Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Изучение динамики языка и сознания в истории науки 15
1.1. Системоцентрический и антропоцентрический подходы к языку 15
1.2. У истоков научного осмысления проблемы языка и сознания 22
1.2.1. Идеи эволюции, развития и совершенствования языка и сознания в работах В. фон Гумбольдта 22
1.2.2. Проблема языка и сознания в психологии Л.С. Выготского 26
1.2.3. Роль языка в развитии сознания в работах А.А. Потебни 28
1.2.4. Психолингвистические идеи И.А. Бодуэна де Куртенэ 30
1.3. Идея динамики языка и сознания во второй половине XX века 35
1.3.1. Функционирование и развитие языка 35
1.3.2. Пути решения проблемы отношений языка и сознания в лингвисти-ческой науке: от лексического значения к концепту 40
1.3.3. Язык и сознание: от статики к динамике 47
1.3.4. Язык – сознание – культура: лингвокультурный аспект 52
Выводы по I-й Главе 59
Глава II. Анализ динамики структуры концептов, относящихся к ядру язы-кового сознания русских 61
2.1. Концепт «время» 64
2.2. Концепт «жизнь» 83
2.3. Концепт «любовь» 98
2.4. Концепт «дом» 111
Выводы по II-й Главе 123
Заключение 130
Библиографический список 133
Приложение .161
- Системоцентрический и антропоцентрический подходы к языку
- Проблема языка и сознания в психологии Л.С. Выготского
- Пути решения проблемы отношений языка и сознания в лингвисти-ческой науке: от лексического значения к концепту
- Язык – сознание – культура: лингвокультурный аспект
Введение к работе
Обращение лингвистов к моделированию и исследованию концептуальной системы человека, возможное только при выходе за пределы «чистой» (А А Залевская) лингвистики, совмещении научных терминов различных наук, позволило осознать принципиально динамичную природу языка (А.А. Залевская, В И Карасик, В.А Пищальникова, Е В Лукашевич, и др) Если при изучении системы языка в диахронии исследовались значительные временные пласты, а языковые изменения оценивались с позиций развития и совершенствования (Б.А. Серебренников, В.И Кодухов, Л П Крысин, А Н Савченко, В В Иоффе, Р А Будагов, Ю В Рождественский и др), то при изучении концептуальной структуры слов появляется возможность исследовать язык в другом направлении, а именно в отношении репрезентируемых им мыслительных структур И в этом случае язык представляется не только устойчивой системой значений, но и постоянно конструируемой системой смыслов (Р.Й Павиленис, В А Пищальникова и др) Именно на концептуальном уровне мы можем исследовать язык в эволюционно-прогностическом аспекте, то есть в плане выявления определенных тенденций в языковом сознании носителя определенной культуры Обращаясь к анализу языка, чаще всего имеют дело с результатом работы когнитивных структур, обрабатывающих- информацию В этом случае его связь с культурой достаточно опосредованная, позволяющая фиксировать лишь устоявшиеся изменения Концептуальное осмысление языковых фактов дает возможность глубже осознать взаимообусловленность языка и культуры через соотнесение динамики концептуальных структур с процессами, происходящими в культуре.
Актуальность исследования определяется, во-первых, обращением к активно обсуждающимся в рамках психолингвистической и когнитивной парадигм проблемам языкового сознания и способам его овнешнения, во-вторых, акцентированием динамического аспекта при моделировании концепта, в-третьих, анализом концептов, принадлежащих к ядру языкового сознания русских (РМ Фрумкина)
Объектом настоящего исследования являются структуры концептов «время», «жизнь», «любовь», «дом», относящихся к ядру языкового сознания русских Предметом же является динамика данных структур в период с конца 70-х гг. 20 века до начала 2000-х годов
Материалом исследования послужили, во-первых, ассоциативные поля, представленные в ассоциативных словарях, различающихся по времени фиксации данных «Словаре ассоциативных норм русского языка» под редакцией А.А.Леонтьева (1977; далее - СЛ), «Русском ассоциативном словаре» под редакцией Ю Н Караулова (1994, далее - РАС), «Славянском ассоциативном словаре» под редакцией Н.В Уфимцевой (2004, далее - САС), во-вторых, данные наших ассоциативных экспериментов, проводимых в 2005 (около 400 респондентов, далее - АЭ 1) и 2007 годах (195 респондентов, далее - АЭ 2)
Цель исследования заключается в моделировании структур «ядерных» концептов как динамических систем смыслов, различающихся степенью актуальности для носителей русского языка, и изучении на основе данных моделей трансформационных процессов в языковом сознании русских в период конца 70-х гг 20 века - начала 2000-х годов В соответствии с поставленной целью в работе решаются следующие задачи
Проанализировать различные научные подходы к проблеме соотношения языка и сознания (в исторической перспективе - языка и мышления).
Рассмотреть теории языковой динамики (процессов эволюции, развития, совершенствования) с позиций триадического единства языка - сознания -культуры
3. Исследовать историю формирования концептуального подхода к изучению языковой динамики (от структуралистской статики к когнитивной динамике)
Проанализировать ассоциативные поля исследуемых концептов и определить факты нетождественности в их структуре
Установить направления концептуальных изменений
а) выявить изменения на уровне отдельных реакций,
б) определить трансформацию компонентов концептуальной структуры
6 Обобщить полученные результаты и уточнить на их основе динамиче
скую модель концептуальной структуры (с учетом взаимосвязанности соз
нания и культуры)
Цели и задачи диссертационной работы определили выбор следующих методов исследования- методы ассоциативного эксперимента, компонентного, этимологического, концептуального анализов, интроспекции
Научная новизна работы состоит в исследовании динамики многомерной структуры «ядерных» концептов «время», «жизнь», «любовь», «дом», выявлении тенденций трансформации смыслового поля в языковом сознании современных носителей русского языка, установлении связи изменений в языковом сознании с изменениями в культуре и на этой основе определении причины некоторых смысловых трансформаций (процессов актуализации / деактуализации смыслов), обнаружении динамики на уровне компонентов концептуальной структуры и предположении на основе этого направлений трансформации способов осмысления мира носителями русского языка.
Теоретическая значимость диссертации заключается в том, что в ней апробирована модель описания эволюции значения, предложенная В А Пищальниковой и разработанная Е.В Лукашевич При этом смена предмета исследования (от изучения эволюции лексического значения к исследованию динамики концептуальной структуры) обусловила развитие данной методики и включение в нее исследования социокультурных факторов, лежащих в основе концептуальных преобразований
Результаты исследования могут способствовать разработке некоторых теоретических проблем современных лингвоконцептологии и когнитивной лингвистики, описывающих структуру концептов
Практическая ценность работы связана с возможностью применения ее результатов в практике вузовского преподавания теоретических дисциплин (когнитивной лингвистики, лингвокультурологйи, психолингвистики, социологии и др) Материалы исследования могут служить источником информации при разработке различных типов учебных пособий по теме «язык - сознание -культура», учебных справочников, словарей
На защиту выносятся следующие положения 1 Концепты «время», «йскзнь», «любовь», «дом» относятся к числу наиболее актуальных для носителей русского языка концептов Следовательно, выявление даже незначительных изменений в содержании данных концептов представляется важным для изучения языкового сознания русских 2. Трансформация анализируемых концептов в языковом сознании русских за последние 30 лет (конец 1970-х гг 20-го века - начало 2000-х гг) обусловлена следующими социокультурными факторами
а) усилением личностного начала (включением в моделирование ми
ра себя, своих ощущений и желаний),
б) ускорением течения времени в восприятии человека (выражаю
щимся, например, в ощущении «нехватки» времени испытуемыми в
САС, АЭ 2), а также сменой направленности взгляда носителя языка
относительно временной оси (в СЛ - в прошлое, в РАС - в будущее),
в) актуализацией библейского контекста в сознании русских с начала
90-х годов 20-го века,
г) ослаблением строгой сисгемы оценок (свой - чужой) в постсовет
ском пространстве
На уровне компонентов концептуальной структуры наблюдается уменьшение понятийного компонента во всех рассматриваемых концептах в «Русском ассоциативном словаре» и увеличение его в «Славянском ассоциативном словаре», что позволяет предположить некоторую трансформацию форм восприятия и осмысления действительности носителем русского языка в период с конца 70-х гг 20 века до начала 2000-х годов (в период перестройки неопределенность, хаотичность, возможно, приводят к ослаблению понятийной формы осмысления действительности (при этом развивается наглядно-чувственная форма), в постперестроечный период постепенная стабилизация общества и растущая определенность способствуют развитию «понятийного» типа мышления)
Смысловое движение в массовом сознании носителей языка, берущее начало на уровне концептуальных структур, впоследствии может быть закреплено в языке Таким образом, анализ концептуальной структуры, определенным образом представленной в виде ассоциативных полей, дает возможность более точно, чем анализ семантической структуры, моделировать актуальные динамические процессы в языковом сознании человека.
Апробация работы. Основные положения и выводы диссертационного исследования были изложены на XLHI Международной научной студенческой конференции «Студент и научно-технический прогресс» (март 2005 г, Новосибирск); XI Всероссийской научно-практической конференции «Художественный текст1 варианты интерпретации» (май 2006 г., Бийск), VII Межрегиональной научно-практической конференции «Творчество Достоевского проблемы, жанры, интерпретации» (октябрь 2006 г, Новокузнецк), Международной научно-практической конференции «Воспитание читателя теоретический и методический аспекты» (март 2007 г, Барнаул), Региональной научно-практической конференции «PR в изменяющемся мире региональный аспект» (апрель 2007 г, Барнаул) Диссертация обсуждалась на кафедре языка массовых коммуникаций и редактирования (2006 г, 2007 г ) По материалам диссертации опубликовано 9 печатных работ общим объемом 3,1 п л
Структура работы Работа состоит из введения, двух глав, заключения, библиографического списка, включающего 295 источников, приложения
Системоцентрический и антропоцентрический подходы к языку
Цель нашего исследования заключается не в том, чтобы заново откры-вать и доказывать утвердившиеся истины об изменяемости мира, о динамике как базовой характеристике концептуальной системы человека. Это уже до-казано и ни у кого не вызывает сомнений [Р.И. Павиленис 1983; А.А. Залевская 2005; В.И. Карасик, Г.Г. Слышкин 2005; В.А. Пищальникова 1999; В.А. Пищальникова, И.А. Герман 2000; Е.В. Лукашевич 2002; и др.]. Актуальность многих проблем в современной науке имеет несколько иной характер. Теоретическая мысль, разрабатываемая в лингвистических, психо-логических и философских трудах на протяжении двух веков, сформировав-шая современное понимание континуальной и динамической сущности пси-хики человека (см., например [Павиленис 1983: 280]), намного опередила практику. Каждый исследователь в наши дни остро чувствует необходимость экспериментального подтверждения теоретических положений [Лукашевич 2000, 2002, 2003, 2004; Алимушкина 2004; Корнеев 2004 и др.]. Это тем более актуально, если мы обращаемся к такой проблеме, как соотношение языка и сознания.
Данная проблема была одной из центральных для мыслителей прошлого. К сожалению, она игнорировалась определенными поколениями исследователей «вследствие слепого принятия тех или иных популярных лингвистических концепций как истин в последней инстанции, с позиций которых ина-комыслие не допускалось» [Залевская 2006: 25]. А.А. Залевская, например, отмечает обвинения в психологизме, которые высказывались корифеям оте-чественного языкознания, если их взгляды не соответствовали идеям структурной лингвистики [Залевская 2006: 25]. Тем не менее именно эти ученые задолго до возникновения психолингвистики заложили теоретические осно-вы трактовки языка как достояния человека, акцентируя внимание на специ-фике языка как психического феномена, другими словами, рассматривали язык с позиций антропоцентрического подхода.
Сам по себе принцип антропоцентризма «если не по названию, то по су-ществу» известен лингвистике с древних времен: «При желании его влияние на языковедческую мысль можно разглядеть уже в известном споре антич-ных философов о природном (Гераклит) или условном (Демокрит) характере слова и языка в целом. Мощно и недвусмысленно принцип антропоцентриз-ма был заявлен и обоснован В. Гумбольдтом, который в своих трудах, как из-вестно, обозначил чуть ли не все последующие крупные устремления лин-гвистической науки» [Морковкин, Морковкина 1997: 60]. Современная ме-тафора маятника изображает процесс научного поиска, склоняющегося то в сторону системоцентризма (систематизация накопленных знаний, так назы-ваемая «нормальная наука» по Т. Куну, призванная «навести порядок» [Кун 1977: 45]), то в сторону антропоцентризма (в этом случае имеющиеся знания уже не удовлетворяют исследователей – начинается процесс накопления фак-тического материала, поиск новых знаний, сопровождающийся взрывом мно-гих существующих теорий, не выдерживающих напора противоречий, от-крываемых исследователями). Утверждение антропоцентрических позиций можно соотнести с понятием «научных революций» Т. Куна: «Увлекаемые новой парадигмой ученые получают новые средства исследования и изучают новые области. Но важнее всего то, что в период революций ученые видят новое и получают иные результаты даже в тех случаях, когда используют обычные инструменты в областях, которые они исследовали до этого. Это выглядит так, как если бы профессиональное сообщество было перенесено в один момент на другую планету, где многие объекты им незнакомы, да и знакомые объекты видны в ином свете» [Кун 1977: 151]). Однако границы разделения системоцентрического и антропоцентрического подходов (как и границы между функционированием «нормальной науки» и разработкой оп-позиционных ей теорий) достаточно условны: «Язык автономен от индиви-дуальных психолингвистических механизмов, но не независим от них, по-этому практически любое системоцентричное описание проверяется данны-ми языковой интуиции. При антропоцентричном подходе, наоборот, интрос-пективные данные проверяются текстовыми, которые часто лишь подтвер-ждают их (в частности, свидетельствуют об их соответствии норме), но могут и корректировать, особенно если лингвист описывает не родной язык» [Ал-патов 1993: 22]. Л.Г. Зубкова отмечает, что «определение современной лин-гвистики как антропологической в сущности избыточно. Оно может быть оп-равдано лишь возникшей недавно необходимостью “человечения” лингвис-тики в ответ на угрозу ее дегуманизации в крайних течениях структурализ-ма» [Зубкова 2003: 101]. Тем не менее гносеологическое противопоставление названных форм осмысления объекта значимо, так как дает возможность осознать общее направление исследований, основной целью которых является познание человеческого сознания.
Антропоцентризм стремится к целостному рассмотрению какой-либо проблемы, но целостность здесь иного рода, нежели в системоцентризме. Системный подход предполагает организацию знаний на определенном уровне (языка, литературного произведения и др.), внутри отдельной научной дисциплины; исследование направлено на однозначное решение какой-либо научной проблемы, что, однако, возможно только при значительном сужении предмета исследования. В результате мы можем видеть систему взаимосвязанных единиц одного уровня. В свою очередь, антропоцентричность характеризуется целостностью рассмотрения проблемы в том смысле, что обращает свой взор на межуровневые отношения. Моделируя объект в его реальном проявлении, исследователь, работающий в рамках антропоцентрической парадигмы, стоит перед необходимостью в каждом отдельном случае учитывать всю совокупность связей между единицами различных уровней объективной действительности, при этом естественным образом снижается возможность адекватной проверки результатов исследования. «Антропоцентричный подход, – пишет В.М.Алпатов, – позволяет построить психологически адекватные описания, однако он дает принципиально не допускающие процедур проверки результаты (если отвлечься от пока еще весьма ограниченных возможностей проверки в нейролингвистике). Антропоцентричные описания, выполненные в рамках разных лингвистических традиций, весьма трудно сопоставлять. Системоцентричный подход, наоборот, позволяет получить «работающие», сопоставимые и формализуемые описания, но они могут оказаться психологически неадекватными, т.е. искаженно представляющими реальный психолингвистический механизм» [Алпатов 1993: 25].
Антропоцентрический подход не является историческим этапом развития науки. Это форма постановки и решения проблем, некая призма, сквозь которую исследователь смотрит на объект. Каждый объект в данном случае представляется элементом, имеющим смысл только в целостной динамической системе (в данном случае, в человеке). Задача исследователя, таким образом, заключается в нахождении связей, установлении отношений между различными системами, являющимися, в свою очередь, объектами исследования отдельных научных дисциплин. Практически каждый крупный ученый в этом случае приходит к антропоцентрическому рассмотрению тех или иных проблем. Как отмечают, например, В.В.Морковкин и А.В.Морковкина, «в значительной мере под влиянием идей В.Гумбольдта принцип антропоцентризма отчетливо просматривается в трудах ученых, принадлежащих к т.н. психологической и отчасти младограмматической школам в языкознании (Х.Штейнталь, Г.Пауль, А.А.Потебня, И.А.БодуэндеКуртенэ, Д.Н.Овсянико-Куликовский и др.)»; «В работах общелингвистического характера антропоцентризм явственно просматривается у французских ученых Э.Бенвениста и Г. Гийома. В трудах Э.Бенвениста он представлен прежде всего его тезисом об имманентно присущей языку субъективности» [Морковкин, Морковкина 1997: 60, 61].
Проблема языка и сознания в психологии Л.С. Выготского
отличие от философии языка и, как мы увидим ниже, лингвистической науки, психология изначально имела своей целью изучение устройства и функционирования сознания. Анализ языкового материала необходим был для создания целостной модели сознания. Поэтому специфическим является путь познания (от мысли к слову), обозначивший особое отношение к языку как одному из основных средств доступа к мыслительным структурам. Однако глубокое осознание взаимосвязанности языка и сознания мы можем видеть только начиная с работ Льва Семеновича Выготского. Л.С.Выготский по праву рассматривается как ученый, фактически во многом определивший систему представлений о взаимодействии языка и сознания, которая легла в основу отечественной психолингвистики. Идеи Выготского символизируют собой смену всей научной парадигмы своего времени. Главной особенностью работ психолога является стремление к целостному рассмотрению сознания: «Сознание развивается как целое, изменяя с каждым новым этапом свое внутреннее строение и связь частей, а не как сумма частичных изменений, происходящих в развитии каждой отдельной функции. Судьба каждой функциональной части в развитии сознания зависит от изменения целого, а не наоборот» [Выготский 2001: 202]. И это целостное рассмотрение невозможно без включения языка в исследование. Выготский анализирует движение психологической мысли своего времени и отмечает основной недостаток исследований – полную оторванность мышления от речи в представлении психологов. Например, рассматривая идеи Вюрцбургской школы, он пишет следующее: «Никогда еще мышление и речь не оказывались столь разъединенными и столь оторванными друг от друга в представлении психологов, как в вюрцбургскую эпоху. Преодоление ассоцианизма в области мышления привело к еще большему закреплению ассоциативного понимания речи… Зельц продолжал рассматривать мышление в себе, оторванное от речи, и пришел к выводу о принципиальной тождественности продуктивного мышления человека с интеллектуальными операциями шимпанзе – настолько слово не внесло никаких изменений в природу мысли, настолько велика независимость мышления от речи» [Выготский 2001: 284]. Структурная психология, по мнению Выготского, так же далека от осознания исключительной роли языка в процессах мыслительной деятельности: «…связь между словом и значением не мыслится уже более как простая ассоциативная связь, но представляется как структурная … но эта структура совершенно аналогична всякой вообще структурной связи между двумя вещами. Она не содержит в себе ничего специфического для слова как такового. Любые две вещи, все равно, палка и плод или слово и обозначаемый им предмет, смыкаются в единую структуру по одним и тем же законам» [Выготский 2001: 285]. Для Выготского слово является ключевым моментом динамических процессов в сознании, – внутреннее движение психолог рассматривает именно как «переход мысли в слово и слова в мысль» [Выготский 2001: 289]. Это движение порождает смысл. Слово и мысль, таким образом, не просто взаимодействуют друг с другом, а творят друг друга в едином акте самоорганизации: «Речь не служит выражением готовой мысли. Мысль, превращаясь в речь, перестраивается и видоизменяется. Мысль не выражается, но совершается в слове» [Выготский 2001: 290]. Слово, по мнению ученого, «играет центральную роль в сознании в целом, а не в его отдельных функциях» [Выготский 2001: 342].
Более подробно разбирать идеи Выготского – задача отдельной диссертационной работы. Наша цель состоит в том, чтобы определить, как психолог относился к идее динамики в языке и сознании. Как было сказано выше, именно понятие динамики является неотъемлемой частью проблемы соотношения языка и сознания. И в этом случае Выготский сталкивается с неадекватностью экспериментальных методов своего времени. Например, метод определения: «Он имеет дело с результатом уже законченного процесса образования понятий, с готовым продуктом, не улавливая самую динамику процесса, его развитие, течение, его начало и конец ... изучая определения, даваемые ребенком тому или иному понятию, мы часто изучаем в гораздо большей мере знание, опыт ребенка, степень его речевого развития, чем мышление в собственном смысле слова» [Выготский 2001: 109–110). Идея динамики для Выготского является непреложной истиной, поэтому основной задачей ученого является определение направления изменений в языке и сознании. Именно в этом плане и проявляется теоретичность ученых конца 19-го – первой половины 20-го веков: исследование направленности изменений, выражаясь современными терминами, концептуальной структуры проводилось не на основе экспериментальных данных (несмотря на существование всех базовых экспериментальных методов), а в теоретических разработках ученых. Так, Выготский пишет: «…если охватить начальный и конечный моменты в развитии семантической и фазической сторон речи, можно легко убедиться, что это развитие идет в противоположных направлениях. Смысловая сторона речи развивается от целого к части, от предложения к слову, а внешняя сторона речи идет от части к целому, от слова к предложению» [Выготский 2001: 289]. Как Выготский это установил? Трудно определить. Но это мысль, упрощенная, возможно, в целях создания стройной, симметричной бинарной оппозиции, заставляет задуматься над отношениями речи и мышления не с точки зрения их совместного поступательного движения, а с позиции их разнонаправленной активности, учитывающей динамику не только структуры феноменов, но также межструктурных связей: «…психологическое развитие ребенка состоит не столько в развитии и совершенствовании отдельных функций, сколько в изменении межфункциональных связей и отношений, в зависимости от которого стоит уже и развитие каждой частичной психологической функции» [Выготский 2001: 202].
Пути решения проблемы отношений языка и сознания в лингвисти-ческой науке: от лексического значения к концепту
Логика развития проблемы взаимоотношений языка и мышления (в современных когнитивных науках – языка и сознания), а также утверждение гипотезы о принципиально динамичной сущности языкового сознания находят свое выражение в движении от лексического значения к смыслу (как расширении предмета исследования лингвистической семантики). Так, предметом традиционной семантики является значение слова как «отстоявшаяся, общественно признанная и закрепленная категория языка» [Никитин 1988: 38]. В данном случае мы не рассматриваем многочисленные в истории языкознания попытки полностью исключить категорию значения из лексики и грамматики, поскольку эта позиция (например, в работах некоторых структуралистов) ограничивает изучение языка исследованием его материальной стороны (что не только исключает возможность осознания взаимоотношений языка и сознания, но не позволяет вообще как-либо объяснить моделируемую систему языка). В связи с такого рода игнорированием лексического значения Р.А.Будагов критиковал А.А.Реформатского: «”Отрицать у слов значение, – пишет, например, А.А.Реформатский, – никто не собирается, и в очень многих случаях этим и должен заниматься ученый. Но какой ученый? Кто по специальности? Вряд ли лингвист, если лингвист изучает язык как систему и структуру”. Здесь совершенно прямо и недвусмысленно понятие значения противопоставляется понятию системы (структуры): либо значение, тогда нет системы, либо система, тогда не может быть значения» [Будагов 1974: 5]. Таким образом, первым звеном конструируемой нами логической цепочки мы будем считать позицию исследователей, признающих лексическое значение основным предметом семантики языка. При этом под значением подразумевается «общественно закрепленная категория языка», вытесняющая в сферу незначительного индивидуальные (в том числе и неязыковые) проявления. Сторонники «чистой» лингвистики, признающие важность изучения значения, но в то же время пытающиеся выявить чисто лингвистическую сферу значения, неизбежно сталкиваются с необходимостью останавливаться на полуслове. «Если не учитывать постоянного и глубокого взаимодействия категории значения, характерной для данной науки, – пишет Р.А.Будагов, – и категории значения, как общефилософской категории, то исследователю трудно избежать ошибок и заблуждений … методологического характера» [Будагов 1974: 20]. «Стараясь не покидать пределов “чистой” лингвистики, языковеды, стоящие на этой позиции, принципиально отказываются от анализа содержательной стороны речевых произведений в полном ее объеме и интересуются лишь той частью содержания, которая закодирована единицами языка, составляющими данный речевой отрезок» [Кобозева 2000: 14].
Постепенное утверждение антропоцентрических позиций заставляет многих лингвистов включить в поле своего зрения и другую сторону значения, а именно «психически реальное значение». В работе «Лексическое значение слова в речи» И.А.Стернин указывает на то, что психической реальностью является «индивидуальная языковая компетенция носителей языка (индивидуальное значение), выступающая как языковое знание о мире, которое представлено в виде семантических компонентов, некоторые из которых являются общеизвестными, а некоторые – нет (например, терминологические семы)» [Стернин 1985: 31]. Преодолевая узкое понимание предмета семантики, И.А.Стернин все же остается на позициях «чистой» лингвистики: индивидуальное значение в данном случае представляет актуализацию лишь языковых компонентов личностного смысла. В то же время обращение к исследованию речевых актов (как проявлению индивидуальных языковых значений в процессе коммуникации) обусловило необходимость выхода за пределы языка: понимание большинства языковых выражений (особенно в обыденной речи) невозможно без обращения к знаниям о мире. В свою очередь, в психологии сближение значения и смысла идет в противоположном направлении: изначально предметом пристального внимания является именно смысл. В трудах Льва СеменовичаВыготского вводится данная оппозиция (со ссылкой на французского психолога Ф.Полана), однако, по мнению А.Н.Леонтьева, в истинном своем значении понятие смысла у Выготского выражается в понятии переживания: «Переживание надо понимать как внутреннее отношение ребенка как человека к тому или иному моменту действительности. Всякое переживание есть всегда переживание чего-нибудь» [Выготский 1984: 382]. Значительный вклад в развитие идеи соотношения языковых и мыслительных структур вносит Алексей Николаевич Леонтьев, одним из первых достаточно четко и подробно дифференцируя понятия значения и смысла. Значения, согласно А.Н.Леонтьеву, ведут двойную жизнь: с одной стороны, «…в значениях представлена преобразованная и свернутая в материи языка идеальная форма существования предметного мира, его свойств, связей и отношений, раскрытых совокупной общественной практикой», с другой – «значения могут существовать только посредством их функционирования в процессах деятельности и сознания конкретных индивидов» [Леонтьев 1977: 141]. Но в системе сознания субъекта значения не существуют иначе, «как реализуя те или иные смыслы» [Леонтьев 1977: 153]. Таким образом, «непсихологичное» лексическое значение представляет собой совокупность обобщенных признаков, отражающих общественный опыт человечества, а в психологическом своем бытии, то есть в сознании субъекта, значение предстает в виде личностного смысла. В то же время А.Н.Леонтьев настаивает на том, что «смысл отнюдь не содержится потенциально в значении и не может возникнуть в сознании из значения. Смысл порождается не значением, а жизнью» [Леонтьев 1977: 279], тем самым, на наш взгляд, стараясь подчеркнуть противоположность направлений движения значения (усваиваемого в процессе коммуникации) и смысла (порождаемого в процессе непосредственной деятельности). По этому поводу Д.А.Леонтьев отмечает: «А.Н.Леонтьев ставил акцент на разведении личностного смысла и значения, вопреки тому, как это кажется в интроспекции, и демонстрируя коренные изменения отношений между смыслами и значениями в ходе исторического развития сознания человека. Смысл и значение, прежде всего, имеют разные источники: значения усваиваются субъектом в ходе распредмечивания человеческой культуры, в то время как смыслы производны от реальных жизненных отношений конкретного субъекта, от его индивидуальной практики» [Леонтьев 1999: 89]. Однако здесь важно не впасть в другую крайность: отказывая значению в какой-либо роли в создании смысла, мы тем самым, во-первых, чрезмерно увеличиваем количество врожденных структур, необходимых для непосредственного образования смыслов при контакте с окружающей действительностью, во-вторых, обесцениваем процесс языковой коммуникации как способа передачи информации путем образования общего смыслового поля на основе общеизвестных значений. Смысл действительно «не содержится потенциально в значении», иначе смысловые различия индивидов ограничивались бы комбинацией относящихся к данному значению сем. И все же лексические значения играют огромную роль в образовании большинства смыслов. Именно участие лексического значения в организации личностного смысла характеризует роль языка в организации сознания. М.В.Никитин соотношение значения и смысла описывает следующим образом: «Смысл образуется напластованиями на значение, обусловленными особенностями индивидуального опыта и психики» [Никитин 1988: 39].
Однако, отмечая важность лексического значения при конструировании смысла, следует оговорить также и другие виды соотношения данных понятий. Так, В.И.Карасик выделяет 4 возможных типа соотношения значения и смысла (подразумевая под смыслом лишь ту его часть, которая репрезентирована языковыми знаками): «1) смысл слова совпадает с его значением (общеупотребительные слова основного словарного фонда), 2) смысл слова меньше, чем его значение, зафиксированное в толковых словарях (малоизвестные термины науки и техники), 3) смысл слова значительно больше, чем его зафиксированное значение (индивидуальное расширение смысла у поэтов, ученых и у всех, кто вкладывает дополнительные эмоции в какой-либо фрагмент своего жизненного опыта, 4) смысл слова не имеет ничего общего с его значением (произвольное осмысление неизвестной словесной оболочки, обычно вследствие недостаточной эрудиции или с игровой целью)» [Иная ментальность 2005: 11]. Таким образом, В.И.Карасиком, во-первых, подчеркивается тесное взаимодействие, взаимопересечение данных понятий, во-вторых, ограничивается роль значения как «поставщика материала» для образования смысла, в-третьих, осознается креативная сущность смысла (опирающегося не только на ассоциативные связи с языковыми ресурсами, но и на внеязыковые реалии), а соответственно, обратная связь (влияние смысла на значение).
Язык – сознание – культура: лингвокультурный аспект исследования.
В истории науки проблема языковой динамики широко развивалась как проблема отношений языка и культуры, связи языковых и социальных преобразований: «…весь процесс речевого функционирования языковой структуры и речеобразования находится под сильнейшими влияниями различных общественных сил, в частности, профессиональных интересов, социальных вкусов и воззрений, возрастных особенностей характера и внутреннего развития людей, психических типов личности и т.д.» [Головин 1969: 344]; «Язык, подобно «живой “губке”, впитывает все богатство культуры вплоть до ее трудноуловимых особенностей, тончайших нюансов. В то же время любая культура, будучи в конечном счете национальной, в немалой степени “повязана” на характере и закономерностях имманентного развития, специфике внутреннего строя и других чертах конкретного языка» [Антонов 2001: 50]. В то же время В.А.Звегинцев отмечал, что между явлениями культуры и фактами структуры языка нет прямой причинной зависимости, хотя «между ними несомненно существует общая зависимость, благодаря которой изменения в культуре могут находить косвенное, опосредованное отражение в языке. Возникновение конкретных фактов языковой структуры, в конечном счете, может быть стимулировано культурным развитием общества. При этом форма языкового выражения новшеств, истоки которых лежат в фактах культуры, определяется структурными особенностями данного конкретного языка. Именно в этом смысле допустимо говорить о возможности опосредованных влияний культуры на язык» [Звегинцев 1960: 133]. При анализе языковой динамики исследователи говорят также о внутренних (языковых) законах развития языка: «Можно утверждать, что внутренним законом развития языка является неравномерность изменения его различных сфер. Одни его составные элементы могут изменяться, тогда как другие могут сохраняться в течение длительного времени, иногда на протяжении целых столетий. Неравномерность изменений наблюдается даже в пределах одного языкового уровня, скажем фонологического уровня [Серебренников 1988: 157]. Таким образом, обращаясь к рассмотрению языкового развития, следует выделить два вида факторов, влияющих на динамику языка, – внешние и внутренние. Об этом пишет, например, А.Н.Баскаков: «Будучи внешними, экстралингвистическими условиями развития и функционирования языка, социальные факторы противопоставляются внутренним, собственно лингвистическим факторам, заключенным в самой системе языка и обусловленным его структурно-типологическими особенностями и степенью функциональной развитости. Внешние (социальные) и внутренние (языковые) факторы в сумме определяют развитие языка в целом и его отдельных уровней» [Баскаков 1988: 110]. Однако при рассмотрении семантики языковых единиц наиболее значимым является анализ внешних (социокультурных) факторов: «В то время как постепенные изменения в конститутивных признаках фонетики, морфологии и синтаксиса нельзя непосредственно связывать с развитием общества в данный период, лексика, напротив, во многом непосредственно связана с темпами развития социальной жизни» [Дешериев 1988: 20]; «Как известно, наиболее подвержена влиянию социальных факторов лексико-семантическая система языка. Это обусловлено прежде всего тем, что значения лексических единиц имеют отчетливые внеязыковые корреляты, кроме того, они в меньшей степени, чем, например, грамматические значения, подвержены внутрисистемным влияниям» [Крючкова 1988: 69].
Концептуальная структура языковых единиц является еще более «чувствительной» по отношению к социокультурным влияниям. В свое время С.БенджаминЛиУорф отмечал данную особенность: язык «реагирует на все изменения и нововведения, но реагирует слабо и медленно, тогда как в сознании производящих изменения это происходит моментально» [Уорф 1960: 164]. Наиболее четко и развернуто выражает данную мысль Е.С.Кубрякова: «В то время как конфигуративная и фонологическая сложность … слов остается длительное время относительно неизменной, а их семантическая структура хотя и меняется, но постепенно, концептуальная структура некоторых ключевых слов подвергается радикальным преобразованиям, отражая процесс подведения под форму того же знака более сложного содержания» [Кубрякова 1991: 85].
Однако непосредственное обращение к концептуальной системе на данном этапе развития науки невозможно. Доступ к ней осуществляется с помощью различных средств, наиболее адекватным из которых многими исследователями, работающими в различных направлениях (лингвокультурологическом, психолингвистическом, когнитивном и др.) признается язык. Так, З.Д.Попова и И.А.Стернин утверждают: «…анализ языковых средств позволяет наиболее простым и надежным способом выявить признаки концептов и моделировать концепт (сравните, например, с трудностями описания концептов, выражаемых средствами несловесных искусств – музыки, живописи, архитектуры, скульптуры и т.п.)» [Попова, Стернин 2005: 10]. Возможность подобного изучения концептуальной системы (через анализ языкового материала) обусловлено, по мнению большинства современных лингвистов, репрезентирующей ролью языка в коммуникативной и познавательной деятельности. Однако язык, выступая основным средством связи сознания человека и окружающей его действительности, в то же время находится в отношениях опосредованной взаимозависимости с культурой в том смысле, что изменения изначально фиксируются на уровне концептуальной структуры и лишь позднее закрепляются или не закрепляются в языке. Таким образом, язык характеризуется некоей инерционностью по отношению к социально-культурным трансформациям: «…природа и характер отношений между структурой общества и социальной структурой языка весьма сложны, непрямолинейны. В социальной дифференциации языка получает отражение не только и, может быть, даже не столько современное состояние общества, сколько предшествующие его состояния, характерные особенности его структуры и изменений этой структуры в прошлом, на разных этапах развития данного общества. В связи с этим необходимо помнить неоднократно высказывавшийся языковедами прошлого, но не утративший своей актуальности тезис о том, что темпы языкового развития значительно отстают от темпов развития общества, что языки в силу своего предназначения быть связующим звеном между несколькими сменяющими друг друга поколениями гораздо более консервативны, чем та или иная социальная структура» [Беликов, Крысин 2001: 92–93]. В этом случае моделирование и исследование динамических процессов на уровне концептуальной структуры представляется более обоснованным при анализе «динамики в синхронии».
Исследование концептуальных структур, репрезентируемых тем или иным именем, принято называть концептуальным анализом. По словам С.Е.Никитиной, «…само словосочетание “концептуальный анализ” … двусмысленно: оно может обозначать и анализ концептов, и определенный способ исследования, а именно анализ с помощью концептов или анализ, имеющий своими предельными единицами концепты в отличие, например, от элементарных семантических признаков в компонентном анализе» [Никитина 1991: 117]. При лингвокультурном рассмотрении концепта значимыми, как правило, являются оба смысла данного словосочетания, поскольку анализ концептуальной структуры отдельных слов обычно в дальнейшем предполагает выход на уровень исследования национальной картины мира, менталитета, «духа» нации, фрагментов языкового сознания и т.д., использующего концепт в качестве основной операционной единицы. Именно в этом отношении концепт определяется, например, как «сгусток культуры в сознании человека; то, в виде чего культура входит в ментальный мир человека … то, посредством чего человек … сам входит в культуру…» [Степанов 2001: 43].
В начале 90-х годов Р.М.Фрумкина выделяет четыре группы исследований, каждая из которых характеризуется некоторой общностью подходов к рассмотрению структуры концептов. Обозначает она их, соответственно, как КА(1) (концептуальный анализ); КА(2); КА(3); КА(4).
КА (1): «Объекты анализа в работах этого типа – обычно сложные ментальные образования». Исходный материал – «контексты из разных сочинений, в том числе – философских. Для интерпретации смыслов привлекается личный опыт автора, как носителя определенных культурных и философских традиций»; «Собственно языковой материал может быть не слишком велик по объему. Он скорее иллюстрирует ранее сложившиеся ответы, нежели служит побуждением для новых вопросов».
КА (2): «Объекты анализа здесь примерно те же, что в КА (1); «…в качестве исходного материала обычно используются достаточно многочисленные и обширные диагностические контексты, почерпнутые из текстов или сочиненные автором». Исследовательские приемы «вполне нормативны для собственно лингвистической традиции»; «…традиция не отвергается, но существенно расширяется поле наблюдаемых фактов». «Ключевым моментом является постоянное присутствие “за плечом” лингвиста пары говорящий – слушающий, вместе с их целями, ценностями, вообще с их внутренними мирами. Соответственно в центр внимания должна попасть проблема интерпретации значения».
