Электронная библиотека диссертаций и авторефератов России
dslib.net
Библиотека диссертаций
Навигация
Каталог диссертаций России
Англоязычные диссертации
Диссертации бесплатно
Предстоящие защиты
Рецензии на автореферат
Отчисления авторам
Мой кабинет
Заказы: забрать, оплатить
Мой личный счет
Мой профиль
Мой авторский профиль
Подписки на рассылки



расширенный поиск

Имя в парадигмах лингвопрагматики Малащенко Марина Валентиновна

Имя в парадигмах лингвопрагматики
<
Имя в парадигмах лингвопрагматики Имя в парадигмах лингвопрагматики Имя в парадигмах лингвопрагматики Имя в парадигмах лингвопрагматики Имя в парадигмах лингвопрагматики Имя в парадигмах лингвопрагматики Имя в парадигмах лингвопрагматики Имя в парадигмах лингвопрагматики Имя в парадигмах лингвопрагматики
>

Диссертация - 480 руб., доставка 10 минут, круглосуточно, без выходных и праздников

Автореферат - бесплатно, доставка 10 минут, круглосуточно, без выходных и праздников

Малащенко Марина Валентиновна. Имя в парадигмах лингвопрагматики : Дис. ... д-ра филол. наук : 10.02.19 : Ростов н/Д, 2003 294 c. РГБ ОД, 71:04-10/15

Содержание к диссертации

Введение

ГЛАВА I Аспекты современной лингвопрагматики 13-41

1. Прагматика как выражение антропоцентризма и экспансизма современной лингвистики 13-31

2. От прагматики текста к прагматике слова 31 - 40

Выводы 41

ГЛАВА II. Прагматическое значение именной лексемы 42-93

1. Системная и дискурсивная прагматика лексемы 42-50

2. Идеократические системы XX века и лексическая прагматика 50-69

3. Прагматика «своего» и «чужого» слова 70-76

4. Прагмемы и лексикография 76 - 91

Выводы 92-93

Глава III. Лексико-грамматические разряды имени как объект лингвопрагматики 94-143

1. Прагматика имени собственного 97 - 117

2. Прагматика абстрактного имени 117 - 131

3. Аксиология собирательного имени 131 - 142

Выводы 143

Глава IV. Прагматика грамматических категорий имени 144-208

1. Семиотическая сущность грамматической категории 144 - 150

2. Соотношение смысловой основы и интерпретационного компонента грамматической семантики 150-156

3. Грамматический род в аспекте лингвопрагматики 156-168

3.1 .Личные существительные мужского и женского рода 157 - 163

3.2. Средний род 163-165

3.3. Олицетворение на основе категории рода 165 - 168

4. Семантическая парадигма категории числа 168 - 193

4.1 Родовое и обобщенно-собирательное значение форм единственного числа 172 - 180

4.2 Множественное число гиперболическое 180 - 185

4.3. Пейоративное множественное число 186- 190

4.4. Множественное число условной неопределенности и состояния 190 - 193

5. Прагматика падежных форм 193 - 202

5.1. Вариантные окончания именительного падежа множественного числа и/ы - а 193 - 196

5.2. Склоняемые варианты несклоняемых слов 196 - 199

5.3. Падежные «неправильности» 199 -202

6. Грамматические формы имени на оси комбинаторики 202 - 206

Выводы 207-208

Глава V. Прагматика имени в аспекте межкультурной коммуникации 209-248

1. Прагматическая эквивалентность как переводческая проблема 216 - 225

2. Контрастивная прагматика имени (на материале зооморфизмов) 225 - 247

Выводы 248

Заключение 249-253

Список сокращений 254-255

Библиография 256-294

Введение к работе

Одним из векторов развития новейшего языковедения является лингвистическая прагматика. В исследованиях последних десятилетий подробно охарактеризованы ее предмет, причины возникновения, связи с другими направлениями; отмечена и смена акцентов в рамках лингвопрагматической парадигмы: коммуникативный аспект, который был на первом плане в 80-е годы, в 90-х уступил место когнитивному аспекту. Перспективы лингвопрагматики - это когнитивно-ориентированное изучение культурно-специфических единиц коммуникации.

В лингвистике существует пресуппозиция: в трудах, обсуждающих проблемы прагматики, предметом является единица более объемная, чем слово - предложение, высказывание, речевой акт, текст, дискурс. Если же речь идет об отдельных словах, то, как правило, - о служебных частях речи, которые нацелены на передачу не семантической, а прагматической информации (модальные слова, частицы). Данная работа посвящена прагматике именной лексемы. Наиболее яркой прагматикой обладает существительное, поскольку оно когнитивно ориентировано, тогда как, например, глагол ориентирован на коммуникативное употребление.

В работе принята установка на максимально широкий учет психологических и когнитивных факторов при описании лексических и грамматических значений имени. Принимаются во внимание парадигматические и синтагматические свойства имени, экстралингвистические данные о ситуации его использования - и на этой основе исследуется прагматика имени.

Такой подход вовсе не отвергает представления об известной семантической незавершенности слова как языкового знака. Слово, являясь основным звеном текста, выражает все его содержательные доминанты и модифицирует свое индивидуальное содержание в соответствии с требованиями контекста. «Всякий знак получает свою полноценную значимость только в контексте других знаков» (А.Ф.Лосев, 1973). Имя, с одной стороны, это виртуальный знак в системе языка, с другой -реализованное значение актуального знака в синтагматическом ряду. И для того, чтобы объять обе ипостаси имени, проведена выборка как из словарных материалов, так и из текстовых источников - художественной литературы. Использованы также материалы СМИ, ибо «к концу столетия язык художественной литературы утрачивает нормотворческую значимость. Восприемником этой функции становится язык медиальных средств» (Г.П.Нещименко. 2001.С. 100).

Русский язык избран в качестве основного материала для исследования, потому что динамика прагматического значения приобретает радикальный характер в переломные периоды жизни социума, при резкой смене общественных устоев, смене социальной и политико-экономической формации. Изменения в русском языке и в языках стран Восточной Европы стали отражением «шокового» вмешательства в политическую и экономическую жизнь, и эти изменения неизмеримо более значительны, чем у социумов с «континуальным» политическим и экономическим развитием. В то же время факты русского языка рассматриваются не только как явления, присущие конкретно этому «идиоэтническому» языку, но и в качестве проявления некоторых общих для ряда языков (в частности, имеющих развитые грамматические категории рода, числа и падежа) тенденций. Такой подход согласуется с принципами «семиологической грамматики», которая активно разрабатывается в трудах Ю.С.Степанова, Д.И.Руденко, В.В.Мартынова и др.

Русский язык интересен для анализа прагматики и потому, что в нем с человеком, с речевой ситуацией связаны не отдельные особо выделенные экспрессивные элементы, а огромное число слов и граммем. Ср. наблюдение В.Г.Гака (1977.С.99) о том, что «очень часто одному стилистически нейтральному французскому слову соответствует несколько русских с различной стилистической характеристикой (отрицательной, положительной, нейтральной). Ср. русские согласие, сговор, соглашение и т.п. М.Н.Эпштейн (1991.С.21) отметил в качестве «крайне интересной особенности лексической системы современного русского языка» сращение семантической основы слова с его прагматической функцией, объединение их в рамках прямого, основного значения лексических единиц.

В качестве материала использованы не только факты русского языка, но и разнообразные типологические данные, почерпнутые из трудов по семасиологии и теоретической грамматике. Данные других языков (главным образом, английского) привлекались, в основном, для сопоставления (например, в главе, посвященной лингвопрагматике в аспекте межкультурной коммуникации). Общая выборка составила около 10000 словарных статей и отдельных словоупотреблений.

Методика выбора материала была сориентирована на поиск примеров, наиболее полно представляющих феномен прагматического значения имени.

Прагматическое значение исследуется как компонент и лексической, и грамматической семантики. Разграничение грамматики и лексики никогда не было «стопроцентно устойчивым, но в настоящее время оно имеет тенденцию к обновлению на новых основаниях. Понятая как наука об обязательном, грамматика утрачивает локальность и становится содержательной частью лексики» (Э.П.Кадькалова, 2002. С.9). Прогресс современной лингвистики связан с идеей целостности языка и одновременного функционирования всех его слагаемых. Думаем, что анализ соответствия лексической и грамматической прагматики может способствовать уточнению особенностей знаковой природы имени.

Всем вышесказанным определяется актуальность предлагаемой работы.

Объектом исследования стала одна из сторон семиотической сущности слова - прагматика.

Предметом анализа являются имена в совокупности их лексических и грамматических значений.

Формулируя общую задачу как изучение имени в парадигмах лингвопрагматики, мы подразумеваем оба смысла «парадигмы» расширенный, когда под парадигмой имеется в виду «познавательная и методологическая перспектива», «доминирующий подход», и более специфический - связанный с семантическим и формальным варьированием имени. В работе описаны семантические (и неотъемлемые от них -прагматические) парадигмы именных категорий.

Если в мире точных наук парадигма, не позволяющая уже охватить новые проблемы, исчезает либо поглощается новой парадигмой, становясь одной из ее составляющих, то в лингвистике, как известно, новые парадигмы не отменяют традиционных (П.Серио, 1993). В языкознании парадигмы связываются с определенным «стилем мышления» (Ю.С.Степанов, С.Г.Проскурин, 1993. С.38), они накладываются одна на другую и сосуществуют в одно и то же время. Лингвопрагматика вобрала в себя идеи традиционного языкознания и стала их продолжением и развитием. Лингвопрагматика, лексическая и грамматическая семантика, экспрессивная стилистика находятся в отношениях паритетности и взаимодополнительности, что определяет потребность рассматривать лингвопрагматические характеристики имени в тесной связи с системно-структурными.

Итак, основная цель - определение параметров и способов формирования прагматической семантики слова, описание основных составляющих компонентов прагмемы через выявление ее текстовых функций.

Общая цель определила и конкретные исследовательские задачи: 1. проанализировать прагматику как выражение антропоцентризма и экспансизма современной лингвистики;

2. установить соотношение идеократических систем XX века и прагматики именных лексем;

3. представить лексико-грамматические разряды существительных в лингвопрагматическом аспекте;

4. исследовать закономерности представления прагмем в лексикографии и наметить перспективы лексикографической разработки прагматической информации;

5. выявить особенности представления прагматической семантики именными категориями рода, числа и падежа;

6. описать прагматические реализации «своего» (привычного, освоенного) и «чужого» (чуждого, непривычного) слова;

7. на материале именных лексем исследовать проблему контрастивной прагматики.

Методика исследования вытекает из сути поставленных задач и носит комплексный характер. В работе использовались:

компонентно-дефиниционный анализ в соединении с семным анализом, дающим возможность изучить лексему как структурный элемент с единством признаков, а также метод моделирования транспозиции семных составов лексических значений;

номинативно-семантический анализ (с элементами синтагматического анализа и дистрибутивной методики);

контекстуальный прагмалингвистический анализ;

социолингвистический анализ на основе метода корреляции языковых и социальных явлений.

Описание прагматических значений имени осуществляется с позиций активной грамматики, которая учит использованию языковых средств в разнообразных коммуникативных условиях.

Соответственно целям исследования строится и композиция работы. Диссертация состоит из введения, пяти глав, в которых обосновывается правомерность исследования прагматики лексемы - и как единицы словаря, и как «речевого» слова, анализируется лексическая и грамматическая прагматика имени, в том числе - в аспекте межкультурной коммуникации.

Научная новизна работы определяется тем, что она представляет собой результат первого опыта теоретического и практического исследования именных категорий и единиц в лингвопрагматическом аспекте. Прагматические свойства грамматических форм (в отличие от лексических параметров) прежде не были предметом специального рассмотрения.

Теоретическая значимость заключается в разработке идей лингвопрагматики, в переосмыслении прагматической значимости различных единиц языка, в выявлении закономерностей порождения, восприятия и моделирования прагматической семантики. Анализ имени в аспекте лингвопрагматики позволяет сделать выводы, значимые не только в собственно лингвистическом, но и общефилологическом и - шире — лингвокультурологическом плане; позволяет по-новому взглянуть на традиционные парадигмы и категории. Полагаем, что работа представляет интерес и для исследований в области языковой картины мира при существенном влиянии на нее прагматических параметров.

Практическая значимость работы состоит в том, что заключенный в ней аналитический обзор направлений прагмалингвистики, равно как и представленный языковой материал могут быть использованы в теоретических языковых курсах коммуникативно-функциональной направленности, а также в спецкурсах по лингвопрагматике. Положения диссертации, которые касаются прикладных сфер - лексикографии и межкультурной коммуникации, могут быть применены при составлении общих и аспектных словарей, а также в практике перевода. Ряд нововведений, затрагивающих прагматическую значимость имени, может быть учтен как в чисто научном, так и в дидактическом аспекте.

НА ЗАЩИТУ ВЫНОСЯТСЯ СЛЕДУЮЩИЕ ПОЛОЖЕНИЯ:

1. Прагматика - диффузное понятие, включающее возможность узкого и широкого истолкования. При узком понимании прагматическая информация предстает лексикализованной и грамматикализованной, имеющей постоянный статус в языке и поддающейся описанию на уровне словаря и грамматики. В широком понимании прагматика охватывает всю систему правил общения, включающих и языковое общение. Объектом прагматики в узком ее понимании может быть любая языковая единица, в том числе морфема и слово.

2. Слово как семиотический конструкт языковой системы обладает универсальной способностью выполнять весь объем знаковых функций -обладать семантическим, синтагматическим и прагматическим содержанием. Известная автономность слова, зависимость от внеязыковой действительности определяет правомерность изучения прагматики как «речевого», так и «словарного» имени. Идущее от потебнианства понимание всякого употребления слова как творчества и созидания не противоречит принципиальной возможности исследования прагматики «словарного» (системного) слова.

Переход от прагматики текста к прагматике слова означает углубление и усложнение объекта лингвопрагматического анализа.

Прагматическое значение слова приобретает законченность лишь в локальном контексте: в словаре это значение - лишь воссозданный лексикографический конструкт. Однако же без ядерной константы в семантическом и отчасти прагматическом содержании не была бы обеспечена устойчивость и пригодность слова для различных целей коммуникации.

3. Прагматическое значение - принципиально менее регулярная структура, чем значение когнитивное. Прагмеме свойственна ситуативная обусловленность, неразрывная связь с невербальными смыслами и яркая оценочность, с помощью которой и создается «очеловеченная» картина мира.

4. В идеократических системах регулярно используются референциально одинаковые слова, но прагматически относящиеся к различным системам ценностей. Под влиянием социальных условий целые пласты слов в XX веке дважды изменили свое прагматическое созначение. После крушения официального языка советской эпохи произошла нивелировка прагматических различий, что привело к более сложной палитре эмотивности и оценочности. Одна из ярких примет языка последнего десятилетия - превращение пафосных слов в «иронизмы».

5. Набор морфологических средств русского имени ограничен, но эти средства (формы рода, числа и падежа) обладают огромным прагматическим потенциалом, системно обусловленным и реализующимся в высказывании.

Грамматическое значение имени представляет собой не автономную замкнутую и иррациональную систему, а опосредованное отражение человеческого опыта в познании мира. Имя функционирует как лексико-грамматическая реальность языка, но в определенной речевой ситуации грамматическая сторона слова проявляет себя более активно, как бы автономно от лексического значения и требует интенсивного измерения его прагматической информативности. Прагматический компонент содержания грамматической категории присутствует на морфологическом уровне, как в системе словоизменения, так и в системе словообразования.

6. Прагматика имени, до настоящего времени совершенно недостаточно представленная в общей и аспектной лексикографии, очевидно, будет приоритетным направлением словарной работы XXI века. Разработка дифференцированных словарных помет, дающих прагматическую информацию, осложняется характерным для настоящего времени отказом как от апологетической, так и от критической направленности высказываний и текстов, размытостью и нечеткостью аксиологического уровня языка последнего десятилетия.

7. Выбор словесного знака - это реализация прагматической компетенции, которая предполагает владение языковой картиной мира и образно-ассоциативным узусом употребления слов. Способность оперировать национальными символами как эталонами плохих и хороших свойств - необходимое условие успешной межкультурной коммуникации. 

Прагматика как выражение антропоцентризма и экспансизма современной лингвистики

«Язык - это не только совокупность (корпус) материала, а особый вид психической деятельности человека, обусловливающий становление человека и в этом отношении подобный деятельности мышления. Язык не вне человека, а внутри его, это такая же способность человека, как прямохождение. В обход человека язык изучать нельзя. Все исследовательские координаты должны перекрещиваться на человеке. Это значит, что язык должен изучаться во взаимодействии со всеми другими видами физической и психической деятельности человека, так как человек -это целостное устройство... Данное требование не оригинально, хотя в действительности обычно является не больше, чем пышной декларацией», -писал В.А.Звегинцев (1996. С.28-29). Думаем, что в последние два десятилетия это требование перестало быть лишь «пышной декларацией». Антропоцентризм пронизывает все науки. Это обусловлено интересом к человеку как центру Вселенной. Для современной физики характерно признание позиции наблюдателя, то есть признание того, что знания об объектах физического мира опосредованы взаимодействием наблюдателя с прибором. В экологии главная задача состоит в достижении гармонии между человеком и окружающей средой. В литературоведении антропоцентризм реализуется в обращении к образу автора и т.д.

Итак, в современной науке человек - точка отсчета в анализе явлений, он вовлечен в этот анализ и конечные цели (см. Язык и наука конца XX в., 1995). Антропоцентризм связан с тем, что объяснения устройству языка пытаются найти в сущностных характеристиках его носителя - человека. Не все исследователи, однако, едины в том, что антропоцентризм - это постулат лингвистики именно в конце XX столетия. О.Н.Трубачев (1998) иронизирует по поводу такой «новизны» в языкознании, как антропоцентризм, который связывают с нынешними авторитетами - А.Вежбицкой и др. Он пишет о том, что сравнительно-историческое языкознание давно работает с древней антропоцентричностью славянской культуры, но из-за «слабой взаимной информированности филологических дисциплин» это не всем ведомо. И, вообще, не следует делить на традиционное и новое языковедческие подходы, методы, направления, и нужно смягчить требования всюду видеть строгую системность и структурность.

Итак, антропоцентрический подход не есть нововведение конца XX века; он исторически первичен и представлен в различных национальных лингвистических традициях - европейской, индийской, арабской, китайской, японской. Позднее этот подход потерял всеобщность, но продолжал сохранять безусловное господство в практических сферах - таких, как учебная литература, практическая лексикография и т.п. (В.М.Алпатов, 1993. С. 15).

Если наука постепенно «задвигала Человека и Землю на задворки эволюции и космогонии», то язык хранил свое человеколюбие и приверженность земле. Человек стоит в центре языковой картины мира как начало отсчета всех категориальных координат языка и как мера языковой картины мира. Деление пространства, выражаемое наречиями, глаголами, местоимениями, грамматическими категориями, а также лексическими значениями всех знаменательных слов, ориентировано на человека (см. П.Н.Денисов. 1998. С. 165).

Истоки современного антропоцентризма, при котором язык рассматривается в широком экзистенциональном и понятийном контексте бытия человека - в тесной связи с сознанием и мышлением человека, с его духовным миром, соотносятся с идеями В.Гумбольдта. По В.Гумбольдту, язык - это зеркало культуры, отражающее интуиции и миропредставления; язык участвует в важнейших моментах культурного творчества - в выработке миропредставлений, их фиксировании и последующем осмыслении; язык одновременно и источник, питающий культуру своими интуициями, и орган осознания этих интуиции. Современность этих идей В.Гумбольдта, признание их ключевой роли нашло отражение в знаменитом лозунге лингвистики конца XX столетия: «Вперед к Гумбольдту!» - см. Язык и наука конца XX в., 1995.

Вместо термина «антропоцентризм» иногда используется вариант «антропофилия». Ю.С.Сорокин (1999. С.52) считает предпочтительней «антропофилию», ибо любое центрическое отношение пытается представить себя в качестве исходной точки отсчета, автономной и независимой от других «центров» и, в силу этого, конкурирующей с ними. Антропоцентрическое отношение «антипаритетно и рассудочно», а филическое отношение эмпатично. Оно есть «расположенность и присутствие», любовно-бережное внимание к мельчайшим событиям и фактам не только человеческого, но и соположенного с ним иного (природного) существования.

Тем не менее, термин «антропоцентризм» распространен неизмеримо шире, чем «антропофилия»; именно он включается в оппозицию: антропоцентризм - системоцентризм; именно антропоцентризм назван одним из постулатов лингвистики конца XX столетия. Конечно, все обращения к концептам духовной культуры человека изначально антропоцентричны, и в этом смысле языкознание и - шире -филология всегда обладали этим свойством. Однако в современной лингвистике, в отличие, например, от структурной лингвистики, многие параметры антропоцентрического подхода оказываются приоритетными. В современной науке принята «твердая установка на антропоцентричность всякого бытия, и, прежде всего, - языкового. При этом, разумеется не отрицается возможность самоперестроек языковой системы, то есть, существование языка как самостоятельного целого» (Т.М.Николаева. 2000. С. 15). Антропоцентрический принцип играет роль методологической основы (предпосылки) для развития лингвопрагматики, исследующей отношения знаков к человеку, который их интерпретирует. Прагматика неотделима от функционального направления в языкознании. В лингвистике XX века принят новый вид таксономии функционально отмеченной, при которой неизбежен интерес к пресуппозитивным факторам в речевой коммуникации и их развитию в пользовании языковой системой. «Прагматически ориентированные исследования языка позволяют глубже постичь специфику языка в его реальном употреблении» (В.Г.Гак. 1997, С. 361). Основной пафос функционализма состоит в объяснении языковой формы ее функциями, а также в том, что вместо априорных аксиом он проявляет интерес ко всему объему фактов естественного языка. Функционализм - «мозаичный конгломерат направлений», объединенных общим подходом (см. Кибрик А.Е., Плунгян В.А. 1997. С.276). Функционализм эмпиричен, обнаруживает тенденцию к оперированию большим количеством данным (однако из этого не следует, что он антитеоретичен), для него характерна междисциплинарность.

Идеократические системы XX века и лексическая прагматика

Объектом рассмотрения в этом параграфе будут прагмемы с идеологическим (социальным) созначением. Это, прежде всего, предметно-оценочные слова, в самом лексическом значении которых совмещены оба компонента; это слова, «оценивающие собственную предметность и опредмечивающие собственную оценочность» (Эпштейн М.Н., 1991. С.20). Таковы: сговор - соглашение с дурной, преступной целью, бодрячество -ложная, наигранная бодрость. Эти слова не просто называют, но оценивают называемое. Они могут быть развернуты в суждения, где явление, обозначенное словом, служит объектом, а оценка - предикатом.

Однако идеологические созначения могут приобретать и самые тривиальные слова. Ср. судьбу слова товарищ. А. Вежбицкая (1999. С. 360) называет это слово «символом длительной и ужасной эпохи», именно в этом качестве оно, по мнению А.Вежбицкой, заслуживает внимания аналитиков. Она подробно останавливается на содержании самого концепта: товарищ -человек, близкий к кому-либо по роду деятельности, или человек, связанный с кем-нибудь общностью взглядов, дружескими отношениями; в случаях различных употреблений этого слова лежит представление о связи, основанной на одних и тех же жизненных обстоятельствах, одинаковом положении в жизни и общей судьбе. А.Вежбицкая справедливо считает, что нет разумных оснований выделять 6 различных значений у этого слова ( как это сделано в БАС и MAC). Различия в случаях «товарищ по университету», «товарищ по несчастью» и «товарищ по камере» контекстны, а не системны. Если русские толковые словари выделяют от 6 до 3 значений этого слова (в СЯС еще указано, что это слово использовалось как мужское имя у алтайцев), то А.Вежбицкая считает, что у этого слова 2 значения.

Второе значение - политический или идеологический товарищ -родилось из первого. Именно в этом значении слово стало символом социального равенства, новой жизни, новых отношений - словом «гордым» (В.И.Лебедев-Кумач) и «всех объединяющим» (В.Маяковский). Ср. свидетельство Г.О.Винокура (1929. С. 125): «на процессе правых эсеров Луначарский обмолвился по адресу подсудимого Гендельмана «товарищ». Подсудимые засмеялись, а сидевшие в публике коммунисты нахмурились». Это слово было одним из самых частотных. По данным 43, оно шестое среди существительных после таких базовых слов, как «год, дело, человек, жизнь, день»; его частотность в корпусе на 1 миллион словоупотреблений -1162. В сопоставимом корпусе английского языка «comrade» встречается 7 раз, «brother» - 169 раз (Carrol J., 1971). Существительное товарищ стало общепризнанным обращением. «В советскую эпоху слово товарищ выручало в самых трудных ситуациях, ведь так можно обратиться к абсолютно незнакомому человеку, старому или молодому...»(АйсаковаЕ.А., 2002. С. 695). Сейчас обращение «товарищ» перестало быть широко употребительным и нейтральным. И случилось это не в самое последнее десятилетие, а раньше. Ср.: «Слово «товарищ», всегда означавшее наивысшее духовное единение, стало, напротив, знаком холодного отчуждения. Когда говорят «товарищ такой-то», то это стало означать, что человеком недовольны» (Литературная газета, 1988. № 16).

Обращение «товарищ» сейчас сохраняется в армии (господин президент, но товарищ главнокомандующий), но оно утратило свое прежнее демократическое звучание и лишь маркирует привлечение внимания. Обращение «товарищ» к первым лицам государства воспринимается как нарушение норм. 7 мая 2000 года состоялась инаугурация президента Путина, и после церемонии к нему обратились со словами «товарищ президент». Это обращение было прокомментировано в «Новостях» на радио РДВ как «курьез». И современные пособия по культуре речи рекомендуют обращение товарищи только в аудитории, где говорящий считает присутствующих своими товарищами или же если он выступает на коммунистическом собрании (Клубков Н.А. 2000. С. 165).

Интересно сравнить в этом отношении современную языковую ситуацию с той, что была в 20-е годы. Ср. свидетельство Г.О.Винокура о языке НЭПа: «Рядом с «товарищем» воскрес «гражданин 1917 года». «Гражданин» - слово большей частью нейтральное. Помимо «гражданина» воскрес «господин» - так говорят в ресторане, в крупном гастрономическом магазине. Но в казино и в кондитерской на Кузнецком говорят только «мусью».

В книге, анализирующей обращения в разноструктурных языках, Ф.Браун отмечал, что слова-обращения выражают не только отношение к адресату, но и несут коннотацию о самом говорящем, о его воспитании, умении вести себя и социальном положении (Braun F., 1988: 36). Именно поэтому слово-обращение «товарищ» сегодня много говорит о самом отправителе речи.

Писатель Ю.Поляков в повести «Демгородок» предлагает преодолеть языковую лакуну, которая образовалась с утратой прежних функций словом «товарищ», с помощью окказиональной контаминации - «господарищ»: «Избавитель Отечества предложил отказаться в быту от слов «товарищ» и «господин», а обращаться друг к другу по - новому - «господарищ», что как-то больше соответствует тому особому пути, которым двигалась возрожденная Россия».

Интересна динамика прагматических характеристик слова «быт». Л.О.Чернейко (1997. С. 11-12) отмечает, что в русском языковом сознании «быт» связан с негативной оценочной коннотацией. Отсюда выражения «быт заедает», «быт затягивает, засасывает, придавливает, угнетает». О быт разбиваются людские судьбы (у В.Маяковского «любовная лодка разбилась о быт»).

В других европейских языках сходное слово не имеет таких коннотаций. Из этого не следует, что представители других культур не испытывают трудностей в повседневной жизни. Но у них другое отношение к этим трудностям. Интересно, что в русском языке такое отношение к быту тоже не глобально. Негативное отношение отсутствует в диалектах и просторечии, а вот в литературном языке негация ощущается очень отчетливо. То есть, народ воспринимает трудности как естественную форму жизни, а для интеллигенции «быт» - помеха, препятствующая главной деятельности.

После 1917 года утвердилось противопоставление: «старый быт» -«новый быт». И новый, то есть социалистический быт уже не связывался с отрицательной коннотацией. Со «старым бытом» боролись, его преодолевали, а «новый быт» утверждали и пропагандировали. По замечанию Г.Г.Хазагерова (1998, С. 173), «новый быт» - концепт, наиболее непосредственным образом демонстрирующий отрицание традиций. Черты «нового быта» тем ценнее, чем более длительную традицию они разрушают. Обычная риторическая формула: «Веками люди делали то-то и то-то, а теперь все по-другому...»

«Новый быт» стало синонимом «здорового быта», «правильного образа жизни», который нужно всячески пропагандировать и утверждать. Ср. выражения типа «Первые ростки нового быта». Сочетанием «Новый быт» стали называть колхозы, предприятия бытового обслуживания. В СЯС приведена пословица: «Быт здоровый - труд толковый, быт плохой - и труд такой».

Прагматика имени собственного

«Неоцененное прагматическое удобство собственных имен состоит в том, что они дают возможность говорить о ком-либо, заранее не договариваясь, какие именно свойства должны обеспечить идентичность референта», - отмечал Дж. Серль (цит по: Арутюнова Н.Д., 1998. С. 63). Прагматические свойства имени собственного напрямую связаны со спецификой семантического содержания этого класса имен. По Дж. Миллю (1914), имена собственные являются метками, которые сами по себе ничего не значат, так как не говорят о свойствах объекта, имеющего имя собственное, а лишь выделяют его среди других. Соответственно, имена собственные не связаны с выражением постоянных понятий и не способны нести информацию о предметах, которые обозначают.

Сторонники Дж. Милля называли имена собственные «ущербными» или «пустыми» словами (Гардинер А., 1940). Эту точку зрения разделяли А.А.Реформатский, О.С.Ахманова, А.А.Уфимцева. Е.Курилович, однако, (2000. С.251-253) писал о том, что имена собственные имеют значение и в языке, и в речи. Всякое нарицательное существительное имеет семантическое содержание и сферу употребления, которые связаны обратной зависимостью: чем богаче семантическое содержание данного слова, тем уже сфера употребления (ср. слова «борзая» и «собака»). Имена собственные, например - Сервантес, имеет крайне богатое семантическое содержание, и применимость его сведена до минимума: оно принципиально неприменимо к другим индивидуумам. О наличии значений у имен собственных см.: Щетинин Л.М., 1962, Фонякова О.И., 1990, Бич М.Я., 1995 и мн. др.

Сигнификативный компонент значения онима настолько специфичен, что некоторые исследователи сводят его к нулю (см. Никитин М.В.. 1988. С. 33). По этой причине в толковом словаре, по мнению М.В.Никитина, может быть представлено только прагматическое значение онима. Указание на денотативное значение онимов переводит словарь из разряда толковых в разряд энциклопедических. Н.Ф.Алефиренко (1999. С. 151) считает, что принять такую позицию нельзя, ибо она лишает оним статуса слова как знака номинации, обладающего единством означающего и означаемого.

Когда Л.В.Щерба (1974) предлагал включать имена собственные не только в энциклопедические, но и в толковые словари, он, конечно, предполагал наличие значений у имен собственных. Толкования имен собственных могут быть, естественно, только очень общими: «Австралия -одна из частей света»; «Людовик XIY - один из французских королей». Однако некоторые характерные черты того или другого предмета могут иногда входить в значение соответствующего собственного имени. Слово «Австралия» едва ли способно приобретать какие-либо характерные признаки (нельзя таковыми считать кенгуру и не дающие тени эвкалипты). Но слово «Европа», отмечал Л.В.Щерба, несомненно, имеет в нашем языке характерный признак - страны передовой цивилизации, откуда возможность таких словосочетаний, как «европейские манеры», «европейская вежливость» и т.п. И одна из труднейших задач лексикографии - это выбор того понятия, под которое следует подводить то или иное собственное имя. Это не может быть делом личного усмотрения или вкуса: надо подметить, как дело обстоит в языке данного общества. Как определить слово «Ньютон» для русского литературного языка? «Ученый», «ученый-мыслитель», «английский ученый», «основоположник теоретической механики»?

С.Крипке (Kripke S., 1972) отказался от «принципа идентифицирующих дескрипций» в объяснении механизма референции собственных имен. Имена собственные, по Крипке, осуществляют свою референцию независимо от ассоциируемых с ними дескрипций. Аристотель всегда есть Аристотель, сколь бы различны ни были представления о нем в разных мирах и у разных людей, пользующихся этим именем, и сколь бы резко ни менялись его свойства в различные периоды его существования. Младенец нарекается именем в соответствии с пожеланиями родителей, а не с теми качествами, которые разовьются у него впоследствии.

Референция собственного имени может осуществляться и при отсутствии идентифицирующих дескрипций, и при их ложности. Имя собственное, по Крипке, относится к «жестким десигнаторам» (rigid designator): оно относится к одному и тому же предмету во всех возможных мирах. Жесткие десигнаторы реализуют свою референцию в силу прямой связи с предметом, независимо от того, удовлетворяет ли денотат ассоциируемым с именем дескрипциям. Важна лишь «каузальная цепь», то есть, последовательность в отнесении имени к одному и тому же предмету, в конечном счете, восходящая к эпизоду «крещения» (именования) предмета (см. Арутюнова Н.Д., 1980).

Имена собственные являются элементами культуры, и даже самые горячие поклонники буквального перевода не переделают фамилию «Smith» на «Кузнецов». «Smith» - это указание на англоязычный текстовый мир ( см. Хайруллин В.И., 195. С. 57). Л.И.Хайнцле (2000. С. 13) отмечает, что русское имя «Иван» потеряет свою национальную принадлежность, если его перевести на немецкий язык как «Johan» (Йохан). Оно, кроме того, приобретает чужое коннотативное значение, искажающее национальный, а иногда и исторический колорит текста. Имена типа Билл, Жан, Ганс, Иван -это репрезентанты наций в добавочном значении, они могут входить в синонимические ряды с нарицательными именами. Немаркированными, нейтральными членами этих рядов будут слова англичанин, француз, немец, русский, а маркированными Билл, Жан, Ганс, Иван. У В.Маяковского «Всем Титам и Власам РСФСР» не означало «всем людям по имени Тит и Влас», а означало «крестьянам». Однако при замене будет потерян важный компонент. Этот компонент - не только экспрессивность, но и характер представления множества - через характерную поименованную единицу, или как единую, нерасчлененную массу.

Семиотическая сущность грамматической категории

Связь лексики с грамматикой в каждом языке является определяющей его «семантический крой», и к числу особо актуальных относятся вопросы дифференциации и интеграции лексического и грамматического в структуре языка как определяющие специфику его лексико-семантической системы, причем системный подход к языку перенес центр тяжести на взаимодействие разных аспектов между собой, на «установление параметров взаимообусловленности, взаимозависимости, взаимовлияния лексических и грамматических компонентов в семантике языкового знака» (Локтионова Н.М., 2002 . С.5).

Грамматику называют основным полигоном универсалистской концепции языка, ибо именно в рамках грамматики можно говорить о собственно языковых универсалиях, не зависящих ни от анатомических факторов речевого аппарата (как фонологические и фонетические универсалии), ни от физиологии восприятия (как семантические или лексические универсалии) - см. Holenstein Е. 1985. «Общие морфологические формы» сравнимы по своему статусу с общечеловеческими категориями мышления (Крымский СБ., 1998. С. 9-Ю; Руденко Д.И., 190. С. 17).

Вводя дихотомию «язык / речь», Ф. де Соссюр исключал субъекта из предметов, которыми занимается лингвистика. Структурализм в Западной Европе был реакцией на проблематику человека как центра и меры всех вещей. «Смерть субъекта» была одной из любимых тем структуралистов (Серио П., 1993). Возвращение субъекта - субъекта прагматики - именно в этом суть постструктуралистских парадигм языка (Ducrot О., 1980: 518).

Морфология, описываемая с точки зрения структуралистского подхода, имела своим главным недостатком «слабую семантичность». Новым парадигмам научного знания свойствен отказ от прямолинейной формализации, неизмеримо возросший интерес к семантической стороне грамматических форм и категорий и далее - ких прагматике.

Моррисовское трехчастное деление знаковых свойств языковых единиц распространяется и на область грамматики. Как знаковое образование, грамматическая категория обладает собственной семантикой, синтактикой и прагматикой. А.Л.Семенов (1997. С. 38) полагает, что семантика и прагматика сосредоточены на анализе значения, но делают это с разных точек зрения на значение сообщения. Что это означает? - на этот вопрос отвечает семантика. Что имеется в виду? — на этот вопрос отвечает прагматика. Семантика имеет более определенную двучленную структуру [что - это], а прагматика - менее определенную трехчленную структуру [что - это- смысл]. А. Вежбицкая отмечает, что языковые значения прагматичны в высшей степени: с человеком и с речевой ситуацией связаны в языке не какие-нибудь особо выделенные экспрессивные элементы, а значения огромного числа слов и граммем (см. Wierzbicka А., 1991: 17).

Как известно, грамматическая категория содержит в себе реляционные и деривационные (Сепир Э., 1993. С. 73; Реформатский А.А., 1967. С. 320) или, по другой терминологии, номинативные и синтаксические элементы значения (Зализняк А.А.. 1967. С. 55-61; Грамматика современного русского литературного языка, 1970. С. 322-326). Номинативное содержание, категории числа представляются оппозицией единичности и множественности (при том, конечно, что в ряде случаев на первый план могут выходить иные противопоставления - определенность/ неопределенность, расчлененность/нерасчлененность). Номинативное содержание рода определяется связью с универсальной понятийной категорией пола, причем реальность в языке автономных значений позволяет считать род мотивированной категорией даже у неодушевленных существительных. Падеж - категория с преобладающими синтаксическими элементами в семантическом содержании.

Синтаксические элементы значения - те, которые отражают способность словоформы вступать при построении фразы в определенные типы синтаксических связей с определенными классами словоформ. По мысли А.А.Зализняка (1967. С. 23-24), синтаксические элементы значения определенным образом участвуют в отражении внеязыковой действительности - «в качестве средства построения означающих другого уровня».

Номинативные и синтаксические элементы значения образуют единство, сплав. Множественное число даже у тех существительных, которые не выражают формами единственного и множественного числа противопоставления «один» - «много», может осмысливаться именно с этим компонентом значения - «много». Ср. формы «пески, снега, льды, воды» и под. Даже у отвлеченных имен число - не «пустая этикетка»: разве плюральность имен типа «роды, хлопоты, дрязги» и под. не связана с представлением о множестве сложных действий? То есть, форма множественного числа во всех этих случаях (которую чаще всего признают синтаксической, формальной - средством языковой техники, ибо она определяет согласование по множественному числу) связана с представлением о реальной множественности, и это представление продиктовано самой формой.

В некоторых работах (см., напр., Чередниченко О.М., 2002) показана зависимость форм множественного числа имен от позиции наблюдателя. Понятие наблюдателя хорошо известно из лексикографической практики, где оно выступает как компонент толкования некоторых пространственных существительных, прилагательных, наречий и предлогов (верх - низ, левый -правый, вдалеке - вдали, за - перед), параметрических имен (высота, глубина) и некоторых глаголов (показаться, белеть). Присутствие наблюдателя позволяет сформулировать правила употребления и интерпретации этих слов. Но оказывается, что фигура наблюдателя может быть значимой и при описании грамматической семантики категории числа.

Традиционно считалось, что формы «край» и «края» имеют одинаковое значение. Однако есть и различие: формой единственного числа может быть названа как вся ограничивающая линия, так и ее часть: нижний край платка. Ср.: «он бежал по краю поля» и неупотребительное «он бежал по краям поля». Однако можно: «по краям поля были расставлены флажки».

Несмотря на то, что в подобных случаях обозначается денотативно тождественное пространство, числовое употребление различается: в первом случае имеется в виду пограничная поверхность, прослеживаемая в одном направлении, то есть как единый край всего поля, не существующий по этой причине во множественном числе. А во втором случае берутся отдельные фрагменты этой пограничной поверхности, прослеживаемые к тому же в разных направлениях - что естественно, если смотреть из середины поля. Такие примеры дают ясное представление, во-первых, о том, что категория числа даже у слов неконкретной семантики обладает номинативным элементом содержания (связана с особенностями объектов внеязыкового мира), во-вторых - о том, как числовые формы подчеркивают важные свойства лексического значения, и, в-третьих - о том, что синтагматические связи грамматических форм в высшей степени семантичны.