Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Историография и источники 18
1. Историография темы исследования 18
2. Характеристика источников 51
Глава II. Особенности социального и правового положения приходского духовенства 69
1. Приходское духовенство Центрального Черноземья второй половины XIX – начала XX века: статистический обзор 69
2. Правовое положение духовенства 83
3. Роль духовенства в общественной жизни региона 106
Глава III. Основные источники материального обеспечения приходского духовенства 142
1. Правила раздела доходов между священно- и церковнослужителями 142
2. Требоисполнение 166
3. Землепользование и землевладение 201
4. Жалованье 233
Глава IV. Вспомогательные источники материального обеспечения приходского духовенства 266
1. Пожертвования, кружечные и кошельковые сборы, проценты с принадлежавших церквам капиталов 266
2. Роль свечных доходов в материальном обеспечении духовенства 284
3. Деятельность церковно-приходских попечительств и советов 305
Глава V. Пенсионное обеспечение и социальное призрение лиц духовного звания 335
1. Пенсионное обеспечение 335
2. Попечительства о бедных духовного звания 362
3. Епархиальные приюты и кассы взаимопомощи 381
Глава VI. Уровень жизни и социальные настроения приходского духовенства 412
1. Обеспечение клириков жильем 412
2. Совокупные доходы и оценка уровня жизни 439
3. Влияние проблем материального обеспечения на рост протестных настроений представителей духовного сословия 465
Заключение 496
Список сокращений 510
Список использованных источников и литературы 511
Приложения 569
- Роль духовенства в общественной жизни региона
- Жалованье
- Пенсионное обеспечение
- Влияние проблем материального обеспечения на рост протестных настроений представителей духовного сословия
Роль духовенства в общественной жизни региона
В Российской империи духовенство являлось относительно немногочисленным сословием. В 1913 г. оно составляло 0,5 % от общей численности населения страны. На одну тысячу жителей приходилось всего пять представителей духовного сословия2. Штатных священно- и церковнослужителей насчитывалось еще меньше.
Однако, ввиду того что православные клирики имели качественное образование, часто оставаясь в селах единственно грамотными людьми, их влияние на общество было очень высоким. Священники не только совершали богослужения, но и активно участвовали в общественно-политической жизни страны: вели просветительскую деятельность, открывали школы для крестьян, боролись с распространением религиозных предрассудков и суеверий, занимались благотворительностью. В начале XX века духовные лица принимали участие в выборных кампаниях и работе Государственной думы всех четырех созывов.
Для того чтобы понять, какие задачи входили в круг обязанностей приходского духовенства, несло ли оно пользу всему обществу или же являлось замкнутой группой служителей культа, окормлявшей верующую часть населения, насколько справедливыми были требования причтов улучшить их материальное обеспечение в связи с социальной значимостью их деятельности, следует проанализировать роль священно- и церковнослужителей в общественной жизни центрально-черноземных губерний.
Помимо исполнения богослужений, одним из важнейших аспектов жизни клириков является просветительская работа. Пастырское служение неотделимо от учительства. Священное Писание, канонические правила не просто призывают духовных лиц уделять внимание просвещению паствы, но и обязывают это делать. Пятьдесят восьмое апостольское правило гласит: «Епископ или пресвитер, нерадящий о причте и о людях и не учащий их благочестию, да будет отлучен. Если же останется в сем нерадении и лености: да будет извержен»1.
Во второй половине XIX – начале XX века в учебниках по пастырскому богословию развивалась следующая мысль: священническое служение включает в себя три главные обязанности – учить мирян, демонстрировать пример добродетельной жизни и совершать богослужение2.
Приходское духовенство на протяжении всего Синодального периода стремилось привить в большинстве своем непросвещенному населению первоначальные знания, даже когда это могло повлечь сопротивление власти. В мае 1814 г. директор училищ Владимирской губернии Дмитриевский жаловался преосвященному Ксенофонту (Троепольскому) на местных священников и дьячков, учивших простой народ грамоте. Чиновник просил епископа издать распоряжение, запрещавшее клирикам и семинаристам обучать крестьянских детей. Архипастырь не посмел возразить директору и разослал следующую резолюцию: «Велеть учинить повсеместное крепкое подтверждение, дабы никто из них (священно- и церковнослужителей – С. И.) без данных свидетельств от учебных мест не отважился вступать в должности приходских учителей под опасением в противном случае неизбежного суждения по законам»3.
Однако, несмотря на очевидное давление со стороны некоторых чиновников и представителей интеллигенции, духовенство все равно продолжало заниматься просветительской работой, обучать население, проповедовать, не имея на то достаточных средств и необходимых пособий1.
В середине XIX века ситуация стала меняться. Реформы Александра II дали существенный толчок к развитию народного образования. Между тем в период с 1864 по 1884 гг. ответственность за распространение грамотности лежала на Министерстве народного просвещения. Государство не имело возможности силами одного ведомства быстро изменить ситуацию. Просветительское дело продвигалось очень медленно. В марте 1880 г. Центральный статистический комитет Министерства внутренних дел провел обследование состояния народных школ шестидесяти губерний Российской империи. Результаты оказались неутешительными. По состоянию на 20 марта 1880 г. число народных училищ всех ведомств простиралось до 22 770, в них обучалось 1 140 915 учащихся обоего пола (904 918 мальчиков и 235 997 девочек), обязанности учителей исполняло 36 956 человек (12 566 законоучителей, 19 512 учителей и 4 878 учительниц). В том же году детей обоего пола в пригодном для учебы возрасте (Центральный статистический комитет считал таковым возраст от 7 до 14 лет) числилось 12 837 850. Из 100 мальчиков школу посещало 13, из 100 девочек – 32. Таким образом, в 1880 г. школы посещало лишь 8,9 % детей пригодного для обучения возраста. Подобная ситуация заставила государство обратить внимание на приходских священно- и церковнослужителей и призвать их к делу народного образования.
Еще одна причина, по которой государство обратилось за помощью к духовенству, заключалась в особенностях обучения в земских школах. Учебные заведения Министерства народного просвещения отличались светским характером. Учителя нередко становились носителями секулярного духа, социалистических и либеральных идей. Правительство понимало важность сохранения в обучении и воспитании твердых основ православной нравственности. Министр финансов А. А. Абаза на заседании Комитета министров 17 марта 1881 г. заявил, что право славные священнослужители являлись лучшими кандидатами на должности руководителей народных училищ, так как среди учителей земских школ нередко появлялись «самые вредные и опасные для общества элементы»1.
Об отрицательном влиянии земских школ докладывал в Синод архиепископ Воронежский Анастасий (Добрадин). Владыка отмечал тлетворное влияние народной школы, которое проявлялось хотя и не всегда, и не везде, но во многих случаях. Учителя проповедовали модные в том время идеи Толстого, Маркса, Дарвина и заботились не столько о прививании детям уважения к царю и Отечеству, сколько делились познаниями о новомодных теориях «вроде учения о происхождении человека от обезьяны»2.
Создание широкой сети церковных школ должно было способствовать повышению грамотности населения и стабилизации общественно-политической обстановки в стране. Обер-прокурор Синода К. П. Победоносцев рассматривал церковно-приходскую школу как «несокрушимый нравственный оплот» самодержавного строя. Его тщанием и был подготовлен проект правил о церковноприходских школах. 13 июня 1884 г. император Александр III утвердил его. Согласно новому документу, церковно-приходские школы должны были открываться духовенством и преследовали своей целью «утверждать в народе православное учение веры и нравственности христианской и сообщить первоначальные полезные знания»3.
Епархиальное начальство призывало пастырей заняться просветительским служением и внести в дело народного образования «больше жизни, больше духа, заботиться о сокращении излишних, мертвых формальностей по делопроизводст-ву»4. Священно- и церковнослужители откликнулись на призыв властей и в рассматриваемое время оказали значительное влияние на распространение грамотности среди крестьянского населения Центрального Черноземья.
Жалованье
Главный источник материального обеспечения приходского духовенства, требоисполнение, как уже было показано выше, не отличался стабильностью, а приносимые им доходы могли существенно колебаться в зависимости от времени года и целого ряда других факторов. Священноначалие и приходские клирики вынуждены были искать более надежный способ обеспечения. Во второй половине XIX – начале XX века таковым считалось жалованье.
Вопрос о назначении приходскому духовенству определенных окладов в Синодальный период поднимался неоднократно. Первая попытка установить жалованье для клириков относится к правлению императрицы Екатерины II. 26 февраля 1764 г. вышел указ «О разделении духовных имений и о сборе со всех архиерейских, монастырских и других церковных крестьян с каждой души по 1 руб. 50 коп.», по которому все церкви и соборы делились на три класса, в зависимости от размера отобранных государством вотчин2. К первому классу относились лишь три московских собора, а именно: Архангельский, Благовещенский и Успенский.
Им государство взамен изъятых имений назначило жалованье (Успенскому собору – в 2 752 руб., а Архангельскому и Благовещенскому – по 1 558 руб. в год)1.
Ко второму и третьему классу причислялись городские соборы и церкви, имевшие не менее 20 душ крестьян. В частности, ко второму классу относилось 22 собора, на шесть членов причта в каждом выделялось по 115 руб. годового жалованья. Третий класс составляли 110 городских церквей с причтами из трех человек каждая (священник и два причетника), которым государство назначало годовое жалованье по 50 руб.2 Таким образом, указ от 26 февраля 1764 г. предоставлял жалованье духовенству 135 храмов, то есть менее чем 1 % российских церквей. Выплачиваемое содержание ограничивалось незначительными суммами: протоиереи получали по 30 руб., священники – по 20 руб., дьяконы – по 15 руб., причетники – по 10 руб. в год3. Духовенство остальных церквей должно было «довольствоваться своими приходами»4, то есть жить за счет требных доходов.
В годы правления Николая I правительство вновь обратилось к проблеме обеспечения священнослужителей жалованьем. На этот раз материальное положение клириков обсуждалось в контексте вопроса об улучшении духовного образования и участия Церкви в просветительском служении. 29 ноября 1807 г. император учредил Комитет духовных училищ, предписав подготовить доклад с предложениями по повышению образовательного уровня пастырей и степени их просветительского влияния на население. Документ состоял из двух основных частей. В первой рассматривались особенности обучения в духовных учебных заведениях, а во второй формулировались меры к улучшению быта духовного сословия. В докладе прямо говорилось о том, что подтолкнуть юношей к вдумчивому освоению богословских дисциплин и прилежному служению было невозможно без предоставления выпускникам семинарий приемлемых бытовых условий. По данным Комитета, из 26 417 храмов Православной Российской Церкви только в 185 годовой доход на весь причт, состоявший из священника, дьякона и двух причетников, доходил до 1 000 руб. Духовенство остальных церквей находилось в затруднительном материальном положении, по большей части получая от 50 до 150 руб. в год1.
Для решения проблем материального обеспечения причтов Комитет разработал ряд мер. Во-первых, предлагалось заменить сбор средств за совершение треб постоянным доходом. В тех приходах, где вознаграждение за требы не позволяло духовенству существовать, следовало установить минимальный оклад жалованья, который мог бы покрыть необходимые жизненные потребности. В остальных церквах размер жалованья должен был соответствовать суммам, получаемым причтами за требоисполение. Предполагалось, что таким образом удастся сохранить различия между приходами по уровню их материального обеспечения, а не приравнивать богатые причты к бедным. Чинопоследования и таинства, по мысли членов Комитета, следовало разделить на обязательные и вспомогательные. Первые должны были совершаться клириками безвозмездно, плата за вторые зависела от «доброй воли прихожан»2.
Приходские храмы планировалось разделить на четыре класса в зависимости от уровня доходов. Священнослужителям низшего класса назначалось жалованье в 300 руб., высшего – в 1 000 руб. На основе анализа материального положения приходов Комитет относил к первому классу 1 436 причтов, ко второму – 3 654 храма, довести до уровня 4 класса, на что требовалось выделение 1 096 200 руб. Таким образом, для обеспечения 16 452 приходских причтов, отнесенных Комитетом к первым четырем классам, следовало ежегодно выделять сумму в размере 7 101 400 руб. Улучшение материального положения оставшихся 14 619 причтов откладывалось на неопределенное время, до появления дополнительных средств или на «волю прихожан»1.
Возникал вопрос: откуда следовало брать столь внушительные суммы? Комитет называл несколько источников: средства из казны, свечной сбор, причтовые капиталы. Однако на практике предлагавшиеся членами Комитета меры оказались невыполнимыми. Сумма в 7 101 400 руб. являлась слишком значительной, а недостаточная продуманность вопроса об источниках улучшения содержания духовенства привела к тому, что проект так и не был реализован. Еще одна причина отказа от проекта заключалась в Отечественной войне 1812 г. В итоге удалось лишь немного упорядочить обеспечение духовных учебных заведений, а материальное положение пастырей так и не сдвинулось с мертвой точки2. В 1814 г. Комитет духовных училищ вместо назначения жалованья приходским причтам постановил выделять оклады лишь выпускникам духовных академий, имевшим докторские, магистерские или кандидатские степени вне зависимости от того, в какие храмы они назначались на служение3.
Вопрос об установлении жалованья вновь был поднят при императоре Николае I. 11 января 1828 г. государь предписал Святейшему Синоду представить для рассмотрения новые способы материального обеспечения духовенства, которые бы способствовали, с одной стороны, «к успешному образованию духовного юношества, а с другой, дабы лица, духовному званию себя посвящающие, особливо же приходского духовенства, обеспечены были в средствах содержания их везде и особенно в приходах бедных»1.
6 декабря 1828 г. был подписан указ, по которому государство ежегодно начиная с 1830 г. отпускало 500 000 руб. ассигнациями для назначения вспомогательных окладов наиболее бедным приходам2. Такие оклады простирались в размере от 300 до 500 руб. на причт.3 Подобные суммы кардинально не решали финансовые проблемы духовенства и назначались лишь единичным приходам.
Пенсионное обеспечение
Пенсионная обеспеченность приходского духовенства являлась одной из наиболее обсуждаемых тем в изучаемый период истории Православной Российской Церкви. Если благосостояние находившихся на действительной службе клириков оставляло желать лучшего, то материальное положение заштатных лиц было крайне плачевным. На протяжении долгого времени уходящие на покой священно- и церковнослужители не получали никаких пенсий и пособий, будучи предоставлены попечению своих родственников или собственным сбережениям. Тяжелое положение духовных лиц облегчалось традицией взаимопомощи, крепко утвердившейся в духовном сословии. По словам П. В. Знаменского, каждый священнослужитель с самого начала пастырской деятельности понимал, что на его попечении будут находиться все неспособные к самостоятельному труду члены семьи. Священноначалие, осознавая всю тяжесть обременения, которое клирики вынуждены были нести на себе, не имело возможности оказать реальной помощи и поэтому возлагало заботы по содержанию заштатных клириков «тому же семейному призрению»1.
Первый шаг на пути создания пенсионной системы для лиц духовного звания сделала императрица Екатерина II. 11 декабря 1791 г. она подписала указ, по которому ежегодно пополнявшийся остаток от синодальных типографских средств следовало помещать в Заемный Банк для того, чтобы получаемые проценты использовать на оказание помощи заштатным священнослужителям. Эта мера положила начало созданию пенсионного фонда для духовенства. Согласно указу выплата могла производиться по усмотрению Святейшего Синода заштатным клирикам соборных и приходских церквей, которые «до глубокой старости или неизцельных ради болезней служения своего исправлять не могут»1. Пенсии назначались духовным лицам, получавшим на действительной службе жалованье от государства. Размер выплат по выходе за штат не должен был превышать половину размера ежегодного жалованья. Пенсии могли назначаться и светским лицам, служившим по ведомству православного исповедания2. К началу XIX века капитал составлял сумму в 110 000 руб., что, естественно, хватало лишь для крайне незначительного числа священнослужителей. Подавляющее большинство клириков оставалось без какой-либо поддержки3.
В дальнейшем к вопросу о назначении пенсий духовенству правительство возвратилось в годы царствования Николая I. 4 апреля 1842 г. вышел указ о штатах сельских церквей Литовской, Могилевской, Минской и Полоцкой, а также двух уездов Волынской епархий. В законе говорилось о назначении жалованья причтам указанных регионов за счет вносимых в роспись казенных расходов 415 000 руб. Однако государство назначением окладов планировало решить и проблему выделения пенсий заштатному духовенству. По указу с выплачиваемого жалованья полагалось взимать по две копейки с рубля для формирования особого капитала. Накопленные суммы должны были идти на пенсии сельским священно-и церковнослужителям4. Двухпроцентный вычет сделался обязательным для всех членов причта, получавших казенное жалованье за службу, и взимался на протяжении всего изучаемого периода. В 1907 г. двухпроцентный вычет из содержания духовенства Воронежской епархии составлял – 2 680 руб. 31 коп., Курской – 3 574 руб. 91 коп., Орловской – 2 758 руб. 26 коп., Тамбовской – 3 961 руб. 84 коп.5
Таким образом, пенсионный фонд, задел для которого был положен еще в 1791 г., постепенно пополнялся и к 1860 г. располагал суммой в 5 375 292 руб. 13 февраля 1860 г. капитал был передан в распоряжение государственного казначейства, которое стало отвечать за рост пенсионных капиталов для духовенства1. По причине того, что указанных денег не хватило бы для покрытия нужд всего заштатного духовенства, правительство выделяло пособие лишь некоторым лицам.
В ходе сбора мнений об улучшении материального положения служителей Церкви, проводимого Присутствием по делам православного духовенства в 1863 г., настойчиво звучали предложения о необходимости увеличить пенсионный капитал с тем, чтобы охватить поддержкой как можно большее число нуждающихся. Предлагалось увеличить процент, взимаемый с жалованья клириков в пользу заштатных лиц. Так, например, Орловское губернское присутствие по улучшению быта духовенства в своем определении от 27 сентября 1863 г., поддержанном епископом Поликарпом (Радкевичем), высказалось за пополнение пенсионного капитала путем вычета с каждого рубля из жалованья священников по 4 коп., дьяконов – по 2 коп., причетников – по 1 коп.2 Епископ Орловский выражал недоумение по поводу ограничений, предусмотренных законом по отношению к священнослужителям. Глава и отец семейства имел право на получение содержания с прихода, пользование церковной землей и другими выгодами от занимаемой должности только в том случае, если он находился на штатной службе. После выхода за штат ситуация кардинально менялась. Заштатные клирики и осиротевшие родственники духовных лиц теряли все прежние преимущества, оставаясь фактически без средств к существованию. Архипастырь выражал свое возмущение: «Между тем, как это не бывает ни в каком другом сословии, лица служащие по гражданскому ведомству, а также и по министерству народного просвещения в известные сроки заслуживают для своих семейств пенсии, а за крепкую службу получают единовременные пособия»1.
Отсутствие законодательно закрепленных прав священнослужителей на получение пенсии по выслуге лет вызывало возмущение и у тамбовского духовенства во главе с епископом Феодосием (Шаповаленко)2.
Положение духовных лиц, вынужденных уйти за штат, описал причт Покровской церкви города Липецка Тамбовской губернии. По свидетельству клириков, самое тяжелое испытание начиналось именно после окончания действительной службы. Если штатные служители алтаря могли довольствоваться пусть и небольшими доходами за требоисполнение и церковную землю, то после окончания службы оставались без всякого попечения: «Духовным и за пятидесятилетнюю беспорочную службу не дается почти никакого вспомоществования в жизни при старости, по увольнении от должности. Чем же он может питаться тогда, если будучи на должности он нисколько не запас денег и не имеет детей, которые в состоянии пропитывать его, или если имеет таких, которые сами едва пропитываются с семейством? В первом случае, разумеется, он должен питаться слезами, то есть испрашивать себе пропитания, а в последнем – должен голодить другое се-мейство»3.
Курский преосвященный Сергий (Ляпидевский) писал в Синод о том, что одной из наиболее тягостных сторон пастырской жизни было умолчание в законодательстве о пенсиях как для лиц, беспорочно на протяжении долгого времени исполнявших обязанности штатных членов причта, так и для тех, кто, помимо службы на приходе, трудился на поприще народного образования, на консисторских и других административных должностях. Архипастырь считал несправедливой практику формирования пенсионного капитала за счет отчисления двух процентов от жалованья духовных лиц, так как это влекло снижение их реальных доходов. Пополнение пенсионного капитала за счет прихожан архиерею также казалось неправильным, ведь они и так содержали штатное духовенство. Главное обязательство в деле пенсионного вспомоществования должно было взять на себя государство. Священно- и церковнослужителям следовало назначать пенсию по выслуге тридцатипятилетнего срока. В качестве приемлемых пенсионных окладов назывались суммы: для священника – 90 руб. в год, дьякона – 60 руб. в год, причетника – 30 руб. в год. Было бы правильным ввести доплаты за должности. Так, члену консистории следовало платить пенсию до 200 руб., благочинному – до 160 руб., депутату – до 120 руб. в год1.
Влияние проблем материального обеспечения на рост протестных настроений представителей духовного сословия
Трудности в материальном обеспечении вызывали недовольство священно-и церковнослужителей. Неудовлетворенность уровнем доходов, конфликты с прихожанами и внутри причтов по поводу платы за требоисполнение, обвинения в вымогательстве сказывались на социальном настроении приходских клириков.
Исторические источники свидетельствуют о падении нравов в начале XX века, распространении неуважения к Церкви и традиционным православным ценностям, особенно среди молодежи. В этой связи примечателен анализ складывавшейся ситуации, проведенный епископом Тамбовским Иннокентием (Беляевым). Владыка писал о нарастании кризисных явлений среди населения, особенно в молодежной интеллигентской среде: «Интеллигентная группа горожан в религиозном смысле индифферентна, мнит, что уже перешла эту стадию духовного развития в прошлом истории русской, и теперь выше ее, и потому вопросами веры и Церкви не интересуется, или же судит о них весьма своеобразно»1.
Религиозный индифферентизм молодежи не ускользнул от взора епископа Курского Питирима (Окнова). Архипастырь в отчете за 1906 г. жаловался в Синод о частых случаях проявления духовного равнодушия: «О молодежи можно сказать, что она бессильна в своем легкомысленном стремлении объять все своим жалким недозрелым умом, с легким сердцем готова отрицать все в области религии, нисколько не стесняясь этим и при случае бравируя своим религиозным ин-дифферентизмом»2.
Подобные негативные явления наблюдались не только в светской среде. Церковная молодежь (дети священно- и церковнослужителей) не была в этом отношении исключением. В духовных семинариях также царил дух противления старым порядкам, зрели протестные, революционные настроения. Современные исследования показывают, насколько радикальным являлось духовное сословие.
В 1870 г. духовенство составляло 0,9 % от общей численности населения Российской империи. Между тем в народовольческой среде 1870-х гг. доля представителей этого сословия доходила до 22 %1. Некоторые историки утверждают, что выходцы из духовного сословия составляли свыше 9 % в руководящем звене эсеров2.
Сыновья священно- и церковнослужителей не стремились идти по стопам своих отцов и посвящать себя Церкви. Петербургский историк Б. Н. Миронов отмечает: «До сих пор загадочным для исследователей представляется тот факт, что утечка мозгов в значительной мере направлялась в среду радикальной интелли-генции»3.
В пореформенный период воспитанники духовных учебных заведений стали выходить из-под контроля администрации, демонстрируя все большее равнодушие к священническому служению и православным традициям. Знаменитый воронежский протоиерей Алексей Спасский в письме за 1882 г. к своему другу протоиерею Вакху Гурьеву крайне негативно характеризовал состояние нравов учеников Воронежской духовной семинарии: «Нам замечают, что воспитанники по вечерам не умеют держать себя в комнатах, особенно в летнее время: кривляются в комнатах, смотрят на гуляющих модисток и всякого рода ...исток, а между тем сами же эти мнимые радетели наши на глазах воспитанников выделывают самые соблазнительные сцены»4.
Глубокие проблемы духовных учебных заведений со всей очевидностью проявились в ходе Первой русской революции5. Архивные материалы говорят об активном протестном движении среди воспитанников Воронежской духовной семинарии в 1905–1907 гг.1 Священноначалие неоднократно прекращало занятия, распускало учеников по домам с целью стабилизировать обстановку в учебном заведении2. Для проявления недовольства могло хватить лишь самого незначительного повода. Так, например, 8 марта 1906 г. к ректору Воронежской семинарии протоиерею Василию Борисоглебскому обратилась группа учеников разных классов с просьбой отслужить панихиду по знаменитому революционеру, одному из организаторов севастопольского восстания лейтенанту Шмидту. Руководство семинарии ответило решительным отказом. Тогда около пятидесяти-семидесяти юношей без разрешения собрались на третьем этаже учебного корпуса, пропели похоронный марш, несмотря на проходившие в то время лекции. Затем семинаристы во главе с организатором панихиды, учеником 5 класса Мухиным, попытались прекратить занятия, однако этого им сделать не удалось3.
В начале марта 1906 г. в городе Воронеже проходили похороны студента университета Берга, покончившего жизнь самоубийством (юноша считался активным социалистом). Семинаристы открыли шествие, во главе которого шел воспитанник 5 класса Мухин с заранее приготовленным венком. Вскоре процессия направилась к зданию семинарии. Руководство предприняло все попытки к предотвращению беспорядков. Тем не менее без эксцессов обойтись не удалось. Воспитанники, увидев из окон шествие, стали покидать классы и выбегать из корпуса. В результате учебные занятия были сорваны. Несмотря на предпринятые меры безопасности, семинаристы стали поодиночке перепрыгивать через забор и собираться на соседнем дворе для продолжения незаконного митинга1.
Ректор В. Борисоглебский докладывал правлению школы о том, что «ушло довольно много учеников». Администрация находилась в недоумении: следует ли отменять занятия или ограничиться отчислением наиболее радикально настроенных учащихся? 12 мая 1906 г. губернатор М. М. Бибиков отправил на имя ректора семинарии телеграмму с настоятельной просьбой распустить учеников на каникулы раньше окончания учебного года. Пришлось отчислить воспитанников всех трех отделений 2 класса, «наиболее плохо себя ведущего»2.
Руководство семинарии пыталось найти пути преодоления студенческих волнений, стремясь понять мотивы, побуждавшие детей приходских клириков участвовать в революционном движении. О крайней растерянности администрации свидетельствуют необычные меры, предлагавшиеся для решения сложившейся ситуации. К примеру, ректор Воронежской семинарии протоиерей В. Борисоглебский советовал архиепископу Анастасию (Добрадину) ввести новые принципы управления духовной школой. За образец предлагалось взять американскую систему образования, дававшую учащимся широкие права и полномочия. Ректор считал возможным образовать из воспитанников семинарии сообщество учащихся, которое представляло бы собой модель гражданского общества – «civitas». Семинаристам, по мнению протоиерея Борисоглебского, следовало предоставить право избирать по два ученика из каждого класса для формирования Совета или Думы. Во главе должен был находиться избранный семинарист в должности старосты, а члены являться inspectores studiorus et morum, то есть исполнять должности проверяющих. В их обязанности входил контроль общежитий, столовых, надзор за поведением воспитанников во время занятий. В случае, если фиксировалось нарушение дисциплины, воспитанники-инспекторы докладывали об этом Думе, которой предоставлялось право суда. Судьи также избирались из числа семинаристов. Их решение имело неокончательный и небезапелляционный характер. При возникновении спорных ситуаций семинаристы должны были обращаться к администрации учебного заведения1.
Естественно, священноначалие отвергло столь своеобразное предложение ректора. Архиепископ Воронежский Анастасий в своем отзыве отметил, что духовное учебное заведение предназначалось, прежде всего, для подготовки юношей к служению Церкви. Руководству не стоило следовать духу времени и делегировать часть своих функций воспитанникам. Учеников, которые открыто стремились противопоставить себя православным традициям и боролись с существовавшим порядком, следовало отчислять. Оставлять для продолжения обучения в семинарии предлагалось тех, кто намеревался посвятить себя служению Церкви. «Образование из числа выборных от воспитанников особого Совета или Думы с правом за воспитанниками-товарищами и суда над ними не может быть допустимо, так как подобный Совет может затруднить педагогическое воздействие на воспитанников со стороны семинарской корпорации», – резюмировал свое мнение архипастырь2.