Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Национальный состав российской диаспоры в Китае до 1917 года 19
Глава 2. Количественные и качественные изменения этнического состава российской диаспоры в Китае в постреволюционные годы 43
Глава 3. Национальные общины российской эмиграции в Китае в 1930-40-е годы: проблемы и противоречия развития 59
Глава 4. Политико-правовое положение этнических групп в Китае в 1920-40-е годы 78
Глава 5. Национальный вопрос и национальные проблемы в трудах и дискуссиях российской диаспоры 104
Заключение 133
Список использованных источников и литературы 139
- Национальный состав российской диаспоры в Китае до 1917 года
- Количественные и качественные изменения этнического состава российской диаспоры в Китае в постреволюционные годы
- Политико-правовое положение этнических групп в Китае в 1920-40-е годы
- Национальный вопрос и национальные проблемы в трудах и дискуссиях российской диаспоры
Введение к работе
Актуальность темы исследования. История эмиграции «первой волны» является важной и неотъемлемой частью российской отечественной истории. После революции 1917 г. и последовавшей за ней кровопролитной Гражданской войной за пределами страны оказались миллионы россиян. По разным оценкам Россию покинули от 2 до 5 миллионов человек.
Крупная российская диаспора сформировалась в Китае. Она была многолика и насчитывала по неполным данным до 400 тысяч человек. Пестрым был ее национальный состав и этническая структура, в которой было представлено большинство национальностей бывшей Российской империи.
Представляя собой особый социальный феномен ХХ столетия, российская поcтреволюционная эмиграция, ее сложный этнический состав все чаще становятся предметом интереса историков, политологов и других ученых. После того, как с российских архивов «белой» эмиграции был снят гриф секретности, исследователи получили возможность пользоваться документальными источниками.
В последние годы такая тенденция наблюдается и в КНР, где китайские и иностранные ученые могут более открыто работать с историческими источниками, эмигрантской периодикой 20–40-х гг. ХХ в.
Актуальность изучения истории российского зарубежья, его сложного этнического состава, на наш взгляд, в том, чтобы соединить историю российской диаспоры с единой историей многонациональной России, для чего необходимо глубокое исследование регионального аспекта, т.е. отдельных потоков российской эмиграции, в том числе ее восточной ветви. Без выявления общего и особенного в истории различных эмигрантских колоний невозможна полная и объективная картина истории российской эмиграции.
Степень изученности проблемы. В российской исторической науке можно выделить два основных этапа в изучении проблемы русской эмиграции вообще и ее этнического состава в частности. Эти периоды различают как по методологии, так и по содержанию исследований. Первый этап – советский – 20–80-е гг. XX в., второй – постсоветский – период с 90-х гг. до настоящего времени.
Одним из первых советских авторов, которые пытались показать количественный и качественный состав российской эмиграции, в том числе численное, социальное соотношение и национальное происхождение эмигрантов, был В. Белов. Однако его работа «Белое похмелье» была не научной монографией и страдала поверхностным повествованием повседневной жизни и политических настроений эмигрантов. Естественно, для того периода в ней доминировал классовый подход к оценке событий. Идеологически обусловленные суждения господствовали и в других работах советских авторов, например в трудах В.В. Комина (Политический и идейный крах российской монархической контрреволюции за рубежом. (1977); Белая эмиграция и Вторая мировая война. (1979). Классовый подход в изучении исследуемой проблемы демонстрировал и Л.К. Шкаренков.
Иной подход к судьбе беженцев наблюдается в работах эмигрантских авторов. Как правило, это мемуары и воспоминания. Выделим работы Н.В. Устрялова, Н.Н. Алексеева, Н. Бердяева. В них, наряду с общими проблемами российской эмиграции «первой волны», поднимается этническая проблема России.
Национальные идеи, национальные проблемы и отношения исследуют в своих трудах евразийцы. Ярким представителем дальневосточных евразийцев был В.Н. Иванов. В его трудах звучит тревога о судьбах народов России, разбросанных по всему миру. Он много пишет о судьбе славянской России, поэтому опасливо относится к распространению в ней панисламизма. Необычайно современно звучат в его работах идеи о национальной катастрофе, о необходимости укрепления единого русского государства.
Крупным исследователем и летописцем послереволюционной эмиграции на Дальнем Востоке был П.П. Балакшин. Его двухтомный труд «Финал в Китае» оказал большое влияние и на современную российскую и зарубежную историографию дальневосточной эмиграции.
Историография российской эмиграции в Китае не будет полной без мемуаристики. Живая картина повседневной непростой жизни конкретных людей, оказавшихся в изгнании, помогает глубоко понять психологию, менталитет эмигранта. Из этой серии выделим работы Г.В. Мелихова, Е.П. Таскиной и других.
Крупным летописцем эмигрантской жизни был В.Д. Жиганов. Его главная книга «Русские в Шанхае» содержит ценные сведения о численности многонационального населения Шанхая, о ярких представителях различных этнических групп и общин одного из крупнейших центров русского Китая. И еще один представитель эмигрантской мемуаристики И.И. Серебрянников. Его книга «Мои воспоминания» рассказывает о трагической судьбе представителей многонациональной российской эмиграции северного Китая.
Следующий постсоветский этап в исследовании российской эмиграции характеризуется принципиально новыми возможностями. Это связано с новыми методологическими подходами и рассекречиванием архивных данных.
В 90-е гг. ХХ в. в российской историографии сформировалось два направления изучения проблемы: центральное и дальневосточное. Выделим работы московских авторов В.В. Костикова, В.И. Косика, М. Назарова и др.
В эти годы возрос интерес исследователей к теоретическому осмыслению феномена диаспоры, ее механизмов и факторов влияния на процессы адаптации и ассимиляции эмигрантов. В работах этих авторов поднимается проблема общего и особенного в судьбах эмигрантских диаспор в странах рассеивания. Подчеркивается, что несмотря на существенные различия беженцев разных национальностей, выходцев из России, в т.ч. в Китае, объединяет русский язык, ставший важным инструментом межнационального общения.
Национальную разнородность российского зарубежья исследует петербургский профессор А.И. Дороченков. Он один из первых российских историков анализирует не только этническую структуру эмиграции, но и рассматривает различные взгляды идеологов российской эмиграции первых постреволюционных десятилетий на проблемы наций, анализирует содержание эмигрантских дискуссий по национальному вопросу и проблемы сохранения в российском зарубежье русской ментальности.
На рубеже 80–90-х гг. ХХ в. с расширением открытости и гласности в российском обществе новый качественный импульс в исследовании проблемы получает дальневосточное направление историографии.
Этнической структуре эмигрантского населения Китая и прежде всего Маньчжурии посвятили свои работы В.В. Романова, Е.Н. Чернолуцкая, М.В. Кротова. Отдельным этническим группам эмиграции посвящены публикации Л.П. Черниковой, М.И. Ефимовой, В.А. Черномаза, А.А. Сапелкина.
Заслуживают особого внимания публикации профессора из Хабаровска Е.Е. Аурилене. Она одна из первых исследователей поднимает методологические проблемы формирования национальных диаспор. На примере многонациональной российской эмиграции в Китае она исследует проблему адаптации российских беженцев, пытается осмыслить феномен диаспоры, ее механизмы и факторы влияния на процессы адаптации и ассимиляции. Автор пытается провести сравнительно-исторический анализ «старых» и новых российских общин в дальневосточном зарубежье.
Проблема взаимодействия культур различных национальных общин российской эмиграции в Китае поднимается в публикациях В.Ф. Печерицы, Н.И. Дубининой, Ю.М. Ципкина и др.
Историография проблемы не будет полной и объективной без работ китайских историков, многие из которых, напрямую общаясь с эмигрантами и их детьми, посвятили целую жизнь изучению этой темы. Закрытая белоэмигрантская тема и для китайских исследователей многие десятилетия не находила широкого освещения. Тот же марксистско-ленинский подход, уничтоженные хуйвейбинами во время «культурной революции» многие архивные документы и материалы и недоступность оставшихся источников – все это не давало возможность китайским ученым активно и плодотворно заниматься разработкой этой проблемы. Только отдельные авторы на свой «страх и риск» полулегально, по крупицам отыскивали несгоревшие рукописи эмигрантских работ, подшивки эмигрантских газет и журналов. Поистине научный и гражданский подвиг совершили китайские профессора: Ли Мэн, Сюй Чжэнань, Чжао Чанью, Ли Сингэн, У Вэньсян, Чжан Сюхон, Юй Ичжун, Ли Инань, Фэн Юйлю и другие, посвятившие свою сознательную жизнь исследованию этой непростой проблемы. Их монографии и научные статьи получили признание не только в Китае, в России, но и в других странах. Особо выделим исследования шанхайского историка Ван Чжичэна. В его работах показана этническая структура населения крупного центра русской эмиграции — Шанхая, приводятся данные о численном составе отдельных национальных диаспор, национальных организациях и движениях в этом городе.
Широко известно имя другого китайского исследователя – директора Центра по изучению истории и культуры русской эмиграции при Цицикарском университете профессора Ли Яньлина. Его перу принадлежат несколько монографий и десятки научных статей о русской эмиграции в Китае. Вместе с тем, работы Ли Яньлина, несмотря на их историографическую значимость, посвящены литературе русского Китая и не затрагивают этническую и социальную структуру эмиграции.
Отдельным аспектам этнической истории русского зарубежья в Китае, в том числе ее этническому составу посвятили свои труды западные ученые. Отметим работу американского историка Д. Стефана «Русские фашисты: Трагедия и фарс в изгнании». 1925–1945 (Нью-Йорк, 1978). В 1992 г. книга вышла в России и на русском языке. В ней рассказывается о причинах зарождения в среде русских эмигрантов такого радикального движения, как фашизм. Истории культуры русской эмиграции посвятил свой труд профессор Оксфордского университета М. Раев. К сожалению, в этой книге мало уделено места истории восточной ветви русской эмиграции и ее национальному составу.
Определенный вклад в историографию проблемы внесли американские исследователи О. Бакич и профессор Дюкского университета Т. Лахузен. Так, под редакцией Т. Лахузена в 2000 г. вышел сборник статей, посвященный столетию Харбина, где повествуется об уникальной культуре многонационального города, о жизни отдельных эмигрантских колоний Харбина.
Среди японских исследователей истории русской эмиграции отметим публикации Марико Таманой, Курата Юка, Токэси Сакон, Кимико Икута, Митико Сугияма.
Обзор историографии проблемы свидетельствует, что на рубеже XX–XXI вв. российскими, и зарубежными учеными был сделан значительный прорыв в исследовании темы российской эмиграции в Китае, в контексте которой затрагивались и отдельные вопросы ее этнического состава. Определенный вклад в разработку проблемы внесли и китайские исследователи.
Тем не менее этнический состав эмигрантского населения, национальные проблемы, национальные отношения между отдельными диаспорами российского зарубежья не стали объектом самостоятельного исследования. Автор данной диссертации пытается восполнить этот пробел.
Цель и основные задачи исследования. Опираясь на работы российских предшественников, труды китайских ученых, используя новые источники и литературу, автор основной целью своего исследования считает комплексный анализ проблемы этнического состава российских диаспор в Китае первой половины ХХ в.
Реализация данной цели предполагает постановку и решение следующих исследовательских задач:
– проанализировать предпосылки и процесс формирования основных российских диаспор в Китае;
– изучить количественный и качественный состав национальных общин российской эмиграции;
– рассмотреть политические, правовые и социально-экономические условия жизнедеятельности этнических групп русского Китая;
– охарактеризовать общественную активность национальных общин российской эмиграции;
– раскрыть проблемы и противоречия национальных отношений в эмиграции;
– раскрыть содержание национального вопроса в трудах и дискуссиях российской диаспоры.
Объектом исследования является история российской диаспоры в Маньчжурии, северном Китае и Шанхае в первой половине ХХ в.
Предметом исследования является этническая структура эмигрантского населения Китая.
Методологическую базу исследования составили принципы историзма и научной объективности. Принцип историзма предусматривает изучение причин и факторов формирования и динамики развития тех или иных исторических явлений, их взаимосвязей и взаимодействий с другими явлениями и процессами. Принцип объективности требует всестороннего анализа всей совокупности фактов и явлений. В диссертации использованы и специальные методы, характерные для исторического исследования: ретроспективный, проблемно-хронологический, социокультурный, историко-сравнительный, а также метод актуализации.
Географическими рамками исследования являются Маньчжурия, Северный Китай и Шанхай.
Хронологические рамки работы охватывают период: рубеж XIX – XX вв. – 40-е гг. XX в. Нижняя граница обусловлена началом строительства КВЖД и образованием в Маньчжурии русской полосы отчуждения, где сформировалась многотысячная российская колония из представителей разных национальностей Российской империи. Численность этой колонии резко возросла после революции 1917 г. и особенно после Гражданской войны на Дальнем Востоке. Верхняя граница охватывает период освобождения Советской Армией северо-востока Китая от японской оккупации, утверждения коммунистического режима в КНР, положившего конец российской эмиграции.
Источниковая база исследования включает в себя разнообразные по характеристике документы и материалы. Их можно разделить на опубликованные и архивные. Все опубликованные источники представлены четырьмя группами: опубликованные официальные документы, справочные, периодическая печать, мемуарная литература.
Значительную часть неопубликованных источников составили архивные документы. Основной массив документов был взят из Государственного архива Хабаровского края (ГАХК). Использовались материалы фонда 830 – Главного бюро по делам российских эмигрантов в Маньчжурской империи (БРЭМ) 1932–1945 гг. и фонда 1128 Харбинского Комитета помощи русским беженцам (ХКПРБ) 1924–1945 гг. Материалы фонда 830 содержат личные регистрационные дела эмигрантов, списки национальных обществ и организаций (оп. 1, 29, 37, 89, 113); документы Совета национальностей города Харбина и многие другие документы. Так, в описи 3 имеются личные дела эмигрантов, живших в Харбине и других городах Маньчжурии. Среди них личное дело руководителей еврейской колонии доктора А.И. Кауфмана и М.Г. Зимина, представителей украинской колонии Кулябко-Корецкого, П.Я. Лисуренко, представителя армянской колонии С.В. Грдзелова, представителя грузинской колонии Г.Е. Хунцадзе, Г.А. Масхулия, представителя тюрко-татарской диаспоры А.И. Акчурина, И.Ф. Килькеева, Х.И. Садеева и др.
Документы ХКПРБ – благотворительной общественной организации – в фонде 1128 содержат материалы о благотворительной деятельности национальных колоний.
Материалы фонда 831 (Особый отдел Биньцзянского штаба Ки-Ва-Кай) помогают сориентировать исследователей в вопросе политических настроений российских эмигрантов, их правового положения. В фонде 832 ГАХК представлены документы, касающиеся деятельности национальных общин Харбина, в частности протоколы совещаний по делам национальных общин колоний при главном бюро по делам беженцев. Важным подспорьем в написании диссертации послужили документы фонда 849 ГАХК. В оп. 1 д. 23 автор обнаружил ценную информацию, касающуюся тяжелого социального положения эмигрантов в период японской оккупации Маньчжурии.
Материалы фонда 1127 представлены двумя видами источников: документами делопроизводства и личного происхождения. В первых содержатся сведения о национальных просветительских организациях и молодежных обществах, а также о благотворительных учреждениях и т.д.
Второй вид источников представлен в фондах по личным делам руководителей национальных общин Харбина. Недостатками материалов личного происхождения являются неполнота и разнородность биографических сведений.
Автором введен в научный оборот ранее не использованный научный материал, хранящийся в фондах Харбинского архива. Так, важным источником для изучения национальных диаспор российской эмиграции в Маньчжурии послужили фонды провинции Хэйлунцзяна. Интерес представляют хранящиеся в этих фондах авторские работы ряда деятелей эмиграции, живших в Харбине. В фондах библиотеки Хэйлунцзянского университета диссертант обнаружил малоизвестные материалы о деятельности национальных и просветительских общественных организаций. Кроме того, в фондах Центрального государственного исторического архива в Пекине сохранились исторические документы о русско-китайских отношениях в период Цинской империи, где диссертант извлек документы по истории русской эмиграции в конце XIX в. – начале ХХ в. Опубликованные источники, относящиеся к исследованию вопросов образования в Маньчжурии, обнаружены в фондах научной библиотеки Харбинского политехнического института, основанного в 1926 г. российской научной интеллигенцией.
Существенную роль в исследовании сыграли мемуары и воспоминания эмигрантов. Интересные сведения о жизни национальных колоний эмигрантов содержатся в мемуарах И.И. Серебренникова, Е.П. Таскиной, Г.В. Мелихова и других. Ценный материал был извлечен из эмигрантской периодической печати 20–40-х гг. В основном это газеты и журналы Харбина и Шанхая: «Слово», «Заря», «Шанхайская заря» и др. В них диссертант обнаружил сведения информационного характера о событиях, фактах и личностях национальных диаспор.
Отдельную группу источников составили эмигрантские документы, опубликованные в отечественных сборниках: «Российская эмиграция в Маньчжурии: «военно-политическая деятельность (1920–1945)» (Южно-Сахалинск, 1994); «Политическая история русской эмиграции 1920–1940 гг. » (М., 2000) и др.
Научная новизна исследования заключается в комплексном анализе этнической структуры дальневосточной российской эмиграции, основных проблем национальных отношений диаспоры.
В диссертации впервые представлена история взаимоотношений различных национальностей российской эмиграции в сложных условиях изгнания. Обобщен опыт деятельности национальных организаций колонии, национальных движений, их отношения к важнейшим политическим событиям первой половины XX в.
Введенные в оборот и исследованы новые, и в первую очередь китайские, документы и материалы, которые позволили составить более полное представление о жизни национальных меньшинств российской диаспоры. Они помогли расширить и уточнить наши представления о процессе формирования национальных общин, их количественном и качественном составе, их правовом и социально-политическом положении. Результаты исследования позволяют составить комплексное представление о культурной деятельности многонациональной российской эмиграции, которую, помимо существенных различий, объединял великий русский язык и литература.
Основные положения, выносимые на защиту:
-
Многогранная политическая, хозяйственная, научная и культурно-просветительская деятельность национальных колоний эмиграции определяется неразрывностью истории многоликой массы беженцев с историей великой России.
-
Отличительной чертой многонациональной российской эмиграции «первой волны» (помимо масштабов, географии размещения и передвижения) был ее политический характер. Многих представителей различных национальностей объединяла ненависть к Советской власти, однако часть из них искала пути сотрудничества с большевиками во имя строительства новой демократической России.
-
Несмотря на многочисленные попытки объединения, российская эмиграция в Китае была разрознена, разобщена не только по политическим взглядам, но и по «национальным квартирам» и лишена единого центра руководства.
-
Специфика существования российской диаспоры в Китае: чуждая языковая среда, глубокие социально-политические, религиозные и культурно-этнические различия – существенным образом затрудняли адаптацию российских эмигрантов.
Теоретическая и практическая значимость диссертации заключается в проведении системного исследования многонациональной российской диаспоры «первой волны», истории ее формирования, становления и угасания основных национальных колоний в Китае в первой половине XX в.
Данное исследование имеет целью способствовать углублению понимания и осмысления феномена диаспоры, ее механизмов и факторов влияния на процессы адаптации на чужбине.
Практическая значимость исследования заключается в том, что материалы, выводы и обобщения диссертации могут быть использованы при написании обобщающих работ по истории дальневосточной эмиграции, создании учебных курсов, научно-популярных трудов для широких кругов общественности.
Апробация результатов исследования. Основные положения диссертации были представлены в виде научных сообщений на региональных и международных научных конференциях, проводимых Дальневосточным федеральным университетом, Морским государственным университетом им. Г.И. Невельского, Институтом стратегических исследований (Москва), Владивостокским филиалом Санкт-Петербургского гуманитарного университета профсоюзов, Благовещенским государственным педагогическим университетом, Цицикарским и Хэйлунцзянским университетами КНР, а также в виде трех публикаций в журналах перечня ВАК РФ и 15 статей в разных журналах России и Китая.
Структура диссертации. Диссертационное исследование состоит из введения, пяти глав, заключения, списка использованных источников и литературы.
Национальный состав российской диаспоры в Китае до 1917 года
Опубликованные источники, относящиеся к исследованию вопросов образования в Маньчжурии, обнаружены в фондах научной библиотеки Харбинского политехнического института, основанного в 1926 г. российской научной интеллигенцией.
Существенную роль в исследовании сыграли мемуары и воспоминания эмигрантов. Интересные сведения о жизни национальных колоний эмигрантов мы нашли в мемуарах И.И. Серебренникова, Е.П. Таскиной, Г.В. Мелихова и других. Ценный материал был извлечен из эмигрантской периодической печати 20–40-х гг. В основном это газеты и журналы Харбина и Шанхая: «Слово», «Заря», «Шанхайская заря» и др. В них содержатся сведения информационного характера о событиях, фактах и личностях национальных диаспор.
Отдельную группу источников составили эмигрантские документы, опубликованные в отечественных сборниках: «Российская эмиграция в Маньчжурии: «военно-политическая деятельность (1920–1945)» (Южно-Сахалинск, 1994); «Политическая история русской эмиграции 1920–1940 гг. » (М., 2000) и др.
Научная новизна исследования заключается в комплексном анализе этнической структуры дальневосточной российской эмиграции, основных проблем национальных отношений диаспоры.
В диссертации впервые представлена история взаимоотношений различных национальностей российской эмиграции в сложных условиях изгнания. Обобщен опыт деятельности национальных организаций колонии, национальных движений, их отношения к важнейшим политическим событиям первой половины XX в.
Введенные в оборот и исследованы новые, и в первую очередь китайские, документы и материалы, которые позволили составить более полное представление о жизни национальных меньшинств российской диаспоры. Они помогли расширить и уточнить наши представления о процессе формирования национальных общин, их количественном и качественном составе, их правовом и социально-политическом положении. Результаты исследования позволяют составить комплексное представление о культурной деятельности многонациональной российской эмиграции, которую, помимо существенных различий, объединял великий русский язык и литература.
Основные положения, выносимые на защиту:
1) Многогранная политическая, хозяйственная, научная и культурно-просветительская деятельность национальных колоний эмиграции определяется неразрывностью истории многоликой массы беженцев с историей великой России.
2) Отличительной чертой многонациональной российской эмиграции «первой волны» (помимо масштабов, географии размещения и передвижения) был ее политический характер. Большинство представителей различных национальностей объединяла ненависть к Советской власти, однако часть из них искала пути сотрудничества с большевиками во имя строительства новой демократической России.
3) Несмотря на многочисленные попытки объединения, российская эмиграция в Китае была разрознена, разобщена не только по политическим взглядам, но и по «национальным квартирам» и лишена единого центра руководства.
4) Специфика существования российской диаспоры в Китае: чуждая языковая среда, глубокие социально-политические, религиозные и культурно-этнические различия – существенным образом затрудняли адаптацию российских эмигрантов.
Теоретическая и практическая значимость диссертации заключается в проведении системного исследования многонациональной российской эмиграции «первой волны», истории ее формирования, становления и угасания основных национальных колоний в Китае в первой половине XX в.
Данное исследование имеет целью способствовать углублению понимания и осмысления феномена диаспоры, ее механизмов и факторов влияния на процессы адаптации на чужбине.
Практическая значимость исследования заключается в том, что материалы, выводы и обобщения диссертации могут быть использованы при написании обобщающих работ по истории дальневосточной эмиграции, создании учебных курсов, научно-популярных трудов для широких кругов общественности.
Апробация результатов исследования. Основные положения диссертации были представлены в виде научных сообщений на региональных и международных научных конференциях, проводимых Дальневосточным федеральным университетом, Морским государственным университетом им. Г.И. Невельского, Институтом стратегических исследований (Москва), Владивостокским филиалом Санкт-Петербургского гуманитарного университета профсоюзов, Благовещенским государственным педагогическим университетом, Цицикарским и Хэйлунцзянским университетами КНР, а также в виде трех публикаций в журналах перечня ВАК РФ и 15 статей в разных журналах России и Китая.
Одним из активнейших членов польского национально-культурного объединения «Господа Польска» был учный и генерал Бронислав Громбчевский. Сын польского повстанца, он родился в Варшаве в 1855 г. и стал генералом русской армии. Был членом Русского географического общества, проводил географические исследования в Средней Азии. В 1885 г. возглавлял комиссию по уточнению китайско-российской границы, а через год был назначен Генеральным комиссаром Северной Маньчжурии. В этой должности он оставался до 1903 г.67
В 1914 г. в Харбин прибыл ещ один видный деятель польской диаспоры – геолог и путешественник Казимир Гроховский. Он родился в 1873 г. в Галиции, окончил гимназию во Львове, затем – университет в Вене, где получил специальность инженера-геолога. С 1906 г. Гроховский участвовал в работе геологических экспедиций в Азии. Несколько лет он занимался поисками золота в Уссурийской тайге, прошл изыскательский маршрут по Сихотэ-Алиню вдоль Японского моря. Совмещая работу геолога с археологическими и этнографическими исследованиями, изучал материальную и духовную культуру якутов, тунгусов, орочей, гольдов и других аборигенов, собрав ценный коллекционный материал. Им был создан словарь тунгусского и якутского языков68.
В годы Первой мировой войны польская колония в Маньчжурии заметно выросла. Тысячи поляков, бывшие жители Королевства Польского и Галиции, высланные из родных мест в 1915-1916 гг. на основании военного положения, а также поляки-военнопленные, рекрутированные в немецкие войска и сражавшиеся на стороне немцев, оказались на Дальнем Востоке, в том числе в Маньчжурии. В этой беженской волне, растянувшейся по всей Сапелкин А.А. Указ. соч. – С. 467. Сибири и Дальнему Востоку, насчитывалось по некоторым данным до 50 тысяч поляков. На пути их следования царила анархия, люди гибли не только от пуль, но больше от голода и болезней, много среди них было детей-сирот и бездомных69. Героические усилия прилагал Общественный комитет спасения поляков, куда входили Анна Белькович, И. Якубович, В. Пиотровский. По данным польского историка М. Цабановского, им удалось спасти от голода и болезней тысячи поляков.
Февральскую революцию польская колония в Маньчжурии встретила с радостью. С развалом Российской империи у поляков появилась надежда на получение независимости от России. Поэтому на многочисленных митингах и демонстрациях по всем станциям КВЖД, в которых самое активное участие приняли поляки, звучали их справедливые требования свободы и независимости.
Революционное лихолетье начала ХХ в. занесло на Дальний Восток, в том числе и в далекую Маньчжурию, немало других этнических групп, среди них были латыши. Вдали от родины многие из них решали свои насущные жизненные проблемы, другие были активными участниками революционных событий. Выход из состава Российской империи и образование независимых государств Прибалтики было их главным лозунгом.
События Первой русской революции 1905–1907 гг., естественно, способствовали обострению национального самосознания латышских мигрантов, повышали политическую активность, усиливали настроения репатриации. После Февральской революции 1917 г в Маньчжурии, как и в других округах России, создавались латышские национальные советы и комитеты. Как отмечает Е.Н. Чернолуцкая, они делали энергичные попытки объединить латышей вокруг национальных организаций, которые бы защищали их интересы, налаживали культурно-национальное просвещение, организовывали латышские воинские подразделения70.
Из истории латышской общины Харбина (конец 1910 г. – начало 1920 Основная культурно-просветительская и общественно-политическая жизнь латышских колонистов Маньчжурии фокусировалась вокруг консульства Латвии в Харбине, которое возглавлял Э.И. Зилгалв. В национальный комитет, который заседал в помещении консульства, входили известные латышские общественные деятели Я. Декаер, Я. Гравис, К. Спренна, А. Озолинь.
Многонациональный состав российской дореволюционной общины в Цинской империи не будет полным без рассмотрения армянской общины. Точных данных о численности армян в Китае автору не удалось обнаружить, так как значительная часть источников, связанных с жизнью диаспоры того времени, не сохранилась. Данные о количестве армян в Китае весьма приблизительные. При этом эмигрантская пресса имела тенденции сознательно занижать численность армянской колонии. Историки эмиграции объясняют этот факт тем, что сами армяне-эмигранты по разным причинам избегали официальной регистрации. В немногочисленных источниках зачастую фигурирует лишь понятие «русская эмиграция», применимое ко всем без исключения выходцам из Царской России, независимо от их этнической принадлежности, что также безусловно, негативно влияет на достоверность статистики. Профессор Е.Е. Аурилене и другие отмечают, что численность армянской общины, как и других национальных общин, не поддается объективному подсчету из-за отсутствия архивных данных71.
Количественные и качественные изменения этнического состава российской диаспоры в Китае в постреволюционные годы
В 1933 г. возник Украинский женский кружок, Украинский учительский союз, возобновили свою работу организация «Просвита», художественный кружок «Бондура», возрождается Свято-Покровское братство, действует кружок украинских ориенталистов, организация Украинского союза хлеборобов-державников и др. Однако главным направлением украинской общественной жизни в 1920-е гг. является политическая деятельность, на которую в своих интересах пытаются влиять и корректировать японские власти. ЯВМ в Маньчжурии поддерживает наиболее реакционные «едино-неделимческие» шовинистические круги эмиграции, сопровождающие на практике попытками подчинить украинскую общественную жизнь русским эмигрантским структурам. В деятельности политического руководства украинской эмиграции преобладали авторитарные тенденции.
В 1935 г. усиливается контроль японских оккупационных властей на представителей российской эмиграции, когда КВЖД полностью перешло в руки Маньчжоу-Ди-Го. Она получила организационное оформление в виде японских военных миссий, созданных во всех населнных пунктах оккупированных территорий. Одновременно власти Японии пытаются расколоть российскую эмиграцию по национальному принципу, «заигрывая» с отдельными этническими группами, натравливая одни на другие. Одновременно поощряются фашистские эмигрантские комитеты и организации.
В 1935 г. японские власти дали разрешение на право создания Украинской Национальной Громады, позже переименованной в Украинскую национальную колонию (УНК)110. УНК состояла из правления во главе с хозяйственного и секретариата. В колонии были также организации, которые по линии отделов были подчинены правлению: союз домовладельцев и землевладельцев, женская благотворительная организация, молоджная организация, союз ориенталистов, филиал Львовского просветительного общества «Просвiта». В состав УНК входили профессиональные организации: союз служащих и рабочих, союз учителей и союз шофров
Е.Н. Чернолуцкая отмечает, что практически вся общественно-политическая, хозяйственная и культурная жизнь украинцев в Харбине контролировалась УНК, а та, в свою очередь, находилась под неослабеваемым диктатом японской военной миссии. ЯВМ утверждала избранный на общем собрании УНК состав правления и председателя. Все мероприятия, проводимые в УНК, осуществлялись только с разрешения ЯВМ и в присутствии е представителя. Для наблюдения за деятельностью УНК в ЯВМ был закреплен специальный советник. В 1936–1939 гг. эту должность последовательно занимали японские военные чиновники Хорне, Иноуэ, Анака, Маеда112.
Главным источником средств, на которые существовала УНК, был доход от эксплуатации Украинского дома, дававшего около 1 500 гоби. Во второй половине 1930-х гг. в доме колонии размещались фельдшерско-акушерские курсы, первая зубоврачебная школа, английская гимназия, Пушкинская гимназия, сдавались квартиры частным лицам. Более скромные доходы получила УНК от устройств еженедельных вечеров, содержания катка, а также в виде членских взносов и пожертвований113.
В работе украинского общества по-прежнему уделялось внимание и культурно-просветительному направлению: регулярно устраивались литературно-художественные и музыкальные вечера, драмкружок ставил
В этом немалую роль играло общество «Просвiта» («Просвещение»). В Харбине оно организовало выпуск украинской газеты «Маньчжурский вестник» (редактор И. Свит), проводило в колонии работу по пропаганде национального быта, изучению языка, истории Украины, е литературы. Однако по предложению ЯВМ в 1936 г. общество «Просвiта» было закрыто114.
Во время японской оккупации снова возобновляется острая борьба между двумя лагерями украинцев-эмигрантов относительно характера и цели украинского движения в Маньчжурии. Причем сами японцы не только не запрещали, а наоборот поощряли эту борьбу. Им она была выгодна, так как раскалывала российскую эмиграцию.
В основе разногласий украинских эмигрантов лежали существенные различия между украинцами по уровню национального сознания, с одной стороны, и украинцами, материальное обеспечение которых было более менее хорошее – с другой. Первое поколение эмигрантов, прожив в Маньчжурии два–три десятка лет, уже в значительной мере, окрепло материально.
Этот процесс почти не затронул политических эмигрантов, которые покинули Украину и Зелный Клин после окончательной победы там советской власти. В 1930-х гг. уже значительная часть украинских эмигрантов имели достаточно высокий социальный статус и, с материальной точки зрения, уверенно стояли на ногах. Часть из них активно укрепляла сво положение с помощью вложения средств в покупку земли и строительство зданий, преимущественно в Харбине. К этой категории относились и так называемые пенсионеры, которые имели определнные сбережения.
Политико-правовое положение этнических групп в Китае в 1920-40-е годы
…Раздел четвртый. Проходящим регистрацию необходимо иметь при себе паспорт, выданный их государством или китайской администрацией, либо предъявить Свидетельство о регистрации или иные документы, признаваемые данным Бюро; в противном случае необходимо действовать в соответствии со следующими правилами. Бывшие подданные Российской империи должны иметь при себе рекомендательные письма двух следующих организаций: Русского эмигрантского комитета и Общества помощи при нм (Russian National Communi Shanghai); либо иметь ручательство шанхайских русских резидентов, зарегистрированных в БОБ, числом не менее двух. За новых советских граждан должна поручиться состоятельная фигура или более двух человек советских граждан, которые уже прошли регистрацию в данном бюро.
Советские граждане, желающие пройти регистрацию в данном бюро, должны сдать свои советские паспорта; эти паспорта будут возвращены в случае выезда за пределы Китайской Республики;
Глава вторая. Паспортный контроль…
Лица бездоговорных стран, не имеющие официальных паспортов, выданных их государством, и желающие получить китайский паспорт, должны лично обратиться в Бюро для проверки их регистрационных свидетельств, сдать их и заполнить специальный бланк для последующей перепроверки;
Граждане бездоговорных стран, желающие получить паспорт для проверки своих регистрационных свидетельств, сдать их и заполнить специальный бланк для последующей перепроверки; Разделы десятый и одиннадцатый главы второй для документа могут быть применены как к бывшим подданным Российской империи, так и к новым советским гражданам.
Визирование документов.
Раздел тринадцатый. Китайские граждане и граждане бездоговорных стран, обращающиеся в Бюро с просьбой визирования их заграничных паспортов для продления срока их действия, должны лично заполнить заявление168.
Граждане бездоговорных стран или граждане, которые находятся вне консульской юрисдикции, имеющие паспорта для туристической поездки («туда» и «обратно»), выданные зарубежными китайскими официальными органами, должны обратиться в Бюро в течение 10 дней по прибытии в Шанхай и лично заполнить заявление, и после проверки регистрационного свидетельства они могут обратиться с прошением о выдаче визы169.
…Граждане бездоговорных стран, желающие получить удостоверение личности, должны лично обратиться в Бюро или посредством родственников по прямой линии сдать регистрационное свидетельство и лично заполнить заявление, и после соответствующей проверки и подтверждения документов Бюро выдает удостоверение личности170.
По словам Н.Е. Маликова, который длительное время отвечал за работу по регистрации русских в Шанхае, сумма, взимаемая с эмигрантов при регистрации и оформлении внутренних китайских паспортов, составляла 3 шанхайских долл., а для оформления выездных паспортов – 8 шанхайских
В связи с такой ситуацией БОБ Большого Шанхая приняло решение бесплатно оформить регистрацию части бедных русских эмигрантов, а также оповестило русских эмигрантов о сроках окончания регистрации с тем, чтобы они вовремя е прошли (для этого бюро 19 января 1934 г. обратилось с письмом к Совету объединенных русских организаций с требованием довести это до сведения всех эмигрантов из России). Одновременно БОБ потребовало, чтобы этот совет представил точные данные о численности русских и оформил все необходимые документы для их регистрации в бюро172.
Всего по данным Ван Чжичэна в 1930 г. на территории Французской концессии официально было зарегистрировано 7 718 российских эмигрантов, включая беженцев из Армении, Эстонии, Латвии и Литвы173.
Политико-правовое положение и материальное благополучие российских эмигрантов в Международном сеттльменте и во Французской концессии портового города Шанхая несколько отличалось от положения эмигрантов в других местах расселения. Во-первых, Шанхай был международным городом, где существовала большая правовая защищнность жителей Международного сеттльмента; во-вторых, в портовом городе легче было найти работу; в-третьих, здесь не было Гражданской войны и меньше была преступность.
Национальный вопрос и национальные проблемы в трудах и дискуссиях российской диаспоры
Россией и сформировать на е развалинах мусульманско-тюркские регионы нового государства. Основная идейно политическая деятельность мусульманской диаспоры в Китае развивалась вокруг пропаганды идеи самостоятельного тюрко-татарского государства «Идель-Уральский штат» с включением в него российских территорий, населенных татарами, башкирами и другими националистами мусульманского вероисповедания. Со страниц своих газет и журналов, издававшихся в Шанхае и Харбине, лидеры татарской диаспоры призывали и к вооружнной борьбе с большевиками.
Часть харбинской группы эмигрантов, в числе которых были министры бывшего белогвардейского Сибирского правительства, представляла сибирских областников сепаратистов. Она выступала за полное отделение Сибири от России и переключения е в «схему» азиатских государств вплоть до союза с Японией.
Один из лидеров шанхайской группы областников И.Н. Шендриков в опубликованной в 1928 г. брошюре «Чего хотят областники-сибиряки» писал: «Они стремятся в данный момент создать Сибирское государство, независимое от СССР»205.
«Шанхайская заря» и другие издания дальневосточной эмиграции констатировали интерес эмиграции к областническим идеям, отмечая возможность «образования Сибирского государства от Тихого океана до Урала включительно» и «освобождения России под лозунгом «Через свободную Сибирь в свободную Россию». Подобные заявления признавались многими эмигрантскими деятелями более реалистичными, чем прежние намерения эмиграции организовать «поход на Москву»206. Заявления областников вызвали дискуссии в среде эмигрантской интеллигенции. В частности, свою оценку этим высказываниям дала украинская эмигрантская пресса207.
Комментируя эти оценки, один из лидеров областников М.П. Головачев в интервью харбинской газеты «Заря» заявил, что «со стороны сибирской идеи отношение в настоящий момент к украинскому движению должно быть самое благожелательное, ибо стоя на точке зрения отделения Сибири от сегодняшней Москвы на основе чисто национальных, экономических и даже патриотических соображений, сибиряки понимают, что и на Украине могут действовать из тех же побуждений»208. М.П. Головачев настаивал, что создание сибирского буфера на Дальнем Востоке создаст преграду распространения коммунизма в Азии. Позднее свои идеи он развил в брошюре «Украинцам-сибирякам», вышедшей в Харбине в 1929 г. Дискуссия о сибирском сепаратизме продолжалась и в последующие годы.
В июне 1930 г. в харбинской русско-китайской газете «Гунь-Бао» была опубликована статья украинского националиста Льва Галицкого «Украина и Сибирь», в которой автор заявил о необходимости образования «самостоятельной сибирской державы в форме соединенных штатов от Урала до Тихого океана», подчеркнув при этом важность «совместной борьбы Сибири и Украины с остальной Россией». В статье он развил свои соображения о необходимости выделения районов, занятых преимущество украинцами, в особые самоуправляемые области «со своим собственным правительством»209.
Оппонентом Л. Галицкого и других сибирских и украинских сепаратистов выступал крупнейший публицист российского зарубежья, русский религиозный философ Г.П. Федотов. В своей статье «Будет ли существовать Россия», опубликованной в 1930 г., он резко критикует «угрожающий сепаратизм, раздирающий тело России» и его пропаганду отдельными эмигрантскими кругами. «Россия становится географическим пространством, бессодержательным, как бы пустым, которое может быть заполнено любой государственной формой». Анализируя современную ему ситуацию, Г.П. Федотов констатирует, что «с Дальнего Востока наступает Япония, вскоре начнт наступать Китай, и тут мы с ужасом узнаем, что сибиряки, чисто кровные великороссы-сибиряки, тоже имеют зуб против России, тоже мечтают о Сибирской республике – легкой добыче Японии»210.
Критикуя украинский и сибирский сепаратизм, Г.П. Федотов предупреждает об опасности и татарского сепаратизма, «мечтающего о Казани как столице Евразии».
Украинские, татарские и другие национал-сепаратисты в своих неудачах обвиняли русских, российскую республику Советов. Лишь немногие представители национальной интеллигенции пытались трезво и объективно оценить случившиеся. Они признавали, что народ не пошл за ними из-за их собственных просчтов. Так, украинский писатель В.К. Винниченко признавал: «И не русское советское правительство выгнало нас с Украины, а наш собственный народ, без которого и против которого русские советские войска не могли бы занять ни одного уезда на нашей территории»211.
