Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Местоимение как особый класс в системе языка 11
1.1. Проблема грамматического статуса местоимений в языкознании .11
1.2. История изучения местоимений в нахско-дагестанских языках 21
1.3. Прагмалингвистический аспект изучения местоимений 27
1.4. Семантика и прагматика местоимений в ингушском языке 36
Выводы по 1 главе .39
Глава II. Функциональная характеристика местоимений в ингушском языке .41
2.1. Местоимения-существительные 43
2.1.1. Личные местоимения-существительные 43
2.1.2. Возвратные местоимения-существительные .53
2.1.3. Вопросительные местоимения-существительные 57
2.1.4. Неопределенные местоимения-существительные 60
2.1.5. Отрицательные местоимения-существительные .64
2.2. Местоимения-прилагательные .67
2.3. Местоимения-числительные 80
2.4. Особенности словообразования местоименных слов в ингушском языке 81
Выводы по 2 главе 91
Глава III. Референциальная и коммуникативно-прагматическая специфика местоимений в ингушском языке .94
3.1. Местоимение как одно из главных средств референции в ингушском языке 94
3.2. Дейктическая функция местоимений в ингушском языке 95
3.3. Анафорические местоимения в ингушском языке 100
3.4. Кванторные местоимения в ингушском языке .109
3.5. Референциальные и прагматические особенности личных местоимений в ингушском языке .112
3.6. Денотативное и референциальное употребление местоимений в ингушском языке 120
Выводы по 3 главе .126
Заключение .129
Список использованной литературы 134
Список сокращений 152
- История изучения местоимений в нахско-дагестанских языках
- Личные местоимения-существительные
- Особенности словообразования местоименных слов в ингушском языке
- Анафорические местоимения в ингушском языке
Введение к работе
Актуальность диссертационного исследования определяется
необходимостью комплексного решения проблем в области теории местоимений, таких как частеречный статус местоимений, номинативность, место прономинальных слов в дейктической системе языка, а также недостаточно разносторонним исследованием местоименного разряда слов, представленного в традиционной грамматике.
Семантика местоимений и их функциональные особенности в большинстве случаев определяются в лингвистике однозначно, однако при более углубленном и всестороннем рассмотрении многие вопросы, касающиеся взаимодействия местоимений с различными знаменательными частями речи, а также их внутренней классификации, выявления их функциональных, референциальных и коммуникативно-прагматических признаков остаются нерешенными. Следовательно, изучение местоимений в ингушском языке как целостной системы с учетом вышеизложенных особенностей местоимений остается актуальной проблемой.
Степень научной разработанности темы исследования. В
современном ингушском языке местоименная система не подвергалась
специальному исследованию. Исключением является диссертационная работа
А.С. Куркиева «Местоимение в нахских языках» [1965], в которой ингушские
местоимения исследуются в сопоставительном плане. Проблемой
местоимений также занимались исследователи нахских языков: З.К. Мальсагов, Ю.Д. Дешериев, Д.С. Имнайшвили, Н.Ф. Яковлев, М.И. Чапанов, А.И. Халидов, А.Д. Тимаев, А.С. Чикобава, Л.У. Тариева, Э.А. Аушева и др. Сведения по ингушским местоимениям в имеющихся научных и школьных грамматиках даются лишь обзорно, в то время как функциональный и прагмалингвистический аспекты изучения местоимений остаются вне поля зрения.
Целью исследования является функциональный, семантический и прагмалингвистический анализ местоимений в ингушском языке c учетом их референциальной и коммуникативно-прагматической отнесенности, т.е. особенностей употребления в речи.
Для достижения цели выдвигается ряд исследовательских задач:
1) анализ существующих подходов к проблеме семантики и
функционирования местоимения с целью разрешения связанных с этим
спорных вопросов;
-
определение четких границ местоимения в ингушском языке в системе частей речи как лексико-грамматического разряда слов с учетом семантических и морфологических критериев;
-
описание специфики функциональных характеристик отдельных семантических групп местоимений;
-
определение особенностей местоимений в ингушском языке с учетом их референциальных характеристик;
5) выявление специфики использования местоименных слов в
организации текста или речевого акта на основе прагмалингвистического
анализа.
Научная новизна работы определяется тем, что подобное исследование
прономинальной системы ингушского языка с точки зрения ее
функциональных и прагмалингвистических особенностей на материале
ингушского языка проводится впервые. Это позволяет обоснованно
сформулировать определение местоимений в ингушском языке как слов,
имеющих своеобразную отвлеченную семантику, которая может
конкретизироваться лишь в речевой ситуации или в контексте.
В работе также содержатся абсолютно новые наблюдения в области
прономинальной системы, связанные прежде всего с референциальными и
коммуникативно-прагматическими особенностями местоимений и их
функционированием в ингушском дискурсе.
Методологической основой данного исследования послужили работы, посвященные грамматическому описанию местоимения в кавказских языках, в частности нахских (П.К. Услар, А.С. Куркиев, Н.Ф. Яковлев, З.К. Мальсагов, Ю.Д. Дешериев, А.И. Халидов, А.Д. Тимаев и др.), а также труды, основанные на грамматических концепциях русских и зарубежных лингвистов (В.В. Виноградов, А.А. Шахматов, А.Е. Супрун и др.), теории референции (Н.Д. Арутюнова, Е.В. Падучева, В.Г. Гак, О.Н. Селиверстова, А.Е. Кибрик и др.), отдельных положениях прагмалингвистики (Ч. Моррис, И.И. Ревзин, А.С. Чехов, Ю.И. Левин и др.).
При написании данной работы были применены методы
лингвистического описания, типологический, описательно-аналитический,
сравнительно-сопоставительный методы, включающие такие
исследовательские приемы, как описание, обобщение, сопоставление.
В качестве иллюстративного материала при исследовании были
использованы примеры, извлеченные из произведений ингушской
художественной литературы, а также живой ингушской разговорной речи.
Теоретическая значимость работы состоит в том, что результаты
исследования позволяют по-новому взглянуть на особенности местоименных
разрядов в ингушском языке с учетом их соотнесенности с той или иной
частью речи, а также с позиции лингвистических теорий, при которой
учитываются естественные коммуникативные процессы в языковой системе.
Как первый опыт на стыке морфологии и прагмалингвистики данное диссертационное исследование можно применить при аналогичных изысканиях на материале различных лексико-грамматических категорий и в других языках. Предлагаемое описание прономинальной системы в ингушском языке может помочь при дальнейшем уточнении как общих, так и специфических особенностей исследуемого местоименного класса в родственных языках.
Практическая значимость. Результаты, полученные в результате исследования прономинальной системы ингушского языка, могут быть применены в преподавании практических и теоретических курсов по грамматике и лингвистике текста, при составлении учебников, методических пособий, словарей по ингушскому языку.
Результаты проведенного исследования позволяют вынести на защиту следующие положения:
1. В ингушском языке представлена развитая прономинальная система,
которая является своеобразным лексико-грамматическим классом и
отличается от других знаменательных слов своими функциональными
качествами.
-
Описание разряда местоименных слов осуществляется в рамках функционального и коммуникативно-прагматического подхода, что позволяет наиболее полно представить главные признаки местоименных слов ингушского языка, а также дать более полную характеристику каждого разряда местоимений в отдельности.
-
Местоимение в современном ингушском языке определяется как разряд указательных слов, которым присущи обобщенно-предметные, обобщенно-качественные и обобщенно-количественные значения. В соответствии с этим и по соотнесенности местоимений с той или иной частью речи в ингушском языке выделяются местоимения-существительные, местоимения-прилагательные, местоимения-числительные.
4. По грамматическим признакам местоимения в ингушском языке
неоднородны из-за присущих данному разряду слов разных
морфологических категорий и синтаксических функций. Особое ядро при
этом составляют местоимения-существительные, которые морфологически
не объединяются с именами существительными и имеют своеобразное
выражение грамматических категорий.
5. В семантическом отношении местоимения ингушского языка
являются неполнозначными словами: в речевой ситуации для их
полноценного употребления необходимы специальные слова-корреляты,
которые дополняют местоимения определенными семантическими
элементами. При этом всестороннее исследование местоимений не
представляется возможным без учета той функции, которую они выполняют
в коммуникативном акте или в тексте.
6. Местоимение является главным средством в процессе осуществления
референции. В референциальном аспекте основными функциями
местоимения в ингушском языке являются дейктическая и анафорическая.
Апробация работы. Основные положения и результаты
диссертационного исследования обсуждались на заседаниях кафедры ингушского языка ФГБОУ ВО «Ингушский государственный университет», были изложены в докладах на международных и региональных конференциях, опубликованы в 13 публикациях, 5 из которых вошли в рецензируемые журналы, рекомендованные ВАК РФ.
Структура работы. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения, списка литературы и источников.
История изучения местоимений в нахско-дагестанских языках
Что же касается традиций изучения местоимений в кавказской лингвистической литературе, заметим следующее: грамматический анализ местоимений в нахских языках широко представлен в исследованиях, еще начиная с работ А.А. Шифнера [1862] и П.К. Услара [1888].
В специальной литературе не известно ни одной работы, исключая диссертацию А.С. Куркиева «Местоимения в нахских языках» [1965], а также статьи Имнайшвили Д.С. [1953], специально посвященной лишь вопросам местоимений в языках нахской группы, но, тем не менее, данного вопроса касались в своих трудах многие ученые-кавказоведы.
В работе П.К. Услара «Чеченский язык» местоимениям уделено десять параграфов, в которых даются образцы склонения и представлена характеристика личных, возвратных, указательных, притяжательных, вопросительных, определительных местоимений, а также форм отрицательных местоимений чеченского языка [1888]. Надо отметить, что данные формы представляют собой большую ценность для выявления исходных форм общенахских местоименных основ.
В «Ингушской грамматике» З.К. Мальсагова [1925] представлены следующие семантические разряды этих слов: личные, указательные, возвратные, притяжательные, вопросительные, определительные и неопределенные местоимения, а также даны образцы их склонения в ингушском языке.
В 1932 году выходит «Грамматика чеченского языка», составленная А. Яндаровым, А.Мациевым и др. В данном труде охарактеризованы основные разряды местоимений в чеченском языке и приведены образцы основных типов их склонения.
В статье Д.С. Имнайшвили «К вопросу о гипотаксисе в языках чеченской группы» разработаны некоторые вопросы вопросительных, относительных и вопросительно-прилагательных местоимений в нахских языках [1948]. Также следует отметить и другую работу этого автора «Отрицательные местоимения и наречия в горских иберийско-кавказских языках» [1953].
Ю.Д. Дешериев также уделяет несколько страниц бацбийским местоименным формам в своей монографии «Бацбийский язык», где охарактеризованы разряды личных, указательных, возвратных, притяжательных, вопросительных, относительных, определительных, неопределенных, отрицательных, обобщительных местоимений; дана краткая их характеристика и установлено место данной части речи в бацбийском языке, приведены образцы склонения личных, возвратных, притяжательных и относительных местоимений [1953]. В следующей работе Ю.Д. Дешериева «Сравнительно-историческая грамматика нахских языков и проблемы происхождения и исторического развития горских кавказских народов» анализируются в сопоставительном плане личные, притяжательные, возвратные, указательные и вопросительные местоимения. Даны образцы склонения личных местоимений [2006].
Довольно значительное место отведено чеченским местоименным формам профессором Н.Ф. Яковлевым в работе «Морфология чеченского языка», где даны образцы склонения почти всех форм местоимений чеченского литературного языка и охарактеризованы их основные особенности [1960].
М.И. Чапанов в своем труде «Эргативная конструкция предложения в нахских языках» рассматривает вопросы особенностей образования форм некоторых личных и указательных местоимений [1962].
А.С. Куркиев в диссертации «Местоимения в нахских языках» освещает вопросы склонения, состава основ и основных синтаксических функций местоимений в чеченском, ингушском и бацбийском языках в сопоставительном плане с привлечением данных диалектов и говоров чеченского языка [1965]. Автор данной работы отмечает, что в нахских языках наличествуют местоимения, оформившиеся в особую часть речи, которые выражают, как и в других языках, отвлеченные понятия и могут указывать на всякий предмет. Он выделяет в ингушском и чеченском языках одинаковое число разрядов местоимений: 1) личные; 2) указательные; 3) возвратные; 4) притяжательные; 5) вопросительные; 6) определительные; 7) неопределенные; 8) взаимные. В бацбийском же языке различают еще разряды относительных местоимений, отсутствующие в чеченском и ингушском языках, исключая кистинский диалект чеченского языка, в котором наличествуют формы относительных местоимений, оформившиеся под влиянием грузинского языка.
Также А.С. Куркиев отмечает, что вышеуказанные разряды местоимений в нахских языках имеют свои разновидности. Так, указательные местоимения могут быть собственно-указательными и указательно-прилагательными; возвратные местоимения могут подразделяться на собственно-возвратные и возвратно-определительные.
Среди притяжательных же местоимений выделяются лично-притяжательные, возвратно-притяжательные и указательно-притяжательные местоимения.
Вопросительные местоимения подразделяются А.С. Куркиевым на собственно-вопросительные и вопросительно-прилагательные местоимения. В работе также приведены формы слов, употребляемые для передачи значений отрицательных местоимений в ингушском языке [1965] .
В последующие годы выпускались учебники нормативного курса грамматики ингушского языка, в которых также даны основные разряды местоимений, их склонение и особенности [Озиев, Оздоев 1939].
Некоторые сведения о местоимениях и их парадигматике в ингушском языке даются в учебнике для 6-7 классов [И.А. Оздоев, Р. И.Оздоев 1996], а также в книге «Х1анзара г1алг1ай мотт» [Ахриева, Оздоева, Мальсагова, Бекова 1997]. В данных учебных пособиях авторы, вслед за З.К. Мальсаговым [1963], выделяют 8 разрядов местоимений в ингушском языке: личные, указательные, возвратные, притяжательные, вопросительные, определительные, неопределенные, отрицательные.
Следует отметить, что в вышеуказанных работах по нахским языкам затрагивались только частные вопросы анализа местоимений или же представлялась общая характеристика их разрядов.
Исследователи в области кавказских языков в своих трудах высказывали различные мнения по поводу лексико-грамматической интерпретации отдельных разрядов местоимений. На глубоком и всестороннем исследовании местоименных форм и других именных основ в нахских и дагестанских языках основаны также известные теоретические работы А.С. Чикобава, Е.А. Бокарева, Ю.Д. Дешериева и др. Из посвященных местоимениям специальных трудов необходимо отметить работу А.С.Чикобава «К склонению местоимений аварского языка» [1942], в которой разработаны принципы склонения местоимений на примере одного из горских иберийско-кавказских языков.
Актуальным вопросам абхазо-адыгских местоимений посвящены работы К.В. Ломтатидзе «Относительные местоимения в глагольных формах абхазского языка» [1942], «Об историческом единстве указательных местоимений и наречий места в абхазском языке» [1954], работы Г.В. Рогава «К вопросу о переходе классного спряжения в личное спряжение в иберийско-кавказских языках» [1953], «К вопросу о структуре именных основ и категории грамматических классов в адыгейских языках» [1956], и др.
Проблемы, касающиеся структуры и семантики местоимений, стимулируют обращение к ним исследователей дагестанских языков. В частности, это доказывает выход в свет тематического сборника «Местоимения в языках Дагестана» [1983], где собраны статьи по разным аспектам рассматриваемой проблемы, а также специальный обзор М.Е. Алексеева и М.А. Магомедовой [2004: 3-12] по исследованию прономинальной лексики.
Основные вопросы в области теории прономинальных систем получили достаточное освещение и в лингвистической типологии. Необходимо отметить некоторые из них в отечественном языкознании. Из специальных работ, посвященных местоимениям дагестанских языков, где проводится комплексный анализ данной части речи, следует отметить исследования Б.Р. Курбанова [1998], Б.И. Гусейновой [1996], М.А. Магомедовой [2004]. В исследованиях этих авторов анализируются местоимения с точки зрения семантики, словообразования, словоизменения, синтаксичекой роли, что в совокупности составляют набор дифференциальных признаков, которые позволяют отличать местоимение от других частей речи.
Личные местоимения-существительные
Личные местоимения-существительные (далее личные местоимения) указывают на участвующие или не участвующие в процессе общения лица.
Одним из наиболее отличительных признаков личных местоимений можно считать их абсолютную референтную самостоятельность. Об этом пишет Я.Г. Тестелец: «Референтно самостоятельные лексемы чаще бывают существительными, а референтно несамостоятельные – предикативными, причем наиболее «типичными» существительными по этому признаку являются личные местоимения 1-го и 2-го лица, обладающие абсолютной референтной самостоятельностью» [1990: 89]. Весьма примечательна точка зрения Талми Гивона, утверждающего, что в языке наблюдается достаточно сильная тенденция к разграничению двух активных участников речевой ситуации – говорящего (со «я», тхо, вай «мы») и слушающего (хьо «ты», шо «вы») – и не-участников, т.е. третьего лица (из «он», «она», «оно», уж «они»). По мнению ученого, причинами подобного деления являются следующие:
(1) Предполагается, что говорящий и слушающий находятся в контакте лицом к лицу, в результате чего пространственный дейксис и род / класс устанавливаются непосредственно из речевого контекста и не нуждаются в специальной маркировке. Они сами по себе являются отправной точкой для всякого рода пространственного и временного дейксиса.
(2) Число, а также формы инклюзива / эксклюзива непредсказуемы с точки зрения говорящего и слушающего, поскольку в коммуникативной ситуации потенциально многозначны, соответственно требуя явного уточнения («маркировки»).
(3) Что касается падежных функций говорящего и слушающего, когда они являются участниками речевых событий или процессов, о которых сообщается (и не обязательно происходящих во время и в месте коммуникации), то они не являются предсказуемыми с точки зрения коммуникативной ситуации, и поэтому должны быть уточнены, как и другие референты [1984: 355].
К личным местоимениям-существительным в ингушском языке относятся лексемы, характеризующиеся последовательным изменением по падежам и наличием категории числа.
В системе личных местоимений в ингушском языке противопоставлены две формы: инклюзива (форма первого лица мн. ч., охватывающая как говорящего (говорящих), так и тех, к кому обращена речь) – вай «мы (с тобой, с вами)» и эксклюзива (форма первого лица мн. ч., обозначающей только говорящих, т.е. исключающая тех, к кому обращена речь) – тхо «мы (без тебя, без вас)».
В ингушской речи, в отличие от русской, нет вежливой формы обращения на «Вы». Вежливый тон выражается называнием при обращении возраста или пола собеседника:
Воккха саг, хьо малаг1ча г1улакха венавар?
Дедушка, ты по какому делу пришел?
Йо1, новкъостал дел сона ер каьхат д1адахьийта.
Девушка, помоги мне отправить это письмо.
Местоимение со «я» указывает непосредственно на говорящее лицо:
Шоллаг1ча дийнахьа сатоссаш машиннаькъа станце вахар со [Горчханов].
На второй день перед рассветом я пошел на автостанцию.
Сога хьалуш цхьаккха болх бац [Горчханов].
Мне никакую работу не предлагают.
Местоимение хьо «ты» указывает на лицо, к которому обращена речь говорящего, т.е. на его собеседника:
Хьо чай мелаш, йIайхача Iохайна вагIа. Аз хьона хьалхара болх бу [Горчханов].
Ты сидишь в тепле, пьешь чай. Я вместо тебя работаю.
Местоимение из «он», «она», «оно» обозначает лицо, не принимающее участия в речи (т.е. не говорящего и не собеседника), а также вообще любой предмет, о котором идет речь. В отличие от местоимений первого и второго лица, которые не требуют предварительного называния говорящего или собеседника, местоимение третьего лица из «он», «она», «оно» указывает на уже известные в речевой ситуации или тут же называемые предмет или лицо:
Ши воI а везар къаьнача Беллина дукха-м, бакъда къаьстта дукха езар цунна йоI [Ведзижев].
Старая Белла любила и двух сыновей, но особенно она любила дочь.
ТIера цIена лелар из, виткъо вIаьха, барайттара ваьнна кIаьнк азиат [Горчханов].
С виду он был аккуратным, высокий, худощавый мальчик-азиат, которому уже было за восемнадцать.
Лохача истола гонахьа бераш Iо а ховшадаь, царга хIама даийта гIерташ йоаллар Наси [Горчханов].
Посадив детей вокруг низенького стола, Наси собиралась их покормить.
– Мала вар из даьр? – хаьттар цо юххера а [Горчханов]. – Кто это сделал? – спросил он наконец-то.
Следует отметить, что формы личных местоимений 3-го лица из «он», «она», «оно», уж//ужаш «эти» в ингушском языке совпадают с формами указательных местоимений.
Число Личные местоимения Указательные местоимения
Ед. Из са йиша я. Из кIаьнк дика дешаш ва.
Она моя сестра. Этот мальчик учится хорошо.
Мн. Уж тха гаргара нах ба. Уж бераш тха веший да.
Они наши родственники. Эти дети – наши племянники.
Личным местоимениям в ингушском языке, как и указательным, свойственно указание с ориентацией на говорящего (такой особенностью не обладают ни вопросительные, ни неопределенные местоимения). Личные местоимения 3-го лица, как и указательные, объединяются в осложненную систему типов указания на степень удаленности от говорящего. Указательные местоимения в ингушском языке используются чаще всего атрибутивно, выполняя синтаксическую роль определения:
Къовсам кхы а гаьнабаргбар, цу хана коа воккха саг Тайсам гучаваьннвецаре [Горчханов].
Спор затянулся бы, если в это время во дворе не показался старик Тайсам.
Хьай эггара хьалха аьттув ма баьлла а дицдергда 1а уж пайда боаца къамаьлаш [Горчханов].
При первом же удачном моменте ты забудешь про эти бесполезные разговоры.
Хацар сона из къамаьл тхоай т1еххьара дий [Горчханов]…
Не знал я, что этот разговор у нас последний…
Однако указательные местоимения могут употребляться и субстантивно, заменяя существительные. Например, вместо саг «человек» можно сказать ер «этот», из «тот».
Личные местоимения 3-го лица в ингушском языке используются только субстантивно. Например:
Из латтача массехана бегаши, 1оттараши, кицеи, сакъердами хулар [Горчханов].
Там, где он находился, всегда были шутки, упреки, пословицы, веселье.
Уж хоза бар. Уж дуненна раьза бар... Уж белаш бар [Горчханов]. Они были красивые. Они были довольны жизнью. Они смеялись.
Гурахьа деррига а хьадаланзар цо Баьтархана ахча [Горчханов]. Осенью он не вернул Батархану всю сумму.
Как известно, личным местоимениям в ингушском языке не свойственна морфологическая категория класса. Местоимения со «я», хьо «ты», из «он», «она», «оно» могут координироваться в классе со словами, выступающими в роли сказуемого или части составного сказуемого. Выбор классовой формы определяется полом того лица, на которое указывает местоимение:
Кхоана Iуйранна, ийс сахьат доаллаш, … са тика тIа хьалъя еза хьо [Горчханов].
Завтра утром, к девяти часам, … ты должна прийти в мой магазин.
ЙIаьхача вагона юкъегIолла юхаведар из, эгIахьара тамбур йолчахьа [Горчханов].
Особенности словообразования местоименных слов в ингушском языке
Словообразовательная система в целом, так и словообразование местоимений в частности, относится к числу малоисследованных проблем в ингушском языке. В научных исследованиях ряда лингвистов ингушского языка затрагиваются лишь частные вопросы по проблеме словообразования местоимений, но полного системного исследования словообразования данной части речи до сих пор нет.
Что касается словообразования местоимений в нахских языках, то надо отметить монографию А.И. Халидова [2010], представляющую собой комплексное исследование словообразовательной системы чеченского языка. В данной работе автор подвергает словообразовательному анализу все части речи чеченского языка, включая местоимение. Отдельные сведения по словообразованию местоимений в чеченском языке представлены и в работах З.К. Чокаева [1968], А.Д. Тимаева [2007] и др.
Подчеркивая малоизученность словообразовательных связей местоимений и числительных в нахских языках, А.И. Халидов пишет, что «вряд ли такое положение вещей можно считать случайностью или игнорированием языковедами материала, относящегося к соответствующим частям речи» [2010: 718]. Дело в том, что не только в ингушском, но и в любом языке числительные и местоименные слова представляют собой замкнутые и не пополняющиеся классы слов.
Однако описание местоимений в морфологических разделах грамматик показывает, что местоимения могут рассматриваться с точки зрения словообразования, хотя явно выраженных признаков аффиксального словообразования местоименных слов в ингушском языке, на наш взгляд, нет. В основном в образовании местоименных слов представлены способы словосложения, суффиксации, много местоимений непроизводных.
Ингушские местоимения по морфологической структуре классифицируются на производные и непроизводные. Большинство местоимений синхронно представляют собой одну непроизводную основу. К ним относятся наиболее древние формы местоименных лексем, такие как личные со «я», хьо «ты», из (инг.), и (чеч.) «он, она, оно»; вай (инг., чеч.), ваи (бацб.) «мы» (инклюзив) и др.; вопросительные местоимения: мала (инг.), мила (чеч.), ме // мен (бацб.) «кто» и др.
Ряд местоимений составляют производные местоимения, которые образовались в основном от самих же местоименных основ суффиксальным способом: дIа-ра «тот», мала-гIа «какой», а также сложением основ: со-се «я сам», хьо-хье «ты сам».
Все личные местоимения в ингушском языке являются непроизводными и одновременно могут использоваться в качестве производящих основ для образования различных разрядов местоименных слов.
Как было отмечено выше, формы личных местоимений 3-го лица из «он, она, оно», уж // ужаш «они» в ингушском языке совпадают с формами указательных местоимений. Указательные местоимения, совпадающие по форме с личными, являются также непроизводными.
Ю.Д. Дешериев отмечает, что «в чеченском языке функционирующих указательных местоимений меньше, чем в бацбийском. В литературном языке употребляются всего три: и, иза, хIара… В ингушском встречаются уж и укх» [2006: 458].
А.С. Куркиев дополняет этот ряд, приводя в качестве указательных местоимений формы: ер «этот, эта, это», ераш «эти», дIара «тот, та, то», а также «указательно-прилагательные местоимения»: цигара «тамошний», укхазара «здешний» [1965: 63-77].
Формы цигара «тамошний», укхазара «здешний», на наш взгляд, являются отместоименными прилагательными с дейктической семантикой.
Местоименные формы ерра-мо «такой, как этот», изза-мо «такой, как тот» образовались присоединением к указательным местоимениям частицы мо с уподобительным значением.
Местоимение дIара «тот, та, то» происходит от наречия дIа «там, туда», следовательно, данное местоимение образовалось в результате присоединения суффикса ра- к наречию дIа.
Субстантивированная форма указательного местоимения дIара «тот, та, то» образуется при добавлении суффигированного глагола дар, который имеет переменные классные показатели (в, й, б): дIара саг – дIара-вар.
Притяжательные местоимения в ингушском языке являются производными и представляют собой формы родительного падежа личных местоимений: со «я» – са «мой», хьо «ты» – хьа «твой», из «он, она, оно» – цун «его, ее», тхо «мы» – тха «наш», шо «вы» – шун «ваш», уж «они» – цар «их» и собственно-возвратных местоимений: се «я сам» – сай «мой, свой», хье «ты сам» – хьай «твой, свой», ше «он сам, она сама» – ший «его, ее, свой» и др.
Независимые формы притяжательных местоимений в ингушском языке образуются, как и у прилагательных, с помощью суффигированного глагола дар (б, в, й), который имеет переменные классные показатели: са-дар «мой», хьа-бар «твой», цунъ-яр «его, ее», вай-дар «наш», тха-яр «наш», шун-вар «ваш», цар-бар «их». Такие формы являются субстантивированными и употребляются вместо имен существительных. В ингушском языке наличествуют также формы, образованные способом словосложения и представляющие собой сочетание родительного падежа личных и собственно-возвратных местоимений: са-сай «мой, свой (собственный»), хъа-хъай «твой, свой (собственный)», вай-воащ тха-тхоай «наш (собственный), шо-шоай «ваш (собственный)», цар-шоай «их (собственный)».
При субстантивации данных форм ко второму компоненту составного слова добавляется суффигированный классный глагол дар (б, в, й): са-сай-дар, хъа-хъай-дар, вай-воай-дар и др.
Возвратные местоимения в ингушском языке тоже являются производными от личных местоимений и делятся на два разряда: собственно-возвратные и лично-возвратные.
Собственно-возвратные местоимения в ингушском языке образованы от личных местоимений и представлены следующими формами:
се - воаш (инклюзив), тхоаш (эксклюзив)
хье - шоаш ше - шоаш
При этом преобладает фонетический процесс чередования краткого гласного производящей основы и долгого в производной: со «я» - се «я сам», хъо «ты» - хье «ты сам». В основах форм собственно-возвратных местоимений множественного числа, помимо флексии -ш, наблюдается фонетический процесс - чередование корневого гласного а— оа: вай «мы» -воаш «мы сами», тхо «мы - тхо «тхоаш».
Лично-возвратные местоимения представляют собой сложную основу, образованную преимущественно путем редупликаций основ личных и возвратных местоимений:
со-се вай-воаш, тхо-тхоаш
хьо-хье шо-шоаш
уж-шоаш из-ше
Такие местоимения по значению примерно соответствуют русским местоимениям: сам, сама, само, сами.
К вопросительным местоимениям в ингушском языке относятся слова: мала «кто», фу «что», малагIа // малагIдар (б, в, й) «какой», «который», мел, масса «сколько», массалагIа // массалагIдар (б, в, й) «который (по счету»), мишта // миштадар (б, в, й) «какой, который».
В вопросительных местоимениях мала «кто», фу «что» семасиологически противопоставлены, как и в других кавказских языках, личность (человек) и не-личность (вещь). Местоимения мала «кто», фу «что» в синхронно-словообразовательном отношении считаются непроизводными.
В косвенных основах этих местоимений бинарная оппозиция личность – не-личность проведена лексическими средствами – разными лексемами (основами): мала, хьан, хьанна, хьан, хьанца, хьанах, хьанал; фу, сен, сенна, сево, сенца, сенах, сенал.
От местоимения мала «кто» в ингушском языке при помощи аффикса ш- образуется форма множественного числа мала-ш, которая имеет только форму именительного падежа. От местоимения фу «что» форма множественного числа не образуется, и при вопросе о многих употребляется форма единственного числа.
Анафорические местоимения в ингушском языке
В научных исследованиях ингушского языка анафорическая функция местоимений до сих пор не освещалась. Тем не менее, проведенный нами анализ показывает, что местоимения в ингушском языке могут вступать в довольно многообразные анафорические отношения.
Так, например, в ингушских предложениях типа:
ШоллагIа шу дар Залина районни больнице берий лорал деш йола. ТIеххьарча ханналца ший болх боацчун цхьаккха хIаман уйла яцар цо [Ведзижев].
Второй год Залина работала в районной больнице детским врачом. До последнего времени она, кроме своей работы, ни о чем не думала.
Юсап кхеравеннавар. Цунна ховра Калиматагара фуннагIа дала тарлулга [Ведзижев].
Юсуп испугался. Он знал, что от Калимат можно ожидать все, что угодно.
Сендухьа да а ца ховш чIоагIа сакъердалуш яр Мадина Iурре денз. Кхетаде гIертар из гIадъяхара бахьан, вешта, цхьаккха хIама дацар дагадохаш [Ведзижев].
Неизвестно по какой причине Мадина веселилась с утра. Она пыталась понять причину веселья, но не могла ничего вспомнить.
Мухарбик а ма хиннавий дешаш. Из дийша ваьлча а мича дийшар цхьаккха мовлат [Ведзижев].
Мухарбик тоже ведь учился. Однако после того как он окончил учебу, никакого мовлида не было.
Цу дешаех шек хила йиш йолаш вацар Iаббас. Цунна ховра Сардала дуккха жа дехкалга, цо уж хIана дохк а ховра цунна [Ведзижев].
Аббас не сомневался насчет этих слов. Он знал, что Сардал продал много овец, еще знал, зачем он их продает.
Как видим, структурные особенности анафоры определяются соотношением местоименных форм с антецедентом, т.е. с предыдущим элементом высказывания, с которым соотнесен заменяющий его последующий элемент.
Анафорическое местоимение определяется как элемент «указывающий на предшествующее слово или слова, отсылающий к ранее сказанному» [Ахманова 2004: 47].
К частым случаям анафоры в ингушском языке можно отнести примеры с местоимениями из «он», уж «они», ер «этот» в следующих предложениях:
Велакъежар Сайпи. Кхетадир цо нанна хIанз а хIама ховш ца хилар [Ведзижев].
Сайпи улыбнулся. Понял он, что мать пока еще ничего не знает.
Цу дийнахь Iаббас шоайцига варга хьежаш бацар е Керам а е Сиби а. Боккъалдар аьлча, из шоашта ца гича дикагIа хеташ а бар уж [Ведзижев].
В этот день ни Керам, ни Сиби не ждали Аббаса. Правду сказать, они думали, что будет лучше, если его не видеть.
Боккхийча наха чувхаяцар Зейнап. Ер теркал а ца еш санна наг-нагахьа дош а оалаш шоайла къамаьл дора цар [Ведзижев].
Старики не ругали Зейнап. Как будто ее (букв.: эту) не замечая, они разговаривали между собой.
Чура араяла дIайийрзаяр Макка, бакъда ТIахьир-молла соцайир из [Ведзижев].
Макка повернулась, чтобы выйти, однако Тахир-мулла ее остановил.
Берда кхетадора Сардал сихвенналга. Бакъда из кхетаве ловра цунна [Ведзижев].
Берд понимал, что Сардал торопится. Однако он хотел его вразумить.
ЦIаькха шийга кхайкаро лерга нIана боаттIабеш санна хетийтар Сардала. Ер дIахьажача тIаьна гаьна воаццаш тачанкана юхе латтар 1аббас. Дошо тума шийна корадича санна къежавар из юртахо вайна раьза волаш [Ведзижев].
Когда окликнули еще раз, Сардалу показалось, будто лопнула барабанная перепонка. Он (букв.: этот) оглянулся, недалеко от моста, возле тачанки, стоял Аббас. Увидев односельчанина, он обрадовался, будто нашел золотую монету.
Как видно из примеров, роль местоимений, используемых в качестве анафорических, сводится к тому, что они заменяют антецедент, т.е. дает возможность избежания повтора.
В последнее время лингвистами огромное внимание уделяется вопросу трактовки анафоры с точки зрения ее функций в речи, в связи с чем была предпринята попытка обобщения основных понятий анафоры и рассмотреть семантические типы анафоры в рамках теории речевых актов [Богуславская, Муравьева 1987].
В большинстве случаев главным компонентом значения понятия «анафора» является повтор. Однако это не повтор целого выражения, а сокращенное воспроизведение представленного ранее в контексте полного языкового выражения:
«Малав бехке?» – из хаттар латтар хIанз Султана хьалхашка. Хадданза цун уйлаш йора цо [Ведзижев].
Кто виноват?» – этот вопрос стоял теперь перед Султаном. Постоянно думал он об этом.
– Гаьна даха дезий вай? – хаьттар Сардала дага а доацаш. Ше из хаттарах дехкеваьлар Сардал.
– Далеко нам еще идти? – спросил Сардал неожиданно. Сардал пожалел, что он это спросил.
– Аз хьайга аьннар диц ма делахь, юхавола юрта ваха! Ше из аьннадале а, дагахьа кхы дар Асхьаба.
– Не забудь то, что я тебе сказал! Несмотря на то, что он это сказал, на самом деле Асхаб думал по-другому.
Ма аьннадий цо, берашта луш полтош я, ботинкаш я. Кхы къасташ мишта аргда из?
Сказал же он, что детям дают пальто и ботинки. Как это еще сказать точнее?
В данном случае проявляется прогрессивный характер анафоры, так как она позволяет избежать избыточности [Кибрик 1987: 174].
В узком понимании анафора определяется как связь между антецедентом и субститутом, а в широком смысле как повтор или же связь антецедента и субститута на расстоянии.
Как уже было отмечено, понятие анафоры главным образом используется в ингушском языке, равно как и в других языках, применительно к анафорическим местоимениям:
Раьза вар Iаббас деррига иштта дика чакхдаьнна. Iадика а йийца, дIавахар из [Ведзижев].
Аббас был доволен, что все так хорошо закончилось. Попрощавшись, он ушел.
Анафорическое местоимение из «он» во втором предложении адресат может понять лишь в том случае, если антецедент Iаббас «Аббас» был уже введен в первом предложении. Анафорическое местоимение из «он» отсылает к антецеденту Iаббас «Аббас». Анафорическое местоимение из «он» и антецедент Аббас имеет общий референт, т.е. обозначает один и тот же объект действительности.
Следует отметить и то, что анафора часто определяется как кореферентность или кореферентное указание. «Кореферентность – это отношение между такими именными группами, которые обозначают один и тот же объект, т.е. имеют один и тот же референт» [Падучева 2008: 134].
Анафорические местоимения в ингушском языке можно разделить на следующие референциально-семантические группы: личные местоимения 3-лица, возвратные, указательные местомения (в зависимости от функции). Разряды анафорических местоимений отличаются друг от друга не только референциально-семантическими характеристиками, но и синтаксическими.
Личные местоимения 3-го лица в ингушском языке не ограничены какими-либо синтаксическими требованиями по отношению к антецеденту:
Велхача кхаьчавар Джабиг. Массаза кхеравора из даь тIачовхаро [Ведзижев].
Джабиг чуть не плакал. Грубость отца всегда его пугала». Нана дIаяхача дукха хьеяланзар Мадина. Чехка хIама тIа а йийха, кизгана хьалхашка дIаэттар из [Ведзижев].
После того, как ушла мать, Мадина не стала задерживаться. Быстро одевшись, она стала возле зеркала.