Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Политический скандал в дискурсивно-семиотическом ракурсе 9
1.1. Социолингвистическая парадигма исследований дискурса 9
1.2. Семиотический подход к изучению сложных дискурсивных образований 15
1.3. Текст и сверхтекст в современной лингвистике 21
1.4. Коммуникативное событие как единица дискурса 29
1.5. Нарратив в политическом дискурсе 33
1.6. Политический скандал как предмет лингвистического изучения 37
Выводы к главе I 46
Глава 2. Политический скандал как сложное дискурсивное образование 48
2.1. Жанровая структура политического скандала 49
2.1.1. Политический скандал в институциональной коммуникации 52
Жанр информационного сообщения 53
Жанр политического комментария 60
Жанр интервью 68
Жанр публичного выступления 69
Жанр открытого письма 71
2.1.2. Политический скандал в неинституциональной коммуникации 73
Жанр разговоров о политике 73
Комические жанры политического скандала 85
2.2. Ролевая структура политического скандала 96
2.3. Темпоральная структура политического скандала 117
Дискурс-стимул 120
Дискурс-реакция 124
Выводы к главе 2 130
Глава 3. Прагмалингвистические характеристики политического скандала 134
3.1. Метафорические модели политического скандала 135
3.2. Специфика эмотивности политического скандала 142
3.3. Коммуникативные тактики манипуляции в политическом скандале 146
Выводы к главе 3 154
Заключение 155
Список литературы 163
Список источников 183
- Семиотический подход к изучению сложных дискурсивных образований
- Жанр информационного сообщения
- Ролевая структура политического скандала
- Метафорические модели политического скандала
Введение к работе
Данная работа выполнена в русле таких научных парадигм, как социолингвистический анализ дискурса, критический дискурс-анализ, лингвокультурология, жанроведение, исследования по теории политического дискурса и дискурса масс-медиа. Она посвящена культурно-языковым характеристикам политического скандала как сложного дискурсивного образования. Мы полагаем, что лингвокультурологическии подход к описанию явлений языка и культуры не должен сводиться лишь к выявлению этнокультурных особенностей, поскольку понятие «культура» включает в себя не только этноспецифические, но и универсальные явления. Лингвокультурный характер исследуемого феномена требует привлечения экстралингвистических данных для его адекватного описания. Такие ключевые составляющие политического скандала, как нарушения этики, конфликты ценностей и идеологий, являются компонентами культуры как совокупности материальных к духовных ценностей, и непосредственно относятся к сфере интересов нашего исследования. В фокусе внимания данной работы находится также политическая культура, как совокупность исторически сложившихся устойчивых политических представлений, убеждений и ориентации.
Актуальность исследования определяют следующие факторы:
1) изучение институциональных видов речевого общения находится в центре интересов социолингвистики, прагмалингвистики и лингвистики текста;
2) понятие сложного дискурсивного образования в связи с жанрами речи еще не нашла достаточно глубокого отражения в лингвистических работах;
3) политический скандал является актуальнейшим явлением современной общественно-политической жизни, которое заслуживает всестороннего лингвокультурологического изучения.
Поскольку исследование феномена политического скандала требует многоаспектного подхода и предполагает рассмотрение определенного круга вопросов междисциплинарного характера, проводя исследование, мы опирались на данные лингвистики, психологии, политологии, философии, культурологии. В работе реализуется подход к скандалу как к сложному дискурсивному образованию, которое может быть интерпретировано как сверхтекст, нарратив, сложное коммуникативное событие.
Объектом исследования является сложное дискурсивное образование, объединяющее политический, бытовой, художественный дискурсы, а также дискурс масс-медиа. Предмет исследования составляет политический скандал как лингвокультурный феномен.
Цель заключается в систематическом описании политического скандала как лингвокультурного феномена современной массовой коммуникации. Гипотеза исследования состоит в том, что политический скандал, как сложное дискурсивное образование, сочетает в себе как черты институционального дискурса, так и черты, не присущие институциональным дискурсам.
Для решения поставленной цели необходимо выполнить следующие задачи:
1) выявить конститутивные признаки политического скандала как сложного дискурсивного образования;
2) разграничить в политическом скандале жанры, присущие институциональным дискурсам, и жанры, которые не являются характерными для сферы институционального общения;
3) выявить жанровую структуру политического скандала как сверхтекста;
4) выявить ролевую и темпоральную структуры политического скандала как нарратива и сложного коммуникативного события;
5) описать метафорические представления массового сознания о политическом скандале;
6) описать специфику эмстивности политического скандала как эмотивного и эмоциогенного текста;
7) выявить манипулятивные тактики, используемые в рамках скандала.
Научную новизну работы мы усматриваем в комплексном описании политического скандала как сложного коммуникативного события, нарратива и сверхтекста; выявлении его жанровой, ролевой и темпоральной структуры, а также прагмалингвистических характеристик.
Теоретическая значимость работы состоит в расширении и уточнении концептуального аппарата теории политического дискурса, дальнейшей разработке таких проблем прагмалингвистики и лингвокультурологии, как институциональное общение, его формы, виды и жанрово-стилистические особенности, а также в освещении такого сравнительно нового для лингвистики объекта изучения, как сложное дискурсивное образование на примере политического скандала в терминах семиотического треугольника (семантика, прагматика, синтактика).
Практическая ценность выполненной работы состоит в том, что ее результаты могут найти применение в вузовских курсах стилистики, общего языкознания, интерпретации текста, лингвокультурологии, социолингвистики, спецкурсах по политическому дискурсу и практике политических дискуссий. Они также могут представлять интерес для специалистов по связям с общественностью при разработке стратегий предвыборных кампаний и контроле за освещением хода предвыборной борьбы в СМИ.
Исследование проводилось на материале новостных и публицистических текстов, взятых из разных по качеству и вектору политической ангажированности средств массовой информации, действующих на территории России - газет («Коммерсантъ», «Общая газета», «Известия», «Комсомольская правда», «Советская Россия», «Завтра» и др.), телепередач таких общенациональных каналов, как ОРТ (позже - Первый канал), РТР (позже - «Россия»), ТВ-6 (позже - ТВС), НТВ; радиостанций («Эхо Москвы»), электронных СМИ (ntv.ru, gazeta.ru, polit.ru, и др.), некоторых иностранных источников, в частности: CNN.com, BBCWorld.com, The Economist, Newsweek, The Times. Использовались тексты художественного дискурса, созданные по поводу политических скандалов: политические пародии, анекдоты, эпиграммы, карикатуры. Привлекался материал текстов бытового дискурса, полученный в результате использования приема включенного наблюдения за спонтанными дискуссиями наивных коммуникантов по поводу политических скандалов. Всего было проанализировано около 900 текстов отечественных источников, а также около 600 текстов англо-американских источников. Объем текстовых примеров варьировался от десяти строк (краткое новостное сообщение) до десяти страниц (развернутый политический комментарий).
В работе применялись следующие методы: гипотетико-дедуктивный метод, дискурс-анализ, элементы контент-анализа, описательный метод с его основными компонентами: наблюдением, интерпретацией и обобщением, а также прием включенного наблюдения за дискуссиями наивных коммуникантов.
Теоретической базой исследования послужили работы отечественных и зарубежных лингвистов в области лингвистики текста и теории дискурса (Р. Барт, И.Р. Гальперин, P. Seriot, Р. Водак, Т. ван Дейк, В.И. Карасик, В.А. Кухаренко, Н.А. Купина, М.Л. Макаров, Е.И. Шейгал), жанроведения (М.М. Бахтин, М.Ю. Федосюк, Т.В. Шмелева, К.Ф. Седов, В.В. Дементьев), прагмалингвистики ( Н.Д. Арутюнова, В.И. Шаховский, В.И. Жельвис, J. Baudrillard), семиотики и лингвосемиотики (В.Я. Пропп, Ч. Пирс, Ю.С. Степанов, Ю.М. Лотман, А.В. Кравченко, Ч. Моррис, У. Эко).
В своем исследовании мы опирались на следующие положения, доказанные в лингвистической литературе:
1. Институциональный дискурс является сферой общения, где доминируют статусно-ролевые смыслы, в отличие от бытового и художественного дискурса, где доминируют личностные смыслы (В.И.Карасик, M.Agar, Р. Водак).
2. Взаимодействие на уровне социальных институтов, с одной стороны, и межличностное общение, с другой, приводят к появлению сложных дискурсивных образований. Внимание современных лингвистов к этому процессу, с одной стороны, является продолжением тенденции в лингвистике к укрупнению объекта изучения, с другой - выявляет особенности взаимодействия статусно-ролевых и личностных смыслов (А.Г. Баранов, Т. ван Дейк, Е.И. Шейгал).
3. Сложные дискурсивные образования современного коммуникативного пространства могут быть интерпретированы как сверхтексты при наличии тематического и содержательного единства (Н.А. Купина, Г.В. Битенская). Сложные дискурсивные образования, сконцентрированные вокруг политического события, могут быть интерпретированы как политический нарратив (Е.И. Шейгал).
4. Любой объект языковой действительности может быть рассмотрен как семиотический объект в трех ракурсах: синтактика, прагматика, семантика (Ч. Моррис, Ч. Пирс, У. Эко).
Апробация. Концепция, основные положения и результаты исследования докладывались на научных конференциях в Волгоградском государственном педагогическом университете (2000, 2001), Международных конференциях «Социальная власть языка», «Межкультурная коммуникация и проблемы национальной идентичности», «Проблемы понимания в диалоге» (Воронеж, 2001, 2002), на заседаниях научно-исследосательской лаборатории «Язык и личность» при кафедре языкознания ВГПУ, на теоретических аспирантских семинарах. По теме диссертации опубликовано 5 работ.
На защиту выносятся следующие положения:
1. Сложные дискурсивные образования поддаются анализу в терминах семиотического треугольника. Связи между элементами системы (синтактика) описываются в рамках жанровой структуры сверхтекста; взаимодействие в реальной коммуникации (прагматика), а также отношение элементов системы к объектам действительности (семантика) описываются в рамках ролевой и темпоральной структур нарратива и сложного коммуникативного события.
2. Политический скандал относится к числу сложных дискурсивных образований, обладающих высокой общественно-политической значимостью и представляет собой получившее многократную вариативную разножанровую реализацию публичное конфликтное общение вокруг события, нарушающего этические нормы и влияющее на политическую ситуацию.
3. Политический скандал как сложное дискурсивное образование, принадлежит разным типам дискурса (как институциональным - политическому, масс-медиа, так и неинституциональным - бытовому и художественному). В рамках данного сложного дискурсивного образования установлено динамическое взаимодействие статусно-ролевых и личностных смыслов.
4. Жанровая структура политического скандала включает в себя жанры, принадлежащие к политическому, бытовому, художественному дискурсу, а также дискурсу масс-медиа. Прототипными для политического скандала являются жанры информационного сообщения и политического комментария. Околоядерными жанрами являются следующие жанры: интервью, публичное выступление, разговоры о политике, слухи.
Периферийными жанрами политического скандала являются: открытое письмо, политическая карикатура, анекдот, пародия, эпиграмма, поэтические фольклорные жанры.
5. Темпоральная структура политического скандала состоит из первичного дискурса-стимула, и вторичных дискурсов-реакций: дискурса контрудара, защиты и примирения.
6. Неинституциональная коммуникация по поводу политических скандалов является фатическим видом общения с доминированием эмотивности и низким уровнем фактологической информативности. Для институциональной коммуникации характерно неразрывное единство фактологической информативности и эмотивной оценочности.
Объем и структура работы. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения и библиографии.
Семиотический подход к изучению сложных дискурсивных образований
При изучении различных институциональных дискурсов необходимо выделить единицы анализа дискурса. Многие исследователи отмечают, что, несмотря на континуальность дискурса во времени, он все же дискретен в плане членимости - такими единицами могут считаться коммуникативный ход, реплика, обмен, транскация (Макаров, 1998). Е.И. Шейгал полагает, что «коммуникативное событие как самая крупная единица членения дискурса находится с ним в инклюзивных отношениях» (Шейгал, 2000: 11). Непосредственным объектом лингвистического изучения являются тексты разных речевых жанров, находящиеся в разных коммуникативных условиях, являющихся частью разных коммуникативных событий. Таким образом, возникает вопрос о соотношении терминов «дискурс», «жанр», «текст», «событие», «нарратив».
В понимании статуса жанра мы опираемся на ММ. Бахтина, который определял жанры речи как «относительно устойчивые типы высказываний», используемые в определенной области человеческой деятельности (Бахтин 1979 : 237). Согласно этой теории, общение происходит «только определенными речевыми жанрами, т.е. все наши высказывания обладают определенными и относительно устойчивыми типическими формами построения целого». «Даже в самой свободной и непринужденной беседе мы отливаем нашу речь по определенным жанровым формам» (Бахтин 1979 : 257). Мы солидарны, однако, с М.Ю. Федосюком в том, что область применения термина «речевой жанр» не ограничивается только высказываниями. Исследователь полагает, что «речевые жанры - это устойчивые тематические, композиционные и стилистические типы не высказываний, а текстов. Подобное решение позволит нам квалифицировать как речевые жанры и такие типы монологических текстов, как сообщение, рассказ, просьба или вопрос, и такие типы диалогов, как беседа, дискуссия, спор или ссора» (Федосюк, 1997 : 104).
Среди актуальных проблем современного жанроведения исследователи называют: 1) параметризация жанровых форм и установление системных отношений между параметрами, 2) создание классификаций и многоаспектной типологии жанров, 3) уточнение главных оппозиций в системе терминов жанроведения, 4) структуризация жанроведческих понятий в системе общелингвистических концептов; 5) исследование жанровых форм в историческом аспекте (Гольдин, 1999). Важная характеристика речевых жанров - их функциональная привязка к различным видам деятельности человека. В каждой сфере деятельности существует целый репертуар речевых жанров, трансформирующийся вместе с развитием данной сферы. «Богатство и разнообразие речевых жанров необозримо, потому что неисчерпаемы возможности разнообразной человеческой деятельности и потому что в каждой сфере деятельности целый репертуар речевых жанров, дифференцирующихся и растущих по мере развития и усложнения данной сферы» (Бахтин, 1986 : 431). Исследователями также отмечается чрезвычайная разнородность речевых жанров. К ним относят и бытовой разговор, и анекдот, и выступление, и рапорт, и передовицу в газете, и литературные жанры. Для социолингвистического анализа дискурса является важной мысль Т.В Тарасенко о том, что речевые жанры «являются социальными знаками собеседников, так как они воспроизводят сценарий, который формирует социальные роли партнеров: говорящего и слушающего (адресата)» (Тарасенко, 2000).
Нам близка мысль М.Л. Макарова, который отмечает нерелевантность оппозиции «часть - целое» применительно к соотношению текста и жанра, так как «в состав текста, как правило, входят несколько относительно самостоятельных фрагментов, которые могут быть интерпретированы как самостоятельные жанры» (Макаров, 1997). Однако, по нашему мнению, релевантность этого утверждения зависит от типа текста, о котором идет речь. Художественные тексты действительно могут быть охарактеризованы именно так, однако в текстах институциональных дискурсов, как правило, наблюдается достаточно строгое жанровое единообразие. Вряд ли в тексте приговора суда или в записи больничной карточки мы найдем фрагменты самостоятельных жанров (вероятно, впрочем, что их можно обнаружить в текстах художественного дискурса, использующих форму институционального дискурса - например, юморески или короткие рассказы, написанные в виде рецепта, личного дела, и т.д.). Если мы станем рассматривать сверхтекстовые единства как разновидность текста, то обнаружим, что многие из них (избирательная кампания, политический скандал), характеризуются жанровым многообразием.
Некоторые исследователи справедливо отмечают возможность подхода к жанровой дифференциации, исходя из характера коммуникации и коммуникационного канала. Каждый из таких каналов, благодаря специфике трансляции, задает те или иные особенности существующим в его русле текстам.
Очевидно, что жанровая специфика является важной частью конститутивных признаков дискурса - так, речевой жанр ответа у доски входит в педагогический дискурс. Тем не менее, мы полагаем, что тексты разных жанров не всегда состоят с дискурсом в инклюзивных отношениях, а скорее, составляют полевую структуру с прототипными жанрами (наиболее четко репрезентирующими конститутивные и институциональные признаки дискурса - мотивы, цели, стратегии и пр.) в центре поля, и периферийными (где такие признаки выражены слабее и видны влияния других дискурсов) - на большем или меньшем удалении от воображаемого центра в подобной модели дискурса. Так, прототипным жанром для политического дискурса будет публичное выступление политика, а жанр телевизионного ролика какой-либо политической партии в период избирательной кампании будет периферийным, так как несет в себе четкие признаки не только политического, но и рекламного дискурса.
Жанр информационного сообщения
В рамки жанра информационного сообщения включены тексты с варьирующимися структурными и стилистическими особенностями, зависящими в первую очередь от канала передачи информации. Вариативность жанра представлена теленовостями (Первый канал, канал «Россия», НТВ, ТВС, бывшее НТВ и бывшее ТВ-6, а также ВВС World и CNN), информационными сообщениями в интернет-СМИ (newsru.com, grani.ru, polit.ru, и других), новостными выпусками в радиоэфире («Эхо Москвы», «Радио России»), газетными сообщениями («Коммерсантъ», «Комсомольская правда», «Аргументы и факты» и др.). Такие тексты передают фактологическую информацию о происходящем политическом скандале, в сообщениях в первую очередь выделяются главные участники события, его предыстория, и возможные последствия. Таким образом в жанре информационного сообщения подчеркивается темпоральная и нарративная структура скандала. Если же у скандала нет предыстории, то выделяется в первую очередь порядок действий сторон - называется информационный повод и последовавшая реакция сторон (или ее отсутствие). Тексты представляют собой краткие сообщения, в которых дается представление о развитии описываемых событий и их последовательности. На первый план выдвигается порядок протекания действий. Каждое возвращение к уже ранее известному скандалу обычно описывает какой-либо новый виток событий, этап в развитии скандального нарратива. Как правило, такие сообщения лишены прямой оценочности (по крайней мере, в респектабельных СМИ), подчеркивается информативная составляющая события. Иногда такая установка трудна к исполнению: порой трудно разграничить, где кончается новость, а где начинается комментарий по ее поводу. Так, главный редактор американской газеты «Washington Post» Б. Брэдли провозгласил: В этой газете страницы новостей решительно и бесповоротно отделены от передовиц и тематических рубрик. Цель такого разделения - благо читателя, который имеет полное право различать факты и мнения...(National Press Institute, 2000) Возможно, в том числе и из-за того, что в прямую компетенцию новостного жанра не входит вынесение оценок, по отношению к скандалу часто используются предикаты, характерные для одушевленных лиц: «Enron» scandal refuses to subside (cnn.com, июль 2002) Такое придание скандалу черт субъекта и использование персонифицирующей метафоры приводит к тому, что скандал воспринимается аудиторией как самостоятельное действующее лицо: Бумерангом к команде Киселева вернулся скандал с НТВ (Эхо Москвы, апрель 2002 г.). Происходит это, на наш взгляд, потому, что само указание на активную сторону в политическом скандале уже будет обладать оценочным зарядом. В высказывании, представляющим скандал как объект деятельности, а не как ее субъект, было бы значительно меньше «политической корректности», для адресата отчетливо проявились бы заинтересованные фигуры. Как результат, манипулирование общественным мнением со стороны тех или иных влиятельных групп осложнилось бы. Это видно, если мы сравним высказывания: Вокруг фигуры генерального прокурора Скуратова разразился скандал, связанный с видеопленкой компрометирующего содержания, поступившей на все телеканалы (канал РТР, январь 1999) и ее «деконструированный» вариант: Государственный канал РТР спровоцировал скандал вокруг фигуры генпрокурора Скуратова показом анонимно присланной видеопленки компрометирующего содержания. Такая переформулировка предложения на уровне грамматики сразу же выдает реципиенту инициатора скандала (канал РТР), и, до некоторой степени, разоблачает его намерения (любой ценой скомпрометировать попавшего в опалу генпрокурора). Поэтому заинтересованные в скандале СМИ, как правило, не говорят о нем как об устраиваемом или провоцируемом. По их версии, он происходит как бы сам собой, разражается, разгорается, вызывая ассоциации с какой-то самостоятельно действующей недоброй силой или опасным самовоспламеняющимся веществом, что может, на наш взгляд, рассматриваться как проявление стратегии дистанцирования.
Другой причиной такого широкого распространения персонифицирующей метафоры по отношению к политическому скандалу, на наш взгляд, является часто присутствующая объективная невозможность выделения активной стороны в происходящих громких событиях. Сама природа скандала диалогична - это всегда, прежде всего, реакция на стимул. Иногда сложно определить, что послужило стартом к развитию скандала - тот или иной поступок или заявление, либо мощная негативная реакция на него. Это видно в следующих примерах: Разрастается скандал вокруг антиамериканских заявлений президента Франции Ширака (программа «Время», февраль 2003). Настоящим всероссийским политическим скандалом обернулось решение Красноярского Центризбизкома о непризнании результатов выборов губернатора региона (новости ханала ТВС, ноябрь 2002). В качестве примера рассмотрим сообщение информационного канала CNN в Интернете:
MOSCOW, Russia - The seif-proclaimed new management of Russia s independent NTV network has wrested control of the station from reporters. With new security guards and journalists who refused to recognise the validity of the takeover-led by state-controlled gas giant Gazprom -fired, the morning news was cut off mid-sentence. But renegade staff immediately started broadcasting on a smaller «sister» channel. CNN s Jill Dougherty says the development raises the spectre of «duelling stations». NTV staff have fiercely opposed what they say is an illegal boardroom coup, claiming that the Kremlin was behind the move in a bid to silence the station s criticism of government policies. But the new management team, led by American financier Boris Jordan, says it is a purely financial matter. NTV political correspondent Alim Yusutov told CNN by phone from Moscow that he and other employees had been barred from entering the studios and had been told that a new staff was in place. «Now we have a new company taken over by the state ... Using the same logo, they want to present themselves as NTV. We believe this totally changes the media situation in Russia», said Yusutov. NTV correspondent Alexei Kondulukov. speaking by telephone from inside the main television tower at Ostankino in northern Moscow, said a so-called commission on the transfer of property arrived at NTVs offices to take control of the network shortly before dawn.
Ролевая структура политического скандала
Центром нашего внимания является институциональный дискурс с его статусно-ролевыми разграничениями агент-клиент. В качестве агента в данном случае будут выступать политические институты, главная задача которых - установление, поддержание и укрепление политической власти. Специфика политического дискурса заключается в том, что клиентом являются массы, участвующие в политическом процессе. Каждое высказывание политика направлено не только прямому адресату (например, оппоненту на теледебатах), но также и миллионам потенциальных избирателей. С прогрессом в сфере коммуникаций на политический дискурс все большее влияние оказывает дискурс масс-медиа, причем канал передачи информации зачастую влияет на коммуникативное поведение и риторические стратегии политиков. Так, аудитория в глобальной сети Интернет и у радиостанции «Маяк» будет разной (в одном случае - представители более молодого, технически «продвинутого» поколения, с более высоким уровнем жизни, в другом -представители более старшего поколения, с, вероятно, более консервативными политическими взглядами). Разными будут и ролевые стратегии общения политика со своей аудиторией.
Поскольку политический скандал как сложное коммуникативное событие реализуется сразу во многих СМИ, и проявляется в разных жанрах, его ролевая структура отличается подвижностью. Опосредованность политики СМИ в современном обществе и необходимость завоевания медийной аудитории способствует также «увеличению значения «символической политики», «политики театра», основанных на образах, или имиджах, политических деятелей, специально сконструированных на потребу господствующим умонастроениям и вкусам» (Гаджиев, 1995 : 389). Как отмечает Е.В. Бакумова, «в связи с тем, что клиенты политического дискурса преимущественно выполняют роль адресата-наблюдателя, перед которым политики разыгрывают спектакли в надежде на успех, можно говорить о театрализации политической коммуникации» (Бакумова, 2002).
Политические новости в периоды острых коммуникативных противостояний напоминают театральное действо, спортивный репортаж, или даже военную сводку - активные участники процесса не могут проявляться лишь в одной роли, потому что часто меняется ситуация общения, аудитория, а также политическая обстановка. Особенность крупных политических медийных скандалов последних лет в России заключается в том, что в них заметную роль играли не только политики, но и журналисты, выступавшие в политическом амплуа. Для анализа ролевой структуры современного политического скандала в качестве языкового материала мы воспользовались текстами, сконцентрированными вокруг конфликтной ситуации с телеканалом НТВ и холдингом «Медиа-Мост» 2000-2001 годов. Основными участниками событий стали: российские политики (В.Путин, М.Лесин, Г.Явлинский и др.), бизнесмены (В.Гусинский, А.Кох, Б.Йордан и др.), журналисты (Е.Киселев, А.Венедиктов, А.Черкизов, В.Кара-Мурза и др.), известные юристы (Ю.Баграев, Г.Резник), наконец - население России в целом, выразившее свое отношение к происходящему в интернет-форумах, митингах, опросах, и т.д. Надо отметить, что под участниками скандала мы имеем в виду не только (и не столько) значимых фигур политики, экономики и права, принимавших решения по смене руководства телеканала, но шире - всех участников коммуникации, вовлеченных в общественную дискуссию, авторов текстов разнообразных жанров, написанных и сказанных по этому поводу.
И.А. Стернин под коммуникативной ролью понимает «образ, который человек создает для достижения определенной цели» (Стернин, 2001). Традиционный взгляд на ролевую структуру предполагает взаимодействие двух основных ролей: субъекта/адресанта и объекта/адресата. Тем не менее, «в различных сферах и ситуациях общения эти роли имеют свою специфику и воплощаются во множестве вариантов» (Бакумова, 2002). В частности, для политического скандала как разновидности конфликтного общения, такими прототипными ролями в наиболее общем виде будут роли Обвинителя и Обвиняемого. Такой вывод мы делаем потому, что коммуниканты, разделенные на два противоборствующие лагеря (в примере с НТВ - сторонники и противники смены руководства канала и его национализации) почти всегда выступают в одной из этих двух ролей, даже когда ими напрямую не произносится никаких обвинений в чьей-то адрес. Причина такого явления кроется, на наш взгляд, в самой природе политического дискурса. По замечанию Е.И. Шейгал, это «дискурс участия: вступая в него, неизбежно вступаешь и в поле политики. Высказывая ту или иную точку зрения, неизбежно поддерживаешь одну из сторон, помогая ей выиграть борьбу с неприятелем» (Шейгал: 2000, 313). Для скандала эта ситуация усугубляется тем, что фоном для высказывания служит открытый конфликт. Поэтому любой текст, сказанный по его поводу, служит либо одной, либо другой стороне. Так, по форме нейтральные высказывания типа надо дождаться решения компетентных органов и не вымешиваться в ситуацию на деле принижают общественную значимость происходящего и являются косвенным обвинением горлопанам-журналистам, раскачивающим лодку (Г.Райков). Другой пример - заявление Р.Аушева (в ответ на вопрос журналиста, как можно объяснить отсутствие реакции президента на идущий полным ходом процесс фактической ликвидации общенационального телеканала) Президент должен быть выше всех предполагает, что президент не является заинтересованным лицом и в конфликте никак не задействован.
Метафорические модели политического скандала
Лингвокультурологические исследования эпохи информационного бума показывают, что тексты масс-медиа являются одновременно как порождением массового сознания и современных им когнитивных стереотипов восприятия, так и фактором, серьезно их модифицирующим (ван Дейк, 1989; Baudrillard, 1993; Водак, 1997). В этой связи важным представляется описать языковые предпосылки для создания таких стереотипов. Одним из наиболее значимых феноменов в языке, навязывающим сознанию некий стереотипный образ, является метафора. Современная лингвистика рассматривает метафору как стилистический прием, средство номинации и способ создания языковой картины мира (Арутюнова, 1981; Баранов, 1991; Виноградов, 1994; Покровская, 1997; Чудинов, 2001; Вершинина, 2002). Помимо информационной, метафора, выполняет и прагматическую функцию, влияя на мнения и убеждения, вызывая «определенные психологические и действенные реакции со стороны воспринимающего текст. Создание и интерпретация метафоры зависит от концептуальной организации коммуникантов, их мнений, убеждений, их системы оценок, которые реализуются в социальной действительности и находят отражения в текстах» (Покровская, 1997:146). Важной для нашего исследования является мысль П. Рикера: «метафору можно считать моделью изменения нашего способа смотреть на вещи, способа восприятия мира» (цит. по: Покровская, 1997:146).
Исследователи отмечают особую роль метафоры в современном политическом дискурсе и дискурсе СМИ. Как отмечает О.В. Дитрих, «масс-медиа активно используют метафору для построения картины мира в политической сфере, и используют настолько эффективно, что ее присутствие, ставшее неотъемлемой частью политических текстов, незаметно массовому потребителю. Метафора является не только средством привлечения внимания потенциальных избирателей. Ее роль в политической коммуникации не ограничивается только художественной стороной. Это, в свою очередь, позволяет воздействовать не на его сознание, а на бессознательные компоненты его психики. Метафора в политической сфере СМИ оказывается средством формирования представлений. Язык политики - особый язык, насыщенный абстракциями, эвфемизмами и иносказаниями» (Дитрих, 1998).
Таким образом, в применении к политическому скандалу интересным представляется проследить набор метафор, сопровождающих зарождение и развитие скандала. Описание персонифицирующих метафор, употребляемых по отношению к политическим скандалам, а также конкретных метафорических моделей скандала может показать способы отражения событий политики в массовом сознании, а также некоторые ценностные ориентиры современного общества,
Далее мы попытаемся описать наиболее частотные метафорические представления о скандале и классифицировать их по тематическому признаку.
Поскольку политический скандал является разновидностью конфликтного общения, в его сверхтексте можно найти много аналогий с военным дискурсом - в обоих видах коммуникации присутствуют противоборствующие стороны и коммуникативные стратегии противостояния. Неудивительно поэтому обилие в текстах политических скандалов военных метафор:
К тому же для политизированного топ-менеджмента НТВ и ушедшего ядра творческой команды, верного экс-гендиректору Евгению Киселеву, субботний «аниїлюс» создал экстраординарные, почти непреодолимые производственные трудности (grani.ru, 16.04.2001). Journalists have barricaded themselves inside the TV station after a Kremlin-backed group moved to seize control of NTV («Time», time.com, April 6, 2001). Неуклюжий путч Кремля, нападающего на независимый телеканал, ставит власть в заведомо проигрышное положение (Time,12.04.2001, inopressa.ru). Причина настоящей войны на уничтожение, которую власть ведет против «Медиа-моста» и его владельца, заключается в том, что принадлежащие нашей корпорации медиа стали наиболее последовательными критиками «семейно-олигархической» системы» (Из письма руководителей «Медиа-Моста» в министерство юстиции Испании, news.ru, 21.12.2000). Я не хочу раскрывать врагу координаты запасных аэродромов, чтобы не прилетели и не разбомбили (из интервью Евгения Киселева еженедельнику "Коммерсантъ-Власть», 20.04.2001). А тем временем наступление на главного соперника Колмогорова на выборах - действующего президента Якутии Михаила Николаева - идет на всех фронтах. Так, в его предвыборном штабе прокуратура сегодня утром проводила обыски, надеясь найти листовки «порочащие честь и достоинство Колмогорова»(NTVRU.com, 27 ноября 2001 г.).
Характерно, что коммуниканты, интересам которых происходящий скандал вредит, склонны говорить о нем как о раздуваемом (часто в прибавлением лексемы искусственно, что, на наш взгляд, является тавтологией, так как сам по себе скандал раздуваться вряд ли может): и раздувают, и раздувают, ищут все чтобы раздуть... сколько можно? давайте же работать (B.C. Черномырдин по поводу журналистов, выступление в Госдуме, 12.09.1998).
В то же время коммуниканты, чье отношение к скандалу положительное либо нейтральное, говорят о нем, как правило, как о разгорающемся. Это противодействие стихий воздуха и огня в метафорике политического дискурса связано с тем, что метафора воздуха подразумевает некую активную силу, приводящую этот воздух в движение, в данном случае подчеркивается авторство скандала, его сделанность. В русском языке (и не только в нем) метафоры чего-либо раздуваемого говорят о низкой степени доверия коммуниканта к предмету, общая отрицательная оценка чего-то авантюрного, не имеющего под собой либо оснований, либо твердой почвы {лопнул как мыльный пузырь, раздули сплетню до события). В то же время метафора огня подчеркивает, напротив, стихийность и отсутствие активных факторов, повлиявших на распространение скандала. Огонь, как известно, горит сам по себе, если есть чему гореть - так выделяется наличие скандальной составляющей, объективность выдвинутых обвинений. С этим языковым явлением ассоциируется и такое метафорическое клише, как жареные факты, ставшее газетным штампом.