Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Появление первой цензорской службы на Дальнем Востоке России в начале XX века (1901 – 1904 гг.) 26
1.1. Предпосылки организации контроля над печатным словом в Приамурском крае к началу XX века 26
1.2. Организационные основы первой цензорской службы на Дальнем Востоке России в условиях реформирования ведомства 41
1.3. Цензурная практика на Дальнем Востоке накануне Русско-японской войны 1904 – 1905 гг. 60
Глава 2. Деятельность инспекции по делам печати на Дальнем Востоке (1906 – 1914 гг.) 73
2.1. Роль и функции инспектора по делам печати в системе цензурного ведомства Российской империи 73
2.2. Становление официальной цензорской службы на Дальнем Востоке России 87
2.3. Особенности работы инспекции по делам печати в межвоенный период (1906 – 1914 гг. ). 103
Глава 3. Цензурная практика на Дальнем Востоке в условиях военного времени (1904 – 1905 гг., 1914 – 1917 гг. ) 120
3.1. Создание и деятельность цензурных органов во время Русско-японской войны 1904 – 1905 гг 120
3.2. Деятельность военно-цензурной комиссии на Дальнем Востоке в условиях военного времени 1914 – 1917 гг .142
Заключение 159
Список источников и литературы 163
Приложения .183
- Предпосылки организации контроля над печатным словом в Приамурском крае к началу XX века
- Цензурная практика на Дальнем Востоке накануне Русско-японской войны 1904 – 1905 гг.
- Особенности работы инспекции по делам печати в межвоенный период (1906 – 1914 гг. ).
- Деятельность военно-цензурной комиссии на Дальнем Востоке в условиях военного времени 1914 – 1917 гг
Введение к работе
Актуальность темы исследования объясняется растущим интересом к формированию информационной политики государства. Одна из тревожных тенденций XXI века – избыток информации, которая имеет огромную силу в воспитании, образовании, формировании нравственных качеств личности, группы людей и даже целой страны. Вместе с появлением глобального информационного пространства формируется новое, интерактивное поколение обывателей, которое способно не только пассивно воспринимать окружающую действительность, но вживаться в нее, чувствовать и сопереживать событиям, происходящим за сотни и даже тысячи километров от реципиентов.
Однако очевидно, что не вся информация может быть гласной. Контроль
за распространением и содержанием контента средств массовой информации,
результатов творчества писателей, ученых существовал на всех этапах
развития российской государственности. Особенно заметным этот процесс стал
в XIX веке. Но и на современном историческом этапе, учитывая непростую
геополитическую обстановку в мире и возникновение так называемых
гибридных войн, государству приходится латентно регулировать
информационную политику.
Вместе с тем проблема ограничения авторской свободы всегда вызывала дискуссии в российском обществе, а в современных условиях больше, чем когда-либо, ведь государственный надзор за содержанием распространяемой информации не согласуется с декларируемыми установками демократического общества. В связи с этим обращение к изучению истории развития института цензуры в России является необходимым требованием времени.
Институт цензуры как часть политической системы в дореволюционной России не раз становился предметом специального изучения. Однако существует необходимость в восполнении пробелов истории становления и эволюции цензурной практики в регионах Российской империи.
При этом до настоящего времени в российской исторической науке не
появилось комплексного исследования, раскрывающего особенности
становления и функционирования цензурного аппарата на восточных рубежах страны в дореволюционный период. Другими словами, актуальность диссертации обусловлена самой постановкой проблемы – институт цензуры на Дальнем Востоке России в начале XX века не становился объектом научных исследований.
Исследование истории развития и становления цензурных органов на востоке Российской империи продиктовано не только недостаточной изученностью темы, но и необходимостью осмысления исторического опыта, поскольку даже сегодня в отсутствие конституционного запрета на цензуру в нашей стране проблема свободы слова регулярно поднимается в той или иной степени в разных сферах общественной жизни.
Научная разработанность темы. Историю формирования института цензуры в России, отдельные сюжеты становления учреждений контроля и их влияние на общественную мысль начали изучать еще в XIX веке. С учетом результатов исследований в отечественной историографии по проблемам развития и функционирования цензурных органов следует выделить три периода: дореволюционный, советский и постсоветский.
В 1860 – 1865 гг. в общественной жизни России происходило заметное оживление в обсуждении цензурной проблематики. Однако выпущенные в тот период издания были ведомственными и описывали состояние цензурных дел в разные исторические периоды. Среди них – материалы по передаче полномочий, протоколы заседаний правительственных комиссий, исторические справки о цензурных начинаниях в стране, документы, определяющие правовые основы деятельности периодической печати и книжного дела в Российской империи1 и т.д.
Самыми яркими представителями дореволюционной отечественной исторической науки, внесшими вклад в развитие цензуроведения, можно назвать А.М. Скабичевского, Н.А. Энгельгардта, М.К. Лемке2. Их труды отличают содержательный подход и глубокое знание проблемы. Так, например, «Очерки…» А.М. Скабичевского – первый труд об эволюции цензуры в Российской империи. Будучи, прежде всего, блестящим литературным критиком, ученый рассматривает проблему под углом книгопечатания и связывает ослабление или усиление цензурных догм с конкретными политическими событиями, происходящими не только в России, но и в Европе. М.К. Лемке знакомит читателя с российской цензурой на примере ярких сюжетов из истории литературы и ключевых страниц биографии деятелей российской публицистики. Он считал, что изучение цензуры является главным ключом к пониманию политики любого сюжета истории. После выхода работы М.К. Лемке в истории журналистики прочно закрепились крылатые фразы, характеризующие цензуру XIX в. как «период обличительного жанра» (1857 – 1864 гг.) и «эпоха цензурного террора» (1848 – 1855 гг.), а цензурный Устав 1826 г. получил прозвище «чугунный» за слишком суровые нормы.
Среди дореволюционных работ, заслуживающих особого внимания, следует назвать книгу «Русская печать и цензура в прошлом и настоящем» В.А.
1 Берте А.А., Янкевич П.И. Записка председателя Комитета для пересмотра цензурного устава,
действительного статского советника Берте и члена сего комитета статского советника Янкевича,
1862 г. СПб., 1862; Исторические сведения о цензуре в России. СПб., 1862; Министерство
внутренних дел : его права и обязанности : сб. практ. сведений. СПб., 1904; В.Е. Рудаков. Последние
дни цензуры в Министерстве народного просвещения. СПб., 1911.
2 Скабичевский А.М. Очерки истории русской цензуры, 1700 – 1863. СПб., 1862; Энгельгардт
Н.А. Очерк истории русской цензуры в связи с развитием русской печати (1703 – 1903). СПб., 1904;
Лемке М.К. Очерки по истории русской цензуры и журналистки XIX столетия. СПб., 1904; Его же.
Эпоха цензурных реформ 1859 – 1865 годов. СПб., 1904.
Розенберга и В. Якушина3, где дается детальная характеристика всех цензурных Уставов, принятых в России в течение XIX века. Авторы при этом признают, что, созданные ограничивать и запрещать, некоторые цензурные правила были все же благосклонны к литературе. Однако ввиду черствости чиновников даже, казалось бы, самый либеральный из всех уставов (Устав от 1804 г.) превратился в «строгий и придирчивый». В книге впервые поднимается вопрос о роли субъективного фактора в цензурной практике. По некоторым утверждениям авторов можно сделать вывод о том, что в зависимости от подхода конкретного чиновника закон мог стать «суровее» или «мягче». Ценность данной работы еще и в том, что в ней представлен солидный список газет и журналов, подвергшихся административному наказанию за нарушение Устава от 1865 г. Книга широко используется современными исследователями для знакомства с историей дореволюционной цензуры.
Авторы, работавшие в рассматриваемый период, часто опирались в изучении проблемы на поиск причин и фактов, приведших к строгому ограничению печатного слова в России. Так, например, В. Львов-Рогачевский4 сравнивает положение печати в западных странах и России. И, хотя его работа основана на собственных умозаключениях и эмоциональных характеристиках, ее ценность в том, что автор обращается к истокам появления печатного дела, указывая, что преследование свободы печати началось в средние века. При этом позже европейское общество смогло отстоять «свободу слова» путем революций, а Китай, Россия и Турция так и остались без «великого блага, которым пользуется весь культурный мир».
Революционные события 1905 г., которые происходили сразу после окончания Русско-японской войны, способствовали исследованию проблемы цензуры в России. Интерес к изучению свободы слова проявляли преимущественно публицисты и литераторы М.С. Ольминский, В.А. Розенберг, Л.А. Тихомиров5 и др. Их работы написаны в свете критической оценки политики царского правительства в отношении печати и цензуры. При этом в работе Л.А. Тихомирова указывается, что в России одинаково процветали «распущенность печати и недостаток свободы», что является феноменом российской действительности.
Описывая правовое положение периодической печати в России после Манифеста 17 октября 1905 г., Е.А. Валле-де-Барра акцентировал внимание на том, что печать чувствовала себя свободной всего несколько недель. Закон, отменяющий цензуру, после введения «Временных правил» стал для
3 Розенберг В.А. Русская печать и цензура в прошлом и настоящим. М., 1905.
4 Львов-Рогачевский В. Печать и цензура. М., 1906.
5 Ольминский М.С. Свобода печати. СПб., 1906; Розенберг В.А. Летопись русской печати
(1907 – 1914 гг.). М., 1914; Тихомиров Л.А. Законы о печати. СПб., 1909; Валле-де-Барр Е.А.
«Свобода» русской печати. Самара, 1906; Туринский М. Газеты в провинции // исторический
вестник. 1912, Т. 128.
редакторов и издателей «ежовыми рукавицами больше, чем действовавший
цензурный устав». Для современных исследователей цензуры книга Валле-де-
барра «Свобода» русской печати» представляет интерес благодаря тому, что в
ней опубликована собранная со всех уголков империи хроника
административных и цензурных взысканий за 1905 –1906 гг. Впервые в этом списке упоминается газета «Дальний Восток». Валле-де-Барра при этом уточняет, что владивостокская газета продолжает выходить, хотя и запрещена.
Особняком в историографии проблемы стоит небольшая работа А.В. Адрианова6, претендующая на то, чтобы считаться первым исследованием, где представлена роль цензурных органов в развитии именно дальневосточной печати. В ней собран оригинальный материал о развитии печатного дела в удаленных провинциях, перечислены названия первых газет, кратко описаны условия их появления, указаны фамилии издателей. Автор замечает, что цензурное ведомство не справлялось с возложенными на него обязанностями, в то же время жесткие рамки не способствовали появлению и развитию по-настоящему авторитетных изданий вплоть до 1906 г.
Несмотря на то, что дореволюционные работы по описанию цензурного
права и свободы слова в России часто основывались на субъективной, порой
несколько эмоциональной оценке, в них приводится ценный фактический
материал, собранный современниками и свидетелями общественно-
политических перемен, которые происходили на протяжении конца XIX – начала XX века. Приведенный обзор подтверждает интерес историков, работавших в дореволюционный период, к данной теме. К тому же многие работы перечисленных авторов в настоящий момент являются не только предметом историографического обзора, но и объектом источниковедческого анализа.
В начальные годы советского периода история цензуры перестала быть актуальной в научной среде. Первые работы по истории российской журналистики и литературы, так или иначе затрагивающие ограничение свободы мысли и слова, появились лишь к концу 20-х годов ХХ в. Например, М.С. Ольминский7, примкнувший к большевикам, излагал взгляды марксистов на теорию и практику цензуры. Чуть позже к проблеме начинают обращаться другие авторы. Например, в статьях Л.И. Полянской8 содержатся обзоры архивных фондов, впервые привлеченных в научный оборот. В частности, она обращается к фонду Главного Управления по делам печати и Комитета цензуры иностранной, описывая документы, хранящиеся в них. К этому времени
6 Адрианов А.В. Периодическая печать в Сибири. Томск. 1919.
7 Ольминский М.С. О печати. Л., 1926.
8 Полянская Л.И. Архивный фонд Главного управления по делам печати. Обзор //
Литературное наследство. М., 1935. Т. 22–24; Она же. Обзор фонда Центрального комитета цензуры
иностранной // Архивное дело. 1938. № 1.
относится также появление «Словарного указателя по книговедению»9 А.В. Мезьер. В 2000 г. сотрудники Государственной публичной исторической библиотеки смогли на основе черновой рукописи автора выпустить первый в России «Словарь русских цензоров»10, который признан специалистами одним из самых скрупулезных трудов в отечественной библиографии. И хотя перечень данных по персоналиям в книге далеко не полный, работа стала первым справочником, в котором представлены ценные сведения о служащих цензурного ведомства.
Другим успешным исследователем цензуры стал историк-архивист Л.М. Добровольский, который в начале 1960-х гг. подготовил библиографический обзор по истории русской цензуры11, где представлен емкий список авторов, интересующихся цензурой. При этом нельзя не отметить точность суждений автора об отсутствии комплексных работ по цензурной тематике.
Во второй половине XX века интерес к изучению цензурной проблематики нарастает. Впервые появляются монографические исследования, авторы вводят в научный оборот ранее не доступные архивные источники. Так, значительный вклад в развитие истории цензуры внес А.Ф. Бережной12. В 1967 г. в своей книге он воссоздает историю царской цензуры конца XIX – начала XX вв. И хотя выводы А.Ф. Бережного пронизаны идеологическими штампами марксизма-ленинизма, в его работе воссоздана полная картина истории цензурного ведомства, а потому монография сохранила значение до наших дней. Спустя несколько лет в еще одном основательном труде А.Ф. Бережной13 обращается к вопросу становления военной цензуры в период Первой мировой войны.
Диссертация И.В. Новожиловой14 посвящена законодательной
деятельности правительства в области печати. Хронологические рамки, выбранные автором, охватывают время, когда нормативная база цензурной практики претерпевала изменения в связи с революционными событиями. Историк отмечает, что попытки основательно изменить формулировки действующего Устава ни к чему не привели.
Пионерами в детальном изучении истории дальневосточной
журналистики, в том числе цензорской деятельности дореволюционной эпохи,
9 Мезьер А.В. Словарный указатель по книговедению. Л., 1934.
10 Мезьер А.В. Словарь русских цензоров : материалы библиографии по истории русской
цензуры. М., 2000.
11 Добровольский Л.М. Библиографический обзор дореволюционной и советской литературы
по истории русской цензуры // Труды Библиотеки АН СССР и Фундаментальной библиотеки
общественных наук АН СССР. М., 1961.
12 Бережной А.Ф. Царская цензура и борьба большевиков за свободу печати (1895 – 1914).
13 Бережной А.Ф . Русская легальная печать в годы Первой мировой войны. Л., 1975.
14 Новожилова И.В. Политика царского правительства в области законодательства о печати
1905 – 1914 гг. : автореф. дис. … канд. ист. наук. Л., 1971.
стали Л.М. Сквирская и И.Г. Стрюченко. Свою кандидатскую диссертацию Л.М. Сквирская посвятила изучению возникновения журналистики в крупных городах региона, уделив значительное внимание вопросам цензуры. В частности, Л.М. Сквирская утверждала, что дальневосточная пресса конца XIX столетия старалась следовать «демократической традиции, несмотря на усиливающийся режим цензурного гнета»15. В «Кратком очерке истории журналистики на Дальнем Востоке в XIX - начале XX века»16 автор делает вывод о том, что отсутствие цензуры поставило местную периодическую печать в полную зависимость от никем не ограниченного произвола администрации. Вопросы контроля периодики Л.М. Сквирская рассматривала также в некоторых статьях17.
Автор монографии «Печать Дальнего Востока накануне и в годы первой
русской революции (1895 – 1907 гг.)» И.Г. Стрюченко первым из советских
историков проанализировал работу не только большевистской печати, но и
газет другой идеологической направленности. В книге имеется небольшая
глава, посвященная цензурному законодательству, где коротко представлена
борьба демократически настроенных редакторов с цензурными запретами,
имевшими место в дальневосточной практике. По мнению И.Г. Стрюченко, в
первые годы ХХ столетия положение дальневосточной прессы осложнялось
тем, что регион стал ареной международных противоречий, а потому «власть
накинула на периодические издания узду молчания»18. Л.М. Сквирская и И.Г.
Стрюченко рассматривали вопросы организации контроля печати в общих
чертах, изучая историю периодической печати Дальнего Востока в целом. При
этом их вклад в исследование цензурной практики в регионе стал фундаментом
изучения истории региональной цензурной политики следующими
поколениями ученых.
Таким образом, советская историография сделала существенный шаг в изучении истории цензурного ведомства дореволюционного времени и представила ценный фактический материал применительно к дальневосточной истории. Однако работы ученых написаны в традиционном для своего времени идеологическом ключе, что ставит под сомнение некоторые выводы авторов.
15 Сквирская Л.М. Возникновение и развитие периодической печати на Дальнем Востоке во
второй половине XIX в. : автореф. дисс. … канд. ист. наук. М., 1971. С. 12.
16 Сквирская Л.М. Краткий очерк истории журналистики на Дальнем Востоке в XIX – начале
XX вв. / пособие по спецкурсу для студентов отделения журналистики ДВГУ. Владивосток, 1971.
17 Сквирская Л.М. Первая политическая и литературная газета на Дальнем Востоке // Вопросы
журналистики. Выпуск 1. Владивосток : Изд-во ДВГУ, 1971. С. 14–27; Она же. Дальневосточная
печать и цензура // Материалы XII конференции об истории печати. Владивосток : ДВГУ, 1977. С. 1–
4.
18 Стрюченко И.Г. Печать Дальнего Востока накануне и в годы первой русской революции
(1895 – 1907). Владивосток : Дальневост. кн. изд-во, 1982. С. 57.
В постсоветский период в отечественной историографии наблюдается всплеск изучения цензурного прошлого России, причем не только ее дореволюционного этапа, но и советской эпохи. Так, в 1993 г. в Москве прошла конференция, организация которой в советский период вряд ли представлялась возможной. Результатом обсуждения стал сборник с тезисами выступлений19, в которых впервые звучала мысль о том, что цензура в России во все времена была частью системы государственного управления. Уже в 1990-х гг. появляются труды Г.В. Жиркова20, К.А. Баршт21, С.Я. Махониной22, в которых исследуются как отдельные вехи цензурного дела, так и комплексно раскрываются проблемы функционирования цензуры в стране.
Одними из самых авторитетных экспертов в области изучения цензурной
практики стали ученые из Санкт–Петербурга. По мнению диссертанта, с
уверенностью можно говорить о появлении целой научной школы
цензуроведения в этом городе. Видное место среди исследователей занимает
Н.Г. Патрушева, сотрудник Российской национальной библиотеки. Ею
подготовлены десятки статей23 по истории российской цензуры,
представляющих глубокий научный интерес, опубликованы несколько монографий24, отличающихся фактологической насыщенностью. В этих работах
19 Цензура в царской России и Советском Союзе. Материалы конференции (24–27 мая 1993 г.). /
ред. Громовой Т.В. М., 1995.
20 Жирков Г.В. Цензура в прошлом, настоящем и будущем : Эволюция видов цензуры //
Журналистика в 1994 году. М., 1995. Ч. 1; Он же. 200-летию цензуры посвящается // 200 лет
российской цензуре : Тез. науч. сем. каф. ист. журналистики. Ноябрь, 1996. СПб., 1996; Он же.
История цензуры в России XIX – XX вв. М.. 2001.
21 Баршт К.А. Подцензурные страсти. М. : «Правда», 1990.
22 Махонина С.Я. Русская дореволюционная печать (1905 – 1914). М., 1991.
23 Патрушева Н.Г. Организация новых цензурных учреждений во Владивостоке,
Екатеринославле, Нижнем Новгороде, Ростове-на-Дону, Саратове, Томске и Харькове // Цензура в
России : история и современность : сб. науч. тр. СПб., 2006. Вып. 3. С. 296–317; Она же. Цензурные
учреждения Российской империи и система карательной цензуры в начале XX века // Труды Санкт-
Петербургского государственного института культуры. 2016, Т. 213. С. 79–84; Цензурная реформа
середины XIX века и ее влияние на структуру цензурных учреждений и состав цензорского корпуса //
Исторические, философские, политические и юридические науки, культурология и искусствоведение.
Вопросы теории и практики. 2011. № 5 : в 4 ч. Ч. III. С. 134–138; Она же. Структура и
финансирование цензурного ведомства во второй половине XIX – начале XX века / Вестник
Брянского государственного университета. 2010. № 3. С. 102–107; Она же. Система государственного
контроля за печатью в Российской империи (вторая половина XIX – начала XX века) // Исторические,
философские, политические и юридические науки, культурология и искусствоведение. Вопросы
теории и практики. 2014. № 1: в 2 ч. Ч. I. С. 175–178; Она же. Цензоры дореволюционной России
второй половины XIX – начала XX (историко–социологический аспект) // Вестник Брянского
государственного университета. 2011. № 2. С. 84–88; Она же. Источники по истории цензурных
учреждений Российской империи второй половины XIX – начала XX века // Научное обозрение :
гуманитарные исследования. 2011. № 2. С. 31–40. и др.
24 Патрушева Н.Г. Цензор в государственной системе дореволюционной России (вторая
половина XIX — начало XX века). СПб. : Северная звезда, 2011; Она же. Цензурное ведомство в
государственной системе Российской империи во второй половине XIX – начале XX века. СПб. :
представлены и некоторые сведения об органах цензуры на российском Дальнем Востоке. Например, Н.Г. Патрушева приводит интересные сведения из жизни первого инспектора по делам печати во Владивостоке Н.В. Дюфура; она же указала на нехватку чиновников цензурного ведомства в регионе. При самом непосредственном участии этого ученого появились справочные издания по цензуре – библиографические статьи о служащих цензурного ведомства25 и сборник с данными о практике административных взысканий за нарушения правил о печати26. Однако и в указанных источниках, к сожалению, фактов, отсылающих к дальневосточной истории вопроса, по нашему убеждению, недостаточно.
Коллеги Н.Г. Патрушевой продолжают дополнять страницы прошлого
цензурного дела новыми историческими сюжетами. И если Н.А. Гринченко27
делает это чаще всего с помощью обращения к истории книгопечатания и
библиотечного дела, то, к примеру, В.С. Измозик28 выбрал для детального
исследования деятельность работавших под прикрытием почтовых органов
служащих «черных кабинетов», которые занимались вскрытием
дипломатической и частной переписки тайно, то есть осуществляли перлюстрацию.
В 2000-х гг. появляется целый ряд исследований, посвященных проблеме ведомственных цензур29. Из их числа обращает на себя внимание тот факт, что
Северная звезда, 2013.
25 Цензоры Российской империи, конец XVIII — начало XX века : биобиблиогр. справ. / Рос.
нац. б-ка ; авт. коллектив: О.Ю. Абакумов, В.В. Антонов, Ф.А. Аракелян, Н.А. Гринченко,
В.С. Измозик, Н.Г. Патрушева, Д. И. Раскин, В.А. Сомов, И. П. Фут, Д.А. Эльяшевич ; рук. работы
Н.Г. Патрушева ; науч. ред. Д.И. Раскин ; ред. М.А. Бенина. — СПб., 2013.
26 Периодическая печать и цензура Российской империи в 1865 – 1905 г. : система
административных взысканий. Справочное издание / Сост. Н.Г. Патрушева. СПб. : Нестор : История,
2011.
27 Гринченко Н.А., Патрушева Н.Г. Центральные учреждения цензурного ведомства (1804—
1917) // Книжное дело в России в XIX — начале XX века : сб. науч. тр. — СПб., 2008. — Вып. 14. —
С. 185—302.; Гринченко Н.А., Патрушева Н.Г. Цензурное ведомство в России в XIX — начале XX в.:
структура и штаты // Проблемы истории государственного управления: государственный аппарат и
реформы в России: к 200-летию министерской системы управления в России : материалы междунар.
науч. конф., Санкт-Петербург, 24—25 окт. 2002 г. — СПб., 2004. — Ч. 2. С. 135—138.
28 Измозик В.С. «Черные кабинеты» : история российской перлюстрации. XVIII – начало XX
века. М. : НЛО, 2015; Его же. «Черный кабинет» : к истории перлюстрации в России //Родина. 2000.
№ 10. С. 48–54. Его же. Финансовое обеспечение службы перлюстрации в России до 1917 г. //Цензура
в России : история и современность : сб. науч. тр. СПб., 2006. Вып. 3. С. 133–141. Его же. Российские
чиновники «черных кабинетов» в начале XX в. // Россия в XIX – XX вв. : сб. статей. СПб. : Д.
Булавин, 1998. С. 218–225.
29 Блохин В.Ф. Становление и развитие губернской периодической печати в России (вторая
треть XIX – XX начало в.) : автореф. дис. … д-ра ист. СПб., 2011; Бондарь В.О. Военная цензура
периодических изданий в Российской империи в XIX – начале XX веков : автореф. дис. … к. ист.
наук. Владикавказ, 2012; Пшеничная М.А. Государственная политика в области цензуры печати в
России XIX – начала XX веков : дис. … к. ист. наук. Ставрополь, 2002; Иванов Д.В. Формирование
военной цензуры России 1810 – 1905 гг. : автореф. дис. … к. ист. наук. М., 2000; Бурлакова Р.И.
среди них почти нет комплексных работ, предметом которых были бы
региональные институты цензуры. Исключение, пожалуй, составляет лишь
диссертация А.А. Белобородовой30. В ней автор раскрыла особенности контроля
печатного слова в губернии, где никогда не было чиновника от Главного
управления по делам печати, а контроль над содержанием местных газет
осуществлялся обычными чиновниками губернской администрации. В связи с
этим региональный аспект указанной работы больше посвящен
взаимоотношению с губернской властью, нежели с официальными органами цензуры.
Историей цензорской деятельности на Дальнем Востоке в основном интересовались ученые, проживающие в этом регионе. И после плеяды отмеченных ранее советских дальневосточных ученых, первой работой, целиком посвященной цензурной практике на востоке России, стала статья С.В. Позняк31, где описывается процесс становления института цензуры в самом отдаленном регионе империи, уделяется внимание истории данного феномена в России со времен XVI в. Автор ввела в научный оборот новые архивные источники, посвященные цензурной деятельности во Владивостоке. Историку из Владивостока удалось уловить дух цензурного времени, описать ключевые моменты деятельности цензоров, выделить особенности функционирования важного общественного института на окраине России.
Выход в свет оригинального исследования дальневосточного автора И.А.
Шаховой наполнил историю дальневосточной цензуры важными
подробностями. Преподавателем Амурского государственного университета подготовлен труд, в котором рассматривается взаимодействие периодической печати и органов государственной власти Дальнего Востока России во второй половине XIX – начале XX века. В частности, И.А. Шаховой принадлежит мысль о том, что «цензура на Дальнем Востоке использует традиционный арсенал средств воздействия на повременные издания, в целом характерный для России, но происходит это в специфическом дальневосточном исполнении»32.
На современном этапе развития исторической науки также
предпринимаются попытки восстановить историю дальневосточной цензуры в дореволюционный период. Отдельные эпизоды содержатся в статьях Д.А.
Правовое регулирование цензуры печати в России в XVIII – начале XX века : автореф. дис. ... к. юр. наук. 2004.
30 Белобородова А.А. Становление и развитие цензурных учреждений в Курской губернии во
второй половине XIX – начале XX в. : дис. ... к. ист. наук. Курск. 2007.
31 Позняк С.В. Формирование органов цензуры на юге Дальнего Востока во второй половине
XIX – начале XX в. // Известия РГИА Дальнего Востока : сб. науч. тр. Владивосток, 2002. Т. 6. С.
126–136.
32 Шахова И.А. Периодическая печать и органы государственной власти Дальнего Востока
России (вторая половина XIX – нач. XX вв.) : автореф. дис. … к. ист. наук. Владивосток, 2001. С. 16.
Бутырина33, В.Л. Агапова34. Проблемы функционирования органов цензуры в
регионе в период Первой мировой войны нашли отражение в статье И.В.
Крутоуса, написанной в соавторстве с О.А. Лихаревой35 и, по сути, ставшей
первой публикацией, в которой отразилась деятельность военной
владивостокской цензуры в указанный период. Таким образом,
историографический обзор показывает малоизученность истории цензурных органов на Дальнем Востоке.
Степень научной разработанности, а также обозначенная актуальность настоящей диссертации позволяет сформулировать цель исследования: комплексное изучение формирования и развития института цензуры в специфических условиях Дальнего Востока России в начале XX века.
Такая цель определила решение задач:
выявить предпосылки появления официальных органов контроля над печатным словом на Дальнем Востоке и определить их особенности;
проследить эволюцию цензурного контроля в Приамурском крае в начале XX века;
определить региональную специфику цензурной практики Дальнего Востока в дореволюционный период;
- раскрыть условия функционирования цензуры во время военного
положения в Приамурском крае.
Объект исследовании – институт цензуры на Дальнем Востоке России в 1901 – 1917 гг.
Предмет исследования – организация и деятельность института цензуры на Дальнем Востоке России в дореволюционный период, создание и функционирование органов военной цензуры в восточной провинции Российской империи.
Хронологические рамки исследования охватывают период с 1901 по 1917 гг. Обозначенные временные границы определены по следующим соображениям. В 1901 г. во Владивостоке начинает работу первая полуофициальная служба надзора за иностранной периодической печатью и литературой. К исполнению обязанностей цензоров приступили преподаватели только что созданного Восточного института. После Русско-японской войны
33 Бутырин Д.А. Цензор из Восточного института // Известия Восточного института. 2016. № 1.
С. 4–12; Его же. Деятельность Восточного института в цензуре иностранной печати // Россия и АТР.
2015. № 4. С. 155–168.
34 Агапов В.Л. «Возбуждение в населении неуважения и враждебного отношения к чинам
правительства» : страница газетной войны против высших чиновников Приамурского края (1911 –
1912 гг.) // Новый исторический вестник. 2014. №. 40. С 150–162.
35 Крутоус И.В., Лихарева О.А. Проблемы функционирования цензуры на Дальнем Востоке
Российской империи в годы Первой мировой войны (на примере г. Владивостока) // Власть и
управление на востоке России. 2015. № 2. С. 104–113.
обязанности по цензурованию публичного слова перешли к чиновнику Главного управления по делам печати при МВД, появился первый профессиональный цензор. Формирование структуры цензурного аппарата на востоке страны происходит на протяжении всего первого десятилетия XX века и практически в неизменном виде существует до полной ликвидации цензурного ведомства в апреле 1917 г.
Исследование охватывает территориальные рамки, включающие границы юга Дальнего Востока до 1917 г., входящие в состав Приамурского генерал-губернаторства. Это современная территория Приморского края, Амурской области и юга Хабаровского края. В работе также встречается описание цензурных органов, действующих в основном узловом городе Китайско-Восточной железной дороги – Харбине.
Методологическую основу диссертации составили ключевые принципы исторического познания: историзм, объективность, системность научного анализа. Это способствовало созданию целостного представления о становлении цензурного контроля в конкретном территориальном пространстве с учетом общероссийской модели системы надзора, что позволяет обозначить региональные особенности развития проблемы. Принцип историзма позволил автору учесть исторические реалии рассматриваемого периода и создать объективную картину взаимоотношений цензуры и общества на конкретном временном отрезке.
Исследование объекта диссертации происходит с помощью проблемно-
хронологического метода, поскольку он предполагает изучение проблемы не
только в последовательном временном порядке, но и разделение предмета на
более узкие составляющие. В частности, организация военной цензуры
рассматривается автором в отдельной главе. Кроме того, применение
сравнительно-исторического метода помогло провести сравнение
общероссийской и региональной систем цензурного контроля, выявить общее и особенное в проблеме. Метод контент-анализа, применяемый в данном исследовании, позволил перевести текстовую информацию в количественные и качественные показатели. Поскольку в диссертации в качестве источников исследуются документы, содержащие массивный объем информации (законодательные акты, тексты периодической печати и т.д.), упомянутый метод позволяет получить объективные данные, представляющие ценность для научного исследования.
Источниковую базу диссертации составили как неопубликованные, так и уже введенные в научный оборот источники. При этом источники, использованные в работе согласно принятой классификации, в зависимости от содержания и происхождения целесообразно разделить на несколько групп: документы официального статуса, нормативные, делопроизводственные и личного происхождения. Комплексное привлечение различных материалов,
дополняющих и уточняющих друг друга, позволило воссоздать особенности функционирования цензорской службы на Дальнем Востоке России в начале XX века.
Значительную часть архивных источников составляют фонды РГИА ДВ. Дела, содержащиеся в фондах Ф. 702, Ф. 721, Ф. 1, Ф. 704, Ф. 1197, Ф. Р-653, включают бесценный материал, позволяющий достаточно широко изучить обозначенную проблему. Среди них встречаются документы, описывающие работу по организации цензорской деятельности на Дальнем Востоке, начиная от цензурной практики, которую осуществляла Конференция Восточного института, до появления инспекции по делам печати и ее ликвидации. В частности, представлена переписка чиновников МВД с губернаторами областей Приамурского края, переписка редакций с цензорами, телеграммы и многочисленные циркуляры, которыми руководствовались цензоры в своей работе. Представленные фонды позволяют воссоздать схему организации цензурных органов в регионе, получить сведения о личном составе цензурных учреждений на Дальнем Востоке России.
Основной интерес в РГИА представляет фонд 776 – Главное управление по делам печати Министерства внутренних дел. В нем сосредоточен огромный пласт документов о деятельности всего цензурного аппарата Российской империи, начиная с 1865 г. и оканчивая 1917 г. В материалах представлена оценка состояния надзорного дела в стране и ценные сведения о практике применения законодательства о печати и цензуре в отдельных провинциях империи. Часть из них касается и функционирования надзора за печатным словом в Приамурском крае.
Из хранилища РГВИА привлекались источники, сосредоточенные в
фондах 16223, 15762, 13835, 16215, 409, 400. они содержат личные дела
военных цензоров, переписку почтовых служащих с цензурной военной
комиссией и Главным управлением по делам печати.
Привлеченные источники РГАЛИ (Ф. 641, Ф. 419, Ф. 119), позволили проследить состояние периодической печати в исследуемый период и взаимоотношения с цензурными органами.
Кроме того, для подготовки диссертации использовался широкий круг
законодательных актов и нормативно-правовых документов. Это
кодифицированный Устав о цензуре и печати от 1890 г., указы и постановления: «О некоторых переменах и дополнениях в действующих ныне цензурных постановлениях» (1865 г.), «Об учреждении должностей отдельных цензоров в городах Владивостоке, Екатеринославле, Нижнем Новгороде, Ростове-на-Дону, Саратове, Томске, Харькове» (1903 г.), «О временных правилах о повременных изданиях» (1905 г.), «О временных правилах для неповременной печати» (1906 г.), «Об утверждении временного положения о
военной цензуре» (1914 г.) и др.36. Эта группа источников позволила проанализировать проводимую государственную политику в области ценуры и печати, понять принцип организации цензурной деятельность в Российской империи.
В качестве источников личного происхождения привлекались мемуары военных корреспондентов и офицеров русской армии Е.И. Мартынова37, Н.Э. Гейнце38, И. Табурно39, работы публицистов, общественных деятелей и журналистов М. Туринского40, Н. Зарницына41, В.Е. Рудакова42 и др. Они позволили реконструировать ряд сюжетов, связанных с информационным обеспечением дальневосточного общества во время Русско-японской войны.
Для решения задач, поставленных в диссертации, привлекался еще один
вид источников – периодическая печать. Изучение публикаций, выходящих в
изучаемый период, помогли дополнить, а иногда и воссоздать отдельные
сюжеты функционирования цензуры в городах Приамурского края, о состоянии
печатного дела, ограничениях в общественной мысли, действовавших в начале
XX века. Для работы с этими источниками диссертант обращался к фондам
Российской национальной библиотеки, Российской государственной
библиотеки, Российского государственного исторического архива Дальнего Востока, Государственного архива Хабаровского края.
Таким образом, обширная источниковая база, исследованная комплексно, позволила составить полную картину становления и развития института цензуры на Дальнем Востоке России в 1901 – 1917 гг.
Основные положения, выносимые на защиту:
1. До начала XX века на Дальнем Востоке России отсутствовали официальные органы цензуры, что негативно сказывалось на развитии книжного дела и журналистики, поскольку круг лиц, занимавшихся
36 Собрание Узаконений и распоряжений правительства № 87. 1903; Собрание Узаконений и
распоряжений правительства № 66. 1906; Устав о цензуре и печати с изменениями по 1 июля 1905 г. /
сост. И.Н. Лодыженский и И.В. Ратьков-Рожков. СПб., 1905; Временное положение о военной
цензуре в связи с действующим Уставом о цензуре и печати / сост. И.К. Авдеенко. Одесса. 1914;
Свод законов Российской империи. СПб., 1990. Т. 14. Ч. 2–3; Российское законодательство X – XX
веков : в 9 т. М., 1994. Т. 9; Русская журналистика в документах: история надзора / сост. О.Д.
Минаева. М. : Аспект Пресс, 2003.
37 Мартынов Е.И. Из печального опыта Русско-японской войны. СПб., 1906.
38 Гейнце Н.Э. В действующей армии. Письма военного корреспондента. СПб., 1904.
39 Табурно И. Правда о войне. СПб., 1905.
40 Туринский М. Газеты в провинции (воспоминания и наблюдения) / М. Туринский //
Исторический вестник. – 1912. – Т. 128, № 4.
41 Зарницын Н. Страничка из истории печати в Сибири / Н. Зарницын // Цензура в России в
конце ХIХ – начале ХХ века : сб. воспоминаний. СПб., 2003.
42 Рудаков В.Е. Последние дни цензуры в Министерстве народного просвещения / В.Е. Рудаков.
– Санкт-Петербург : Тип. А.С. Суворина, 1911.
цензурованием печати, не был четко определен, а читатели Приамурского края отличались социокультурной неоднородностью.
2. Появление первой цензорской службы в Приамурском крае являлось
результатом реализации государственной политики и стало важным этапом
развития института цензуры. Функции цензурных органов были возложены на
Конференцию Восточного института, но Совет института не подчинялся
Главному управлению по делам печати при МВД, поскольку находился в
юрисдикции Министерства народного просвещения, оставаясь, таким образом,
в неопределенном правовом статусе.
3. Профессионализация цензурного дела началась в 1906-м г. после
утверждения состава инспекции по делам печати, что явилось результатом
целенаправленной работы властных структур. При этом местные цензоры
вынуждены были руководствоваться не только общероссийскими Уставами, но
и локальными правовыми актами. Издатели и редакторы часто нарушали
нормы действующего законодательства, однако уголовные преследования были
единичными.
4. С началом русско-японского противостояния на Дальнем Востоке была
организована военная цензура, которая ограничивала обеспечение
дальневосточного населения объективной информацией. Антиномия
циркуляров и распоряжений гражданской и военной цензуры приводила к
появлению в дальневосточной печати нежелательных к публикации сведений.
Отсутствие полноценных органов цензуры в дальневосточных городах в
рассматриваемый период являлось негативным фактором для реализации целей
цензуры.
5. Геополитическая ситуация накануне Первой мировой войны
обусловила реформирование органов цензуры в Приамурском крае и
ужесточение требований к информационным источникам в условиях военного
положения. Владивосток стал центром цензуры публикаций на восточных и
европейский языках, а также всей неповременной печати, выходившей в
Восточной Сибири.
Научная новизна настоящего диссертационного исследования
заключается в самой постановке проблемы, которая до настоящего времени не была предметом специального изучения. Впервые рассматривается динамика развития института цензуры дореволюционного периода в дальневосточных регионах страны от его создания до ликвидации. Автор выявляет предпосылки появления нужды в профессиональном контроле печатного слова и прослеживает эволюцию цензурного аппарата в регионе. В научный оборот вводятся документальные источники четырех федеральных архивов, которые ранее применительно к теме исследования не использовались. Кроме того, определена структура и практическая деятельность цензурных органов гражданского и военного ведомства в регионе. Представлены важные
особенности функционирования органов надзора во время действия военного
положения, в котором Приамурский край находился на протяжении всего
изучаемого периода. Проведен анализ законодательного обеспечения
деятельности цензурных органов в региональных условиях.
Сформулированные в диссертации положения расширяют сферу научного знания в области истории государственных органов власти на Дальнем Востоке России, а также истории журналистики. В результате реконструкции функционирования цензурной практики удалось воссоздать историю этого социального института на восточных границах Российской империи в начале XX века в широком диапазоне.
Практическая значимость настоящего исследования состоит в том, что материал, представленный в диссертации, вносит значительный вклад в изучение цензурной политики в провинции, что может способствовать дальнейшему исследованию вопроса при создании обобщающих работ по истории органов государственной власти, истории цензуры и региональной журналистики. Результаты исследования могут быть использованы для подготовки монографии об истории цензурных органов на Дальнем Востоке, а также включены в разработку комплексного исследования по истории дальневосточной печати. На основе материала, представленного в настоящей диссертации, можно разработать спецкурс об истории цензуры на Дальнем Востоке; сведения настоящей работы могут также дополнить лекции и семинары студентов-историков и журналистов.
Степень достоверности и апробация результатов. Основные положения и выводы исследования докладывались более семи раз на конференциях международного, российского и регионального уровня. Среди них наиболее значимыми являются доклады на международных конференциях – «Историческое образование на российском Дальнем Востоке: проблемы преподавания истории на современном этапе» (Владивосток, 2013); III Международная научная конференция «История книги и цензуры», посвященная памяти А.В. Блюма (Санкт-Петербург, 2014); IV Международная научная конференция «История книги и цензуры», посвященная памяти А.В. Блюма (Санкт-Петербург, 2015); XIX Павленковские чтения. Международная научная конференция «Книжное дело в России в XIX – начале XX века» (Санкт-Петербург, 2015); Всероссийская научно-практическая конференция «Революция 1905 – 1907 гг. в России и на восточных окраинах империи. Формирование российского парламентаризма» (Владивосток, 2016).
Основные положения диссертационного исследования отражены автором в научных публикациях и докладах, в том числе в 4 статьях, опубликованных в рецензируемых журналах из перечня ВАК.
Структура работы. Диссертационное исследование состоит из введения, трех глав, восьми параграфов, заключения, списка литературы и приложения.
Предпосылки организации контроля над печатным словом в Приамурском крае к началу XX века
К началу XX века Приамурский край стал одним из самых динамично растущих регионов Российской империи. Развитие железнодорожного и морского транспорта способствовало активизации процесса переселения на Дальний Восток жителей западных губерний. В отечественной историографии тема колонизации Дальнего Востока хорошо изучена во многом благодаря трудам дореволюционных общественных деятелей, публицистов, а также ученых – статистиков, историков и др. В этих работах ценные сведения о количественном и качественном составе населения представлены в полном объеме. Так, весьма показательно описывал социальный состав населения крупных дальневосточных городов Н.В. Слюнин: «Трудно обрисовать пеструю, разнохарактерную и разноплеменную толпу, из которой складывался состав Приамурского края»1.
Дореволюционные авторы подробно исследовали переселенческую политику государства, указывая на проблемы кампании, бытовые и социальные трудности, с которыми сталкивались новые жители региона. Несмотря на то, что статистические характеристики во многих исследованиях несколько расходятся, по усредненным данным население двух крупнейших территорий Дальнего Востока – Амурской и Приморской области (без северных уездов) – к 1900 году приблизилось к цифре в 500 000 человек2. Социальный состав населения был крайне неоднородным: военные армии и флота, должностные лица, домовладельцы, торговцы, служащие предприятий, крестьяне. Большинство жителей оказались на восточных рубежах империи в так называемую третью волну переселения, то есть в период с 1893 по 1904 гг. Это связано, прежде всего, с тем, что в этот период произошло объединение рельсовых веток запада и востока Транссибирской магистрали, а также активизацией переселенческой политики, проводимой правительством, в том числе предоставлением субсидий «новым» жителям региона. Так, по данным авторов солидного отчета, собранного сотрудниками общеземской организации, наивысший подъем переселенческой волны пришелся на 1896 год, когда в восточные районы перекочевало 186 тысяч переселенцев3. Хотя здесь необходимо уточнить, что автор в данном контексте говорит об общем количестве переселенцев, прибывших во все сибирские и восточные провинции. До Амурской области и Южно-Уссурийского края добиралось лишь около 55 % всех отправившихся в дорогу к Тихому океану. Остальные переселенцы обосновывались в других местах4, встретившихся им в пути.
Особое внимание стоит обратить на пестроту национального состава Дальнего Востока. По данным исследователей-демографов, особенностью развития территории стало наличие большого числа пришлого населения, подданных иностранных государств. Например, С.М. Духовской во времена пребывания на посту приамурского генерал-губернатора усилил работу по наполнению края переселенцами. По признанию П.Ф. Унтербергера, Духовской исходил из мысли, что «пустынный край желательно заселить, пусть и желтыми» и принять меры «к скорейшему их обрусению»5. Поэтому период конца XIX века – начала нового XX столетия стал временем бурного притока в край нерусского населения, которое становилось полноценным участником социально экономического развития территории.
По статданным всеобщей переписи 1897 года, на 100 русских подданных иностранцев числилось в Амурской области – 13,6, в Приморской – 49,16 человек. А по данным профессора В.В. Синиченко, при публикации которых он ссылается на архив МИДа, в целом иностранные рабочие составляли в начале XX в. более 42% всей рабочей силы региона7.
О большой плотности азиатского населения говорят все авторы, изучавшие проблему колонизации дальневосточных провинций. Так, общественный деятель Спиридон Меркулов, который был председателем Временного Приамурского правительства в 1921 – 1922 гг., описывая количественный состав жителей ЮжноУссурийского края, отмечал, что в начале XX столетия (1906 г.) только во Владивостоке проживало 68 000 иностранцев, население города при этом составляло 98 000 человек. По данным политика, «все ремесла, весь труд исключительно находился в руках китайцев, японцев и корейцев, а крупная городская торговля была сосредоточена в руках семи фирм, шесть из которых были иностранными»8. В подтверждение присутствия в регионе огромного количества иностранцев С.Д. Меркулов приводит статистику посещения города иностранными судами. Частыми визитерами портов на востоке России были германские, японские, американские, норвежские корабли. Такая практика стала одним из факторов, формирующих население в Дальневосточном крае.
Иммигранты селились на востоке России одновременно с приходом российских подданных. Учитывая обширную территорию Приамурского края, распределение иностранцев по населенным пунктам было неодинаковым. В небольших городских и сельских населенных пунктах граждане соседних азиатских государств составляли до 10% численности всего населения9, но в крупных городах – во Владивостоке, Благовещенске и Хабаровске – этот процент был гораздо выше. Именно поэтому среди основных «анклавов» дальневосточного населения помимо так называемых «инородцев» (аборигенов) и пришлых русских, бесспорно, выделялись и «иностранные подданные». Причем, как считает доцент Новосибирского государственного технического университета Э.А. Воробьева, услуги «трудовых мигрантов были жизненной необходимостью для молодого региона. При этом «иностранное население» было под пристальным наблюдением властей. Подозрительность имела место, даже если конкретное «нерусское» лицо прожило на Дальнем Востоке полтора-два десятка лет и полностью «обрусело»10.
Немаловажными являются показатели участия в колонизации региона в указанный период образованного населения. Новыми жителями Приамурского края становились врачи, учителя, военные, прибывшие сюда по долгу службы. Многие из них были попросту ссыльными. О значительной численности такого контингента говорит тот факт, что уже к началу нового XX столетия в регионе появляются научные группы и объединения. В 1872 – 1904 гг. начался первый период «активного формирования научных обществ, главным из которых стало Географическое Общество изучения Амурского края»11. В регионе велась активная исследовательская работа, экспедиционная деятельность, появились музеи и библиотеки, открылось первое высшее учебное заведение – Восточный институт.
Таким образом, освоение русского Дальнего Востока в указанный период можно считать весьма успешным, напрямую на это, в числе прочих свидетельств, указывают стабильные показатели роста населения, которые продолжались на протяжении долгих лет.
Анализируя проблему социального развития Дальнего Востока, можно и далее приводить данные, которые позволяют углубить и расширить представление о колонизации данной территории. Однако в настоящем исследовании обращение к этому вопросу необходимо лишь для того, чтобы выявить общие тенденции развития региона в тот момент, когда правительство всерьез задумалось о создании полноценного цензурного органа.
Вместе с социально-экономическими преобразованиями, которые происходили на берегах Тихого океана, регион становился центром международной политики азиатских и европейских стран. Столкновение российских и японских интересов в Маньчжурии и Корее вскоре переросло в масштабное военное противостояние, обострив тем самым международные отношения на континенте. В условиях нарастания межгосударственной напряженности действующей власти в России было необходимо подчинить контролю выходящую на Дальнем Востоке периодическую печать. По сути, формирование института цензуры на востоке страны совпало по времени с обострением политической ситуации в азиатском регионе. И если в центральных регионах империи уже несколько десятилетий действовала отлаженная вертикаль цензурного аппарата, то на окраине страны, куда в начале столетия переместился фокус внешней политики, она отсутствовала. Создать такую систему, сделать цензурный контроль профессиональным подталкивала как внутренняя, так внешняя политика царского правительства, поскольку нарастание международных противоречий в этой части света впервые поставило Дальний Восток в центр внимания огромного числа средств массовой информации в разных странах мира.
Цензурная практика на Дальнем Востоке накануне Русско-японской войны 1904 – 1905 гг.
Начало XX века ознаменовалось обострением политических противоречий на Дальнем Востоке. В 1904 году оно вылилось в полномасштабную военную конфронтацию, в которой открыто силой оружия отношения выясняли Россия и Япония. При этом десятки других стран были вовлечены в противостояние, хотя напрямую при этом не являлись участниками кровопролитных столкновений. К апогею кризиса отношений между Японией и Россией привели сразу несколько событий, которые произошли в восточной части Азии. Прежде всего, это заключение союза между Россией и Китаем в 1896 г., оккупация Маньчжурии русскими войсками, продолжавшаяся даже после подавления боксерского восстания 1900 г., накопившиеся противоречия между Петербургом и Лондоном, заключение англо-японского союза в 1902 г.83, стремление России обеспечить незамерзающую военно-морскую базу на берегах Тихого океана. Иными словами, тектоника причин конфликта уходила корнями сразу в несколько серьезных проблем, которые привели к таким радикальным проявлениям, явно не нужным населению обоих государств.
Социальные потрясения, происходившие в стране и мире, не могли не вызвать живейшего интереса со стороны общества. Множество газет и журналов, несмотря на жесткие цензурные правила, отражали на своих страницах важнейшие моменты современности84. Накануне Русско-японской войны многие сторонники укрепления государственной власти отмечали необходимость усиления в стране правительственной пропаганды в печати, развития системы официального информационного влияния на население и армию. Особенно такая работа активизировалась после назначения на должность председателя правительства С.В. Витте. Будучи министром финансов, а затем главой правительства, он начал систематически проводить в области информации политику усиления влияния государственной пропаганды85. Также исследователи печати отмечали, что накануне и во время Русско-японской войны 1904 – 1905 гг. «со стороны правящих кругов впервые предпринята широкомасштабная попытка целенаправленного формирования общественного мнения, главным образом, через печать»86. При этом структурные основы такого механизма к началу XX века в Российской империи еще были слабо оформлены. Как утверждает историк Е.А. Гладкая, все мероприятия по идеологическому воздействию на население «были спонтанными», определенная программа пропаганды отсутствовала87. Вполне естественно, что власть в условиях напряженной внутриполитической и международной обстановки предпринимала попытки реализовать действенную пропаганду своих поступков, производила решительные шаги в стремлении обрести поддержку масс. Поскольку каналов такой связи с населением было в тот момент крайне мало, периодическая печать должна была стать главным рупором пропаганды. При этом требовалось придать прессе желательное направление в трактовке текущих событий и различных вопросов государственной и общественной жизни. Очевидно, что контроль за выполнением таких установок осуществляло Главное управление по делам печати, в частности, штатные цензоры.
В Приамурском крае, где в начале XX века продолжает формироваться система социально-общественных отношений, такая работа требовала особой отдачи и была необходима. Непосредственно осуществляя регулирование информационных потоков, дальневосточная цензура выполняла несколько ведущих функций. Главная из них заключалась в контроле за распространяемой информации в соответствии с действующими правилами. Другая задача службы в отдаленном регионе сводилась к регламентированию, то есть по средством выпускаемых устно замечаний, указаний и рекомендаций, в какой-то степени влияла на организационную работу местных издателей. И третья функция в условиях военной угрозы – охранительная. Она нацелена на сохранение в тайне государственных, военных и других важных секретов, которые могли оказаться в печатных изданиях. В современных исторических исследованиях большинство авторов, описывающих теоретические основы феномена цензуры, присваивают ей все эти функции88. В частности, выделяют репрессивную, профилактическую роль цензуры, санкционирующую, манипулятивную и другие функции. Но, на наш взгляд, перечисленные функции не выполнялись в условиях осуществления цензуры коллегиальным органом управления Восточного института, поскольку Конференция попросту не была наделена полными правами цензурного органа.
Учитывая, что организационно-правовое формирование цензуры на Дальнем Востоке началось накануне Русско-японской войны, преподаватели Восточного института должны были сразу включиться в эту работу, тем более, что находились они непосредственно в дальневосточном регионе, куда перемещался вектор внешней политики страны. С этой целью в 1903 году Главное управление по делам печати принимает долгожданное для многих регионов империи решение – утверждение нового штата цензурного ведомства. Фактически происходит расширение штатного расписания. Наряду с Харьковом, Нижним Новгородом, Саратовом, Ростовом-на-Дону и Томском во Владивостоке нормативно-правовым актом утверждают штатную должность отдельного цензора89. Согласно статистике, приводимой в документе, в дальневосточном городе в надзоре нуждалось 4 выпускаемых тут газеты, а также 7 заведений, таких как библиотеки, книжные магазины90. Однако на практике реализовывать решение министерства не стали и работу по цензуре внутренней и иностранной печати продолжила Конференция Восточного института. Можно сказать, что преподаватели вуза делили между собой ставку специального чиновника. При этом, помимо местной периодики, Конференция получала литературу из различных таможен Приамурского края. За отдельное вознаграждение преподаватели могли цензуровать литературу на восточных языках, которая поступала из Сибири и даже центральных районов России91. Выполняя работу, не относящуюся к научно-педагогической деятельности, Восточный институт испытывал ряд трудностей: отсутствие приспособленных помещений, нехватка помощников, большой поток иностранной печати. К тому же «постоянные задержки Главным управлением по делам печати и без того небольшого вознаграждения за выполнение цензуры превращали такую работу в абсолютно нежелательное бремя»92.
С обострением международной обстановки роль института цезуры усиливалась, контроль общественного сознания возрастал, пропаганда императорской политики все активнее внедрялась на страницы печати. К цензорам газет и журналов стали предъявляться повышенные требования. Все чаще директору Восточного института приходилось писать объяснения генерал-губернатору и в Главное управление по делам печати по поводу якобы пропущенных цензурой непозволительных и нежелательных статей. При этом цензоры-преподаватели неоднократно заявляли в министерство о том, что на «протяжении двух лет на Дальнем Востоке не было каталога запрещенных печатных изданий. При отсутствии каких-либо указаний от Главного управления по делам печати относительно уже процензурованных изданий Конференции приходилось «на все поступающие издания смотреть как на неизвестные и обременять себя лишней работой». «Хотя, – добавляют преподаватели института, – не подлежит никакому сомнению, что многие издания поступают в Санкт-Петербург и Варшавский комитет за несколько месяцев до представления их в Восточный институт»93.
В 1904 году новый директор Д.М. Позднеев (брат первого директора А.М. Позднеева) предпринимает попытку определить правовой статус Совета института, чтобы окончательно решить вопрос об обязанностях вверенного ему учреждения. Главная проблема дальневосточной цензуры, по мнению современников, состояла в том, что было абсолютно неясным юридическое положение тех, кто занимается контролем печати в регионе. «Непонятно, представляет ли Конференция собою комитет или лишь отдельного цензора с двойным окладом»94. Практика цензурования местной печати показала, что в виду удаленности от Петербурга Конференция нуждается не только в признании за нею прав отдельного комитета, но даже в некотором более существенном обеспечении ее положения»95, – указывалось в этом обращении в Главное управление при МВД.
Особенности работы инспекции по делам печати в межвоенный период (1906 – 1914 гг. ).
Формирование профессионального цензурного аппарата происходило на Дальнем Востоке в течение всего первого десятилетия XX столетия. При этом Владивосток становился центром печатного надзора в огромном Приамурском крае, а также соседней Манчьжурии, где российское присутствие оставалось весьма ощутимым и после поражения в войне с Японией. При этом появление инспекции по делам печати лишь в одном городе огромного стратегически важного региона не могло удовлетворить всех потребностей государства в формировании общественного сознания населения. Отсутствие штатных чиновников цензурного ведомства в Приамурском крае не способствовало и сохранению идеологических основ абсолютной монархии, которые, безусловно, пошатнулись после революционных событий и проигранной войны. Контроль проблематики выступлений в печати, содержания книжной продукции, появляющейся как внутри региона, так и прибывающей из разных уголков мира, ложился в основном на неподготовленных чиновников местных администраций.
Ключевым фактором общественной ситуации на Дальнем Востоке оставалось объявленное в регионе военное положение, которое продолжало действовать и после вооруженной конфронтации. И хотя военно-цензурные комиссии при Штабах Армий официально прекратили свою работу еще в 1905 году, гражданские цензоры продолжали выполнять свои обязанности с учетом напряженной международной обстановки.
Военное положение усиливало роль провинциальной власти. Губернаторы обладали дополнительными правами создавать жесткие цензурные установки. Постановления локального характера были обязательными для издателей, авторов, редакторов, наравне с правительственными указаниями. При этом «формулировки циркуляров были настолько общими, что позволяли инкриминировать нарушение запретов по чрезвычайно широкой теме публикаций»89. Немаловажным было и то, что в условиях действия военного положения административным органам гражданского ведомства предоставлялось право не только налагать арест на номера периодического издания, но и приостанавливать их на все время объявленного военного положения. Как указывает Т.В. Прудкогляд, «в течение 1906 – 1909 гг. на Дальнем Востоке прекратили выходить около 90 газет и журналов»90. Этот факт становился предметом обсуждения в печати. Так, «Уссурийская жизнь» писала, что «власть, заботясь об укреплении печати, закрывает ее одну за другой. Наши порядки удачно сочетают свободу печати с ограждением порядка. Для журналистов наступила пора безработицы»91.
Однако, на наш взгляд, обозначенная цифра не очень информативна, поскольку для первых десятилетий XX века частое количественное и видовое изменение печати было обычным делом. Общественно-политическая ситуация на Дальнем Востоке складывалась таким образом, что долгожителями на информационном поле региона оставались лишь опытные, обладающие толикой адаптивности и некоторым финансовым запасом издатели. Этим и объясняется одновременное существование в крупных дальневосточных городах не более двух-трех основных газет. И хотя в библиографическом указателе периодической печати представлен солидный список различных газет и журналов, выходивших в 1906 – 1917 гг., большинство из них существовали от нескольких недель и до нескольких месяцев, и лишь единицы имели продолжительную историю92. Но утверждать, что это происходило исключительно из-за строгих цензурных нападок, было бы некорректно.
По мнению военного руководства края, иностранцы, проживающие на Дальнем Востоке, «зорко следят за всеми появляющимися в местной прессе сведениями, которые заключают в себе указания на состояние наших вооруженных сил на Дальнем Востоке»93. По этой причине цензорам повременных изданий, в том числе полицмейстерам, указывалось на необходимость объявления редакторам запрета на публикацию сведений о средствах обороны и личном составе войск. А в случае появления в газетах сведений о беспорядках в войсках, призывах к вооруженному восстанию и подстрекательства к неповиновению властям, разрешалось налагать на газету арест в каждом подобном случае94. Одним словом, сведения, касающиеся обороны края, к публичному обсуждению не допускались, и чаще всего именно армейская тема становилась предметом большинства постановлений военных губернаторов.
Впрочем, обязательное постановление Приамурского генерал-губернатора Н.Л. Гондатти от 3 июня 1907 г. касалось регулирования публикаций разной смысловой проблематики. В преамбуле к нормативному акту отмечалось, что документ издан на основании правил о местностях, объявленных состоящими на военном положении. Он включал следующие указания:
1) воспрещалось оглашение или публичное распространение каких-либо статей или иных сообщений, возбуждающих враждебное отношение к правительству;
2) воспрещалось распространять произведения печати, подвергнутые аресту в установленным законом порядке;
3) воспрещалось всякого рода публичное восхваление преступного деяния;
4) воспрещалось оглашение или публичное распространение: а) ложных сведений о деятельности правительства или должностных лиц, войска или воинской части, возбуждающих в населении враждебного к ним отношения; б) ложных, возбуждающих тревогу слухов о правительственном распоряжении, общественном бедствии или ином событии.
Виновные в нарушении данного постановления могли привлекаться к тюремному заключению на срок до трех месяцев или денежному штрафу до 3000 рублей95. При этом, по мнению военного начальства региона, «именно это постановление позволяло хоть как-то держать печать в пределах законности, поскольку наблюдения за прессой, организованное в Приамурском крае оставляет желать лучшего»96.
Одновременно с этим силу циркуляра имело постановление о правилах подготовки опровержений, размещаемых на страницах местных газет. Оно было адресовано чиновникам губернских администраций и других государственных учреждений. Чины, состоявшие на гражданской службе в Приамурском крае, должны были «точно и неуклонно» их выполнять: «1) опровержения помещать в возможно непродолжительное время после появления статьи; 2) в начале опровержения непременно ссылаться на ст. 138 Устава о печати, чем будут предотвращены попытки редакции не помещать статью, сокращать ее и критиковать в том же номере газеты; 3) в опровержении держаться спокойного, выдержанного делового тона, присущего должностному лицу, являющемуся представителем власти, достоинство которого только умаляется применением политических приемов в статьях, которые имеют цель указать на неправильность известий, сообщенных газетой. Ввиду этого необходимо касаться только фактической стороны затронутого статьей вопроса; 4) опровержения должны быть грамотными и не грешить против ясности; 5) право самостоятельного помещения опровержения в газетах предоставлено чинам, занимающим должность не ниже VII класса»97.
Появление таких правил объясняется тем, что после 1905 – 1905 гг., несмотря на цензурные запреты, дальневосточная пресса превратилась в авторитетную общественную структуру. Поэтому весьма справедливо высказывание исследователя И.А. Шаховой о том, что власть осознавала возросшую роль печати, пользовавшейся доверием у населения. «В связи с этим все чаще органы местной власти стали избегать открытой конфронтации с периодической печатью», пишет автор98. По этой причине взаимоотношения между администрацией и редакторами (издателями) приходилось все чаще основывать не на букве закона, угрожая тюрьмой и штрафами нарушителям Устава о цензуре и печати, а на обыкновенных просьбах и убеждениях.
Очень часто генерал-губернатор указывал наблюдающим за прессой чиновникам на необходимость найти с ее представителями общий язык. При этом формулировки наставлений говорят о сдержанно-уважительном к ним отношении. В частности, цензорам рекомендовано предложить редакторам «воздержаться от упоминаний», попадаются директивы наподобие «прошу обсудить с редакторами в конфиденциальной форме о запрете размещения». Встречается в архивных источниках и такая фраза: «объяснить редакторам о нежелательности появления сведений по этой теме». Обнаруживается в переписке между инспектором по делам печати и военным губернатором словесный оборот «просите редакторов соблюдать нормы закона». Подобные лексемы демонстрируют формирование к 1907 году более конструктивного подхода во взаимодействии власти и представителей печати.
Деятельность военно-цензурной комиссии на Дальнем Востоке в условиях военного времени 1914 – 1917 гг
В 1912 г. правительство Российской империи рассмотрело и приняло важный в общественно-политическом смысле документ. Впервые в истории страны было утверждено «Положение о военных корреспондентах». Этот факт подтверждает намерение верховной власти серьезно заняться подготовкой военно-информационной системы, которая практически отсутствовала во время первого вооруженного конфликта XX столетия – Русско-японской войны.
Подобное новшество было результатом долгих дискуссий сторонников и противников защиты государственной тайны. По утверждению В.О. Бондарь, сразу после окончания противостояния с азиатским соседом «в России начались дискуссии по поводу соотношения свободы слова и защиты секретов. Одни считали, что в прессе не следует затрагивать вопросы, относящиеся к военному и морскому делам. Другие полагали, что гласно должно обсуждаться все, что не может быть секретным»54.
Главной целью нового документа была организация допуска к освещению военной тематики только политически надежных корреспондентов, имевших ясную репутацию. «Положения» регулировали правила пребывания и работы в действующей армии сотрудников прессы и указывали, что они не могут находиться за пределами района расположения штаба главнокомандующего. Также редакции газет обязаны были вносить денежный залог за нахождение корреспондента в районе дислокации армии. «В случае, если предложенный кандидат не удовлетворял таким требованиям или не выполнял указания штаба, он лишался «звания» корреспондента, а редакция теряла свой залог»55. Примечательным было и утверждение количества корреспондентских мест в действующей армии. Если на фронте Русско-японской войны в военном ведомстве насчитывалось 140 работников слова, то «Положение» 1912 г. ограничило эту цифру лишь до 20. При этом «ни одно лицо не имело права посылать с театра военных действий какие-либо сведения, предназначенные для печати, а военным фотографам запретили готовить текстовые публикации, разрешив лишь помещать под иллюстрациями краткие подписи»56.
С началом Первой мировой войны в Российской империи наблюдался рост числа шпионов, прибытие вражеских агентов, которые могли подрывать гражданские устои общества и способствовать распространению пропагандистских сведений, весьма негативно сказавшихся на имидже верховной власти и облегчавших появление у противника нежелательных сведений. Это, безусловно, беспокоило правительство. С целью предотвращения подобной практики и была введена военная цензура, которая, по убеждению И.С. Мироновой, стояла на защите государственных интересов, в первую очередь, от военного шпионажа. По ее мнению, «одним из главных источников, откуда военная цензура черпала информацию, согласно которой правительство могло контролировать, а в некоторых случаях даже корректировать общественное мнение, была корреспонденция»57. Причем основным носителем информации, требующей фильтрации, стали даже не газеты и журналы, чья деятельность по-прежнему диктовалась жестким цензурным Уставом от 1890 г., а письма и телеграммы, пересылаемые российскими и зарубежными подданными за границу и внутри страны.
В условиях военных действий стало понято, что ситуация «потребовала усиления регулирующей роли и жёсткого контроля государства над распространением информации, использования всех информационных ресурсов вне зависимости от форм собственности в целях достижения победы в войне»58. Таким регулятором стало «Временное положение о военной цезуре», которое было принято в первые дни после объявления Германией войны России.
«Временное положение о военной ценуре» – довольно многословный нормативно-правовой акт, состоящий из 9 глав и регулирующий все аспекты деятельности работников печати, почтовых служащих, офицеров, назначенных военными цензорами, а также определяющий правовой статус тех, кто в течение военных лет защищал государство от распространения запрещенных сведений. Примечательно при этом, что сами авторы закона обозначали «Временное положение» как «исключительную меру, направленную на недопущение распространения сведений, могущих повредить военным интересам»59.
Очевидно, что такие попытки оказать влияние на информационное пространство с помощью ограничивающих свободу слова норм говорили лишь о стремлении имперского правительства осуществлять контроль над информацией с полей сражений на должном уровне, чего раньше не было. По сути, это означало одно: «был принят во внимание опыт Русско-японской войны, когда в Японии в ситуации военного времени осуществлялся тотальный цензурный контроль»60.
Согласно закону военная цензура была полной (для театра военных действий) и частичной (для территорий, объявленных на военном положении). Частичная цензура заключалась в просмотре и выемке международных почтовых отправлений и телеграмм, а также в отдельных случаях предполагалась проверка внутренних отправлений61. По указанным в законе правилам, Приамурский край попадал под действие как раз частичного варианта военной цензуры. Однако во время Первой мировой войны регион стал ключевым с точки зрения внешних связей. Удаленность от театра военных действий превратила порт Владивосток «в важный пункт переброски заграничных грузов. Достоинством его стала абсолютная безопасность транспортировки заграничных стратегических грузов»62. Стратегическая важность региона заставила власти увеличить количество цензурных пунктов в крае, и по этому показателю Дальний Восток даже оказался в лидерах. В августе 1914 г. в Штабе Приамурского военного округа прошло заседание под предательством генерала А.П. Будберга, на котором, помимо военных чинов, присутствовали представили гражданской почтово-телеграфной службы.
Собравшиеся обсуждали важный вопрос: назначение военных цензоров и выбор населенных пунктов, где будет осуществляться военная цензура. Комиссия решила, что в дальневосточных крепостях Владивостоке и Николаевске военные цензоры буду назначаться властью комендантов. В Благовещенске, Хабаровске, Никольск-Уссурийске военная цензура телеграмм возлагалась на офицеров по назначению Штаба округа. Военная цензура печати в указанных населенных пунктах, а также в городах Зея и Алексеевск поручалась лицам, которые и до начала войны являлись наблюдающими за повременными изданиями. При этом вся почтовая военная цензура сосредотачивалась во Владивостоке, куда постановили пересылать из всех городов края все международные телеграммы, попадавшие на российский Дальний Восток63. Выбор Владивостока в качестве цензурного пункта всей пересылаемой международной корреспонденции был сделан из-за наличия здесь чинов и офицеров, владеющих иностранными языками, а также ввиду стратегического значения: город превратился в главный морской порт на Дальнем Востоке.
Временно командующий войсками Приамурского военного округа Л.Л. Сидорин издал по результатам заседания приказ, по которому при штабе в Хабаровске создавалась военно-цензурная комиссия. Ее председателем был назначен старший адъютант окружного штаба Б.В. Оверин. Этим же распоряжением частичная военная цензура для международных почтовых отправлений и телеграмм, помимо Владивостока, была организована и на ст. Пограничной Приморской области. Внутренние телеграфные отправления цензуровались в крепости Владивосток, в городах Никольск-Уссурийском, Хабаровске и Благовещенске64.
Помимо этого, цензурные пункты Владивостока и ст. Пограничной вошли в общероссийский список населенных пунктов, куда следовало направлять почтовые отправления, адресованные за границу. То есть вся корреспонденция до пересечения территории России подлежала обязательному просмотру в Санкт-Петербурге, Одессе, Тифлисе, Иркутске либо во Владивостоке и ст. Пограничной. Таким образом, почтово-телеграфные конторы всей страны должны были выбирать ближайший по пути следования корреспонденции цензурный пункт, откуда почтовые пересылки, посылки или телеграммы отправлялись уже в другие страны65.
Цензурный пункт во Владивостоке стал самым крупным на Дальнем Востоке и одним из крупнейших в стране. Его заведующим был назначен преподаватель Восточного института Е.Г. Спальвин, большой знаток японского языка и азиатской культуры. Помимо цензуры почтовых отправлений на восточных языках служащие пункта просматривали телеграммы на французском, немецком, английском, латышском, эстонском и польском языках66. Стоит отметить, что цензура почтовых отправлений предполагала деление на:
1) цензуру заграничных почтовых отправлений (письма, телеграммы);
2) цензуру почтовых отправлений военнопленных;
3) цензуру иностранных газет и журналов67.