Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Проблема реформы в политической философии российского консерватизма кануна первой мировой войны 42-67
Глава II. Консерваторы и политические реформы 68-142
1. Монархия и монарх глазами консерваторов 69-77
2. Консерваторы и правительство 78-97
3. Консерваторы и представительные институты 97-105
4. Политические идеалы консерваторов 105-138
Глава III. Консерваторы и национальные проблемы 143-212
1. Кто виноват?: Взгляд справа 143-167
2. «Россия -для русских!»: от дубровинцев до думской правой 168-181
3. «Россия - для русских!»: националисты и «национал-демократы».... 181-199 4. Национальный вопрос и консервативный «диссидент»:
С.Ф.Шарапов 199-202
5. «Россия -для русских подданных!» 202-211
Глава IV. Социально-экономические реформы глазами российских консерваторов 213-269
1. Социально-экономическая ситуация: «блестящие хозяйственные перспективы» или «колосс на глиняных ногах»? 214-243
2. Социально-экономические проекты консерваторов 243-267
Глава V. Кризис консерватизма в России 270-305
1. Консерваторы и "обновленная Россия" 271-291
2. Консерватизм и статус-кво в западноевропейском контексте 291-304
Заключение 306-342
Использованные источники и литература 343-404
- Проблема реформы в политической философии российского консерватизма кануна первой мировой войны
- Монархия и монарх глазами консерваторов
- Кто виноват?: Взгляд справа
Введение к работе
Актуальность. Накануне первой мировой войны консервативные партии и организации составляли важнейшую часть российского политического ландшафта. К консервативным фракциям принадлежало около трети членов III и IV Государственной Думы. Консервативные ежедневные периодические издания, особенно «Новое время», «Санкт-Петербургские ведомости», «Московские ведомости», «Киевлянин», оказывали немалое влияние на читающую публику. Консервативные взгляды разделяла значительная часть высшей бюрократии. № Ни для кого не были секретом и политические воззрения главы государства им ператора Николая II, который откровенно демонстрировал приверженность идеалам российского консерватизма.
Тем не менее, консерваторы не сумели извлечь долгосрочные выгоды из этой ситуации и избежать политической катастрофы. Обострение недовольства властью в условиях первой мировой войны привело к крушению монархии. Причем в ходе февральско-мартовских событий 1917 г. не было предпринято ни одной серьезной попытки ее отстоять. Ни в 1917 г., ни в годы гражданской 4t войны ни одна сколько-нибудь влиятельная политическая сила не ставила пе ред собой задачу восстановить порядок, существовавший в стране на момент отречения от престола Николая II. Одновременно с гибелью монархии, в верности которой клялись консерваторы, с российской политической арены исчез как самостоятельное идейно-политическое течение и сам консерватизм.
Лишь на рубеже 80 - 90 - х годов XX в. в российской публичной политике вновь появились партии и движения, идентифицировавшие себя с отечественными и зарубежными консерваторами. О преданности ценностям консерватиз- ма заявили большие и малые партии и движения, занявшие позиции в самых
разных секторах политического спектра, от Союза правых сил до Коммунистической партии Российской Федерации.
В этих обстоятельствах формирование адекватных представлений о реальном историческом облике российского консерватизма выступает и как предварительное условие правильной идентификации современных идейно-политических течений, и как важнейшая предпосылка корректного анализа исторического опыта отечественных консерваторов. Только через серьезные интеллектуальные усилия их наследники смогут четче определить свое политическое лицо, избежав повторения ошибок, которые в начале XX в. привели российский консерватизм к краху.
Историография. На сегодняшний день исторических исследований о российском консерватизме намного меньше, чём о либералах или социалистах. Победа большевиков в 1917 г. надолго предопределила историографическую моду. Вдобавок события 1907-1914 гг. оказались в тени революции 1905-1907 гг. и обычно рассматривались в качестве своеобразной мирной интерлюдии между двумя эпохами войн и революций.
Такой подход к российскому консерватизму кануна первой мировой войны сложился еще до 1917 г. Авторы, писавшие о консерваторах, часто решали не столько научные, сколько агитационно-пропагандистский задачи1. Что касается явно выбивавшегося из этого ряда пространного очерка о правых партиях В.Левицкого , то в нем постреволюционному времени было уделено всего несколько страниц. По мнению Левицкого, разгон II Думы и принятие нового избирательного закона означали, что цель правых была достигнута, и их дальнейшее существование лишилось политического смысла3.
Те же тенденции сохранялись и в литературе 1920-х гг., когда российский консерватизм кануна первой мировой войны, казалось, должен был превратиться в объект сугубо академического интереса. Тем не менее, книги и статьи, выходившие в это время, были крайне идеологизированы, образы консервативных политиков и идеологов намеренно снижены, а то и просто окарикатурены. Авторы, главным образом, стремились заклеймить своих персонажей, доказать их полную несостоятельность. В лучшем случае консерваторов описывали как апологетов нелепой идеи4, в худшем - как корыстолюбивых организаторов погромов и контрреволюционного террора5, но серьезных общественных деятелей в них не видели. К тому же 1907-1914 гг. чаще всего оказывались в роли «довеска» к революции 1905-1907 гг.6 Идеология и практическая деятельность консерваторов интерпретировались как формы защиты существовавшего в России социально-экономического и политического порядка, в силу чего консервативное движение было заведомо обречено на неудачу.
Не обходилось и без существенной модернизации облика российской правой кануна первой мировой войны, ее отождествления с европейскими фашистскими движениями межвоенных лет. «Союз русского народа по существу своему явился первой фашистской организацией задолго до появления фашизма в Европе. Организация Союза носила явно выраженный фашистский характер», -писал В.Н.Залежский . С.Б.Любош прямо именовал В.М.Пуришкевича «рус о
ским фашистом» .
Вместе с тем, в 1920 - е годы появился целый ряд документальных публикаций, заметно расширивших доступ исследователей к важнейшим источникам
по истории консерватизма начала XX в. Среди публикаций этого рода особое значение имели материалы, опубликованные в «Красном архиве» и других журналах9, а также подготовленные по материалам Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства «Падение царского режима»10 и первый специальный сборник документов по истории правых партий - «Союз русского народа»11.
Начиная с 1930-х гг., консерваторы интересовали отечественных историков значительно меньше. Хотя документальная база по истории отечественного консерватизма начала XX в. заметно расширилась12, исследователи откровенно избегали соответствующих сюжетов. Лишь в конце 1960 - начале 1970-х годов вновь появились работы, касающиеся различных аспектов консервативной идеологии и политики данного периода.
В работах АЯ.Авреха и В.С.Дякина эти сюжеты рассматривались в связи с
1 "Ч
историей российского парламентаризма . В специфическую область научных изысканий выделилась история «непролетарских» партий, в рамках которой затрагивались и консервативные политические формирования14. В духе господ ствовавших методологических установок особое внимание уделялось деятельности дворянских организаций, особенно их взаимоотношениям с властными структурами15. В более широком плане проблематика российского консерватизма нашла отражение в контексте анализа обстоятельств краха российской монархии16.
Несмотря на известное расширение научной проблематики и отказ от откровенно пропагандистского подхода к материалу, отечественные историки не могли не считаться с политическими догмами. Назойливо подчеркивалась политическая слабость российских консерваторов, переоценивалась степень их зависимости от самодержавия. Число специальных исследований по консерва-тизму было невелико .
На рубеже 80 - 90 - х годов начался новый этап в отечественной историографии российского консерватизма кануна первой мировой войны. Изменение общественно-политических условий оказало противоречивое воздействие на работу историков. Безусловно, ликвидация мотивированных политическими соображениями запретов на выбор сюжетов, аргументов и интерпретаций пошла на пользу исследователям. Однако политический заказ, как таковой, не исчез, а изменился. Если раньше он предполагал акцент на негативные стороны отечественной консервативной традиции, то ныне он ориентирует преимущест венно на поиск позитивных моментов в консервативном идейно-политическом наследии. Некоторые современные авторы прямо заявляют о своих симпатиях к правым начала века и пытаются анализировать российскую действительность того времени с позиций своих героев18. Возникла вполне реальная опасность свести историографические новации к смене политических знаков, заменить старую коммунистическую догму новой - консервативной19.
Таким образом, политические обстоятельства оказывали и продолжают оказывать серьезное влияние на эволюцию отечественной историографии, однако их воздействие всегда опосредуется исследователями, которые, в конечном итоге, и формулируют новые академические парадигмы.
С этой точки зрения особое место среди научных проектов перестроечного и постперестроечного времени, посвященных российскому консерватизму, принадлежало исследованию, проведенному под эгидой Ленинградского (Санкт-Петербургского) филиала Института социологии Академии наук СССР (РАН). В историко-социологических очерках «Национальная правая: прежде и теперь», вышедших в 1992 г., впервые в отечественной историографии была предпринята попытка комплексного анализа этой проблематики в контексте истории международной правой20. В том же году увидела свет книга С.А.Степанова - первая отечественная монография, непосредственно посвященная дореволюционным консерваторам21.
Важнейшим собственно научным фактором сдвигов в историографии российского консерватизма стало расширение источниковой базы. Заметную роль
в этом сыграли многочисленные документальные публикации, подготовленные под руководством Ю.И.Кирьянова , особенно двухтомный сборник «Правые партии» - наиболее основательное документальное собрание по данной теме23. Были переизданы многие произведения консервативных теоретиков и публицистов24. Все это способствовало большей доступности сравнительно менее известных или редко использовавшихся историками источников.
Указанные изменения сказались, в первую очередь, на изучении политической истории, работы в области которой составили львиную долю исследований 1990 - 2000 - х годов. Информации о консервативных политических формированиях и политиках-консерваторах превратилась в неотъемлемый элемент общих работ по отечественной истории . Д.А.Коцюбинским было подготовле но первое в отечественной историографии капитальное исследование идеологии и политической практики крупнейшей умеренно-консервативной организации - Всероссийского национального союза26. Ю.И.Кирьянов в течение ряда лет работал над историей Союза русского народа и вышедших из него Союза Михаила Архангела и Всероссийского Дубровинского союза русского народа. Конечным результатом этих изысканий стал выход в 2001 г. монографии «Правые партии в России. 1911 - 1917 гг.»27
Продолжалось изучение вопросов взаимодействия консервативных политических организаций, властных институтов и общества в целом, парламент-ской активности консерваторов, начатое еще в рамках предыдущего периода . Характерной чертой работ последних лет является трактовка консерватизма как самостоятельного фактора в идейно-политической борьбе, а не как пассивного объекта манипуляций властей.
Признание за консерваторами статуса самостоятельных игроков на идейно-политическом поле способствовало более основательному изучению соци-альной базы отечественного консерватизма . Серьезный интерес представляют
характеристики динамики численности правых организаций Ю.И.Кирьянова. Они свидетельствуют о значительном количестве организованных правых (в пору своего расцвета Союз русского народа насчитывал около 400 тыс. человек), что дает веские основания видеть в них выразителей настроений самых широких социальных слоев .
Самостоятельным направлением в современной историографии консерватизма стало изучение региональных консервативных образований. В 1990 -2000 - е годы было подготовлено значительное число монографических исследований на эту тему, охвативших практически всю территорию России .
и Германии в конце XIX вв. / Отв. ред. А.П.Корелин. Л., 1989. С. 68-84; Соловьев Ю.Б. Самодержавие и дворянство в 1907-1914 гг. Л., 1990; Бородин А.П. Объединенное дворянство и аграрная реформа // Вопросы истории. 1993. №9. С.33-44; Степанов С.А. Рабочие и черносотенные организации, 1905-1917 // Рабочие и интеллигенция в России в эпоху реформ и революций, 1861 - февраль 1917 г. / Отв. ред. С.И.Потолов. СПб., 1997. С.367-378; Корелин А.П. Объединенное дворянство (1906 - 1917) // Проблемы социально-экономической и политической истории России XIX - XX в. / Отв. ред. А.Н.Цамутали. СПб., 1999 С.338-353.
30 Кирьянов Ю.И. Численность и состав крайних правых партий в России (1905-1917 гг.): тенденции и причины изменений // Отечественная история. 1999. №5. С.29-43. См. также: Кирьянов Ю.И. Правые партии в России. С.69 - 103. На высокие показатели численности правых партий в период революции 1905 - 1907 гг. еще раньше указывали С.А.Степанов и Н.Г.Королева. См.: Степанов С.А. Численный состав черносотенных союзов и организаций // Политические партии России в период революции 1905 - 1907 гг. Количественный анализ / Отв. ред. А.П.Корелин. М., 1987. С. 184-242; Королева Н.Г. Правые партии в борьбе с революцией 1905 - 1907 гг. // Исторические записки. Т.118. М.: Наука, 1990. С. 102 - 140.
31 См., например: Нарский И.В. Революционеры «справа»: Черносотенцы на Урале в 1905- 1916 гг. (материалы к исследованию «русскости»). Екатеринбург, 1994; Толочко А.П. Черносотенцы в Сибири (1905 - февраль 1917 г.). Омск, 1999; Стрелков А.Т. Черная сотня в центральном Черноземье. Курск, 2000; Сидоренко Н.С. Монархическое движение на Урале (1905 - февраль 1917 г.). Челябинск, 2000; Михайлова Е.М. Черносотенные организации Среднего Поволжья в 1905 - 1917 гг. Чебоксары, 2000; Алексеев И.Е. Черная сотня в Казанской губернии. Казань, 2001; Размолодин М.Л. Черносотенное движение в Ярославле и губерниях Верхнего Поволжья в 1905 - 1915 гг. Ярославль, 2001; Рылов В.Ю. Правое движение в Воронежской губернии. 1903 - 1917. Воронеж, 2002.
Впервые после 1920 - х годов в отечественной историографии появились специальные работы, посвященные отдельным консервативным политикам -В.М.Пуришкевичу, Н.Е.Маркову, П.Н.Дурново . Ценный биографический материал о консерваторах был помещен в энциклопедиях «Политические партии России. Вторая половина XIX - первая треть XX вв.» и «История России с древнейших времен до 1917 г.» , в примечаниях к сборнику «Правые партии».
Важной новацией стал выход в свет серьезных исследований по консервативной идеологии. Наряду с общими характеристиками эволюции консервативной философии и идеологии34, вышли специальные исследования, посвященные политико-правовым и социально-экономическим воззрениям консервато Появилась целая серия работ, в которых анализируются взгляды отдельных консервативных идеологов. Среди них следует особо выделить статьи и книгу о М.О.Меньшикове П.И.Шлемина , работы о поздних славянофилах -Д.А.Хомякове и С.Ф.Шарапове, влиятельном издателе и публицисте В.П.Мещерском, ранее не удостаивавшихся специального внимания . Чрезвы чайно популярной фигурой остается Л.А.Тихомиров, без подробной характеристики взглядов которого не обходится практически ни одно исследование по консервативной политической мысли конца XIX - начала XX в.38
Существенный вклад в изучение рассматриваемой проблематики внесли зарубежные авторы. Западная историография российского консерватизма формировалась в иных условиях и гораздо меньше зависела от политической конъюнктуры39. Первые специальные исследования об отечественных консерваторах начала XX в. вышли в первой половине 60-х годов. Работы Х.Роггера привлекли внимание к вопросам истории консерватизма в России и вплоть до рубежа 70 - 80 - х годов эти сюжеты изучались на Западе намного более интенсивно, чем в Советском Союзе40.
В общем виде эволюция консервативных политических движений в России в 1907-1914 гг. рассматривалась в начале 70-х гг. Дж. Хоскингом41. На рубеже
См., например: Костылев В.Н. Лев Тихомиров на службе царизма (из истории общественно-идейной борьбы в России в конце XIX - начале XX в.): Автореф. дис... канд. ист. наук. М, 1987; Милевский О.А. Л.А.Тихомиров: (от революционности к монархизму): Автореф. дис... канд. ист. наук. Томск, 1996. Пролубников А.В. Концепция монархической государственности Л.А.Тихомирова.: Автореф. дис... канд. ист. наук. М, 1998; Цыганов В.И. Идея 0 русского самодержавия и ее развитие в творчестве Л.А.Тихомирова. Автореф. дис... канд.
юрид. наук. Нижний Новгород, 2000; Репников А.В. Лев Тихомиров: возвращение к истокам // Эволюция консерватизма и европейский опыт: Материалы международной научной конференции. Самара, 26-29 апреля 2002 г. / Под. ред. В.С.Дубиной, М.М.Леонова, Л.Банцхафа. Самара, 2002. С.226-239.
39 Общую характеристику современной зарубежной историографии российской истории начала XX в. см.: Россия XIX - XX вв. Взгляд зарубежных историков / Отв. ред. А.Н.Сахаров. М., 1996.
40 Rogger Н. The Formation of the Russian Right II California Slavic Studies. 1964. Vol.3. P.66-94; Rogger H. Was There a Russian Fascism? II Journal of Modern History. 1964. Vol.36, №4. P.398 415; Rogger H. Russia II The European Right. A Historical Profile. Berkeley; Los Angeles, 1965.
P.449-500.
41 Hosking G. The Russian Constitutional Experiment. Government and Duma, 1907-1914. Cambridge, 1973. - 80-х гг. появились капитальные монографии, касающиеся российского консерватизма кануна первой мировой войны. Р.Эделман описал эволюцию идеологии и политической практики националистов42. Р.Рексхейзер и Р.Т.Мэннинг проанализировали факторы консервативного политического выбора и социальную базу консервативной политики в России43. Заметное место в историографии российского консерватизма заняла работа Д.Ливена о Государственном Совете, в которой особое внимание было уделено консервативным членам палаты, в том числе П.Н.Дурново44. Х.-Д. Лёве исследовал русский антисеми 45
тизм .
В 90-е гг. рост националистических настроений в России стимулировал интерес ученых к проблемам, связанным с прошлым российского национализма, особенно его консервативных вариантов46. Значительное внимание привлекли язык консерваторов, специфика консервативных образов мира, ритуалы,
церемонии47. Весьма активно изучалась проблема «российские консерваторы и реформы»48. Вместе с тем, за последние годы интерес к истории российского консерватизма на Западе несколько снизился, что становилось особенно заметным по мере нарастания активности в этой области отечественных ученых.
Опираясь на базу, созданную изысканиями прежних лет, и одновременно избавляясь от влияния традиционных стереотипов, серьезно расширив исследовательскую проблематику и круг используемых источников, российские авторы за последние полтора десятилетия внесли солидный вклад в изучение консервативной политики и идеологии накануне первой мировой войны. В результате, российский консерватизм начала XX в. перестал быть исторической terra incognita. Утверждение, что историк, занимающийся российским консерватизмом этого времени, вынужден действовать на плохо изученной территории, высказанное более двух десятилетий назад Р.Эделманом, ныне не соответствует действительности .
На сегодняшний день достигнуты значительные успехи в изучении политической деятельности консерваторов, сформировались более или менее четкие представления о содержании консервативной политической доктрины. Однако до сих пор эта проблематика исследована существенно хуже, чем российские разновидности либерализма или социализма. Сохраняющийся дисбаланс в пользу исследований по истории левой способствует формированию упрощенных представлений о российских социально-политических реалиях 1907-1914 гг.
Эта ситуация обуславливает важность продолжения изысканий в области отечественного консерватизма, истории общенациональных и региональных консервативных организаций, их взаимоотношений с государственными и общественными структурами, эволюции консервативных идеологических установок, биографических сюжетов. Одновременно назревает необходимость анализа проблематики, возникающей на стыках традиционных тем. Прежде всего, это относится к изучению того, как консервативная политика взаимодействовала с консервативной политической философией, какие идейные установки реализо-вывали консервативные политики. Особое значение приобретает проблема общего и особенного в российском и западноевропейском консерватизме, синхронные и диахронные сравнения консервативной политики и идеологии в разных странах.
Об актуальности такой исследовательской стратегии свидетельствуют многие научные проекты последних лет, начиная с ленинградского проекта по изучению русской национальной правой5 . Выяснение того, какими идеями руководствовался российский консервативный политик-практик, что в нем было общего с его западноевропейскими коллегами и чем он от них отличался, помогло бы точнее реконструировать российские идейно-политические реалии и
Вопросы общего и особенного в эволюции консервативной политики и идеологии в России и других странах сегодня привлекают повышенное внимание отечественных историков. См., например: Исследования по консерватизму / Под ред. П.Ю.Рахшмира. Вып. 1-6. Пермь, 1994-2000; Консерватизм в России и мире: прошлое и настоящее. Вып.1 / Под ред. А.Ю.Минакова; Воронеж, 2001.Эволюция консерватизма: европейская традиция и русский опыт: Материалы международной научной конференции. Самара, 26-29 апреля 2002 года / Под ред. В.Дубиной, М.М.Леонова, Л.Банцхафа. Самара, 2002.
объяснить, почему российский консерватор так и не сумел обеспечить социальную стабильность и предотвратить катастрофическое развитие событий в последующий период.
В качестве объекта исследования выступает российская консервативная идеология в начале XX в. Она рассматривается как проекция политической философии российского консерватизма на политическую практику, система теоретических установок, ориентированная непосредственно на политический процесс. Их формулирование предполагает редукцию, упрощение абстрактных теоретико-методологических принципов, разрабатываемых в лоне политической философии.
В результате, основополагающий для консервативной политической философии тезис о несовершенстве человека и несостоятельности любых попыток изменения устоявшегося порядка трансформируется в жесткую критику конкретных проектов преобразований, предлагаемых оппонентами консерваторов. Положение о традиции как важнейшем инструменте сохранения целостности общества выступает как выражение необходимости сохранения тех институтов и ценностей, которые консерваторы считают атрибутами оптимального, по их мнению, общественного порядка. А идея естественного неравенства между людьми и неизбежности иерархической организации социума выражается в попытках обосновать привилегированное положение социальных слоев, интересы которых консерваторы защищают в данное время и в данном месте51.
Как и в любой другой политической идеологии, важнейшими структурными компонентами консервативной идеологии могут считаться оценка основных параметров существующего положения дел в обществе, сопоставляемый с реальностью социальный идеал и стратегические установки по его реализации.
В рамках такого подхода выделяется несколько функций консервативной идеологии. Это, во-первых, - придание смысла политической деятельности, направленной на защиту консервативных идеалов и ценностей. Во-вторых, обеспечение осознанной связи между индивидом и адекватным этим идеалам и ценностям политическим порядком как непосредственно, так и через опосредующие указанную связь социальные институты (класс, корпорация, церковь, семья и т.п.). В-третьих, - разработка и обоснование политической стратегии консерваторов. Иначе говоря, консервативная идеология выступает как некий "предполитический" феномен, интеллектуальная почва для консервативной политической рефлексии, область, где абстрактные построения встречаются с политической практикой, чтобы насытить ее идеями и смыслами52.
При такой трактовке творцами консервативной идеологии оказываются не только консервативные политические мыслители, но и все участники консервативной политической деятельности, пытающиеся осмыслить собственные политические практики53. В рассматриваемый период носителями консервативной идеологии выступала та часть общества, которая поддерживала политические силы, располагавшиеся правее "Союза 17 октября" и разделявшие различные модификации принципа "Православие. Самодержавие. Народность". Их объединяли, главным образом, представление о том, что монарх остался источником верховной власти и стремление обеспечить привилегированное положение наиболее многочисленной этноконфессиональной группы.
Из крупных общенациональных политических формирований на указанных позициях в рассматриваемый период находились Всероссийский национальный союз, Союз Михаила Архангела, Союз русского народа и Всероссийский Дубровинский союз русского народа. Консервативного курса придерживалась наиболее влиятельная сословная организация России - Объединенное дворянство. В III и IV Государственной Думе консерваторы были представлены националистами и умеренно-правыми и собственно правыми, а также Группой центра. В Государственном Совете консервативные элементы группировались вокруг Правой группы.
Предмет и хронологические рамки исследования. Предметом настоящей работы является реакция консерваторов на процесс модернизации и его последствия для российского общества в 1907 - 1914 гг., от окончания революции 1905 - 1907 гг. до начала первой мировой войны. Выбор указанных хронологических рамок обусловлен намерением обратиться к эволюции консервативной идеологии в то время, когда в дополнение к глубокой социально-экономической модернизации модернизационные тенденции распространились на политическую сферу. Институты и нормы политического поведения, характерные для демократических государств, стали внедряться в России. Демократизация политического процесса происходила в условиях относительной политической стабильности. Реформаторские действия осуществлялись с санкции и от имени императорской власти, лояльность которой воспринималась как основополагающий атрибут консервативной политической принадлежности. Эти обстоятельства создавали весьма благоприятный фон для адаптации консерваторов к новым реалиям, порожденным модернизацией российского общества в начале XX в.
Цель работы - проанализировать отношение консерваторов к реформам, глубоко повлиявшим на социально-политический облик страны накануне первой мировой войны. Для этого предполагается решить следующие задачи. Во-первых, вычленить основополагающие элементы российской консервативной политической философии, определить «теоретическую основу» подхода консерваторов к реформам. Во-вторых, выяснить отношение консерваторов к ключевым аспектам реформирования российского общества, их трактовку положения в стране, сложившегося под влиянием реформаторских мероприятий. В-третьих, проанализировать представления консерваторов об оптимальных вариантах организации общества. В-четвертых, сопоставить идеологическую и политическую практику российских и западноевропейских (прежде всего -британских) консерваторов начала XX в., выявить в ней общее и особенное.
Особое внимание, уделяемое в этом контексте британским консерваторам, связано с тем, что они сумели успешно разрешить проблему приспособления к
модернизационным сдвигам, с которой российским консерваторам справиться так и не удалось. Именно британский консерватизм традиционно рассматривается как образец данного идейно-политического течения. Наконец, как это не парадоксально, еще одним аргументом в пользу использования в качестве объекта для сравнения британского консерватизма выступает его несходство с русским. Их сопоставление помогло бы определить общие характеристики различных национальных версий консерватизма, выявить факторы успехов и провалов консерваторов в XX веке. Представляется, что сравнения такого рода способствовало бы уточнению причин исторического неудачи российских консерваторов, не сумевших ни отстоять самодержавие, ни сохранить собственное место в идейно-политическом ландшафте.
Методология. Среди многообразия интерпретации консервативной идеологии можно выделить несколько доминирующих версий. Согласно одной из них, консервативная идеология выступает как непосредственный продукт психологической установки на привычное и неприятие перемен в существующем положении вещей, порождение не столько определенных социально-политических интересов, сколько особого склада интеллекта или характера. "Консерватизм в меньшей степени политическая доктрина, чем привычка ума, тип ощущений, образ жизни", - писал в 1950 г. Р.Уайт54.
Наличие специфического психологического субстрата в консерватизме признается многими исследователями55. Признается ими и важнейшая роль
психологической ориентации на сохранение традиционных ценностей и институтов в процессе генезиса консерватизма как специфического идейно-политического течения. Согласно наиболее популярной среди современных историков версии происхождения консерватизма, сформулированной выдающимся немецким социологом К.Манхеймом, его истоки восходят к реакции европейских элит на Просвещение и Великую Французскую революцию. Эти события были восприняты верхами Старого Света как смертельная угроза казавшемуся естественным и абсолютно незыблемым жизненному укладу. Стремление найти идейный противовес этой угрозе привело к трансформации традиционализма - психологической приверженности к традиционному порядку, ancien regime, в идеологическую конструкцию, обосновывавшую его соответствие эталону правильной социальной организации56.
Однако не отрицая значимости влияния традиционализма на консервативную политическую доктрину, большинство историков ограничивают период его интенсивного воздействия рамками генезиса консерватизма. Они не склонны относиться к этому воздействию как к константе и устанавливать непосредственную, постоянно присутствующую связь между психологической ориентацией на все устоявшееся и консерватизмом в идеологии и политике нового и новейшего времени.
Стоит подчеркнуть, что длительное существование того или иного общественного порядка объективно способствует возникновению представления о
нем как о естественном, традиционном. Но эти представления не обязательно приводят к консервативной идеологии. Сила привычки, "естественный консерватизм" человеческой натуры могут быть основанием и для поддержки режима (например, тоталитарного) претящего консерватору. Поэтому психологическая интерпретация консерватизма едва ли может считаться адекватным инструментом анализа консервативной идеологии.
Куда в большей мере этой задаче соответствует ситуационная концепция консерватизма, разработанная С.Хантингтоном. Он утверждал, что консервативные политические идеи выступают порождением политической функции консерватизма, призванного защищать статус-кво57. Сторонники этого подхода полагают, что консервативная составляющая присутствует в любой идейно-политической конструкции, и в ответ на политический вызов она превращается в аутентичный консерватизм. Следовательно, всякая доктрина, защищающая устоявшийся политический порядок от оппонентов есть консерватизм, и адепты коммунистической идеологии в нашей стране на рубеже 80 - 90 - х годов XX в. превратились в консерваторов58.
Ориентация на поиск источников консервативной идеологии в сфере собственно политического является сильной стороной описываемой концепции и выгодно отличает ее от психологической трактовки консерватизма. Вместе с
тем в обоих подходах есть и общее: консерватизм отождествляется с защитой статус-кво, хотя в одном случае основания для этого обнаруживаются в сфере политики, а в другом - психологии. При этом парадоксальным образом игнорируются и политические реалии, и мнение самих консерваторов, которые никогда не определяли своих единомышленников по признаку нахождения у власти. Радикальные элементы, даже добившись власти, продолжали позиционировать себя в качестве сторонников нового, а не поборников освященной веками традиции. Таким образом, заинтересованность в сохранении статус-кво не обязательно связана с защитой консервативных политических идеалов, и абсурдно видеть в М.А.Суслове политического наследника Э.Берка59.
С другой стороны, консерваторы далеко не всегда выступали в роли хранителей существующего на данный момент порядка. Если в условиях относительной политической стабильности защита статус-кво оставалась raison d etre консервативной политической позиции, то в периоды серьезных общественных перемен консерваторы нередко демонстрировали склонность от нее отказываться.
Исторический опыт консерватизма свидетельствует о возможности превращения его сторонников в поборников перемен. Более того, современные исследователи подчеркивают, что консерваторы вообще не являются принципиальными противниками изменений60.
Одним из вариантов приемлемых для консерваторов изменений выступали ограниченные реформы, имевшие целью приспособить освященные традицией институты к новым требованиям . Стратегия такого рода по необходимости
«
предполагала в целом позитивное отношение к действительности и направленности ее трансформации.
Но и консерваторы, негативно относившиеся к статус-кво и попыткам его реформирования, сами часто демонстрировали готовность к переменам. Консерватор, которого категорически не устраивало складывавшееся положение дел, нередко оказывался перед дилеммой: либо принять его, адаптировав собственное кредо соответственно новым реальностям, либо попытаться перестроить действительность адекватно своим идеалам. Ситуации, когда выбор делался не в пользу приспособления консервативной догмы к действительности, а, наоборот, в пользу перестройки действительности согласно догме, довольно часто встречались в практике консерваторов.
Именно так реагировали на результаты Великой французской революции классики западноевропейской консервативной мысли - Э.Берк, Ж.де Местр, Л.де Бональд и др., настаивавшие на необходимости радикального изменения политических порядков, утвердившихся вследствие революции. Неприятие статус-кво становилось для многих консервативных идеологов отправным пунктом для разработки альтернативных моделей социально-политической организации.
Иногда речь шла лишь о реставрации прежнего порядка, status quo ante62. Однако многим консерваторам такое развитие событий казалось совершенно нереальным. К тому же возвращение в прошлое, непосредственно предшествовавшее катастрофическому настоящему, означало подвергнуться риску его воспроизвести. Другое дело, если речь шла о реставрации не скомпрометированного последующими событиями прошлого, а о восстановлении куда более древнего, "истинного" духа и соответствовавших ему социальных структур. В этом случае альтернативой настоящему становилась искавшая образцы для подражания в далеком прошлом консервативная утопия.
В законченном виде эта альтернатива была реализована в произведениях консервативных романтиков первой половины XIX в. А.Мюллера, Ф.Шлегеля, Р. де Шатобриана, Т.Карлейля и др63. Мощный утопический заряд сохранялся и в консервативной политической мысли второй половины XIX - XX вв., в частности, в работах таких российских консервативных идеологов, как К.Н.Леонтьев, С.Ф.Шарапов, И.А.Ильин64.
Построения этого рода были выражением откровенного неприятия статус-кво, но несмотря на это они воспринимались и продолжают восприниматься консерваторами как интегральная часть их идеологического багажа, своего рода консервативная классика. В этой связи хотелось бы еще раз обратить внимание на то обстоятельство, что ситуационная концепция консерватизма недооценивает субъективный компонент в процессе идеологической идентификации. Между тем, трудно представить себе существование идейно-политического течения без четкого осознания его сторонниками своей принадлежности к нему. Наличие такого осознания является важнейшим объективным показателем того, что оно на самом деле существует, а не является продуктом произвола исследователя.
Из необходимости объяснить, почему политики и идеологи в разные времена выступавшие в поддержку отличных друг от друга форм социальной организации, чувствовали свое политическое родство, исходит трактовка консерватизма как системы идей и ценностей. В отличие от ситуационной концепции, она делает упор не на функции, а на содержании идейно-политической активности консерватора. Этот подход наиболее широко распространен в современной литературе по консерватизму. Его основы были сформулированы К.Манхеймом, который увидел в консерватизме особую идеологическую конструкцию, возникшую как противоположность естественно-правовой мысли Просвещения, и вычленил ее теоретическое ядро .
Существует два основных варианта указанного подхода. В первом случае в консерватизме выделяют одну ключевую идею, из которой выводят все остальные66. Во втором (встречающемся значительно чаще67) - консерватизм определяется через совокупность идей, разделяемых консервативными мыслителя
Создается впечатление, что данный подход, особенно в его втором варианте, позволяет избежать исследовательского произвола, основывая видение консерватизма на анализе широкого круга идей, возникавших в разное время и в разных условиях. Но и такой путь идентификации консервативных идеологических конструкций не разрешает всех проблем, так как по определению выводит атипичные проявления консерватизма за его рамки в целом и отдельных национальных вариантов в частности.
Реконструируя отдельные эпизоды эволюции консервативной политической доктрины, многие авторы склонны смотреть на них через призму последующего опыта. Это приводит к вольному или невольному смещению пропорций, заставляет исследователя подгонять конкретно-исторический материал под общую концепцию. Поэтому то, что воспринималось современниками как норма, может выглядеть как девиация и наоборот.
Безусловно, британские консерваторы часто демонстрировали готовность к политическим компромиссам, и, тем не менее, из истории британского консерватизма нельзя исключить эпизоды, когда тори делали ставку на конфронтацию. В то же время, несмотря на куда большую политическую жесткость, свойственную континентальным, в том числе российским консерваторам, среди них можно обнаружить сторонников гибкой политической линии. Как среди британских консерваторов присутствовали не только Р.Пиль и Г.Макмиллан, но и Э.Бонар Лоу и М.Тэтчер, так и идейно-политическое многообразие континентальных консервативных традиций несводимо к идеологии Пангерманского союза, «Аксьон франсэз» или Союза русского народа.
Дабы избежать соблазна модернизации исторических форм консервативной идеологии и одновременно не дать частностям заслонить общую картину, в настоящей работе предполагается воспользоваться комбинацией ситуационного и ценностно-идеологического подходов. Это позволит сочетать анализ субъективных и объективных моментов в консервативной идеологии, выяснение того, как идеологические феномены истолковывались современниками и как они вы глядят в исторической перспективе. Еще одно достоинство этой исследовательской стратегии состоит в том, что комбинация двух подходов предоставляет возможность проследить взаимодействие абстрактных принципов и конкретно-политических программ.
Она опирается на концепцию политической идеологии М.Фридена. Следуя указанной концепции, в консерватизме можно выделить общемировоззренческую составляющую, которая являет собой философскую основу идеологии консерватизма. В этом качестве выступает комплекс взаимосвязанных идей, включающий положения о ведущей роли континуитета и традиции в жизни общества, тщетности попыток его переустройства на рациональных началах, необходимости жесткого контроля над индивидом, неравенстве между людьми и иерархической организации общества как естественных чертах социальной организации, большем значении правильного подбора исполнителей, чем институциональных новшеств.
Эти общие посылки носят универсальный характер, их можно обнаружить в любой консервативной политической программе, независимо от места и времени. Однако степень значимости каждой из них и их конкретные проявления в сфере собственно политической идеологии могут меняться от страны к стране, от эпохи к эпохе и зависят, главным образом, от характера и направленности вызова, брошенного консерватору его оппонентами. Таким образом, политический вызов придает абстрактному консервативному философствованию конкретность, превращает его в систему конкретных политических идей, противостоящих этому вызову.
Из вышеизложенного вытекает трактовка общего и национально-особенного в консерватизме. Представляется, что многие современные авторы склонны к переоценке степени уникальности российского консерватизма. В.А.Гусев совершенно прав, когда указывает: «Русский консерватизм не может не иметь глубоких сущностных отличий от консерватизма западноевропейско
го»69. Однако из этого никак не следует, что общие характеристики различных национальных вариантов консерватизма не имеют «сущностного» значения или менее важны, чем особенные.
Можно выделить несколько факторов, обеспечивающих типологическую близость консервативных политических доктрин. Во-первых, это однотипность общемировоззренческих, философских установок консерваторов . Во-вторых, складывание консерватизма как особого идейно-политического течения началось в европейских странах практически одновременно. Его генезис был порождением интеллектуальной оппозиции Просвещению и Великой Французской революции, ставшей общеевропейским явлением. В условиях социально ЧГ политических потрясений конца XVIII - начала XIX вв. нерефлексирующая
привязанность к традиционному жизненному укладу трансформировалась в последовательную программу борьбы против модернизации социально-политических структур. В-третьих, консерваторы всегда пытались решить в сущности один и тот же вопрос, как в условиях бурных перемен, в противостоянии либералам и социалистам, обеспечить сохранение преемственности, континуитета в общественном развитии. Наконец, нельзя сбрасывать со счета и субъективный момент - осознание консерваторами разных стран своего идей (р но-политического родства. Российские консерваторы подчеркивали свое родст во не только с отечественными мыслителями и публицистами, Н.М.Карамзиным, М.П.Погодиным, К.Н.Леонтьевым, М.Н.Катковым, К.П.Победоносцевым, но и западными консервативными писателями -Э.Берком, Ж.де Местром, Л. де Бональдом и Др. Они открыто симпатизировали партиям и движениям, стоявшим на правом фланге европейской политики.
Разумеется, наличие общего не исключало особенного. Одни и те же философские конструкции по-разному реализовывались в различной социально-экономической и политической среде. Э.Берк выступал за конституционную монархию и был одним из наиболее выдающихся парламентских ораторов своего времени, а Н.М.Карамзин сохранял верность самодержавию и решительно отвергал идею народного представительства. Такого рода расхождения с течением времени усиливались, свидетельствуя о вариативности консервативной идеологии.
Большое значение имели не только социально-экономические и политические условия сами по себе, но и их восприятие консерваторами. На очень похожие вопросы консерваторы в разных странах давали очень непохожие ответы, и это несходство выступало как непосредственное проявление особенностей национальных консервативных традиций.
Их содержание также не оставалось неизменным, а эволюционировало параллельно модернизационным сдвигам, и проблема интерпретации реакции консерватора на модернизацию имеет ключевое значение для данной темы. Само появление консерватизма на свет было следствием негативной реакции традиционных элит на модернизационные процессы.
Согласно Б.Н.Миронову, выделяются следующие признаки модернизма: изменения принимаются как норма, гражданские и политические права - как атрибут человека, рыночная экономика и частная собственность - как необходимые условия, нормального функционирования общества и государства, утверждаются светская, индивидуалистическая система ценностей, индустриальный, урбанистический образ жизни, гражданское общество, правовое государство, происходит интеграция политической, экономической и культурной сфер
на принципах верховенства закона, открытости, гласности, публичности и конкуренции, нация складывается не только на основе языка, религии, культуры и территории, но и на основе сознательного объединения людей, идентифици 71
рующих себя с национальным целым .
Противодействие указанным тенденциям оказалось безуспешным, и уже в конце XIX - начале XX в. консерватор был вынужден действовать в условиях, которые разительно отличались от тех, что существовали веком раньше. Демократизация политических институтов, внедрение в общественное сознание либеральных ценностей, развитие массовых социальных движений, широкое распространение социалистических идей поставили под вопрос саму возможность политического выживания консервативных партий и движений. Преобладавшая в европейском консерватизме XIX в. ориентация на арьергардное сопротивление сторонникам перемен не позволила ни остановить их, ни обеспечить полную интеграцию консерваторов в новую реальность. Накануне первой мировой войны по всему миру прокатилась волна глубоких социально-экономических и политических реформ, лишний раз продемонстрировавшая, что консерваторы не в состоянии вырвать у либеральных сил политическую инициативу72.
Консерватизм переживал глубокий идейно-политический кризис, важнейшим источником которого являлась неадекватность консервативной идеологии
новым условиям73. Вопрос о стратегии преодоления этого противоречия стал объектом острых разногласий среди консерваторов, поставленных перед необходимостью решать, что делать: то ли корректировать свою идеологию сообразно действительности, то ли наоборот - действительность сообразно идеологии.
Первый вариант ориентировался на превращение консерватора из защитника институтов и ценностей традиционного общества в защитника современного, индустриального порядка, либерально-демократических принципов, готового отстаивать интересы всех собственников, независимо от сословной, конфессиональной или классовой принадлежности. В начале XX в. консерватизм такого типа получил наибольшее распространение в Великобритании, а после второй мировой войны он возобладал во всей Западной Европе.
Во втором случае консерватор не только оставался последовательным оппонентом либеральной идеи, но и пытался свести ее проявления в политической практике к минимуму, сохранив максимум элементов традиционного уклада в общественной жизни. Сторонники такой стратегии тяготели к традиционным политическим формам (прежде всего, к монархии). Они апеллировали к традиционной элите, пытаясь обратить ее в свою веру, и видели главную задачу в сохранении архаичных социальных структур74.
Однако было бы упрощением видеть в поборниках такой линии совершенных ретроградов. Ее практическая реализация предполагала овладение новейшими по тому времени политическими технологиями, в частности, широкое использование, националистической и даже расистской риторики в целях обеспечения массовой поддержки консерваторов. Они считали допустимым в слу чае необходимости прибегать к мерам насильственного противодействия своим оппонентам помимо легитимных властных институтов и даже вопреки их воле. На основе парадоксального сочетания традиционных целей и нетрадиционных средств в начале XX в. сформировалась специфическая идейно-политическая конструкция, именуемая «экстремистским консерватизмом»75. Обращает на себя внимание, что в нем содержались зародыши праворадикальных политических форм, в межвоенные годы вышедших за собственно консервативные рамки и превратившихся в самостоятельный фактор европейской политики7 .
75 Подробнее об этом см.: Кертман Л.Е., Рахшмир П.Ю. Указ. соч. С. 126-151; Phillips G.D. Lord Willoughby de Broke: Radicalism and Conservatism II Edwardian Conservatism: Five Studies in Adaptation I Ed. by J.A.Thompson Arthur Meija, Jr. London, 1990. P.77 - 104; Рахшмир П.Ю. Эволюция консерватизма в новое и новейшее время. С.54-55. Для его обозначения также используется понятие «радикальный консерватизм». См., например: Searle G.R. Critics of Edwardian Society: the Case the Radical Right II The Edwardian Age: Conflict and Stability, 1900 - 1914 I Ed. by A.O Day. Hamden, 1979. P.79 - 96; Coetzee F., Coetzee M. Rethinking the Radical Right in Germany and Britain before 1914// Journal of Contemporary History. 1986. Vol. 21. №4. P.515-537.
76 По образному выражению А.А.Галкина «праворадикальные движения... вылетели из консервативного гнезда» (Современное общественное развитие: консервативное видение. М., 1995. С.74). Типологическое родство между консервативными движениями конца XVIII - начала XX в. и правым радикализмом последующего периода подчеркивают и другие авторы. См.. например: The Nature of the Right. European and American Politics and Political Thought since 1789 I Ed. by O Sullivan and R.Eatwell. London, 1989; Blikhorn M. Allies, Rivals, or Antagonists? Fascists and Conservatives in Modern Europe II Fascists and Conservatives. The Radical Right Wing and the Establishment in the Twentieth Century I Ed. by M.Blikhorn. London, 1990. P. 12 - 13. Quinton A. Conservatism IIA Companion to Contemporary Political Philosophy II Ed. by R.E.Goodwin and P.Pettit. Oxford, 1993. P. 244. Представляется, что распространенная в современной отечественной литературе по консерватизму тенденция разрывать эту связь свидетельствует о недостаточном внимании к историческим реалиям. См., например: При- ленский В. Консерватизм // Русская философия. Малый энциклопедический словарь / Под ред. А.И.Алешина. М., 1995. С.274; Френкин А.А. Правое политическое сознание // Вопросы философии. 2000, №5. С.4-5. Несомненно, что, несмотря на генетическую связь, между экстремистским консерватизмом и правым радикализмом существовали глубокие различия. Праворадикальные течения 20 - 30 - х годов представляли политический проект, альтернативный традиционному консервативному видению власти. Их лидеры видели себя некой контрэлитой, призванной заменить прежнюю аристократию. Правым радикалам межвоенного периода был свойственен и иной подход к политическому насилию. Экстремистски настроенные консерваторы кануна первой мировой войны видели в политическом насилии последний аргумент, который следовало бросить на чашу весов, если другие средства не помогали. Для правых радикалов насилие выступало как универсальное средство разрешения политических проблем и должно было носить перманентный характер. Наконец, в отличие от консерваторов-экстремистов они позиционировали себя в качестве альтернативы консерваторам традиционного толка.
Обнаружившаяся в экстремистском консерватизме готовность к радикальным действиям во имя сохранения традиции в правом радикализме трансформировалась в идею радикальной реорганизации общества, революции справа. Экстремистско-консервативный вариант ответа на кризис консерватизма был доведен до логического конца. "Правильная" идеология должна была преобразить "неправильную" реальность, не останавливаясь перед ликвидацией освященных традицией институтов, и тем самым лишить смысла существования консервативную идею в ее исторически сложившемся виде.
Однако в начале XX в. праворадикальная перспектива только-только появлялась. Даже наиболее радикальные представители консервативного лагеря продолжали находиться в одном и том же политическом поле с более умеренными консерваторами. Их объединяли общие политические цели и ценности: консерваторы-экстремисты кануна первой мировой войны оставались интегральной частью консервативных движений.
Особенно сложно было обрести идейно-политическую самостоятельность экстремистским элементам среди российских консерваторов. При прокламировавшейся готовности к самым решительным действиям они сохраняли верность крайне архаичной консервативной догме с ее ориентацией на самодержавие, традиционную сословную систему, особую роль церкви как духовного наставника. Риторические фигуры, вроде «революционеров справа», прозвища, которым современники наградили консервативных оппонентов российских реформ, не должны вводить в заблуждение. Семантическая близость «революционеров справа» к «революционным консерваторам» Веймарской Германии - наиболее основательно изученным представителям европейской межвоенной праворадикальной волны - отражала скорее общее неприятие предвоенных порядков, чем сходство позитивных программ77.
С другой стороны, широкое распространение среди российских консерваторов негативного отношения к действительности свидетельствовало о склонности не приспосабливаться к настоящему, а переделывать его. Почему именно этот вариант разрешения кризиса консерватизма возобладал в его российской разновидности накануне первой мировой войны и, в конечном итоге, привел ее к политическому краху, составляет главную тему настоящей работы.
Источники. При определении круга источников и их типологизации учитывались, главным образом, информационные возможности привлекаемых материалов с точки зрения поставленных задач.
В качестве важнейшей категории источников, характеризующих российскую консервативную политическую мысль, использовалась публицистика, трактаты, брошюры, сборники статей, докладов и выступлений крупнейших консервативных идеологов, В.А.Грингмута, П.Е.Казанского, А.А.Киреева, К.Н.Пасхалова, Л.А.Тихомирова, А.Г.Щербатова и др.
Источники этого типа были дополнены произведениями периодической печати, газетами и журналами, представлявшими весь спектр российского кон-серватизма кануна первой мировой войны, включая крайне правое «Русское знамя», близкие к думской фракции правых «Прямой путь», «Мирный труд», «Земщину», более умеренное «Новое время». Особый интерес среди них представляли издания, ставшие персональной трибуной влиятельных консервативных публицистов - М.О.Меньшикова («Письма к ближним»), В.П.Мещерского («Гражданин»), С.Ф.Шарапова («Свидетель»).
Еще одним элементом источниковой базы стала делопроизводственная документация политических институтов, представительных учреждений и поли- тических партий, прежде всего, стенографические отчеты о заседаниях Госу дарственной Думы и Государственного Совета, заметная роль в деятельности которых, принадлежала консервативным политикам и фракциям. Также широко в работе использовались документы консервативных политических организаций, архивные и опубликованные (партийные программы, протоколы и стенограммы съездов и заседаний руководящих органов консервативных объединений), позволяющие получить наиболее полное представления о тактико- стратегических установках консервативных формирований. W Самое серьезное внимание было уделено изучению документов личного
происхождения, по преимуществу архивным: меморандумам, дневникам, переписке видных консервативных политиков и идеологов. Значимость этих источников определяется тем, что они не предназначались для посторонних глаз и позволяют наиболее точно судить об истинных взглядах их авторов. Большая часть источников этого рода была позаимствована из личных архивных фондов: Б.В.Никольского в Государственном архиве Российской Федерации (ГАРФ) и Российском государственном историческом архиве (РГИА), Шереметевых в Российском государственном архиве древних актов (РГАДА) и РГИА, М.М.Андроникова в РГИА, Л.А.Тихомирова в ГАРФ, Ю.Ф. и Д.Ф.Самариных, Киреевых и Новиковых в отделе рукописей Российской государственной библиотеки (ОР РГБ), А.С.Суворина в Российском государственном архиве лите ратуры и искусства (РГАЛИ). К тому же типу источников относятся и исполь /к зованные в работе мемуары политических и государственных деятелей,
С.Ю.Витте, В.И.Гурко, В.Н.Коковцова, С.Е.Крыжановского, А.Н.Наумова, чьи воспоминания при естественных оговорках касательно жанра воспоминаний, содержат ценный материал для характеристики российского консерватизма изучаемого периода.
Как специфический вариант источников личного происхождения могут рассматриваться и материалы из фонда Департамента полиции Министерства внутренних дел - перлюстрированная личная корреспонденция, дающая ценную информацию об отношении консерваторов к российской действительности
ф кануна первой мировой войны.
Особую категорию источников, дающую возможность взглянуть на российских консерваторов как бы «со стороны», составили донесения британских дипломатов, хранящиеся в архивных фондах британского МИДа и публикации в британской печати о положении в России. Ценность такого рода материалов для данной темы обусловлена несколькими важными обстоятельствами. Накануне войны в России работали видные дипломаты и журналисты, (А.Николсон, Х.О Бьерн, М.Бэрринг, Э.Диллон, Д.Маккензи Уоллес, Б.Пэйрс), имевшие про j . должительные контакты с российскими консерваторами и довольно много о
них писавшие. Британские журналисты, находившиеся в России, в основном работали на консервативные (по британским понятиям) издания («Дэйли телеграф», «Морнинг пост», «Спектэйтор», «Квортерли ревью», «Нэшнл ревью»). Будучи близки к современным им британским консерваторам, они вольно или невольно соотносили с ними консерваторов российских. Поэтому дипломатическая документация и британская пресса могут дать интересный материал для идейно-политической идентификации российского консерватизма.
Замысел исследования по определению предполагал использование произ ведения российской консервативной мысли, от ее генетической фазы до работ консерваторов-эмигрантов, от Н.М.Карамзина до И.А.Ильина. Их привлечение
позволило ввести консервативную идеологию изучаемого периода в контекст .. эволюции российского консерватизма.
Наконец, для выявления общего и особенного в российском консерватизме кануна первой мировой войны использовались источники по истории западноевропейского (по преимуществу - британского) консерватизма конца XVIII - начала XX в. Указанная группа источников включает тексты, принадлежащие перу консервативных политиков и идеологов от Э.Берка и Ж.де Местра до Х.Сесила и Ф.Э.Смита, британскую консервативную периодику начала XX в. (в том числе газеты «Дейли телеграф» и «Морнинг пост» и журналы «Фортнайтли ревью», «Нэшнл ревью», «Квортерли ревью»), материалы парламентских деба- f тов и воспоминания видных британских консерваторов (У.Лонг, О.Чемберлена,
Л.Эмери).
Научная новизна диссертации с точки зрения методологии определяется, в первую очередь, тем, что история российского консерватизма исследуется в контексте истории консерватизма европейского, он рассматривается как российский компонент интернационального идейно-политического течения. В работе использован оригинальный подход к поиску общего и особенного в западноевропейских и российском вариантах консерватизма. В диссертации подробім но сравниваются их конкретно-исторические формы, существовавшие в начале XX в., независимо от того, в какой мере свойственные этому времени характеристики консервативных идейно-политических движений сохранились при их дальнейшей эволюции. В роли основного объекта сравнения используется британский консерватизм, в этом качестве ранее не выступавший.
Новизна результатов исследования состоит в том, что в нем прослеживается непосредственная связь общетеоретических представлений консерваторов с их конкретными политическими программами. В работе определены главные характеристики представлений консерваторов об оптимальных формах органи-зации российского общества: в качестве основы политической системы выступала самодержавная власть, в то время как представительным учреждениям отводилась подчиненная роль, важнейшим элементом социальной структуры
служили сословия, обеспечивалось привилегированное положение этноконфес-сионального большинства.
Выяснено, что негативное отношение к ослаблению власти самодержца, разрушению сословных институтов, росту притязаний национальных меньшинств обусловили неприятие консерваторами модернизационных сдвигов и отрицательное отношение к статус-кво. Такого рода умонастроения объединили консерваторов разных толков, от крайне правых до наиболее умеренных. Они способствовали преобладанию в политической стратегии российского консерватизма тенденций не к приспособлению консервативной идеологии к действительности, а к корректировке последней в соответствии с консервативной догмой, что во многом было предопределено предшествующей историей российского консерватизма. В работе делается вывод, что именно неспособность российского консерватизма адаптироваться к новым политическим, социальным, экономическим условиям стала главным препятствием на пути преодоления кризиса консерватизма рубежа XIX -XX веков и главной предпосылкой политического поражения консерваторов в 1917г.
Научная и практическая значимость. Материалы диссертации могут быть использованы при подготовке обобщающих работ по истории европейского консерватизма, общих и специальных курсов по истории российской общественной мысли.
Апробация исследования. Результаты исследования подробно описаны в монографии «Российский консерватизм и реформа, 1907 - 1914», выпущенной в 2001 г. издательством Пермского государственного университета и ряде других работ, опубликованных в 1990 - 2003 гг. Всего по теме диссертации опубликовано 17 книг и статей. Общий объем их составляет более 30 печатных листов.
Основные положения диссертации были изложены в докладах и сообщениях на международных научных конференциях по проблемам консерватизма, проводившихся в Пермском государственном университете в 1993, 1994, 1995, 1996, 1997, 2000 гг., международном научном коллоквиуме «Наука и власть,
власть и наука, 1880 - е - начало 1920 - х годов" (Санкт-Петербургский инсти- ,N тут истории РАН, 2001 г.), международных научных конференциях «Эволюция
консерватизма: европейская традиция и русский опыт» (Самара, 2002 г.) и «Политическая мысль и культура» (Пермский государственный университет, 2002 г.), конференции Российского общества интеллектуальной истории "Межкультурный диалог в историческом контексте»" (Институт всеобщей истории РАН, 2003 г.), выступлениях в Университете Южного Иллинойса (Карбондейл, США, 1999) и Европейском университете в Санкт-Петербурге (2002 г.). Диссертация обсуждалась на заседании кафедры новейшей истории России Пермского государственного университета.
Проблема реформы в политической философии российского консерватизма кануна первой мировой войны
Новая ситуация, созданная революцией 1905-1907 гг. и глубокими социально-экономическими и политическими реформами, заставила российских консервативных идеологов и практиков уделить серьезное внимание теоретическим вопросам. Расширение круга читающей публики, рост числа печатных изданий, развитие выборных представительных учреждений, if , демократизация политической жизни повышали значимость концептуального обоснования политических решений. Этому способствовала и конкуренция с либеральными и социалистическими доктринами, популярными среди российской образованной публики в начале XX в.
Формулируя свои мировоззренческие установки, консерваторы придавали решающее значение в жизни общества принципу континуитета, преемственности. В соответствии с ним, ныне живущие выступали в роли посредников между прошлыми и будущими поколениями. «...Святыня Ж\ народная, Родина, принадлежит не нам только живым, но всему племени. Мы всего лишь третья часть нации, притом наименьшая. Другая необъятная треть — в земле, третья - в небе, и так как нравственно те столь же живы, как и мы, то кворум всех решений принадлежит скорее им, а не нам. Мы лишь делегаты, так сказать, бывших и будущих людей, мы их оживленное сознание, следовательно, не наш эгоизм должен руководить нашей совестью, а нравственное благо всего племени», - писал интеллектуальный лидер националистов, ведущий публицист "Нового времени" М.О.Меньшиков1.
В рамках такого подхода вектор общественного развития задавался прошлым. «...Прошлое физически и духовно живет в каждом из нас; физически - потому что прошлое живет в нашей крови - от нас рождаются дети, похожие на наших отдаленных предков, а наш язык, это орудие мысли, изготовленное нашими предками, определяет и наше мировоззрение, и ход нашего мышления.
Как бы мы ни старались, как бы ни пытались, от этого наследия прошлого отрешиться, мы не можем», - доказывал председатель фракции правых в III Государственной Думе А.С.Вязигин2.
Поэтому образцы для будущего надлежало искать в прошлом, а принимаемые решения должны были основываться на историческом опыте. Ведущий консервативный правовед, профессор, декан юридического факультета Новороссийского университета П.Е.Казанский писал по этому поводу: «Русский народ в сознании величайших открывающихся перед ним возможностей с благодарностью оглядывается на свое прошлое, ищет в нем указаний на то, как разрешали наши отцы великие задачи, которые история ставит государствам и нациям. Он хочет проверить опытом прошлого те новейшие приобретения мировой мысли, которые несет ему современный Запад»3.
В контексте общих рассуждений об исторической преемственности некоторые консерваторы были даже готовы признать справедливость обвинений в стремлении к реставрации. Один из лидеров Союза Михаила Архангела, Н.Д.Облеухов, однажды прямо заявил, что правые выступают как «реставрационная партия, требующая реставрации русского идеала»
Инструментом сохранения преемственности выступала традиция, понимаемая как сила, которая определяла основные характеристики данного общества, народа, государства на всех этапах его существования. «Каждый народ должен идти своим историческим путем, преемственно развивая формы своего государственного строя, углубляя и расширяя русло своей правовой жизни. Движение вперед обычно состоит лишь в более совершенной выработке форм национальной, в том числе и юридической, жизни, остающейся в своей внутренней сущности неопределенное время, быть может, надо сказать всегда, равной самой себе», - объяснял смысл сохранения традиции в области права ГТ.Е.Казанский . Решающее значение для правильной интерпретации традиции он придавал не писаным законам, а народному правосознанию. «Вековые политические убеждения и навыки последнего (русского народа. - М.Л.) имеют нередко гораздо более реального жизненного значения, чем постановления даже крупнейших государственных актов»6.
Монархия и монарх глазами консерваторов
«Русская государственная власть осталась такой же, какой она была встарь - властью Всероссийского Императора. Никакого изменения по существу реформы 1905-1906 гг. не произвели», - утверждал П.Е. Казанский 3.
Мнения о сохранении самодержавия в России придерживались сторонники разных версий российского консерватизма. Не было и сколько-нибудь существенных различий в их аргументации. Консерваторы уверяли, что никакие законодательные новации не предусматривали ограничения императорской власти: просто изменился порядок ее действия. «...И при новом строе... существо Верховной Самодержавной власти не было изменено, и об этом в действующих законах нет ни малейшего упоминания», - заявлял в Думе Н.Е.Марков4. Речь могла идти лишь о «новом пути» осуществления самодержавной царской власти, когда «Самодержец Всероссийский лишил свое Правительство права подносить на Его утверждение законы, не прошедшие через Государственную Думу»5.
Аналогичным образом интерпретировал законодательство о власти член русской национальной фракции Л.В.Половцов: «Самодержавная Власть, никогда, ни в каком акте не отказываясь от самодержавных прав, установила нормальный порядок, при котором все законы должны обсуждаться предварительно в Государственной Думе и Государственном Совете и затем представляться на Высочайшее усмотрение»6.
Царь по-прежнему оставался носителем высшей власти в стране. «Царская Власть, как Власть Верховная, не знает ни над собой, ни рядом с собой никакой равной власти», - полагал П.Е.Казанский7. Из того же положения исходили и занимавшие левый фланг российского консерватизма «национал-демократы». Они подчеркивали, что в России «Верховная власть принадлежит Императо о ру» . Как считал славянофильский публицист С.Ф.Шарапов, монарх сохранил свою власть, несмотря на все реформы. «Государь остался Самодержцем не по имени только, но и в действительности. Он может, если пожелает, повинуясь велению своей совести, не только изменить избирательный закон, но завтра же отменить неудачно редактированные Основные Законы и дать новые, упразд іф нить, если понадобится, "народное представительство", дать совершенно но вую организацию и законодательству, и управлению». На принципиальную обратимость произведенных преобразований указывал националист Н.О.Куплеваский: «В Манифесте 17 октября 1905 г. заключается только муд рое намерение Государя установить новый порядок государственных дел, но нет никакого обязательства. Если эта цель не достигается, то Государь, опира ясь на свои исторические права и лежащие перед страной обязательства, может в этот строй вносить необходимые изменения». Это обстоятельство наряду с сохранением за монархом титула «Самодержавный» не позволяло Куплеваско му считать русскую монархию не только конституционной, но и дуалистиче-скои .
Поскольку законопроект становился законом только после одобрения его царем, то Государственная Дума и реформированный Государственный Совет являлись не конкурентами, но помощниками самодержавного государя, которому по-прежнему принадлежало решающее слово. Соглашаясь с тем, что в 1905-1906 гг. царь пошел на определенное ограничение своей законодательной власти, редактор-издатель «Гражданина» В.П.Мещерский отказывался рассматривать это ограничение как ликвидацию самодержавия. Он заявлял, что определенное ограничение, власти царя в законодательной области, не уничтожает самодержавия и не учреждает конституционного режима, как ликвидируют его чрезвычайные полномочия и права, доверяемые отдельным лицам. Дума и Государственный Совет становились, таким образом, «поверенными» царской власти, снабженными «широкой доверенностью» самодержца". Тезис о сохранении за царем особой роли в законодательстве поддерживал и один из лидеров умеренно-правых в III Думе, в четвертой Думе создавший особую группу Центра, П.Н.Крупенский: «...мы (члены Государственной Думы. -М.Л.) призваны для того, чтобы открыто говорить, а окончательно решать судьбы России - это дело Верховного Вождя»12.
Кто виноват?: Взгляд справа
Российская история XIX - начала XX в. рассматривалась как период ослабления русского господства в империи, вызванного тем, что народы, включенные в ее состав силой, сумели обратить русское завоевание себе во благо. «Со всех сторон выступают открытые и подчас крайне дерзкие притязания наших инородцев, которые нисколько не желают считаться с господствующей (увы, номинально) Русской народностью или признавать ее хозяйские права в своем государстве», - говорилось в редакционной статье московского «Нацио-налиста» . Это мнение полностью разделял А.И.Дубровин: «...Большая часть наших государственных и экономических сил находится в плену у инородцев»3. Тема угнетения русского населения инородцами стала одной из самых популярных у консерваторов.
Они указывали на исключительную роль национальных меньшинств в экономике. «В торговле, в промышленности, в делах кредита, у всех главнейших рычагов гражданского оборота пропорция инородцев в командующих ролях во много раз превышает пропорцию тех же инородцев в общем составе населения Русской империи», - говорилось в программном воззвании Всероссийского национального союза4. В результате, русским приходилось довольствоваться «по преимуществу чернорабочим трудом, низшими ступенями общественной лестницы»
Инородцев упрекали в стремлении подорвать устои русской государственности. Главным орудием этого курса объявлялись левые политические силы, которые тем самым превращались в выразителей интересов антирусских элементов. Националисты и правые, расходившиеся во многих других отношениях, в этом вопросе были едины. «Инородцы представляются тем источником, из которого пополняются кадры и почерпаются главные материальные средства наших левых партий; иначе говоря, левые находятся на иждивении инородцев, от них зависят, у них служат, а потому должны не токмо за совесть, но и за страх творить волю инородцев, т.е. подкапываться под исторические устои России с ее православием», - утверждалось в брошюре, подготовленной Всероссийским национальным клубом к выборам в IV Государственную Думу6. Те же рассуждения можно было обнаружить и в предвыборных изданиях правых. «...Правым удалось твердо установить тесную связь и взаимную поддержку отдельных инородческих групп между собой в деле, которое они признавали "общим" - в борьбе с существующим в России государственным строем. Было выяснено взаимоотношение этих инородческих групп с русскими революционными и радикальными партиями. Служебное подчиненное положение сих последних перед инородцами, отъевшимися, разбогатевшими за счет русского народа, сделалось несомненным»7.
Важнейшим проводником враждебных веяний провозглашалась интеллигенция. К традиционному обвинению интеллигенции в космополитизме и излишнем почитании всего иностранного добавлялось обвинение в нежелании отстаивать интересы русского народа внутри империи. «Наша интеллигенция почтительно снимает шляпу перед всем нерусским и готова заискивать, заигрывать, расшаркиваться перед всяким инородцем, как бы ни были наглы требования последнего, только потому что он инородец, и, наоборот, она будет чинить всякое препятствие делу, как только будет видно, что интерес его есть русский интерес, что дух его есть русский дух», - заявлял с трибуны Государственной Думы националист Н.Н.Ладомирский8.
Другим носителем антинациональных тенденций объявлялась бюрократия, озабоченная сохранением собственной власти в многонациональной империи. «Для бюрократии несть ни эллин, ни иудей, ибо несть для нее России, а есть одна она собственной всеобъемлющей персоной... Пока русское сознание дремало, а инородческие - пылали, бюрократия еще отдавала некоторое предпочтение русским, как менее опасным, но с пробуждением русского национализма она в виде противовеса покровительствует инородцам»9
