А. Спиридоновой, начиная от убийства ею Г. Луженовского и до начала 1930-х гг. Штейнберг привлек обширную мемуарную литературу и источники левоэсеровского происхождения из своего архива, попутно затронув вопросы истории ПЛСР.

Ситуация с заархивированными работами Королевой показывает, что порой трудно провести однозначный барьер между историографическими периодами. К тому же необходим диалектический взгляд на «борьбу противоположностей» внутри каждого из них, что еще ярче проявилось в последующие десятилетия. Отсчет четвертого периода, безусловно, стоит вести с исследований К.В. Гусева, но не с момента формального выхода его монографии, а скорее со времени написания и защиты кандидатской диссертации в 1959 г. на тему «Борьба большевиков за крестьянство и крах партии «левых» эсеров». Отмечу при этом в качестве семантической приметы переходного времени взятие автором в кавычки слова «левые», что напоминало о фальсификациях и «страшилках» сталинской эпохи. В дальнейшем Гусев и подавляющее большинство историков отказались от подобного написания названия партии левых эсеров. (Хотя в отдельных случаях подобное написание встречается вплоть до середины 1970-х гг.!). В действительности в кавычки, наоборот, следует брать словосочетание «правые» эсеры, поскольку подобного названия никогда не существовало. В различных источниках 1917-1918 гг. (в том числе в стенограммах Всероссийских съездов Советов и протоколах ВЦИК) сторонники В.М. Чернова именовались эсерами центра, однако позднее в советской печати стали использоваться пропагандистские клише «правые эсеры».

Монография К.В. Гусева, вышедшая в 1963 г., явилась своего рода тестом для сторонников и противников пересмотра исторических взглядов на левых эсеров и вызвала оживленную дискуссию. Одним из наиболее дебатируемых положений в книге Гусева стало его определение социальной базы ПЛСР. Историк полагал, что в момент основания левоэсеровской партии ее лидеры опирались на трудовое крестьянство, но уже весной 1918 г. «при углублении социалистической революции в деревне» ПЛСР «превратилась в кулацкую партию». Критики Гусева, придерживавшиеся сталинистских схем «Краткого курса ВКП (б)», упрекали его в «переоценке революционных заслуг левых эсеров и преувеличении положительных сторон и результатов соглашения большевиков с ними» (точка зрения М.В. Спиридонова). Следует отметить, что Гусев первым вышел за традиционные хронологические рамки освещения левоэсеровского движения лишь в 1917-1918 гг. Но особой привлекательностью пользовалась у советских историков как раз тема блока большевиков и левых эсеров, реанимированная в 1963 г. публикацией статьи Р.М. Илюхиной. Наряду с универсальными трудами Л.М. Спирина, В.В. Комина и др. в 1960-е и начале 1970-х гг. появились также насыщенные фактологическим материалом работы о деятельности левых эсеров в центре и в отдельных регионах (Ю.И. Шестака, П.П. Никишова, И.С. Капцуговича и др.) и работа о подконтрольной левым эсерам Крестьянской секции ВЦИК (Т.А. Сивохиной). Специальный раздел «Назревание раскола у эсеров» присутствовал в монографии Х.М. Астрахана. Кроме того, особо стоит отметить работы, касающиеся событий 6-7 июля 1918 г.

Конечно, всем этим трудам в той или иной степени были присущи идеологические жупелы и ярлыки. Отсюда вытекала и специфическая терминология: «крах», «банкротство», «крушение», «разгром». Наиболее характерным примером являлась вышедшая в 1975 г. книга К.В. Гусева «Партия эсеров: От мелкобуржуазного революционаризма к контрреволюции. (Исторический очерк)». В этом «очерке» Гусев весьма тенденциозно оценивал организационные и тактические шаги левых эсеров после их разрыва с большевиками, допуская при этом фактические неточности и даже грубые ошибки. Но, помимо претендовавших на историзм, хотя и идеологически «выдержанных», появлялись труды, которые по аналогии с дореволюционной историографией можно охарактеризовать как «охранительные». К ним относятся работы по истории чекистов и их борьбы по пресечению деятельности левых эсеров. К подобного рода книгам относится, например, классический труд Д.Л. Голинкова, первое издание которого увидело свет в 1971 г.

Пятый период в историографии желательно начинать все же с конца 1976 г., когда по инициативе тогдашнего ректора Калининского университета В.В. Комина и Научного совета, возглавляемого академиком И.И. Минцем, в рамках комплексной проблемы «История Великой Октябрьской социалистической революции», была проведена первая из трех состоявшихся в Калинине конференций. Эти научные форумы (1976, 1979, 1981) собирали лучших специалистов страны, изучавших весь спектр политических партий рубежа XIX-ХХ вв. и первых десятилетий прошлого столетия. Высшим достижением сложившегося на их основе академического научного сообщества стал выход в 1984 г. в издательстве «Наука» коллективной монографии 21 автора «Непролетарские партии России: Урок истории».

Но обзор историографии изучаемой темы будет не полон, если не сказать об альтернативных советским «академистам» исследователях и публикаторах, принадлежавших к диссидентскому лагерю. Самым значительным историографическим событием из работ этого направления следует признать получившую широкую известность монографию об июльских событиях 1918 г., написанную эмигрировавшим в США, тогдашним аспирантом докторской программы, Ю.Г. Фельштинским. Выдвинув тезис о провокации с убийством посла В. Мирбаха со стороны ВЧК в целях устранения левых эсеров и установления однопартийной диктатуры, он тем самым бросил вызов всей советской историографии. Не случайно, что книга Фельштинского в дальнейшем вызвала острые споры.

К независимым от идеологических установок отечественным публикациям можно отнести статью историка и библиографа А.В. Ратнера в соавторстве с Д.Б. Павловым о крупнейшем идеологе эсеров-максималистов Г.А. Нестроеве, положившую начало новому обращению отечественных историков к сюжетам левонароднической персоналистики. Столь же беспристрастным исследователем, уклонявшимся от тенденциозных штампов, выступил автор вступительной статьи и публикатор переписки организатора левоэсеровской печати Р.В. Иванова-Разумника с А.А. Блоком филолог (ныне академик РАН) А.В. Лавров. В течение этого десятилетия (1975-1985) продолжали выходить не потерявшие фактологическую ценность работы по региональной истории и по различным аспектам деятельности ПЛСР. Особой положительной оценки заслуживает монография А.И. Разгона, посвященная послеоктябрьской деятельности ВЦИК, в которой впервые была показана роль левоэсеровской фракции.

Образцом «охранительного» подхода при изучении проблемы исчезновения «непролетарских» политических партий в Советской России можно назвать работу М.И. Стишова, который вслед за печально известным членом-корреспондентом С.П. Трапезниковым высказывал уверенность в существовании в 1930-е гг. нелегального «мелкобуржуазного политического охвостья», состоявшего из меньшевиков и эсеров и смыкавшегося с «другими врагами советской власти».

Шестой период историографии был обусловлен началом эпохи «перестройки» и «гласности», выражавшейся применительно к исторической науке в ликвидации «спецхранов» библиотек, издании инакомыслящих и зарубежных авторов, массовом рассекречивании документов государственных, партийных и частично ведомственных архивов. После событий августа 1991 г. историки получили доступ в закрытые для них ранее архивы КГБ, а документы партархивов и значительный массив архивно-следственных дел начали передаваться на государственное хранение. В числе первых достижений этого периода в плане изучаемой темы выделяются концептуальные статьи Л.М. Овруцкого, А.И. Разгона, С.В. Безбережьева, а также ряд материалов по персоналиям. Именно в это время в «Политиздате» вышло 2-е издание «Красной книги ВЧК» и были опубликованы две новаторские книги М.И. Леонова. Новизна и концептуальность этих работ заключалась в стремлении освободиться от идеологических пут и непредвзято подойти к изучению эсеровского и левоэсеровского движения.

В начале 1990-х гг. продолжали активно публиковаться, как названные авторы, так и ряд региональных исследователей. Здесь, прежде всего, стоит выделить работы А.Л. Литвина, Л.М. Овруцкого, А.И. Разгона, А.М. Рыбакова, Ю.В. Мещерякова. В 1992 г. журнал «Отечественная история» предоставил свои страницы Ю.Г. Фельштинскому с одной стороны, и Л.М. Овруцкому и А.И. Разгону с другой, для дискуссии о характере июльских событиях 1918 г. Важнейшим достижением зарубежной историографии в это время стал выход в 1994 г. фундаментальной монографии немецкого ученого Лутца Хефнера «Партия левых социалистов-революционеров в русской революции. 1917-1918 гг.». Если Литвин и Овруцкий в своей монографии сосредоточились главным образом на обзоре основных программных положений, выработанных левоэсеровскими форумами, либо выдвигавшимися отдельными левоэсеровскими теоретиками, то Хефнер создал многоаспектный «портрет» левоэсеровской партии, включавший рассмотрение организационных форм и механизмов функционирования. Самостоятельную ценность представлял подробный обзор политической географии ПЛСР. Однако его исследование не выходило за традиционные хронологические рамки; кроме того, в нем не учитывались некоторые немаловажные аспекты, в том числе партийные попутчики в лице группы «Скифы». В то же самое время общими усилиями филологов, философов и историков продолжало возвращаться наследие главного идеолога «скифства» и организатора левоэсеровской печати Иванова-Разумника, а выход книги филолога Н.Н. Соболевской ознаменовал возвращение литературно-критического наследия и впервые созданную биографию члена ЦК левых эсеров Я.В. Брауна.

При всем этом ряд историков оставался на догматическо-марксистских позициях. К их числу, например, относились Г.Д. Алексеева, М.В. Спирина, А.В. Медведев. Сложнее была позиция К.В. Гусева, который пытался частично пересмотреть свои старые подходы, но так и не сумел преодолеть некоторые устоявшиеся стереотипы. Наивысшими достижениями шестого периода историографии надо признать выпущенный в 1993 г. «Большой Российской энциклопедией» биографический словарь «Политические деятели России 1917» под ред. П.В. Волобуева, который содержал статьи о I и II съездах ПЛСР, свыше 20 авторских статей, посвященных лидерам левого народничества (в том числе – М.А. Спиридоновой, Б.Д. Камкову, М.А. Натансону, В.М. Чернову, В.К. Вольскому и др.), а также вузовский учебник «История политических партий России» под ред. А.И. Зевелева (глава о левых эсерах была написана Л.М. Овруцким и А.И. Разгоном).

Отсчет новейшей историографии, по мнению автора диссертации, следует вести с 1996 г. В этом году в Казани увидел свет малотиражный, но исключительно важный сборник документов «Левые эсеры и ВЧК».

Важнейшим достижением начавшегося седьмого периода стал выход из печати в том же 1996 г. энциклопедии «Политические партии России. Конец XIX – первая треть XX века», в которой имелось уже свыше 50 статей, посвященных персоналиям левого народничества и левонародническим изданиям. Также в ней были опубликованы подробные статьи о ПСР, ПЛСР, Белорусской ПСР, Партии революционного коммунизма (ПРК), Союзе эсеров-максималистов (ССРМ), группе «Народ». В том же году под редакцией В.Г. Белоуса вышел сборник международных научных чтений «Иванов-Разумник. Личность, творчество, роль в культуре», и составленный Н.Д. Ерофеевым первый том сборника документов и материалов «Партия социалистов-революционеров». Одновременно увидели свет две работы В.М. Лаврова – монография «Крестьянский парламент России (Всероссийские съезды Советов крестьянских депутатов в 1917-1918 годах)» и сборник «Мария Спиридонова: террористка и жертва террора».

Конец 1990-х гг. был достаточно плодотворен в плане выхода новых изданий разных направлений: работ по дореволюционной истории ПСР, исследований (в том числе коллективных) по персоналиям. В 1999 г. вышло исследование Д.Б. Павлова о преследованиях правящей партией оппонентов слева в советское время. Далекая от полноты эта работа стала первой попыткой рассмотреть репрессивную политику большевиков в отношении левой части политического спектра в целостном и системном виде. В 2000 г. в издательстве «РОССПЭН» завершилось издание документальных сборников, посвященных ПСР, под редакцией Н.Д. Ерофеева, и вышел в свет первый том аналогичного сборника «Партия левых социалистов-революционеров. Июль 1917 г. – май 1918 г.» под редакцией Я.В. Леонтьева.

Из продолжавших выходить исследований по региональной истории стоит выделить статьи А.А. Смирновой, М.И. Люхудзаева, монографии Г.А. Салтык, М.В. Таскаева, Ю.И. Дойкова и С.В. Старикова. Монография Старикова «Левые социалисты в Великой Российской революции. Март 1917-июль 1918 гг. (На материалах Поволжья)», вышедшая в 2004 г. в Йошкар-Оле, представляет собой эталонную работу по регионалистике. В ней во взаимосвязи с происходившими в центре и на местах социально-политическими процессами не только рассматривается партстроительство левоэсеровских организаций Среднего и Нижнего Поволжья, участие их представителей в становлении Советской власти и конфликты с большевиками, но раскрываются структура губернских организаций, механизмы их функционирования, а также приводятся развернутые биографические справки о лидерах и активистах. Полной противоположностью ей в плане обезличивания истории является брошюра А.И. Юрьева.

По левоэсеровским персоналиям продолжали публиковаться как новые архивные документы, так и научно-популярные работы. Особо необходимо выделить книгу тамбовского архивиста Ю.В. Мещерякова, выявившего ряд неизвестных ранее документов по генеалогии левой эсерки № 1 (М.А. Спиридоновой), ее тамбовскому окружению, детству и юности, включая ее участие в революционных кружках. Также нужно отметить появление подробных биографических очерков о зам. наркома земледелия в коалиционном СНК, одном из руководителей УПЛСР (борьбистов) Н.Н. Алексееве, о заведующем Восточным отделом НКИД, левом эсере А.Н. Вознесенском, о лидере Омской организации ПЛСР (позднее члене ЦК ПРК) Н.Е. Ишмаеве и об одном из лидеров уральских левых эсеров И.М. Латкине. Очерк о члене ЦК ПЛСР С.Ф. Рыбине сопровождал публикацию материалов следственного дела семьи Рыбиных-Луговских, которые затем были переизданы во многих странах. Целая группа статей о левых эсерах – членах Учредительного Собрания представлена в монографии известного тамбовского историка Л.Г. Протасова. В книге, например, имеется единственная в историографии статья об И.М. Прохорове, избранном кандидатом в члены ЦК на I съезде партии.

Отдельного внимания заслуживает монография В.М. Лаврова «Партия Спиридоновой», в которой достаточно подробно разобран ход работы всех четырех общероссийских съездов ПЛСР. Однако эта работа содержит ряд ошибок (в частности, при попытке проследить персональные изменения в левоэсеровском ЦК). Авторитетными изданиями, хотя и затрагивающими историю левоэсеровского движения лишь косвенно, стали монография Т.В. Осиповой и вышедший в 2002 г. сборник документов и публицистики 1906-1924 гг. «Союз эсеров-максималистов» в издательстве «РОССПЭН», подготовленный Д.Б. Павловым. Один из разделов в книге Осиповой был посвящен проблеме левоэсеровской оппозиции и восстаниям крестьян под лозунгами ПЛСР в Центральной России в 1918 г.; Павловым была включена в сборник подборка документов из фонда 564 (ЦК ПЛСР) в РГАСПИ. По итогам прошедшей в ноябре 2003 г. в ИРИ РАН всероссийской научной конференции «Политические партии в российских революциях в начале ХХ века», проводившейся по инициативе Научного совета по истории социальных реформ, движений и революций, в 2005 г. в издательстве «Наука» вышел сборник материалов этой конференции. Среди них были, как обзорные статьи по проблемам историографии и источниковедения политических партий, так и конкретные статьи, касающиеся партий эсеров и левых эсеров.

В числе наиболее заметных работ последнего времени, перекликающихся с задачами настоящей диссертации, следует выделить обширные монографии К.Н. Морозова и англоязычного автора А. Рабиновича, а также составленную Н.Г. Охотиным и А.Б. Рогинским хронику «Большого террора». Морозов, в частности, коснулся начавшейся лишь в последнее время разработки проблемы тотальной ликвидации бывших эсеров в рамках сфальсифицированных дел т.н. «Всесоюзного эсеровского центра» в 1937-1938 гг.; Рабинович посвятил ПЛСР главу «Самоубийство левых эсеров». Новый архивный материал, касающийся региональных аспектов, был приведен в недавней монографии нижегородского автора В.П. Сапона, одна из глав которой целиком посвящена левым эсерам и эсерам-максималистам.

Подводя основные итоги существующей историографии, можно прийти к следующему заключению: несмотря на значительные достижения в области изучения левоэсеровского движения, многие аспекты темы остаются недостаточно изученными или вообще не исследованными. Это касается внутрипартийных механизмов функционирования, в особенности левоэсеровского подполья, а также форм и способов коммуникации левоэсеровского сообщества после 1925 г. Выборочно оказалось исследовано левоэсеровское движение в российских регионах, фактически не изучалась деятельность левоэсеровских партий на Украине, недостаточно глубоко изучены левоэсеровские СМИ, боевая работа ПЛСР и ряд иных аспектов.

Источниковую базу исследования составили разнообразные архивные и опубликованные документы и материалы. Не публиковавшиеся документы выявлялись в 19 архивохранилищах. Кроме того, в диссертации использовались отдельные документы из других хранилищ общероссийского значения, региональных ведомственных архивов, а также из двух зарубежных хранилищ. Таким образом, при работе над диссертацией привлекались документы в общей сложности из 32 хранилищ. Помимо этого, автор имел доступ к семейным архивам потомков некоторых эсеров и левых эсеров.

Наибольшее внимание было уделено фонду ЦК левых эсеров в РГАСПИ, изучавшемуся целиком и полистно. Как удалось выяснить из дела фонда, он был образован в середине 1960-х гг., после поступления на постоянное хранение в тогдашний ЦПА (Центральный партийный архив) ИМЛ 28 папок с неописанными материалами из Центрального архива КГБ СССР. Эти документы, очевидно, представляли собой архив ЦК ПЛСР, изъятый чекистами при обысках в период Гражданской войны и НЭПа. Со временем ф. 564 пополнился присоединениями тематических материалов из других фондов ЦПА и после систематизации документов в настоящий момент насчитывает 24 единицы хранения. Стенограммы съездов ПЛСР и протоколы ЦК раскрывают механизмы функционирования партии в центре и на местах; директивные документы и доклады с мест на съездах дают масштабное представление об организационных формах движения, количестве членов и т.д.

Кроме того, из архивных материалов РГАСПИ привлекались документы из фондов 274 (ЦК ПСР), 282 (ЦК ПРК) и отдельные документы из состава не разобранной коллекции материалов неонароднических партий, не присоединенных пока еще к какому-то из названных фондов. В частности, в этих источниках отражен процесс размежевания левых эсеров с ПСР и раскола внутри ПЛСР.

Значительная часть документов левоэсеровского происхождения (газеты, листовки, программные и директивные документы, резолюции, копии перлюстрированной корреспонденции, переписка с руководящими органами компартии и т.д.) отложилась среди материалов ЦК РКП (б) в составе различных описей базового фонда 17 в РГАСПИ. На заседаниях Политбюро и Оргбюро ЦК РКП (б) неоднократно разбирались вопросы об эсерах и выносились по ним постановления. В числе отложившихся подготовительных материалов к заседаниям находятся, например, просьбы и обращения руководящих органов левых эсеров и отдельных деятелей, принадлежавших к ПЛСР. Преимущественно эти документы встречаются в составе оп. 84 (Бюро Секретариата ЦК). В числе материалов, не использовавшихся ранее историками, можно указать, на проект программы ПЛСР, изданный в 1920 г. в Воронеже (вероятно, в связи с предполагавшимся к созыву, но не разрешенном Политбюро съездом левых эсеров в этом городе) и на декларацию Оргбюро революционно-социалистического народничества от 8 сентября 1919 г. В д. 235 по оп. 34 (учетно-распределительный отдел ЦК) находится группа анкет и автобиографий левых эсеров, присоединившихся к ликвидаторскому движению, в том числе подробная автобиография бывшего члена ЦК ПЛСР П.И. Шишко и нескольких других видных функционеров. Свыше 30 дел на лидеров ПЛСР, ставших членами компартии, было изучено автором по оп. 100 (личные дела на руководящих работников номенклатуры ЦК); изучались также личные дела в фондах Коминтерна (ф. 495) и Профинтерна (ф. 534). В анкетах и автобиографиях зачастую содержится отсутствующая в других источниках информация, отражающая структурные изменения органов левоэсеровского движения и распределение персональных ролей.

Большой массив левоэсеровских документов (инструкции, бюллетени для внутрипартийного пользования, листовки, удостоверения и мандаты, перехваченные письма и записки из тюрьмы, и т.д.) присутствует в виде «вещественных доказательств» в архивно-следственных делах (далее АСД), хранящихся как в ЦА ФСБ и региональных архивах ФСБ, так и находящихся на государственном хранении. В частности, автором изучались АСД в отношении таких видных левых эсеров, как Б.Д. Камков, И.Ю. Баккал, Я.В. Браун, Иванов-Разумник (Р.В. Иванов), И.К. Каховская, М.Д. Самохвалов, О.Л. Чижиков и ряд др. (всего около 400 дел). Этот значительный массив источников, отражающий все этапы левоэсеровского движения, преимущественно никогда не использовался исследователями. При этом без них невозможно реконструировать и полноценно осмыслить многие внутренние механизмы партийной жизни, а также стратегию и тактику движения.

Несомненный интерес в этой источниковой группе представляют дела «Особой следственной комиссии по расследованию мятежа левых с.-р. при Совете народных комиссаров» (ОСК), хранящиеся в ЦА ФСБ. Согласно первоначальной описи, они насчитывали 23 единицы хранения. Современное дело Н-2 о «мятеже» левых эсеров состоит из 19 томов, при чем, по сложившимся у автора представлениям, оно опубликовано в сборниках «Красная книга ВЧК» и «Левые эсеры и ВЧК» (по совокупности) не более чем на 5-10 процентов от общего объема. В диссертации был проанализирован ряд не публиковавшихся ранее документов. К эксклюзивным находкам относится архив нелегального Петроградского Секретариата ПЛСР за 1922 г., выявленный автором в одном из групповых дел, хранящихся в архиве Службы регистрации и архивных фондов УФСБ по г. Санкт-Петербургу. Среди этой подборки находятся не известные историкам протоколы и резолюции XIV Петроградской конференции левых эсеров и директивы членов ЦК (Б.Д. Камкова, А.А. Измайлович) из тюрьмы. Ценные документы, относящиеся к украинскому левоэсеровскому движению, были выявлены среди материалов ЦК КП(б)У в ф. 1 ЦДАГО Украины. В этом же архиве изучался фонд архивно-следственных дел (ф. 263), поступивших из Службы безопасности Украины. В числе обнаруженных в нем материалов оказались неизвестные письма М.А. Спиридоновой и Б.Д. Камкова из ссылки. Ряд левоэсеровских документов удалось обнаружить в фондах Воронежского, Курского, Нижегородского, Тверского губкомов РКП (б) в бывших партархивах этих областей. В этих же архивах были выявлены сводки чекистов о ПЛСР, направлявшиеся в губкомы, дающие представление, как о легальных, так и о подпольных формах движения.

В ГАРФ изучались также документы коллекции фондов партий эсеров, меньшевиков и энесов (ф. 9591), в составе которой были найдены документы издательства «Революционный социализм». Ряд полицейских дел (в отношении Б.Д. Камкова, И.К. Каховской, С.Ф. Рыбина, В.Е. Трутовского и др.) был поднят в фонде Департамента полиции (ф. 102). В двух из пяти описей ф. 533 (Всесоюзное общество политкаторжан и ссыльнопоселенцев) в ГАРФ исследовались личные дела членов общества, принадлежавших к ПЛСР. В числе не публиковавшихся архивных источников в ф. 1235 (ВЦИК) был изучен обширный анкетный материал левых эсеров – делегатов V Всероссийского съезда Советов; ряд ценных документов по истории противостояния с большевиками в июльские дни 1918 г. был выявлен по оп. 3 (информационный подотдел Отдела местного управления) фонда Р-393 (НКВД РСФСР). В мало исследованном ф. 8419 (Политический Красный Крест) находится большое количество «опросных листов» Московского Комитета Политического Красного Креста. При работе над диссертацией в ф. 6336 в ЦГАМО были найдены недостающие папки на буквы «Е-К» с «опросными листами» МК ПКК, отсутствующие в составе базового фонда в ГАРФ. В ЦГАМО также изучались переписка МК ПЛСР и анкеты левых эсеров – депутатов Моссовета, отложившиеся в фонде Моссовета (ф. 66).

Из немногочисленных личных фондов деятелей ПЛСР в диссертации используются фонды 1832 (М.А. Натансон) и Р-6148 (А.А. Шрейдер) в ГАРФ, 306 (С.Д. Мстиславский) в РГАЛИ, 79 (Иванов-Разумник) в ИРЛИ («Пушкинском доме»). Тезисы докладов Я.Г. Блюмкина и В.А. Карелина, посвященные событиям 6-7 июля 1918 г. были обнаружены в личном фонде историка Б.П. Козьмина (ф. 520) в НИОР РГБ. Ценные материалы о ПЛСР были выявлены в личном фонде Ф.Э. Дзержинского в РГАСПИ (ф. 76). В РГВИА изучались послужные списки и сопутствующие им документы в ф. 409 таких деятелей ПЛСР, как С.С. Ган, Н.Д. Ефремов-Курбатов, Г.М. Орешкин, А.Б. Чилингарьянц и др. Особо стоит отметить послужные списки М.А. Муравьева, корректирующие некоторые факты его биографии.

В исследовавшихся областных архивах были выявлены три небольших фонда левоэсеровского происхождения: фонды 1130 и 1131 (соответственно: Ржевская и Калязинская уездные организации ПЛСР) в ТЦДНИ; ф. 2272 (Хамовнический райком Московской организации ПЛСР) в ЦГАМО. В фонде Ржевской организации ПЛСР были обнаружены важные резолюции I Совета ПЛСР (судя по всему, они размножались на гектографе и рассылались в качестве директивных указаний на места), отсутствующие в ф. 564 в РГАСПИ. Эти резолюции позволяют более четко прояснить позиции руководства ПЛСР сразу после июльских событий 1918 г.

Корпус опубликованных источников представляет собой извлечения из печатных изданий левых эсеров (книг и брошюр партийного издательства при ЦК «Революционный социализм» и ряда других партийных издательств), стенограмм Всероссийских и местных съездов Советов (речи и фракционные резолюции), газет и журналов. Левоэсеровская периодика составляет отдельную большую подгруппу источников. В периодике отражена хроника партийной жизни, содержится информация о центральных и местных структурах, персональном составе руководящих органов. Другую подгруппу источников составили мемуары таких левоэсеровских деятелей, как М.А. Спиридонова, И.К. Каховская, Б.А. Бабина (а также интервью с ней), Г.З. Беседовский, Иванов-Разумник, Г.Н. Максимов, С.Д. Мстиславский, Е.Ф. Муравьев, Г.Б. Смолянский, И.З. Штейнберг, А.М. Устинов и др. Из недавних публикаций был задействован очерк В.М. Чернова о М.А. Натансоне.

Особого разговора заслуживает жанр тюремных мемуаров. В вышедшем в 1996 г. сборнике «Левые эсеры и ВЧК» были опубликованы многостраничные показания бывшего члена ЦК ПЛСР В.Е. Трутовского, оформленные, по-видимому, задним числом в виде протокола допроса от 20 августа 1937 г. с разбивкой на «вопросы» и «ответы». Применительно к этим и подобного рода показаниям предлагается ввести новый источниковедческий термин «тюремных мемуаров». Конкретно «мемуары» Трутовского, безусловно, являются одним из ключевых источников по истории левоэсеровского движения, введенных в научный оборот в последние годы. Заслуживает внимания свидетельство вдовы Трутовского К.В. Поповой, которая вспоминала о своем разговоре со следователем: «Блинов разрешил В.Е. свидание со мной и продуктовые передачи при условии, что В.Е. будет писать «мемуары для истории». <…> О том, что В.Е. писал «мемуары», я слышала лично от него на свидании. Еще он добавил, что писал обо всем откровенно <…>». Автору диссертации удалось выявить несколько подобных показаний (иногда собственноручных), подпадающих под определение жанра «тюремных мемуаров».

Для изучаемых в диссертации сюжетов заслуживают внимания сборники документов по истории ВЧК, первый из которых вышел вскоре после ХХ съезда КПСС и соотносится с началом нового периода в историографии. Из других публикаций советского времени стоит выделить сборники «В.И. Ленин и ВЧК» и по истории деятельности чекистов на Украине. В последнем из них, например, было опубликовано несколько важных постановлений и информсводок о левых эсерах. В 1995 г. в Москве был републикован вышедший шестью годами раньше в США сборник «ВЧК-ГПУ», составленный Ю. Фельштинским по документам коллекции Б.И. Николаевского в Гуверовском институте. За последний период времени вышло сразу несколько новых «чекистских» сборников. Исключительный интерес представляет продолжающая выходить под ред. академика Г.Н. Севостьянова и Ю.Л. Дьякова многотомная публикация документов: «Совершенно секретно»: Лубянка – Сталину о положении в стране (1922-1934 гг.)». Не меньший интерес вызывает публикация спецсообщений Н.И. Ежова на имя И.В. Сталина на счет проведения операции НКВД по эсерам в 1937-1938 гг.. Отдельные тематические документы встречаются в различных сборниках документов из центральных, петербургских, нижегородских, тверских и украинских архивов.

Таким образом, используемые в диссертации источники условно можно поделить на пять основных групп: 1) источники левоэсеровского происхождения и других неонароднических партий и групп (ПСР, ССРМ, ПРК), 2) государственных учреждений и органов представительной власти, 3) партийных (коммунистических) органов, 4) полицейского и чекистского происхождения, 5) личные дела и анкетные материалы.

Основные положения диссертации, выносимые на защиту

Левоэсеровское движение, достигшее пика своего развития к июню 1918 г., начало зарождаться в виде кружкового и межличностного сообщества задолго до конституирования партии (ПЛСР) в ноябре 1917 г. После исчезновения левых эсеров в качестве субъекта политической жизни сообщество продолжало существовать в виде фракций в политизоляторах и других местах заключения, «колоний» – в ссылках, и кружков идейных единомышленников на воле – вплоть до физической ликвидации эсеров в период т.н. «Большого террора».

Процесс размежевания единой эсеровской партии летом-осенью 1917 г. был гораздо более сложным, чем это принято считать. Партия колебалась перед выбором нескольких траекторий движения. При том неустойчивом положении, в котором находилась ПСР, даже небольшое колебание ее ядра в лице ЦК могло послужить началом движения в совершено ином направлении, которое имело шансы изменить весь ход исторических событий. Раскол ПСР был неизбежен, но он мог бы пойти по линии отсечения немногочисленного правого крыла, и тогда большинство партии имело шансы развернуться влево.

Относительно быстрые сроки партстроительства и значительные успехи левоэсеровского движения во многом вытекали из хорошо спланированной и организованной агитационно-пропагандистской компании. В первой половине 1918 г. в арсенале ПЛСР имелись издательства, более 20 газет, журналы, партийные клубы и курсы, школы пропагандистов.

Успеху левых эсеров поспособствовало достаточно широкое распространение романтической мифологии «скифства», провозглашаемой со страниц партийной печати участниками литературного объединения «Скифы» (в которое входили А.А. Блок, С.А. Есенин и другие представители творческой интеллигенции) во главе с левонародническим идеологом Ивановым-Разумником (Р.В. Ивановым).

Основная проблема партстроительства, с которой столкнулись левые эсеры, заключалась, по словам одного из лидеров ПЛСР В.А. Карелина, в «соотношении удельного веса к степени политической организованности». Причины организационной слабости заключались в медленной дифференциации левых и «правых» эсеров на местах и в том, что из-за чрезмерной загруженности работой в государственных и советских органах уделялось недостаточное внимание организации партийного аппарата. Уход левых эсеров из центрального СНК означал переход ПЛСР на платформу «конструктивной оппозиции», но не прекращение сотрудничества с большевиками, что демонстрируется многочисленными примерами.

В различных регионах события, последовавшие за вооруженным столкновением левых эсеров и большевиков в Москве 6-7 июля 1918 г., развивались не линейно, а в соответствии с семью вариантами (типовыми моделями): 1) попытка силового варианта со стороны ПЛСР и ответные меры большевиков; 2) вариант «информационной войны» и выдавливания левых эсеров с занимаемых постов; 3) немедленный, односторонний силовой вариант против левых эсеров; 4) выжидательная тактика со стороны левых эсеров с последующим удалением их из Советов; 5) временный компромиссный вариант; 6) комбинированный вариант; 7) соглашательский вариант (со стороны левых эсеров).

После июльских событий ПЛСР не была деморализована вследствие обрушившихся на нее репрессий и выхода части левых эсеров из рядов партии. Массовые аресты в начале 1919 г. нанесли ей серьезный урон, но также не означали окончательного разгрома левоэсеровского движения. В дальнейшем оно развивалось и действовало в двух формах – «надполья» (легальное существование) и подполья. В связи с организационным расколом и арестами цекистов функции руководства осуществляли органы-дублеры ЦК – Центральное оргбюро легалистов (позднее Центральное Бюро), Областной Комитет Центральной области (позднее Центральный Секретариат).

Левым эсерам и представителям родственных левонароднических течений (эсерам-максималистам и др.) была присуща постоянная тяга к интеграции. Летом-осенью 1919 г. переговоры между ними вылились в создание Оргбюро по объединению революционно-социалистического народничества (проект т.н. «Партии революционного социализма»). В дальнейшем был создан «Левонароднический блок», участвовавший в избирательных компаниях. Осенью 1922 г. союз между левыми эсерами и максималистами был скреплен созданием Объединения ПЛСР и ССРМ и избранием общего Центрального Бюро.

Окончательное отрешение левых эсеров от участия в Советах не означало немедленного исчезновения их в качестве фактора общественной жизни. Однако, превратившись из «парламентской» оппозиции во внесистемную, левые эсеры трансформировались в политических маргиналов. Исходя из многочисленных указаний в источниках левоэсеровского и чекистского происхождения, крайнюю планку существования левоэсеровских структур (кружков и групп) необходимо сместить как минимум на 1925 г.

Среди руководителей и активистов левоэсеровского движения (на всем протяжении его существования) по датам рождения и партстажу прослеживается семь генераций. Первая группа – это те, кто вступил в ПСР или присоединился к протестному движению в начале 1900-х гг. накануне Первой русской революции. Ко второй группе принадлежат те, кто сделал первые шаги в ходе революции в 1905-1907 гг. К третьей группе относятся те, кто встал на путь революционной борьбы в период т.н. «реакции». В четвертую группу входят представители следующего поколения, присоединившиеся к ПСР в годы I мировой войны. К пятой группе относятся те, кто оформил членство в партии после Февральской революции (т.н. «мартовские» эсеры). К шестой группе относятся те, кто вступил уже непосредственно в ПЛСР. Наконец, седьмая группа – это те, кто родился на заре ХХ столетия и примкнул к левоэсеровскому движению в начале 20-х гг.

Изучение разнообразных источников, касающихся репрессий в отношении левых эсеров, позволило автору вывести их периодизацию. Схематично их можно поделить на две волны спонтанных репрессий (в момент июльских событий 1918 г. и в связи с восстанием в Кронштадте в 1921 г.), несколько плановых операций и этапов системных преследований (в течение 1919 г., в 1922-1925 гг., в 1930-1933 гг. и в послевоенный период) и три фазы массовых спецопераций накануне и во время «Большого террора» 1937-1938 гг.

Во время невиданных ранее по размаху репрессий второй половины 1930-х гг. в общей сложности было арестовано около 40 тысяч бывших эсеров и левых эсеров. Дела в отношении многих из них были увязаны в единое целое конструкцией т.н. «Всесоюзного центра» с объединенным ЦБ ПСР и ПЛСР во главе. На поверку выясняется, что даже персональный состав данного «Центрального Бюро» в тех или иных случаях преподносился по разному, что является верным признаком получения противоречивой информации из центра. Фабрикация дел на местах была прерогативой региональных управлений НКВД.

Несмотря на фальсифицированный характер дел, единственным источником, по которому можно восполнить ряд эпизодов в истории левоэсеровского движения, являются «тюремные мемуары» (в тех случаях, где речь идет не о мнимых заговорах, а об исторической конкретике), написанные подследственными в конце 1930-х гг. собственноручно или записанные следователем. Одним из ключевых источников, введенных в научный оборот в последние годы, следует признать многостраничные «мемуары» члена ЦК ПЛСР В.Е. Трутовского. Автору диссертации удалось выявить несколько аналогичных показаний, относящихся к жанру «тюремных мемуаров». Критический анализ данного рода источников убеждает, что, невзирая на отдельные аберрации, в них содержится множество верных фактических деталей.

Физическая ликвидация левых эсеров путем вынесения расстрельных приговоров и больших лагерных сроков в годы «Большого террора» имела определенную логику и закономерность. Политическое руководство СССР и органы госбезопасности рассматривали их, несмотря на давний отход от политической деятельности, революционное прошлое, заслуги в Гражданской войне, социалистическом строительстве и даже принадлежность к компартии, как опасных государственных преступников, потенциальных террористов. Не принимая в расчет то, служили ли бывшие эсеры верой и правдой новому строю или продолжали придерживаться прежних взглядов и были изолированы с начала 1920-х, – все они без исключения подлежали уничтожению. Те из них, кто уцелел в лагерях, автоматически попали под последнюю «зачистку» в послевоенный период.

Научная новизна диссертации обусловлена тем, что она представляет собой первое комплексное исследование структурной эволюции левоэсеровского движения и личных связей между его деятелями, начиная с момента возникновения в дореволюционное время и до гибели подавляющего большинства из них в период «Большого террора». При этом в научный оборот был введен большой пласт документов центральных, региональных и ведомственных архивов, многие из которых по разным причинам были не востребованы ранее, а часть – остается практически недоступными для историков.

В работе впервые показано зарождение в различное время нескольких групп единомышленников внутри партии эсеров, которые осенью 1917 г. составили ядро отделившейся от нее партии левых эсеров-интернационалистов. Привлечение малоизученных материалов из фонда ЦК ПЛСР в РГАСПИ (протоколы заседаний Центрального Комитета и других руководящих органов левоэсеровского движения, стенограммы съездов и Советов партии), не использованных ранее исследователями документов из ряда российских региональных архивов, ЦДАГО Украины, ЦА ФСБ России и архивов местных управлений ФСБ (включая обнаруженные резолюции I Совета ПЛСР, материалы центральных руководящих органов украинских левых эсеров, не вошедшие в «Красную книгу ВЧК» документы ОСК по делу о «мятеже» 6 июля 1918 г., архив подпольного Петроградского комитета ПЛСР и т.д.) позволило раскрыть многие неизвестные детали левоэсеровского движения.

Обращение к таким группам массовых источников, как делегатские анкеты участников Всероссийских съездов Советов, личные партийные дела бывших левых эсеров, перешедших в компартию, личные дела членов Всесоюзного общества бывших политкаторжан и ссыльнопоселенцев, анкеты из архивно-следственных и судебных дел, – открыло новые возможности для всестороннего анализа социального, возрастного, гендерного и национального состава левоэсеровского движения.

Одной из ключевых задач исследования была реконструкция персонального состава ЦК ПЛСР и других центральных и региональных руководящих органов на всем протяжении их существования. Большинство проблем, затронутых в разделе о левоэсеровском движении на Украине, вообще выдвигалось впервые, как в отечественной, так и в зарубежной, в том числе украинской, историографии. Также впервые, более или менее полно, оказались исследованы левоэсеровские структуры в Нижегородской и Тверской губерниях.

В диссертационном исследовании были разобраны различные варианты и сценарии взаимоотношений между левыми эсерами и большевиками накануне, во время и после событий 6-7 июля 1918 г., приведены примеры типовых моделей развития конфликта, как правило, подкрепленные новыми архивными источниками.

Впервые в историографии в работе были задействованы документы и затронут ход следствия по делам молодежных левоэсеровских организаций (таких, как группы «Студенческий Социалистический Союз» в Москве (1922), «Революционный авангард» (Москва-Калуга, 1925), «Поволжская группа революционно-социалистической молодежи» (Нижний Новгород-Казань, 1925), «Областной секретариат левонародников» в Орле (1925), левоэсеровские ячейки в Воронежском и Томском университетах, петроградских вузах). Это позволило сдвинуть верхнюю планку существования организационно оформленного левоэсеровского движения на конец 1925 г.

В диссертации была установлена периодизация этапов применения репрессий к участникам движения, исследованы механизмы фабрикации дел и подвергнуты разбору сценарии следствия и характер предъявлявшихся обвинений по нескольким крупным делам начала и середины 1930-х гг. В центре изучения всесоюзной операции НКВД по эсерам 1937-1938 гг. находились, прежде всего, «уфимское дело» (производство следствия в отношении четырех бывших членов ЦК ПЛСР М.А. Спиридоновой, А.А. Измайлович, И.К. Каховской и И.А. Майорова) и «архангельское дело», по которому проходил один из главных идеологов ПЛСР Б.Д. Камков и другой бывший член ЦК ПЛСР Я.Т. Богачев. Впервые в исторической науке была показана разветвленная конструкция дел НКВД в отношении эсеров, включая «военно-эсеровский заговор» в РККА; применение ее схем в регионах было продемонстрировано на примере дела «левоэсеровской террористической организации» в Калинине и нескольких дел т.н. Горьковского обкома «Всесоюзного центра».

Теоретическая и практическая значимость работы заключается в том, что в ней рассматриваются недостаточно или вовсе не изученные вопросы функционирования ПЛСР не только на стадиях формирования и деятельности в качестве массовой партии, но и в статусах полулегальной и нелегальной партии. В прямой зависимости от того или иного статуса находились все время меняющиеся организационные формы левоэсеровского движения. Кроме того, в работе затрагивается генезис левонароднического движения и аспект партийных попутчиков, разбираются механизмы функционирования левоэсеровских партий и организаций, внутрипартийные течения и их взаимоотношения между собой, и, наконец, этапы ликвидации сначала партийных и протопартийных структур, а затем и самого левоэсеровского сообщества. Тем самым диссертация является существенным вкладом в разработку нового направления в историографии российских партий первой трети ХХ в., характеризующегося всеобъемлющим изучением политических движений на всем протяжении его существования

В основу диссертации легла проведенная исследовательская работа по выявлению и анализу большого корпуса источников (включая подготовку фондовой публикации документов ЦК партии левых эсеров в РГАСПИ и значительного количества материалов, хранящихся в архивах ФСБ России), многие из которых впервые вводятся в научный оборот. Практическое значение исследования заключается в том, что в нем внедряются приемы научной обработки таких источников, как «тюремные мемуары», «опросные листы» заключенных левых эсеров, заполнявшиеся сотрудниками Политического Красного Креста, «По губернский список членов антисоветских партий», изданный для служебного пользования сотрудников ВЧК. Применяемые методы могут быть использованы в научно-практической археографической работе.

Полученные результаты и основные положения исследования могут использоваться в преподавательской деятельности, в подготовке учебных курсов и программ, при написании учебников и учебных пособий по политической истории и управленческим дисциплинам, затрагивающих вопросы партийного строительства.

Апробация работы. Важной особенностью диссертационного исследования являлся его проектный характер. В 1998 г. автор был включен в коллектив ученых, ведущих работу по подготовке изданий серии «Политические партии России. Конец ХIХ – первая треть ХХ в. Документальное наследие». Им был подготовлен и в 2000 г. осуществлен выпуск первого тома сборника документов и материалов «Партия левых социалистов-революционеров. (Июль 1917 г. – май 1918 г.)» в издательстве «РОССПЭН», снабженный предисловием, археографическим введением и подробным научным комментарием. Одновременно автор диссертации принял участие в качестве члена оргкомитета в подготовке и проведении двух международных конференций «Иванов-Разумник. Личность, творчество, роль в культуре», посвященных видному деятелю «Серебряного века», идеологу «скифства», организатору и редактору левоэсеровской печати, и в подготовке к изданию тома мемуаров Иванова-Разумника «Писательские судьбы. Тюрьмы и ссылки», вышедшего в 2000 г. в издательстве «НЛО» («Новое литературное обозрение»).

Автор принимал участие в совместном с Бохумским университетом (ФРГ) исследовательском проекте, итогом которого стало проведение в 2001 г. международной научной конференции «Всесоюзное общество политкаторжан и ссыльнопоселенцев: Образование, развитие, ликвидация. 1921-1935; бывшие члены Общества во время Большого террора» и издание в 2004 г. трудов конференции и материалов к ним. Соискатель работал над составлением и комментированием трех томов сборника «Партия левых социалистов-революционеров» по исследовательскому гранту РГНФ. В итоге очередные тома этого издания, охватывающие период с июня 1918 г. по 1925 г., были предоставлены Центру по разработке и реализации межархивных программ документальных публикаций федеральных архивов РГАСПИ и готовятся к печати.

Основные положения диссертационной работы были изложены в монографии «Скифы русской революции. Партия левых эсеров и ее литературные попутчики», периодических научных изданиях, рекомендованных ВАК, выступлениях на ряде конференций: в том числе на международных конференциях «Политические партии в российских революциях в начале ХХ века» в ИРИ РАН в 2003 г., «Политические партии и общественные движения в условиях кризисов, конфликтов и трансформации общества: Опыт уходящего столетия» в Омске, нескольких всероссийских и международных конференциях, посвященных столетию Первой русской революции (в Москве, Тамбове, Нижнем Новгороде, Италии), научно-практической конференции «Российский парламентаризм: прошлое, настоящее, будущее. (К 100-летию Первой Государственной Думы)» в МГУ имени М.В. Ломоносова, трех международных конференциях, посвященных С.А. Есенину, всероссийской конференции «Октябрь 1917 года: взгляд из XXI века», межрегиональной конференции «Революция 1917 г. в России: Уроки истории и политики» в Нижнем Новгороде, международной конференции «Исторический опыт социалистического сопротивления авторитаризму», ежегодной конференции Фонда Розы Люксембург в Берлине.

Диссертация обсуждалась на заседании кафедры политической истории факультета государственного управления МГУ имени М.В. Ломоносова.

Структура диссертации соответствует целям и задачам исследования. Работа состоит из введения, шести глав, заключения, списка источников и литературы.

Левоэсеровское сообщество в 1905-1917 гг

Поскольку в существующей историографии левоэсеровского движения никогда не делались попытки проследить зарождение неформальных связей между будущими лидерами и активными деятелями ПЛСР, представляется немаловажным начать исследование с рассмотрения именного данного вопроса. Только изучение личных связей и способов коммуникации между теми или иными группами, кружками и отдельными личностями может дать ответ на вопрос, каким образом за столь короткое время — с июня по ноябрь 1917 г. (период между созданием фракции на III съезде ПСР и учредительным съездом ПЛСР) — удалось создать влиятельную и многочисленную политическую партию.

Корни знакомств и связей между руководителями левых эсеров следует искать еще в эпохе Первой русской революции 1905-1907 гг. Не претендуя на полноту выявленных сведений, обозначу главные пересекающиеся линии в дореволюционных вехах биографий наиболее важных фигур левоэсеровского движения. Второй задачей данного раздела является выяснение не раскрытых ранее историками «белых пятен» в отношении участия в освободительном движении некоторых лидеров и идеологов ПЛСР (М.А. Спиридоновой, Б.Д. Камкова, В.А. Алгасова, В.Е. Трутовского, Иванова-Разумника и др.).

Наиболее знаковой фигурой среди левых эсеров, несомненно, была Мария Александровна Спиридонова (1884-1941), которую с большой долей основания можно считать своеобразным символом Первой русской революции. В прологе поэмы Б.Л. Пастернака «Девятьсот пятый год» есть такие строки: Жанна д" Арк из сибирских колодниц, Каторжанка в вождях, ты из тех, Что бросались в житейский колодец, Не успев соразмерить разбег. По моему предположению в этом отрывке поэт в аллегорической форме зашифровал образ легендарной Марии Спиридоновой ", застрелившей января 1906 г. на перроне станции Борисоглебск карателя тамбовских крестьян Г.Н. Луженовского и приговоренной затем к бессрочной каторге.

Письмо с гневными протестами против истязаний Спиридоновой подписали европейские интеллектуалы, в том числе Анатоль Франс и Морис Метерлинк. О ней с восхищением писали В.И. Ленин и П.А. Кропоткин. Идейный вождь анархизма в одном из писем сравнивал ее с Софьей Перовской, признавая при этом, что эта «героическая девушка» «своими жертвами нанесла автократии больший урон, чем все наши писания». А вождь большевиков посвятил Спиридоновой пассаж под названием «Об истязании Спиридоновой и диктатуре революционного народа» в статье «Победа кадетов и задачи рабочей партии», написанной в марте 1906 г. Критикуя конституционных демократов за приверженность правовым методам политической борьбы, вождь большевиков ставил в пример Спиридонову и одного из ее истязателей - подъесаула Аврамова. Сознательно или не желая того, но в любом случае Ленин выставлял юную террористку в качестве символа революции. Защитник Спиридоновой на суде товарищ (заместитель) председателя ЦК кадетской партии, председатель 1-го Всероссийского съезда адвокатов в 1905 г. Н.В. Тесленко пошел еще дальше. Он сравнил свою подзащитную с истерзанной Россией: «Перед вами не только униженная, поруганная, больная Спиридонова. Перед вами больная и поруганная Россия. ... Казните Спиридонову, и вздрогнет вся страна от боли ужаса».

Впору даже ставить вопрос о тайном почитании «новомученицы» Марии на Тамбовщине (и не только там) наряду с местночтимыми святыми и наподобие тайного почитания жителями прилегающих к городу Кашину и сопредельных с ним местностей благоверной великой княгини Анны Кашинской после официального упразднения ее почитания в острый момент раскола Русской церкви в XYII в. О подобном культе свидетельствовал, в частности, поэт Н.А. Клюев:

«Портреты Марии Спиридоновой, самодельные копии с них ... , вставленные в киоты с лампадками перед ними, - не есть ли великая любовь, нерукотворный памятник .. . ».76

Впрочем, не только у православных крестьян, но и в других сословных и национальных слоях был распространен культ Спиридоновой. Дочь видного историка еврейства С.С. Дубнова-Эрлих, «бундовка» по партийной принадлежности, в своих воспоминаниях описывала нелегальное собрание у некоего «старого Шлеймы»: «У порога вросшего в землю домика меня встречает красивый седобородый старик в бархатной ермолке - с него бы писать патриарха Авраама! Убогая комната с закопченным потолком чисто прибрана, на комоде, покрытым вязаной скатеркой, стоит старинный семисвечник. На стене ряд снимков, по-видимому, семейных; с изумлением нахожу среди них лицо лейтенанта Шмидта с плотно сжатыми губами и почти иконописный лик Марии Спиридоновой с широко открытыми глазами мученицы. Эти глаза смотрели на меня со стен разных студенческих комнат, но между мезузои и семисвечником они - полная неожиданность».

Вдохновленный образом бесстрашной и гордой революционерки, писавшей из тюрьмы на волю в ожидании смертного приговора, что она «из породы тех, кто смеется на кресте»7 , Максимилиан Волошин тогда же в 1906 г. посвятил ей прочувственное стихотворение «Чайке». Позже в честь отбывавшей каторгу Спиридоновой написал стихотворение Николай Клюев, сам примыкавший в 1905-1906 гг. к эсерам и к Бюро содействия Всероссийскому Крестьянскому Союзу в Петербурге. Известны и другие стихотворные посвящения Спиридоновой, в том числе ее товарищей по партии.

Одним из главных эпицентров зарождения сообщества друзей и единомышленников, ставшего ядром будущего левоэсеровского движения, следует признать Нерчинскую каторгу в Забайкалье, в тюрьмы которой, начиная с 1906 г. после упразднения Шлиссельбургской тюрьмы (8 декабря 1905 г.), отправлялись особо опасные государственные преступники.

Находившаяся без малого в шестистах верстах от Читы, при открытом в 1815 г. горном руднике, Акатуйская тюрьма считалась одной и самых строгих по режиму. В созданной в 1830-х гг. каторжной тюрьме первоначально содержались польские повстанцы и декабрист М.С. Лунин, могилу которого эсерки-политкаторжанки посетили перед отъездом в Читу сразу же после освобождения в марте 1917 г. В 1889 г. на месте прежней тюрьмы было построено новое деревянное здание, рассчитанное на 104 человек. Сначала сюда с Карийской каторги были переведены революционные народники и народовольцы, затем Акатуйская тюрьма стала пополняться новыми арестантами. Первым из будущих деятелей ПЛСР сюда в 1892 г. попал террорист Н.И. Мелков-Кочурихин, легендарный впоследствии эсер, известный по кличке «Дед Уральский». В 1906 г. в Акатуй были этапированы террористы, сидевшие до этого в Шлиссельбурге и Бутырской тюрьме. Здесь же побывал тесно связанный с левыми эсерами в 1917 — первой половине 1918 гг. бывший народоволец М.А. Брагинский, осужденный в 1889 г. за участие в «Якутском бунте» на 20 лет каторги

Июльский кризис 1918 г. и его последствия для левоэсеровского движения

Предполагается, что журнал будет в 25 п. л. ежемесячно, причем основным отделом журнала, его piece de resistance150 будет отдел литературной и художественной критики, «литературы и жизни», историко-литературных и исторических статей ... .

Но все это пока только предположение. Я толковал обо всем этом с М.К. Лемке и он, по-видимому, склонен считать такое предприятие устойчивым, твердым и способным к развитию. Итак, если тот слух, с которого я начал это письмо — не миф, то быть может Вы не откажете сообщить Ваше отношение к только что изложенной комбинации? Конечно, письменно сговориться трудно; лучше было бы переговорить обо всем этом лично, после Вашего возвращения в СПб. Поэтому я на этом пока кончаю свое письмо, откладывая подробный разговор до личного свидания ... .

Историк, общественный деятель и публицист либерального направления М.М. Стасюлевич издавал и редактировал популярный журнал «Вестник Европы» с 1866 г. В принадлежавшем ему издательстве был выпущен ряд книг Иванова-Разумника, начиная с первого издания принесший ему широкую известность (и приличные доходы) «Истории русской общественной мысли». Упоминаемый в письме историк и редактор полного собрания сочинений Герцена М.К. Лемке был управляющим типографией и книжным складом издательства Стасюлевича. Именно он поспособствовал выходу в 1907 г. двухтомной «Истории» русской общественной мысли», написанной начинающим литератором.

Письмо Иванова-Разумника к Русанову от 16 августа 1908 г. разъясняет, почему из выдвигавшегося им проекта ничего не вышло: «Многоуважаемый Николай Сергеевич, Ваше письмо выяснило положение дела: раз слухи о собираемой Вами «компании на акциях» для издания ежемесячного журнала оказались апокрифическими, то, разумеется, наших капиталов слишком мало для покупки «Вестника Европы». Нас здесь было всего три человека, которые в общей сложности могли вложить в дело от 7 до 10 тысяч рублей; как некоторый + к чему-нибудь эта сумма могла бы иметь значение, но сама по себе она, конечно, ничтожна для начала большого журнального дела.

Вы видите отсюда, что Вам нет причин ускорять ради этого дела свой отъезд в СПб. Но если бы Вы по возвращении в Петербург пожелали поговорить об этом деле, то я всегда к Вашим услугам. Само по себе разумеется, что независимо от этого дата я всегда буду искренно рад видеть Вас и выразить Вам те чувства идейной симпатии (выделено мною.— Я. Л.), о которых Вы мне пишете. жаркое (фр.). 151 РО РНБ. Дом Плеханова. Ф. 657. Оп. 1. Д. 161. Л. 1-2. Крепко жму Вашу руку и остаюсь искренно уважающий Вас Р.Иванов».152

В 1911 г. уже сам Русанов, по просьбе В.М. Чернова, попытался привлечь Иванова-Разумника к сотрудничеству в реформируемом журнале «Современник». Перед этим Чернов написал Русанову: «Вы, кажется, лично знакомы с Ивановым-Разумником. Мне бы хотелось, чтобы он у нас постоянно работал. Расскажите ему, пожалуйста, про все наши планы и про создавшееся положение. Моя мечта — создавать разнообразный хор, и вести журнал актуальный, боевой, охватывающий все сферы идеологии, но везде стремящийся к живости, к смелому размаху, говорящий громко. Я стою за проповедь единства, но не посредством смазывания, а посредством нетерпимой борьбы против разъединяющего сектантства и сужения нашей идеологии или наших задач. И я верю, что это дело нам так же удастся, как удалась когда-то газета». 5

На обращение Русанова Иванов-Разумник ответил в письме от 15 июля 1911 г.: «Вчера я был в Царском С еле , получил Ваши два письма, ... и спешу ответить Вам на передаваемое Вами приглашение, за которое весьма благодарен реформаторам «Современника».

Ответ мой на первую часть приглашения очевиден: раз в новом журнале принимают участие Вы, Чернов, Горький — то этого слишком достаточно для меня, чтобы с удовольствием дать новой редакции согласие «проставить имя в числе постоянных сотрудников». Что же касается до «деятельного участия в литературно-критическом отделе», то вообще говоря я очень склонен к подобного рода журнальной деятельности и думаю, что раньше или позже мне удастся ее осуществить. В частности же, говоря о «Современнике» — все это зависит прежде всего от того, насколько мои литературно-художественные взгляды и симпатии подходят к реформированному журналу. В «Современнике» первой половины этого года я был не ко двору. К тому же, если бы мне пришлось работать в каком-либо журнале, то я бы принимал в нем или очень близкое участие, или никакого. Таким образом, на вторую часть приглашения я мог бы ответить только после подробного обмена мнений с лицами, реформирующими ныне «Современник». От них я письма еще не получал.

Между нами говоря — зачем «реформировать» уже испорченное дело? Не лучше было бы начать с нового года новый журнал — т.е. вместо «реформ» произвести «революцию»: уничтожить старое и начать новое? Мне это представляется более целесообразным».1

Весной 1911 г. М. Горький занялся реорганизацией журнала «Современник», который возглавлял А.В. Амфитеатров, и выступил с инициативой создания внутри его авторского коллектива широкого В приведенных отрывках из писем В.М.Чернова и Иванова-Разумника уже четко означены программные установки, реализованные ими позднее в этом левонародническом издании. Но до того у Иванова-Разумника существовал свой план. В неопубликованных мемуарах СП. Постникова «Мои литературные воспоминания» говорится: «Когда я приехал к нему с предложением постоянного сотрудничества в «Заветах» в качестве критика, принял он меня очень любезно, расспрашивал о нашем плане издания, но сотрудничать пока отказался. Он сам, с какой-то литературной компанией, подготовлял издание журнала и даже сообщил мне будущее название журнала — «Творчество». Вот если этот журнал не осуществится, то он обещал, после летней своей заграничной поездки, принять участие в нашем деле. Это потом так и вышло. Журнал его не появился на свет, и он стал у нас работать с седьмого номера, с октября месяца».

В конце 1911 г. и в начале 1912 г. Иванов-Разумник и художник А.Н. Бенуа, с одной стороны, и издательство «Шиповник», с другой,— вели переговоры об издании ежемесячного художественного, литературного и критического журнала. По словам Иванова-Разумника, «ближайшее участие в литературном отделе должны были принимать Леонид Андреев, А.А. Блок, A.M. Ремизов, в отделе художественном - К.С. Петров-Водкин и группа «левых мирискусников», имея «теоретиком» Конст. Эрберга. К участию в этом начинании Иванов-Разумник привлек также двух своих близких друзей — А.Н. Римского-Корсакова и М.М. Пришвина.

Таким образом, Иванов-Разумник попытался объединить некоторых будущих участников литературного объединения «Скифы» в виде литературного содружества уже в начале 1910-х гг. Не вдаваясь в подробности всех этих задумок и комбинаций, отмечу еще одну важную мысль: настойчивое стремление эсеров заполучить Иванова-Разумника в сотрудники и его готовность к этому шагу. Вернувшись из поездки в Германию и Италию, в шестом номере журнала «Заветы», начавшегося весной 1912 г., он опубликовал статью «Человек и культура. (Дорожные мысли и впечатления)», подписанную Скиф. Затем он сам сделался одним из редакторов этого журнала, с которого (наряду с легальной, но то и дело

Левоэсеровское движение в 1919-1925 гг

Уроженец Одессы, сын купца Бернарда Авраамовича Спиро (он же Теффер), происходивший из сословия личных почетных граждан и бывший выкрестом. В «Личной анкете делегатов 3-го Всероссийского съезда СР. и С.Д.» Спиро утверждал, что принадлежал к ПСР с 1903 г., ведя работу «в больничных кассах, копер ации и т.д.», и намекал на свое прикосновение к выступлению на броненосце «Потемкин» (не раскрывая, впрочем, подробностей). Свою национальность в этой анкете он указал, как «русский»; в «Анкетном листе» делегата IV съезда Советов, как «великоросс». Он имел высшее образование (в каком заведении оно было получено не известно). В обеих анкетах, с разницей в два месяца, он указал, что был арестован в 1906 г. и сидел в тюрьме (но в первой из анкет назывались 3 месяца, а во второй - уже 6 месяцев). Не исключено, что уже по Одессе Спиро мог быть изначально знаком с Б.Д. Камковым и П.П. Прошьяном.

После ареста Спиро по распоряжению В.И. Ленина в 1918 г., в «Деле Народа» появилась заметка «Неумирающий» в которой деятельность Спиро в Одессе рисовалась в неприглядном свете: « ... он служил в Одессе в фирме Бирнбаум, где неосторожно присвоил себе конторские деньги и очень храбро учинил фиктивную запись в торговой книге. К несчастью для Спиро, он был изобличен и принужден был поспешно бежать в буржуазную Австрию. Из Одессы он уехал с тяжелым чувством: с 1912 года он вел долгую и упорную борьбу с одесским обществом приказчиков и успел объединить хозяев в энергичной борьбе с идейными работниками профессионального движения, и вдруг такое прискорбное недоразумение! Какие-то конторские деньги и какая-то фиктивная запись «социализированных» сумм!». 54

Судя по всему, Спиро действительно был замешан в какие-то финансовые авантюры, и в этом качестве попал на заметку Департамента полиции. Но трактовку в «Деле Народа» ни подтвердить, ни опровергнуть пока не возможно. «С тех пор много утекло воды, - говорилось в ней далее. -Старый мошенник и усердный «услужающий» своих хозяев отыскал новых хозяев и очень быстро с наступлением революции превратился сначала просто в социалиста, затем в социалиста-революционера левого».

Из того немногого, что известно о дореволюционном прошлом Спиро, следует, что во время 1-й мировой войны он вместе с отцом жил в Христиании (Копенгаген), занимаясь операциями с ценными бумагами, и при этом активно участвовал в работе Русского общественного комитета помощи военнопленным и Комитета помощи политическим эмигрантам в Копенгагене. В первом из них Спиро являлся вице-председателем; в «удостоверении» второго из них за подписью председателя Я. Вугмана говорилось, что Спиро был избран членом комитетом «немедленно» после его образования, и «все время исполнял обязанности казначея комитета», оказав ему «огромные услуги своим деятельным сотрудничеством». 9 июня 1917 г. он добровольно сложил свои полномочия «после принятого им решения вернуться на родину». 11 июня, согласно «удостоверению» за подписью председателя И.М. Троцкого и секретаря Ю. Савицкого, он был «командирован» в Россию в качестве «уполномоченного и представителя» первого комитета «для защиты интересов последнего пред соответствующими инстанциями, ведающими дело помощи военнопленным».

По-видимому, в Копенгагене Спиро сблизился с жившим там накануне революции Камковым. В одном из показаний на следствии в 1918 г. он указал: «Считаю нужным сообщить о том, что за годы 1915 и 1916 составилось очень солидное состояние, находящееся в Дании (Копенгаген) в распоряжении моей семьи (вилла, деньги, акции и т.п.).

О сем знают тов. Камков, Урицкий, Чудновский, о сем же может свидетельствовать мой текущий счет в Петроградском Отделении Русско-Азиатского Банка, куда я перевел деньги по возвращении в Россию (май, июнь 1917 года), суммы, вносившиеся мною на возвращение товарищей из эмиграции (свидетельства комитета), суммы, потраченные на агитацию среди русских военнопленных в Германии (свидетельство комитета)».357

Дальнейший путь Спиро лежал из Петрограда в родную Одессу, где он был избран в местный Совет и в Румчерод. Вторичное появление Спиро в Петрограде было связано с его избранием в качестве делегата II Всероссийского съезда Советов РСД от Румынского фронта. Именно в этот момент начинается его головокружительная карьера.

29 октября на IX Петроградская конференция избирала его в комиссию для переговоров с ЦК; позднее, на X конференции он был избран делегатом на IV съезд ПСР. Войдя во ВЦИК 2-го созыва он совместно с И.С. Уншлихтом (будущим замю председателя ОГПУ) был избран заведовать финансовым отделом. Именно со Спиро был связан эпизод, когда, как подчеркивал американский историк и советолог Р. Пайпс, правительство Ленина согласилось на голосование вотума доверия. Поскольку оставался не решенным «критический», как выражается Пайпс, вопрос ответственности СНК перед ЦИК, Спиро заявил на заседании «революционного парламента»:

«Центральный Исполнительный Комитет, заслушав объяснения, представленные Председателем Совета народных комиссаров, признал их неудовлетворительными». Большевик М.С. Урицкий тут же внес контр-резолюцию, выражающую доверие ленинскому кабинету. При голосовании резолюция Спиро, выражавшая недоверие правительству, была отклонена 25 голосами против 20, тогда как резолюция Урицкого прошла двадцатью пятью голосами против двадцати трех. Исследуя этот эпизод, Пайпс указывал на то, что «решающие два голоса принадлежали Ленину и Троцкому», и что «таким образом, с помощью простой уловки оба большевистских лидера присвоили себе законодательную власть, а ЦИК и представляемый им съезд Советов превратили из законодательного в консультативный орган».

С конца 1917 г. Спиро становится старшим комиссаром Румынского фронта и начинает курсировать между Югом и столицами. В качестве делегата от Румчерода он возвращается в Питер для участия в III Всероссийском съезде Советов. 16 января 1918 г. Спиро получил мандат за подписью председателя СНК Ульянова-Ленина о назначении «комиссаром у СП организатором по русско-румынским делам на Юге России». В конце января, после создания Верховной автономной коллегии по борьбе с контрреволюцией на Юге России и в Бессарабии (позже, в Одессе реорганизована в Верховную коллегию по румынским делам) во главе с Х.Г. Раковским, он был включен в ее состав. Принадлежность к данной коллегии дала Спиро основание именовать себя «наркомом». По словам Раковского, при отъезде из Петрограда Спиро и сопровождавшему их начальнику матросского отряда, небезызвестному А.Г. Железнякову было выдано Совнаркомом 11 миллионов рублей («за эти суммы отвечал тов. Спиро»).360 Пять миллионов предназначались для нужд Верховной коллегии, шесть миллионов — для Румчерода. Не вдаваясь здесь сейчас в детальные подробности деятельности Спиро на Юге (в Одессе, а после ее оставления советским руководством - в Севастополе), достаточно подробно отраженных в хранящемся в ГАРФ «Деле Спиро Вильям а Бернардович а , обвиняемого в выступлении против Центральной власти и в бездействии по должности Главного комиссара Черноморского флота», зададимся главным вопросом: какую роль сыграл этот человек в становлении левоэсеровского движения?

Прямого ответа на него, по-прежнему, нет. Точнее, есть соблазн увидеть в нем своеобразного «левоэсеровского Парвуса», но явных доказательств на сей счет пока не существует. Вне всякого сомнения, его назначение на столь ответственный пост, как заведование финансовым отделом болыпевистско-левоэсеровского ВЦИК, не могло быть осуществлено без лоббирования Камкова и других левоэсеровских лидеров. Можно высказать предположение, что Спиро заслужил их доверие благодаря финансированию партийных структур, и, возможно, личного кредитования, начатых еще за границей. Вообще его роль в левоэсеровском движении

Левоэсеровское движение на Украине

Избранный на губернском съезде Советов (открылся 5 марта) ГИК составили 13 большевиков и 12 левых эсеров. Представители фракции ЛСР состояли в Президиуме ГИК и во всех отделах. Загруженность управленческой работой была основной причиной, отвлекавшей местных левоэсеровских деятелей от собственно партийной работы.

Несмотря на то, что делегат от Костромы (М.М. Новлянский) участвовал в учредительном съезде ПЛСР, лишь после появления объявления о II съезде партии 28 марта в помещении Рабочего Социалистического клуба было созвано общегородское собрание (участвовало свыше 50 чел.), на котором были заслушаны доклады Н.И. Кондорского и одного из братьев Новлянских о постановке партийной работы в Костроме и принято решение о создании городской организации партии и боевой дружины. На следующий день открылся учредительный съезд, на котором произошло конституирование губернской организации. Несмотря на это, Костромская организация продолжала оставаться одной из наиболее слабых в партийном отношении. На общепартийное собрание 26 мая, на которое вменялась «явка всех членов партии обязательной», явилось всего 37 человек.

На собрании была предложена новая конструкция горкома с избранием в него трех членов от общего собрания и по одному от городских районов, где имеются парторганизации. В итоге были в него были избраны упомянутый Маругин и еще двое - от собрания, и три районных представителя (от Фабричного района, от Механического завода и от железнодорожников). Также общее собрание избрало двух членов и двух кандидатов во временный губком.

Следующее общепартийное собрание 8 июня было посвящено выборам на губернскую конференцию, проходившую на следующий день в помещении губернского комиссариата земледелия. Резонно предположить, что ЦК должен был усилить Костромскую организацию ответственными работниками-организаторами. Вероятно, с этим было связано появление в Костроме члена ПСР с 1904 г. Дмитрия Николаевича Корнатовского (в начале 1918 г. председателя хозяйственно-контрольной рабочей комиссии Химико-фармацевтического завода в Хамовническом районе Москвы, члена заводского комитета, активного агитатора и организатора Хамовнического райкома ПЛСР) и Михаила Николаевича Викторова (ок. 1886 - ), до революции сочувствующего эсерам, в 1917 г. солдата, члена Исполкома ВСКД от 10-й армии, входившего затем в состав редакции «Голоса Трудового Крестьянства». Так или иначе, но в июне произошло заметное оживленное партийной работы в губернии.

В заседании Костромского уездного съезда КД были предложены не общие, а дифференцированные резолюции, при чем большинством в 26 голосов была принята левоэсеровская резолюция, предложенная секретарем ГИК М.М. Новлянским, (против 20 голосов, поданных за резолюцию, внесенную большевиками). С 12 июня начал выходить орган губкома «Борьба и Труд, сменивший 23 июня название на «Пламя Борьбы» (возможно для того, чтобы не вызывать путаницу с одноименным печатным изданием во Владимире).

В то же время V губернский съезд Советов, открывшийся 11 июня, продемонстрировал консолидацию советских партий. Председателем президиума был избран лояльный к большевика комиссар Административного отдела; левый эсер И.А. Львов. Первое слово на съезде в качестве основного докладчика по текущему моменту было предоставлено важному гостю из Москвы в лице самого Б.Д. Камкова. Однако в данной ситуации главный глашатай левоэсеровской оппозиции проявил себя гибким и реалистичным политиком. Подвергнув критике международное положение Советской Республики, он воздержался от нападок на большевиков. В заключительном слове, после выступления содокладчика - председателя ГИК и большевика, Камков позволил реверансы не только в его сторону, но и по адресу В.И. Ленина:

«В словах Н.П. Растопчина .. . я уж не вижу прежнего убежденного, уверенного сторонника передышки. А это только лишний раз подчеркивает наличие отрезвления, которое не со вчерашнего дня началось в рядах большевизма. Но почему же, в самом деле, началось это отрезвление? Разве т. Ленин стал хуже отстаивать достоинства «передышки»? Конечно, нет... Большевики тоже начинают понимать всю предательскую тактику германского империализма. Ибо германцы говорили о нем: подпишите разговор с Украиной, но границ нам не указывали, ибо «границы» для них были там, где кончается хлебородная полоса, где кончается добыча угля и т.д. Такая тактика гарантировала им медленную смерть Сов. Республики. В самом деле, почему они не взяли Петроград или Москву? Но зачем им нужен был голодный Петроград, с бастующим пролетариатом, постоянно будирующим германский пролетариат? А сколько нужно было бы корпусов, чтобы держать в повиновении этот город? Нет, все стремления германцев были определенно направлены на юг, чтобы трезать нас от хлеба и создать там базу для проведения определенных монархических начал. .. .

Что нас пощадят, является утопией. Мы видим, что германские лейтенанты спокойно нарушают демаркационную линию только потому, что они «обиделись на пропаганду» Советской власти в той или иной местности. И спокойно продвигаются вперед. А чем мы гарантированны, что они и дальше не будут двигаться? Да и в самом деле, неужели германцы будут спокойно стоять, и ожидать, пока мы создадим многомиллионную Красную армию? Неужели они будут спокойно выслушивать наши призывы к украинским социалистам о поголовном вооружении? Конечно, нет. Поэтому никакого разговора о серьезном мире быть не может. И т. Ленин это прекрасно понял, когда писал на Украину: защищайтесь до последней капли крови. Он понял, что корпуса рождаются во время войны. И теперь хорошо, конечно, что мы пытаемся создать армию, ибо лучше поздно, чем никогда, но хорошо только в том случае, если в дальнейшем мы не будем придерживаться политики страуса, прячущего свою голову под крыло. Не пассивностью, не сдачей на милость мы спасем свою революцию, а борьбой до конца с мировыми и межнациональным паразитами трудящихся масс (Аплодисм енты )у .

После оглашения фракционных резолюций съезд постановил передать их в редакционную комиссию для объединения, и в итоге была принята общая резолюция, в которой говорилось о выдвижении «на первый план дальнейшего укрепления диктатуры пролетариата и трудового крестьянства» с целью: «1) планомерной организации производства и распределения, и в частности неуклонного и последовательного проведения хлебной монополии и твердых цен на все предметы широкого массового потребления; 2) создание мощной социалистической армии и оказание решительного отпора наступающему на Россию герм анскому и союзному капиталу и 3) беспощадная борьба со всеми проявлениями поднимающейся внутри страны контр-революции». Эта резолюция была принята большинством в 136 голосов против 24, при 14 воздержавшихся.

Вечером в тот же день Камков выступил в здании Городского театра с лекцией «Пути русской революции», по окончания которой состоялась дискуссия.

В состав нового ГИК от обеих фракций было избрано по 15 членов; но большевики получили небольшое преимущество за счет избранных в ГЙК от уездов семерых коммунисты и лишь пятерых левых эсеров. Губернский съезд постановил направить делегатами на Всероссийский съезд Советов по 11 представителей той и другой фракций; однако на первом же заседании

ГИК 22 июня, после избрания делегатами на V Всероссийский съезд пяти коммунистов и лишь трех левых эсеров, паритетность была нарушена. Хотя при реорганизации ГИК 19 июня, левые эсеры опять вошли во все отделы вплоть до губЧК во главе с большевиком Хитровым (2 представителя фракции ЛСР).

Среди левоэсеровских лидеров в Костроме выделялись братья Платон и Михаил Новлянские и Николай Иванович Кондорский (ок.1876 - ). О Платоне Михайловиче Новлянском известно в меньшей степени; он стоял во главе культурно-просветительского отдела ГИК и был избран в состав временного губкома. Один из братьев, скорее всего, делегат II Всероссийского съезда Советов РСД от Костромы, юнкер Михаил Михайлович Новлянский (1898-1938) участвовал в учредительном съезде ПЛСР; в 1918 г. он представлял регион на III Всероссийском и IV Чрезвычайном Всероссийских съездах Советов. Их старший товарищ — Кондорский, происходивший из крестьян, имел среднее образование, принадлежал к ПСР с 1910 г. В 1917 г. вместе с М.М. Новлянским он редактировал газету «Социалист-революционер» - орган Костромского горкома ПСР. В начале 1918 г. являлся товарищем председателя ГИК. Позднее он вместе с М.Н. Викторовым участвовал в работе IV съезда ПЛСР; в конце 1921 г. жил в Пензенской губернии, будучи председателем Губсоюза кожевников. Местными чекистами он характеризовался как «активный» левоэсеровский партийный работник, а также «синдик алист ».585

Напоследок коснусь развития ситуации с партстроительством в партийно-областном центре, превратившемся весной 1918 г. В столицу советского государства. На прошедшей накануне II съезда ПЛСР общегородской партконференции 14 апреля членами переизбранного МК ПЛСР стали А.А. Биценко, Л.Б. Голубовский, Д.А. Черепанов, М.М. Капелуш, М.А. Трутовская, Г.Л. Лесновский, Е.Н. Кац, Д.А. Магеровский, Е.Е. Демме и В.И. Лебедев; кандидатами в члены МК одновременно были избраны И.Д.Гулецкий, И.М.Ожигов, В.Н. Синявин, С.А. Богоявленская, Флигельман и Н. Полянский.

По сообщениям в «Знамени Труда» в столице действовали следующие районные комитеты партии: 1) Бутырский (Большая Бутырская ул., д. 20), 2) Замоскворецкий (Житная ул., д. 31), 3) Лефортовский (угол Елоховской и Немецкой улиц, клуб «Интернационал»), 4) Пресненский (Большая Пресня, Трехгорный пер., д. 15), 5) Рогожский (Семеновская ул., д. 21 - в партийном клубе), 6) Сокольнический (угол Краснопрудной и Красносельской улиц, д. 17), 7) Хамовнический (Плющиха, д. 37), 8) Городской (Поварская ул., д. 23).

Похожие диссертации на Левоэсеровское движение: организационные формы и механизмы функционирования