Дискурсивная теория стереотипа Орлова, Олеся Геннадьевна

Содержание к диссертации

Введение

Глава 1. Теория дискурса и дискурс-анализ как метод 14

1.1. Понятие дискурса в зарубежной лингвистике 14

1.2. Понятие дискурса в отечественной лингвистике 21

1.3.Публицистический дискурс и медиадискурс 26

1.4. Категории дискурса 29

1.4.1. Условия производства дискурса 29

1.4.2. Диалогизм дискурса 31

1.4.3. Автор и дискурс 32

1.4.4. «Другой» и дискурс 34

1.4.5. Идеология и дискурс 35

1.4.6. Интертекстуальность и преконструкты дискурса 37

1.5. Дискурс-анализ 41

1.6. Соотношение понятий: дискурс, фрейм, концепт, стереотип 43

Выводы по главе 1 45

Глава 2. Стереотип как единица исследования 49

2.1. Зарубежные исследования стереотипа 49

2.2. Отечественные теории стереотипа 57

2.3. Понятие стереотипа 62

2.4. Стереотип в лингвистике 67

2.5. Причины возникновения стереотипов 79

2.6. Свойства стереотипов 81

2.7. Виды стереотипов 87

2.8. Функции стереотипов 92

2.9. Динамика стереотипов 95

2.10. Стереотип, дискурс и идеология. Стереотип как лингвоментальный и дискурсивный феномен 96

Выводы по главе 2 102

Глава 3. Американский публицистический дискурс о России 105

3.1. Американский публицистический дискурс о России ХІХ-ХХІ веков в категориях дискурс-анализа 105

3.1.1 .Категории дискурса о России XIX века 105

3.1.2. Категории дискурса о России ХХ-ХХІ веков 117

3.2. Авторская публицистика о России 123

3.2.1. Публицистика о Советском Союзе У. Дюранти (1884-1957) 125

3.2.2. Публицистика о Советском Союзе Г. Солсбери (1908-1993) 137

3.2.3. Публицистика о России Э. Бэрри 145

3.3. Динамика дискурса и динамика стереотипа 158

Выводы по главе 3 210

Глава 4. Стереотипы о России в дискурсе американских печатных СМИ 216

4.1. Система стереотипов о России и русских 216

4.2. Геополитические стереотипы 218

Россия - особая страна 220

Огромная, великая страна 222

Стереотип «противостояния» 228

Россия - источник «холодной войны» 235

Россия агрессивна 237

4.3. Политические стереотипы 243

Русские - страдающая нация 243

Русские политически неграмотны, равнодушны 244

Демократии в России нет 245

Отсутствие свободы в России 246

Разруха в стране 248

Авторитарное государство 250

Русские любят сильного правителя / царя 253

В России ничего не меняется 260

4.4. Социумные стереотипы 261

Бедность 261

Отсталость 262

Коррупция 264

Преступность 265

Национализм 266

4.5. Бытовые стереотипы / предметные символы 267

Баня 268

Дача 276

Самовар 277

Водка 286

Снег / зима 294

Тройка 296

4.6. Этнокультурные стереотипы-символы 299

Русский характер 299

Находчивость 303

Удаль 303

Противоречивость 304

Любовь к родине 305

Русская душа 306

Русский крестьянин / мужик 309

Красный 312

Птица-тройка 315

Медведь 320

Выводы по главе 4 335

Глава 5. Языковые способы и средства актуализации стереотипа 341

5.1. Содержательный аспект анализа стереотипов 343

5.2. Языковые средства выражения стереотипов 346

5.3. Формальный аспект анализа стереотипа 348

Выводы по главе 5 361

Заключение 363

Список литературы, использованных текстов и словарей 366

• Понятие дискурса в отечественной лингвистике
• Категории дискурса о России ХХ-ХХІ веков
• Россия агрессивна
• Формальный аспект анализа стереотипа

Введение к работе

Данное диссертационное исследование посвящено разработке дискурсивной теории стереотипа на примере стереотипов о России и русских в американском публицистическом дискурсе XIX-XXI вв.

При помощи стереотипа когнитивная деятельность глобального читателя / слушателя может быть отрегулирована в необходимом для производителя дискурса аспекте. Экспликация стереотипа, т.е. понимание его истоков, диапазона его значений, возможных употреблений и идеологической нагруженности, языковой реализации и потенциальных стратегий переакцентуации или модификации, нивелирует его убедительность и привлекательность. Поскольку стереотип так или иначе реализует свои функции в тексте и в результате многократного повторения потенциал стереотипа возрастает, возникает необходимость изучения стереотипа в дискурсе, под которым мы понимаем социально детерминированный тип общения, формой выражения и фиксации которого являются тексты. Таким образом, обращение к дискурсу как материалу исследования (американский публицистический дискурс о России XIX-XXI вв.) и поиск в дискурсе позиции стереотипа (по отношению к категориям дискурса) привели к формированию идеи стереотипа как дискурсного феномена.

Актуальность исследования определяется комплексом факторов. Исследование стереотипов о собственной культуре в представлении других национальностей вносит важный вклад в процессы идентификации и самоидентификации русских. Для нас особенно важным является описание специфики образа России в массовом сознании представителей развитых стран, в частности, США, поскольку именно это государство доминирует над мировым информационным пространством, и на его оценки ориентируется глобализующийся мир. Понимание специфики этого образа может способствовать выработке позитивных моделей взаимодействия России с мировым сообществом.

Актуальность работы не в меньшей степени определяется выбранным объектом исследования: стереотип как языковое и ментальное явление привлекает внимание ученых, принадлежащих к разным областям гуманитарного знания. Для разработки идеи стереотипа как дискурсного феномена привлекаются достижения таких современных направлений языкознания, как когнитивная лингвистика, лингвоконцептология и дискурсивные исследования.

Объектом исследования является стереотип как вербально зафиксированное, устойчивое и культурно детерминированное представление о различных сферах жизни в России, распространяемое американскими печатными СМИ. Предмет исследования – во-первых, виды стереотипов, функционирующие в американском публицистическом дискурсе о России; во-вторых, закономерности, обусловливающие появление стереотипов в дискурсах определённого времени и типа; в-третьих, языковые способы и средства репрезентации стереотипа в дискурсе американских печатных СМИ.

Цель работы – описать стереотип как дискурсивный феномен на примере стереотипов о России и русских в американском публицистическом дискурсе XIX-XX веков.

Задачи исследования:

1. проанализировать американский массмедийный публицистический дискурс о России XIX-XX вв., ориентируясь на его категории и статус стереотипа в нём;

2. определить статус стереотипа по отношению к дискурсу, фрейму и концепту;

3. описать стереотипы о России и русских в американском массмедийном публицистическом дискурсе ХIХ-XXI вв. в динамике и систематизировать их по видам стереотипов, определяемым по типам поддискурсов, в которых они функционируют;

4. описать языковые средства и способы актуализации стереотипа.

Теоретическую базу исследования составили работы, в которых исследуются политико-психологические вопросы национальной идентичности россиян (Бочаров 2008, Евгеньева 2008, Крымчанинова 2008, Крашенинникова 2007); работы по лингвокультурологии, изучающие этнокультурные стереотипы, мифы и проблемы, связанные с их репрезентацией в языке (Бобринская 2003, Елистратов 1994, Жданова 2006, Сорокин 1995, Сергеева 2005, Соколов 2007, Уфимцева 1996); лингвистические и этнолингвистические исследования стереотипа (Leyens, Yzerbyt, Schardon 1994, Quasthoff1978, Vinacke1957, Welsh1983, Алимушкина 2010, Бобринская 2003, Голикова 2005, Городилова 2011, Донец 2001, Каменева 2008, Маслова 2008, Некрасова 2009, Ноженко 2008, Пименова 1999, 2013, Прохоров 2008, Рыжков 1983, Садуов 2010, Тер-Минасова 2000, Толстая 1995, 2009). В работе привлекались теоретические положения лингвокультурной концептологии (Воркачев 2003, Карасик 2001, Пименова 1998, 2011, Слышкин 2004 и пр.). В Кемеровской школе концептуальных исследований изучение лингвокультурных концептов, равно как и стереотипов, является приоритетным направлением исследований (Гришина 2004, Куданкина 2005, Орлова 2005, Орлова 2013, Пименова, Камкина 1999, Пименова 1998, Пименова 2013, Точилина 2013). В качестве основы для разработки подхода к дискурс-анализу использовались теоретические положения представителей французской школы дискурс-анализа (Куртин 1999, Серио 2001, Пешё, Фукс 1999, Робен 1999, Гийому, Мальдидье 1999, Отье-Ревю 1999, Арош, Анри, Пешё 1999, Пульчинелли Орланди 1999); современных зарубежных (Bax 2011, Dijk 1983, Fairclough 1995, Wodak 1996) и отечественных дискурсивных исследований (Арутюнова 1998, Будаев, Чудинов 2006, Демьянков 2003, Добросклонская 2006, Карасик 2002, Клушина 2008, Кубрякова 2005, Манаенко 2011, Менджерицкая 2006, Олянич 2004, Рябова 2008, Силантьев 2004, Чернявская 2006, Шейгал 2004 и пр.).

Методы исследования. Методологическую базу работы составляют общенаучные методы наблюдения, описания, анализа и синтеза, классификации; частные методы лексического, семантического, контекстного, лингво-стилистического анализа; дискурс-анализа, концептуального и фреймового моделирования. Методика дискурс-анализа заключается во взаимосвязанном описании дискурсоформирующих категорий: хронотопа, концептов дискурса, агентов и клиентов, риторических и стилистических приёмов, жанров дискурса. Концептуальное моделирование – это реконструкция структуры ментального объекта; фреймовое моделирование – описание такой структуры в виде фреймов. На всех этапах научного исследования использовался прием интроспекции, т.е. обращение к языковой интуиции исследователя.

Материалом исследования послужили тексты американского печатного СМИ «The New York Times», опубликованные в нём с 1851 года по 2013 год. Тексты отбирались на сайте www.nytimes.com методом сплошной выборки, т.е. изучались все публикации, выданные системой как наиболее релевантные по запросу ‘Russia’ (329 000 результатов). Помимо этого, использовались сервисы The Corpus of Contemporary American English () и Национальный корпус русского языка (www.ruscorpora.ru); привлекались тексты художественных произведений, служащие иллюстрациями, которые верифицируют статус стереотипа в линг-вокультурах и отображают специфику стереотипов в разных языках при их сопоставлении, и данные разнообразных словарей.

Научная новизна работы заключается в следующем:

1. Впервые стереотип представлен в виде дискурсивного феномена; стереотип предложено считать разновидностью «преконструкта» дискурса (Пешё, Анри), т.е. стабильным конструктом, соотносимым с категориями дискурса. Такой подход отличается от существующих подходов к дискурс-анализу и стереотипу тем, что дает возможность, при условии описания дискурса в динамике, вычленять устойчивые представления об объектах действительности и объяснять их в логике развития дискурса.

2. Американский публицистический дискурс о России и стереотипы России, функционирующие в нем, впервые рассмотрены в динамике.

3. К исследованию привлекался ранее не исследованный материал: изучались публицистические тексты газеты «The New York Times» XIX в., а также современная американская авторская публицистика.

4. Впервые определена зависимость вида стереотипа от типа поддискурса, в котором он функционирует, состоящая в том, что в тематически однородном дискурсе обнаруживаются стереотипы, являющиеся типичными структурными элементами фреймов, организующих этот дискурс.

5. Разработано новое понимание стереотипа, в соответствии с которым это не обобщенный образ, схема, а отдельные элементы образа, по природе ассоциативные, оценочные, культурно и идеологически обусловленные. Такое понимание позволяет при анализе каждого из стереотипов как отдельного элемента образа выявлять его культурную и историческую обусловленность.

6. Разработана методика обнаружения стереотипа в тексте. Эта методика основывается на четком определении языковых средств и способов репрезентации стереотипа в тексте; это позволяет идентифицировать стереотип и, соответственно, избегать нежелательного идеологического воздействия и конфликтов в межкультурной коммуникативной среде.

Положения, выносимые на защиту:

1. Дискурс – это социально детерминированный тип общения, формой выражения которого являются тексты. Дискурс стереотипичен с точки зрения не только коммуникативных, но и содержательных стереотипов. Они обеспечивают его воспроизводимость, узнаваемость, создают идеологический каркас. Стереотип обладает статусом «преконструкта» дискурса, а по отношению к публицистическому дискурсу – является «хранителем идеологий».

2. Стереотип – это отдельный, зафиксированный в устойчивых средствах языка признак концепта, воспроизводимый в дискурсе и отмеченный национально-культурной спецификой. Этот признак встраивается в структуру концепта как терминал фрейма: это не нейтрально-облигаторные понятийные признаки, формирующие ядро концепта, а субъективно-национально-культурные и идеологически обусловленные признаки.

3. Стереотипы образуют систему в культуре и социуме, которые они описывают, а также в дискурсе, определяющем идеологические и ценностные признаки концепта, и в самом концепте, содержащем различные фреймы в своей структуре. Так, в геополитическом поддискурсе публицистического дискурса присутствуют геополитические стереотипы, которые объединяются в структуру посредством фреймов концепта ‘Russia’. В политическом поддискурсе публицистического дискурса отмечены политические стереотипы. В социально-гуманитарном поддискурсе присутствуют социумные стереотипы и этнокультурные стереотипы-символы. В бытовом поддискурсе публицистического дискурса функционируют бытовые стереотипы – предметные символы.

4. В дискурсе стереотип актуализируется при помощи лексем-репрезентантов концептов-идеологем и лингвокультурных концептов; словосочетаний – репрезентантов символов России. Стереотип маркирован лексическими единицами с семантикой повтора, постоянства, абсолютности признака; при помощи синтаксической структуры простого нераспространенного предложения ‘SUBJECT – PREDICATE’, сложноподчиненного предложения или простого распространенного предложения, имеющего в качестве семантического компонента пресуппозицию. Учёт данных средств вербальной актуализации стереотипа лежит в основе методики его вычленения в текстах.

Теоретическая значимость полученных результатов исследования состоит в том, что определен статус стереотипа в дискурсе и выработано определение стереотипа; определено место стереотипа в структуре концепта и фрейма; систематизированы некоторые стереотипы о России и русских в американском публицистическом дискурсе; описаны и систематизированы языковые средства репрезентации стереотипа.

Практическая значимость работы определяется тем, что сформирована эмпирическая база, материалы для создания словаря стереотипов о России и русских; сформулированный алгоритм анализа языкового воплощения стереотипа может быть применен на различных корпусах языка в синхронном и диахронном аспектах; работа может быть использована в практической деятельности имиджмейкеров, журналистов, политологов и социологов; кроме того, результаты исследования могут найти применение при разработке различных спецкурсов по дискурс-анализу и лингвоконцептологии.

Апробация результатов исследования. Основные положения диссертации докладывались и обсуждались на международных конференциях: 4^th International Conference «Language, Culture, and Society in Russian/ English Studies» (22-23 July, 2013, London, UK); Inaugural European Conference on Language Learning (18-21 July, 2013, Brighton, UK); I Международной научной интернет-конференции «Новые парадигмы и новые решения в современной лингвистике» (12-21 февраля 2013 г.); Asian Conference on Language Learning (26-28April, 2012, Osaka, Japan); Международной научной конференции «Русский язык и литература в поликультурном коммуникативном пространстве» (26-28 апреля 2012 г., г. Псков); VI Международной научной конференции «Язык, культура, общество» (22-25 сентября 2011 г., г. Москва); I Международной научной конференции «Функционально-когнитивный анализ языковых единиц и его аппликативный потенциал» (г. Барнаул, 2011 г.); IV Международной научной конференции «Концепт и культура» (г. Кемерово, 2010 г.); XXI Международной научная конференция «Язык и культура» (г. Томск, 2010 г.); I Международной Летней научно-практической конференции «Язык и культура: XXI век» (г. Омск, 2010 г.); Международной научной конференции «Образ России в зарубежном политическом дискурсе: стереотипы, мифы и метафоры» (13-17 сентября 2010 г., г. Екатеринбург); IX ежегодной международной конференции «Языки в современном мире» (23-25 мая 2010 г., г. Томск); V Международной научной конференции «Язык, культура, общество» (27 сентября 2009 г., г. Москва); II Международной научной конференции «Изменяющаяся Россия и славянский мир: новые парадигмы и новые решения в когнитивной лингвистике» (г. Кемерово, 2009 г.) и др.

Результаты исследования также применяются в ходе преподавания специальных дисциплин направлений «Журналистика» («Художественная публицистика»; «Проблемы концептуализации в дискурсе массмедиа») и «Политология» («Политическая журналистика»).

Тема диссертации поддержана грантом РФФИ 11-06-09229 для участия в V Международной Летней научной школе «Когнитивная лингвистика и концептуальные исследования: русский мир и восточнославянская ментальность» с докладом «Русские лингвокультурные концепты-стереотипы: самовар» (0,03 млн. руб.).

Публикации. Основные результаты исследования опубликованы в десяти статьях в журналах, входящих в список ВАК; одной авторской монографии «Стереотипы о России и русских» (Кемерово, 2011) и разделе коллективной монографии «Стереотипы лингвокультуры» (Киев, 2013), а также тридцати статьях в сборниках научных статей и материалов научных конференций разного уровня.

Структура и объем диссертации. Диссертация изложена на 388 страницах печатного текста и состоит из пяти глав, введения, заключения, списка использованной литературы, списка источников и словарей. В Главе 1 «Теория дискурса и дискурс-анализ как метод» описываются основные походы к определению дискурса в зарубежной и отечественной лингвистике; дается представление о дискурс-анализе и его категориях; вырабатывается подход к дискурс-анализу и месту стереотипа в нем. В Главе 2 «Стереотип как единица исследования» определяются основные принципы теории стереотипа в современной науке; описываются его свойства, виды, причины возникновения, функции; дается рабочее определение стереотипа. Глава 3 «Американский публицистический дискурс о России» посвящена описанию категорий дискурса о России за период с ХIX в. по XXI в.; выявлению особенностей авторской публицистики о России и месту стереотипа в ней; описанию динамики стереотипа в дискурсе. В Главе 4 «Стереотипы о России в дискурсе американских печатных СМИ» систематизируются и описываются геополитические, политические, социумные, бытовые и этнокультурные стереотипы. В Главе 5 «Языковые способы и средства актуализации стереотипа» описываются содержательный аспект актуализации стереотипа, языковые лексические и синтаксические средства и способы его актуализации. Список литературы, использованных текстов и словарей включает 348 наименования.

Понятие дискурса в отечественной лингвистике

Современная отечественная лингвистика разрабатывает различные методики анализа дискурса. Учёные дают определения дискурсу, в которых подчеркивается роль внеязыковой действительности для интерпретации текста: «дискурс = подъязык + текст + контекст» (Шейгал 2004: 16), «дискурс - это речь, погруженная в жизнь» (Арутюнова 1998: 137), «текст в его становлении перед мысленным взором интерпретатора» (Демьянков 2003: 116).

Определения, даваемые термину дискурс в работах учёных, разнятся.

Под дискурсом понимается особое использование языка, которое структурируется вокруг некоторых условий общения. Отсюда и обсуждение в лингвистической научной литературе основных понятий, которые связаны с таким пониманием дискурса. Во-первых, обсуждается соотношение языка и речи по отношению к дискурсу, и при этом язык понимается как некая система, данная индивиду в виде правил, речь — как вариант использования знаков и правил их применения для передачи сообщений в конкретной ситуации. «Языковое сознание говорящего и слушающего - понимающего, таким образом, практически в живой речевой работе имеет дело вовсе не с абстрактной системой нормативно тождественных форм языка, а с языком-речью, в смысле совокупности возможных контекстов употребления данной языковой формы. Слово противостоит говорящему на родном языке - не как слово словаря, а как ... слово многообразнейших собственных высказываний» (Волошинов 2010: 63).

Во-вторых, возникает вопрос о соотношении текста и дискурса. Прежде всего, проводится различительная черта между текстом и дискурсом. В. 3. Демьянков пишет: «В классической латыни связь textus с тканью и вообще с "внеречевыми" реализациями бросается в глаза ... Textus как производное от texo ткать, плести, строить, сплетать только в переносном значении означал иногда слог, стиль, связь, связное изложение ... Discursus - производное от discurro бегать в разные стороны, растекаться, распадаться, распространяться ... по древу растекаться» (Демьянков 2005: 35).

Свершившийся коммуникативный акт принимает вид текста — это связное единство высказываний (или высказывание), объединённое одной мыслью и выполняющее одну функцию. Высказывание по отношению к системе - реальная единица речевого потока. «С самого начала ясно,что система эта получена путём абстракции, что она слагается из элементов, абстрактно выделенных из реальных единиц речевого потока - высказываний» (Волошинов 2010: 65). Текст по отношению к высказыванию - свершившийся, зафиксированный дискурс; высказывание по отношению к дискурсу - его строительный материал, «кирпичик», составляющий его элемент. Высказывание, по М.М. Бахтину, не может быть замкнуто само на себя; иными словами, оно не бывает монологичным, а всегда ориентировано на собеседника, «...монологическое высказывание является уже абстракцией, правда, так сказать, естественной абстракцией. Всякое монологическое высказывание, в том числе и письменный памятник, является неотрывным элементом речевого общения. Всякое высказывание, и законченное письменное, на что-то отвечает и установлено на какой-то ответ. Оно — лишь звено в единой цепи речевых выступлений. Всякий памятник продолжает труд предшественников, полемизирует с ним, ждёт активного, отвечающего понимания, предвосхищает его и т.д.» (Волошинов 2010: 66).

В определении В. 3. Демьянкова звучит идея о том, что дискурс - это некий теоретический конструкт, который возникает в результате помещения речи (текста) интерпретатором в некоторые имеющиеся (заранее или полученные в ходе предварительной интерпретации) условия создания этой речи (текста). Это теоретический конструкт должен в идеале содержать те смыслы, которые и определены условиями порождения речи (текста). «В лингвистической литературе дискурсом чаще всего называют речь (в частности, текст) в её становлении перед мысленным взором интерпретатора. Интерпретатор помещает содержание очередной интерпретируемой порции дискурса в рамки уже полученной промежуточной или предварительной интерпретации. В результате устраняется, при необходимости, референтная неоднозначность, определяется коммуникативная цель каждого предложения, и шаг за шагом выясняется драматургия всего дискурса. По ходу такой интерпретации воссоздается -«реконструируется» - мысленный мир (universe of discourse), в котором, по презумпции интерпретатора, автор конструировал дискурс и в котором описываются реальное и желаемое (пусть и не всегда достижимое), нереальное и т.п. положение дел» (Демьянков 2005: 49). Таким образом, в представлении данного учёного внеязыковой действительностью по отношению к дискурсу будут являться внутренние миры интерпретатора и автора дискурса.

Основные направления дискурсивных разработок обусловлены двумя не противоречащими, но ставящими во главу угла разные аспекты дискурса, пониманиями термина. Первое определение может быть сформулировано следующим образом: «дискурс - это коммуникативное событие, зафиксированное в письменном тексте или устной речи, осуществляемое в типологически обусловленном коммуникативном пространстве» (Чернявская 2006: 75). Это понимание идет от определения дискурса Н. Д. Арутюновой. Дискурс-анализ призван определить степень влияния экстралингвистического фона (определенной ментальной сферы) на формирование языковых закономерностей текста (как представителя определенного типа текстов). Другое понимание термина — «совокупность тематически соотнесенных текстов: тексты, объединяемые в дискурс, обращены так или иначе к одной общей теме. Содержание (тема) дискурса раскрывается не одним отдельным текстом, но интертекстуально, в комплексном взаимодействии многих отдельных текстов» (Там же: 76). Дискурсивные формации предлагается рассматривать в качестве специальных дискурсов (типов дискурса): выделяются медицинский, юридический, политический, рекламный и т.д. дискурсы. Направление исследований - какие элементы отдельных текстов являются общими, типичными, какие типы текстов репрезентируют дискурс, какие разные типы текстов могут конструировать дискурс и пр.

Оба подхода к дискурсу имеют последователей, в то время как второе направление исследований рождает в настоящее время большое количество работ (напр. о спортивном дискурсе см.: Малышева 2011).

Отечественная лингвистика разрабатывает проблему интертекстуальных связей в дискурсе (И.В. Силантьев), типов институциональных дискурсов, тональности дискурсов и пр. (В.И. Карасик), конфликтного и толерантного дискурсов (Н.Н. Кошкарова), политического дискурса (Е.И. Шейгал, Е.В. Чернявская, А.П. Чудинов), театральности дискурса (А.В. Олянич); ряд учёных изучает публицистический, масс-медийный дискурс (Т.Г. Добросклонская, Г.Н. Манаенко, Е.О. Менджерицкая, Н.И. Клушина, М.Ю. Рябова). Дискурсивные исследования активно развиваются в политической лингвистике и метафорологии.

В отечественной лингвистике развивается социолингвистическая теория дискурса, в которой отправной точкой в описании дискурса является социальный статус личности. В ней описываются такие типичные- компоненты (или категории дискурса), как интенциональная и контекстно-ситуативная обусловленность (цель и хронотоп), содержание и ценности дискурса (концепты), участники дискурса (агенты и клиенты) и их коммуникативные стратегии и тактики, жанры дискурса (Карасик 2002). В. И. Карасик является автором теории о делении дискурсов, прежде всего, на два типа: статусно-сориентированных и личностно-ориентированных. «С позиций отношений между участниками коммуникации наиболее существенным критерием является, на наш взгляд, дистанция, противопоставление личностно-ориентированного и статусно-ориентированного общения. Мы говорим о личностно-ориентированном общении, если нам хорошо известен собеседник, если мы стремимся не только передать некоторую информацию или оказать определенное воздействие на него, но и раскрыть свою душу и попытаться понять внутренний мир адресата. Адресат в таком общении интересует нас во всей полноте своих характеристик. В случае статусно-ориентированного общения коммуниканты реализуют себя только в ограниченном наборе речевых характеристик, выступая в качестве представителей определенных групп людей (начальник и подчиненный, клиент, пациент, пассажир, прихожанин, ученик и т.д.). Эти ролевые характеристики, разумеется, неоднородны: роль учителя, например, значительно объемнее роли пациента. Отметим, что вряд ли существуют "чистые" статусные и личностные виды общения» (Там же: 243).

Категории дискурса о России ХХ-ХХІ веков

Хронотоп как одна из категорий американского публицистического дискурса о России описывается исходя из особенностей времени и места (условий) производства дискурса. Рассмотрим, как знание условий производства дискурса позволяет интерпретировать создаваемые в нём смыслы. «When President Carter threatens an American boycott of the Moscow Olympics because of the Soviet military move into Afghanistan, that, too, is politics. But to use some of the Soviet epithets applied to it, it is a police "against peace" and for "the spirit of the cold war"» (NYT January 27, 1980). К интерпретации условий создания выше приведенного дискурса необходимо привлекать знания конкретных исторических событий. Известно, что Олимпийские игры 1980 года проходили в Москве, и это были первые в истории Олимпийские игры, проведённые в социалистической стране.

Игры известны тем, что более 50 стран бойкотировали Олимпиаду в связи с вводом в 1979 году советских войск в Афганистан. Этот бойкот стал одной из основных причин ответного бойкота Советским Союзом и рядом его союзников на следующих летних Олимпийских играх в Лос-Анджелесе в 1984 году. Таким образом, спорт в истории взаимоотношений двух стран был площадкой для политических дискуссий, а знание того, что в результате бойкота Америки игр в Москве СССР в последующем также бойкотировал игры в США, позволяет согласиться со сравнением данной ситуации с «холодной войной». Прецедентный феномен «холодная война» со времен её прекращения используется для актуализации смыслов невооруженного, но идеологического и информационного противостояния двух стран - России и Америки.

В современной новостной журналистике время является категорией, практически полностью определяющей её актуальность. Благодаря такому средству связи, как Интернет, временной промежуток между получением новости и её опубликованием сокращается. Все публикации, расположенные на сайте nytimes.com, имеют заголовок, указание на авторство, дату, место, где произошло событие, например: «Protesters and Merkel Criticize Putin, Who Wears a Smile», By MELISSA EDDY, Published: April 8, 2013, BERLIN (NYT April 8, 2013). Таким образом, современный медиадискурс выносит категорию хронотопа в сильную позицию текста.

Особенностями времени в медиадискурсе является его жанровая закреплённость. Для такого жанра, как hard news (заметка или хроникальная информация в российской классификации жанров), время является важнейшим указателем на сам жанр. Новость должна обладать характеристикой новизны, актуальности, поэтому время в текстах этого жанра «точечное». Для такого жанра, как обозрение, время является категорией «растянутой»: в текстах этого жанра обозреваются события, не локализованные во времени, а целого периода, имеющего какие-то рамки. Например: «Russia s relations with the West are again plunging. This time the cause is repression in Russia and the Western reaction to it. the east ... In late 2011 he began facing large demonstrations against his government ... Seemingly unnerved by the opposition, Putin is responding with repression. Last May the police beat participants in a Moscow demonstration. Fearing a democratic "color revolution " — as Georgia and Ukraine experienced in the mid-2000 s — Putin arranged for a law that requires civil society groups to register as foreign "agents" ... In December, a U.S. law provided for sanctions on those responsible for the punishment and death in prison of Sergei Magnitsky, a Russian lawyer who was investigating official corruption, and for other gross violations of human rights in Russia» (NYT April 18, 2013).

Место для медиадискурса, ядерным топиком для которого является Россия, в большинстве случаев определяется как Russia . Указание на топос также выносится в сильную позицию текста. Мы встречаем имя собственное Russia в заголовках публикаций, иногда с предлогом места in: «Rising Tensions With Russia»; «Russia Bars 18 Americans After Sanctions by U.S.»; «China s Leader Argues for Cooperation With Russia»; «In Putin s Russia, Shooting the Messenger». Указание на место события может осуществляться в первом предложении материала: «MOSCOW— It s the sort of thing one hates hearing from one s child. "You know, mom, " my 11-year-old daughter said, "It makes me particularly nervous when people make fun of gays "» (NYT March 18,2013).

Однако это верно не для всех публикаций. Дискурсивное событие (событие производства дискурса) не обязательно привязано к месту события дискурса (события, о котором идет речь). Например, место события производства дискурса в публикации «Protesters and Merkel Criticize Putin, Who Wears a Smile» (NYT April 8, 2013) - Берлин; место события, о котором идет речь - Россия, Москва. «BERLIN — Chancellor Angela Merkel on Monday publicly expressed her government s disapproval of the way nongovernmental organizations are treated by the Kremlin, and she did so in the presence of President Vladimir V. Putin of Russia, making her the first Western leader known to have told him so directly» (Ibid.).

Следующая категория, которую мы рассмотрим, связана с дискурсивными топиками. Медиадискурс XX века, так же, как и публицистический дискурс предыдущих периодов, демонстрирует тенденцию концентрировать вокруг ядерного топика основные темы дискурса, концепты, идеологемы.

Идеология задаёт направление интерпретации в дискурсе: «...в перспективе дискурса идеология представляет собой следующее: это принуждение к интерпретации, ибо человек, вступая в связь с природой и общественной реальностью, не может не означивать; будучи обреченным на означивание, он не может выбирать какую угодно интерпретацию, поскольку последняя всегда зависит от условий производства специфических, определенных смыслов в истории общества. Идеологический процесс в плане дискурса заключается именно в принуждении к одной из возможных интерпретаций, которая всегда представляется как единственная интерпретация. Это один из основных принципов функционирования идеологии в дискурсе» (Пульчинелли Орланди 1999:209).

В изученном дискурсе установки и ценности актуализируются, как правило, при помощи оппозиций «демократия - антидемократия», «свобода - несвобода», «цивилизация - варварство», «богатство — бедность», «индивидуализм — коллективизм», «капитализм — социализм». «Forty percent, vodka is the most plentiful article of diet, outside of cucumbers and sunflower seeds, to be found in Russia; but it is not a perfect substitute for freedom of opinion» (NYT October 22, 1961). Наличие у создателя дискурса определённой идеологической - позиции обнаруживается в противопоставлении традиционных русских явлений (водка, огурец и семечки) возможности свободного выражения мнений. Говорящий оказывается в ситуации, в которой он, будучи представителем либертарианских американских ценностей (а именно, ценности свободы слова и мнения), «принужден» сопоставлять их с ценностями представителей других стран, искать и, в ситуации идеологического противостояния, не находить. Более того, водка, огурец и семечки не представляют ни в субъективном мире создателя дискурса, ни в реальном мире адекватной замены духовной свободы; за счет комического эффекта - сопоставления несопоставимого - происходит снижение образа России и нивелирование в целом каких бы то ни было традиционных русских ценностей.

«Russia has made the proletariat free, but America has also made it rich» (NYT October 22, 1961). Идеологическое противостояние происходит не только в оппозиции «свобода — не свобода», но и в паре «богатство — бедность». Пролетариат в Советском Союзе - правящий класс, но в США пролетариат еще и богат.

«The troika used to be something that famished wolves pursued wildly across the snowy Russian stepps while the frantic postrider lashed his trio of tiring steeds into a desperate dash, and the frightened passengers took pot shots over the back of the careening sleigh at the fierce pack racing close behind... Eulogizing the power and speed of this Russian vehicle, he used it as a chauvinistic symbol of Russia itself and Russian superiority among nations ... Dealing with the troika as a symbol of Russian chauvinism and "holy" mission, and refuting the well-known passage from Gogol cited above, "And well it is that they stand aside, but, may be, they will cease one day to do so and will form a firm wall confronting the hurrying apparition and will check the frenzied rush of our lawlessness, for the sake of their own safety, enlightenment and civilization"» (NYT October 22, 1961).

Россия агрессивна

Американская пресса (как проявление политического дискурса) и американские политики очень часто апеллируют к так называемой «риторике холодной войны», риторике противостояния двух миров. Даже несмотря на то, что Советского Союза нет, коммунистическая угроза для Америки — все еще живой миф, рождающий новые образы уже современной России. Вот, например, отрывок из интервью Б. Обамы: «В России мы видим развитие опасных тенденций -ограничение демократии и верховенство закона, насилие, которое имело место в Чечне, вмешательство в дела бывших республик, — и все это заставляет задуматься о наших отношениях» (Глава 44 // Esquire. Декабрь 2008. С. 72).

Любые тенденции, кажущиеся Америке проявлением агрессии со стороны России, воспринимаются ею однозначно и оцениваются чрезвычайно негативно. Причину этому явлению В. Крашенинникова видит в особом «симбиозе» этих двух антиподов. «Для отражения динамики отношений между двумя сторонами Говард Штейн вводит формулировку "симбиоз врагов". Симбиотический союз подразумевает энергетическое взаимодействие и подпитывание врагов друг другом, управляемое правилами проекции и диссоциации. Каждая сторона нуждается в своем антигерое для завершения своей идентичности, для ее поддержания и укрепления. Две стороны оказываются тесно связанными и неотделимыми друг от друга: вместе они составляют систему, "дуальное единство" (Крашенинникова 2007: 231). Так, это дуальное единство проявляется в однозначном восприятии действий Америки русскими: в анекдотах последнего времени значимой оказывается характеристика американца, агрессивно борющегося за мировое господство (Жданова 2006: 129). Все нации эгоистичны, примитивны и мыслят очень простыми категориями: немцев беспокоит, в каком магазине продается самая вкусная колбаса; француз думает, кого бы еще трахнуть; русский - что бы еще спереть. И только американцы мыслят абстрактными категориями в масштабах всего человечества: их волнует, на кого бы еще кинуть бомбу. Именно американец в таких анекдотах становится проявлением общего «чужого». Но, кстати, современный русский анекдот отчетливо фиксирует и то, что русские осознают стремление своего государства поддерживать военную мощь и внушать страх другим странам и народам (Там же: 142).

«Однако представляется, что истоки американской русофобии залегают еще глубже: никакая другая держава, кроме Советского Союза и России, не противопоставляла Америке идеологию, способную конкурировать с американской ... Никакая другая держава не ставила цель, столь близкую к американской сверхидее - «спасению мира». Но двух спасителей у мира быть не может. Мессианство - вот истинный предмет конкуренции для Америки в случае с Россией» (Крашенинникова 2007: 306). В. М. Соколов соглашается с тем, что мессианский характер общественного мировоззрения характерен для российской ментальности. Его истоки в православной идее Третьего Рима. «Третьего нового Рима — державного твоего царствования - святая соборная апостольская церковь — во всей поднебесной паче солнца светится, - писал инок Филорей Ивану III. - И да ведает твоя держава, благочестивый царь, что все царства православной христианской веры сошлись в твое царство...что два Рима пали, третий стоит, а четвертому не быть...». И Россия как государство собиралось и оформлялось «под символикой мессианской идеи» (Н. Бердяев), под знаком сохранения, расширения святой православной веры» (Соколов 2007: 23). Мессианство определяет такие характеристики российской ментальности, как государственность в социальном миропонимании, коллективизм, общинность и патриотизм.

Как уже отмечалось, американскому публицистическому дискурсу свойственно не переоценивать силу России. И хотя Россия оценивается как агрессивная, для Америки её сила - ничто: «Her aggressional power toward us is obviously nil — her defensive power against the annihilating influence of the principle which we can employ is likewise nothing - and her impotence arises directly from the nature of her social and economic condition. Russia consists of a vast body of serfs and a small body of territorial proprietors or magnates...» (NYT March 7, 1854). Американцы знают, как победить Россию. Путь к лёгкой, дешёвой, а главное, к абсолютной победе — это обратить экономические минусы России против неё самой, привести её к бедности, восстаниям и подчинить: «Now, in the present crisis of our affairs, let us rally to our side those material interests which he made his antagonists. This will insure us a speedy, a cheep, and a complete victory. First of all, let us make ourselves safe on our only-exposed side - that of impressment and the right of search - and then let us blockade the Baltic and the Black Sea in that manner which will swiftly reduce the Russian propriety body to poverty, to despair, to rebellion and to submission» (NYT March 7, 1854). Следует отметить на данном этапе анализе дискурса, что, действительно, как и предполагалось, разглядывая свой образ в американской лингвокультуре, мы познаем не себя, Россию, но, прежде всего, отражение себя в этом зеркале, и, в конечном итоге, постигаем свойства этого самого зеркала. Важно, что постичь себя по-другому, кроме как через дискурс с «другим», кажется и невозможно. «...этот логический процесс становится возможным только в тот миг, когда мыслящий субъект начинает мыслить другого. Он самоидентифицируется только в присутствии другого, пытаясь представить себе ход его рассуждений и предугадать возможные реакции ... И именно наличие Другого с большой буквы дает возможность каждому из них самоотождествиться...» (Эко 2004: 421). «Quebest done cet autre a qui je suis plus attache que a" moi, puisque.au sein le plus assenti de mon identite a moi-meme, e est lui qui m agit»6 (Lakan: цит. по: Эко 2004: 422).

Стереотип об агрессивности России выражается на уровне лексики: «The Obama administration talks of pressing the "reset button" with Russia, but NATO remains sharply split over how quickly to get back to normal business with a Moscow that seems to be an aggressive outlier, refusing to retreat from occupied parts of Georgia...» (NYT April 9, 2009).

Традиционным является представление о России как о стране, в которой происходят нескончаемые войны: «As the Russian death count mounts in Chechnya, the parents of young conscripts are fighting their own battle: they want to avoid sending their boys off to die in a seemingly endless war» (NW Feb. 7, 2000, p. 29); «Russia was a very tense place last September» (NW April 3, 2000, p. 18).

В истории России, действительно, много войн. В 1854 году в газете «The New York Times» был опубликован стихотворный памфлет, объясняющий причину ненависти к России. В это время Россия воевала с Турцией - симпатии «The New York Times» были на стороне Турецкого султана.

Формальный аспект анализа стереотипа

Анализируемый вид дискурса представляет собой дискурс публицистический, который характеризуется такими признаками, как актуальность, массовость, общественно-политическая направленность. Этот дискурс не является сугубо политическим, но является площадкой для политических споров, опосредованных личностью журналиста, позицией газеты или журнала. Исходя из основной цели политического дискурса - захват и удержание власти, мы понимаем, что важнейшее место в нем отводится аргументации. Еще в античности начинающий политик перед началом своей политической карьеры должен был выучиться хорошо и убедительно говорить; только тому, кто убеждал афинский демос, суждено было властвовать над умами и делами.

В античности существовало несколько видов дискурса. Аподиктический строился на таких суждениях, в которых делается вывод при помощи силлогизма, основанного на недискутируемых посылах, укорененных в первопринципах. Такой дискурс не допускал обсуждения, давя весом своих аргументов. Диалектический дискурс аргументировал исходя из вероятных посылок; допускающих как минимум два возможных вывода, и в задачи суждения входило определить, какой из них более приемлем. Риторический дискурс исходил из вероятных посылок, при этом делались выводы на базе риторического силлогизма (энтимема), когда важны были не столько рациональная внятность, сколько сплачивающий эффект, и в связи с этим он складывается именно как техника внушения (Эко 2004: 124).

«Собственно аргументация предполагает, что аргументатор должен полностью доказать свою точку зрения и убедить/переубедить своего оппонента ... аргументация рассматривается как речевой акт, состоящий из ряда высказываний, которые предназначены для того, чтобы обосновывать или опровергать выраженное мнение, и направлены на то, чтобы убедить рационального судью в правильности определенной точки зрения, приемлемости или неприемлемости этого выраженного мнения» (Третьякова 2004: 309-310). Публицистический дискурс (его политический поддискурс) является аргументативным, побудительным (Эко 2004); он побуждает слушателя «согласиться с тем, что основано не столько на силе Абсолютного Разума, сколько на взаимоувязке эмоциональных моментов с требованиями времени и практическими стимулами» (Там же).

Стереотип соотносится с таким понятием античной риторики, как общее место (locus communis) или топосы. В самом широком смысле слова, согласно распространенным определениям, общие места представляют собой всякий устойчивый набор образов и мотивов, а также сами одинаковые мотивы и ситуации (содержательный аспект), имеющие сходное словесное выражение (стилистический аспект). Топика в латинской традиции связывалась скорее с содержанием, чем с выражением, и была наиболее подвижной ее частью, гораздо легче других поддающейся разного рода транспозициям. К топосам относятся обозначения природных явлений (пейзажей, времен года), человеческих чувств (дружбы, любви, сознания быстротечности времени), возрастов, эстетических и моральных оценок (хвалы, поношения, утешения), поведения, характерного для отдельных людей или групп.

Общие места — это такие аргументы, которые являются бесспорными и для слушателя, и для говорящего. «Для того чтобы убедить слушателя, оратор должен был суметь показать, что его выводы основываются на таких предпосылках, которые для него бесспорны, и сделать это так, чтобы ни у кого .де закралось и тени сомнения по поводу его аргументации. Следовательно, и посылки и аргументы принадлежали и составляли тот способ мышления, в чьей основательности слушатель заранее был уверен. И риторика, таким образом, должна была подытоживать и узаконивать эти способы мышления, эти сложившиеся общепринятые навыки суждения, усвоенные всеми и отвечающие запросам времени.

Примером такой посылки может быть следующая: «Все любят свою мать». Такое утверждение не должно вызывать возражений как соответствующее общепринятому мнению. К такому же типу относится и такая посылка: «Лучше быть добродетельным, чем порочным». В качестве таких посылок могут использоваться назидательные примеры, ссылки на авторитет, особенно частые в пропагандистском дискурсе и - ныне - в рекламе; чем иным может быть такой аргумент, как: «Девять звезд из десяти пользуются мылом "Пальмолив"».

На основе таких предпосылок строятся аргументы, которые античная риторика объединяла под названием общих мест, подразделяя их по рубрикам, запасая аргументацию на все случаи жизни в виде готовых формул, из которых складывается энтимема, или риторический силлогизм» (Эко 2004: 126).

Стереотип - это элемент «бесспорного», аподиктического дискурса. Стереотип выражает проверенное годами знание об объектах действительности; к такому знанию апеллируют как априорному, такому, которое не требует доказательств и само выступает в качестве «последнего» аргумента. «Очевидно, что действенным коммуникативным ходом будет - представить некую точку зрения, оценку, мнение не как единичные, принадлежащие только и именно субъекту речи, но как общеизвестные истины. Для этого нужно создать впечатление, внушить адресату, что отправитель сообщения мыслит и говорит так, как многие, и многие говорят и мыслят, как он» (Чернявская 2006: 48). Благодаря таким свойствам стереотип активно используется в политике и рекламе; он может являться «...определённым стимулятором единого эмоционального фона путем выделения эффективных, впечатляющих компонентов информации за счет сокращения иных, "менее значимых" элементов информации об объекте, за счет упрощения, схематизации содержания» (Иванова 2000: 4).

«Окончательное» знание имеет несколько форм выражения. Итак, на формальном уровне можно выделить такие группы способов выражения стереотипа, как устоявшегося мнения — общего места.

К лексическим способам репрезентации стереотипов относятся лексические единицы с семантикой повтора, постоянства, абсолютности признака:

Глаголы: to be regarded; to remain:

Russia remains what it has always been: a nation governed by almost feudal elites, at war with one another, pursuing very different agendas, some casting themselves as reformers, others as something else entirely (NW Oct. 13, 2003, p. 36).

Имена существительные: habit; tradition; reputation; status; style; majority:

But in Old Russian style, most of the talk has centered around corruption, cronyism and sheer disregard for today s proletariat (NW May 26-June2, 2006, p. 5).

.. .Russian habit of downing toasts (Ibid.).

The vast majority of Russia s people live hando-mouth, often in near destitution, waiting perhaps fruitlesslyfortheirlives to getbetter(NW Oct. 13, 2003, p. 33-36).

Местоимения: nobody; every; same; we:

We live veiy poorly, below the level that specialists like ourselves should be living at (NWJan. 20, 2003, p. 21).

In every region of Russia, at every level of government, former secret-police agents are grabbing power, digging in and recruiting old KGB friends (NW Nov. 24, 2003, p. 38).

Every Sunday evening, after Russians have returned from their dachas and are preparing to get through another week, a 15-minute satirical puppet show... (NW June 19, 2000, p. 42