Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА 1. Теория связывания: от синтаксических принципов к когнитивной модели 11
1.1. Стандартная теория связывания 12
1.2. Недостатки стандартной теории связывания 17
1.3. Теория возвратности 19
1.4. Теория примитивов связывания
1.4.1. Теория примитивов связывания: общее описание 25
1.4.2. Теория примитивов связывания: когнитивный подход 31
1.5. Обзор экспериментальных исследований, направленных на проверку положений теории примитивов связывания 35
1.6. Разработка синтаксических правил анафорических отношений в отечественной лингвистике 43
1.7. Выводы к Главе 1 46
ГЛАВА 2. Дискурсные теории местоименной референции 48
2.1. Теория центрирования 49
2.2. Теория доступности 54
2.3. Гипотеза ожидания 59
2.4. Когнитивная количественная модель 62
2.5. Выводы к Главе 2 71
ГЛАВА 3. Механизмы анафоры при речепорождении и речепонимании 74
3.1. Вероятностная модель Э. Келера 76
3.2. Факторы, влияющие на установление анафорических отношений 81
3.2.1. Расстояние между референциальным выражением и антецедентом 82
3.2.2. Приоритет подлежащего и приоритет первого упоминания 83
3.2.3. Приоритет темы 85
3.2.4. Синтаксический параллелизм 87
3.2.5. Тематические роли и имплицитная каузальность 89
3.2.6. Фактор второго персонажа и эффект рода 90
3.3. Референциальная неоднозначность как средство изучения анафорических отношений 91
3.4. Выводы к Главе 3 96
ГЛАВА 4. Экспериментальное исследование механизмов анафоры 99
4.1. Экспериментальная проверка иерархии экономичности 100
4.1.1. Формулировка гипотезы 101
4.1.2. Стимульный материал 105
4.1.3. Выбор методики 109
4.1.4. Экспериментальная процедура 111
4.1.5. Участники экспериментов 113
4.1.6. Результаты эксперимента 113
4.1.7. Обсуждение результатов 115
4.1.8. Сравнение результатов четырех- и пятилетних детей 119
4.1.9. Сравнение результатов эксперимента на материале русского языка с данными других языков 120
4.2. Референциальный выбор в ситуации референциальной неоднозначности 121
4.2.1. Стимульный материал 123
4.2.2. Методика, процедура и участники 124
4.2.3. Результаты эксперимента 125
4.2.4. Обсуждение результатов и выводы 128
4.3. Особенности обработки и интерпретации предложений с референциальной неоднозначностью: экспериментальное исследование с помощью метода регистрации движений глаз 133
4.3.1. Стимульный материал 137
4.3.2. Методика, процедура и участники 138
4.3.3. Результаты 140
4.3.4. Обсуждение результатов и выводы 145
4.4. Референциальный выбор: закономерности использования местоимений в связном дискурсе 150
4.4.1. Стимульный материал 152
4.4.2. Методика, процедура и участники 153
4.4.3. Результаты 154
4.4.4. Обсуждение результатов и выводы 157
4.5. Выводы к Главе 4 161
ГЛАВА 5. Механизмы установления анафорических отношений: поиск оптимальной модели 166
5.1. Экспериментальное исследование структурного параллелизма: структурно-лингвистический vs дискурсивный подходы 166
5.1.1. Структурно-лингвистический подход 167
5.1.2. Взгляд с позиции теории связности дискурса 171
5.1.3. Особенности выделения компонентов информационной структуры в русском языке 174
5.1.4. Эксперимент 1: эффект параллелизма и контрастное ударение
5.1.5. Эксперимент 2: роль порядка слов при интерпретации местоимений 185
5.1.6. Общее обсуждение и выводы 193
5.2. Модель механизмов анафоры 195
5.2.2. Предлагаемая модель установления анафорических отношений при речепорождении и речепонимании 197
5.2.3. Проверка объяснительной силы модели анафорических отношений 203
5.3. Выводы к Главе 5 207
Заключение 210
- Теория примитивов связывания
- Гипотеза ожидания
- Расстояние между референциальным выражением и антецедентом
- Экспериментальная процедура
Теория примитивов связывания
Согласно принципам теории связывания, рефлексивы (возвратные местоимения) и прономиналы (личные местоимения) находятся в отношениях дополнительной дистрибуции. Иными словами, личное местоимение не может быть употреблено вместо возвратного в том же значении. Тем не менее, в некоторых контекстах, причем даже в английском языке, на материале которого была разработана теория, допустимо употребление обоих типов местоимений в одной и той же интерпретации. Предложение (10) будет грамматически приемлемым как в случае употребления личного местоимения her, так и в случае употребления возвратного местоимения herself, причем выбор местоимения никак не влияет на смысл предложения в целом. (10) Maryi put the box in front of heri/herselfi. Мэриi поставила коробку перед нейi/собойi. Стандартная теория связывания (3) не дает объяснения подобному словоупотреблению. Другой случай, который никак не может быть объяснен стандартной теорией, проиллюстрирован примерами (11) и (12). (11) a. John washed. Джон мыл-СЯ. b. John washed himself. Джон мыл себя. (12) a. John hated. Джон ненавидел-СЯ. b. John hated himself. Джон ненавидел себя.
Очевидно, что здесь выбор анафорического элемента зависит от типа предиката. Так, глагол to wash может употребляться как с возвратным местоимением, так и без него, так как он сам по себе может быть интерпретирован как возвратный (11). С другой стороны, глагол to hate не может быть интерпретирован как возвратный, поэтому (12-а) недопустимо. Для обозначения действия, направленного на себя, необходимо употребить возвратное местоимение (12-b).
Еще больше трудностей возникает, если попытаться применить теорию к материалу других языков (помимо английского), таких как нидерландский, испанский, китайский и др., в которых существует два типа рефлексивов / анафоров: простые (simplex expression или SE-anaphor) или элементарные частицы; и сложные (SELF-anaphors) – полноценные возвратные местоимения. В какой-то степени подобное разделение присутствует и в русском языке в виде возвратного постфикса -ся (элементарная частица, «склеившаяся» с глаголом и ставшая его аффиксом) и полноценного возвратного местоимения себя. С позиции теории связывания никакой разницы между SE- и SELF- рефлексивами не существует, поскольку единственным критерием их употребления является Принцип А. Между тем, как видно из примеров нидерландского языка (13) и (14), эти два вида рефлексивов имеют различную дистрибуцию, и там, где необходим SE-рефлексив (14-а), совершенно недопустим SELF-рефлексив (14-b), и наоборот (13-b) и (13-a). (13) a. Willemi bewondert zichi. Виллемi восхищает SE-себяi. b. Willemi bewondert zichzelfi. Виллемi восхищает SELF-себяi. (14) а. Willemi schaamt zichi. Виллемi стыдит SE-себя i. b. Willemi schaamt zichzelfi. Виллиемi стыдит SELF-себяi. (примеры из [4, с. 690–691])
Очевидно, что причина, по которой zich употребляется в (14), но не может быть употреблен в (13), а zichzelf, в свою очередь, необходим в (13) и недопустим в (14), кроется не в принципах связывания, но заложена в предикатах этих предложений. Иными словами, какое-то свойство предиката schaamt требует употребления SE-рефлексива, bewondert же не обладает этим свойством, поэтому в (13) используется SELF-рефлексив.
Обнаружение подобных несоответствий и нюансов привело к пересмотру стандартной теории связывания и созданию нидерландскими лингвистами Т. Райнхарт и Э. Ройландом [4] ее обновленной версии, получившей название теории возвратности (Reflexivity).
Правила дистрибуции SE- и SELF-рефлексивов, а также анафорические отношения личных и возвратных местоимений в предложениях типа (10) представлены в теории возвратности Т. Райнхарт и Э. Ройланда [4], в которой стандартные принципы теории связывания были заменены двумя условиями и, кроме того, было добавлено третье условие, названное Условием Альфа-Цепи (15). (15) Теория возвратности: Условие А: возвратно-маркированный предикат должен быть интерпретирован возвратно. Условие В: интерпретированный возвратно предикат должен быть возвратно-маркирован. Условие А-Цепи: максимальная А-Цепь (……) содержит только одно звено , которое одновременно референциально полноценно (+R) и падежно маркировано. Элемент считается референциально полноценным (+R), если он референциально свободен и обладает всеми морфосинтаксическими характеристиками (такими как род, число и лицо). Личные местоимения (прономиналы) и R-выражения референциально полноценны (+R), SE- и SELF-рефлексивы референциально ущербны (–R). Референциальная неполноценность анафорических выражений проявляется, например, в невозможности их использования для обозначения объектов реального мира. Согласно теории возвратности, распределение прономиналов и рефлексивов зависит от действия двух независимых синтаксических условий.
Вернемся к примерам (13) и (14), различия между которыми не выявляет стандартная теория связывания,7 однако легко объясняет Условие В модели возвратности (15): возвратный предикат должен быть возвратно-маркирован. При этом, предикат может быть маркирован двумя способами – на двух различных уровнях: (а) лексическом – как результат особых лексико-семантических свойств глагола; (б) синтаксическом – с помощью SELF-рефлексива в позиции объекта.
Гипотеза ожидания
Для того чтобы определить, какая интерпретация выглядит более предпочтительной на уровне дискурса, было проведено два предварительных эксперимента: опрос, в котором испытуемым предлагалось читать стимульные отрывки и отвечать на вопросы о том, к какому из референтов относится местоимение, и эксперимент на продолжение истории, в рамках которого испытуемые должны были самостоятельно закончить экспериментальный отрывок, обрывающийся сразу же после местоимения. Оба эксперимента показали, что в (42) контекстуальное предпочтение отдается референту every worker, а в (43) – референту Paul. В то же время, операция семантического связывания переменных относит местоимение к референту every worker в обоих примерах. Таким образом, интерпретации, предпочтительные с позиции разных уровней, совпадают в (42), но не совпадают в (43). Важно отметить, что речь идет именно о предпочтении, но не о запрете. Если бы та или иная интерпретация была недопустимой с точки зрения операции семантического связывания переменных, то ее нельзя было бы получить на уровне дискурса.
Основной эксперимент был проведен по методике регистрации движений глаз13: испытуемым предлагалось читать предъявляемые на экране экспериментальные отрывки, при этом в процессе чтения записывались движения глаз. В результате не было обнаружено различий во времени первого прочтения двух типов стимулов, однако время второго прочтения было значимо больше во втором условии, в котором семантическая и дискурсивная интерпретации различаются (43). Иными словами, испытуемые чаще повторно перечитывали предложение (а именно, возвращались к местоимению и предшествующему контексту), в котором с помощью операции связывания переменных местоимение относилось к референту every worker, а дискурсивные (контекстуальные) предпочтения отдавались референту Paul. Исследователи предлагают следующую интерпретацию полученных данных: сначала анализ местоимений осуществляется на семантическом уровне, и с помощью операции связывания переменных местоимение относится к референту every worker в обоих фрагментах (отсюда и отсутствие различий во времени первого прочтения); анализ на уровне дискурса начинается на поздних этапах обработки, и в условии, где кореференция диктует предпочтение в пользу другого референта (43), это приводит к повторному анализу предложения, что вызывает большее количество возвратов взгляда и увеличение времени второго прочтения [25]. Следовательно, подтверждается гипотеза о том, что операции на разных уровнях осуществляются последовательно – сначала на уровне семантики, а затем на уровне дискурса – и независимо друг от друга.
Стоит, однако, заметить, что в основе полученных выводов лежит существенное противоречие: интерпретация результатов целиком построена на утверждении, что семантический анализ осуществляется раньше (во время первого прочтения), чем дискурсивный (во время второго прочтения). Иными словами, в основе доказательства гипотезы лежит сама же эта гипотеза. Между тем, несмотря на многочисленные исследования, до сих пор до конца не выяснено, оказывают ли влияние на ранние этапы обработки такие факторы, как контекстные ожидания читателя (напр. [26]), либо первичный анализ целиком основан на структурных предпочтениях (напр., [27]), а другие факторы оказывают влияние лишь на более поздние этапы обработки (напр., [28]). На данный момент наибольшее количество экспериментальных доказательств получила гипотеза, согласно которой на ранних этапах обработки осуществляются лишь структурные операции – лексический доступ, морфологический и первичный синтаксический анализ. Этим процессам соответствуют такие характеристики движений глаз, как «время первой фиксации» и «время первого прочтения». Семантическая обработка и интеграция в дискурс продолжаются и после перевода взгляда и могут быть даже отложены во времени, что отражается в таких параметрах движений глаз, как «регрессии» (возвраты) и «время повторного прочтения» [29], см. также обзор в работе А. Стауба и К. Райнера [30]. Нужно отметить, что поздние стадии обработки информации далеко не всегда сопровождаются возвратами и повторным прочтением (в противном случае мы бы перечитывали каждую фразу). Возвраты, или регрессии, возникают лишь в случаях, когда читатель испытывает затруднения, связанные с интеграцией фрагмента в общий контекст. Принимая во внимание все вышесказанное, мы предлагаем следующую интерпретацию результатов, полученных в описанном эксперименте: отсутствие различий между условиями во времени первого прочтения ключевых фрагментов (51) связано с идентичностью процессов лексического доступа, морфологического и первичного синтаксического анализа, так как сами лексемы и ближайшее синтаксическое окружение одинаково в обоих условиях (42) и (43); а значимые различия во времени второго прочтения зон интересов № 1, 2 и 3 (обозначены в (44) подстрочными цифрами) целиком связаны с процедурой интеграции выделенных фрагментов в общий контекст, в которой участвует как семантический, так и дискурсивный анализ.
Расстояние между референциальным выражением и антецедентом
Важно заметить, что гипотеза ожидания рассматривается в рамках нелингвистической модели ситуации (nonlinguistic model of situation), поскольку в ней речь идет о вероятностном ожидании самого акта референции, но не о вероятности появления конкретной лингвистической формы, т.е. конкретного референциального выражения [56]. Связь между вероятностным ожиданием и выбором референциального средства в данной концепции представляется опосредованной. Как уже было сказано выше, в основе гипотезы лежит базовое предположение о том, что одни и те же факторы влияют на степень активации и доступности тех или иных референтов как с позиции говорящего, так и с позиции адресата сообщения. Иными словами, если некоторые факторы делают определенный референт наиболее активированным для говорящего и способствуют выбору редуцированного референциального средства при его повторном упоминании, то эти же факторы увеличат вероятность ожидания адресата, что данный референт будет повторно упомянут.
Можно сказать, что гипотеза ожидания в некотором роде дополняет теорию доступности (см. раздел 2.2.), в результате чего получается комплексная модель, учитывающая как взгляд с позиции говорящего (выбор референциального средства в соответствии со шкалой маркеров доступности), так и взгляд с позиции адресата (установление анафорических отношений в соответствии с гипотезой ожидания). Кроме того, положения гипотезы ожидания во многом перекликаются с формальной моделью теории центрирования, описанной в 2.1. Так, например, ранжированный список ориентированных вперед центров (forward-looking centers) в теории центрирования фактически отражает вероятность ожидания продолжения дискурса о том или ином референте. Однако вопрос о том, какие именно факторы оказывают влияние на активацию референтов и каким образом они действуют, остается открытым. Попытка создания многофакторной когнитивной модели, которая могла бы описать процедуру референциального выбора, была предпринята А. А. Кибриком [57]. 2.4. Когнитивная количественная модель
Несмотря на множество теоретических описаний референции и референциального выбора, долгое время не существовало ни одной модели, обладающей достаточной предсказательной силой, т.е. способной объяснить каждый конкретный выбор референциального средства в естественном дискурсе. Большинство существующих теорий (в том числе и описанные выше), предполагают, что в основе референциального выбора лежит понятие активации референта. Однако, что именно определяет уровень активации в каждый конкретный момент дискурса, остается за кадром. Ни полного (конечного) списка факторов активации, ни описания механизма совместного действия этих факторов ни в одной модели нет. Более того, некоторые определения взаимосвязи между активацией референта и выбором референциального средства и вовсе цикличны, т.е. сводятся к тому, что редуцированное референциальное средство используется для обозначения наиболее активированного референта, референт же, в свою очередь, считается наиболее активированным, если при его повторном упоминании используется редуцированное референциальное средство.
Принципиально другую модель, учитывающую как стадию оценки уровня активации референта, так и последующий процесс референциального выбора, предложил А. А. Кибрик [58, 59, 57]. Его когнитивный количественный подход (cognitive calculative approach) предполагает, что в результате совместного действия множества факторов каждый референт получает определенный суммарный уровень активации, на основании которого затем и осуществляется выбор референциального средства. Важно отметить, что данный подход полностью ориентирован на говорящего, т.е. предлагаемая модель призвана объяснить процесс референциального выбора, совершаемого говорящим в процессе дискурса. Основными характеристиками модели являются: (а) многофакторность – на основании предыдущих исследований составлен список факторов, которые потенциально могут оказывать влияние на референциальный выбор, причем этот список конечен и не может быть дополнен; (б) количественность – влияние каждого из факторов выражается в количественном эквиваленте; (в) когнитивная направленность – модель призвана описать реальные когнитивные процессы, происходящие в ходе установления референциальных отношений в дискурсе. Кроме того, в отличие, например, от описанного выше подхода Дж. Арнольд, А. А. Кибрик разделяет понятия референции, т.е. решения говорящего упомянуть тот или иной референт, и референциального выбора, т.е. выбора конкретного референциального средства. Референция управляется механизмами внимания, в то время как референциальный выбор – степенью активации референта в рабочей памяти говорящего. Активация рассматривается как градуальное явление: в каждый конкретный момент дискурса какие-то элементы являются наиболее активированными, какие-то менее активированы, а какие-то не активированы вовсе. При этом, только если уровень активации референта превосходит некоторое пороговое значение, возможно употребление редуцированного референциального средства при его повторном упоминании. Если же уровень активации ниже этого порогового значения, то в качестве референциального средства может быть использована только полная именная группа. На активацию референта оказывает влияние множество факторов, которые можно разделить на две большие группы: (а) связанные со структурой дискурса (расстояние между референциальным выражением и антецедентом, семантико-синтаксический статус референта, границы абзацев и эпизодов); (б) связанные с внутренними свойствами референта (одушевленность, центральность для конкретного дискурса). Общее число факторов, действующих одновременно, может быть достаточно большим. В каждый момент развития дискурса все релевантные факторы взаимодействуют друг с другом и определяют суммарный статус референта в рабочей памяти говорящего - коэффициент активации (activation score). После того как определен коэффициент активации, осуществляется выбор референциального средства. Однако в ситуации естественной коммуникации нередки случаи, когда, несмотря на высокую степень активации референта, употребление редуцированного референциального выражения (напр., личного местоимения) крайне нежелательно. Это происходит в ситуациях так называемой референциальной неоднозначности (referential ambiguity), или в терминах А. А. Кибрика [60, 61] - референциального конфликта (referential conflict). Так, например, в примере (56) референт механик имеет очень высокий коэффициент активации, и, казалось бы, в строке 2718 должно было быть употреблено личное местоимения его. Однако этого не происходит, поскольку в данном отрывке дискурса присутствует еще один высоко активированный референт - Федорчук, и употребление местоимения может привести к референциальной неоднозначности и, как следствие, коммуникативной неудаче.
Экспериментальная процедура
Что касается личных местоимений, то они появляются в активной речи ребенка уже к 2–3 годам [133, 134], однако экспериментальные исследования демонстрируют наличие трудностей в восприятии личных местоимений третьего лица вплоть до 5–6 лет. Другая категория носителей языка, испытывающих трудности с синтаксическим анализом, – пациенты с афазиями Брока с аграмматизмом, т.е. с нарушениями синтаксической организации предложения, трудностями, связанными с нахождением правильных падежных и видовременных форм. Повреждения премоторной коры вызывают нарушения в планировании последовательности действий и в осуществлении сложных операций. У пациентов с аграмматизмом нарушения затрагивают не столько общее программирование высказывания, сколько его синтаксическую организацию, в то время как собственно моторные трудности могут быть минимальными [135]. Кроме того, затруднения в переключении с одного действия на другое приводят к замедлению всех доступных процессов. Нарушения выражены, прежде всего, в экспрессивной речи, но еще А. Р. Лурия отмечал наличие трудностей и при восприятии речи. Эти трудности выражаются «в анализе связного высказывания, в правильной оценке синтаксических согласований, включенных в это высказывание» [135, с. 212]. Проблемы с восприятием речи у таких пациентов возникают также, когда усложняется грамматическая структура предложения, предложение содержит инверсию или придаточные конструкции. Многие исследователи отмечали, что пациенты с аграмматизмом испытывают трудности с пониманием пассивных конструкций [136], личных местоимений [137] и квантификаторов [138].
В целом ряде исследований было продемонстрировано, что дети 4–5 лет и пациенты с аграмматизмом испытывают схожие трудности, связанные с синтаксическим анализом [139, 140, 141]. Подобный эффект объясняется в духе закона Рибо, согласно которому процессы распада той или иной функции отражают стадии процесса усвоения. Похожую идею, но уже применительно непосредственно к языку, сформулировал Роман Якобсон в своей гипотезе регресса (Regression Hypothesis), основной принцип которой заключается в том, что стадии утраты языковой способности идентичны стадиям усвоения языка в онтогенезе, хотя и обратнонаправлены [142]. Важно также отметить, что помимо собственно знаний языковых правил, речевая деятельность требует большого количества когнитивных ресурсов. Носители языка должны быть способны применять свои знания в режиме реального времени, для чего все операции должны быть высоко автоматизированы. У детей многие операции еще не автоматизированы в силу возраста, что в результате не позволяет им осуществлять сложный синтаксический анализ. С другой стороны, как уже было сказано выше, у пациентов с афазиями Брока с аграмматизмом в результате повреждений премоторной коры, вызывающих сложности в переключении с одного действия на другое, наблюдается замедление всех процессов, включая лингвистические, что также приводит к невозможности осуществлять сложные синтаксические операции. При этом экспериментальные исследования показали, что многие синтаксические операции у таких пациентов остаются сохранными, просто замедленными. Если условия (в том числе объем рабочей памяти) позволяют осуществить ту или иную операцию за большее время, чем требуется здоровому носителю языка, то синтаксический анализ будет успешно осуществлен [143, 144]. Эти данные послужили основанием для пересмотра общей модели развития и распада речевой функции, которая, очевидно, зависит от двух независимых факторов: (1) нехватки языковой компетенции (lack-of-knowledge), которая формируется постепенно в онтогенезе и может быть утеряна в результате мозговых повреждений; (2) нехватки операционных ресурсов (lack-of-resources), которые необходимы для применения имеющихся знаний. В случае с афазиями большинство трудностей, возникающих у пациентов, связано не с тем, что они утратили языковую компетенцию (т.е. знания правил родного языка), а с тем, что общий ресурсный дефицит не позволяет им должным образом эти знания применить (подробнее о дефицитном и ресурсном подходах см. в [145]). Таким образом, существуют две категории носителей языка – дети и пациенты с афазиями Брока с аграмматизмом, – для которых синтаксический анализ представляет значительную сложность: синтаксические операции либо недоступны вовсе, либо требуют намного больших временных и операционных ресурсов, чем у здоровых взрослых носителей языка. Другими словами, синтаксические операции не являются для этих двух категорий носителей языка самыми экономичными.
С помощью обращения к данным афазиологии и детской речи мы можем проверить психолингвистическую реальность представления об иерархии экономичности. Если гипотеза об иерархии экономичности верна, то там, где взрослые носители языка будут применять синтаксическое кодирование для установления анафорических отношений, пациенты с аграмматизмом и дети зачастую (когда синтаксические операции окажутся для них недоступными) будут сразу же прибегать к семантическому анализу. Для проверки этой теоретической модели мы провели серию экспериментов, направленных на изучение интерпретации личных местоимений на материале русских предложений, в которых два пути анализа (синтаксический и семантический) приводят к разным интерпретациям.29