Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА 1. Теоретические аспекты процесса означивания как способности индивида
1.1. Когнитивная значимость чувственно-наглядного образа 11
1.2. Специфика феномена означивания в аспекте взаимосвязи категорий "образ", "знак", "значение" 24
1.3. Роль признаков в процессе опознания визуальных стимулов 48
1.4. Психолингвистический подход к проблеме именования 61
1.5. Выводы по главе 1 66
ГЛАВА 2. Экспериментальное исследование стратегий именования предметных изображений
2.1. Материал и процедура экспериментального исследования 69
2.2. Процедура выявления доминантного слова 72
2.3. Стратегии именования предметных изображений 80
2.3.1. Стратегия отнесения к категории 81
2.3.2. Стратегия именования картинки через синоним/симиляр . 97
2.3.3. Стратегия именования по формально идентифицированному признаку объекта 108
2.3.4. Словообразовательная стратегия именования 115
2.4. Выводы по главе 2 116
Заключение 118
Список литературы 124
Приложения 138
- Когнитивная значимость чувственно-наглядного образа
- Роль признаков в процессе опознания визуальных стимулов
- Процедура выявления доминантного слова
- Стратегия именования картинки через синоним/симиляр
Введение к работе
Проблематика, связанная с изучением процесса означивания, вызывает интерес исследователей на протяжении длительного периода времени [Аз-наурова 1977; Арутюнова 1977; Гак 1977; Колшанский 1977; Серебренников 1977; Телия 1977; Уфимцева 1977].
Определяя номинацию как образование языковых единиц, служащих для называния и вычленения фрагментов действительности и формирования соответствующих понятий о них [Лингв, энц. ел. 1990: 336], как "называние, наименование, присвоение имени, процесс наименования" [Подольская 1978: 91], "обозначение" [Торопцев 1980: 7], исследователи вместе с тем отмечают, что номинация - исключительно сложное явление, уяснение сущности которого связано с решением целого комплекса проблем. Это явление намного шире и сложнее, чем просто создание значимых языковых единиц. Это процесс, постоянно сопутствующий познанию человеком окружающего мира [Суперанская 1973: 236], и в этом процессе большую роль играет оценочный момент, наличие так называемой избирательной заинтересованности, которая заключается в преимущественном выделении одних объектов (или свойств, признаков, качеств предметов) по сравнению с другими. Несмотря на огромное количество исследований в этой области, многие вопросы до сих пор остаются без ответа, в частности — понимание того, как человек оказывается способным именовать вещи и правильно идентифицировать называемую другими вещь. Как представляется, в первую очередь это связано с тем, что процессы означивания исследовались в рамках идей, сформулированных в недрах традиционной лингвистики, семиотики/семиологии, логики. Как следствие этого внимание исследователей главным образом было обращено на решение теоретических проблем преимущественно "чистой семиотики", а также на поиски наиболее общих закономерностей функционирования знака. И хотя истолкование последнего со временем менялось, знак объявлялся односторонней, двухсторонней, трехсторонней и еще более сложной сущно-
стью [Соссюр 1977; Пирс 1983; Морис 1983; а также см. Залевская 1999: 118-124], речь традиционно шла о знаке как таковом, а не о процессах означивания как способности индивида. Поскольку семиология изучает не "мыслительные операции означивания", а только "коммуникативные конвенции" [Эко 1998: 54], подчеркивалась социальная природа процесса именования, его универсальность и всеобщность. Это означает, что за скобками оставался пользующийся знаками человек с его личностными эмоционально-оценочными знаниями и переживаниями. Однако исключение из предмета лингвистики и лингвистической семиотики внешнего мира и знания о нем (для отображения и репрезентации которых и служат различные знаковые системы), а также отрицание индивидуального опыта процесса семиозиса вряд ли может способствовать пониманию процессов означивания и идентификации. Имеющиеся на данный момент результаты исследований [Кубря-кова 1993; Рассел 1997; Шахнарович 1998; Залевская 1999; Кравченко 2001] доказывают, что знак используется человеком как активным субъектом соответствующей деятельности, в его интересах и в полной зависимости от сложного взаимодействия комплекса разнообразных внешних и внутренних факторов.
Идея максимального учета фактора человека как носителя языка приобретает в последнее время все большую актуальность [Кравченко 2001; Фрумкина 2001; Попова, Стернин 2002 и др.]. Когнитивное понимание языковых явлений базируется на предположении о том, что "человеческие когнитивные структуры (восприятие, язык, мышление, память, действие) неразрывно связаны между собой в рамках одной общей задачи — осуществления процессов усвоения, переработки и трансформации знаний, которые, собственно, и определяют сущность человеческого разума" [Петров 1988: 41]. Это, в свою очередь, требует изучения языка как одного из психических процессов, который может протекать только во взаимодействии с другими психическими процессами [Зинченко 1997; 1998; Леонтьев А.А. 1997; Веккер 1998].
В связи с этим человек как субъект процессов именования и идентификации рассматривается как часть более общих систем: социальных, психических и физических. Трактовка человека как продукта взаимодействия комплекса начал - индивидуальных и социальных, чувственных и рациональных - меняет систему представлений об означивании. Многочисленные психолингвистические исследования [Сазонова 2000а; Тогоева 2000; Лебедева 2002] убедительно показывают, что принятая "по уговору" система значений "является лишь медиатором (промежуточным средством), обеспечивающим выход индивида на его образ мира, который формируется в разностороннем и многомерном личностном опыте", без которого никакой знак не может функционировать как достояние человека [Залевская 2004: 50]. Такая трактовка специфики функционирования знака позволяет утверждать, что отношение, которое устанавливается между означаемым и означающим знака, является динамичным и выводным, а не фиксированным и не подлежащим изменению соотношением, которое устанавливается раз и навсегда [Violi 2001].
Подход к языку как достоянию человека требует переосмысления трактовки понятия "семиозис". Необходимо отметить, что семиозис традиционно определяется как "процесс интерпретации знака", или "процесс порождения значения" [Усманова 2001: 710]. Американский философ Ч.С. Пирс применял понятие "семиозиса" для характеристики триадической природы элементарного знакового отношения "объект-знак-интерпретанта" [Пирс 1983]. По мнению ученого, идея семиозиса выражает самую суть отношений между знаком и внешним миром: объект репрезентации существует, но он удален и недосягаем, будучи словно "спрятан" в череде семиотических медиаций. Познание этого объекта возможно лишь через исследование порожденных им знаков. У. Моррис определял семиозис как "процесс, в котором нечто функционирует как знак" [Моррис 1983: 39]. С позиций подхода к слову как достоянию человека представляется целесообразным говорить об означивании как способности индивида, т.е. речь должна идти о естественном семиозисе,
а не об абстрактной знаковой ситуации. Примечательно, что определение термина "естественный семиозис" вообще отсутствует. В качестве рабочего нами используется определение естественного семиозиса как "комплекса процессов выбора стратегий и опор, специфичных для означивания как способности индивида", предложенное А.А. Залевской [Залевская 2004: 51]. Стратегические модели позволяют объяснить, как посредством внутреннего (перцептивного, когнитивного и аффективного) контекста человек интегрирует и организует новую информацию, осуществляет доступ к конкретным аспектам имеющейся у него картины мира, вне которой идентификация и именование в принципе невозможны.
Сказанное выше свидетельствует об актуальности изучения процесса именования объектов с позиций трактовки слова как достояния человека.
Объектом исследования является процесс именования предметных изображений, предметом - особенности выбора стратегий и опор, обеспечивающих успешность процесса поиска имени для изображенного на картинке объекта.
Целью работы явилось исследование процесса именования предметных изображений носителями языка для эксплицирования не поддающихся прямому наблюдению моделей поиска имени объекта и использованных при этом опорных элементов.
Для достижения этой цели были поставлены следующие задачи.
Рассмотреть проблему означивания в контексте триады "объективная действительность - мыслительная деятельность человека - язык как материально-идеальное образование".
Провести анализ имеющихся подходов к описанию феномена "образ".
Исследовать взаимосвязь понятий "образ", "знак", "значение".
Определить роль признаков в процессе именования предметных изображений.
Провести экспериментальное исследование стратегий именования объектов; предпринять содержательный анализ экспериментальных данных с позиций интегративного подхода.
Определить доминантное слово на каждую картинку-стимул и установить тип связи между доминантным словом и полученными в эксперименте отклонениями от доминанты.
Выявить особенности именования картинок и стратегии, обеспечивающие успешность этого процесса.
В качестве методов исследования использовались: теоретический анализ интегративного типа, эксперимент с использованием метода именования картинок, обобщение теоретических и экспериментальных данных.
Материалом для исследования явились реакции испытуемых на 520 предметных изображений (всего 6760 реакций).
Теоретической базой исследования послужили теория слова как достояния индивида, теория внутреннего контекста и концепция специфики функционирования индивидуального знания, разработанные А.А. Залевской [1977; 1990; 1992; 1999]; теория идентификации слова [Сазонова 2000а],
В результате были сформулированы и выносятся на защиту следующие теоретические положения.
Естественный семиозис протекает по законам психической деятельности индивида с опорой на перцептивно-когнитивно-аффективный предшествующий опыт носителя языка.
Процесс именования имеет стратегическую природу.
Процесс именования происходит с опорой на признаки и признаки признаков предметов и явлений окружающей действительности.
Именование предметных изображений носителями языка осуществляется в рамках четырех условно разграничиваемых стратегий: стратегия отнесения к категории, стратегия именования картинки через сино-ним/симиляр, стратегия именования по формально идентифицированному
признаку объекта, словообразовательная стратегия именования.
Теоретическая значимость работы состоит в следующем:
теоретическое осмысление феномена именования в рамках теории слова как достояния индивида имеет важное методологическое значение для исследования механизмов доступа к слову при говорении и восприятии речи, способов хранения лексической информации в памяти человека и оперирования этой информацией в процессе общения;
изучение стратегий именования позволяет рассматривать процесс поиска имени объекта в более широком контексте психических процессов, участвующих в обеспечении успешного доступа к слову;
показана целесообразность изучения феномена именования как комплекса процессов выбора стратегий и опор, специфичных для естественного семиозиса.
Практическая значимость работы обусловлена возможностью включения ее результатов в курсы психолингвистики, языкознания, лексикологии, теории перевода, семиотики, межкультурной коммуникации; материалы ис следования могут быть использованы при составлении учебно-методических пособий; при работе студентов над курсовыми и дипломными работами.
Научная новизна работы заключается в том, что проблема именования объектов исследуется с позиций трактовки слова как достояния человека с использованием экспериментальной методики именования картинок.
Апробация результатов исследования: основные положения и результаты работы были изложены в форме отчетных выступлений на заседаниях кафедр английского языка № 1 и № 2 Курского государственного университета, а также в виде докладов и сообщений на Всероссийской научной конференции "Актуальные проблемы исследования языка: теория, методика, практика преподавания" (Курск, КГУ, 2003), конференции Воронежского МИОНа "Национальные картины мира: язык, литература, культура, образование" (Курск, 21-24 апреля 2003), Международной научной конференции
"Симфония преподавания английского языка" (Курск, 2-5 июня 2003), XIV Международном симпозиуме по психолингвистике и теории коммуникации "Языковое сознание: устоявшееся и спорное" (Москва, 29-31 мая 2003), Международной научно-практической конференции "Язык для специальных целей: система, функции, среда" (Курск, 13—14 мая 2004).
По теме исследования опубликовано 5 работ общим объемом 2 п.л.
Структура диссертации: работа состоит из введения, двух глав, заключения, списка литературы и приложений. Список литературы содержит 184 наименования источников на русском и английском языках.
Когнитивная значимость чувственно-наглядного образа
Рассмотрение проблемы означивания в широком контексте триады "объективная действительность - мыслительная деятельность человека -язык как материально-идеальное образование" потребовало в первую очередь обращения к проблеме образа, поскольку любой объект именования - это прежде всего элемент объективной действительности, который представлен в нашем сознании в виде чувственно-наглядного образа.
Известно, что для человека языковые средства оказываются слитыми с тем, для обозначения чего они используются. На это неоднократно указывал Н.И. Жинкин: "происходит чудо - слова пропадают, и вместо них возникает образ той действительности, которая отображается в содержании этих слов" [Жинкин 1982: 53]. "...Человек слышит слова, состоящие из звуков: «Вон бежит собака», а думает при этом совсем не о звуках и словах, а о собаке, и смотрит - где она бежит" [Op. cit.: 18]; даже в случаях, когда имеет место переход на метаязык и человек замечает семиотику своего языка, он "...все равно убежден, что, воспринимая речь, он представляет и видит обозначаемую действительность, а не строчку слов или последовательность звуков" [Op. cit.: 100-101]. Это означает, что "язык для его носителя выступает в качестве средства выхода на образ мира (действительность)" [Залевская 2001: 79]. Особую роль при этом играют разные формы репрезентации мира, в том числе образы (думая о собаке, которая где-то бежит, мы строим ожидание, встречный образ), а через образ на разных уровнях осознаваемости учитываются знания и ожидания, связанные с этой ситуацией. К тому же "Субъект соотносит не образ с предметом, а различные свойства и отношения предмета- в образе" [Брушлинский 2001: 5], т.е. имеет место многоступенчатое опосредствование: "слово - образ - предметный мир". Благодаря этому "Субъект оперирует объектом, а не знаниями, понятиями, информацией и т.д. (но в знаниях, понятиях и т.д. фиксируется содержание объекта)" [Ibid]. Чувственно-наглядный образ составляет базу сенсорной поддержки понятия при его реальном функционировании в слове [Топорова 1999].
В психолингвистических исследованиях отмечается важнейшая роль постоянной опоры слова на его "предметно-чувственные корни", на то, что И.М. Сеченов называл "чувственным первообразом" [Сеченов 1953: 225]. Сенсорная поддержка понятия выступает условием установления ассоциативных связей между понятиями, оживления и извлечения смыслов, входящих в поле данного понятия.
Характерно, что уже сам процесс номинации начинается с вычленения некоего разделительного признака, который чаще всего берется из сферы чувственного, наглядно-образного опыта. Как отмечал А.А, Потебня, "всякое удачное этимологическое исследование приводит нас к открытию, что за значением известного слова лежит представление, образ" [Потебня 1976: 534-535]. Следовательно, переработка речевого опыта человеком изначально включена в формирование образа мира и его переструктурирование.
Уже на первых этапах развития психологической науки проблема образа выступала как одна из центральных, поэтому к ней в своих работах обращались многие выдающиеся психологи (А.Н. Леонтьев, С.Л. Рубинштейн, А.Р. Лурия, Д.Н. Узнадзе, Н.Н. Ланге, Б.Г. Ананьев, С.Д. Смирнов, Б.Ф. Ломов, П.Я. Гальперин и др.).
А.Н. Леонтьев отмечает, что проблема построения в сознании индивида многомерного образа мира должна ставиться как проблема восприятия [Леонтьев А.Н. 1979: 4]. В структуре образа сознания ученый выделил три необходимых составляющие. Первая из них - чувственная ткань - представляет собой фактуру образа или его чувственный состав, образованный фиксацией в целостном структурно-организованном образе предмета или явле ния определенных отношений между отдельными ощущениями, что придает реальность осознаваемой картине мира [Леонтьев А.Н. 1979; 1983]. Эта образующая сознания рассматривается как "чувственный состав конкретных образов реальности" [Леонтьев А.Н. 1983: 171], она порождается в результате взаимодействия человека с внешним предметным миром и служит материалом, из которого строятся сознательные образы. "Именно благодаря чувственному содержанию сознания мир выступает для субъекта как существующий не в сознании, а вне его сознания - как объективное «поле» и объект его деятельности" [Op. cit: 172]. Предметность выступает основной характеристикой чувственной ткани.
Другими составляющими образа сознания в концепции А.Н. Леонтьева являются значение и личностный смысл. Значение выступает "не как то, что лежит перед вещами, а как то, что лежит за обликом вещей - в познанных объективных связях предметного мира, в различных системах, в которых они...существуют ...и раскрывают свои свойства" [Леонтьев А.Н. 1979: 6]. Значения как "амодальные" составляющие сознания представляют собой обобщенный опыт познания действительности посредством предметных действий, обладающий "надындивидуальным" характером и поэтому передаваемый в своих существенных чертах от поколения к поколению. Важным в концепции А.Н. Леонтьева является положение о том, что в процессе отражения действительности индивидом и присвоения им психологического значения последнее приобретает качества, возникающие только в системе индивидуальной деятельности человека. Поэтому ученый выделяет понятие личностного смысла — личное отношение субъекта к миру, фиксирующееся в субъективных значениях. Именно личностный смысл создает пристрастность человеческого сознания, делает возможным осознание реальности существования индивида в мире.
Роль признаков в процессе опознания визуальных стимулов
При исследовании процесса именования предметных изображений мы столкнулись с необходимостью обратиться к проблеме признаков, поскольку в нашем исследовании именование картинки зачастую происходит путем актуализации некоторого признака изображенного на ней объекта.
Большинство психологов придерживаются точки зрения, согласно которой образ состоит из ряда элементов или элементарных признаков, и различные признаки при всевозможных комбинациях могут создавать множество образов, Р. Клацки отмечает: "Идея о возможности описывать образы при помощи набора элементарных признаков кажется весьма привлекательной" [Клацки 1978: 64].
В основе отвлечения признаков от предметов, по И.М. Сеченову, лежат, во-первых, раздельность и различие физиологических реакций восприятия и, во-вторых, изменчивость внешних воздействий при повторении однородных впечатлений и изменчивость субъективных условий их восприятия [Сеченов 1953: 287].
Ученые предлагают различные подходы к проблеме признаков. Так, гештальт-психологи считают, что не целое возникает на основе признаков (элементов), а наоборот, признаки есть нечто производное от целого. Е.Е. Соколова [1994] отмечает, что проблема целостности восприятия по праву принадлежит гештальтпсихологии в лице таких ее выдающихся представителей, как М. Вертгеймер, В. Келер, К. Коффка, К. Левин и др. По мнению этих ученых, восприятие человека изначально целостно, а затем уже, при необходимости, можно выделить признаки, которые организуются в образе по своим внутренним законам. Целостность психического образа - это результат работы самого сознания, создающего новые, не сводимые к признакам содержания. Это подтверждается следующим наблюдением: в действительности существуют только звуки, которые непосредственно воспринимаются субъектом. Чтобы воспринять мелодию, а не набор звуков, человек должен совершить "некий акт установления отношений между звуками", который приведет к тому, что в сознании возникает новое представление, качественно отличное от представлений звуков [Op. cit.: 197]. На основе этого гештальт-психологи делают вывод, что целостное восприятие независимо от признаков, совокупностью которых оно является. Следовательно, нужно исходить не от признаков и частных отношений между ними, не от анализа к последующему синтезу через связывание признаков в большие комплексы, а, наоборот, от целостного комплекса, который нужно расчленить на составляющие признаки. Теоретическая формула целостного восприятия в трактовке гештальтпсихологии гласит: "существуют связи, при которых то, что происходит в целом, не выводится из признаков, существующих якобы в виде отдельных кусков, связанных потом вместе, а напротив, то, что происходит в отдельной части этого целого, определяется внутренним законом всего этого целого" [Крупник 2003: 127]. Таким образом, гештальтпсихология не признает за признаками существенной роли в восприятии образа, возведя "гешталь-ты" (целостные образования) в абсолют.
Представители отечественной психологии стоят на иных позициях. М.С. Шехтер опровергает утверждение гештальт-психологов о том, что сначала человек видит предмет как неразложимое целое, а потом выделяет его отдельные признаки. Такое утверждение, - пишет М.С. Шехтер, - "верно для первоначальной фазы восприятия - примитивного образа объекта... Но если говорить о всей цепочке перцептивного процесса, то это утверждение неправильно, так как сначала вычленяются признаки объекта" [Шехтер 1997: 144], которые, по М.С. Шехтеру, представляют собой "не марионетки в руках целого, а реальности, имеющие и независимые свойства, существенно влияющие на характер целого образования" [Op. cit.: 142]. Значит, влияние целого на части и частей на целое является обоюдным. М.С, Шехтер выделяет три стадии узнавания объекта. На первой стадии происходит восприятие объекта как нерасчлененного целого, т.е. диффузно, без выявления деталей. На второй стадии человек выделяет признаки объекта и устанавливает их взаимосвязи и лишь затем на базе выявленных признаков и их взаимосвязей в сознании возникает целостный образ, значительно более совершенный, точный, позволяющий человеку отличить данный объект от других объектов [Op. cit.: 143]. Целостный образ объекта представляет собой образ, неделимый на компоненты, функционирующий как одна "атомарная единица" [Шехтер, Потапова 2001: 60]. По М.С. Шехтеру, восприятие развивается спиралеобразно: на третьей стадии снова формируется неделимое целое, но более высокого уровня, чем первоначальное целое. Однако такая система опознания образов порождает ряд вопросов. Например, почему полученный на второй стадии сложный, многоэлементный образ становится на третьей стадии неделимой атомарной единицей. М.С. Шехтер считает, что ответом на этот вопрос является гипотеза Ю. Конорски, которая предполагает, что "при восприятии сначала срабатывают детекторы отдельных признаков стимула. Они конвергируют на нейрон более высокого порядка, реагирующий на комплекс полученных афферентных сообщений о стимульных признаках" [Шехтер 1997: 143]. Этот один нейрон как бы репрезентирует стимул как целостную единицу.
Процедура выявления доминантного слова
Анализ экспериментального материала проходил в два этапа. На первом этапе были установлены нормативные имена для каждой картинки на основе собранных экспериментальных данных. Нормативное имя было определено как "доминирующий ответ", т.е. имя, которое использовалось для именования картинки большинством ии. Второй этап заключался в изучении процесса именования картинок как явления естественного семиозиса в рамках теории слова как достояния индивида.
В процессе выделения доминантного слова исследуемые стимулы были распределены на три группы. К первой отнесены картинки, на которые получены одинаковые наименования и зафиксировано минимальное количество отказов (1-2) (см. Приложение 1). В данном случае практически все ии. называют картинку одним словом, незначительные отличия представлены тем, что иногда среди 10-12 однотипных ответов на предъявленный стимул можно встретить 1-3 реакции, носящие деривационный характер (собака (12) — собачка); сокращения, характерные для разговорной речи (зубная щетка (10) - щетка (3); губная помада (12) - помада); или же, наоборот, разного рода уточнения, заключающиеся в раскрытии свойств и различных характерных признаков обозначаемых предметов (замок (11) - замок навесной; ветка (10) ветка дерева, деревянная ветка; руль (12) руль автомобильный). Данную группу составили 128 картинок. Как правило, это предметы хорошо знакомые ии. из опыта повседневной жизни (стол, стул, кровать, вилка, ложка, нож, чайник, кастрюля, ведро, бутылка, книга, карандаш, ручка, линейка, ножницы, зеркало, зубная щетка, ключ, часы и т.п.). В эту группу также вошли картинки с изображением всем известных животных (медведь, верблюд, корова, свинья, кошка, собака, слон, черепаха и др.), растений (дерево, цветок, пальма, кактус), птиц (попугай, сова, курица), фруктов (яблоко, банан, груша). Сюда относятся средства передвижения (велосипед, автобус, мотоцикл, самолет), музыкальные инструменты (барабан, гитара), а также части человеческого тела (глаз, нос, ухо, палец, рука).
Мы полагаем, что идентификация данных стимулов всеми ии. обусловлена тем, что слова, обозначающие изображенные на картинках объекты, принадлежат к ядру лексикона. Такая точка зрения подтверждается исследованиями Н.О. Золотовой [1999; 2002; 2003]. Автор рассматривает единицы ядра лексикона в качестве эффективных средств кодирования ситуаций, связанных с прошлым и текущим опытом человека и обеспечивающих "незатрудненный доступ к следам этого опыта в памяти, полному объему хранимых там энциклопедических и языковых знаний, сопровождаемых эмоциональными впечатлениями и вырабатываемыми в социуме аксиологическими ориентирами" [Золотова 2003: 36. Курсив мой. - Ю.М.]. Н.О. Золото вой были выявлены такие специфические свойства единиц ядра лексикона, как выраженная степень конкретности их значений и легкости, с которой эти единицы могут включаться в более общую категорию, способность без труда вызывать мысленный образ в сознании и т.п. Также было установлено, что данные единицы усваиваются в раннем детстве (до 6 лет). Реакции, которые вошли в первую группу, обладают этими свойствами, что и объясняет легкость опознания картинок, наименованием которых они являются.
Вышеприведенные примеры показывают, что во вторую группу вошли картинки, на которых изображены объекты также хорошо знакомые ии. из опыта повседневной жизни. Наблюдаемые расхождения в именовании одного и того же стимула обусловлены полимодальностью образа мира, активностью и пристрастностью индивида. Отражение объективной реальности всегда опосредовано активными действиями воспринимающего субъекта. Внешняя среда воспринимается нами под "углом зрения" наших потребностей, интересов, под влиянием необходимости выбрать адекватную форму
поведения. Известно, что там, где обычный человек видит ткань черного цве та, текстильщик различает как минимум 16 разных оттенков черного, ибо это имеет для него прямую практическую ценность. Как справедливо отмечает P.M. Фрумкина, "мы видим не глазом, а мозгом, точнее говоря, умом" [Фрумкина 2001: 89]. Следовательно, водитель автомобиля замечает то, что ускользает от внимания пешехода, а архитектор получает другие впечатления при прогулке по незнакомому городу, чем, скажем, садовник [Хофман 1986: 63]. Наши ии. также воспринимают в первую очередь то, что соответствует их интересам и потребностям. Именно этим объясняется тот факт, что один и тот же предмет может вызывать у разных ии. различные ассоциации:
Стратегия именования картинки через синоним/симиляр
Стратегия именования стимула через синоним/симиляр в нашем экспериментальном материале представлена многочисленными примерами. Особенность содержания синонимических наименований состоит в их смысловой однонаправленности, т.е. в способности называть разными лексическими средствами одни и те же предметы или явления окружающего мира, например.
Различные имена одного и того же предмета обусловлены тем, что человек обладает как "общими" знаниями, присущими социуму, так и личностными, которые находятся в процессе их постоянного взаимодействия. Человеческая деятельность постоянно заставляет его опираться на "образ мира", вызывая определенные чувства, переживания, отношения, оценки, что не может не отражаться в языке. Сложный образ мира при рассмотрении его с различных точек зрения проявляет себя по-разному, поэтому неудивительно, что наименования одних и тех же предметов и явлений действительности не являются универсальными.
Следует отметить, что наряду со специфическими проявлениями близости значения слов есть реакции, демонстрирующие полное лексическое тождество, т.е. абсолютную синонимию. Этот тип общности значения характеризуется тремя критериями: 1) совпадением толкований; 2) количественным совпадением сочетаемости; 3) принадлежностью к одной и той же части речи [Апресян 1995]. В лингвистической литературе такие близкие по значению слова обозначены как "омосеманты", "лексические дублеты", "эквиваленты", "полные синонимы" и т.д. [Апресян 1995]. В нашем случае в качестве примеров можно привести следующие: пожарник (10) - пожарный (4), домкрат (8) - подъемник; вилка (?) — штепсель (2); телефон (12) - аппарат; помидор (8) - томат и т.п.
В настоящее время абсолютное тождество лексем связывают с заимствованием, например, Ю.Д. Апресян полагает, что тождественными можно считать такие слова, как акцент — ударение; макрель — скумбрия; база -фундамент и т.п. [Апресян 1995]. Правомерно, на наш взгляд, отнести к этому типу общности значений все реакции, представленные английскими словами: вентилятор (И) - фэн; метла (7) -моп; ожерелье (7) - неклес; тюлень (8) - сил; паук (11) - спайдер; улитка (9) - снейл; галстук (12) — тай; змей (8) — кайт; осьминог (8) — октопус; чемодан (10) — кейс; холодильник (12) — рефрижератор и др. Подобные наименования объясняются тем фактом, что ии. прожили в Америке от 5 до 15 лет, и английские ассоциации на предъявленные им стимулы оказались для них более актуальными.
В реальном языке нам дана не близость значения слов, а наши представления (образы предметов или явлений), которые мы сравниваем и находим такие точки соприкосновения, которые позволяют судить об их похожести или непохожести. Поэтому близость значения слов можно продуктивно осмыслить и объяснить только через обращение к тому, как все обстоит вне языка [Голуб, Розенталь 1997]. При таком подходе синонимические ряды представляют собой не жестко отграниченные друг от друга классы единиц с неопределенными прозрачными границами. Прозрачность границ связана, прежде всего, с произвольностью выбора опоры для классификации по близости значения. С этих позиций предложенные ии. реакции эскимос, чукча, ненец, полярный житель на картинку с изображением эскимоса рассматриваются нами как синонимичные, поскольку в качестве объединяющего признака выступает тот факт, что все эти народы являются жителями севера.
Эти и другие примеры подтверждают тот факт, что за термином "синоним" скрываются понятия разной природы, подчас не имеющие ничего общего с устоявшимся значением термина, принятым в лингвистике. С лингвистических позиций полученные наименования нельзя рассматривать как сходные по значению, потому что они обозначают разные предметы, внешне похожие друг на друга. Однако все эти предметы могут быть использованы для одних и тех же целей, что и объясняет близость значения полученных реакций. Такая трактовка близости значения слов обусловлена в первую очередь познавательно-психологическим подходом к пониманию феномена человека. Действительно, человек присваивает все новые и новые предметы внешнего мира по аналогии с теми, которыми он уже владеет. Подтверждением этого служит процесс именования картинки с изображением вигвама -хижины индейцев Северной Америки, которая покрыта кожей, корой, ветвя -ми. Поскольку ии. не являются коренными жителями Америки, идентификация стимула осуществлялась с опорой на знания, присущие русской культуре, поэтому наиболее частотными реакциями являются: палатка (5), шалаш (4), юрта (3). Единичной реакцией является слово чум, которое обозначает русское название переносного жилища северных народов - конической формы шатер, покрытый шкурами, корой, войлоком.
Наблюдаемые расхождения в именовании одного и того же объекта можно объяснить наличием у каждого носителя языка личного, конкретного, индивидуального опыта, "своей картины мира", "своих знаний о предмете речи". Несмотря на то, что данный фрагмент реальности является для ии. новым, в ответах не зафиксировано ни одного отказа. Это свидетельствует о том, что в процессе именования картинки-стимула человек опирается на свой внутренний (перцептивный, когнитивный и аффективный) контекст. Именно посредством внутреннего контекста индивид интегрирует и организует новую информацию, заполняет пробелы в случае поступления недостаточной или искаженной информации, осуществляет доступ к конкретным аспектам имеющейся у него картины мира, вне которой процесс именования в принципе не возможен [Залевская 1990; 1992; 1999]. Внутренний контекст идентификации картинки-стимула предполагает учет того индивидуального (текущего) когнитивного состояния, в котором находятся конкретные носители языка в момент идентификации: сюда включаются намерения и цели, желания и чувства, потребности и нормы, знания и убеждения: