Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Становление и развитие системы государственного регулирования снабжения продовольствием в Российской империи в военный период .67
1.1. Поиски путей государственного регулирования снабжения продовольствием тыла и фронта в военные годы 67
1.2. Продовольственные ресурсы России: производство и потребление .112
1.3. Продовольственная политика и система снабжения .162
1.4. Железнодорожный транспорт в войне: перевозки и снабжение .208
Глава II. Продовольственное снабжение армии в годы войны (1914–1916) .247
2.1. Организация снабжения фронта .247
2.2. Довольствие армии в 1914–1916гг.: номенклатура потребления 297
2.3. Фуражное обеспечение действующей армии 346
2.4. Снабжение армии во второй половине 1916г.: попытки выхода из кризиса 387
Глава III. Кризис продовольственного снабжения в 1917 году .414
3.1. Продовольственный кризис зимы 1916/1917г 414
3.2. Продовольственная организация между Февралем и Октябрем .453
3.3. Снабжение армии в 1917 году 481
3.4. Слом системы снабжения в революционный период .510
Заключение .543
Приложения .551
Список источников и литературы .614
- Поиски путей государственного регулирования снабжения продовольствием тыла и фронта в военные годы
- Продовольственная политика и система снабжения
- Фуражное обеспечение действующей армии
- Слом системы снабжения в революционный период
Поиски путей государственного регулирования снабжения продовольствием тыла и фронта в военные годы
До Первой мировой войны в Российской империи не существовало государственного хлеботоргового аппарата как сильной, разветвленной системы обеспечения населения, что в годы войны породило большие сложности, так как организацию пришлось создавать с нуля1. Снабжение армии и населения продовольствием осуществлялось через рынок, то есть через торговый аппарат, который перед войной был очень разветвлен и предприимчив2. Войсковые подразделения самостоятельно закупали продовольствие и фураж, используя подрядную систему. Элементы государственного регулирования практически не затрагивали продовольственного обеспечения населения, за исключением системы хлебозапасных магазинов в деревне, которая не столько обеспечивала функцию продовольственной безопасности населения в неурожайные годы, сколько «ежегодное обсеменение яровых полей и выдачу продовольствия в летний период»3.
Задача снабжения гражданского населения находилась в руках Министерства внутренних дел (МВД). А именно – в Управлении сельской продовольственной части, на плечи которого с началом войны легли функции усиленного поддержания правопорядка в воюющей стране. Поэтому, МВД оказалось в стороне от создания данной организации после начала военных действий. С объявлением мобилизации и начала работы интендантских органов Вооруженных Сил, встал вопрос о создании организации, которая бы выполняла функции обеспечения армии продовольствием посредством исполнения нарядов на заготовку продовольствия, указываемых Главным интендантским управлением (ГИНТУ).
В первый день войны, 19 июля 1914г., отвечавшее за обеспечение сельского населения МВД разрешило главам приграничных губерний, «в случае перенесения военных действий в пределы вверенной ему губернии, раздать населению наличные хлебные запасы, хранящиеся в хлебозапасных магазинах»4. Междуведомственное совещание по продовольственному делу 5 августа 1914г. под председательством Заведывающего продовольственным делом в империи шталмейстера В. Э. Фриша, постановило предоставить для нужд армии хранящийся в зернохранилищах Управления сельской продовольственной части в Акмолинской области и Тобольской губернии хлеб5. Главное управление землеустройства и земледелия (ГУЗиЗ) разрешило подключить к этому делу крестьянство всей страны6. Дабы не допустить истощения хлебных запасов, ввиду желания некоторых крестьянских обществ пожертвовать хлеб из общественных магазинов на нужды армии7, Совет министров (Совмин) установил предел на добровольные пожертвования для нужд армии – не свыше 1/5 части наличного запаса.
Также в начале войны, во внутренних регионах, местные власти немедленно приступили к организации помощи семьям солдат силами односельчан, при поддержке земств и контроле со стороны земских начальников8. Чтобы облегчить положение крестьянских хозяйств, Лесной департамент ГУзиЗ циркулярами от 12 августа, 11 октября и 22 ноября 1914г. разрешил дачу топлива семьям солдат из валежного леса бесплатно, а из сухостойного и растущего дровяного леса – на льготных условиях9. Одновременно ГУЗиЗ напомнило, что местные власти имеют право понижать плату за дрова до «минимальных разме-ров»10. Примечательно, что нередко такую помощь оказывали и местные помещики «в виде выдачи топлива, хлеба и других сельскохозяйственных продук-тов»11.
С объявлением войны организация снабжения была возложена на правительственные и общественные учреждения во главе с ГУЗиЗ. Глава ведомства А. В. Кривошеин обратился к Главному интенданту с предложением «передать вверенному ему управлению заготовку продуктов и предметов, необходимых для армии». На специальном совещании в Военном Совете (высшее коллегиальное военное ведомство, учреждение по делам военного законодательства, хозяйства, состояния войск и военных заведений) было решено возложить на ГУЗиЗ «собственно лишь содействие интендантству в трудной его обязанности обеспечения армии»12.
С началом войны, ГУЗиЗ сделало ставку на закупку продовольствия и фуража (продфуража) для армии напрямую от производителей13. Однако, наряды закупок продовольствия для армии, составляемые ГИНТУ, передавались в руки ГУзиЗ постепенно, что не дало возможности провести закупки заблаговременно, и потому 60% хлеба было закуплено у скупщиков, в руки которых к началу 1915г. перешел товарный хлеб14. Собственно, заготовками продовольствия занималась специальная часть ГУЗиЗ – Отдел заготовок (Заготосель).
Первоначально потребности армии рассчитывались на 4 месяца, до конца 1914г., затем до 15 марта 1915г., а потом до нового урожая 1915г.15 Этот период – с 1 июля текущего по 1 июля следующего года получил наименование операционного или заготовительного года. Именно так и стали рассчитываться поставки продовольствия и фуража для армии, а со второй половины войны – составляться планы на будущий год – не календарный, а операционный. Таким образом, за военный период продовольственные органы России произвели заготовки в 3 операционные года, и с августа 1917г. приступили к заготовкам 4-го операционного года, которые были прерваны октябрьским переворотом и процессом выхода страны из Первой мировой войны.
Сведения о количестве торговых запасов хлеба давала ежемесячная перепись так называемых «видимых» запасов, то есть предлагаемых к продаже (запасы хлеба на станциях и элеваторах, предназначенные для снабжения городов и потребляющих регионов). Эта перепись учитывала только торговые запасы, а производительные ресурсы, находившиеся у крестьян и помещиков не попадали в счет, тем более что держатели хлеба придерживали хлеб впредь до повышения цен, а сами торговые запасы являлись несколько преуменьшенными, так как перепись проходила со слов самих торговцев16. После массированной покупки хлеба для армии, эти запасы отражали собой потенциальный ресурс на перспективу. Как известно, сроки войны считались недолгими - не более года. Поэтому, к началу 1915г., когда стало ясно, что завершение войны будет нескоро, торговые запасы хлеба стали необходимыми.
Видимые запасы хлеба на 1 октября 1914г. составляли 140 618 010 пуд, к 1 ноября 1914г. - 138 602 774 пуд, на 1 октября - 140 618 010, к 1 декабря -124 443 809 пуд. Наибольшее количество хлебов располагалось в хлебной Кубанской области и Ярославской губернии, где находился крупнейший в Центральной России распределительный центр экспортного зерна - Рыбинск. Хлебные запасы Российской империи на 1 февраля 1915г. составили: ржаная мука - 51 089 316 пуд, пшеничная мука - 37 483 617, рожь - 261 968 742, ячмень - 114 664 292, овес - 177 487 308, пшеница - 373 406 325, мука ячная и овсяная - 20 182 563 пуд. Видимые запасы хлеба к 1 мая 1915г. - 78 820 568 пуд, в том числе в Европейской России - 50 183 088. По 51 губернии в хлебозапасных магазинах находилось 79 294 829 пуд хлебов17.
Приграничные регионы были объявлены на осадном (военном) положении. Здесь начали работать интендантские органы соединений, прикрывавших линию государственной границы, которые распределяли между собой занимаемую войсками местность для сбора местных средств18 (то есть закупки продуктов у местного населения по установленным, а сначала – вообще по рыночным, ценам). В губерниях, вошедших в ТВД, военные власти имели приоритет властных полномочий, причем гражданская администрация, включая губернатора, должны были подчиняться распоряжениям военных властей.
23 июля 1914г. Совет министров объявил все местности страны, не находящиеся на осадном или военном положении, в состоянии чрезвычайной охра-ны19. Эти регионы, коих было большинство, подчинялись действию «Положения о мерах к охранению государственного порядка и общественного спокойствия». Этим документом расширялись права губернатора, которому предоставлялись права главноначальствующего губернией20.
Тем не менее, даже скоротечная война, на что так рассчитывало русское руководство, не могла обойтись без снабжения из тыла, что вынуждало перейти к регулированию цен, перевозок, распределения и потребления21. Выполнить все эти задачи интендантство не могло по объективным причинам, так как, по словам Главного интенданта ген. Н. И. Богатко, «не имело достаточного числа своих служащих, чтобы провести самому сложную и обширную операцию»22. Именно поэтому встал вопрос о том, какая структура государственного управления возьмет на себя столь нелегкое бремя.
Продовольственная политика и система снабжения
Система снабжения армии в начале войны строилась на двух основных принципах – обеспечение войск местными средствами на ТВД и продуктами довольствия, поставляемыми из тыла. За последнее отвечало Главное управление землеустройства и земледелия. При обсуждении задач снабжения с интендантством, товарищ главноуправляющего Г. В. Глинка, отвечавший за это снабжение со стороны ГУЗиЗ, сообщил, что может принять на себя, помимо хлебопродуктов, также и заготовку мяса во всяком виде, сала, масла, соленой рыбы и сушеных овощей. Заготовление всех этих продуктов он согласен производить на следующих условиях, применительно к порядку таких же заготовлений в 1904 и 1905 гг., давшему хорошие результаты: 1). Заготовления производятся непосредственным распоряжением особых уполномоченных, под наблюдением чинов интендантства и Государственного Контроля; 2). Необходимые для покупок кредиты передаются интендантством в непосредственное ведение Департамента земледелия. Целесообразность предложения ГУЗиЗ обосновывалась успешностью его работы во время русско-японской войны, наличием в ведомстве «большого числа ученых специалистов во всех отраслях сельскохозяйственной жизни» и статусом казенного учреждения, заботящегося об интересах казны. Немаловажным аргументом стало намерение производить закупки непосредственно у производителей, дабы исключить «необходимость прибегать к услугам частных предпринимателей и посредников, преследующих в тяжелую годину войны лишь цели наживы»540.
Хлеботорговый аппарат перед войной представлял собой два вида – частный, имевший первенствующее значение и кооперативный. То есть, государственного хлеботоргового аппарата не было, и государство не имело в своем распоряжении товарных запасов хлеба, способных прокормить армию и городское население. Уже до войны «не только промышленная продукция, но даже заготовки хлеба через торги, казна осуществляла на условиях, которые диктовались вошедшими в сговор крупными хлеботорговцами»541, и потому, А. В. Кривошеин пытался организовать снабжение армии через земства, т.е. напрямую от производителей. Земства должны были организовать закупки хлеба у помещиков и крестьян, и помогать в них. Так как земства не могли получить достаточное количество товарного хлеба, не разрушая уже сложившихся рыночных отношений в регионе, то уполномоченные были вынуждены идти на сотрудничество с посредниками, причем наилучшим вариантом признавались именно земства.
Тем не менее, в первые два года войны скупщики, «сшивавшие» «узкие места» зернового рынка542, поставляли для армии не менее 50% хлебного ресурса, так как кооператоры не могли составить им конкуренции ввиду отсутствия оборотных капиталов на проведение продовольственных операций и того простого факта, что уполномоченные предпочитали брать хлеб большими партиями (не менее вагона). Ясно, что крестьяне, продававшие хлеб с возов в размере нескольких десятков пудов, не могли поставить вагон хлеба (750 пуд), в отличие от посредников и крупных владельцев. В регионах, где уполномоченные давали кооперативам хотя бы небольшие ссуды (например, Тамбовская), те оказывали немалую помощь в хлебозаготовках, и напротив – отказ в субсидировании (например, Рязанская) влек за собой преимущественное обращение к скупщикам543.
Главной целью деятельности всех продовольственных органов Российской империи являлось снабжение фронта. До войны войсковые части самостоятельно заготавливали для себя продовольствие и фураж, теперь же, когда действующая армия стала насчитывать миллионы людей, тяжесть снабжения, рано или поздно, должна была всецело лечь на плечи интендантства и связанных с ним правительственных продовольственных органов. В связи с тем, что основным источником снабжения войск было текущее производство, власти всех уровней были вынуждены озаботиться созданием системы продовольственного снабжения, началом чего стало введение 30 июля 1914г. прямых государственных закупок хлеба544.
Возложив, в заседании на А. В. Кривошеина обязанности по выполнению заданий ГИНТУ, Совет Министров утвердил содействие земских органов в деле продзаготовок. Таким образом, с самого начала создания системы снабжения было решено, что она будет создаваться государством в сотрудничестве с «местными земскими и общественными организациями»545. 31 июля Военный Совет, рассмотрев представление ГИНТУ от 29 июля 1914г. о заготовке продуктов уполномоченными чинами ГУЗиЗ, постановил: «мнение Главного интенданта утвердить»546. А 1 августа Совет министров утвердил предложение ГУЗиЗ и ГИНТУ, тем самым определив «основные черты русской военно-заготовительной системы»547.
11 августа Кривошеин утвердил инструкцию по заготовлению хлеба для армии, которая предоставляла назначаемым им местным уполномоченным выбор способов заготовки хлеба. Уполномоченные по заготовке продовольствия и фуража для действующих армий, при начале операций по заготовкам, должны были «сноситься с местными учреждениями Государственного Контроля относительно командирования чинов Контроля для оказания содействия при заго-товках»548. На первом этапе деятельности продовольственной организации, с ГУзиЗ охотно сотрудничало и МВД.
Содействие МВД делу заготовки для войск мясных продуктов выразилось в «привлечении подчиненных ему ветеринарных врачей и фельдшеров к усиленному надзору за перевозкой гуртового скота, а также в поручении этим лицам наблюдения за заготовкой мясных продуктов»549. С 1916г. к осмотру животных стали привлекать ветеринарный персонал земств, что было связано с выводом в Европейскую Россию гуртов скота из Заволжья, где нередкими были эпидемии легочных заболеваний550. Тем более, что нехватка ветеринаров порой не позволяла покупать скот в богатых животноводством сибирских областях, как то произошло осенью 1916г. в Алтайском районе551. До войны скот перевозился по железным дорогам, что сводило эпизоотии к минимуму, так как перевозимый скот проверялся ветеринарными службами, а теперь гурты скота двигались на запад страны своим ходом, что и приводило к заболеваниям живот-ных552.
До января 1915г. ГИНТУ, ГУЗиЗ и другие органы, занятые снабжением армии, закупали хлеб в основном у производителей. Затем до всего закупаемого хлеба стали поставлять уже торговые посредники553. Интендантство сохранило за собой право определять необходимое количество продфуража для снабжения армии. Затем наряды передавались ГУЗиЗ, которое исполняло эти наряды через своих уполномоченных на местах. Однако, заранее определить размеры закупок было невозможно, и главная масса закупок пришлась на начало 1915г., когда большая часть урожая перешла в руки скупщиков, и уполномоченным по закупке хлеба пришлось закупить у них 60% всей суммы запасов. Между тем, «в основу производства массовых закупок» хлеба, как это предполагалось ГУЗиЗ, должен был быть положен принцип отстранения посредников от закупочной деятельности уполномоченных554, добиться чего так и не удалось в силу слабости земств в конкуренции с хлеботорговым аппаратом.
Вопрос снабжения армии и некоторых тыловых местностей встал перед властями уже осенью 1914г.555, как только удалось остановить продвижение немцев в Польше. Зимой 1915г. скупщики надеялись, что война вот-вот окончится, и можно будет взвинтить цены, отправляя хлеб на экспорт556, тем более что закупочные цены зимой 1915г. были установлены в районе или даже немного выше средних цен пятилетия 1910–1914гг. на хлеба, дабы закупочные цены не могли «считаться обидными для продавцов, так как они значительно выше цен минувших лет»557.
Запрещения вывоза помогли уполномоченным собрать хлеб, затребованный армией, почему съезд уполномоченных в начале февраля 1915г. и поддержал запретительную политику. Но одновременно с этим запрещения привели к сокращению товарооборота как между регионами, так и между городом и деревней вообще. Налаживаемые годами хозяйственные связи разрушались во имя централизованной закупки хлебов аппаратом ГУЗиЗ для снабжения армии.
В итоге, тылу предоставлялось заботиться о себе самому, без государственной поддержки.
Фуражное обеспечение действующей армии
В начале XX столетия Россия имела самое большое в мире конское поголовье, что во многом объясняется особенностями крестьянского землепользования, способами земледельческого хозяйствования и географией страны. Дробность крестьянских хозяйств и их многочисленность требовали наличия лошади как тягловой силы в работе на земле. Количество лошадей в деревне «значительно превышало потребности для полевых работ»555, причем малопосевные и малоземельные хозяйства несли на себе основное бремя содержания избытка лошадей, так как многоземельные более рационально применяли скот в хозяйстве.
К 1913г. число лошадей рабочего возраста великих держав (лошадь в рабочем возрасте – с 5 лет) в круглых цифрах составляло: Россия – 22,8 млн. голов; США – 21 млн.; Германия – 4,6 млн.; Франция – 3,2 млн.; Австро-Венгрия – 1,8 млн.; Великобритания – 1,6 млн.556. Характерно сравнение количества лошадей на душу населения в Европе. В России 1 рабочая лошадь приходилась на 7 человек, в Германии – на 15, во Франции – 12, в Австро-Венгрии – на 29.
Лошадь, как важный компонент ведения боевых действий (кавалерийские дивизии, конные команды в пехотных соединениях, лошади офицеров, обозы, транспорты), заблаговременно учитывался военным ведомством. Для выяснения количества лошадей и их качественных характеристик, а также возраста, в России периодически проводились военно-конские переписи. Кроме того, лошади учитывались и при проведении сельскохозяйственных переписей.
Обычно военно-конские переписи проводились несколько лет, но страна готовилась к войне, и потому военно-конская перепись 1912г. была проведена в течение одного года. Согласно ей, по 78 губерниям и областям Российской империи насчитывалось 32 835 963 лошади всех возрастов у 12 866 145 владельцев (не только крестьян). При этом 43,7% владельцев имели 1 лошадь, 29,5% – 2, 11,1% – 3, 6,0% – 4, 3,1% – 5 (См. Приложение 39). Хозяйства с 1–2 лошадьми составляли почти общего количества лошадей в стране. Согласно существующему законодательству, единственная лошадь в хозяйстве не подлежала мобилизации557. Следовательно, большинство крестьянских дворов после мобилизации одной из лошадей не могли дать фронту конского состава.
В 1912г. в 47 губерниях Европейской России насчитывалось 13 125 900 крестьянских дворов. В том числе безлошадных – 31,6%, с 1 лошадью – 32,3%, с 2 лошадьми – 22,2%, с 3 лошадьми – 7,6%, с 4 и более – 6,4%. Именно здесь заключалось противоречие: невзирая на громадное количество лошадей в стране, существующее законодательство оставляло вне призыва большую часть лошадей. Как видно из приведенных цифр, 64% крестьянских дворов исключалось из числа поставщиков лошадей в армию, а 22,2% хозяйств могли дать лошадь для Вооруженных Сил только один раз.
Согласно требованиям военной администрации, потребность Вооруженных Сил в лошадях составляла 200 тыс. голов на 1 млн. людей558. То есть соотношение – 1:5. Согласно теоретическим расчетам, разрешение проблемы по поставке лошадей для фронта и тыловых войск и учреждений представлялась, в принципе, элементарной. 20 августа 1914г. ГИНТУ считало в округленных цифрах: на театре военных действий – 3,9 млн. чел. и 1,16 млн. лошадей и вне – 800 тыс. чел. и 40 тыс. лошадей559. Военным министерством предполагалось ежегодно брать по 1 млн. лошадей из общей их численности в 20 млн. голов рабочего возраста. В таком случае ни крестьянство, ни народное хозяйство в целом не испытало бы проблем с обеспеченностью рабочей силой. Определенные расчеты возлагались и на лошадей скотоводческих народов империи – ногайцев и туркмен, однако эти животные не оправдывали своего назначения560.
При первой мобилизации было взято в армию около 1 млн. лошадей (в пограничных районах, они сразу поступали в расположенные вдоль границы войска561), причем практически сразу Ремонтное управление получило задание для закупки лошадей, почему-либо не взятых в мобилизацию562. Формирование ремонтных комиссий облегчалось довоенной практикой их образования не только постоянного состава, но и временного563.
Второочередные дивизии, развертываемые на базе кадровых, должны были приобретать лошадей на месте формирования соединений564. Причем, недостатки первого набора июля 1914г. постепенно были ликвидированы путем командирования в приемные комиссии опытных кавалеристов565. В частности, сдатчики лошадей, должны были привозить с собой и фураж для них566.
До марта 1916г. реквизициями и поставками по военно-конской повинности было взято 850 тыс. и 150 тыс. закуплено Управлением по ремонтированию армии567, на которое положениями Военного Совета от 21 августа, 30 октября и 20 ноября 1914г. была возложена покупка лошадей при посредстве ремонтных комиссий568, причем процент забракованных лошадей все еще оставался ве-лик569. В марте-ноябре 1916г. было мобилизовано еще 323 207 лошадей и закуплено Управлением 53 142 лошади, а Военное министерство разрешило фронтам реквизировать 73,5 тыс. лошадей в войсковом тылу. На первую половину 1917г. было запланировано изъятие еще 421 тыс. лошадей, из которых до революции успели реквизировать 87 780 голов570.
В кампании 1914г. на фронте наметилось деление конского состава на две неравные части – лошади кавалерийских подразделений снабжались в первую очередь, в то время как обозы не получали положенной нормы фуража, при усиленной эксплуатации в условиях маневренных операций. Это объяснялось расчетами на быстрый исход войны571, но как только стало ясно, что решить судьбу войны одним победоносным ударом не удалось, командование еще более активно занялось проблемой сбережения всего конского состава армии. Лучшие лошади отправлялись в строй, под седло кавалеристов, менее качественные – в обозы. Кроме того, в войсках увеличивалось количество конницы, артиллерии, пулеметов, что требовало дополнительного гужевого транспорта.
Средняя цена кавалерийской лошади составила 425 руб., так как параллельные закупки лошадей губернскими управами вели к конкуренции и повышению цен572. Однако, при получении лошадей по военно-конской реквизиции от крестьян, цены были совсем иными: около 150 руб. за обозную лошадь573. Конечно, лошадь последней категории стоила ниже кавалерийских или артиллерийских, однако компенсировать потерю рабочего животного новой покупкой за такую сумму крестьянин не имел возможности, ибо рыночные цены стояли куда выше. Губернаторы жаловались, что крестьяне, оставаясь без лошадей, не смогут выполнять сельскохозяйственные работы574. Всего в 1915г. Управлением по ремонтированию армии было куплено 61 146 лошадей + 14 595 в срочный годовой ремонт 1915г575. Конфискация в пользу армии лошадей, повозок и конского инвентаря у австро-германских, а несколько позже и турецких подданных576, в силу своей малочисленности не смогла исправить общей ситуации.
Постепенно штаты войсковых обозов стали неимоверно разбухать в обеспечении лошадьми – летом 1915г. войсковые обозы увеличились на 65–70 по-возок577, а в конских запасах фронтов содержалось немало негодных для службы лошадей, которые были изъяты из сельского хозяйства578. Фуражное довольствие на казенных и собственных упряжных и вьючных лошадей офицерского обоза также производилось наравне с прочими обозными лошадьми579. Эвакуация оставляемой территории потребовала резкого усиления перевозок не только железными дорогами, но и гужевым транспортом. Кроме того, создавались новые войсковые единицы – десятки пехотных и кавалерийских дивизий, новые корпуса и армии, новые артиллерийские батареи и пулеметные команды. И всем им требовались лошади – в полковые, дивизионные, корпусные, армейские обозы и транспорты.
Соответственно, в действующей армии стало увеличиваться количество лошадей, к Брусиловскому прорыву 1916г. превысив предвоенное число в 2,5 раза. Поэтому, все конское поголовье, годное для армии, ставилось на учет с перспективой последующих наборов580. С мая 1916г. на Юго-Западный фронт даже стали поступать сформированные в Казанском военном округе верблюжьи транспорты, так как обозов не хватало581. По представлению ГУГШ, 18 августа был утвержден штат таких транспортов – 199 верблюдов, 16 лошадей и 183 повозки582.
Если в кампании 1914г. предвоенные нормы конского состава соблюдались, то переломным моментом в этом отношении стало Великое отступление 1915г. Причин увеличения числа лошадей в войсках именно в этот период войны (в 1,5 раза по сравнению с началом войны) несколько. Во-первых, уже само по себе отступление вынуждало части эвакуировать войсковое имущество, в том числе и конюшни Государственного коннозаводства583. Во-вторых, эвакуация оставляемых областей позволила войскам увеличить свое имущество за счет того, что было брошено населением и интендантством.
Слом системы снабжения в революционный период
Первой задачей Временного правительства стало выполнение обязательств по снабжению армии и населения, согласно планам, составленным еще до революции, и теперь начавшим реализовываться в изменившихся политических условиях. На март месяц были составлены графики снабжения потребляющих регионов различными видами хлебов, и выполнение этих планов должно было лечь на плечи реорганизуемого Министерства земледелия500.
В течение месяца по стране должны были быть перемещены около 18 тыс. вагонов только продовольственного хлеба (рожь и пшеница), не считая других продуктов питания и фуража. Поэтому, в условиях наступавшей распутицы, важнейшее значение придавалось деятельности железнодорожного транспорта, мощности которого оказались подорваны суровой зимой 1917г. Ликвидация разрухи на транспорте стало «самой насущной общехозяйственной задачей», так как расстройство транспорта «усиливало и обостряло общую разруху»501.
Доклад МПС Временному правительству от 21 марта 1917г. констатировал, что положение железнодорожного транспорта является тяжелым ввиду слабости личного состава. Причиной этому являлся постоянный рост заданий и работы инфраструктуры. В августе 1914г. размер средней суточной грузовой работы сети составлял около 50 тыс. вагонов, в августе 1915 – 63 тыс. и в июле 1916 – 88 тыс. В свою очередь, рост сети составил: в 1914г. – 756 верст, 1915 – 2 102, за 7,5 месяцев 1916 – 3 076. МПС просило вернуть в ведомство всех железнодорожников, взятых в досрочный призыв новобранцев 1919г., а также выделить средства в 7,5 млн. руб. на немедленный ремонт 300 паровозов502.
Мартовский план не был, да и не мог быть реализован в полном объеме потому, что хаос организационных усилий первого времени после переворота не только не способствовал налаживанию усилий снабжения, но напротив, снижал и существовавший потенциал. Для отладки механизма требовалось время, и это также стало одной из причин сильного понижения уровня снабжения всех потребителей именно в марте 1917г. Данный опыт был учтен, и начиная с апреля, то есть когда реорганизованная продовольственная организация уже могла заявлять о себе как работающей структуре, часть заготавливаемого хлеба стала выделяться в Особый резервный фонд, который находился в распоряжении Особоуполномоченного В. Н. Башкирова503.
Что касается фуражного хлеба, то местные уполномоченные в принципе отказывались выполнять данные им наряды, так как все доступное фуражное зерно немедленно отправлялось на фронт. Так, по мартовскому плану 1917г. Московская губерния должна была получить 450 вагонов овса из Костромской губернии, 50 – из Челябинска, 70 – из Тамбова, 50 – из Воронежа, и вдобавок москвичи надеялись на компенсацию недогруза предшествовавшего периода в 1723 вагона. Все без исключения уполномоченные, получившие наряды, отказали в поставках, что в концентрированном виде выразил глава тамбовского губпродкома Давыдов: «неоднократно сообщал, что овса нет, и даже отказывался от исполнения апрельского наряда на отправку овса на фронт. Совершенно непонятно, зачем обнадеживать общественные организации, раз заведомо ясно, что продукта нет». Отдел Заготовок пытался передать наряды в южные регионы, однако и оттуда доставить почти ничего не удалось504 (75 вагонов из положенных 525, которые дали Симферополь и Ростов-на-Дону). Исправить ситуацию, как казалось правительству, должна была реализация хлебной монополии.
Закон провозглашал принудительное отчуждение государством всех свободных запасов хлеба по твердой цене, обязывал владельца и производителя к доставке на продовольственные склады. Также, закон запрещал спекуляцию хлебом: 3 мая была выпущена инструкция о принудительном отчуждении хлеба, где в случае обнаружения скрытых хлебных запасов он и должны были отчуждаться в пользу государства по половинной цене505. Посему монополия не была воспринята «правовым и хозяйственным сознанием населения», а потому осталась преимущественно на бумаге, по сути сведясь «к хлебной повинно-сти»506.
Правительство пыталось решать проблему регулирования распределения промышленных товаров, учредив в апреле Комиссию для выяснения вопроса по снабжению населения предметами широкого потребления507. Помимо собственных усилий, правительство надеялось опереться и на общественно-политические организации в масштабах всей страны. В своих резолюциях Всероссийский продовольственный съезд в начале мая признавал, что «правильное развитие народнохозяйственной жизни станет возможным лишь по окончании настоящей разрушительной, братоубийственной войны»508.
Основной претензией к монополии в производящих регионах стало намерение государства установить и провести в жизнь потребительскую норму, что вызвало протесты крестьянства производящих регионов509. Результатом стала все более и более проявлявшаяся в 1917г. тенденция к продаже хлеба на «черном» рынке и при поддержке солдат – горожанам и так называемым «мешочникам», неимоверный рост числа которых стал одним из негативных следствий хлебной монополии510. Рост цен на продовольствие стал и следствием географии – губернии с избытком и нехваткой хлеба располагались рядом друг с другом, что поддерживало усиление гужевого вывоза, практически неконтролируемого властями.
В регионах, находившихся на стыке (для Центральной России это Тульская и Рязанская губернии), одни уезды могли иметь хлебные излишки, а другие, напротив, нуждались в привозе. Видя усилия властей по установлению монополии государственных органов на рынке спроса-предложения, соседи вполне могли отказать в хлебе соседям – жителям своего же региона, предпочитая перепродавать этот избыток в другую губернию. Как ни парадоксально, закон о хлебной монополии еще больше запретительной системы царского периода, законодательно дробил страну на «удельные княжества». В 1917г. уже внутри них стали выделяться свои собственные, внутренние «уделы», отказывавшие собственному губпродкому в продаже хлеба по твердой цене. К осени ситуация развилась до дробления уже по волостям.
Хлебная монополия не смогла кардинально переломить ситуацию в деле хлебозаготовок и, в связи со слабым поступлением продфуража на нужды фронта, Министерство земледелия в апреле месяце предпринимает ряд дополнительных организационных усилий. От губернских комиссаров требовалось удерживать ситуацию не только под правовым контролем, в связи с уже начинающимся аграрным движением, но и удерживать на местах рабочую силу (прежде всего – военнопленных)511. В связи с ухудшением питания пленные постепенно стали перемещаться с государственных работ в деревню к крестьянам, где лучше кормили512. Для выполнения поставленных задач, в ряд регионов командируются чиновники для особых поручений министра земледелия – для заготовки хлеба и особенно фуража для армии513, а вывоз продовольственных грузов был возможен лишь с особого каждый раз разрешения местного председателя губпродкома или губернской земельной управы514.
Огромным подспорьем для дела продовольственного снабжения в наиболее тяжелый период – весной 1917г., когда менялась власть и только-только начала разворачиваться революция, стало массовое пожертвование хлеба производителями разного уровня (и крестьянами, и помещиками), что позволило решить хотя бы часть местных проблем со снабжением. Казалось, вернулся начальный период войны, когда пожертвования деньгами и хлебом также были нередким явлением515.
Одним из первых политических деятелей, обратившихся к населению с воззванием сдавать хлеб для армии, стал председатель Государственной Думы М. В. Родзянко516, выпустивший призыв уже 6 марта. Такие призывы широко публиковались в прессе, в том числе военной, чтобы фронт знал об усилиях тыла. Помимо просьб дать хлеб, государственная власть призывала и расширять посевы, ибо проблема недопроизводства уже была осознана517. Пожертвования хлеба на нужды фронта продолжались вплоть до августа 1917г., то есть до нового урожая, так как армия постоянно обращалась к этой теме518.
Принципы пожертвования характеризовались как проявлением индивидуальной инициативы, так и полупринудительным давлением на односельчан. Прежде всего, применялись пожертвования деньгами, пересылавшимися в распоряжение различных государственных органов, что, разумеется, не поощрялось властями, располагавшими финансовыми возможностями, но нуждавшимися именно в хлебе натурой. Такие средства могли быть получены «путем обложения граждан волости сбором подесятинно»519 или подворно520, что, очевидно, в какой-то мере заменяло собой разверстку, или же деньги передавались в определенный адрес – например, «в пользу вдов и сирот жертв революции в Петрограде»521, или отпускались на приобретение государственных займов522.