Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Двуязычный словарь как страноведческая энциклопедия 27
1.1. Учет потребностей пользователя словаря как ведущий лексико-графический принцип 27
1.1.1. Типология словарей и потребности пользователя словаря 27
1.1.2. Проблема понимания и учет потребностей пользователя словаря 33
1.1.3. Знания и запросы пользователя словаря 36
1.2. Фоновые страноведческие знания среднего носителя языка 40
1.2.1. Наивные и фоновые знания. Понятие фоновых страноведческих знаний 40
1.2.2. Изменчивость содержания фоновых страноведческих знаний 46
1.2.3. Стереотипы восприятия как основа фоновых страноведческих знаний 52
1.2.4. Содержание и объем фоновых страноведческих знаний среднего носителя языка 60
1.3. Когнитивно-коммуникативный подход к классификации словарей 66
1.3.1. Лингвистические и нелингвистические словари 66
1.3.2. Энциклопедические и страноведческие словари 68
1.3.3. Специфика лингвострановедческих словарей 70
1.3.4. Особенности культурологических словарей 74
1.4. Двуязычный словарь как страноведческая энциклопедия 83
1.4.1. Двунаправленность двуязычного словаря и специфика его пользователя 83
1.4.2. Ориентация на знания не носителя языка как основа представления страноведческой информации в двуязычном словаре 89
Глава 2. Реалия как основной носитель страноведческой информации в двуязычном словаре 99
2.1. Носители фоновой страноведческой информации 99
2.1.1. Паралингвистические и вербально-паралингвистические носители фоновой страноведческой информации 99
2.1.2. Единицы вербальной коммуникации как носители фоновой страноведческой информации 103
2.2. Культурно-коннотированная лексика как носитель фоновой страноведческой информации 107
2.2.1.Специфика изучения культурно-коннотированнои лексики в теории и практике преподавания, перевода и лексикографии 107
2.2.2. Группа слов-реалий как объект лингвострановедческих словарей 115
2.2.3. Соотносимые и несоотносимые реалии как объект двуязычных словарей 124
2.2.3.1. Принцип деления реалий на соотносимые и несоотносимые 124
2.2.3.2.Номенклатурные названия и реалии-названия метонимической природы как разновидности несоотносимых реалий 128
2.3. Принципы отбора страноведческой информации для представления в двуязычном словаре 133
2.3.1. Природа культурного компонента 133
2.3.1.1. Культурный компонент лексического значения слова и национальная специфичность языкового знака 134
2.3.1.2. Денотативная и коннотативная природа культурного компонента лексического значения языкового знака 139
2.3.2. Страноведчески ценный признак реалии 145
2.3.3. Реализация страноведческого потенциала культурно-коннотированного слова в тексте 158
2.3.3.1. К вопросу о соотношении «текст — культурно-коннотированное слово» 158
2.3.3.2. Особенности функционирования культурно-коннотированнои лексики в нейтрализующем и представляющем контексте 167
2.3.3.3. Актуализация культурного компонента лексического значения слова в стимулирующем тексте 177
2.3.3.4. Констатирующий текст как способ актуализации культурного компонента лексического значения слова 187
2.3.4. Контрастивпый подход как основа отбора признаков реалии в двуязычном словаре 199
2.3.5. Субъективность отбора признаков реалии 220
2.4. Элементы описания реалии-предмета в двуязычном словаре 221
2.4.1. Признаки реалии-предмета 224
2.4.2. Символическая значимость реалии-предмета 231
Глава 3. Способы представления страноведческой информации в двуязычном словаре 257
3.1. Представление страноведческой информации в словнике двуязычного словаря 257
3.1.1. Критерии отбора слов в словарях различных типов 257
3.1.2. Критерий национальной специфичности 259
3.1.3. Критерий общеизвестности 262
3.2. Представление страноведческой информации в словарной статье двуязычного словаря 266
3.2.1. Проблема сущности и структуры словарной дефиниции в современной лингвистике 266
3.2.1.1. Проблема определения в логике и лингвистике 266
3.2.1.2. Типы дефиниций по форме 268
3.2.1.3. Содержание толкования как набор признаков предмета 271
3.2.2. Комментарий как способ представления страноведческой информации 272
3.2.2.1. Присловный комментарий как дополнительная информация о реалии или слове 272
3.2.2.2. Словари-комментарии к художественным произведениям 280
3.2.2.3. Разговорники как тип ситуативного словаря-комментария 285
3.2.2.4. Комментарий в двуязычном словаре 287
3.2.3. Иллюстрирование как способ представления страноведческой информации...290
3.2.3.1. Иллюстративные примеры как источник страноведческой информации в двуязычном словаре 290
3.2.3.2. Графическое иллюстрирование как способ зрительной семантизации в двуязычном словаре 291
3.3. Представление элементов культуры в дополнении к корпусу двуязычного словаря 305
Заключение 317
Сокращения словарей 326
Литература 344
Художественные произведения 396
Список слов и сочетаний 405
- Учет потребностей пользователя словаря как ведущий лексико-графический принцип
- Фоновые страноведческие знания среднего носителя языка
- Носители фоновой страноведческой информации
- Представление страноведческой информации в словнике двуязычного словаря
Введение к работе
Одной из заметных тенденций современной лексикографии является обращение к пользователю словаря. Учет его потребностей, интересов и опыта соответствует современным требованиям к лингвистической науке вообще. Антропоцентрическая тенденция в развитии современной научной мысли, а также когнитивный подход к языку предполагают обращение к человеку как носителю данного языка и культуры.1
Эти принципы самым тесным образом связаны с принципом экспансионизма, т. е. широким выходом в другие науки (Кубрякова 1995: 208-210).
Идея о том, что «нельзя познать сам по себе язык, не выйдя за его пределы, не обратившись к его творцу, носителю, пользователю — к человеку, к конкретной языковой личности» (Караулов 2002: 7), в практической лексикографии приобретает особое значение и обращает исследователей в области теории лексикографии к проблеме «словарь и культура».
Интерес к теоретической проблеме «словарь и культура», которая является центральной в настоящей работе, обусловлен усиливающимся в последнее время интересом к вопросам диалога культур, межкультурной коммуникации, восприятия речи, когнитивной парадигмы знания.2 Поэтому вопросы взаимодействия языка, словаря и культуры с особой остротой встают в двуязычной лексикографии, от которой во многом зависит, насколько точно будут проложены дороги между двумя
Ср. «... само понятие культуры есть составная часть антропоцентрических представлений» (Кубрякова 1995:213).
2 Венцов, Касевич 2003; Гусев 2002; Кубрякова 2004; Тер-Минасова 2000; Чинь Тхи Ким Нгок 2000 и др.
народами (Берков 2004: 4). Этим и объясняется актуальность исследования.
Как однократно подчеркивалось в специальной литературе, в настоящее время важной становится задача создания словаря активного типа. Для Л. В. Щербы, например, было очевидно, что для каждой пары языков нужно два объяснительных (толковых) иностранно-национальных словаря — для русских с объяснениями на русском языке, а для иностранцев — на их соответственных языках. Эти четыре словаря для каждой пары языков дали бы, по мнению Л. В. Щербы, возможность читать и понимать иностранные книги, а также познакомиться с истинной физиономией иностранных слов (РФС: 7). Деление двуязычных словарей на словари активного (русско-иностранный для русского пользователя, например) и пассивного (иностранно-русский для русского пользователя) типа определяет их задачи.3
По словам В. Г. Гака, задача пассивного словаря — раскрыть значение слова, тогда как нужный перевод в условиях конкретного контекста может найти сам читатель, опираясь на свою компетенцию в области родного языка. Обращаясь же к словарю активного типа, читатель ищет не разъяснения значения переводимого слова (он его и так знает), а указаний, которые позволили бы ему найти точный эквивалент в языке-цели (Гак 1995: 53). Словарь активного типа поэтому должен представлять такую характеристику слова, которая позволит не только понять его в заданном контексте, но и правильно употребить в собственной речи (Апресян 1999: 7).4
Об особой актуальности задачи создания словаря активного типа см., напр.: Черняк 2004:132-133. См. также: Мартиневский 1975.
4 По Л. В. Щербе, когда и как слова надо употреблять (РФС: 8). См. также: Берков 2004: 8-11.
При этом в основном имеется в виду грамматический и семантический аспект проблемы. Словарь активного типа, по мнению, например, В. Г. Гака, должен показывать различные семантические и грамматические изменения, которые происходят со словами при переходе от языковой системы в речь (Гак 1995: 53-54). Между тем различия между эквивалентами подчас сводятся не только к таким модификациям, а содержат нечто большее, что определяется историко-культурным фоном, употреблением языка в определенной культурной общности.
Отмечая заметные общие черты большинства новых словарей и многих продолжающихся линий (Вебстер, Оксфорд, Лонгман, Роббер, Ларусс, Дуден и другие), Ю. Д. Апресян относит к таковым в числе прочих и «переход от чисто филологического описания слова к цельному филологическому и культурному описанию слова-вещи, слова-понятия, с привлечением элементов энциклопедического и этнолингвистического знания (проект Н. И. Толстого у нас, проект Е. Бартминьского в Польше)» (Апресян 1999: 7). Особый интерес к историко-культурному фону слова привел к появлению новых типов словарей — этнолингвистических, культурологических, лингвострановедческих, а также включению энциклопедической информации в традиционные типы словарей (толковые, двуязычные).
Вопрос «о степени отражения культурного «созначения» в двуязычном словаре» неоднократно ставился В. П. Берковым (Берков 1975; 1977; 1996; 2004), который отмечает, что все более или менее серьезные словари включают в себя отдельные факты страноведческих знаний, но делается это в основном несистематически и что целесообразно оговаривать и комментировать хотя бы случаи расхождения соотносимых фактов культуры, но зато полно описывать эти факты (Берков 1975: 418).
Систематизация способов лексикографирования страноведческой информации в двуязычных словарях требует не только обобщения опыта практической лексикографии в этом вопросе, но и выработки теоретического подхода к проблеме, а именно: принципов отбора страноведческой информации, способов ее введения в корпус двуязычного словаря, а также в дополнение к корпусу, путей «минимизации» объема страноведческой информации.
При этом разница в представлении элементов культуры в двуязычном и энциклопедическом словарях, с одной стороны, и двуязычном и культурологическом / лингвострановедческом словарях — с другой, принципиальна. Проблемы представления элементов культуры в двуязычном словаре, как ни в каком другом, тесно связаны с его пользователем — носителем языка. Носитель языка — это носитель определенной культуры. В переводном словаре их представлено как минимум две. Отражение иного видения мира, представление чужих понятий и реалий осложняется взглядом с «одной стороны». Необходимо описать свои реалии так, чтобы носитель другого языка правильно осознал их на фоне своей культуры, на основе своего взгляда на мир и представления о мире.
Вопрос о соотношении языка и культуры не новый в истории лингвистики. Идеи об одностороннем воздействии культуры на язык или языка на культуру5 сменяются идеями о взаимосвязи и взаимодействии языка и культуры, их онтологического единства.6
Взгляды В. фон Гумбольдта, Э. Сепира и Б. Уорфа, А. А. Потебни и др. являются основой для современных представлений о языковой картине мира и национальной специфике языковых единиц, а в
См. о трех подходах в изучении проблемы «язык и культура» в обзоре И. Г. Ольшанского (Ольшанский 1999: 18-19). 6 См., напр.: Тарасов 1994.
лингвистике все больше сторонников завоевывает мысль о рассмотрении языка как части культуры.7
Понятие «культура» относится к разряду фундаментальных, исключительно важных, но терминологически неопределенных, широких, многозначных, т. е. таких, в которых каждый вкладывает свой смысл.8
Ср.: Что такое «культура»?
Существовало ли нечто как «советская культура»? Что осталось от нее после крушения коммунизма в России?
Существует у антропологов несколько разных определений понятия «культура». Культура — это сочетание моделей поведения, приобретенных и унаследованных, которые определяют группу людей, отличают их от других групп или наций и олицетворяются в специфических артефактах. Спорят о навязанном, принудительном характере любой культуры и о ее символической природе. Была советская культура. Это была не только идеологическая, навязанная модель, но и ансамбль символов, сумма фактов и артефактов. Далее диссиденты в некоторой степени жили той советской культурой: не «Кратким курсом», а бытовой культурой, не книгой «Как закалялась сталь», а мифом и анекдотами о Чапаеве, не Седьмой симфонией Шостаковича, а советской опереткой, романсом, «Двенадцатью стульями» и «Золотым теленком» Ильфа и Петрова (Нива, 201).
7 Ср., однако, мнение И. А. Стернина о том, что «трактовка языка как явления
культуры при широком понимании культуры (как совокупности материальных и
духовных достижений общества) возможна, но такой подход не обладает
эвристической ценностью» (Стернин 1999:20).
8 См. об этом, напр.: Верещагин, Костомаров 1973: 31-40; Елизарова 2000: 9-
36; Кошарная 2002: 12-13; Пелипенко, Яковенко 1998: 7; Стефаненко 2004: 31; Телия
1994: 14имн. др.
Культурологи разделяют понятие «культура» (как исторически определенный уровень развития общества, творческих сил и способностей человека) и понятие «национальная культура» (как совокупность традиций, обычаев, норм, ценностей и правил поведения, общих для представителей одной нации, государства),9 утверждая, однако, что «ничейной» культуры или «культуры вообще» в принципе быть не может (Культурология 1997: 205).10
Таким образом, знание культуры предполагает принадлежность человека к данной нации. «Человеку должно быть неловко, если он не знает, кто такой Ломоносов, и не читал "Евгения Онегина". По подобным признакам человек не может быть отнесен к русской культуре. Его считают либо иностранцем, либо невеждой» (Рождественский 2000: 83).
Значение культуры для всестороннего понимания поведения человека, его психологии и языка11 больше не оспаривается современной наукой. Хотя в самом понимании этого слова многое неясно и спорно. Причина этого заключается в размытости самого объекта и в несовершенстве методов его исследования.
Как известно, не определено само содержание понятия «культура». Культурой традиционно называют то, что не относится к природе, а значит, здания, орудия, одежда, способы приготовления пищи, социальное взаимодействие, вербальная и невербальная коммуникация, воспитание детей, образование, религия, эстетические предпочтения,
9 См., напр.: Кравченко 2001:270,394.
10 Ссылаясь на мнение Д. С. Лихачева о разграничении национального идеала и
национального характера, Ю. Н. Караулов делает вывод о том, что национальный
идеал - это идеал культуры, а культура всегда национальна. Это не значит, что нет
понятия общечеловеческой культуры, но в нем не содержится ничего, чего не было
бы в культурах национальных (Караулов 2002: 47).
11 Современный французский исследователь К. Ажеж коротко и ясно, на наш
взгляд, отразил важность культуры в жизни языка: «...смерть языка - факт
культуры...» (Ажеж 2003: 44).
философия и многое другое. Разделение культуры на материальную и духовную во многих случаях искусственно. Называя разделение культуры на материальную и духовную научной абстракцией, исследователи отмечают единство культуры, где каждый материальный предмет, прежде чем он был создан, должен был сначала стать «идеей» в мозгу человека (Стефаненко 2004: 32).
Компоненты культуры в связи с этим перечислить невозможно. Есть мнение, что под культурой «подразумевают очень широкий круг явлений, событий, признаков, предметов. Например, в рубрикацию «культура» включают такие слова, как Волга, тайга, соболь, Урал, Транссибирская магистраль, леший, русалка, ковер-самолет, пятибалльная система, рубль, копейка, Правительство Российской Федерации, восстание декабристов, Отечественная война, свекровь, щи, осел, лиса, аэропорт Внуково, Чехов, картина Левитана «Март», Мамаево побоище, работать спустя рукава и др. С лингвистической точки зрения слова, имеющие эти референты, обоснованно зачисляются в разряд безэквивалентных, фоновых, коннотативных слов, фразеологизмов. С логической точки зрения такое пестрое соединение неубедительно: вводятся весьма разнородные дефиниции» (Имплицитность в языке и речи 1999: 125).
Из всего многообразия определений культуры в целях нашего исследования будет использоваться понимание культуры, предложенное Ю. М. Лотманом, который рассматривает культуру как совокупность
Поэтому предлагается обращаться к триаде: этнос - культура - цивилизация. Историю слов культура и цивилизации см., напр.: Будагов 2001: 66-92. Об оппозиции культура-цивилизация см., напр.: Брудный 1998: 37.
3 Описательные определения; определения, которые связывают культуру с традициями или социальным наследием общества; культура как правила, организующие человеческое поведение; культура как средство приспособления общества к природной среде; культура как продукт деятельности людей и т. д. (Кравченко 2001:271).
всей ненаследственной информации, способов ее организации и хранения (Лотман 2000: 395).
Трудности изучения понятия связаны еще и с тем, что исследователь — представитель одной культуры. Это «мешает» изучению собственной и чужой культуры, так как трудно принять позицию внешнего наблюдателя. Существует опасность, что собственная культура окажется основой для сравнения. Кроме того, поскольку мы мыслим посредством культуры, осознать собственную культуру также достаточно сложно. Культура устанавливает рамки восприятия при определении значимого, актуального и существенного (Психология и культура 2003: 110). В разных культурах в одни и те же понятия подчас вкладывается разный смысл. Так, семья для китайцев — это «счастье, гармония», а деньги — «важные, больше, мало, хорошие, драгоценные» (Ван Эрдон 2000),14 а для русских деньги, по словам Т. Толстой, «зло, но зло — вожделенное», а семья играет для разных поколений объединяющую роль (Сергеева 2004:107-109; 260-263).15
Примеров различий между культурами можно привести огромное множество. Мы наделяем разной ценностью различные стороны жизни. Для шведа чиновник, одетый в рубашку без галстука, джинсы и сабо (traskor), — это нормальное явление, а для русского он выглядит по меньшей мере странно, а, напротив, русский, не сказавший «спасибо», когда его спросили, будет ли он чай, у шведов будет считаться невежей (традиционный ответ на вопрос, будете ли вы чай, в шведском языке предполагает ответ: «Да, спасибо» или «Нет, спасибо»).16
О китайской картине мира см., напр.: Тань Аошуан 2004.
15 Ср., напр., разные представления о порядочном и умном человеке у разных
народов (Российский менталитет 1997: 93-130).
16 См. об особенностях шведского менталитета, напр.: Daun 1994; Herlitz 1997.
Поэтому знание культуры необходимо, чтобы понимать друг друга. Не случайно, важным моментом функционирования языка культуры является понимание (Культурология 1997: 588). По мнению А. А. Брудного, понимание составляет условие существования культуры, понимание присоединяет человека к культуре и находит в ней свою опору (Брудный 1998: 33).
Между тем разница между «понимать» и «знать», а значит, «изучать» существенна. «Одно дело — изучать, другое — понимать», — замечал М. И. Стеблин-Каменский, говоря о мифе (Стеблин-Каменский 2003:225).
Действительно, понимать — значит воспринимать как есть, сразу, в целостности, без анализа и расчленения.17 Знать и изучать — это пытаться постигнуть постепенно, поэтапно, сравнивая и анализируя. В этой целостности и расчлененности и заключается главная проблема, поднятая в настоящей работе, — как представить элементы культуры одного народа носителю другой культуры так, чтобы по возможности соблюсти баланс между «понимать» и «знать».
Понятие «понимание» многогранно. В. В. Знаков в своей монографии, в частности, указывает на два подхода к его содержанию: познавательный (гносеологический) и историко-культурный (герменевтический). В теории познания понимание анализируется как одна из процедур человеческого познания, а в герменевтике — как «вживание»: постижение человеком мыслей и чувств других людей (предыдущих поколений и современников), воплощенных в текстах, картинах,
Ср.: «Понять — значит обрести знание. Такое знание, которое отражает суть вещей, соединяет нечто ранее известное с уже известным, превращает ранее разрозненное в систему» (Брудный 1998: 25). Для понимания характерно ощущение ясной внутренней связанности, организованности рассматриваемых явлений (РПЭ: 172).
архитектурных сооружениях и других культурно-исторических памятниках. Во второй половине XX века понимание стало интерпретироваться более широко: как универсальная психическая способность и даже как способ бытия человека в мире (Знаков 2000: 10).18
Поэтому в современной педагогике понимание трактуется как мыслительный процесс, направленный на выявление существенных свойств предметов и явлений действительности, познаваемых в чувственном и теоретическом опыте человека (РПЭ: 172).
В литературе указывается на диалектическую связь понимания и знания. Предполагается, что понимание представляет собой некоторую форму «знания о знании», результат знания о знании. Знание можно представить и как определенный продукт познавательной деятельности, и как результат понимания. Если знание характеризует определенное отношение к объекту, то понимание выражает знание о нем. При этом само знание также нуждается в понимании.19
Общепризнанно, что понимание достигается только на базе знаний и умений, уже добытых в предшествующем опыте. При общении такая база должна в определенной степени совпадать.
Понимание и происходит потому, что люди думают «о том же», т. е. понимание определяется содержанием психики воспринимающего в момент восприятия (Якубинский 1986: 38, 41). По словам Л. С. Выготского, «при одинаковости мыслей собеседников, при одинаковой направленности их сознания роль речевых раздражителей сводится до
В этой и в других своих работах (см., напр.: Знаков 1995) В. В. Знаков подробно рассматривает также семь контекстов, в которых в научной литературе употребляется термин «понимание» (методологический, когнитивный, логический, семантический, лингвистический, коммуникативный и психологический), условия понимания (мнемическое, целевое, эмпатическое, нормативное), а также три различные по психологическим механизмам формы понимания (понимание-узнавание, понимание-гипотеза, понимание-объединение).
19 Из последних работ см. об этом, напр.: Кашин 2000:49; Шульга 2002: 5.
минимума» (Выготский 1996: 438-439), а взаимопонимание — это такая деятельность, где «никто не может говорить с другим иначе, чем этот другой при равных обстоятельствах говорил бы с ним» (Гумбольдт 2000: 71).
Предметом понимания, по мнению ученых, является не только уже отраженное в опыте человека, но и еще непознанное, новое. Когнитивная психология трактует понимание как объединенный продукт входной информации и предыдущего знания (Знаков 2000: 18-19).
Между тем исследования показывают, что понимание не следует отождествлять со знанием, поскольку возможно знание без понимания и понимание без знания.
М. К. Мамардашвили и А. М. Пятигорский, рассуждая о проблеме двойственности понимания и знания, отмечают, ' чтобы среднему культурному человеку войти в ситуацию понимания, ему нужно заменить прежние привычные оппозиции новыми, и такая замена есть постоянное условие расширения сферы сознательного опыта, условие постоянной открытости к непредсказуемому сознательному опыту, опыту, который как результат не выводим ни из какого предшествующего сознанию опыта (Мамардашвили, Пятигорский 1999: 103).
При коммуникации неизбежно присутствует определенная неадекватность понимания, обусловленная различием индивидуального опыта, степенью знакомства с языком и т. п. (Культурология 1997: 588). Но особую остроту непонимание приобретает при общении представителей двух разных культур.
Диалог культур как непременный аспект существования этнических культур подразумевает, по мнению Е. Ф. Тарасова, анализ взаимодействия этнических сознаний участников межкультурного общения (Тарасов 2002). Между тем попытка понять «другого» слишком часто оборачивается навязыванием ему своей привычной точки зрения
(Гусев 2002: 326). Кроме этого, психологического, аспекта проблемы существует еще и лингвистический аспект.
За словом у носителя языка «скрывается» многое: ассоциации социальные и индивидуальные, детские и взрослые, бытовые и литературные. Д. А. Гранин точно описал разницу в представлениях людей разных поколений в книге «Керогаз и все другие. Ленинградский каталог»: «Спросите, например, про гамаши. Мало кто знает и объяснит, что это такое, их давно не носят. А носили на ботинках и туфлях, прикрывая ими шнуровку. Зачем нужны были гамаши, этого в точности мы сами не помним, поскольку мы были тогда детьми и гамаши видели на ногах у взрослых» (Гранин 2003: 9). Для лексикографирования реалии необходимо выбрать нечто важное, устоявшееся, типичное. На практике осуществить этот принцип чрезвычайно трудно.
Элементы материальной культуры иногда заключают в себе для носителя языка нечто большее, чем это кажется на первый взгляд. Стул для представителя европейской культуры является просто мебелью, то, на чем можно сидеть, а в африканских племенах стул считается неотъемлемой частью души вождя (Шейнина: 288). Наличие у человека автомобиля и дачи в нашей стране, особенно в советские времена, означало определенный социальный статус, а в скандинавских странах
В своей книге «Смысл возможного: Коннотационная семантика» С. С. Гусев видит причину невозможности диалога культур в том, что в современном обществе преобладает стандартизированное общение, которое ориентировано на стандартные, автоматически применяемые формулы, рассчитано на простое повторение внешних действий окружающих. При таком общении достигается такая ситуация, когда коммуникация исчерпывается, а с нею распадается и возникшее на время объединение людей. Для большинства современных культур характерно такое эгоцентрическое отношение к действительности, когда носители убеждены в том, что привычные для них каноны и стандарты являются единственно правильными и успешными, тогда как ситуация настоящего диалога должна открывать для каждого из его участников все новые и новые способы видения мира (Гусев 2002: 329-334).
это обычный уровень жизни, хотя тип дома или марка машины, безусловно, свидетельствует о той или иной социальной роли человека. 21
Словарь в таком случае может дать минимум — возможность проникнуть лишь на порог того огромного мира, который называется культура. Для того чтобы дать представление о чужой культуре, у словаря есть разные возможности: его направленность определяет структуру и содержание словарной статьи, а также отбор слов в словник.
Между тем двуязычный словарь — это не словарь культуры в собственном смысле этого слова. В лексикографии понятие «словарь культуры», или «культурологический словарь», является понятием неустоявшимся. Проблема в основном состоит в том, что отражать в таком словаре: устаревшие реалии, этнографические понятия, реалии современного быта. Современная лексикография в этом плане предлагает вниманию читателей словари и справочные издания разного типа.22 Вопросу, как отражать вышеназванные реалии, много внимания не уделяется, а тем не менее здесь возникает сразу несколько проблем: какие признаки реалии отражать, насколько полно следует толковать понятия и описывать предметы, в какой части словарной статьи располагать ту или
Разумеется, представление о социальной значимости исторически изменчиво. Шведские исследования, касающиеся новых реалий и их роли в социальной культуре жителей северных областей Швеции, освещают факты, связанные, например, с ролью автомобиля в жизни шведов 20-40-х XX века. Социальная значимость понятия автомобиль, а значит, и слова, его обозначающего, складывалась из представления о реальной жизни северной Швеции в начале века. Огромные по меркам Европы расстояния, малонаселённость, отсутствие развитой системы коммуникаций - факторы, создающие большие проблемы для нормального существования людей, и эти проблемы легко решались с помощью автомобильного транспорта. Кроме того, автомобиль был для молодого поколения средством разрушить стереотипы мышления, подразнить старшее поколение (Sjostrom 1998: 21-22). Социальная значимость, свойственная шведскому слову bil (автомобиль) в 20-40 годы XX века, меняет своё содержание. Сейчас автомобиль в Швеции «не роскошь, а средство существования». Шведские семьи, как правило, имеют автомобиль, а то и два. Правда, в последнее время шведская молодёжь в том числе по причине высокой стоимости курсов при автошколе предпочитает другой «фетиш» - хороший компьютер и мобильный телефон (mobiltelefon).
22 См., напр.: ИСЗТС, ПСЗ, РАКС, РБК, РД, РКП, СРС, ХРИЭС.
иную часть информации. Эти общие для теории лексикографии проблемы особенно остро встают при лексикографировании культурно-коннотированной лексики.
Кроме общих вопросов, при лексикографировании элементов культуры в двуязычном словаре важным аспектом является позиция, с точки зрения которой ведется представление реалий: такой словарь должен ориентироваться на особого пользователя — носителя одной из двух культур. Это создает определенные трудности, но и содержит ряд преимуществ: пользователю не нужна база, как, например, ребенку — читателю словаря, у него уже есть собственная культурная основа.
Как неоднократно отмечалось в литературе, словарь играет огромную роль в духовной культуре народа. Словари выполняют различные социальные функции: информативную, коммуникативную и нормативную (Гак 19906: 462). Основное назначение словаря любого типа как дидактического произведения — устранить расхождение между знанием индивидуальным и знанием всего коллектива (Прикладное языкознание 1996: 309). История словарного дела показывает, что информативная функция преобладала в первых словарях: «глоссарии» поясняли непонятные для читателя слова.24 Позднее актуализировалась нормативная функция словарей. Эти два этапа Е. М. Верещагин и В. Г. Костомаров назвали эксплицирующим и кодифицирующим (Верещагин, Костомаров 1980: 227-229). Коммуникативная функция, свойственная всем типам словарей — одноязычным и
23 В современной методике преподавания иностранных языков должна, по
мнению ученых, учитываться когнитивная языковая база, на которую опирается
изучающий иностранный язык. У би- и мультилингва формируется некая более
обобщенная картина мира, чем у монолингва, и у него в арсенале больше материала,
который может служить базой для переноса. Новый язык как бы отражается в других
языках и опирается на них или отталкивается от них как от более точных параметров
для сравнения и сопоставления (Маркосян 2004: 149).
24 См., напр.: Баранов 2001: 56; Верещагин, Костомаров 1980: 221; Ковтун 1980
и др.
двуязычным, в последние десятилетия обрела особую значимость, в том числе в связи с развитием лингвострановедческой лексикографии. Эти словари играют важную роль в решении вопросов межкультурной коммуникации, так как представляют не только факты материальной культуры, но и «актуальное языковое сознание» носителей языка (Е. М. Верещагин, В. Г. Костомаров), систему его ценностей. Поэтому становление культуроведческих тенденций в национальных лексикографиях подтверждает гипотезу о развитии аксиологической «оси» в современной лексикографии (Колесникова 2004: 7).
Роль двуязычного словаря в познании чужой культуры также трудно переоценить. Как известно, назначение двуязычного словаря — удовлетворять потребность создавать и понимать тексты на чужом языке.25
Функции современного двуязычного переводного словаря невозможно ограничить коммуникативной функцией, если видеть ее суть в том, чтобы давать читателям необходимые слова родного или чужого языка (Гак 19906:462).
Современный двуязычный словарь — это и основной учебник иностранного языка (нормативная и педагогическая функция), и культурологическая (страноведческая) энциклопедия в самом широком смысле слова (Берков 2000: 68; Берков 2004: 24, 165).26
В связи с этим сущность и функции двуязычного переводного словаря могут быть переосмыслены. Двуязычный словарь дает
О понимании текстов см.: Щерба 1974: 297.
В. Г. Гак указывает на то, что двуязычный словарь может и должен быть энциклопедией - «своеобразной энциклопедией языка перевода» (Гак 1995: 62). Рассуждая о проблеме создания энциклопедического словаря, ученый подчеркивает, что отражение в словаре энциклопедических, культурно-исторических и этнолингвистических сведений повышает познавательную значимость любого словаря, а наличие реальных определений и пояснений было бы нелишне в переводном словаре (Гак 1988: 120,122).
возможность пользователю не только получить сведения о лексике и грамматике другого языка, но и через систему вербализованных понятий приобщиться к иной культуре, иному видению мира, а значит, к результатам отражения языком объективной действительности, результатам познавательной деятельности человека в данном культурном сообществе.27
В этом смысле можно говорить об особой онтологической сущности двуязычного переводного словаря.
Кроме того, двуязычный словарь как орудие перевода (Берков 2004: 24) должен прежде всего удовлетворять потребность общения между людьми, разделенными, по словам Л. К. Латышева и А. Л. Семенова, лингвоэтническим барьером, под которым авторы понимают препятствие не только в виде отсутствия общего языка, но и в расхождении национальных культур (Латышев, Семенов 2003: 6). В этом смысле можно говорить об особой гносеологической функции двуязычного переводного словаря.28
Настоящая работа посвящена проблеме представления элементов культуры в двуязычном переводном словаре.
Объект исследования — элементы культуры, актуализированные в языковом сознании носителя.
Предмет исследования — объем и содержание страноведческой информации, представленной в двуязычном переводном словаре.
По мысли Е. Ф. Тарасова, для понимания текста необходимо «распредметить» сам речевой текст (для этого необходимы лингвистические знания) и предметы, на которые указывается в тексте (для этого требуются также и энциклопедические знания) (Тарасов 1994: ПО).
28 Гносеологический аспект лексикографии как научной дисциплины Б. Ю. Городецкий видит в сущности словаря как способа организации и представления знаний, накопленных обществом (Городецкий 1983: 9).
Гипотеза исследования заключается в том, что при лексикографировании элементов культуры в двуязычном переводном словаре отбор информации должен определяться когнитивным и контрастивным принципами, что позволит учитывать знания пользователя словаря, обеспечив тем самым базу для взаимопонимания представителей двух культур.
В связи с выдвинутой гипотезой целью исследования явилась разработка теоретических основ введения страноведческой информации в корпус двуязычного переводного словаря и в дополнение к корпусу.
Реализация основной цели исследования потребовала решения следующих задач:
разработать основы когнитивно-коммуникативной классификации словарей;
рассмотреть специфику реалий-слов как объекта двуязычных словарей;
обосновать принципы отбора страноведческой информации в комментарий к переводному эквиваленту двуязычного переводного словаря;
проанализировать особенности комментария как способа представления страноведческой информации в двуязычном переводном словаре;
определить специфику использования графических иллюстраций в двуязычном переводном словаре;
выявить принципы создания страноведческих приложений к корпусу двуязычного переводного словаря.
Кроме основной проблемы представления элементов культуры в двуязычном словаре, в исследовании затрагиваются следующие проблемы:
содержание и статуса культурного компонента лексического значения слова;
соотношения фактов языковой и внеязыковой действительности в толковании значения слова в словаре;
основы классификации словарей;
проблемы словника и словарного толкования, в частности в двуязычном словаре.
Этим кругом затронутых проблем, а также новым ракурсом проблемы «словарь и культура» и определяется научная новизна работы, которая состоит в следующем:
в работе обосновывается актуальность введения элементов культуры в двуязычный переводной словарь;
предлагается когнитивно-коммуникативный подход к классификации словарей;
вводится принцип ориентации на знание не-носителя языка/ культуры как ведущий принцип в отборе страноведческой информации;
определяется специфика объекта и способа комментирования в словарной статье двуязычного словаря;
представляются типы информации, составляющие символическую значимость реалии в культуре данного народа.
Методологической основой настоящего исследования являются:
антропоцентрический принцип (Караулов 2002; Кубрякова 1995; Степанов 2001а) и понятие антропоцентрической лексикографии (Морковкин 1990) с ее ориентацией на интересы пользователя (Берков 2004);
положение о роли языка в межкультурной коммуникации (Тер-Минасова 2000);
специфика культурного компонента лексического значения слова (Комлев 1969).
Методы исследования — когнитивный, контрастивныи, описательный, компонентный, интроспекции, дефиниционного анализа, сплошной и случайной выборки, количественно-статистический.
Когнитивный принцип в настоящем исследовании понимается как ориентация на знания не-носителя языка. Это означает, что двуязычный переводной словарь призван толковать то, что знает носитель языка (реально или потенциально), но не пояснять то, что совпадает со знаниями пользователя словаря — не-носителя языка.
Контрастивныи принцип отбора материала в настоящем исследовании предполагает, что любая информация о реалии будет содержать национально специфические сведения и их специфичность должна оцениваться на фоне другого языка и другой культуры, сопоставляемой в двуязычном словаре.
Материалом исследования послужили более 145 отечественных и зарубежных словарей, а также 115 произведений художественной литературы (общий объем привлеченных к анализу текстов художественной литературы более 20 тысяч страниц).
На защиту выносятся следующие положения:
Актуальная в современной практической лексикографии ориентация на пользователя словаря имеет своей теоретической основой обращение к его когнитивной базе.
В целях успешного выполнения двуязычным переводным словарем своей функции как орудия перевода, а значит, средства межкультурной коммуникации, необходимо создать условия для адекватного восприятия реалий иной культуры с учетом компромисса между пониманием и знанием доступными такому словарю средствами.
3. Специфика двуязычного переводного словаря предполагает иной
подход к лексикографированию в нем элементов культуры по сравнению
с культурологическими и страноведческими словарями, что по
отношению к двуязычному переводному словарю означает ориентацию на знания не-носителя языка в представлении элементов культуры, а также минимизацию информации с учетом контрастивного принципа.
Теоретическая значимость работы заключается в разработке основ когнитивно-контрастивного подхода к отбору элементов культуры, необходимых для представления в двуязычной и лингвострановедческой лексикографии. Наличие такого теоретического подхода позволит упорядочить немногочисленные попытки расширить объем страноведческой информации в двуязычном словаре и придаст практической двуязычной лексикографии новое направление в работе.
Практическая ценность работы заключается во внедрении принципов представления элементов культуры в практическую и теоретическую двуязычную лексикографию.
Материалы диссертации могут быть использованы как модель
русско-иностранного переводного словаря культурно-коннотированной
лексики, а также в курсах «Современный русский язык» (раздел
«Лексика», «Лексикография»), «Теория и практика межкультурной
коммуникации», «Сравнительная культурология», при чтении
спецкурсов по двуязычной лексикографии, лингвокультурологии,
психолингвистике, этнолингвистике, переводоведению,
сопоставительному страноведению; в аспекте преподавания русского языка как иностранного.
Апробация работы. Основные положения и результаты диссертационного исследования изложены в 59 российских и зарубежных публикациях общим объемом 48 п. л. (в том числе 2 монографии общим объемом 16,5 п. л.), а также прошли апробацию в докладах на международных, всероссийских и региональных конференциях, конгрессах, чтениях и семинарах (Москва, МГУ, 2004; Санкт-Петербург, СПбГУ, 2003; Санкт-Петербург, ЛГОУ, 2002; Архангельск, 2001, 2002,
2003; Берлин, Росток, Оренбург, 2004; Великий Новгород, 2003; Воронеж, 2001; Кемерово, 2003; Магнитогорск, 2003; Москва, Тамбов, 2004; Мурманск, Рованиеми, 2000, 2001; Оренбург, 2003; Пенза, 2002, 2003, 2004; Пермь, 2002; Пятигорск, 2004; Самара, 2003; Тюмень, 2004), на конференциях Мурманского государственного педагогического университета, на семинаре кафедры скандинавской филологии университета г. Умео (Швеция). Разработанная в ходе исследования концепция прошла апробацию на лекционных, практических и семинарских занятиях в Мурманском государственном педагогическом университете, в рамках разработанной проблематики и методологии под руководством автора ведутся курсовые и дипломные исследования. Диссертация обсуждалась на заседании кафедры русского языка Мурманского государственного педагогического университета.
Структура работы. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения, списков литературы, словарей, произведений художественной литературы, слов и сочетаний.
Учет потребностей пользователя словаря как ведущий лексико-графический принцип
Определить предмет лексикографирования (какие элементы культуры отражать) и пути лексикографирования (как отражать эти элементы культуры) в двуязычном словаре можно, обозначив запросы пользователя. Для определения потенциальных возможностей двуязычного словаря в плане максимального удовлетворения запросов пользователя, связанных с адекватным пониманием речи, необходимо по-иному осмыслить то, что уже достигнуто лексикографией в этом направлении. Типология словарей в современной лингвистике представлена достаточно подробно. Но до сих пор уточняются критерии, лежащие в основе классификации, в последнее время, например, в связи с разграничением типа и жанра словаря. Согласно лексикографической традиции словари в первую очередь делятся на лингвистические и энциклопедические. Словарь понятий, как иногда называют энциклопедический словарь, дает полное описание предметов и явлений, объясняет их строение и назначение. Словари слов (Правдин 1983: 4) дают сведения о словах, т. е. об их значениях и употреблениях. Это краткое представление обнаруживает самое общее различие лингвистических и энциклопедических словарей.
Обычно количество параметров, по которым противопоставляется словарь и энциклопедия, гораздо больше: энциклопедия характеризует слово с точки зрения его соотнесенности с экстралингвистической реальностью, словарь — с точки зрения соотнесенности с другими словами языка; энциклопедия сообщает точные (объективные) данные о вещах, словарь же представляет собой компендиум этнонаучного и субъективного знания,32 знания о поверхностных проявлениях свойств вещей, т. е. энциклопедия дает научные определения слов, словарь приводит их «бытовое» понимание;33 энциклопедическая информация избыточна, словарная включает только необходимые сведения.34 С. Д. Кацнельсон, различая формальное и содержательное понятия, видит разницу между толковым и энциклопедическим словарем в том, что в части понятийного содержания толковые словари дают лишь минимальные сведения о предмете, в узких границах формального понятия, тогда как энциклопедические словари призваны дать содержательное понятие о нем, как оно предстает в свете современной науки (Кацнельсон 2004: 19).
При обсуждении вопроса, чем отличаются структура дефиниции в толковых и энциклопедических словарях, отмечены попытки представить эту разницу в наличии / отсутствии предметной части (Плотникова 2000); в ориентации на разные стороны предметов (наглядную, чувственно-воспринимаемую в толковом словаре и ту сторону действительности, которая хорошо воспринимается только подготовленными лицами) (Киселевский 1979: 97); в отражении элементов обыденного/научного знания (Щерба 1974: 280-281; Верещагин, Костомаров 1980: 232-238); в общеизвестности / необщеизвестности перечисленных в дефиниции признаков (Стернин 1982: 15); в наличии/отсутствии культурологических сведений (Берков 1976). Не останавливаясь подробно на дискуссиях по поводу правомерности деления словарей на лингвистические и энциклопедические,35 хочется отметить, что такое четкое на первый взгляд разграничение вызывало и вызывает много сомнений, например, по поводу того, как отделить логическое определение понятия и толкование значения слова (Киселевский 1979; Комарова 1991; Правдин 1983; Уфимцева 1994), т. е. провести границу между «объяснением предмета и объяснением называющего его слова» (ТСУ: XXIV), разграничить слова в их значениях и обозначаемые ими предметы (Гак 1988: 120), дать определение слова, не опирающееся на сведения об экстралингвистической реальности, но построенное только на основе отношения слова к другим словам языка (Розина 1988: 258). В действительности же грань, отделяющая значение слова от предмета, им обозначенного, трудно проводима, как отмечал еще Д. Н. Ушаков. Тем не менее русская академическая лексикография, как утверждает Ф. П. Сороколетов, с самого начала строилась на достаточно отчетливом разграничении задач энциклопедических и филологических словарей (Сороколетов 1978: 35). Во вступительной статье первого советского толкового словаря под редакцией проф. Д. Н. Ушакова особо подчеркивается, что, как и все предыдущие словари, «Толковый словарь» не энциклопедический, а филологический, и к нему нельзя предъявлять тех требований, которым должны удовлетворять энциклопедические словари (ТСУ: XXIII). Эта позиция отмечается и во многих современных словарях.
Так, в статье «От редакции первого издания» в БАС-2 указано, что «Словарь дает филологические (не энциклопедические) толкования слов» (БАС-2: 19), а в «Сведениях, необходимых для пользующихся словарем», составленных С. И. Ожеговым, подчеркивается, что от словаря нельзя требовать сведений для всестороннего знакомства с самим называемым предметом» (СОШ: 6). В предисловии к РСМС-1 отмечается, что «дефиниция (определение значения) слова является краткой, в ее составе отсутствуют какие-либо энциклопедические сведения» (РСМС-1: XX). Другая тенденция — введение в словарную статью сведений энциклопедического характера — отмечена в первую очередь для зарубежной лексикографии. Такая синкретичность обусловлена не только традицией и запросами читателей,39 но иногда и особенностями языка, например японского.
Фоновые страноведческие знания среднего носителя языка
Изучение языка как орудия организации содержания знания актуально в современной лингвистике в связи с введением новой, когнитивной парадигмы знания и когнитивного подхода к явлениям языка.
Знание как форма существования и систематизации результатов познавательной деятельности человека (БЭС) представлено различными видами: обыденное и научное, индивидуальное и социальное, декларативное и процедурное.57 Когда речь идет о содержании знания, то принято различать лингвистические и внелингвистические знания. Различия в формулировках (лингвистические, языковые, вербализованные; внелингвистические, энциклопедические, неязыковые, неверба-лизованные) обусловлены разницей оснований для классификации — предметная соотнесенность (знания и мире и знания о языке) или форма представления знаний (ословленные и неословленные).
Энциклопедические (внелингвистические, неязыковые, невербали-зованные) знания иногда называют фоновыми.
Представленная в литературе классификация фоновых знаний построена на разных основаниях.
По составу участников коммуникативного акта выделяют социальные (известные всем участникам речевого акта, например радиослушателям, читателям в массовой коммуникации, еще до начала сообщения), индивидуальные (известные только двум участникам диалога до начала их сообщения) и коллективные (известные членам некоторой социальной, профессиональной и др. совокупности людей до получения этого сообщения) (Шабес 1989: 8), или социально-групповые (свойственные некоторой социальной общности людей: врачей, педагогов, плотников, жильцов одного дома) (Верещагин, Костомаров 1973: 126). Ср. пример: Его (Твардовского. — О. И.) уроки (моей самоуверенности) оказались тонкими, особенно по деревенскому материалу: нельзя говорить «деревенские плотники», потому что в деревне — калсдый плотник; не может быть «тесовой драни»; если поросенок жирный, то он не жадный; проходка в лес по ягоды, по грибы — не труд, а забава (впрочем, тут он уступил, что в современной деревне это уже — труд, ибо больше кормит, чем работа на колхозном поле); еще — что у станции не может расти осинка, потому что там все саженое, а ее никто никогда не посадит; что «парнишка» старше «мальчишки» (Солженицын, Б. Т. Д., 33).
Со стороны содержания фоновые знания разделяют на житейские, донаучные, научные, литературно-художественные (Вал-гина 2003: 16). Донаучные знания предполагают наличие каждодневного житейского опыта, «здравого смысла», уверяющего нас, что земля плоская, а солнце ходит вокруг земли. Наивный носитель донаучного сознания, накопив большое количество бытовых сведений и обнаружив, что не может увязать их воедино, призывает на помощь науку (Лотман 2001: 18-19). Кроме того, степень отвлеченности слова различна у людей образованных и необразованных. Необразованный человек часто верит, что болезнь можно «вогнать» и «выгнать» (Пешковский 1956: 74). Для житейских представлений о предмете подчас основным становится его функция. Важно, что «из стакана пьют, по часам узнают время, шарф служит, чтобы согревать шею, пуговица — чтобы застегивать одежду» (Фрумкина2001:48).
По степени общеизвестности и очевидности фоновые знания представляются как тривиальные и нетривиальные. Тривиальные знания не вербализуются в речевых актах, а суждения типа «животные едят пишу», «часы показывают время» вызывают недоумения, если это не учебная ситуация (Шабес 1989: 9).
По степени распространенности фоновые знания классифицируются на три группы. Во-первых, общечеловеческие сведения (о солнце, луне, воде, ветре, дожде, рождении, смерти и т. д.), которые разделяются всеми людьми без исключения и благодаря которым люди всегда могут найти основу (общее социальное знание) для коммуникации. Во-вторых, региональные знания, т. е. ряд сведений, свойственных только жителям определенного района: например, люди, живущие в пределах двух тысяч километров от северного полюса, знают, что такое снег, а некоторые жители экватора могут этого не знать. Наконец, в-третьих, так называемые страноведческие знания, или знания, являющими социальными для населения только одной страны, или, если пределы страны совпадают с границами языковой общности, только для членов одной языковой общности (Верещагин 1969: 112).60 В. С. Виноградов предлагает пользоваться термином «фоновая информация», т. е. социокультурными сведениями, характерными лишь для определенной нации или национальности, освоенными массой их представителей и отраженными в языке данной национальной общности (Виноградов 1978: 86-87). При определении фоновых знаний необходимо, с нашей точки зрения, различать их когнитивную и коммуникативную сущность.
Носители фоновой страноведческой информации
Первостепенная важность фоновых знаний в коммуникативном акте несомненна, поскольку они, в том числе, позволяют предвидеть степень восприятия высказывания (Берков 1975: 403; 1977: 86-87). Поэтому необходимо определить так называемых носителей фоновой страноведческой информации, присутствие которых в речи препятствует правильному ее пониманию. Такими носителями фоновой информации, различающимися по природе фонового потенциала, могут быть: 1) паралингвистические единицы и явления (мимика, жесты, телодвижения, дистанция между партнерами по коммуникации); 2) вербально-паралингвистические понятия (традиции и нравы, обычаи, праздники, национальные игры, этикет, народные приметы, поверья, предания); 3) единицы вербальной коммуникации (слова-этнореалии, фразеологизмы, афоризмы, цитаты, прецедентные высказывания, имена собственные) (Ольшанский 2000: 33-34). Говоря о паралингвистических явлениях как носителях фоновой информации, необходимо отметить, что в единстве «факт вербального поведения — факт невербального поведения» различаются три соотношения: 1) невербальное поведение (паралингвистическая единица), не сопровождаемое устойчивой вербальной формой; 2) невербальное поведение, сопровождаемое вербальной формой; 3) вербальное поведение, сопровождаемое невербальной формой. Все три соотношения имеют разную степень усвоения носителем иной культуры и разные способы оформления в словаре. Так, в словаре легче представить, разумеется, вербальную форму: так задуман лингвострановедческий словарь А. А. Акишиной, X. Кано, Т. Е. Акишиной (1991), а для знакомства с иноязычной культурой, особенно на начальных этапах изучения языка, легче усвоить жест или мимику: на «примате» невербальной коммуникации построен лингвострановедческий словарь-справочник П. С. Тумаркина (2001) и «Словарь языка русских жестов» С. А. Григорьевой, Н. В. Григорьева, Г. Е. Крейдлина (2001). К вербально-паралингвистическим понятиям относятся, например, обряды и традиции. Так, в повести Л. Улицкой «Путешествие в седьмую сторону света» читаем: «Отвергнув решительно и последовательно все казенные услуги, от марша Мендельсона до доростоящего шампанского, и ограничившись лишь напыщенным поздравлением мордюковообразной сотрудницы под красным знаменем, в красном же костюме и с красной атласной лентой через жирное плечо, ребята вышли на парадные ступени дворца, присели и выпили из горлышка бутылку рублевой кислятины "Ркацители", после чего Гена проголосовал проезжавшему мимо такси» (Улицкая, 53). Для правильного восприятия замысла автора надо представлять себе, что такое современная русская свадьба. И. Д. Успенская предлагает следующий комментарий, разбирая пример из рассказа В. Шукшина «Осень» («...Тут подъехала свадьба...Такая — нынешняя: на легковых, с лентами, с шарами»): «В настоящее время существует такой обычай: молодые едут регистрировать брак на легковых автомобилях, украшенных лентами, шарами и т. п. Встретив такую машину или ряд машин, сразу понимаешь, что "едет свадьба"» (Успенская 1986: 155). К этому следует добавить краткое описание обрядовых услуг в загсе (марш Мендельсона, речь работника загса, поздравление молодым и шампанское), хотя эти компоненты представлены в самом тексте. То же самое и с обрядом похорон. Не зная, что русские поминают на могилах и как они это делают, а на похороны пожилые люди готовят себе смертное, т. е. одежду и обувь, в которой они хотят быть похороненными, а также ткань для оформления гроба, трудно понять тексты, подобные следующим: — А-а-а...Я же ее в экспедицию к себе устроил, — сказал он морщась. Достал из сумки бутылку водки, пару соленых огурцов, луковицу и хлеб. — Прими-ка...А она...вон видишь чего...опять...Я ей говорил: смотри, от тебя зависит! Ну, помянем (Волос, 75); И так горько стало В., так больно, что он в тоске душевной всю бутылку незаметно выпил, налив предварительно в специально поставленную напротив рюмку своему так неожиданно ушедшему товарищу (кусок черного хлеба сверху), рядом с его фотографией (лихо заломленная кепка, усы, дерзкий взгляд) (Шкловский, ПК., 14); Вот и мать наша собирается будто навсегда. Этот узелок у нее с больничной одеждой. ... Другой узел серьезнее — «смертный». «Начнете искать...А здесь все готовое: нилснее, верхнее, платок, чирики». И еще один узел похоронный: красная материя на гроб, черный креп, полотенца, на каких гроб нести, платки, какие раздавать, — все как положено (Екимов, 4). Особо актуально уточнение атрибутов обряда, когда они становятся «ложными друзьями», т. е. совпадают в фактах, которые принадлежат подчас противоположным проявлениям этнического опыта (скорбь от потери близкого человека — радость от рождения нового человека). Ср. : На дверях соседних домов появились перевитые лентами рождественские венки. У нас с такими хоронят (Куберский, 44); На плите была рассыпана горсточка той самой щебенки, и я только здесь припомнил, что евреи приносят на могилу не цветы, а камешки (Мелихов, Л. О. Г., 74); В России, и не только в России, принято приносить цветы так: нечетное количество — по приятному поводу, четное — в случае печали. В Грузии — наоборот, и тому есть объяснение. Лучшее пожелание человеку — чтобы он не был одинок, значит, в радости цветы дарят парами. А когда человек уходит в мир иной, не надо, чтобы он забирал с собой пару, поэтому цветов должно быть нечетное количество (Молчанова, 153); Единственно, чем Д. С. (Д. С. Мережковский. — О. И.) был не совсем доволен в нашей первой квартире, это ее местоположением: это был очень недурной, не старый, дом на Верейской улице, № 12, в третьем (по-русски) этаже (Гиппиус, 182).
Представление страноведческой информации в словнике двуязычного словаря
В литературе неоднократно подчеркивалось, что словник определяет степень энциклопедизма словаря: Словарь русских народных говоров прямо постулирует энциклопедизм в описании реалий (Кутина 1976: 29), а Словарь иностранных слов сознательно допускает соединение объектов энциклопедий и филологических словарей (Котелова 1976: 35). Для исторического словаря историко-культурное комментирование, как уже было указано ранее, обязательно. Энциклопедизм словника теснейшим образом связан с вопросом о принципах отбора слов для словаря (Очерки лексикографии языка писателя 1981: 81). Для словарей разных типов отбор слов осуществляется на разных основаниях и подчас является очень сложной задачей. Проблеме отбора слов для словаря посвящено большое количество работ. Каждый составитель словаря сталкивается с вопросом об объективных критериях такого отбора. Критерии же отбора слов, отражающих сферы устройства и функционирования общества, сферы культуры в широком смысле этого слова, специфичные для каждого государства (природные и географические особенности, политическая система и государственное устройство, экономика, социальная защита, традиции, особенности образа жизни, достопримечательности, исторические события, литература и искусство, средства массовой информации, религии, образование и наука, спорт, и т. д.), в том числе персоналии, еще более нечеткие. В первую очередь встает вопрос об именах собственных. Их наличие — отличительная черта энциклопедизма словника. На то, что они составляют основное содержание энциклопедического словаря, но должны присутствовать и в общем словаре, указывал еще Л. В. Щерба (Щерба 1974: 278). Имена собственные составляют значительную часть словника современных лингвострановедческих словарей. Принципы включения имен собственных в словник двуязычного словаря подробно изложены в работах проф. В. П. Беркова и претворены в словарях автора. Включение в словник культурно-коннотированной лексики обусловлено, как и всей остальной лексики, критерием частотности. И, как показывают самые общие подсчеты, доля культурно-коннотированной лексики в двуязычных словарях при этом отнюдь не велика. Кроме критерия частотности (употребительность, широкоупотребительность в данном случае могут быть синонимами), для устаревших слов приводится критерий функциональной роли, т. е. встречаемость в тексте, чтение которых обязательно для данного языкового коллектива (Берков 1996: 50). Критерии отбора слов в словари различных типов определяются потребностями пользователя. Если отбор слов в словник энциклопедического словаря осуществляется по принципу необщеизвестности, то для лингво-страноведческого словаря — по принципам национальной специфичности и общеизвестности. Исследования показали, что национально-культурная специфика слова обнаруживается на уровне всех компонентов его семантической структуры, находя свое конкретное воплощение в семе национальной принадлежности. В словах русского языка сема национальной принадлежности представляется как сема «русский», объединяющая варианты «типичный для русских», «используемый русскими», «распространенный в России (в Советском Союзе)» и т. п. (Семантическая специфика национальных языковых систем 1985: 65). Но в лингвострановедческих словарях признак «только для....» осуществляется не всегда последовательно. Так, в послесловии к лингвострановедческому словарю «Франция», написанной Л. Г. Ведениной, группы реалий, представленных в этом словаре, классифицированы следующим образом: 1) реалии, которые наличествуют во французской культуре и отсутствуют в русской культуре; 2) реалии, которые наличествуют в обеих культурах, но различаются каким-либо признаком (с точки зрения организации, функции и т. д.); 3) реалии, имеющие интернациональный характер, но отличающиеся при этом национальным наполнением (Веденина 1997: 1029-1030). Анализ словника «Франции» показал, что здесь, вопреки представлению о лингвострановедческом словаре, представлены реалии, разные по «степени» национальной специфичности. Во-первых, это реалии, характерные только для французской культуры, например, аджюдан, говядина по-бургундски, а также имена собственные — названия государственных институтов, общественных организаций, средства массовой информации, реалии из области истории, сферы культуры и повседневной жизни (Франция: 1029).
