Содержание к диссертации
Введение
Глава 1 Понятие власти в междисциплинарном аспекте 8
1.1 Власть в философии и политологии 8
1.2 Власть в социологии 11
1.3 Власть в психологии 26
1.4 Власть в лингвистике 36
1.5 Понятие коммуникативной власти 58
Выводы по 1 главе 71
Глава 2 Средства выражения коммуникативной власти 73
2.1 Речевые акты власти 73
2.2 Дискурсивные маркеры власти 82
2.3 Паралингвистические маркеры власти 98
2.4 Статусная амбивалентность маркеров власти 104
Выводы по 2 главе 116
Глава 3 Коммуникативная власть и коммуникативное поведение .. 119
3.1 Динамика власти в коммуникации 119
3.2 Варьирование функциональной семантики власти 134
3.2.1 Нейтрализация и индуцирование коммуникативной власти...135
3.2.2 Градация коммуникативной власти 143
3.3 Стили проявления коммуникативной власти 163
Выводы по 3 главе 179
Заключение 181
Список литературы 191
- Власть в философии и политологии
- Речевые акты власти
- Паралингвистические маркеры власти
- Динамика власти в коммуникации
Введение к работе
Настоящая диссертация выполнена в русле теории дискурса -относительно новой области науки о языке, вместе с тем, категориальный аппарат этой лингвистической дисциплины разработан еще недостаточно.
Одной из задач, поставленных этим направлением, является описание и изучение сущностных характеристик дискурса (коммуникации) - его категорий, к числу которых относится и категория власти.
Объектом изучения в работе являются феномен власти в коммуникации.
Предмет исследования составляют лингвосемиотические,
прагмалингвистические и социолингвистические характеристики власти как коммуникативной категории.
Феномен власти играет в жизни любого общества огромную роль. Проблема исследования власти остается актуальной столько, сколько существует человеческое общество. Власть, будучи многогранным феноменом, постоянно привлекает к себе внимание психологов, социологов, политиков, философов, антропологов. Многообразие подходов к изучению неизбежно порождает многообразие трактовок этого сложного понятия. Лингвистов интересует, прежде всего, проявление социальной власти в межличностных отношениях, локусом выражения которых является коммуникативная диада.
Однако, несмотря на широкий интерес к проблемам власти, специальные исследования, посвященные проблемам власти как коммуникативной категории, практически отсутствуют, само понятие коммуникативной власти является недостаточно четко определенным.
Таким образом, актуальность диссертации обусловлена следующими моментами: 1) теория дискурса является одним из наиболее активно развивающихся направлений современного языкознания, вместе с тем, категориальный аппарат этой лингвистической дисциплины разработан еще недостаточно; 2) концепция власти как коммуникативной категории еще недостаточно разработана; нуждается в уточнении, прежде всего, само понятие коммуникативной власти, требуется осмысление специфики данной категории
по отношению к смежным понятиям, прежде всего, категории социального статуса; 3) власть является одной из наиболее значимых категорий общения, изучение данной категории позволит глубже осмыслить механизмы и принципы коммуникации.
В основу настоящего исследования положена следующая гипотеза: власть как коммуникативная категория является неотъемлемой характеристикой любого типа общения; реализация данной категории имеет вариативный характер и зависит от широкого круга социо- и прагмалингвистических параметров общения.
Цель работы заключается в комплексной лингвосемиотической, социолингвистической и прагмалингвистической характеристике коммуникативной категории власти.
Достижение данной цели связано с решением следующих задач:
Определить понятие коммуникативной власти,
Выявить факторы, способствующие ее получению,
Установить средства выражения власти в коммуникации,
Уточнить специфику использования данных средств в зависимости от параметров ситуации общения,
Описать стили проявления коммуникативной власти.
Научная новизна исследования заключается в определении власти как коммуникативной категории; в установлении круга коммуникативных индикаторов власти и их классификации; в выявлении аспектов динамики и варьирования власти в связи с коммуникативным поведением.
Теоретическая значимость выполненной работы состоит в том, что она вносит определенный вклад в развитие теории дискурса, раскрывает некоторые механизмы межличностной и институциональной коммуникации.
Практическая ценность проведенного исследования состоит в том, что её результаты могут найти применение в лекционных курсах по общему языкознанию, стилистике и межкультурной коммуникации, спецкурсах по
прагмалингвистике и теории дискурса, на практических занятиях по интерпретации текста.
Материалом исследования послужили 4000 текстовых фрагментов из художественной литературы, художественных фильмов и картотеки записей устной речи на русском и английском языках. Эти фрагменты представляют собой непосредственное устное диалогическое общение с моментальной (не отсроченной) реакцией собеседника, преимущественно в асимметричной диаде - именно в таком типе общения категория коммуникативной власти проявляется наиболее явно и представляет собой более удобный, «осязаемый» объект для анализа.
В работе применялись следующие методы исследования: интроспекция,
интерпретативный дискурс-анализ, конверсационный анализ, описательный
метод, включающий непосредственное наблюдение, анализ, сопоставление и
классификацию языковых фактов. {
Теоретической базой исследования послужили работы отечественных и зарубежных ученых в области теории дискурса (М.Л.Макаров, Е.И.Шейгал, В.И.Карасик, М.Фуко, В.В.Богданов, В.В Дементьев, А.В. Олянич, Т. van Dijk, G.Brown and G. Yule, D. Schiffrin), социолингвистики (Л.П.Крысин, E.Hall, D.Hymes, J.Diamond), прагмалингвистики (G. Leech, P.Brown, S. Levinson, J. Searle), лингвоэтологии (В.В.Красных, A.K. Михальская, И.А.Стернин, Л.В.Куликова, М.В.Мироненко), психологии и социологии власти (С.Лукс, Е.Вятр, Н.В.Ильин, А.Ю.Мельвиль, P.M. Емерсон, Д.Винтер, К.Хорни), теории культуры (G.Hofstede). На защиту выносятся следующие положения:
1. Коммуникативная власть представляет собой специфический набор коммуникативных прав - прав на осуществление определенных речевых действий, на употребление того или иного типа языковых единиц, на определенный тип коммуникативного поведения, а также право распоряжаться коммуникативными действиями партнера по общению (принуждать к определенным действиям, ограничивать его вклад в коммуникацию, навязывать определенный тип коммуникативного поведения, исполнение определенных
коммуникативных ролей и т.д.). В отличие от коммуниканта в позиции зависимости, коммуникативный лидер обладает свободой выбора из набора вариативных средств, предлагаемых языком на каждом этапе общения.
2. Обладание коммуникативной властью обусловлено тремя типами факторов: социальными (высокий социальный статус), психологическими (высокий психологический статус) и лингвокогнитивными (интеллектуальная, энциклопедическая, лингвистическая, интерактивная доминация).
3. В коммуникативном сознании социума закреплено знание об
определенном наборе языковых/речевых средств (типов высказываний,
речевых действий и пр.), потенциально предназначенных для выражения
функциональной семантики власти. Эти маркеры власти представляют собой
систему разных типов речеповеденческих знаков: маркеры мониторинга
дискурса, контроля информации и вербальной агрессии, а также речеактовые,
стилистические и невербальные маркеры. «
Для маркеров власти характерна статусная амбивалентность, т.е. способность одного и того же маркера выражать как высокий, так и низкий коммуникативный статус в зависимости от социокультурных факторов и параметров ситуации общения.
4. Динамика власти представляет собой переход коммуникативной власти от одного коммуниканта к другому в рамках коммуникативного события. Динамика обусловлена несовпадением социального и личностного статусов, конфликтом постоянной и временной коммуникативных ролей, она может явиться следствием неадекватного эмоционального состояния одного из коммуникантов, асимметрии психологического статуса и лингвокогнитивных компетенций. В основе механизма рассогласования статусов лежит некорпоративное поведение коммуниканта с зависимым социальным статусом. 5. Коммуникативный потенциал маркеров власти не всегда реализуется в полной мере. Варьирование функциональной семантики власти осуществляется по следующим направлениям: нейтрализация (стирание), индуцирование, градация (усиление или ослабление). Механизм варьирования связан с действием ряда социокультурных и психологических факторов, а также
собственно дискурсивных параметров, в частности, степени формализованное общения. В наиболее жестко формализованных жанрах институционального дискурса властный потенциал маркера находит максимальное выражение.
6. В зависимости от характеристик коммуникативного поведения личности
^ разграничиваются три основных стиля проявления коммуникативной власти:
демократический, авторитарный и невротический.
Апробация работы. Основные положения и результаты исследования
докладывались автором на научных конференциях Волгоградского
государственного педагогического университета (2001, 2002, 2003); на
теоретических аспирантских семинарах и заседаниях научно-
^ исследовательской лаборатории «Язык и личность» при кафедре языкознания
ВГПУ; на международном научном семинаре «Социальная власть языка» (Воронеж, 2001); на региональных конференциях молодых ученых (Волгоград 2002, 2003), на региональной научной конференции Поволжья и Северо-Кавказского региона (Волгоград 2004); на международных конференциях лингвистов «Power of Linguistics» (Индианаполис 2004), на международной конференции ассоциации коммуникативистики (ICA) (Нью Йорк 2005).
Ф Объем и структура работы. Диссертация включает введение, три главы,
заключение, список литературы, а также список лексикографических источников и справочников и источников примеров.
По теме диссертации опубликовано пять работ общим объемом 2,1 п.л.
*
Власть в философии и политологии
Анализ определений власти в социологии показал, что в их основе лежат разные аспекты власти: 1) способность влиять на поведение нижестоящего; 2) способность нижестоящего оказывать сопротивление власти; 3) степень зависимости высокого статуса от нижестоящего.
Кроме того, дефиниции власти различаются по принципу интенциональности: некоторые ученые полагают, что влияние существует только в том случае, если оно интенционально, в то время как другие не считают фактор интенциональности важным при рассмотрении отношений власти - зависимости. Разные подходы связаны с разной интерпретацией таких понятий, как цели влияния и планы достижения целей (термин «стратегии достижения цели» в отечественной лингвистике). Некоторые исследователи считают, что термин «план» предполагает осознанность действий со стороны коммуниканта и представляют собой череду интенций, в то время как другие полагают в равной степени важными неосознанные ментальные репрезентации и когнитивные структуры, которые ведут к неосознанному исполнению цели.
В большинстве определений речь идет об асимметрии властных отношений. Два основных направления рассматривают власть как 1) исключительно ассиметричный коммуникативный процесс; 2) как одновременный властный взаимообмен, где два человека осуществляют властный контроль друг над другом. Второй подход принимается большинством исследователей коммуникативной власти, так как в фокусе рассмотрения находятся коммуникативные диады. Таким образом, власть становится атрибутом взаимоотношений, а не отдельного индивидуума. Как правило, это взаимовлияние по разным векторам, когда А осуществляет контроль X над В, а В осуществляет над А контроль У. Оба коммуниканта зависят друг от друга, но зависимость лежит в разных плоскостях (Emerson, 1962).
В наиболее цитируемой типологии власти, принадлежащей Х.Кельману (Kelman 1958, 1961), власть распределяется по трем направлениям социального влияния: a) compliance (уступчивость), в) identification (идентификация), с) internalization (интернализация). Тип (а) относится к случаям, когда человек принимает влияние сверху ради получения наград и поощрений, чтобы избежать наказания, либо и того, и другого. Идентификацией был назван процесс, при котором признание властных предписаний не противоречит внутренним мотивам нижестоящего. Нижестоящий идентифицирует свои решения с решениями вышестоящего. Интернализация - это принятие предписанного поведения вследствие принятий ценностных доминант группы.
Данная классификация властных отношений перекликается с известной типологией, представленной Б. Коллинс и Б. Рейван (Collins and Raven, 1969). Здесь информационная власть представляет собой изменение поведения или отношения, продиктованное информационной компетенцией в определенной ситуации. Власть принуждения основывается на возможности участника коммуникации управлять отношениями путем угроз. Соответственно, власть поощрения осуществляется за счет положительной оценки - материальной или эмоциональной вследствие подчинения. Легитимная власть состоит в законном праве влиять на реципиента. Референтная власть основывается на популярности принимаемых решений и поведенческих предписаний и соответственно полного их принятия реципиентом. Экспертная власть базируется на информационном авторитете коммуниканта.
Сходство в рассмотренных выше типологиях заключается в том что власть подчинения коррелирует с властью принуждения и поощрения; механизмы власти идентификации схожи с осуществлением власти референтной; власть интернализации сходна с информационной и экспертной.
Эти две типологии получили дальнейшую разработку в работе Л. Вилес, Р.Бэраклоу, Р.Стьюарта (Wheeless, Barraclough, Stewart: 1983), в которой выделены три категории власти: предварительные ожидания/последствия(ргеуіеуу expectations/consequences); вовлеченность в отношения/ необходимость идентификации (invoke relationships/identification); призыв к ценностям и обязательствам (summon values/obligations). С первой категорией соотносятся власть поощрения и угрозы, со второй - экспертная и референтная власть, с третьей - легитимная и власть интернационализации.
Исследователи сходятся во мнении, что, несмотря на востребованность вышеназванных теорий, они не смогли стимулировать последующие исследования М.Кнаппа и Г. Миллера (Кпарр & Miller, 1994). Это объясняется тем, что, несмотря на попытку обобщения коммуникативных явлений власти, они не объясняют механизмы социальной власти, и, соответственно, не могут породить дальнейшие гипотезы для эмпирических исследований.
Наиболее востребованной в социологии и психологии является типология власти, разработанная Дж. Френчем и Б.Рэвеном, которые выделили пять основных типов (French, Raven, 1959:150-67). 1) Власть принуждения (coercive power) основывается на праве наказания. Она может быть физической и психологической, реальной или потенциальной (в виде угрозы). Главными элементами являются размер, сила и владение «оружием». Этот тип власти срабатывает, когда объект властного акта осознает, что требуемое от него действие менее вредоносно для него, нежели отказ и исполнение угрозы. Классическим примером является фраза «Жизнь или кошелек». Частое употребление принуждения умаляет авторитетность лидера, так как не является этичным видом влияния в межличностных отношениях. 2) Власть вознаграждения (reward power) основывается на праве поощрения. Она может быть физической и психологической. Для выполнения этого типа власти необходимы два условия: а) поощрение будет достаточно большим и важным для исполнителя и сможет компенсировать боль или неудобство выполнения действия; б) исполнитель верит, что инициатор действия в силе выполнить обещанное. Власть награждения рассматривается как позитивная, однако в некоторых случаях может стать негативной или неэффективной. Это происходит, когда а) вознаграждение обещается за незаконное действие (например, взятка); б) предлагаемое действие противоречит принципам и убеждениям предполагаемого исполнителя; в) исполнитель не уважает инициатора действия. 3) Легитимная или законная власть (legitimate power) является властью положения коммуниканта в результате выборов, назначения и т.д. В социальных структурах это преподаватель, врач, сенатор, президент. В межличностных отношениях это родители, старший брат или сестра. Легитимная власть базируется на традициях и культурных нормах общества. Степень её исполнимости зависит в равной мере как от положения, так и от личных качеств лидера. Предполагаемый исполнитель действия может игнорировать требования, если он сомневается в потенциале легитимной власти лидера или из-за отсутствия уважения. Возможно, самым большим достоинством для обладателя этой власти является право использовать все виды власти, которые будут неэффективны при другом распределении статуса (критика курсовой работы со стороны преподавателя воспринимается лучше, нежели критика со стороны однокурсника). 4) Экспертная власть (expert power) базируется на высшем уровне знания. Она осуществляется в том случае, если признается компетентность человека, владеющего информацией, и осознается необходимость этой информации. При отсутствии одного из составляющих этот тип власти невозможен. Экспертная власть может также иметь вид манипуляции - удержания информации или обещания раскрытия нужной информации. Необходимо отметить, что сила этой власти находится в довольно узких рамках знания - например, экспертная власть преподавателя распространяется только на его предмет. Как правило, при выдаче информации или осознании намерения манипуляции, экспертная власть перестает существовать.
Речевые акты власти
В большинстве работ последних десятилетий проявление власти в дискурсе традиционно связывается, прежде всего, с директивными речевыми актами. В связи с этим мы сочли необходимым выделить описание речеактовых индикаторов власти в отдельный раздел второй главы, посвященный описанию средств реализации коммуникативной власти..
За всю историю развития теории речевых актов (далее - РА) было представлено огромное разнообразие классификаций РА. Первые классификации, как правило, базируются на понимании речевого акта как абстрактного образования, не меняющего своей сущности от внешних условий. Он рассматривается как элемент знания, которое лишь предположительно привносится в речь. Речевой акт, рассматриваемый в рамках такого подхода, не отражает специфику общения как взаимодействия, он «однонаправлен и изолирован» (Сусов, 1984: 5). С развитием теории дискурса такой подход к рассмотрению речевых актов оказался излишне абстрактным и не способным адекватно интерпретировать реальную речь и соотносить каждое высказывание с определенным типом речевого акта из фиксированного и достаточно узкого репертуара речевых актов.
В первых классификациях властно-маркированный речевой акт потенциально предоставляет информацию о том, каким образом может произойти предполагаемое взаимодействие партнеров, так как субъект, производящий речевой акт, уже наделен соответствующим набором социальных (статусных) и психологических характеристик. Данный подход находит отражение в работе В.И. Карасика, где выделяется два класса речевых актов с точки зрения статусных отношений коммуникантов: статусно-маркированные и статусно-нейтральные. В основу классификации положены три критерия: маркированность статуса, фиксированность статуса, вектор статуса. К статусно-нейтральным РА относятся констативы (утверждения), нарративы (повествования), дескриптивы (описания), к статусно-маркированным - инъюнктивы (приказы, требования), реквестивы (просьбы, мольбы), инструктивы (предписания, запреты) и др. Согласно критерию фиксированности / лабильности социального статуса, выделяются соответствующие РА: с заданной позицией адресата (директивы, реквестивы, пермиссивы) и переменным статусным вектором, в которых статусный вектор зависит от ситуации общения (вокативы, комиссивы, экспрессивы). В свою очередь, с точки зрения направленности статусного вектора статусно-фиксированные РА делятся на директивы и реквестивы (Карасик, 1992: 121).
В приведенной выше классификации только в одном случае учитывается ситуативная мобильность статусного вектора - при выделении РА с переменным статусным вектором. Что касается таких РА, как директивы, пермиссивы и реквестивы , то они описываются исключительно как статусно-фиксированные. Мы полагаем, однако, что такой подход оправдан только в том случае, когда не учитываются параметры ситуативно-речевого контекста.
Следующая ступень в развитии теории РА учитывает такие параметры как сценарий, наличие социальных и психологических ролей коммуникантов. Так, К. Бах и Р. Харниш разграничивают институциональные и неинституциональные типы высказываний (Bach, Harnish 1979). Вместо декларативных актов Остина-Серля они выделяют два наиболее общих «конвенциональных» типа иллокутивных актов: эффективы и вердиктивы. Их конвенциональность заключается в том, что они могут менять положение дел в рамках институционального дискурса, и соответственно - социального института. К.Бах и Р. Харниш называют следующие конвенциональные речевые действия: голосование, признание виновным и невиновным, запрещение. Эффективы, привнося изменения в какое-то институциональное положение дел, конвенциональны постольку, поскольку они имеют эффект в силу существующей взаимной договоренности говорящего и слушающего, как в случае наложения вето на законопроект. Вердиктивы являются суждениями, официальная значимость которых социально встроена в тот или иной институт, как в случае вынесения приговора. Как отмечает М.Л. Макаров, конвенциональные речевые акты обусловлены социальным институтом, являясь его неотъемлемым, внутренне присущим элементом. Высказывания такого рода меняют институциональный статус людей и создают новые институциональные права и обязанности (Макаров, 2003).
Выделение конвенциональных речевых актов объясняет природу такого речевого акта, как директив, мотивируя его иллокутивную силу распределением ролей в определенном дискурсе. Тем не менее, трудность при идентификации речевого акта в рамках дискурса состоит в том, что классический речевой акт, как правило, представлен как инвариантное образование, лишенное контекста. Ведь во многих случаях именно контекст может полностью изменить иллокутивную интенцию высказывания. Как отмечает Д. Шифрин, социально-коммуникативная реальность речи способствует полифункциональности речевого действия. Классическим стал пример высказывания "Y want a piece of candy?", которое в потоке речи может выступать как вопрос, просьба и предложение (Schiffrin, 1994:,61-85). М.Л. Макаров говорит о важности полифункциональности в организации дискурса, так как наличие более чем одной функции дает возможность продолжить разговор более чем одним способом.
Одним из наиболее существенных недостатков теории речевых актов на данный момент её развития является статичность, поскольку она "игнорирует внутреннюю логику развития коммуникации и взаимодействия участников, спор стратегий регулирования и прогнозирования" (Макаров, 2003: 172). Ведь речевые акты вычленяются в "стерильных условиях", когда во внимание не принимаются постоянно меняющиеся внешние обстоятельства и внутренние мотивы коммуникантов.
Абстрактное обобщение цели, силы и способа воздействия, без учета статусных отношений, возможное на уровне отдельного высказывания, оказывается затруднительным на уровне дискурса, которому свойственна спонтанность, частая мена социальных ролей, изменение коммуникативной цели в процессе и не всегда фиксированная структура течения коммуникации. Анализируя статусные отношения в дискурсе, мы неизменно сталкиваемся с динамикой власти. Несмотря на очевидность властного статуса, например, у представителей таких профессий, как врач, учитель, ведущий телепрограммы, невозможно говорить об их абсолютной власти в коммуникации (социальной и психологической). Власть вышестоящего прямо пропорциональна готовности нижестоящего (пациента, ученика, слушателя и пр.) её поддерживать или отвергать (Diamond, 1996; Emerson, 1962; Tannen, 1987), поэтому коммуникантам с властным статусом необходимо постоянно доказывать свое коммуникативное превосходство.
Паралингвистические маркеры власти
Особую роль в дискурсивной реализации власти играют невербальные маркеры социального статуса и коммуникативного лидерства, которые представляются не менее значимыми, чем вербальные. Как известно, до 90 % коммуникации осуществляется за счет мимики, жестов, интонации, расположения людей в пространстве относительно друг друга. Порождение коммуникативного акта, по определению Э.П. Шубина, представляет собой «сумму психофизиологических характеристик, обеспечивающих возможность участия в языковой коммуникации на определенном языке» (цит. по Панченко, 1998: 134). Под суммой психофизиологических характеристик подразумеваются два вида обратной связи коммуникантов: вербальная, имеющая наибольшую, степень осознанности, и собственно невербальная, представляющая весь комплекс реакций, отражающих импульсы подсознания. Последняя составляющая коммуникативного посыла наиболее важна, так как превышает вербальную по степени искренности и является индикатором истинного отношения говорящего к предмету. Нейролингвистические исследования показали, что даже жесткий эмоционально-волевой самоконтроль отправителя речи не способен полностью скрыть подлинные чувства и интенции.
Большинство специалистов по коммуникации сходятся на том, что семантика невербалики передает, по крайней мере, четыре общих типа значений: непосредственность, незамедлительность (immediacy) восприимчивость, отзывчивость (responsiveness) согласие (agreement) власть или социальный статус (power or social status) (Leathers, 1976). Для социальной дифференциации невербальной коммуникации релевантны те же параметры, что и для вербальной: это социальный статус, социальные роли, возраст и пол. Как отмечает В.П. Конецкая, социальная дифференциация невербальной коммуникации проявляется, преимущественно, в следующих частных функциях - контактоустанавливающей (фатической), самопрезен-тирующей, ритуальной и эмотивной. В контактоустанавливающей функции социальная дифференциация обуславливается факторами по всем четырем параметрам: Социальный статус реализуется в формах установления контакта (различные формы рукопожатия, последовательность выполнения действий и т.д.). Социальные роли организуют невербальное поведение коммуникантов в соответствии с поведенческими ролевыми ожиданиями (ученики должны вставать, когда учитель входит в класс). Возраст предписывает свои нормы контакта между старшим и младшим. Дифференциация по признаку пола предполагает различные способы актуализации контактоустанавливающей функции (мужское рукопожатие и женский жест приветствия - помахивание кистью руки) (Конецкая, 1997:131). Ритуальная функция, а также функция самопрезентации включают в себя контактоустанавливающую, поэтому принципы проявления статуса в них относительны сходны. Что касается эмотивной функции, то социальная дифференциация проявляется более четко по признаку пола. Невербальное выражение власти и социального статуса представляет собой разветвленную систему поведенческих реакций, эксплицирующихся через все основные типы невербальных (паралингвистических) средств коммуникации: просодико-фонационные (особенности произнесения звуков, типы заполнения пауз, мелодика, тембр речи, громкость), кинесические (жесты, мимика, поза, пантомимика), проксемические (коммуникативно-значимое использование пространства. Трудность в интерпретации паралингвистических знаков заключается в их семиотической недискретности, широкозначности и полифункциональности., что порой приводит к возможности прямо противоположной интерпретации одного и того же знака в зависимости от условий коммуникации. По данным словаря (Акишина, et al., 1991), из 196 кинесических единиц, включенных в словарь, лишь 48 единиц имеют постоянную социальную значимость, и только 13 из 48 актуализирует её по признаку социального статуса. Дело в том, что каждое фиксированное положение тела состоит из отдельных кинесических единиц, которые нельзя рассматривать в отрыве друг от друга: «манящее» движение руки может быть истолковано как угроза, если брови сведены к переносице и как доброжелательное приглашение, если оно сопровождается улыбкой. Иногда достаточно замещения одного компонента другим для видоизменения социальной значимости информации. Поэтому описание, например, какого-либо жеста может быть интерпретировано как проявление властного статуса только с учетом других паралингвистических составляющих коммуникации: просодико-фонационной, мимической, проксемической и др. Перейдем к рассмотрению основных паралингвистических маркеров власти. Просодико-фонационные явления наиболее тесно связаны с вербальными средствами: интонационная оформленность высказывания придает ему смысловую завершенность и выразительность, в связи с чем роль просодико-фонационных средств для декодирования вербально выраженного властного статуса возрастает. Именно просодико-фонационным средствам принадлежит функция формирования конечной коммуникативной интенции: только интонация и логическое ударение может сделать директив директивом или просьбой (сравним категоричное «Иди сюда\» и просительное «Иди-и-и сюда-а»). Не случайно в художественной литературе нередко дается авторская дескрипция просодики персонажа, позволяющая конкретизировать иллокутивную направленность директива. (20) Рассмотрим пример. «А мои инструкции? - спросил Остап грозно. - Сколько раз я говорил вам, что красть грешно!»; «Попрошу вас, гражданка, очистить стул, -строго проговорил Остап»; «О вас, товарищ Бендер, сегодня в газетах писали, - заискивающе сказал Ипполит Матвеевич»; «Адрес, - просительно молвила вдова, - нельзя ли адрес узнать?» Говоря о таких характеристиках, как тон и тембр голоса, мы опираемся на исследование СВ. Грегори и др., которое показывает, что людям с низкими спокойными голосами приписывается высший статус. «Низкий глубокий голос несет в себе большую убедительность, а следовательно и авторитетность. Все, что говорится таким голосом кажется более важным и весомым» (Цит. по Givens, 2002: 215). Соответственно высокий голос, быстрый темп речи, сбивчивость воспринимается социумом как проявление зависимого статуса.
Кинесические средства охватывают всю совокупность поз, жестов, мимических движений, сопровождающих вербальную коммуникацию.
Исследователи власти на невербальном уровне (Mazur, 1980; Dovidio, Ellyson, 1985; Mehrabian, 1969; Henley, 1977) отмечают, что мимика является одним из главных компонентов кинесики, значимым для декодирования статусных ролей. А. Мазур считает, что информация, считываемая с лица, может быть разделена на две категории. К первой относятся постоянные данные (форма подбородка, овал лица). Как правило, с властным статусом ассоциируются лица с выступающим "английским подбородком , , высоким лбом, выдающимися надбровными дугами и носом, больше среднего, а также лица с правильными чертами. Соответственно, людям с "детскими лицами": округлым лицом, "птичьим подбородком", маленьким носом и вообще мелкими чертами приписывается зависимый статус (Zebrowitz, et al., 1993). Ко второй категории относятся контролируемые данные, к наиболее важным среди которых относятся улыбка и взгляд (движение бровями) (Mazur, 1993).
Динамика власти в коммуникации
Сложность анализа категории власти состоит в том, что она представляет собой дву сторонне направленный процесс: реализация властного статуса возможна только в случае его признания со стороны нижестоящего. В политологическом словаре власть в общефилософском понятии рассматривается как «действие, которое производят две стороны этого отношения, одна - побуждающая к действию, другая - производящая его, поэтому понятие власти как влияния, побуждения распространяется на отношение между субъектом, наделенным сознанием и объектом, способным воплотить какое-либо побуждение» (ПС:41).
Сходную интерпретацию коммуникативной власти дает социолингвист Дж. Дайамонд, которая считает, что лидерство коммуниканта, находящегося в позиции управляющего интеракцией всегда уязвимо, так как может быть реализовано только при поддержке коммуникантов с зависимым статусом (Diamond, 1996). Если коммуникант отказывается следовать изначально заданной роли подчинения и прибегает к встречному использованию властных тактик, то возникает ситуация «угрозы положительной самопрезентации» для коммуникативного лидера. Это ведет к неспособности коммуниканта осуществлять свои властные функции, а значит, и потере его властного статуса. Обязательность вербального превосходства носителя властного статуса подвергается сомнению в ряде исследований последних лет (Diamond 1996; Foucalt 1980; Tannen 1987). В них дискурсивная власть рассматривается не как статическая принадлежность одному из собеседников, а как динамическое взаимодействие двух сторон. Это взаимодействие представляет собой последовательную реализацию определенных речевых тактик и стратегий для обоих участников коммуникации, как во властной, так и в зависимой позиции.
Говоря о динамике власти в коммуникации, нельзя не принимать во внимание и ее статичные характеристики. К ним, в частности, относится такая важнейшая социолингвистическая переменная, как социальный статус.
Существуют профессии, представители которых изначально обладают властным статусом в интеракции. Это учителя, врачи, ведущие теле- и радиопрограмм и др. Сама сущность этих профессий предполагает монополию на ведение коммуникации. Тем не менее, их дискурсивная власть не является абсолютной. Она во многом обусловлена реакцией коммуникантов, находящихся в зависимой позиции. Таким образом, динамика власти в дискурсе заключается в том, что коммуникантам с властным статусом необходимо постоянно доказывать свое коммуникативное превосходство. Динамика властных отношений в коммуникативном взаимодействии выше- и нижестоящего в значительной степени обусловлена конфликтом двух типов власти - социальной и личностной (социального и психологического статусов). «Власть - это то, что постоянно циркулирует. Она не может локализоваться в одних руках. Каждый индивид одновременно находится в позиции власти и зависимости» (Foucault, 1980:98). f Итак, под динамикой власти мы понимаем переход коммуникативной власти от одного коммуниканта к другому,в рамках коммуникативного события. В данном разделе перед нами стоит задача выявления механизма данного процесса. Проведенный анализ показал, что в основе этого процесса лежит взаимодействие двух типов факторов коммуникативной власти, рассмотренных нами в разделе 1.5. С одной стороны, это фактор социальной власти (или социального статуса), с другой - группа факторов, которые мы в данном случае предлагаем объединить под названием «личностный статус» (он включает в себя психологический статус и различные лингвокогнитивные доминации). Коммуникативная власть осуществляется преимущественно в двух режимах взаимодействия социального и личностного статуса: соответствия и рассогласования. В случае соответствия социального и личностного статуса коммуникативная власть принадлежит вышестоящему. Такое соотношение является прототипным, соответствующим универсальной культурной норме. 120 В случае рассогласования личностный статус вступает в конфликт с социальным, и коммуникативная власть переходит к коммуниканту с более высоким личностным статусом. Как показывают наши наблюдения, если рассогласование имеет место в ситуации институционального дискурса с ярко выраженной асимметрией социального статуса, где коммуникативная власть изначально принадлежит коммуниканту с более высоким социальным статусом, то примерно в 70 % случаев к завершению коммуникативного события этот коммуникант стремится восстановить высокий психологический статус и коммуникативную власть. Другими словами, наиболее типичной схемой динамики власти в рамках одного коммуникативного события является: согласование — рассогласование — (насильственное) согласование. Проиллюстрируем действие этой закономерности на следующих примерах. (31) В высказываниях, выделенных подчеркиванием, врач проявляет некорпоративное поведение по отношению к заведующему отделением клиники, оспаривая его решение относительно лечения пациента. Тем не менее, в завершение диалога заведующий восстанавливает свой высокий коммуникативный статус через волитив изгнания и объявление санкций, вплоть до увольнения с работы. В следующем примере (32) врач также оказывает неподчинение решениям главного врача. По мере развертывания диалога главный врач 121 пытается отстаивать свое мнение на профессиональном уровне, игнорируя статусные различия. В завершение диалога он прибегает к индикации своего высшего статуса, чтобы закончить спор (Гт taking over your patient and writing you up! Go home!).