Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Вигская концепция ранней конституционной истории Англии в трудах У. Стеббса 21
1. Проблема ранней конституционной истории Англии в исследованиях предшественников У. Стеббса 21
2. Политическая история Англии с древнейших времен до ХШ в. и проблема становления английской конституции в интерпретации У. Стеббса 49
3. Великая Хартия Вольностей и политическое развитие Англии до конца XIII в 71
4. Социальные причины возникновения английского парламента. Функции парламента 92
Глава II. Проблема ранней конституционной истории Англии в освещении критического направления британской историографии конца XIX - начала XX вв 112
1. Конституционная история Англии с древнейших времен до реформ Генриха Плантагенета в исследованиях представителей критического направления 112
2. Роль Генриха II в конституционной истории Англии. Оценка Великой Хартии Вольностей 134
3. Английский парламент XIII - начала XIV вв. в представлениях историков и правоведов рубежа XIX - XX вв 154
Заключение 180
Список использованных источников и литературы 183
- Проблема ранней конституционной истории Англии в исследованиях предшественников У. Стеббса
- Великая Хартия Вольностей и политическое развитие Англии до конца XIII в
- Конституционная история Англии с древнейших времен до реформ Генриха Плантагенета в исследованиях представителей критического направления
- Английский парламент XIII - начала XIV вв. в представлениях историков и правоведов рубежа XIX - XX вв
Проблема ранней конституционной истории Англии в исследованиях предшественников У. Стеббса
Конституционную историю Англии продолжительное время исследовали юристы общего права, в произведениях которых правовая проблематика была представлена лучше всего. По роду деятельности положение юристов в структуре английского общества было очень высоким и важным. Касаясь вопросов ранней истории английской государственности, эти юристы полагали, что конституционную историю Англии следовало рассматривать только под углом зрения общего права, потому как общее право считалось не только наиболее важным законодательством среди других частей, но и правом фактически, совпадающим с самой жизнью народа Англии, с его общественным существованием и структурой государственных институтов. Занимаясь правовой историей Англии, юристы XVI - XVII вв. сформулировали ряд идей, которые интересны сейчас для нас с точки зрения того, на что могла опираться историко-правовая мысль Англии исследуемых нами поколений. Но прежде, чем мы обратимся к наследию юристов общего права, следует оговориться, что из-за недоступности трудов этих правоведов нам придется использовать работы отечественных авторов по истории развития политико-правовой мысли Англии XVI - XVII вв. и делать ссылки на их рассуждения.
В отечественной исторической науке воззрения юристов общего права XVI XVII вв. лучше всего были проанализированы в книге СВ. Кондратьева «Идея права в предреволюционной Англии»1. В данной работе СВ. Кондратьев весьма подробно раскрыл вопрос о том, каковы были представления наиболее авторитетных английских юристов относительно происхождения государства и права Англии. Единственным недостатком монографии СВ. Кондратьева следует назвать то, что в ней отсутствовало авторское заключение. Проходя по лабиринту историко-правовых изысканий английских юристов XVI-XVII вв., автор в конце не высказал тех выводов, которые могли следовать из представленного им повествования.
Как известно, парламент возник в Англии в конце XIII в., после чего началось постепенное и непрерывное его развитие. Осмысление этого процесса и роли парламента в жизнедеятельности «цивилизованного человека» тоже началось достаточно рано. Уже в XII-XIII вв. английские правоведы Гланвилл и Брактон в своих работах стали указывать, что «король имеет над собой высшего бога, а также закон, который делает его королём, и свою курию, а именно -графов, баронов, потому то они считаются как бы соправителями короля, а кто имеет соправителя, имеет и повелителя, и поэтому если король будет (править) без узды, т.е. не считаясь с законом, то они должны обуздать его» Далее в XIVB. Дж. Уиклифф и Т. Литтелтон в своих трактатах стали отмечать цивилизационный характер деятельности английского парламента. Но, по-видимому, только в конце средних веков (XVB. согласно британской историографии) Дж. Фортескью сделал первую попытку сравнительного анализа политики Франции и Англии, где, по выражению Ф. Мэтланда, им правильно были определены ограниченная монархия, публичные устные дебаты в судах, суд присяжных и преподавание национального права как то, что отличало английское общественно-политическое устройство от французского2.
В вопросе о том, каковы были представления английских правоведов и антиквариев предреволюционного времени по истории становления английского парламента важно отметить, что в целом сознание английского общества (common law mind) было полно предубежденности и веры в нерукотворность, бессмертие, совершенство, неизменность права и государственной системы Англии. Разного рода попытки антиквариев преодолеть такое состояние общественного мнения оказывались мало успешными. Большинству англичан конца XVI - начала XVII вв. свойственно было превозносить исторически сложившуюся систему государственного устройства страны, её традиции и прошлое. Считать общее право Англии производным от божественного права, естественного права народов было типичной тенденцией политико-правовой мысли предреволюционного времени.
Описывая процесс создания английской государственности, юристы общего права полагали, что английское общее право и базовые институты государства уходили своими корнями в глубокую древность, когда Британию населяли исключительно кельтские племена бриттов. В 1602 г., издавая вторую часть своих «Отчетов», Эд. Кок писал в предисловии: «Нельзя не признать, что древние (ancient) законы нашего благородного острова совершеннее всех прочих, поскольку никто из завоевателей и правителей его - а именно: римляне, саксы, даны и норманны - хотя и могли, но не исправили и не изменили их; в особенности римляне, которые (и совершенно справедливо) гордятся своим цивильным правом»1.
История возникновения английского государства и права, по оценке СВ. Кондратьева, в представлениях Эд. Кока и его коллег лежала за пределами человеческой памяти, т.к. существование национальных законов до их письменной фиксации, передача норм права по памяти и постоянное их использование многочисленными поколениями свидетельствовало о незыблемости и неизменности английского законодательства. Но, в отличие от законов и обычаев, которые, по Эд. Коку, существовали испокон веков, происхождение основных государственных институтов практикующий юрист датировал англосаксонским временем. Именно тогда, как полагал юрист, на острове появился институт шерифов, Канцелярский суд, Суд Королевской скамьи, Казначейство и парламент .
Поиск столь древних корней английского права, как утверждал СВ. Кондратьев, с мнением которого нельзя не согласиться, следовало объяснять традиционализмом, и подчеркнутой преемственностью, глубоко укоренившихся в английском правовом сознании. В рамках этого сознания Эд. Кок полагал, что английское право следовало считать не просто древним, но самым древним среди сохранившихся правовых систем. При этом Кок не хотел замечать какой-либо дискретности или стадиальности становления английской правовой и государственной системы, всегда настаивая на континуитете и линейности. По его высказываниям, право возникло и существовало задолго до первых сохранившихся упоминаний о нем. Причем возникло именно в том виде, в каком оно существовало во второй половине XVI - начале XVII в. Следует отметить, что свою концепцию Кок явно противопоставлял «теории завоевания», сторонники которой именно в завоевателе видели создателя права. И здесь он решительно расходился как с теми, кто считал англосаксонскую эпоху основным периодом государственного строительства, так и с теми, кто в норманнском завоевании усматривал решающую причину создания права. Для Эд. Кока норманнское завоевание было лишь временным отступлением от генеральной правовой линии, идущей от древности.
Доказательства последнего Эд. Кока были достаточно просты и по существу сводились к утверждению, что основные элементы судебной системы, через которые право себя реализовало, существовали на острове до высадки там норманн. До появления Вильгельма Завоевателя на острове уже существовал Канцелярский суд. Он выдавал так называемые «первоначальные приказы», которыми инициировались все ординарные судебные разбирательства. Наличествовал и институт шерифов, которые выполняли эти приказы. До норманнского завоевания в графствах существовали жюри присяжных. На все доводы о том, что тот или иной институт впервые упоминался только в норманнскую эпоху, Эд. Кок не обращал большого внимания. Он отвечал в свою очередь, что происхождение английского права - это тайна, поскольку история его начала лежит за пределами человеческой памяти1. По утверждению СВ. Кондратьева, убежденность Эд. Кока исходила из его иррациональной веры в совершенство национального права, в то, что оно не менялось в течение веков. Он верил в миф, и сам был его носителем. А мифы, априорные, метафизические истины, как известно, не доказываются и не опровергаются рационально. Они являются неотъемлемыми элементами культуры, их породившей, и существуют до тех пор пока живут их носители1.
Возвращаясь к представлениям английских мыслителей предреволюционного времени, следует особо подчеркнуть, что все английские правоведы отвергали идею о неком законодателе, которому принадлежало бы авторство законов Англии. «Общее право - есть право, употребляемое с незапамятных времен и действующее в пределах всего королевства»2.
Иную точку зрения высказывали те, кто не просто знал законодательство как профессионалы-практики, но изучал историю страны и следовательно, историю права - юристы, состоявшие членами «Антикварного общества» или близкие к нему. Так Уильям Лэмбард считал, что общее право и современная ему государственность появились гораздо позже, чем полагал старший его современник Эд. Кок. У. Лэмбард был одним из первых, кто высказал мысль, что главная заслуга в создании государства и основных институтов Англии принадлежала не бриттам или легендарному Брутту, но саксам.
Великая Хартия Вольностей и политическое развитие Англии до конца XIII в
Великая Хартия Вольностей в концепции У. Стеббса была определённым рубежом. Этот рубеж в конституционной истории Англии отделял период самых начал английской конституции, период образования сильного централизованного государства, складывания единой нации, от периода настоящего построения конституционного строя в Англии, периода сознательного созидания.
Со времени правления Генриха II, согласно концепции У. Стеббса, английская нация становилась всё более сильной, и способной к расширению своего участия в королевских делах. В момент наибольшего королевского давления на и без того очень напряженное финансовое положение английского народа при массе других внутри и внешнеполитических проблем, которые также вызывали крайнее недовольство англичан, английский исследователь считал вполне естественным, что нация начала требовать со стороны короны соблюдения её древних норм и обычаев. С точки зрения историка, в условиях крайнего притеснения английская нация естественно стала добиваться того, чтобы корона считалась с её интересами.
Исследуя предысторию возникновения Magna Carta, У. Стеббс исходил из того, что в начале XIII в. при всех своих социальных, профессиональных и многих других различиях английская нация оказалась единой перед лицом возвышающейся тирании преемников Генриха Плантагенета. Это единство У. Стеббс видел, главным образом, в общей заинтересованности церкви, баронства и народа отстоять «свои свободы в противовес абсолютистским теориям Ричарда I и Иоанна Безземельного», которые отказались от освещенной веками практики издания при коронации хартии о вольностях, и которые эгоистично правили, руководствуясь исключительно интересами своего личного благополучия1. Появление таким образом Великой Хартии Вольностей У. Стеббс считал закономерным шагом на пути конституционного развития Англии.
В английском обществе Великая Хартия Вольностей была широко известна. В британской литературе она, как правило, считалась базисом той конституции, которая в XIX в. стала рассматриваться как наилучшая, и руководствуясь которой всякое великое общество могло выгодно существовать на протяжении многих веков. В западной литературе преобладало мнение, что сколько-нибудь достойного соперника английской Magna Carta за исключением венгерской конституции в Европе не существовало Подобного рода утверждения подвели У. Стеббса, по указанию одного из исследователей, к тому, что в своём историописании он воздержался от всяких объяснений Magna Carta и ограничился лишь кратким изложением её основных условий, дабы читатели сами делали вывод о характере и значении этого документа в конституционной истории Англии Однако, как нам кажется, У. Стеббс все же попытался опровергнуть в своих трудах мнение некоторых интерпретаторов Великой Хартии, что этот документ не внес ничего нового в существовавший до начала XIII в. по теории порядок политического устройства Англии. Внешние выражения Magna Carta, как настаивал английский историк, далеко не соответствовали тому глубокому внутреннему значению, которое в ней скрывалось. Поэтому для У. Стеббса важнее было передать дух этой Хартии, нежели проводить постатейное её комментирование . По сути У. Стеббс сосредоточил всё своё внимание на составе национального совета, механизме вызова его членов и функциях настоящего совета, т.е. на так называемых конституционных статьях Magna Carta (прежде всего 12 и 14).
Рассматривая национальный совет при Генрихе II и его сыновьях, историк отмечал, что он состоял из непосредственных держателей-феодалов короля, и лишь позднее этот совет перешел в состояние комбинированного представительства трёх сословий и некоторых провинциальных communities, которые, по его мнению, особо ознаменовали английскую конституцию. Члены этого совета были те же самые лица, как и при нормандских королях -архиепископы, епископы, аббаты, графы и бароны, но определённое положение там уже было предоставлено и мелким держателям, т.к. росло признание их реального конституционного значения. Туда были допущены не только они, но и весь комплекс мелких землевладельцев, в чем У. Стеббс видел тенденцию на сосредоточение представительства графств в национальном парламенте -комбинацию shire-moots с витенагемотом королевства1. Таким образом, исследователь ставил акцент на том, что этот совет больше не ограничивался по составу определенным числом магнатов Англии, хотя и не простирался до таких пределов, что стал включать в себя всю нацию.
Согласно 14 статье Commune Consilium собирался для вотирования налогов, и в его компетенцию не входило давать советы королю по всякого рода общественным и государственным делам. Однако в действительности, для историка не было никаких сомнений, что короли постоянно выносили на суд своих баронов вопросы, относившиеся к общему положению королевства, касавшиеся законодательства, отправления правосудия, налогообложения и военной организации, и даже вопросы о войне и мире, о заключении союзов и королевских браков и много других проблем. При этом, ученый четко понимал, что никто из членов королевского совета за редким исключением не высказывался и не шёл там против воли короны. У. Стеббс ясно видел, что весь их «совет и согласие» являлись простой формальностью, и что законодательная власть принадлежала только королю. В подтверждение такой своей позиции историк высказал мысль, что если бы бароны при Генрихе II обладали бы большей законодательной властью, то они могли бы её сохранить за собой в полных парламентах также как они в определённой степени сохранили за собой судебную власть в них Законодательство по-прежнему, как подчеркивал У. Стеббс, было одним из номинальных прав, принадлежавших всему королевскому совету как представителю нации, и реальное развитие в Англии национального законодательства тогда было невозможно. Оно было невозможно до тех пор, пока бароны не стали осуществлять вместе с народом общее дело, и не ввели его представителей в свой собственный совет. Период национального законодательства в отличие от королевского начался только тогда, когда совет достиг своего конституционного развития в качестве национального парламента2. Однако в своих рассуждениях У. Стеббс, как отмечали многие , не всегда был последователен. И в данном случае, настаивая на полновластии короны в законодательной сфере, У. Стеббс утверждал в то же время, что обязанность короля, пусть даже формальная, действовать «с совета и согласия» своих баронов имела принципиальное значение для формирования английской конституции, т.к. здесь скрывался способ удовлетворения прав английского народа. В подтверждение высказанного У. Стеббс указывал на тот факт, что когда баланс сил после поражения короля в Руннемеде изменился, то «совет и согласие» баронов приобрели много больший вес, чем просто беспомощное согласие и уступчивость как это было ранее .
Великую Хартию Вольностей английский историк считал конституционным договором церкви, баронства и народа с королём, первой осязаемой реализацией их корпоративного единства, единства их прав и интересов5. «Великая Хартия статья за статьёй, - по мысли У. Стеббса, - обеспечивала права общин, также как и права баронов... Это подтверждало то, если вообще нужны были доказательства, что требования баронов не являлись эгоистичным вымогательством привилегий для себя.» В продолжение высказанной мысли историк определённо полагал, что бароны в своём рвении и борьбе за абстрактное право как бы действительно поддерживали своих собственных вассалов против себя: «Бароны., бывшие в Руннемеде, предостерегали народ против себя также как и от общего тирана»1. Права и свободы Великой Хартии, У. Стеббс был уверен, распространялись в целом на английское общество, т.е. в том числе и на вилланов, столь незначительное внимание к которым в хартии он объяснял двояко: 1) тем, что у вилланов было меньше жалоб и претензий, чем у членов других классов, 2) и тем, что они всегда участвовали в предоставлении субсидий, если их специально оттуда не исключали. Это не означало, с вигской точки зрения, что они не имели своих представителей, но означало, что у них не было особых поводов для недовольства, т.к. они получали все выгоды от общих условий Хартии .
В дальнейшем такое безоговорочное отношение к Magna Carta как общественному договору между единой английской нацией и королём, появившемуся на свет в ходе политического кризиса, вызванного тираничным правлением Иоанна Безземельного, было подвергнуто серьезной критике, которую мы подробно рассмотрим в одном из параграфов следующей главы. Сейчас хотелось бы отметить, что оппоненты У. Стеббса, развенчивавшие миф Magna Carta, как об оплоте свобод англичан, придерживались противоположной ему точки зрения. Они настаивали, что в 1215г. не существовало единой английской нации кроме как по некоторым свойствам, что интересы разных слоев общества, вырвавших Хартию у короля-тирана, были далеко не идентичны, и поэтому здесь, как им казалось, не могло быть и речи о всеобщем компромиссе и согласии. В лучшем случае в их понимании Хартия являлась мирным договором воевавших сторон, главным образом между баронством и короной. Политические права на тот период времени не распространялись на все слои общества.
Конституционная история Англии с древнейших времен до реформ Генриха Плантагенета в исследованиях представителей критического направления
В конце XIX в. в британской историографии по конституционной истории Англии ведущее положение стало занимать так называемое критическое направление. Традиционно основателем этого направления считался Фредерик Мэтланд, под влиянием трудов которого в первой половине XX в. данное направление в исторической науке Британии стало активно развиваться и преобладать.
С точки зрения советской историографии, появление критического направления объяснялось тем, что на рубеже XIX и XX вв. свойственный англичанам безграничный оптимизм начал сменяться сомнениями и скептицизмом Ряд британских историков и правоведов стали высказываться против широких исторических обобщений и установления общих закономерностей, полагая, что история не представляла из себя единого и универсального процесса. «Господствующая концепция» У. Стеббса при этом подвергалась сильной критике, как устаревшая и не отвечающая требованиям современной науки Ориентируясь на поиск новых источников, представители нового направления стремились противопоставить их старым, давно известным4.
В дополнение отметим, что наши ученые, характеризуя критическое направление, во многом противопоставляли критиков У. Стеббсу. Советские исследователи показывали, что их интерпретация существенно отличалась от стеббсовкой трактовки средневекового английского парламента. Однако, с нашей точки зрения, такие представления не совсем верны. Мы считаем, что, несмотря на ряд публикаций посвященных критическому направлению британской историографии конца XIX - начала XX вв., у нас, тем не менее, нет действительного представления о том, как критики решали проблему формирования в Англии конституционного порядка. Поэтому мы ставим перед собой задачу, во-первых, определить, насколько данная проблема интересовала критиков, во-вторых, что они стремились исследовать и показать нового в этой области, и, в-третьих, насколько их взгляды не соответствовали концепции У. Стеббса. Следует отметить, что при решении поставленных задач мы в большей степени будем опираться на труды У. МакКечни и Ф. Мэтланда: первого - так как этот историк достаточно досконально исследовал проблему места Великой Хартии Вольностей в конституционной истории Англии, и второго - так как в сравнении с другими представителями начала критического направления этот исследователь напрямую касался темы ранней конституционной истории Англии, специально исследовал её, разработал ряд социально-правовых её аспектов, и наиболее полно изложил критическое представление проблемы возникновения английского парламента. Но так как Ф. Мэтланд был не единственным критиком концепции У. Стеббса, и т.к. разные авторы с помощью «коллективных усилий составили как бы новую концепцию» , то в данной главе нам придется комплексно рассмотреть взгляды Ф. Мэтланда, У. МакКечни, Э. Дженкса, Т. Тоута и отчасти Дж. Раунда. Ни один из приверженцев критического направления индивидуально не создал новой, законченной концепции, поэтому последовательное изложение ранней конституционной истории в понимании критиков мы продемонстрируем на примере отдельных положений работ разных авторов конца XIX - начала XX вв.
Ф.У. Мэтланд (1850-1906), английский юрист и историк, считался знатоком английского права и самым крупным его исследователем. В 1888 г. он стал профессором английского права. В том же году он возглавил Селденовское общество (Selden Society) \ целью которого было издание старых юридических текстов. Ф. Мэтланд поставил дело опубликования этих текстов на научную основу. В период своей творческой деятельности им было издано огромное количество неизвестного до того исторического материала по истории средневековой Англии, и прежде всего по истории права. Англия, как известно, была богата историческими источниками периода средневековья, однако Ф. Мэтланду приходилось в определённом смысле искать и открывать их по-новому. Занимаясь сбором, публикацией и критикой средневековых правовых документов, Ф. Мэтланд оставил после себя массу значительных работ, которые мы будем использовать в нашем исследовании. Однако непосредственно конституционной истории Англии была посвящена его «The Constitutional History of England». Она заметно отличалась от аналогичного труда Стеббса и по объему, и по содержанию. Основной упор и главное внимание её автор сделал на правовую историю Англии.
Ф. Мэтланд был прежде всего правоведом, который с течением времени, по замечанию одного из исследователей его творчества, всё более и более становился историком, хотя не становился от этого менее юристом". Он вошёл в историю, как указывала Е. Кэм, путём права, тем самым привнеся право в историю и историю в право Однако, важно отметить, что Ф. Мэтланд подходил как к праву, так и к истории весьма осторожно, видя серьёзную опасность приложения историко-правовых концепций более позднего времени к раннему времени, и стараясь поэтому избегать прочтения права и истории не в надлежащем порядке, «как бы задом наперёд» Для Ф. Мэтланда принципиально важным было формулировать мысли о прошлом в рамках «общих мыслей своих предков об общих вещах»5.
Поэтому, с точки зрения Тревельяна, право превратилось для Ф. Мэтланда в инструмент, с помощью которого он пытался открыть разум средневекового человека, истинно представить людей, которые сотворили и разработали институты, сделавшие Англию великой страной1.
Итак, в отличие от У. Стеббса, который исследовал в своих трудах преимущественно эволюцию английского самоуправления, начиная с практики местных древних общин, в центре построений Ф. Мэтланда находилось общее право и монархия. Изучая средневековую Англию под углом зрения права, и беря за точку отсчета поселения древних германцев, их обычаи и законы, Ф. Мэтланд утверждал, что в её истории обнаруживала себя непрерывная нить развития, несмотря на естественно возникавшие исторические коллизии и переломы2. Ф. Мэтланд считал, что право, превалировавшее в Англии до прихода норманнов, не имело в себе сколько-нибудь ощутимого кельтского элемента, и что законы англосаксов формулировались главным образом с опорой на свод тевтонских обычаев при некоторых дополнениях или видоизменениях по форме, полученных прямо или косвенно от римской системы Отталкиваясь от знания, и двигаясь к незнанию, от определённости - к неопределённости, Ф. Мэтланд в своих исследованиях приходил к выводу, что корни английской нации были чисто германскими, но что и традиции римской цивилизации имели для её развития огромное значение, т.к. католическая церковь, а, следовательно римская, являлась в его представлениях единственной силой, которая была способна усовершенствовать английское право4. В отношении церкви и её роли в истории Англии, следует отметить, что для Ф. Мэтланда и У. Стеббса во многом были характерны противоположные точки зрения5. Но, как известно, церковный вопрос имел лишь косвенное отношение к конституционному, в связи с чем острая полемика этих двух авторов относительно того, была ли англиканская церковь по сути римско-католической или совершенно отличной от неё, начиная с англосаксонского периода, не входит в область нашего исследования. Единственное необходимо подчеркнуть, что в целом Ф. Мэтланд признавал относительную чистоту тевтонских корней английского права в конституционном и политическом смысле, за исключением юридического его содержания. Такая конституционная и политическая самостоятельность местного права была для него очевидна, т.к. если бы английские правоведы, как он полагал, лучше знали бы римское право, то рано или поздно оно породило бы здесь абсолютизм такой же, как и на континенте1.
При рассмотрении эпохи англосаксов особое внимание Ф. Мэтланда привлекал процесс утверждения в Англии светского права, где монарх и народ находились во взаимодействии, и где каждый занимал соответствующее ему место. Этот автор считал, что англосаксонские короли были уверенными и искусными законодателями, и что англосаксонские статуты являлись ничем иным как статутами королей, которые при всём своём полновластии тем не менее не брали на себя право учреждать законы без совета и согласия на то мудрых людей страны Законы народа "folk-right" были известны, как он утверждал, наиболее мудрым и старейшим людям Англии, образовывавшим национальное собрание, или так называемый витенагемот. Данный вид собрания Ф. Мэтланд не считал собранием свободных граждан или собранием всего народа, в противоположность позиции Фримена, который полагал, что каждый свободный человек теоретически имел право на посещение витенагемота3. В представлениях Ф. Мэтланда витенагемот был небольшим аристократическим органом, всегда имевшим тенденцию стать ещё более аристократическим. Он выступал как центральное правительство, хотя в основном его занятия носили неопределённый и незначительный характер. Единственное, что реально было ему присуще, как показал Ф. Мэтланд, так это судебная компетенция, постольку, поскольку витенагемот действовал, прежде всего, как судебный орган. При этом исследователь подчеркивал, что он не являлся «обычным судом для обыкновенных людей» , т.к. все обычные судебные разбирательства происходили на народном собрании, т.е. в окружном или позднее графском суде. Таким образом, Ф. Мэтланд не склонен был рассматривать витенагемот как особо значимое учреждение в административном, политическом и конституционном развитии Англии. Более того, тот факт, что в конце англосаксонского периода самодержавие было не строго наследуемо, а избираемо, и власть витенагемота приобретала действительную силу в компетенции свержения короля, расценивался Ф. Мэтландом скорее как признак конституционной слабости, и развития крайностей феодализма, нежели свидетельство укрепления народной свободы.
Английский парламент XIII - начала XIV вв. в представлениях историков и правоведов рубежа XIX - XX вв
С точки зрения Ф. Мэтланда, правление Генриха III в конституционной истории Англии было весьма важным. В глазах этого исследователя Генрих III выглядел как бедный и расточительный король, которому для получения новых средств приходилось достаточно часто созывать собрания национальных ассамблей. Использование местного представительного механизма для обложения и сбора налогов через собрание баронов и священнослужителей в правление Генриха III становилось более постоянным и более значимым, чем ранее. «У присутствовавших в собрании магнатов, по замечанию У. МакКечни, уже по привычке испрашивалось согласие на scutages, правда, много меньшей нормы, чем обычно в правление Генриха II. Иногда такое согласие давалось безо всяких условий, иногда в обмен на новое подтверждение Хартий» .
Главную особенность периода правления Генриха III Ф. Мэтланд видел в том, что значение представительного принципа в то время всё возрастало, подразумевая под ним прежде всего то, что графский суд, когда собирался во всём своём полном составе, включал в себя не только всех свободных держателей графства, но также представителей от городов. Однако, выделяя такого рода представительство, Ф. Мэтланд не считал, что оно обязательно подразумевало избрание представителей, постольку, поскольку здесь также могла применяться система назначения или жеребьёвки2.
Оценивая острую политическую борьбу, начавшуюся в 1258 г., и окончившуюся сражением близ Ивзема 4 августа 1265 г., Ф. Мэтланд утверждал, что эта борьба не способствовала формированию настоящего сословно-представительного парламента, ибо парламенты того времени не состояли из представителей графств и городов. По мнению Ф. Мэтланда, в 50-60 гг. XIII в. перед нацией стояли во многом не конституционные, но иные цели: во-первых, создать небольшой совет, избираемый баронами для контроля над королём, и, во-вторых, участвовать в избирании министров, ответственных перед баронством Начиная с парламента в Оксфорде в 1258 г., когда состоялся так называемый «бешеный парламент», Ф. Мэтланд полагал, что «конституционная история ещё более усложнилась, за счет принятия олигархической хартии», которая к счастью оказалась временной2. Знаменитый парламент, созванный Монфором, Ф. Мэтланд не рассматривал в качестве прецедента полного представительного парламента, потому как вплоть до 1295 г. постоянная практика созыва представителей от общин и низшего духовенства ещё не установилась. В отличие от других авторов единственным прецедентом созыва полного парламента в правление Генриха III он считал 1254 г., когда король пригласил в парламент рыцарей от графств для обсуждения финансовых вопросов.
Однако У. МакКечни с своей стороны придерживался немного иного взгляда на период правления Генриха III, нежели Ф. Мэтланд. Этот исследователь считал, что во времена Генриха III предпринимались разные попытки развить адекватный механизм введения в жизнь свобод, которые содержались в Magna Carta По его мысли, «в надежде на проведение теории в практику англичане тогда проводили разного рода эксперименты, хотя не всегда требуемые по результату». Так, утверждённый Оксфордскими провизиями 1258 г. баронский комитет оказался задуман не для нормального взаимодействия с королём по управлению, а скорее для полного вытеснения его прав на укрепление своих прерогатив. Как полагал У. МакКечни, в то время ещё не существовало четкого представления о том, что наилучший путь для контроля за короной состоял в деятельности баронских министров, а не во враждебной оппозиции, готовившейся к восстанию. По мысли указанного историка правильная политика заключалась в том, чтобы, во-первых, создать препятствия для короля управлять только с помощью своих постоянных министров, и, во-вторых, позаботиться о том, чтобы все эти министры были людьми, на которых Commune Concilium мог положиться и доверить контроль С другой стороны, в интерпретации У. МакКечни Симон де Монфор был тем человеком, у которого имелась расплывчатая концепция реального конституционного средства против «плохого правления», и возможность проведения своих теорий в жизнь. В небольшой промежуток времени между сражениями при Льюисе, сделавшим его верховным правителем, и Ивземе, положившим конец его карьере, этот граф обладал неограниченным контролем за ходом реформ. И, как полагал У. МакКечни вслед за некоторыми авторами, в «условленной форме правления», посредством которой Монфор пытался осуществить свои политические идеалы в последние месяцы 1264 г., реально находились следы конституционного средства, успешно использованного впоследствии Эдуардом I. Поэтому позиция У. МакКечни в противоположность Ф. Мэтланду была такова, что 1265 г. явился первым прецедентом национального парламента2.
Однако Ф. Мэтланд настаивал на том, что в период долгого правления Генриха III многое из того, что было сделано для развития английского права, было сделано без согласования с национальной ассамблеей, потому как право XIII в., на его взгляд, в наиболее полном и литературном смысле было создано королевскими судьями. Законодательная власть, как он уточнял, была сосредоточена в королевском суде, и английское право, таким образом, развивалось не путём открытого законодательства, а преимущественно в судебных дебатах. Также следует отметить, что, исследуя законодательство того периода, английский правовед во многом считал его делом исключительным и случайным Ф. Мэтланд был уверен, что, «начиная с нормандского завоевания, у Англии была та своя особенность, что её люди, как только стали философствовать, то они сразу принялись доказывать, что все правовые нормы здесь могли утверждаться только в качестве королевских распоряжений, ибо всё право воспринималось ими не иначе как только распоряжение суверена, или нескольких суверенов». Поэтому неслучайно этот автор полагал, что во времена Эдуарда I составители правовых текстов вкладывали общее право именно в уста короля , и это право рассматривалось им как одна из «самых крепких вещей когда-либо созданных» в Англии2.
В целом следует отметить, что для критиков характерно было общее признание того, что в конституционной истории Англии особая роль принадлежала Эдуарду I. Деятельность этого монарха вызывала у них глубокий интерес, постольку, поскольку политика его была «совершенно исчерпывающей», и помимо того, что он оказался «английским Юстинианом», лидерство в деле возникновения английского парламента они видели именно за ним. Т. Тоут и Э. Дженкс в этой связи специально стали изучать биографию Эдуарда I , и под углом зрения личных качеств и способностей этого монарха попытались рассмотреть его внутреннюю, внешнюю политику, решение им насущнейших проблем англичан, не требовавших отлагательств, и его понимание конституционных идей, перспектив и целей государственного строительства.
Затрагивая тему становления английского конституционализма, Т. Тоут, как критик, высказывался в пользу того, что централизованный деспотизм, выстроенный Генрихом II, был свергнут задолго до того, как Эдуард I взошёл на королевский престол, и что идеал ограниченной монархии, контролируемой большим национальным советом, и правящей в соответствии с принципами Великой Хартии Вольностей, в середине XIII столетия был слабо воспринимаем англичанами. С точки зрения Т. Тоута, тенденция на ограничение власти короны в правление отца Эдуарда почти исключительно зависела от крупных магнатов, стремившихся сохранить контроль над королем. Поэтому баронская олигархия, утвердившаяся после Оксфордского парламента, казалась Т. Тоуту столь же деспотичной в отношении нации, как и умаляющей достоинство короны. Однако столкновение интересов между короной и баронами данный автор считал положительным явлением, ибо оно заставило обоих вновь вернуться к более широкой платформе, и взять себе в партнёры мелких землевладельцев, держателей, купцов и городских торговцев. Именно на создание такого широкого альянса, по мнению Тоута, была нацелена политика графа Симона де Монфора и Эдуарда Iі.
В целом критики считали, что Эдуард I признал главные конституционные концепции своего дяди графа Симона, и ввел с своей стороны «ещё не совсем определённую и во многом туманную концепцию парламентского правления», согласно которой король, как глава исполнительного правления, взял национальный совет себе в партнёры для работы по национальному управлению Таким образом, в глазах Т. Тоута, Э. Дженкса и У. МакКечни Эдуард I выглядел как создатель исторической английской конституции, несмотря на то, что в руках этого короля оказался «уже готовый материал»3. Согласно представлениям Т. Тоута, этот монарх взошел на трон до того, как силы конституционных партий были истощены. Однако только Эдуард сумел претворить в жизнь то, к чему стремились эти партии: ему удалось проделать самую большую работу по созданию постоянного механизма управления, который во времена его отца был лишь временным средством добычи субсидий и «последним усилием революционного партизана»4.
