Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА I. Источники изучения, условия развития и формы исторического сознания русского населения Сибири второй четверти XVIII - конца XIX вв 33-107
1.1. Источники изучения вненаучных представлений о прошлом 33
1.2. Социокультурные условия развития исторического сознания русского населения Сибири 66
1.3. Формы исторического сознания русских сибиряков 83
ГЛАВА II. События прошлого во вненаучном историческом сознании русского населения Сибири во второй четверти XVIII - конце XIX вв 108-169
2.1. Монарх и государство в историческом сознании русских сибиряков 108
2.2. Социально-политические и религиозные движения в исторической памяти народа 127
2.3. Присоединение и освоение Сибири в исторических представлениях русского населения 148
Заключение 170
Список использованных источников и литературы 174
Список сокращений
- Источники изучения вненаучных представлений о прошлом
- Социокультурные условия развития исторического сознания русского населения Сибири
- Монарх и государство в историческом сознании русских сибиряков
- Социально-политические и религиозные движения в исторической памяти народа
Введение к работе
Актуальность темы исследования. Изучение особенностей исторического сознания русского населения Сибири и его развития во второй четверти XVIII - конце XIX вв. имеет важное значение для истории духовной культуры этого региона и России в целом. Историческое сознание является одним из важнейших компонентов общественного сознания, в котором большое место занимает инвариантная часть. В связи с этим, анализ исторического сознания позволяет выявить базовые представления, сохраняющие свое значение вплоть до настоящего времени.
Особое место в исторических исследованиях последних десятилетий XX в. занимает осмысление того, что именно из явлений и феноменов прошлого - и почему - сохранялось в памяти сменяющих друг друга поколений, как реинтерпретировались эти события в различные исторические периоды, как в этом проявлялась смена социально-культурных представлений и понятий, как преобразовывалась сама память ближайших или же более отдаленных потомков. То есть, говоря другими словами, как формировалось и развивалось историческое сознание.
Большой комплекс различных по своему характеру источников, в той или иной степени отразивших особенности исторического сознания отдельных социальных и этноконфессиональных групп русского населения Сибири - крестьян, горнозаводских рабочих, старообрядцев и других, был собран и проанализирован исследователями в течение ХІХ-ХХ вв1. Во второй половине XX в. в социально-гуманитарных науках была разработана теория исторического сознания, определены его функции и выделены основные элементы структуры. В связи с этим, в настоящее
время важно, опираясь на накопленный ранее эмпирический материал, использовать эти теоретические разработки для изучения исторических представлений русских сибиряков второй четверти XVIII - конца XIX в., что создаст условия для более целостной их реконструкции.
Проходивший в XX веке процесс размежевания социальных наук, сопровождался их взаимопроникновением и взаимообогащением. Это явление исследователи определяют как междисциплинарность2. Для него характерно использование моделей и методов одних дисциплин другими, что нередко приводит к модификации и самого предмета исследования. Б.Г.Могильницкий считает, что междисциплинарный подход призван синтезировать возможности разных дисциплин, изучающих отдельные «аспекты социальной жизни человека и самого этого человека как социального существа»3. По мнению Е.Б Рашковского междисциплинарность обеспечивается, во - первых, присутствием элементов исторического воззрения и даже исторических методик в любой из развитых форм знаний, а, во - вторых, тем, что историческая наука, изучая человека и человеческое время, использует для этого различные виды текстов4. Применение междисциплинарного подхода позволяет более полно раскрыть особенности исторического сознания как одного из элементов духовной культуры русского населения Сибири.
В последнее время происходит переосмысление сциентистских подходов в различных областях знаний. Особенно это характерно для гуманитарных наук. В связи с этим становится актуальным изучение вненаучных исторических знаний, которое позволит определить как дол го сохраняли они гносеологическое значение и для каких категорий населения.
Объект и предмет исследования. Объектом данного исследования является историческое сознание русского населения Сибири. В рамках данного исследования акцент будет сделан на рассмотрение сознания, то есть осмысления и переживания разными группами сибирского общества знаний о прошлом . Это определяется необходимостью анализа не только конкретных представлений об исторической действительности, то есть знаний о фактах, но и аксиологического, ценностного аспекта, характерного для сознания. Введение категории «сознания» позволяет выделить те ценности, выработанные обществом - религиозные, нравственные, политические и другие, - на которые ориентируются субъект или группа субъектов в тот или иной исторический период. При этом надо учитывать, что понятие «историческое сознание» не имеет в современной науке однозначного определения. Как нам кажется, целям нашего исследования с наибольшей полнотой отвечает определение исторического сознания как специфической формы духовного освоения действительности, характеризующейся способностью самоопределения в историческом времени и в социальном пространстве5, так как эти категории являются для всех этапов его развития базовыми, а процесс изменений представлений о них наиболее четко реконструируется.
Историческое сознание - универсальная форма в структуре общественного сознания. Оно всегда социально детерминировано. Его содержательная сторона и, вместе с тем, социальные функции изменяются и обогащаются. Основными компонентами исторического сознания как формы общественного сознания являются: во-первых, устная и фиксированная социальная память; во-вторых, ретроспективная реконструкция
исторических фактов и приведение их в систему; в-третьих, осознание закономерностей исторического процесса; в-четвертых, общественно-историческое предвидение и социальные проекты, планы преобразования общественного бытия.
Предметом исследования является выявление общих закономерностей развития вненаучных форм исторического сознания русского населения Сибири во второй четверти XVIII - конце XIX вв.
После зарождения в России исторической науки продолжает сохраняться гносеологическое и аксиологическое значение донаучных форм исторического сознания. Совокупность этих форм, продолжавших существовать параллельно с научной формой исторического сознания, мы определяем как вненаучное историческое сознание.
При этом следует обратить внимание на то, что понятие «вненаучное историческое сознание» охватывает более широкий круг явлений, чем «обыденное». Так, например, оно включает в себя христианский провиденциализм и эсхатологические теории, эпос, социально-утопические легенды, которые содержат достаточно сложные историософские построения, явно выходящие за рамки обыденных представлений о прошлом, хотя и не имеющие научной методологической основы.
Цель и задачи исследования. Целью исследования является целостная реконструкция вненаучного исторического сознания русского населения Сибири во второй четверти XVIII - конце XIX вв.
Исходя из этой цели, поставлены следующие задачи:
- охарактеризовать источники изучения вненаучных форм исторического сознания у русских сибиряков второй четверти XVIII - конца XIX вв.;
- проследить, какие исторические условия оказали влияние на развитие вненаучного исторического сознания русского населения Сибири в исследуемый период;
— используя междисциплинарный подход, дать анализ форм исторического сознания и их особенностей у русского населения Сибири во второй четверти XVIII - конце XIX вв.;
- выявить те события истории России и Сибири, которые в наибольшей степени повлияли на развитие исторического сознания русских сибиряков.
Хронологические рамки исследования. Хронологические рамки работы охватывают период со второй четверти XVIII в. до конца XIX в. Нижняя хронологическая граница исследования определяется следующим. Во-первых, в 20-30-е годы XVIII в. начинают давать результаты преобразования, проведенные Петром І в области культуры и образования, в связи с чем намечается определенная рационализация сознания. Во-вторых, в этот период в России зарождается и развивается отечественная историческая наука, тесно связанная с западноевропейской рационалистической традицией Нового времени. Поэтому, именно с этого времени можно вводить разграничение научного и вненаучного исторического сознания у русского населения Сибири. В-третьих, с 30-х годов XVIII в. Сибирь активно включается в сферу научных интересов российских ученых, в том числе историков, формируются подходы к решению вопросов региональной истории.
Верхняя граница определяется тем, что в конце XIX в. в большинстве районов Сибири начинает складываться новая, значительная группа русского населения. Она формируется из числа переселенцев-новоселов, оказавшихся в Сибири в результате проведения в России буржуазных реформ 60-70-х гг. XIX в., а затем столыпинских аграрных преобразований. Новая волна переселенцев принесла с собой изменения в духовной культуре, в том числе в историческом сознании, связанные с началом распада традиционной народной культуры и формированием массовой, анализ которых выходит за пределы данного исследования.
Территориальные рамки работы. Территориальные рамки исследования включают и Западную, и Восточную Сибирь. Это связано с тем, что в рассматриваемое время прослеживается единый процесс расселения русского населения на территории Сибири, вследствие чего наблюдается определенное сходство в духовной культуре и историческом опыте. Для целостной реконструкции вненаучного исторического сознания необходимо использовать источники, происхождение которых связано с различными социальными и этноконфессиональными группами русского населения. Но исторически сложилось так, что материалы, относящиеся к одной группе, например, старообрядцам, происходят преимущественно из Западной, а к крестьянам - из Восточной Сибири. То же самое можно сказать и об отдельных группах источников: исторические песни и летописи в большей степени представлены западносибирскими записями, исторические предания - восточносибирскими. В результате определенных исторических обстоятельств произошло разъединение некоторых социальных и этноконфессиональных групп и расселение по различным районам Сибири, поэтому для определения их места в процессе эволюции исторического сознания, требуется комплексное изучение источников, относящихся к этим группам.
При рассмотрении некоторых аспектов исследуемой темы в качестве материала для сопоставления и общих выводов привлекаются источники, относящиеся к другим регионам России, в том числе северу Европейской части России и Уралу. Это обусловлено тем, что между ними и Сибирью поддерживались наиболее устойчивые духовные связи, что позволяет привлечь для реконструкции исторических представлений сибиряков дополнительные и уточняющие данные с других территорий.
Степень научной разработанности темы. Исследовательская литература по проблемам исторического сознания русского населения Сибири второй четверти XVIII - конца XIX вв. может быть разделена на три группы: работы, в которых рассматриваются вопросы общей теории
исторического сознания, его структуры и функции; исследования, посвященные разработке проблем развития исторического сознания русского народа в целом в рассматриваемый период и анализу особенностей исторического сознания отдельных социальных и этноконфессиональ-ных групп русского населения; труды, раскрывающие различные аспекты изучения исторического сознания русского населения Сибири.
Проблема исторического сознания в русской философии истории начинает активно обсуждаться, по мнению А.Н. Панюкова6, после выхода в свет в 1811 г. книги Н.С. Арцыбашева «Приступ к повести о русских». В разное время в этом обсуждении приняли участие В.Н. Каразин, С.Д. Карпенко, Н.И. Воронов, К.Н. Бестужев-Рюмин, А.И. Введенский и другие представители отечественной дореволюционной социально-философской мысли7. При этом следует обратить внимание на то, что само понятие «историческое сознание» еще не было введено в научный оборот.
В новейшей отечественной философской литературе проблема исторического сознания была поставлена в середине шестидесятых годов И.С. Коном8. Он определяет историческое сознание как «...осознание обществом, классом, социальной группой своей исторической идентичности, своего положения во времени, связи своего настоящего с прошлым и будущим»9. И.С. Кон особо подчеркивает, что историческое сознание - это, прежде всего, идентификация исторического «Я» и исторического «Мы». Отдельную работу с анализом исторического сознания
опубликовал в 1969 г. Ю.А. Левада10. Под историческим сознанием он понимает: «...все многообразие стихийно сложившихся или созданных наукой форм, в которых общество воспроизводит свое движение во времени»11. Научное значение определения Ю.А. Левады состоит в выделении особой роли факторов стихийности в процессе формирования исторического сознания. Эти положения И.С. Кона и Ю.А. Левады получили развитие в работах Б.Г. Могильницкого «О природе исторического познания» и «Историческое познание и историческое сознание»12. «Историческое сознание, - пишет Б.Г. Могильницкий, - это совокупность представлений, присущих обществу в целом и составляющим его социальным группам в отдельности, о своем прошлом, как и о прошлом всего человечества. Каждая национальная и социальная общность обладает определенным кругом исторических представлений, включающим в себя, в первую очередь, представления о своем происхождении, важнейших событиях и деятелях своего прошлого, соотношения их с историей других стран»1 . Эти позиции, во многом, разделяет А.И. Ракитов14. Анализируя сущность и содержание исторического сознания, он, как правило, воспроизводит приведенное выше определение.
М.А. Барг обосновывает и убедительно аргументирует идею, что в историческом сознании отражается «движение социальной природы человека» и только в «историческом сознании это отражение достигает своей адекватной формы»15. При этом М.А. Барг понимает «истори
ческое сознание в собственном смысле слова» - как такую форму общественного сознания, «...в которой совмещены все три модуса исторического времени - прошлое, настоящее и будущее»16.
A.M. Гендин считает, что основу исторического сознания личности и общественных групп образует социальная память. Социальная память (или «мыслимое прошлое») представляет собой духовные следы прошлого в настоящем и включает представления о прошлом как на уровне обыденного сознания, так и на теоретико-идеологическом уров-не . A.M. Гендин подчеркивает: «Историческое сознание, будучи временным срезом (наряду с презентистским и прогностическим сознанием) индивидуального и общественного сознания в целом, охватывает не только представления, знания о прошлом на обыденном и теоретико-идеологическом уровнях, но и комплекс общественно-психологических по своей природе, социально обусловленных чувств, эмоций, переживаний (гордость за славное прошлое своего народа, страны, патриотические настроения, чувства сопричастности к героическим деяниям предков, ответственности за судьбу Отечества и другое»18. Социальная память, воплощающаяся в историческом сознании масс, является важным аспектом духовной истории человечества.
Сходную точку зрения высказывает Н.П. Французова, говоря о том, что историческое сознание представлено не только научными знаниями. Оно включает также обыденное сознание, совокупность стихийно складывающихся представлений, социально-психологические аспекты, оценку, переживание прошлого. Происходит отбор социально значимых знаний, осуществляется связь прошлого, настоящего и будущего в про цессе использования знаний о прошлом для анализа сущности современных явлений и предвидения будущего19.
В.А. Ельчанинов отказался от общего определения исторического сознания. Он выделяет содержание, сущность и объем исторического сознания, подчеркивая диалектическое единство этих понятий, и убедительно показывает недопустимость их подмены. «По своему содержанию историческое сознание, - пишет он, - охватывает всю совокупность существующих представлений, понятий теорий, в которых общество отражает свое прошлое бытие»20. Сущность исторического сознания, по утверждению В.А. Ельчанинова, заключается в многообразной по форме отражения оценке исторической действительности. В объем содержания исторического сознания он включает такие формы исторического сознания, в которых социальный субъект фиксирует свое отношение к прошлой действительности, то есть оценивает ее, и переживает различным образом свое прошлое21.
Таким образом, можно отметить, что современная философская наука не дала точного, однозначного определения понятия «историческое сознание». В то же время, достаточно полно выявлены признаки исторического сознания в целом и отдельных его форм, социальные функции.
Следует заметить, что в последнее время историческое сознание активно изучается социологами. Социологический анализ исторического прошлого направлен, прежде всего, на конкретное изучение процессов его функционирования и тенденций развития. Социологический анализ позволяет выяснить реальный уровень исторического сознания масс, различных социальных групп и корпораций, его включенность в общественное сознание и практическую деятельность людей. Основная цель социо логического анализа - оценить состояние исторического сознания в определенный период развития общества. Соответственно, Г.Т. Журавлев, Б.И. Меркушин, Ю.К. Фомичев дают такое определение: «...являясь сложным и многогранным духовным образованием, историческое сознание включает в себя систему знаний, взглядов, восприятий, представлений, эмоций, чувств, традиций, обрядов, художественных образов, идей, теорий, концепций, в которых индивиды, социальные группы, классы, народы и нации, человечество осознают прошлое, воспроизводят свое движение в пространстве и времени22. Историческое сознание, по их мнению, отражает состояние стабильности и изменчивости в общественном развитии и способствует тем самым связи времен и поколений, обеспечению преемственности общественного развития.
Серьезную попытку решить проблему этапов эволюции сознания предпринял И.В. Ватин. По его мнению, сознание человечества прошло в своем развитии несколько этапов. Ученый выделяет четыре сменяющих друг друга типа сознания: мифологический (наиболее ранний, когда человек ощущал себя песчинкой, растворенной в бездне космоса, игрушкой в руках высших сил, собственное Я в условиях такого мироощущения исчезало, растворялось под давлением бездны неизвестного, враждебного, чуждого); эпический (когда общественное МЫ довлеет над индивидуальным Я, подчиняет его себе), исторический (когда происходит своеобразное уравновешивание МЫ и Я, человек начинает осознавать свою индивидуальность, ценность, свою роль в этом мире, но его оценки все же определяются критериями общественной значимости деяний того или иного исторического лица, общенационального значения того или иного исторического события); лирический тип сознания (когда «Я» довлеет над «МЫ», когда человек, уже осознавший свою исключительность и неповторимость, стремится
прежде всего к самовыражению, используя исторические события лишь как повод для обнародования собственных чувств, мыслей, переживаний)23.
Исследование И.В. Ватина выполнено на стыке философии и психологии. В нем историческое сознание рассматривается как этап эволюции человеческого сознания в целом, а не как одна из форм общественного сознания. Предложенные И.В. Ватиным подходы могут способствовать более четкому структурированию процесса развития фольклора, в том числе исторического, который наиболее полно отразил изучаемые нами формы исторического сознания. Как и в социологии, это пока только отдельные работы, которые могут иметь продолжение.
В отечественной фольклористике также разрабатываются вопросы, связанные с историческим сознанием. Так М.С. Родионов попытался выделить в самостоятельные понятия «историческое сознание» и «процесс ис-торизации сознания». По его мнению «историческое сознание - это идеальное воспроизведение истории (отражение истории), выражающееся в способности обнаруживать причинно - следственные связи и проводить исторические аналогии», а «процесс историзации сознания — 1) объективный процесс, происходящий на основе влияния событий общественной жизни на людей и характеризующийся усилением интереса к истории; 2) деятельность субъектов по формированию потребности в исторических знаниях»24.
Б.Н. Путилов выделил некоторые признаки, характерные для исторического сознания:
1) приобретение способности проецировать факты настоящего на будущее и таким образом прогнозировать (часто очень точно) возможное развитие событий;
2) обязательное соотнесение вымысла с определенными историческими фактами, лицами, с историческими представлениями народа;
3) использование элементов официальной идеологии, если они соотвест-вуют народному представлению о происходящих событиях;
4) на этапе своего становления историческое сознание «ориентирует» преимущественно на те события, что имеют для нации, для государства непреходящее значение . При этом самого понятия «историческое сознание» он не вводит.
В рамках разработки теории исторического сознания к настоящему моменту определены основные элементы его структуры (формы и уровни), выявлена степень зависимости форм и методов историографии от исторического сознания, проанализировано соотношение понятий «историческое сознание», «историческая память», «историческая мысль», «историческая наука».
В то же время, в отечественном обществознании продолжается уточнение структуры исторического сознания. Если говорить об его уровнях, то здесь большинство исследователей выделяют обыденный и научно-теоретический уровни. При этом И.Я. Лернер дает несколько упрощенную характеристику обыденного уровня исторического сознания: это любовь к родному очагу, уважение к могилам предков, знание исто Oft
рий своего села (города) . А.Х. Самиев, СВ. Каменев, Р.А. Каменская отмечают, что обыденное историческое сознание достаточно сложное явление, имеющее такие характерные черты, как мифологизированность, стереотипность, наличие специфического понятийного аппарата, эмоционально-ценностное осмысление прошлого и современных социаль
ных процессов и другие . Наиболее устойчивые представления сложи 28
лись в науке о научно-теоретическом уровне исторического сознания . Определены такие его характеристики, как освоенность всей совокупности исторических знаний и представлений; овладение методологией исторического познания; использование научного понятийного аппарата и так далее, однако их анализ выходит за рамки данного исследования.
При классификации форм исторического сознания во многих социально-философских и историографических исследованиях наметилась тенденция тесно связывать их с формами фиксации, характерными для соответствующего этапа развития духовной культуры. Так, А.Х. Самиев, говоря о формах исторического сознания, рассматривает мифологию, фольклор, художественную литературу, искусство, науку29. М.А. Барг, Р.А. Каменская, А.Н. Панюков выделяют мифологическую, эпическую, религиозную и другие формы исторического сознания, но при этом дают, в основном, развернутую характеристику форм проявления исторического сознания — мифа, эпоса, летописей, социальной утопии, научной концепции и тому подобное.30
В конце 80-х - 90-е гг. XX в. в ряде работ было рассмотрено соотношение таких категорий, как «историческая память», «историческое сознание», «историческая мысль», «историческая наука»31. При этом наиболее широким понятием можно считать «историческое сознание».
.
Историческая (или, в некоторых случаях, социальная) память, создавая особую информационную среду, вовлекая в духовную деятельность по усвоению информационных потоков прошлого различные социальные субъекты, формирует, по сути, практический, обыденный уровень исторического сознания. То есть, историческую память можно рассматривать как базовый компонент вненаучного исторического сознания. Понятие «историческая наука (научная теория)» и «историческая мысль» по своему содержанию выступают как компоненты научно-теоретического исторического сознания. Таким образом, все вышеперечисленные понятия (в том или ином качестве) укладываются в понятие «историческое сознание», так как оно является наиболее всеобъемлющим.
В современной зарубежной историографии, в первую очередь в западноевропейской исторической антропологии, сформировалась целая школа исследователей исторической памяти, что привело к смещению акцентов с анализа временных изменений в истории на ее движение в смысловом пространстве . Как полагают французские исследователи, историку особенно важно осмыслить, с чем связан интерес разных поколений — и, конечно, наш собственный интерес - к тем или иным, не обязательно взаимосвязанным, элементам памяти о прошлом33. Само понятие «историческое сознание» в данном случае не вводится, но отдельные его компоненты подробно изучаются. Происходит развитие основных направлений исторических исследований, связанных с французской «Школой Анналов».
Если говорить о разработанности общетеоретических вопросов, связанных с историческим сознанием, его структурой и функциями, применительно к теме нашего исследования, следует обратить внимание на то, что к настоящему моменту еще недостаточно четко определены
место и функции донаучных форм исторического сознания после возникновения исторической науки, хотя в ряде исследований намечены некоторые подходы к решению этой проблемы34.
Вторая группа представлена исследованиями, рассматривающими развитие исторического сознания русского этноса в целом, а также отдельных сословных и этноконфессиональных групп. В работах В.Г. Белинского, Н.Г. Чернышевского, О.Ф. Миллера, А.Н. Пыпина, К.С. Аксакова35 и ряда других авторов XIX в. анализируются различные аспекты народного сознания, которые современной наукой включаются в понятие историческое сознание. В основном ими рассматривались соотношения языческого и христианского начал в сознании русского народа, роль знаний о прошлом в процессе формирования национального самосознания. Была поставлена проблема соотношения исторической действительности и эпической картины прошлого.
В советский период особое внимание обращалось на влияние, которое оказывала классовая борьба на формирование и эволюцию русского национального самосознания. В работах К.В. Чистова, А.И. Клибанова, И.В. Семенова, А.А. Преображенского и других36, на первое место среди факторов, влияющих на него, выдвигаются социальный протест и участие широких слоев русского населения в процессах, связанных с преобразованиями в России XVIII в. и в военных событиях
XVIII - первой половине XIX вв. При этом исследователи отмечают устойчивость в сознании русского населения социально-утопических и эсхатологических ожиданий. В то же время, обращено внимание на то, что начиная с эпохи петровских преобразований, включение народных масс в исторические события начинает расширяться, как в количественном, так и в качественном отношении, что приводит к «уплотнению» исторического времени, расширению пространственных границ и требует более быстрого усвоения историческим сознанием новых событий и процес-сов37.
Исследователи второй половины XX века значительное внимание уделили особенностям формирования и эволюции исторического сознания отдельных групп русского населения в рассматриваемый период, в первую очередь крестьянства, старообрядцев и солдат. В работах А.В. Буганова систематизированы и проанализированы исторические представления русских крестьян, характерные для XIX века, и определена их роль в процессе формирования национального самосознания38. М.М. Громыко дает характеристику представлений крестьян о прошлом как важной составляющей их духовной культуры XVIII-XIX веков39. Она придает большое значение способам фиксации и сохранения исторических знаний. В.М. Соловьеву, изучавшему события, связанные с восстанием Степана Разина, удалось показать сложность, неоднородность исторического сознания крестьян40. Опираясь на различные источники, В.М. Соловьев приходит к выводу о том, что основное влияние на
историческое сознание крестьян вплоть до начала XIX века оказывали христианская, православная традиция и настроения социального протеста.
Характерные черты исторического сознания старообрядцев выявлены и проанализированы в работах Д.Н. Капаева, О.В. Парилова, М.О. Шахова41. В центре внимания этих исследователей находится социально-философский анализ мировоззрения старообрядцев. Так, М.О. Шахов рассматривает старообрядческие доктрины как этап в развитии православного историософско-эсхатологического учения42. При этом, опираясь на результаты своих исследований, он считает, что следует признать очень тесную зависимость исторического и религиозного сознания у представителей этой конфессиональной группы43. Н.С. Гурьянова и P.O. Крамми пришли к выводу о том, что старообрядцы разработали собственные принципы построения исторического сочинения и определили свое место в истории России44. Опираясь на анализ старообрядческих сочинений, созданных представителями выговской литературной школы в XVIII в., Н.С. Гурьянова определила наиболее характерные для староверов особенности исторического сознания: преемственность между старообрядческой общиной или согласием и Киевской Русью; сохранение народного варианта монархизма; постоянное привлечение византийских и древнерусских сочинений для подтверждения сво их историософских настроений; обостренный эсхатологизм45. Е.И. Дергачева-Скоп и В.Н. Алексеев определили круг старообрядческой четьей литературы и проанализировали особенности их книжной культуры, которую они рассматривают как средневековую по своей сути46. По мнению Е.И. Дергачевой-Скоп и В.Н. Алексеева, утрата дониконовской книжной традиции могла привести старообрядцев к разрыву с истори В работах Э.С. Литвина, Л.Н. Пушкарева рассмотрены некоторые особенности восприятия исторического процесса, характерные для солдатской среды, в том числе преобладание военно-патриотической проблематики в источниках, созданных этой группой населения48.
В качестве подтверждения отдельных положений в вышеперечисленных работах привлекается и сибирский материал, но его анализ не является основной целью исследований.
В начале 60-х гг. XX в. усиливается интерес к проблемам, связанным с изучением особенностей исторического сознания русского этноса и в фольклористике.
На страницах журнала «История СССР» началась дискуссия об историзме эпоса и соотношении эпоса и истории49. В разное время в ней приняли участие В.П. Аникин, С.Н. Азбелев, Д.М. Балашов, Д.С. Лихачев, В.Я. Пропп, Б.Н. Путилов, Б.А. Рыбаков, Ф.М. Селиванов, К.В. Чистов50 и др. В результате определились два подхода к проблеме соотношения исторической действительности и ее отражения в эпосе. Первый подход заключается в том, что эпос (былина, историческая песня) в своем содержании повторяет реальный ход событий или какие-то его существенные моменты, а герой эпоса является историческим лицом, также известным по летописи, в следствии чего эпос представляет собой ценный исторический источник51. Другая точка зрения состоит в том, что эпос отражает не столько конкретные исторические факты или деятельность отдельных личностей, сколько уровень исторического сознания народа. До настоящего времени в фольклористике продолжается обсуждение этих двух точек зрения52.
Уровень развития исторического сознания во многом определяется тем, как понимаются его носителями такие категории, как «время» и «пространство». Категории «времени» и «пространства» в историческом фольклоре рассмотрены в работах Д.С. Лихачева, Ф.М. Селиванова, СЮ. Неклюдова, Ю.Н. Морозова53 и других.
В работах С.Н. Азбелева, Б.Н. Путилова, М.С. Родионова54 определено, что особенности национального фольклора непосредственно связаны с самосознанием народа. В то же время, он оказывает влияние на процесс развития национального самосознания, формируя определенную систему этических примеров и образцов. Выводы вышеназванных исследователей еще раз подтверждают, что исторический фольклор является важным источником для реконструкции исторического сознания, в том числе и в изучаемый период.
Аналогичные проблемы рассматривали во второй половине XX в. и зарубежные этнографы и фольклористы, занимавшиеся славянским и русским фольклором55.
В исследованиях конца XX в. больше внимания стало уделяться таким проблемам, как связь между историческим сознанием и дохристианскими и христианскими воззрениями русского народа; самобытность русского национального мировосприятия и самосознания56.
Работы, относящиеся ко второй группе, позволяют выделить основные подходы к изучению процессов формирования и развития характерных особенностей исторического сознания у русского населения России.
Третья группа включает труды, касающиеся собственно вненауч-ного исторического сознания русского населения Сибири исследуемого периода.
Во второй четверти XVIII - первой половине XIX вв. происходило постепенное накопление материалов, так или иначе относящихся к изучению исторического сознания русских сибиряков. Г.Ф. Миллером, И.П. Фальком, П.И. Небольсиным57 и другими были сделаны записи отдельных преданий, легенд, выявлены письменные источники, отражающие эту сторону общественного сознания. Таким образом, в этот период началось накопление и научное осмысление материалов по исследуемой проблеме.
В связи с разработкой теоретического обоснования областничества во второй половине XX в., начинается более глубокое изучение исторических представлений русских сибиряков. В основном привлекался материал фольклорных источников.
Некоторые исследователи доказывали, что русские сибиряки отличаются ущербностью исторической памяти. Так Н.М. Ядринцев утверждал: «Сибиряк забыл не только вынесенную из России, но и собственную историю. Это отсутствие исторических традиций объясняется постоянными приливами и смешением населения, его разнородностью, как и
со
отдаленностью от центра истории» . А.П. Щапов и большинство областников придерживались аналогичных взглядов на уровень развития исторической памяти русских сибиряков59. По существу они игнорировали то, что в 30-40-е гг. XIX в. СИ. Гуляеву удалось собрать достаточно большой
комплекс фольклорных источников, которые позволили ему утверждать, что русские в Сибири не оторвались полностью от своего прошлого60.
Решительный пересмотр этих общих оценок и суждений происходит в начале XX в. Деятельность собирателей и исследователей первой четверти XX в. позволила создать основу для выработки новых подходов в изучении духовной культуры русского населения Сибири, в том числе особенностей эволюции исторического сознания. Наиболее активную роль в этом процессе сыграли А.А. Макаренко, В.Ф. Миллер, И.И. Тыжнов, И.А. Чеканинский, П.Н. Шеффер61 и другие.
В первой половине XX в., появились отдельные исследования, касающиеся общих и частных вопросов рассматриваемой нами темы. Работы М.К. Азадовского посвящены изучению русской эпической традиции в Сибири, а также начальному этапу развития сибирской литературы . Он обратил внимание на то, что сохранение эпической традиции в Сибири способствовало передаче исторической памяти у русского крестьянства. Анализу преимущественно иркутских летописных и литературных источников посвящены работы Г.В. Кунгурова . В связи с вопросами колонизации Сибири, СВ. Бахрушин проанализировал некоторые поздние летописи и обратил внимание на то, что в них отразились устные предания конца XVI-XVII вв.64 И.Г. Парилов собрал и проанализировал былины, исторические песни и предания, сохранившиеся у русского на селения Нарыма65. По его мнению, сохранность эпической традиции на протяжении нескольких столетий свидетельствует об устойчивом интересе русских сибиряков к истории Киевской Руси и Московского государства.
Проблемы развития духовной культуры русского населения Сибири второй четверти XVIII - конца XIX вв., и в том числе исторического сознания, стали занимать значительное место в сибиреведении с 60-х гг. XX в. Можно выделить работы общего характера, касающиеся русского населения Сибири в целом, и работы, посвященные отдельным социальным и этноконфессиональным группам, или отдельным аспектам рассматриваемой темы.
К первой категории можно отнести исследования Д.А. Кашкарова, Я.Р. Кошелева, М.Н. Мельникова, В.Г. Мирзоева, А.И. Пальцева, Е.К. Ромодановской, Н.Н. Покровского, Л.Е. Элиасова, а также коллективные монографии «История Сибири» (т. II), «Очерки русской литературы Сибири» (т. І)66. В этих работах, на основе анализа различных групп источников (фольклорных, летописных, литературных и других), была дана характеристика некоторых способов сохранения и передачи исторической памяти, выделены ключевые исторические события, нашедшие отражение в вышеназванных источниках, обозначены основные каналы, по которым осуществлялись культурно-исторические контакты
сибиряков с другими регионами России и Европой.
В работах Д.Я. Резуна, В.А.Ламина, А.Р.Ивонина, Т.С. Мамсик, М.В. Шиловского и ряда других ученых история Сибири рассматривается с позиции теории фронтира. В них выявлено воздействие фронтирного положения региона на сознание русских сибиряков .
Из всех социальных и этноконфессиональных групп русского населения Сибири внимание исследователей 70-90-х гг. XX в. в большей степени привлекало крестьянство . В работах этого периода дана характеристика источников, позволяющих изучать особенности его исторического сознания. На основе собранного учеными обширного эмпирического материала, определено значение отдельных исторических событий и целых эпох для русских крестьян Сибири в XVIII - первой половине XIX вв. При этом, как правило, для структурирования материала за основу берется не эволюция исторического сознания, а хронологическая последовательность самих событий или их принадлежность к общероссийской и сибирской истории.
Наиболее полно исторические представления русских крестьян Сибири соответствующего периода рассмотрены в монографии Н.А. Миненко «Культура русских крестьян Зауралья XVIII - первой половины XIX вв.»69. Она выделила в самостоятельные группы знания кре стьян о прошлом России, Сибири, своего района. Ей удалось доказать, что в исследуемый период в памяти крестьян сохранялись сведения обо всех важнейших событиях сибирской и российской истории .
В работах Б.Е. Андюсева проанализированы особенности традиционного сознания крестьян-старожилов в 60-х гг. XVIII-90-x гг. XIX вв. на материалах Красноярского края. Исследователь настаивает на необходимости рассматривать традиционное сознание как самостоятельный предмет изучения.71
В работах Н.Н. Покровского, Е.М. Юхименко, А.И. Мальцева,
ТУ
В.И. Байдина, А.Т. Шашкова, Н.С. Гурьяновой , были рассмотрены вопросы формирования и развития исторических взглядов урало-сибирских старообрядцев, особенности их исторических сочинений, влияние на них христианской эсхатологии. Особое внимание заслуживают осуществленные в этот период публикации важнейших старообрядческих сочинений, в том числе относящихся ко второй четверти XVIII - 80-90-х гг. XIX вв., с соответствующим источниковедческим и историческим комментари тх
ем . Учитывая, что значительная часть старообрядцев принадлежала к крестьянскому сословию, то эти две группы исследований тесно пересекаются.
В некотором смысле к двум вышеназванным группам работ примыкают и те, которые посвящены рассмотрению исторических представлений горнозаводского населения74. Долгое время исследователи основное внимание уделяли классовому аспекту. В действиях героев легенд и преданий видели социальный протест нарождающегося пролетариата, а в их длительном бытовании - способ передачи накопленного опыта борьбы. Основное внимание в этих исследованиях обращалось на то, какие события отложились в исторической памяти представителей этой социальной группы. Эта же тенденция сохраняется и в работах последних лет, только без классового подхода.
Специальных исследований, посвященных развитию исторического сознания у казачества и городских сословий в рассматриваемый период нет, но в ряде работ А.Р.Ивонина, Н.В.Побережникова, А.И. Куприянова, А.Н. Копылова, Д.Я. Резуна, Ю.М.Гончарова, В.Ю. Сафронова, Л.А. Ситникова, М.К. Юрасовой и других дается ана
лиз основных источников, отразивших исторические представления этих сословий, поднимаются вопросы образования и воспитания, читательских интересов, анализируются социально-политические и религиозные взгляды горожан, то есть проблемы, близкие теме нашего исследования.
Завершая историографический обзор, можно сделать вывод, что несмотря на наличие ряда теоретических, общероссийских и сибиревед-ческих исследований, целостная реконструкция вненаучного исторического сознания русского населения Сибири второй четверти XVIII - конца XIX вв. еще не проводилась и может стать предметом специального изучения.
Научная новизна работы состоит в том, что в ней предпринята первая попытка комплексного анализа представлений о прошлом русского населения Сибири второй четверти XVHI - конца ХГХ вв. на основе современных разработок в области теории исторического сознания. На эмпирическом материале удалось показать, что в исследуемый период преобладали вненаучные формы исторического сознания. При этом, несмотря на складывание и развитие отечественной исторической науки, они продолжали выполнять не только аксиологическую, но и гносеологическую функции. Изучение всех групп источников дало возможность выявить противоречивость исторических представлений русских сибиряков, обусловленную, с одной стороны, сохранением устойчивых монархических настроений, а с другой - влиянием социальных и религиозных движений, противостоящих пх ударству. С целью достижения целостности анализа, в работе использован междисциплинарный подход, позволивший привлечь для решения историографических проблем теоретические разработки социальной философии и фольклористики (концептуальные положения о соотношении фольклора и исторической действительности)
Методология исследования и его теоретическая база. При проведении данного исследования использованы историко-генетический, хронологический, историко-типологический, сравнительно исторический и герменевтический методы, системный анализ, а также принципы историзма, целостности, ценностный подход.
Историко-генетический метод позволяет раскрыть закономерности формирования и развития исторического сознания у русского населения Сибири. Хронологический метод использован при анализе изменений исторических представлений, взглядов и идей. Историко-типологический метод служит для соотнесения эмпирических данных с разработанной классификацией форм исторического сознания. Сравнительно-исторический метод дает возможность сопоставить как одновременно существующие формы исторического сознания, так и бытовавшие в разное время. Это позволяет рассматривать исследуемый период как один из этапов в развитии исторического сознания.
Так как использованные в диссертации источники - это различные виды текстов, то в ряде случаев привлекается герменевтический метод. При этом мы исходили из того, что предметом анализа является содержание текста, в котором фиксируется отражательная деятельность субъекта (автора текста), осуществляющаяся в определенных исторических и социокультурных условиях, зависящая от них и от субъективных намерений автора.
Поскольку историческое сознание представляет собой достаточно сложное явление, важное значение имеет системный анализ, с помощью которого возможно вычленить из всей его взаимосвязанной структуры отдельные аспекты, в которых наиболее ярко отражаются его существенные признаки или неповторимые особенности конкретных элементов.
В основу диссертационного исследования положены разработки в области теории исторического сознания М.А. Барга, В.А. Ельчанинова, А.Н. Панюкова, Б.Г.Могильницкого; исследования по проблемам историографии истории Сибири Д.Я. Резуна, Н.А. Миненко, В.К. Мирзоева; по истории духовной культуры урало-сибирских старообрядцев Н.Н. Покровского, Н.С. Гурьяновой; по проблеме соотношения историче ской действительности и фольклора С.Н. Азбелева, Б.Н. Путилова, В.К. Соколовой.
Практическая значимость диссертации заключается в том, что ее материалы могут быть использованы в исследованиях, посвященных истории духовной культуры русского населения и историографии Сибири. Полученные результаты представляют интерес для проектирования регионального компонента вузовского и школьного исторического образования и могут привлекаться при написании учебных и методических пособий по истории культуры Сибири. Кроме того, содержание диссертации может быть полезно для разработки проблем фольклористики и социальной философии, связанных с изучением исторического сознания, его форм и эволюции.
Апробация основных положений и выводов диссертации была осуществлена на конференциях и семинарах различного уровня, проходивших в Алтайском государственном университете (1999, 2000, 2001, 2004 гг.), Бийском педагогическом государственном университете (1999 г.), Томском государственном университете (2001 г.), Омском государственном педагогическом университете (2002 г.), Иркутском государственном педагогическом университете (2004г.), Тобольском государственном историко-архитектурным музее-заповеднике (2004г.), Нижневартовском государственном педагогическом институте (2005 г.), на симпозиуме молодых ученых и аспирантов по проблемам устойчивого развития в Государственной Думе РФ (2002 г.). По теме диссертации опубликовано ряд статей в научных и методических сборниках. Диссертация обсуждалась на заседаниях кафедры отечественной истории и лаборатории исторического краеведения Барнаульского государственного педагогического университета.
Источники изучения вненаучных представлений о прошлом
Все источники, в которых нашло отражение вненаучное историческое сознание русского населения Сибири второй четверти XVIII - конца XIX вв., можно разделить на несколько групп: фольклорные, летописные, мемуарные материалы, исторические и полемические сочинения старообрядцев, народная драма, лубок. Две последние группы имеют второстепенный характер.
Фольклорные источники играют наибольшую роль при реконструкции исторического сознания русских сибиряков второй четверти XVIII - конца XIX вв. Как уже отмечалось, особое значение в данном случае имеет исторический фольклор: эпическая поэзия - былины и исторические песни; духовные стихи; народная несказочная проза - предания и легенды.
Былины являются древнейшим из бытовавших в Сибири жанров русского исторического фольклора. В Сибири былина чаще всего называлась «стариной». В фольклористике дается следующее определение этого жанра фольклора: «Былинный эпос - устная поэзия, воспевающая сохраняемые в народной памяти героические события или отдельные эпизоды, возведенные в разряд примеров, заслуживающих подражания»76. В народном восприятии былина — это песня о событиях, которым приписывалась достоверность и значимость. Можно привести и еще одно определение. Оно принадлежит А.А. Макаренко, одному из крупнейших собирателей сибирского фольклора: «В «старине» [былине] нашли отражение горемычное житье-бытье нашего народа, его нравы, чувства, понятия; в них запечатлелись исторические события и охарактеризованы главнейшие участники той или иной эпохи в истории русского народа»77. По мнению ряда исследователей, именно в недрах эпоса впервые рождаются зачатки истории, историографии, и в процессе их осознания формируется историческое сознание . Подтверждением этого служит то, что эпос фиксирует прошедшие исторические события во временном континууме, а это уже приближает его к началам научных исторических знаний. В тоже время былина («старина») - это не историческая хроника, а художественное произведение, поэтому в ней действуют законы типизации, отбора и широкого обобщения.
Русское население Сибири унаследовало, в основном, тот ком-плекс эпических произведении, который сложился на Русском Севере . Записи былин в Сибири делались на протяжении XVIII-XX вв. Значительная часть из них опубликована. Наиболее крупные собрания былин относятся к 30- 40 гг. XVIII в. (Сборник Кирши Данилова80), ко второй половине XIX в. - нач. XX вв. (собрания СИ. Гуляева, А.А. Макаренко, В.Г. Тана-Богораза и других). В.Ф. Миллер провел, опираясь на извест-ные к концу XIX в. сибирские записи былин, анализ их репертуара . Его исследование показывает, что наибольшее количество известных текстов посвящены Илье Муромцу, Добрыне Никитичу, Алеше Поповичу. Сюжеты былин об этих богатырях носят традиционный для общерусского эпоса характер. Русскому населению Сибири во второй четверти XVIII -конце XIX вв. были известны и другие былинные герои: Дунай Иванович, Василий Казимирович, Михаил Потык, Иван Годинович, Соловей Будимирович, Ставр Годинович, Иван Гостиный сын, Суханыпа (Сух-ман), Гордей (Хотен) Блудович, Василий Буслаев, Садко-купец, Дюк Степанович, Чурила Пленкович, гость Терентий, Волк Всеславич (им посвящено по одному сюжету). У сибирского репертуара есть и свои особенности. Так, в Сибири были записаны известные только по этим текстам былины о смерти богатырей, о Сауле Леванидовиче, Суровце, Ми-хайле Казаринове (Казарятине). В то же время для сибирского былинного комплекса не характерны некоторые сюжеты: встречи Ильи с Свято-гором, Вольги и Микулы Селяниновича, Данилы Игнатьевича с сыном, Василия Окульевича с Соломоном83. Во второй четверти XVIII - 80-90-х гг. XIX вв. новые былины уже не создаются, но бытование исторически сложившегося репертуара свидетельствует о сохранении значения былины («старины») для передачи исторической памяти у русского населения Сибири в этот период. Записи советского периода практически не добавили ничего нового в сибирский былинный репертуар84.
Былина выступает в качестве одного из истоков более позднего жанра исторического фольклора — исторической песни.
Исторические песни - это стихотворные эпические, лиро-эпические, а иногда и лирические устные произведения, художественно выражающие идейно-эмоциональное отношение народа к конкретным событиям, часто обобщенным в действиях исторических лиц . Как эпические произведения многие исторические песни имеют сходные с былинами черты, но являются качественно новой ступенью развития устной эпической поэзии. Воспеваемые события передаются в них с большей исторической точностью, чем в былинах. Принципы художественного отбора, обобщения, оценки действительности обусловлены своеобразием мировоззрения того социального слоя, в котором создавалась или бытовала песня, его эстетическим идеалом.
В исторических песнях подлинные события, послужившие основой их сюжета, даются обобщенно, в целом; их последовательный ход, отдельные эпизоды и детали не излагаются. Важен смысл события, его значение. Поэтому в песне берется обычно лишь основное: после краткой экспозиции дается кульминационный момент события и его исход. Обобщенными, типическими предстают в исторических песнях и основные образы. Они носят исторические имена, участвуют в тех же событиях, что и их прототипы, выступают в той же роли, но индивидуальных черт исторических личностей у них почти нет. Это типические образы царя, полководца, вождя повстанцев и другие. Они изображаются и действуют в соответствии с народными представлениями определенного периода. В исторических песнях впервые в русском фольклоре появились коллективные образы их героев: солдаты, казаки, повстанцы - «разинские работнички». Они также являются типическими.
Песни, между которыми есть внутренняя тематическая общность и преемственность, выражающаяся в определенных художественных связях, образуют особый цикл. «В цикле сосредоточено народное понимание движения истории, отражены представления о характере происходящих перемен, о смене конфликтов, о разрешении старых и назревании новых» .
Социокультурные условия развития исторического сознания русского населения Сибири
Анализируя процесс формирования и развития вненаучного исторического сознания русского населения в Сибири второй четверти XVIII -конца XIX вв., необходимо обратить внимание на условия, в которых он проходил.
Во-первых, большое значение имело то, что на протяжении рассматриваемого времени продолжалось переселение в Сибирь различных категорий русского населения в рамках вольной колонизации, государственных мероприятий, через ссылку. Они приносили в этот регион те пласты фольклора и книжной культуры, которые создавались в европейской части России. Именно эти переселенцы способствовали формированию новых тенденций в духовной культуре русского населения края.
Во-вторых, в Сибири в XVIII в. и, в некоторой степени, в первой половине XIX в. сохранялась более устойчивая, чем в Европейской России, приверженность древнерусской традиции, особенно при создании исторических и литературных сочинений.
В-третьих, XVIII столетие стало веком, когда началось формирование и развитие отечественной исторической науки, интенсифицировался и стал более разнообразным поток исторической информации, возникали новые методы и формы ее фиксации и передачи. Все это вело к определенным изменениям и во вненаучном историческом сознании. В Сибири этот процесс имел определенные особенности, так как на протяжении почти всего исследуемого периода здесь не было научных цен тров и оставались немногочисленными те слои населения, которые являлись основными носителями научной формы исторического сознания. Поэтому влияние новых тенденций здесь, в первую очередь, проявилось в рационализации вненаучных форм.
В-четвертых, отдельные социальные и этноконфессиональные группы русского населения после переселения в Сибирь сохранили устойчивые духовные связи со своими историческими центрами. В наибольшей степени это относится к старообрядцам и казачеству. Рассмотрим отдельно каждое из выделенных условий. Говоря о процессе заселения Сибири, М.К. Любавский, изучавший вопросы исторической географии, разделил его на три эпохи186. XVIII-XIX вв. соответствуют второй и третьей из них. Вторая эпоха (XVIII в.) характеризуется, по его мнению, тем, что в это время колонизация Сибири приобретает почти исключительно принудительный характер. Главным стимулирующим ее мотивом становится желание удалить из Центральной России социально и политически опасные элементы и обратить их на пользу государства на далекой окраине, в первую очередь для развития здесь горнометаллургической промышленности и сельского хозяйства. По мнению М.К. Любавского, «вольная народная колонизация в эту эпоху хотя и не прекращается совсем, но ослабевает или совершается так ска-зать, контрабандой, вопреки воле правительства» .
Исследователи второй половины XX в. несколько скорректировали эту оценку заселения Сибири в XVIII в. Несмотря на то, что большинство прибывавших в этот период крестьян скрывали факт своего бегства от феодального собственника, материалы периодически проводившихся ревизий населения показывают, что увеличение русского населения постоянно превышало как показатели естественного прироста, так и статистические данные официальной, правительственной, колонизации188. Это подтверждает сохранение значения вольнонароднои колонизации и в XVIII в.
Третья эпоха совпадает, приблизительно, с XIX веком. По мнению М.К. Любавского, мотив, определявший колонизацию Сибири во вторую эпоху, продолжает действовать и здесь. Но наряду с этим появляется и другой - посредством заселения Сибири решить проблему перенаселения некоторых местностей России, проблему малоземелья крестьян. « Этот мотив двигает и народной массой, и правительством, которое сначала берет в данном деле инициативу, а потом только регулирует колонизационное движение народной массы» .
Кто же и откуда переселялся в Сибирь в XVIII - конце XIX вв. в рамках вольной колонизации и государственных мероприятий?
В течение XVIII - первой половины XIX вв. правительство рядом законодательных актов и разовых мероприятий превратило Сибирь в район каторги и ссылки190. Начало было положено Петром I высылкой в этот регион мятежных московских стрельцов в 1704 г., а затем - в 1705 г., - астраханских стрельцов и казаков, поднявших бунт за русскую старину. В начале XVIII в. практически в каждом сибирском остроге находилось определенное количество сосланных стрельцов. В 1708 г. для большинства донских казаков, участвовавших в восстании под предводительством К. Булавина, повешение было заменено ссылкой в Сибирь. В 1711 г. высланы в Сибирь из Казанской губернии за попытку к бегству пленные шведы. В 1715 г. сосланы в Сибирь керженские раскольники. Череда массовых высылок продолжалась и далее191.
Правительства, следовавшие за Петром I, перешли от отдельных акций к законодательному оформлению заселения Сибири ссыльными поселенцами. В XVIII в. продолжали действовать и старые московские законы, вступившие в силу во второй половине XVII в., о ссылке в Сибирь за некоторые уголовные преступления по суду (например, за повторную кражу, за разбой, за укрывательство воров и разбойников и то-му подобное) . В течение XVIII в. изданы новые указы, такие как: о ссылке беглых и бродяг, которых помещики не пожелают принять обратно (1729 г.); о ссылке на казенные работы пойманных беглых, стремившихся уйти за границу (1730 г.); о ссылке негодных к военной службе лиц, виновных в продаже, покупке или отдаче в рекруты чужих людей и крестьян (по преимуществу этот указ касался помещиков-землевладельцев) (1737 г.). Наибольшее значение имели указы, изданные в правление Елизаветы Петровны: указы 1753-1754 гг. о замене смертной казни за общегражданские преступления политической смертью и ссылкой в Сибирь навечно; указ 1760 г., предоставляющий право всем лицам и учреждениям удалять в Сибирь своих крестьян, почему-либо для них неудобных, с зачетом их за рекрут и с получением платы из казны за их жен и детей (эта категория поселенцев получила особое название сосланных за «продерзости»)193.
Монарх и государство в историческом сознании русских сибиряков
В историческом сознании русского населения Сибири в исследуемый период, как и в предшествующие эпохи, многие события прошлого продолжают восприниматься через призму монархических и патриотических представлений, которые составляли, по существу, единое целое.
Анализ сибирских источников, относящихся ко второй четверти XVIII - концу XIX вв., позволяет согласиться с мнением тех исследователей, которые считают, что в сознании народа разделения понятий «Отечество», «государство», «монарх» практически не существовало312.
Рассмотренные источники позволяют выделить три формы монархии, которые соответствовали определенным этапам в становлении российской государственности: великокняжескому, царскому, имперскому. Каждый из них в историческом сознании народа четко персонифицирован. Так, Владимир - великий князь Киевский стал собирательным образом всех древнерусских князей - монархов раннего средневекового государства. Завершение формирования централизованного государства и сакрализация монархической власти нашли отражение в образе Иванам Грозного. И, наконец, переход от Московского царства к Российской империи ассоциировался в историческом сознании с личностью и деятельностью Петра Первого. В отдельных источниках встречаются упоминания других великих князей, царей, императоров, но это единичные случаи .
Когда речь заходит о древнейших периодах российской истории, наблюдается наиболее сильное смешение эпического и христианского слоев в народном сознании ] . Особенно ярко это проявилось в образе великого князя Киевского Владимира Святославича.
Великий князь Владимир, находящийся в стольном городе Киеве, является центром эпического мира. На великокняжеский пир сходятся все русские богатыри . В представлении исполнителей и слушателей второй четверти XVIII - конца XIX вв. он является основной формой общественной, официальной жизни. Особое значение совместные трапезы с князем имели на ранней стадии формирования средневековых государств, когда монарх воспринимался, в первую очередь, как военный вождь, предводитель дружины. Именно тогда пир был местом, где происходил личный контакт между князем и дружинником и устанавливалась непосредственная связь между ними. В исторических памятниках рассматриваемого времени еще сохраняются представления о том, что могущество князя как военного вождя во многом зависит от его щедрости по отношению к богатырям-дружинникам. Образец правильного поведения князя дан в тексте былины «Василий Казимерской» (запись СИ. Гуляева) «И на всю на поленицу богатую, // И на всю на дружину на храбрую, // Он и всех поит, и всех чествует, // Он-де всем-де, князь, покланялся»316. В других случаях речь идет о возможности для дружинника вступить в родственные отношения с князем. Так, за победу над Змеем Горынычем князь предлагает Добрыне Никитичу в жены княгиню Апраксию . В то же время следует отметить, что в большинстве источников воинские подвиги совершают богатыри, а князь никогда не выступает во главе дружин. Он только отправляет богатырей на бой с вражеской силой и награждает победителей . Это может быть свидетельством того, что великий князь уже не воспринимался исключительно как военный вождь, а был уже правителем земли, государства.
При этом обращает на себя внимание то, что характеристика князя Киевского Владимира достаточно противоречива. Во многих случаях подчеркивается его несправедливость и жестокость как правителя (например, эпизод, связанный с ссорой Ильи Муромца и князя319), его готовность платить дань иноземным захватчикам. Скорее всего это можно рассматривать как признаки разрыва княжеской власти с институтами военной демократии, а не как проявление классовой борьбы, как это делало большинство советских исследователей320. Хотя, возможно, во второй четверти XVIII - конце XIX вв. данные сюжеты и воспринимались определенной частью населения Сибири как свидетельства противостояния власти и богатырей - защитников Русской земли.
В историческом сознании нашло отражение и то, что великий князь Киевский Владимир Святославич - христианский государь, хотя сакральный характер его власти еще никак не отразился в фольклорных источниках. Здесь можно выделить две трактовки этого образа: фольклорную и книжную.
В середине XIX в. славянофилы, в частности К.С. Аксаков, выдвинули свое понимание фольклорного образа Владимира Красное Солнышко. Они считали его былинной ипостасью Владимира Святого, крестившего Русь321. В своем подходе славянофилы исходили, в том числе, из известных им источников сибирского происхождения, относящихся к XVIII — первой половине XIX вв.л" Анализ, проведенный современными исследователями, подтверждает, что в историческом сознании русского народа имело место подобное восприятие личности и деятельности великого князя Владимира .
Если обратиться к сибирским источникам, то и здесь мы найдем свидетельства христианской трактовки образа великого князя Владимира. Несмотря на то, что в былинах Владимира никогда не называли «православным», «святым» и тому подобное, исполнители и слушатели точно знали, что речь идет о христианском государе. Во-первых, вход богатырей в гридницу князя Владимира всегда сопровождается набором традиционных жестов, основное место среди которых занимает христианский элемент. Например, Илья Муромец (в былине «Илья Муромец и Калин-царь» (запись Г.Н. Потанина) при входе в палаты князя Владимира «Чтит да крестит лицо белое, // Чудным образам богу молится»324. Точно также ведет себя и заморский богатырь Дюк Степанович: «Приезжает Дюк во стольной Киев-град, // Ко тому ко солнушку ко Владимиру, // Он крест-то кладет по-ученому, // Он поклон отдает по-писаному» .
Социально-политические и религиозные движения в исторической памяти народа
Развитие Российского государства и общества в XVIII-XIX вв. характеризовалось противоречивыми тенденциями. Наряду с дальнейшим укреплением государства, повышением его роли в международных отношениях, развитием материальной и духовной культуры, происходило нарастание социальных и конфессиональных конфликтов. В общественном сознании, в том числе и историческом, вплоть до конца исследуемого периода сохраняются наивно-монархические представления. Это в равной степени характерно и для европейской части Российского государства, и для Сибири.
В то же время, XVIII - первая половина XIX вв. - это период, когда окончательно сложилась система крепостного права, были сделаны попытки провести жесткую регламентацию отношений государства, церкви и общества («Духовный регламент» Феофана Прокоповича, теория «официальной народности» С.С. Уварова и другие), усилились нало говое и административное давление государства на отдельные регионы и социальные группы. Все это, в разной степени, не могло не коснуться Сибири.
Вышеуказанные противоречия оказывали влияние и на историческое сознание русских сибиряков. Поэтому при сохранении устойчивых монархических настроений, переживание и осмысление процессов, связанных с социальным и религиозным противостоянием, занимает значительное место в памятниках исторической мысли, вышедших из народной среды во второй четверти XVIII - конце XIX вв.
Сразу же обращает на себя внимание следующая тенденция: история крестьянских восстаний и войн, как правило, фиксировалась и бытовала в устной традиции, в фольклорных источниках, а события, относящиеся к расколу русской православной церкви - главному религиозному конфликту XVII - начала XX вв., в основном отразились в книжных, письменных источниках.
В историческом сознании русского населения Сибири восстание под предводительством Степана Разина (1670-1671) нашло наиболее полное отражение, если сравнивать с другими эпизодами социальной борьбы.
Первая сделанная в Сибири запись исторической песни о Степане Разине относится к 40-м годам XVIII в. и входит в состав сборника Кирши Данилова. Это только начальная часть редкого варианта песни о заточении Разина в Азовской крепости: «А и по край было моря синева, а и по край было моря синева, а на устье Дону Тихова. На крутом красном берегу, А и стоит крепкой Азов-город, А и стоит крепкой Азов-город... Среди Азова-города Тут стоит темна темница...».
Большинство исторических песен о Степане Разине и его соратниках из записанных в Сибири, относятся к общероссийскому репертуару. Сибирские исполнители практически не привнесли в их тексты значительных изменений, которые могли бы быть объяснены местными историческими условиями. В связи с этим заслуживает внимания более поздняя запись, сделанная во второй половине XIX в. в районе Семипалатинска в казачьей среде. В ней есть следующий фрагмент: «Уж вы горы, наши горы высокие, горы змеевски! // Вы позвольте, вы нам горы, под собою постояти!»382. Можно предположить, что упомянутые здесь «горы змеевски» каким-то образом связаны со Змеиной горой на Алтае, хотя, скорее всего, это просто отзвук мифологических представлений о духах гор, имеющих змеиный облик.
Предания о Степане Разине можно разбить на три группы: героические предания, повествующие о Разине как о народном герое, выступавшем в роли защитника обиженных и обездоленных людей; предания о Разине как о страдальце и грешнике; предания об урочищах и кладах, связанных с именем Разина . В Сибири бытовали предания, относящиеся к первой группе. Сюжеты же других групп вкраплены лишь отдельными штрихами в эпизоды, отражающие подвиги самого атамана и его войск.
В отечественной историографии четко обозначились два подхода к оценке отношения народа к восстанию под предводительством Степана Разина и к личности его предводителя. В дореволюционное время исходя из официальных оценок восстания 1670-1671 гг. и мнения о том, что его социальную базу составляли представители деклассированных групп русского общества и инородцы, многие историки утверждали, что именно маргинальная среда сделала Степана Разина героем и повлияла на содержание текстов, относящихся к разинскому фольклорному циклу384. Эту точку зрения подтверждают следующие фрагменты песен: «Что не ты ли, добрый молодец, воровал-разбойничал? // Воровать умел, добрый молодец, умей и ответ держать: // Что разбойничал, добрый молодец, Стенька Разин сын» , или «Что пропились, ребятушки, промоталися // Во косточки и в карты проигралися» . При этом популярность разин-ского фольклорного цикла объяснялась особенностью народной исторической памяти, которую можно, вслед за Д.Л. Мордовцевым, определить так: «... то, что приносило зло и само страдало, крепко заседает в народной памяти и не вытравливается ни временем, ни другими события-ми...» . В советское время господствовало представление о том, что податные сословия русского общества воспринимали восстание 1670-1671 гг. как «праздник на своей улице», активно поддерживали его, а впоследствии, после его поражения, идеализировали и романтизировали образы Степана Разина и его «работничков», поставив их в один ряд с такими народными героями как Илья Муромец, Добрыня Никитич, Василий Буслаев и другими.388 Для сторонников данного подхода характерно отрицание возможности создания самим народом песен, преданий, легенд, в которых давалась бы отрицательная оценка (явная или скрытая) событиям крестьянского восстания 1670-1671 гг. и личности самого Степана Разина и его соратников.
