Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Становление русско-литовских отношений (1239-1262 годы) 73
Глава 2. Мирный период в русско-литовских отношениях (1263-1345 годы) 131
Глава 3. Начало противостояния москвы и литвы (1346-1367 годы) 217
Заключение 271
Список сокращений 276
Список использованных источников
И литературы 277
- Становление русско-литовских отношений (1239-1262 годы)
- Мирный период в русско-литовских отношениях (1263-1345 годы)
- Начало противостояния москвы и литвы (1346-1367 годы)
Введение к работе
Актуальность темы исследования. Проблема взаимоотношений Северо-Восточной Руси и Новгорода с Литвой в 1239-1367 гг. интересовала исследователей с начала XIX века. Однако большинство трудов, в которых она затрагивалась, написано либо дореволюционными историками, работавшими в рамках позитивистской парадигмы, либо советскими авторами, придерживавшимися марксистских методологических основ.
Вместе с тем, в XX в. в развитии западной исторической науки произошли радикальные изменения. В первую очередь, они коснулись отношения к историческому источнику: «психологический» и «лингвистический» повороты помогли исследователям «по-новому взглянуть на структуру информации о прошлом, заключенной в нем, а также на формы ее кодировки»1. Поставленный исследователями вопрос об учете личности автора источника привел к убеждению, что включение ее в историческое построение просто необходимо.
Современная ситуация в исторической науке позволяет по-новому взглянуть на русско-литовские отношения 1239-1367 гг., что и определило актуальность данного исследования.
Объектом исследования являются отношения Северо-Восточной Руси и Новгорода с Литвой в 1239-1367 годах. Предметом исследования стала история развития русско-литовских отношений на протяжении изучаемого периода. Под русско-литовскими отношениями в данной работе понимаются отношения князей Северо-Восточной Руси и признававшего их главенство на протяжении почти всего изучаемого периода Новгорода с Литвой. Обосновывается названное обстоятельство тем, что правители именно северо-востока Руси впоследствии объединили под своей властью большую часть земель Киевской Руси в единое государство.
Конечно, под Русью можно понимать не только северо-восточную ее часть, но и Галицко-Волынскую землю, и даже другие территории, подчинявшиеся в разное время литовским правителям (Новогрудок, Полоцк, Витебск, Смоленск). Однако в данной работе «Русь» локализуется узко — так, как принято в историографической традиции.
Сама традиция, согласно которой историю Владимиро-Суздальской земли стало принято связывать с последующей историей
' Данилевский И.Н. Повесть временных лет: герменевтические основы источниковедения летописных текстов. М., 2004. С. 4.
России, сложилась в научной литературе под влиянием так называемого общерусского летописания: в поздних сводах, начинавшихся Повестью временных лет, описывались события, касавшиеся, в первую очередь, княжеств Северо-Восточной Руси и Московского государства. Исследователи XVIII-XXI вв. лишь закрепили это представление в исторической литературе.
Цель исследования — выявление изменений в отношениях Северо-Восточной Руси и Новгорода с Литвой в промежуток между 1239 и 1367 годами. В соответствии с целью исследования были поставлены следующие задачи:
на основе сохранившихся данных реконструировать ход и хронологию событий во взаимоотношениях Руси и Литвы;
выявить основные, этапы русско-литовских отношений и рассмотреть особенности каждого из них;
проанализировать специфические черты в отношениях каждого из княжеств и земель Северо-Восточной Руси, а также Новгорода с Литвой в изучаемый период.
Хронологические рамки исследования охватывают период с 1239 по 1367 годы. Начальная дата связана с походом великого князя Ярослава Всеволодовича против литовцев к Смоленску. Названное событие стало знаменательным, так как до этого князья Северо-Восточной Руси не имели непосредственных контактов с литовцами.
Верхней границей исследования стал 1367 г. — последний год в мирных отношениях Москвы с Литвой, хотя уже в 1367 г. обе стороны вмешались в конфликт внутри тверского правящего дома, что и привело, в конце концов, к крупному литовскому вторжению на территорию Северо-Восточной Руси и последовавшему за ним московско-литовскому противостоянию 1368-1372 годов.
Территориальные рамки исследования ограничены землями Северо-Восточной Руси и Новгорода, а также Литвы. Под Северо-Восточной Русью понимаются земли Владимирского великого княжества и его преемников — Московского, Тверского, Суздальско-Нижегородского княжеств. Под Литвой — кроме собственно Литвы — также и зависевшие от нее территории Западной Руси.
Теория и методология исследования. Теоретические вопросы в исследованиях по медиевистике стоят достаточно остро. Если раньше историки исходили из положения, что «поступки людей иных эпох диктовались теми же самыми мотивами и взглядами, которые присущи человеку нашего времени, другими словами,
что человеческая природа в сущности неизменна», то теперь они в большинстве своем считают, что «сознание и поведение людей исторически изменчивы»2. Исходя из презумпции изменчивости сознания и поведения человека, исследователь должен выяснить, в чем заключается специфика психологических установок, которыми руководствовались люди в эпоху средневековья.
Данная задача достаточно сложна, так как историки работают лишь со «следами» средневековой действительности, отразившимися в источниках. Вследствие этого возникает необходимость правильно прочесть их текст. И это — не сугубо лингвистическая проблема, так как именно через язык отражается эпоха. Как писал Х.-Г. Гадамер, «законное требование исторического сознания: понимать данную эпоху из ее собственных понятий». То есть, не предприняв попытки грамотно прочесть текст, совершенно невозможно понять эпоху, в которую создавался источник, и его автора. Вместе с тем, «требование отложить в сторону современные понятия вовсе не означает наивного перенесения себя в прошедшее. Скорее это существенно ограниченное требование... Пытаться исключить из толкования свои собственные понятия не только невозможно, но и бессмысленно»3.
Далее историк сталкивается с необходимостью реконструировать из доступного исследованию текста стоящую за ним «внетекстовую» реальность. Применительно к средневековым нарративным источникам задача определения, где книжником представлена событийная действительность, а где — внесобытийная, связанная исключительно с текстовой культурой, под воздействием которой они были составлены, особенно актуальна.
В связи с названными обстоятельствами возникает необходимость применения ряда методов, способствующих истолкованию источника. Основополагающим из них является историко-антро-пологический. Его использование позволяет рассмотреть историческую реальность сквозь ее преломление и отражение в сознании отдельного индивида.
2 Гуревич А.Я. Марк Блок и историческая антропология. Послесловие
// Блок М. Короли-чудотворцы: Очерк представлений о сверхъестествен
ном характере королевской власти, распространенных преимущественно
во Франции и в Англии. М., 1998. С. 670.
3 Гадамер Х.-Г. Истина и метод: Основы философской герменевтики.
М., 1988. С. 461-462.
По отношению к русскому летописанию историко-антрополо-гический метод невозможно применять без использования историко-текстологического метода, важнейшими задачами которого являются выявление генеалогии летописных сводов и интерпретация их переработок.
Историко-текстологический метод был бы неполон без применения к изучению текста источников герменевтического подхода, который позволяет понять смысл авторских добавлений в ряд летописных известий, ранее считавшихся «неизвестно-откуда-взятыми».
Состояние научной разработки проблемы. Первыми историками, затрагивавшими в своих трудах тему русско-литовских отношений, можно по праву считать летописцев, ведь именно древнерусские книжники не только сообщали о происходивших событиях, но и давали им оценку. Данные сводчиками характеристики перекочевывали из одной летописи в другую, а затем принимались историками XVIII-XXI веков. Однако случалось и так, что авторы поздних сводов привносили в свои труды новые пласты информации, придававшие известиям совершенно иной смысл, чем было ранее.
Б XVIII в. в историческом сознании, как в Европе, так и в России, произошел сдвиг, сделавший это сознание «современным». «Одним из аспектов'перемены стала секуляризация мысли, окончательный разрыв с традицией ориентированной на Библию хронографии». Это привело к тому, что возникли «новые пути толкования истории и, как следствие, новые способы ее написания»4. Именно в XVIII в. начали появляться обобщающие труды по истории разных стран, а также работы, посвященные отдельным историческим сюжетам.
Рассматриваемая тема не становилась объектом отдельного всестороннего исследования ни в отечественной, ни в зарубежной историографии. Тем не менее, событийная сторона русско-литовских отношений 1239-1367 гг. отразилась в многотомных обобщающих трудах по истории России, а также в многочисленных работах, так или иначе касавшихся положения дел в Северо-Восточной Руси, Новгороде или Литве в XIII-XIV веках.
Первой попыткой дать оценку русско-литовским отношениям в изучаемый период явился труд Н.М. Карамзина «История государства
4 Иггерс Г.Г. История между наукой и литературой: размышления по поводу историографического подхода Хейдена Уайта // Одиссей: Человек в истории. М., 2001. С. 152-153.
Российского». Исследователь уделил им достаточно мало места, ограничившись, по большей части, описанием военных столкновений.
Более подробно русско-литовские отношения 1239-1367 гг. были рассмотрены в трудах Н.Г. Устрялова, СМ.. Соловьева и Д.И. Иловайского. Исследователи сошлись во мнении, что противостояние Москвы и Литвы началось на почве «собирания» русских земель во время правления в Литве Ольгерда. В целом, с точкой зрения названных авторов были согласны В.О. Ключевский и А.Е. Пресняков5.
Отдельным сюжетам, которые касались русско-литовских отношений в 1239-1367 гг., уделили внимание исследователи, занимавшиеся изучением истории отдельных княжеств6. Так как они рассматривали историю Руси с позиции той или иной земли, их взгляд на события иногда отличался от представленного в трудах предшественников.
Отношения Твери с Литвой затронул в своем исследовании B.C. Борзаковский. По его мнению, в начале 1320-х гг. — после женитьбы Дмитрия Михайловича на дочери Гедимина — зародился союз Твери и Литвы. Свадьба Ольгерда и Ульяны Тверской еще более сблизила Тверское княжество, в первую очередь, потомков Александра Михайловича, с Литвой.
П.В. Голубовский, рассматривая историю Смоленского княжества, пришел к выводу, что, начиная с 1330-х гг., борьбу за влияние в нем повели два могущественных соседа — Москва и Литва. В самом Смоленске исследователь обнаружил две партии, стремившиеся проводить свою политику — одна из них поддерживала складывание тесных отношений с литовскими князьями, другая, выступавшая против, находила опору в Москве.
Не осталась за рамками исследовательского внимания и Литва. В.Б. Антонович, посвятивший одну из своих монографий начальному периоду ее истории, считал, что Литва и Москва рано
5 Устрялов Н.Г. Русская история. СПб., 1855. Ч. 1; Соловьев СМ.
Сочинения: В 18 кн. М., 1988. Кн. II. Т. 3-4; Иловайский Д.И. История
России. М., 1880. Т. 1. Ч. 2; Ключевский В.О. Сочинения: В 9 т, М., 1987.
Т. 2..Ч. 2; Пресняков А.Е. Лекции по русской истории. М., 1939. Т. II.
Вып. 1. С. 57; Он же. Образование Великорусского государства: Очерки
по истории XIII-XV столетий. Пг., 1918.
6 Борзаковский B.C. История Тверского княжества. СПб., 1876; Голу
бовский П.В. История Смоленской земли до начала XV ст. Киев, 1895.
или поздно должны были столкнуться. При Гедимине, несмотря на царившие между государствами мир и согласие, выразившиеся в заключении брака между Семеном Ивановичем и Аигустой, соперничество сторон уже проявилось в Новгороде и Пскове. Оль-герд стремился оказать влияние также и на Смоленск, что, тем не менее, не нарушило «дружелюбных отношений» Москвы с Литвой при Семене и Иване Ивановичах. Только поддержка литовским правителем тверских князей в их противостоянии с Москвой привела к открытой и продолжительной борьбе с последней7.
Таким образом, в дореволюционной историографии утвердилось представление о начале противостояния Москвы и Литвы во времена Ольгерда. Предшествовавший его правлению период в истории взаимоотношений Северо-Восточной Руси и Новгорода с Литвой привлекал гораздо меньше внимания со стороны исследователей.
Среди советских историков, так или иначе касавшихся в своих исследованиях темы русско-литовских отношений, стоит упомянуть работу А.Н. Насонова «Монголы и Русь. История татарской политики на Руси». В ней автор высказал мнение, что решающее влияние на отношения Северо-Восточной Руси и Литвы, начиная с конца 1330-х гг., оказывала Орда, опасавшаяся усиления Великого княжества Литовского. С данным положением, в целом, были согласны М.Н. Тихомиров, Б.Д. Греков и И.Б. Греков8.
В.Т. Пашуто, уделивший в своих трудах значительное внимание русско-литовским отношениям, считал, что уже к началу 1240-х гг. литовцы перешли от грабительских набегов к политике овладения русскими землями. Это вызвало противодействие со стороны владимиро-суздальских князей. В XIV в. Литва инициировала церковно-политическую борьбу с Москвой, стремясь создать собственную митрополию. Начало этой борьбы исследователь отнес к 1310-1311 гг., когда против союзного Москве митрополита Петра выступил тверской епископ Андрей — сын литовского князя Ер-
7 Антонович В.Б. Монографии по истории Западной и Юго-Западной
России. Киев, 1885. Т. I. С. 1-132.
8 Тихомиров М.Н. Древняя Москва. XII-XV вв.; Средневековая Россия на
международных путях. XTV-XV вв. М., 2000; Греков БД, Якубовский А.Ю.
Золотая Орда и ее падение. М.; Л., 1950; Греков И.Б. Очерки по истории меж
дународных отношений Восточной Европы XIV-XVI вв. М., 1963; Он же. Вос
точная Европа и упадок Золотой Орды (на рубеже XIV-XV вв.). М., 1975.
деня9. Для советского историка, мыслившего этнонациональньши категориями, подобная идея была вполне естественна.
Отношениям Северо-Восточной Руси и Новгорода с Литвой в своих работах, посвященных рассмотрению сходного сюжета — объединению русских земель под властью московских князей, уделили внимание В.В. Мавродин и Л.В. Черепнин10.
Таким образом, в советской историографической традиции закрепилось мнение о решающем влиянии Орды на отношения великих князей владимирских и литовских. Утвердившееся в дореволюционной историографии представление о начале борьбы Москвы и Литвы при Ольгерде на почве «собирания» русских земель было пересмотрено рядом авторов: в их реконструкциях Литва превратилась в агрессора, захватывавшего русские земли, а Москва — в единственного законного преемника Киевской Руси.
В конце 80-х годов XX в. в отечественной историографии начался постепенный отход от марксистско-ленинских установок. Был опубликован ряд исследований, в которых политическая история Северо-Восточной Руси рассматривалась с отличных от принятых ранее теоретических позиций.
Прежде всего, это работы Л.Н. Гумилева. Стоит заметить, что в своих построениях исследователь не только оперировал достаточно сомнительными понятиями («пассионарность», «этнический гомеостаз» и др.), но и зачастую опирался на поздние источники, либо на авторов, использовавших их при создании исторических реконструкций11.
Из числа работ авторов постсоветского периода можно выделить труды Н.С. Борисова и А.А. Горского, продолживших, в целом, советскую историографическую традицию поиска фактов, подтверждающих огромное влияние Орды на отношения Северо-
9 Пашуго В.Т. Очерки по истории Галицко-Волынской Руси. М, 1950;
Он же. Героическая борьба русского народа за независимость (XIII век).
М., 1956; Он же. Образование Литовского государства. М., 1959; Он же.
Внешняя политика Древней Руси. М., 1968.
10 Мавродин В.В. Образование единого русского государства. Л., 1951;
Черепнин Л.В. Образование русского централизованного государства в
XIV-XV веках: Очерки социально-экономической и политической истории
Руси. М., 1960.
" Гумилев Л.Н. Древняя Русь и Великая степь. М., 2004; Он же. От Руси до России: Очерки этнической истории. М., 2004.
Восточной Руси с Литвой12. Н.С. Борисов высказал предположение, что в 1310-1320-е гг. хан Узбек хотел притянуть литовские земли к Северо-Восточной Руси, а последнюю, в свою очередь — к Орде. По мнению А.А. Горского, до второй половины XIV в. литовский фактор «мало действовал на Северо-Восточную Русь». Усиление влияния Литвы в восточноевропейском регионе к середине XIV в. не входило в планы ордынских правителей, в чьем фарватере восточноевропейской политики, считая власть хана на Руси вполне легитимной, шли московские князья. Поэтому началось ордынско-московское противодействие литовской экспансии.
Западные авторы в своих работах также затрагивали тему русско-литовских отношений в 1239-1367 годах. Среди созданных ими трудов значительное место принадлежит монографиям Дж. Феннела, в которых достаточно подробно были рассмотрены летописные и внеле-тописные сведения, касающиеся изучаемой проблемы. Английский историк пришел к выводу, что в 1240-1250-е гг. именно Литва представляла главную угрозу для Северо-Восточной Руси и Новгорода на западных рубежах. Что касается более позднего этапа русско-литовских отношений, то здесь Дж. Феннел согласился с положением советских исследователей о первостепенном влиянии на их развитие Орды: по мнению историка, татары с 1330-х гг. постоянно — вплоть до начавшейся в конце 1350-х гг. «великой замятии» — поддерживали московских князей в их противостоянии с Литвой13.
Не прекращалось в советское и постсоветское время изучение истории отдельных русских земель и княжеств, в ходе которого исследователями затрагивались отношения той или иной земли с Литвой.
Большой вклад в изучение новгородско-литовских отношений исследуемого периода внес В.Л. Янин, который обосновывал тезис о длительном функционировании системы военного и политиче-
12 Борисов Н.С. Политика Московских князей (конец XIII - первая
половина XIV в.). М., 1999; Горский А.А. Русские земли в XIII-XIV веках:
пути политического развития. М., 1996; Он же. Брянское княжество в
политической жизни Восточной Европы (конец XIII - начало XV в.) //
Средневековая Русь. Вып. 1. М., 1996. С. 76-110; Он же. Москва и Орда.
М., 2000; Он же. «Всего еси исполнена земля русская-»: Личности и
ментальность русского средневековья: Очерки. М., 2001; Он же. Русь: От
славянского Расселения до Московского царства. М., 2004.
13 Fennell J.L.I. The emergence of Moscow. 1304-1359. Berkeley; London,
1968; Fennell J.L.I. The crisis of medieval Russia. 1200-1304. Eastbourne,
2002; Феннел Дж. Кризис средневековой Руси. 1200-1304. М., 1989.
ского сотрудничества между Новгородом и Литвой, базировавшейся на совладении рядом пограничных районов и участии литовских князей в организации отпора Швеции на северо-западных рубежах Новгородской земли. Ее зарождение связывалось историком с прибытием в Новгород в 1333 г. Наримонта-Глеба Гедиминовича14.
Литовско-тверские отношения подверглись тщательному анализу немецкого исследователя Э. Клюга. Он попытался изучить историю с позиции Твери, что позволило по-новому взглянуть на многие проблемы политического развития Северо-Восточной Руси. Данный подход отразился и на описании отношений с Литвой, которая лишь со второй половины XIV в. стала, по мнению историка, надежной союзницей Твери. До этого никаких союзных отношений между Тверью и Литвой не было: во второй половине XIII в. «тверские "контакты" с Литвой представляли собой по преимуществу военные столкновения»; в начале XIV в. у Твери завязались «первые позитивные отношения с западным соседом», но до начала 1360-х гг. «Литва была лишь убежищем», в котором представители тверской династии «искали защиты от татар, от Москвы, или (в случае с удельными князьями) от тверского правителя»15.
Церковные противоречия между Русью и Литвой во второй половине XIV в. разобрал в труде «Византия и Московская Русь» И. Мейендорф, попытавшийся связать московско-литовское противостояние с интересами ведущих держав того времени. Основной силой, оказывавшей влияние на восточноевропейские дела, он считал Константинопольский патриархат, стремившийся сохранить «византийское содружество». Именно позиция Константинополя, с точки зрения И. Меиендорфа, помешала Ольгерду объединить под своей властью всю Русь.
Таким образом, отдельные сюжеты, касающиеся русско-литовских отношений 1239-1367 гг., подвергались рассмотрению не одного поколения историков. Предпринимались попытки дать их общую характеристику, но комплексного исследования по истории взаимоотношений Северо-Восточной Руси и Новгорода с Литвой так и не появилось.
14 Янин В.Л. Новгородская феодальная вотчина (Историко-гене-
алогическое исследование). М., 1981; Он же. Новгород и Литва: погранич
ные ситуации ХИІ-XV веков. М., 1998.
15 Клюг Э. Княжество Тверское (1247-1485 гг.). Тверь, 1994.
Источники. Основу настоящего исследования составили нарративные источники (летописи, хроники, агиографические произведения) и актовый материал. В качестве дополнительного источника была использована Библия.
Наиболее информативными источниками, содержащими сведения по истории русско-литовских отношений в 1239-1367 гг., являются древнерусские летописи. Среди летописных сводов первостепенное значение имеют Лаврентьевская, Троицкая, Новгородская I старшего извода, Новгородская Карамзинская, Новгородская IV, Софийская I летописи, списки так называемой Белорусской I летописи, Сокращенные своды конца XV в., Рогожский летописец. В них сохранились известия, послужившие основой для создания летописных сообщений всеми последующими поколениями книжников.
Некоторые сведения по изучаемой проблеме можно почерпнуть из агиографических произведений — «Жития Александра Невского» и «Сказания о Довмонте».
Для понимания замысла автора нарративного источника следует учитывать, что в нем могут содержаться определенные аллюзии, уподобляющие того или иного деятеля либо событие библейскому образцу. Это, в свою очередь, ставит под сомнение историчность части описываемых книжниками событий.
Другой группой источников, представленной в исследовании, является актовый материал: духовные и договорные (между правителями различных русских земель; великими князьями и Новгородом; Москвой и Литвой; Новгородом и Литвой; Новгородом и Орденом; Литвой и Орденом; Литвой и немецкими городами) грамоты; Соборные деяния Константинопольского патриархата; патриаршие грамоты к князьям русских земель, русским и литовским церковным иерархам и их ответные грамоты патриарху; папские буллы (литовским правителям, польским королям, Ордену, немецким городам в Ливонии).
Научная новизна диссертации заключается в том, что впервые в отечественной и зарубежной историографии объектом монографического исследования стали русско-литовские отношения в 1239-1367 годах. К тому же, для их изучения были избраны ранее не использовавшиеся при анализе летописных сообщений, касающихся данной темы, историко-текстологический метод и герменевтический подход, применение которых позволило глубже проникнуть в текст источника и понять авторов, повествовавших о взаимоотношениях Северо-Восточной Руси и Новгорода с Лит-
вой. Это помогло точнее реконструировать ход событий и прийти к более обоснованным выводам о характере русско-литовских отношений в исследуемый период.
Практическая значимость исследования состоит в возможности использования его материалов при создании обобщающих научных трудов и учебных пособий по истории средневековой Руси и соседних стран в XIII-XIV вв., а также при подготовке общих курсов по истории России для учреждений высшего, среднего профессионального и общего образования, специальных курсов по истории внешней политики средневековой Руси.
Апробация работы. Полученные в ходе исследования результаты нашли отражение в 8 научных публикациях, в том числе 1 — в рецензируемом издании по списку ВАК. Отдельные положения диссертации были представлены в докладах на VT и VII Всероссийских научных конференциях «История идей и история общества» (Нижневартовск, 17-18 апреля 2008 г., 9-Ю апреля 2009 г.); X Всероссийской научной конференции молодых историков «Диалог культур и цивилизаций» (Тобольск, 27-28 марта 2009 г.); Вторых Даниловских чтениях (Тюмень, 20-22 апреля 2009 г.).
Становление русско-литовских отношений (1239-1262 годы)
Среди советских историков, так или иначе касавшихся в своих исследованиях темы русско-литовских отношений, стоит упомянуть работу А. Н. Насонова «Монголы и Русь. История татарской политики на Руси». В ней автор высказал мнение, что решающее влияние на взаимоотношения Северо- Восточной Руси и Литвы, начиная с конца 1330-х гг., оказывала Орда, опасавшаяся усиления Великого княжества Литовского .
«Фактором первостепенного значения» называл отношение золотоордынского хана к борьбе Москвы с Литвой и М. Н. Тихомиров. Повторил он также один из тезисов дореволюционной историографии - о столкновении двух «собирательниц русских земель» - Москвы и Литвы - в 1340-е годы. По мнению историка, во время правления Семена Ивановича уже «началась изнурительная «литовщина» - непрерывные военные столкновения на протяжении почти 40 лет». Тогда «все недовольные политикой московских князей в Северо-Восточной Руси обратили свои взоры в сторону Литвы; наоборот, враги Ольгерда искали помощи в Москве». При этом «постепенное присоединение русских земель к Литовскому великому княжеству ставило на очередь вопрос о самостоятельном существовании Северо-Восточной Руси, раздробленной между отдельными княжествами» .
Вмешательство Орды в московско-литовские отношения усмотрел и Б. Д. Греков. По его мнению, в конце 1340-х гг. Ольгерд, считая Москву помехой для дальнейшего роста Литовского государства, пытался склонить Джанибека к совместному походу против Семена Ивановича, однако последний сумел запугать хана литовской угрозой, и Орда встала на сторону Москвы .
В. Т. Пашуто в своих трудах рассматривал широкий спектр вопросов, в том числе и отношения Северо-Восточной Руси и Новгорода с Литвой в XIII— XIV веках . По его мнению, уже к началу 1240-х гг. литовцы перешли от грабительских набегов к политике овладения русскими землями. Появившийся в середине XIII в. на границах Литвы и Руси агрессивный враг - Орден - мечтал покорить оба народа, однако, благодаря их единению (союзный договор Новгорода с Литвой 1262 г.), этого не произошло . Данное мнение сформировалось у В. Т. Пашуто под влиянием обстановки 1950-х гг.: тогда в советском обществе господствовала идея угрозы со стороны Запада, и советские ученые тратили много сил на поиски исторических корней единения двух братских народов против западных агрессоров.
С 1270-х гг. литовское правительство продолжило проводить политику наступления на Русь, а в XIV в. Литва инициировала церковно-политическую борьбу с Москвой, стремясь создать собственную митрополию. Начало этой борьбы В. Т. Пашуто отнес к 1310-1311 гг., когда против союзного Москве митрополита Петра выступил тверской епископ Андрей — сын литовского князя Ерденя . Для советского исследователя, мыслившего этнонациональными категориями, подобная идея была вполне естественна.
Труд В. В. Мавродина с говорящим названием «Образование единого русского государства» повествует об объединении Руси под эгидой Москвы. Для советского историка начала 1950-х гг. было ясно, что на пути «собирания» московскими князьями русских земель стояли враги, ведь именно борьба с ними, по господствовавшей тогда «теории» И. В. Сталина — «главный фактор, ускоряющий процесс образования централизованных государств». Одним из этих врагов, наряду с Ордой, Орденом, Польшей и Швецией, начиная с XIII в. была Литва. В XIV в. «князь литовский Гедимин претендовал на русские земли, вмешивался в дела русских княжеств, стремился вовлечь в орбиту своего влияния Псков и Тверь. Русь таким образом оказывалась между молотом и наковальней: с востока угрожала Орда, с запада наступала Литва — сильный, энергичный и воинственный соперник». Политику отца продолжил и Ольгерд .
На Орду и Литву, как основных противников Руси, постоянно опирались и внутренние враги, стремившиеся приостановить централизационный процесс - «удельное княжье» и новгородское «именитое боярство». По мнению В. В. Мавродина, только Москва, которую поддерживало русское крестьянство, могла быть защитником Руси от внешней опасности: «В представлении русских людей разных земель... прекращение натиска со стороны литовцев, прорывавшихся к реке Поротве, к стенам самой Москвы... в той или иной степени было связано с именем и деятельностью московских князей..., в той или иной степени было результатом осуществления Москвой почетной обязанности стража всей Русской земли, которую она по мере своего усиления и укрепления взяла на себя» .
Таким образом, историк считал, что противостояние Москвы с Ордой и Литвой, при всех негативных моментах, имело прогрессивное значение, так как именно в борьбе с ними — вкупе с развитием производительных сил — «росло стремление к единству сил, росла тяга к централизованному Русскому государству, с единым правительством и руководством» .
Сходной проблеме посвящена монография Л. В. Черепнина. В ней имплицитно содержится мысль, что в XIV в. Литва в Восточной Европе стала противовесом Орде. Исходная посылка выразилась в положении, согласно которому соперничавшие друг с другом русские князья искали их поддержки - представители тверской династии, начиная с 1320-х гг., находили помощь в Литве, а московские владетели поддерживали тесную связь с Ордой .
В 1340—1350-х гг., по мнению историка, «возросла внешняя опасность для русского народа со стороны литовских феодалов, пытавшихся завладеть русскими землями. Задачи сопротивления литовской агрессии вызывали необходимость сплочения господствующего класса», что привело к ослаблению феодальных войн между русскими князьями. Вместе с тем, «агрессия на Русь литовских феодалов в значительной мере затрудняла процесс объединения русских земель». Литовские князья пытались «сделать проводником своего влияния... и церковь», а иногда предпринимали попытки «выступить против Руси в союзе с Золотой ордой», но ордынские правители, опасавшиеся усиления Литвы, продолжали поддерживать Москву .
Свой вклад в создание историографического нарратива внес Б. Я. Рамм, считавший, что римский папа и Орден видели в принявшей в 1250-е гг. католичество Литве «орудие католической экспансии против Руси». Отречение Миндовга от веры и заключение им договора с Александром Ярославичем сорвало планы папства. В XIV в., по мнению историка, литовский князь Гедимин «широко развернул свою агрессию на восток... и принял активное участие в феодальных междоусобиях русских князей, поддерживая Тверь против Москвы, Псков против Новгорода» .
Мирный период в русско-литовских отношениях (1263-1345 годы)
Сверх того; возникает вопрос: зачем Бурундай через некоторое время совершил поход на Польшу Думается, что для ответа на него надо вспомнить историю монгольских завоеваний: в 1250-е гг. родные братья хана Мункэ - Хубилай и Хулагу - занимались завоеванием Южного Китая (государства Южных Сунов) и Арабского халифата соответственно. Очевидно, в 1250-е гг. было решено продолжить завоевания Чингизхана. На западном направлении это важное дело поручили Бурундаю, первой целью которого оказалась Литва . Отказ от продолжения,западных походов Бурундая можно связать с династическими распрями Чингизидов в Монгольской империи, после смерти Мункэ, а именно, с началом борьбы за власть Хубилая и Ариг-Буги, к которой присоединились Хулагу и Берке, имевшие, кроме поддержки разных ханов, еще и разногласия по вопросу принадлежности Закавказья .
Для новгородского книжника более важным делом было показать сакральную- предопределенность событий. Рассказывая о «зле», учиненном литовцами в Торжке, и последующем взятии татарами «всей земли Литовьскои», летописец событийно как бы перекликался с текстом молитвы Азарин: «[Господи] и судбы истинны сотворил еси по всем, яже навел еси на ны и на град святый отец наших Иерусалим: яко истиною и судом навел еси сия вся на ны грех ради наших. Яко согрешихом и беззаконновахом отступивше от тебе, и прегрешихом во всех, и заповедий твоих не послушахом, ниже соблюдохом, ниже сотворихом, якоже заповедал еси нам, да благо нам будет... Яко, владыко, умалихомся паче всех язык, и есмы смирени по всей земли днесь грех ради наших, и несть во время сне князя и пророка и вожда... Не посрами нас, но сотвори с нами по кротости твоей и по множеству милости твоея, и изми нас по чудесем твоим, и даждь славу имени твоему, Господи. И да посрамятся вси являющий рабом твоим злая, и да постыдятся от всякая силы, и крепость их да сокрушится . То есть определенные прегрешения привели к наказанию, не осталось и правителя, который защитил бы от врага. Однако Господь наказал литовцев за зло, которое они совершили, руками татар. Такое объяснение, конечно, небесспорно, но вследствие некоторых текстуальных совпадений имеет право на существование.
В. Т. Пашуто пришел к выводу, что уж если летописец сначала описал литовские набеги на русские земли, а затем - татарский поход вглубь Литвы, то, значит, они связаны между собой. Считая, что логические начала мышления не изменились, советский исследователь ставил тексты летописей в зависимость от собственных представлений о том, какие основные идеи их авторы должны были выражать в своих произведениях. Проповедуя наличие в тексте летописей особого «классового, политического смысла», он придавал любому событию, отразившемуся в сводах, соответствующее значение . Поэтому историк попытался дать годовой статье 6766 г. вполне мирское, «политическое» объяснение, согласно которому и получилось, что наказание литовцев - дело направлявшихся волей хана острых татарских клинков, а не отсутствовавших в системе представлений исследователя небесных сил, готовых карать врагов правой веры.
Разобрав сообщения Новгородской I летописи старшего извода, можно заглянуть в другие своды XV-XVII вв., чтобы узнать, не внесли ли их составители каких-нибудь новых подробностей в описываемые события. Известия, читающиеся в других новгородских летописных памятниках (Новгородская I младшего извода, Новгородская IV, Новгородская Карамзинская и Новгородская по списку Дубровского летописи), практически ничем не отличаются от содержащихся в Новгородской I летописи старшего извода, за исключением одной детали: из сообщения о татарском походе против литовцев пропало уточнение времени его совершения — вместо «той же зимы» значится «того же лета» . Это чтение отразилось затем и во всех общерусских сводах, некоторые из которых (Софийская I летопись, Свод конца XV в. и Воскресенская летопись) практически дословно повторили новгородские известия .
Авторы остальных летописей оставили в своих трудах только часть сообщений. Активные действия литовцев под Смоленском заинтересовали лишь составителей Никаноровской и Вологодско-Пермской летописей, причем под пером создателя их протографа произошли интересные трансформации: Войщина превратилась в вотчину, а полочане - в половчан, в итоге получилось, что литовцы взяли чью-то, возможно, свою, вотчину вместе с некими половчанами . Кого сводчик имел в виду - понять несложно, так как и на соседних листах рукописей «половчане» везде заменяют «полочан». А вот использование «вотчины» со всей определенностью свидетельствует о неосознанном переписывании летописцами данного сообщения.
Про «зло», учиненное литовцами в Торжке, сообщил автор Ермолинской летописи: «Литва идоша к Тръжку, и сретоша их новоторжьци, а си подсаду починиша, избиша их, а иных поимаша и много зло учиниша Торжьку» . При внимательном прочтении можно увидеть, что данное известие представляет собой сокращенный вариант помещенного в Новгородской I летописи старшего извода и всех последующих сводах. Здесь исчезло не только указание на время прихода литовцев к Торжку («той же осени»), но и объяснение, почему это произошло («по грехом нашим»).
Немногим отличаются сообщения Прилуцкой, Уваровской и Львовской летописей, хотя в них имеется ряд особенностей: создатель Прилуцкой летописи, видимо, по оплошности, упустил часть текста («избиша их... учиниша»), а автор Уваровской летописи вместо новоторжцев назвал участниками сражения с литовцами новгородцев138.
Подобное Уваровской летописи чтение отразилось и в Никоновской летописи, однако ее составитель очень своеобразно переработал материал: «Литва приидоша к Торжку ратью, и собравшеся Новогородци изыдоша противу их, и бысть бой велий и одолеша Литва, и много зла учинися Новотръжцем» . Как и в статье 6753 г., автор добавил красок для описания сражения с литовцами: в ней избыточными по сравнению с источниками летописи были упоминания «боя велиего», «брани велиеи», «сечи злыя» и «битвы велиеи», а здесь только «боя велиего», но и этого вполне хватает для представления о масштабах сражения. Названные изменения можно объяснить либо богатым творческим воображением книжника, либо отражением в его работе только-только (для сводчика) отгремевших московско-литовских войн конца XV - начала XVI вв. и связанным с ними своеобразным ретроспективным взглядом летописца на ранний период русско-литовских отношений.
Последняя часть статьи, касающаяся татарского похода в Литву, привлекла внимание большого числа сводчиков. Они оставили неизменным текст первоисточника , за исключением двух книжников — составителей Владимирского летописца и Никоновской летописи.
Во Владимирском летописце это сообщение звучит так: «Татарове поплениша всю землю Литовьскую, и много зла учинися Литве», а датировано оно 6768 годом . В данном известии вместо «взятия» Литовской земли, которое может обозначать самый широкий спектр произошедших в Литве событий, появляется более конкретное «пленение», то есть увод с собой несчетного количества литовцев. А вот сведение о том, что «много зла учинися Литве», могло быть заимствовано из опущенного автором сообщения о взятии самими литовцами Торжка, по крайней мере, очень его напоминает . Смена датировки произошла, скорее всего, вследствие применения сводчиком сентябрьского стиля летосчисления. Это потребовало от него сдвигать некоторые события, о которых прямо говорилось, что они произошли осенью или зимой мартовского года, на следующий за ним год . Таким образом, «пленение» татарами Литовской земли должно было происходить в 6767 г., но создатель Владимирского летописца, либо не желая оставлять 6768 г. пустым, либо по ошибке, перенес его на следующий год.
Начало противостояния москвы и литвы (1346-1367 годы)
Возвратившийся из Переяславля-Залесского ни с чем Василий вскоре отправился в Псков, где, очевидно, вступил в соглашение не только с Александром Михайловичем, но и с великим князем литовским Гедимином. Архиепископ крестил новорожденного сына псковского правителя, и, по предположению Н. С. Борисова, князя Наримонта с двумя его отпрысками — Александром и Федором . Насчет Александра нельзя говорить уверенно, а крещение Наримонта, думается, произошло действительно в 1333 году.
Об этом князе известно очень мало. Скорее всего, он был старшим сыном Гедимина , и поэтому именно его литовскии властитель отправил на переговоры с новгородскими послами. Были ли у него какие-то владения в Литве - неизвестно. Судя по всему, нет. В русских землях Великого княжества Литовского удела у Наримонта, наверняка, тоже не было. Предполагать, что он крестился в Литве по собственной воле, нет никаких оснований, а потому вполне логично считать его до встречи с новгородским архиепископом язычником.
Стороны, видимо, остались довольны друг другом, и в том же году «въложи бог в сердце князю Литовьскому Наримонту, нареченому в крещении Глебу, сыну великого князя Литовьскаго Гедимина, и приела в Новъград, хотя поклонитися святей Софеи; и послаша новгородци по него Григорью и Олександра, и позваша его к собе; и прииха в Новъгород, хотя поклонитися, месяца октября; и прияша его с честью, и целова крест к великому Новуграду за один человек; и даша ему Ладогу, и Ореховый, и Корельскыи и Корельскую землю, и половину Копорьи в отцину и в дедену, и его де рем» .
Подготавливаясь к самому худшему, новгородцы, тем не менее, не желали идти на конфликт с Иваном Даниловичем и отправили в 1334 г. очередное посольство к вернувшемуся из Орды великому князю, и тот «прия их с любовию». Почему так произошло — другой вопрос, но, думается, это не было связано с какими-то серьезными уступками со стороны новгородцев, скорее, хан изменил свои финансовые требования (или заставил великого князя изменить их) и «закамьское серебро» оказалось не нужно Ивану. Уступившего им великого князя новгородцы пригласили возвратиться на княжение, и уже 16 февраля 1335 г. Иван Данилович прибыл в город на Волхове . Создатели других новгородских сводов ХУ-ХУ1 вв. при описании событий 1330-х гг. опустили часть известий, другую же часть изменили (относительно текста Новгородской I летописи младшего извода), причем все изъятые данные, так или иначе, касались великого князя. Среди исключенных из повествования сведений стоит назвать попытку Ивана Даниловича отправиться в 1335 г. в поход на Псков, его конфликты с Новгородом 1337 г. и 1339-1340 гг., а также ряд известий, связанных с конфликтом 1332—1334 186 годов . Согласно этим сводам, события развивались следующим образом: уже в 1333 г. «Новгородци взяша мир с князем Иваном», после чего владыка Василий 187 и отправился в Псков . Поездка архиепископа может показаться санкционированной великим князем, но желание (если довериться сообщению Новгородской I летописи младшего извода) Ивана Даниловича в 1335 г. отправиться в очередной поход на Псков свидетельствует о его враждебности по отношению к Александру Михайловичу . И едва ли в подобных условиях (заключение мира с Иваном после долгих переговоров) новгородский владыка отправился бы к недругу великого князя.
Хотя, конечно, можно предполагать, что к 1335 г. обстоятельства переменились, а в 1333 г. Иван Данилович еще был готов к перемирию с псковским князем, или считать поездку личной инициативой Василия. Однако такие допущения кажутся слишком натянутыми, к тому же текстологический анализ Новгородской Карамзинской и Новгородской IV летописей окончательно их опровергает.
Автор Новгородской IV летописи часто механически соединял текст первой и второй частей Новгородской Карамзинской летописи, то есть выписывал известия сначала из первой, а потом — из второй выборки, так произошло и на этот раз . Вопрос, какими соображениями руководствовался составитель Новгородской Карамзинской летописи, создавая свои летописные подборки, до сих пор остается без ответа.
Необходимость согласования событий потребовала от автора протографа Новгородской Карамзинской и Новгородской IV летописей также изменить текст, относящийся к прибытию Наримонта в Новгород. Завуалировать союзные отношения с Литвой можно было, лишь сделав приезд литовского князя чем-то неминуемым. Летописец нашел выход из положения: в 1331 г. претендент на новгородскую кафедру Василий отправился во Владимир- Волынский на поставление к митрополиту, проезжать ему пришлось по литовской территории, именно ко времени путешествия Василия с послами из Новгорода в Волынскую землю отнес сводчик рассказ о том, как «князь Гедимин изнима их на миру, и в таковой- тяготе и слово правое дали, сыну его Нариманту пригороды Новгородцкии: Ладогу, Ореховый, Корельский,
Корельскую землю и половину Копорьи, в отчину и в дедину и его детем» . Конечно же, новгородцы, и уж тем более их владыка, являлись истинными христианами, поэтому не могли отступить от «словесе правого». И когда в 1333 г. «Наримонт Гедиминовичь, нареченый в крещении Глеб, приеха в Новъгород на пригороды, что ему рекли в Литве», его не могли не принять, и князь «целова крест месяца октября» .
Но нельзя ли предположить, что подробности поездки Василия во Владимир-Волынский более достоверно описаны в Новгородской Карамзинской, Новгородской IV летописях и в последующих новгородских сводах? Думается, вряд ли. Сохранились некоторые данные о времени отправления и прибытия новгородцев в Волынскую землю. Согласно им, Василий выехал из Новгорода 24 июня, точная дата приезда его посольства к митрополиту неизвестна, но уже 25 августа он был хиротонисан.
В Новгородской I летописи младшего извода сообщается, что новгородцы, приехав в Волынскую землю, «створиша праздник светел святыя богородица», то есть к 15 августа они были уже во Владимире-Волынском . Однако в других сводах упоминание Богородицы связано с церковью, в которой происходило поставление Василия . Возможно, кто-то из книжников спутал информацию своего источника, либо сознательно изменил ее. Оба известия звучат достаточно правдоподобно: новгородцы не могли не отметить праздник Успения Богородицы, а церемония рукоположения Василия в сан архиепископа происходила, скорее всего, в главной церкви Владимира- Волынского - церкви Святой Богородицы. Таким образом, нельзя точно утверждать, в каком своде более достоверно изложены события августа 1331 г., а поэтому считать на основании текста Новгородской I летописи младшего извода, что новгородское посольство прибыло к митрополиту уже в середине августа, необоснованно.
С другой стороны, трудно представить, чтобы Василия хиротонисали сразу по приезде в Волынскую землю. Сначала он, скорее всего, был занят свершением разного рода ритуалов, духовным общением с митрополитом, подготовкой к церемонии, так что, думается, прибытие посольства произошло все-таки в середине августа, если не раньше. Выходит, новгородцы добирались до Владимира-Волынского около полутора месяцев. Сколько же обычно длилась дорога от Новгорода до Волынской земли? Вряд ли стоит сравнивать первую часть поездки Василия со второй, то есть с продолжавшимся около двух месяцев путешествием из Владимира-Волынского в Торжок , так как маршрут возвращения новгородского архиепископа был, судя по всему, совсем другим .
В Новгородской I летописи младшего извода есть данные, позволяющие приблизительно оценить время поездки от Новгорода до Владимира- Волынского: «Приихаша послове от митрополита из Волыньскои земли Федорко и Сменко, на страстьнои недели, зовуще на поставление» . То есть 25-30 марта митрополичьи послы прибыли в Новгород. Но когда они выехали? Это произошло, по всей вероятности, только после того, как во Владимир- Волынский приехали посланцы города на Волхове, сообщившие митрополиту, что новгородцы наконец-то (по прошествии 8 месяцев с момента оставления Моисеем сана) выбрали кандидата в архиепископы. А отправились они туда после избрания «попа бывша святого Козмы и Дамиана на Холопьи улици» Григория Калики. Точной даты события не сохранилось, но известно, что сразу после этого Григорий «пострижеся в святыи аггельскыи образ, месяца генваря, и наречен бысть именем Василии» . Постриг Григория состоялся в день памяти святого Василия Великого — 1 января . Скорее всего, практически сразу после 1 января новгородское посольство было послано в Волынскую землю; и митрополит вряд ли задерживал отправку Федора и Семена.
Таким образом, дорога из Новгорода во Владимир-Волынский занимала чуть менее полутора месяцев. Не стоит при этом забывать, что оба посольства не должны были состоять из большого числа людей, добиравшихся до пункта назначения по зимним дорогам. А о числе отправившихся с Василием судить сложно. Видимо, в составе посольства была вооруженная охрана, чего требовал статус путников (кандидат в архиепископы и бояре); помня, что дружина князя Федора не смогла достичь перевеса в противостоянии с новгородцами, можно приблизительно оценить их количество — около 50 человек. Кто еще? Наверно, слуги, духовные лица, то есть всего 50—100 человек. Вероятен, думается, и большой обоз с необходимыми припасами и дарами от Новгорода митрополиту. Все это замедляло передвижение Василия, поэтому большая, по сравнению с январским посольством, длительность его путешествия во Владимир-Волынскии вполне понятна .
