Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Доказывание в конституционном судебном процессе Российской Федерации и Соединённых Штатов Америки 24
1. Понятие и сущность конституционно-судебного доказывания 24
2. Предмет доказывания в конституционном судебном процессе Российской Федерации и Соединённых Штатов Америки 50
3. Бремя доказывания в конституционном судебном процессе Российской Федерации и Соединённых Штатов Америки 75
Глава 2. Структура (стадии) доказывания в конституционном судебном процессе Российской Федерации и Соединённых Штатов Америки 97
1. Собирание доказательств в конституционном судебном процессе Российской Федерации и Соединённых Штатов Америки 105
2. Исследование доказательств в конституционном судебном процессе Российской Федерации и Соединённых Штатов Америки 114
3. Оценка доказательств в конституционном судебном процессе Российской Федерации и Соединённых Штатов Америки 128
Глава 3. Доказательства в конституционном судебном процессе Российской Федерации и Соединённых Штатов Америки 137
1. Понятие и свойства конституционно-судебных доказательств 137
2. Нетипичные доказательства в конституционном судебном процессе Российской Федерации и Соединённых Штатов Америки 158
2.1. Материалы законодательного (правотворческого) процесса 161
2.2. Судебные решения, характеризующие состояние правоприменительной практики 172
2.3. Сведения об иностранном праве 185
2.4. Статистика 192
Заключение 203
Список источников 210
Приложение 1. Проект федерального конституционного закона о внесении изменений в федеральный конституционный закон «О Конституционном Суде Российской Федерации» 250
Приложение 2. Проект решения Конституционного Суда Российской Федерации о внесении изменений в регламент Конституционного Суда Российской Федерации 252
- Понятие и сущность конституционно-судебного доказывания
- Бремя доказывания в конституционном судебном процессе Российской Федерации и Соединённых Штатов Америки
- Оценка доказательств в конституционном судебном процессе Российской Федерации и Соединённых Штатов Америки
- Сведения об иностранном праве
Введение к работе
Актуальность темы диссертационного исследования. Институт конституционного судебного контроля прочно укоренился в современном мире. Если к середине 20-х годов XX века органы конституционного правосудия функционировали лишь в США и нескольких государствах континентальной Европы, то сегодня система судебного контроля за конституционностью нормативных правовых актов нашла твердое институциональное выражение уже в подавляющем большинстве развитых правопорядков. Указанные органы, реализуя свои полномочия, воплощают в жизнь магистральные, узловые идеи конституционализма: начиная от защиты основных прав и свобод и заканчивая обеспечением верховенства и прямого действия конституции. Поэтому их решения, безусловно, занимают ключевое место в любой правовой системе и играют важную роль в конституционно-правовом развитии государства.
Вместе с тем приходится констатировать, что органы конституционного судебного контроля не всегда бывают в состоянии нести пользу обществу и государству и порой их решения могут носить даже деструктивный характер. Как правило, это происходит ввиду судебных ошибок, когда, с одной стороны, в основу судебного решения кладутся не истинные знания, а данные и сведения, которые не соответствуют действительности. С другой стороны, это имеет место быть, когда судом упускаются из виду – неосознанно или специально – факты, имеющие существенное значение для правильного разрешения дела. Как нетрудно догадаться, одной из главных причин тому является отсутствие эффективных правил о доказывании и доказательствах.
В российском конституционном судебном процессе институт доказывания и доказательств развит крайне слабо. Об этом свидетельствует отсутствие в ФКЗ «О Конституционном Суде Российской Федерации» положений, посвященных предмету доказывания. На законодательном уровне не определен порядок распределения бремени доказывания, оставлены без внимания правила оценки доказательств. Нормативного закрепления не нашли понятие и свойства доказательств.
Отсутствие заранее определенных и продуманных доказательственных правил не может не сказываться на качестве судебного
разбирательства. Пробельность действующего регулирования, безусловно, делает процесс установления фактов более субъективным и снижает гарантии состязательности и равноправия сторон. Такое положение вещей представляется недопустимым, особенно с учетом того, что решения Конституционного Суда России являются окончательными и исправить ошибки, допущенные в ходе собирания, исследования и оценки доказательств, не представляется возможным.
В то же время, занимаясь совершенствованием правил о доказывании и доказательствах, крайне важно учитывать особенности конституционного нормоконтроля, которые выражаются в нескольких аспектах. Во-первых, в ходе его осуществления установлению подлежат не правоприменительные факты, характеризующие суть спорных правоотношений и имеющие единичную природу, а обобщенные факты, которые способствуют решению вопроса о конституционности проверяемых нормативных положений. По своему содержанию подобные факты не всегда имеют привязку к прошлому, нередко являются отражением определенных закономерностей, процессов и явлений, что обусловливает необходимость внимательного изучения свойств относимости и допустимости доказательств.
Во-вторых, в конституционном судебном процессе разрешение находят споры, которые являются, как правило, общественно значимыми. Решения органов конституционного судебного контроля имеют особую юридическую силу и затрагивают права и свободы неопределенного круга лиц. Это требует учета мнения субъектов, не вовлеченных в конституционный судебный процесс, но на правовом положении которых может сказаться итоговое решение суда. Кроме того, в связи с особым субъектным составом конституционно-судебных споров возникает потребность в переосмыслении правил распределения бремени доказывания.
В-третьих, органы конституционного судебного контроля при отправлении правосудия руководствуются, прежде всего, положениями конституций, тексты которых носят абстрактный и лапидарный характер. В таких условиях – в условиях широты интерпретационного поля – даже самое prima facie незначительное с точки зрения конституционных положений обстоятельство может повлиять на конституционность проверяемых нормативных велений. Об этом наглядно свидетельствует то, что в конституционно-судебной
практике решения по одним и тем же вопросам изменяются в противоположную сторону под воздействием социально-исторических условий и временных контекстов, притом что тексты конституций и оспариваемых нормативных правовых актов остаются неизменными. Следовательно, особого внимания заслуживает механизм определения круга фактов, составляющих предмет доказывания.
Приведенные доводы подтверждают, что необходимость изучения доказательственных аспектов конституционно-контрольной деятельности уже назрела. Вместе с тем для продуктивного решения поставленной научной проблемы трудно обойтись без использования сравнительного метода. Российский институт конституционного судебного контроля не может развиваться вне общемирового контекста, в отрыве от лучших зарубежных практик конституционного правосудия. Если говорить о сравниваемых объектах, то выбор американского доказательственного права объясняется тем, что институт конституционного судебного контроля зародился именно в США и успешно функционирует более двух столетий. За это время накопился значительный опыт, который должен быть учтен и в России.
Что касается сопоставимости объектов сравнения, то она объясняется тем, что сравнительному анализу подвергаются не су-доустройственные элементы, которые действительно имеют разнородную и несоотносимую структуру, а судопроизводственные (содержательные) вопросы, которые подчиняются всеобщим, универсальным законам логики и познавательной деятельности. Сопоставление доказательственных правил и практики их применения в конституционном судебном процессе России и США позволяет не только выявить достоинства и недостатки каждой доказательственной модели, но и дает возможность глубже понять основания отечественного опыта.
В целях сравнительного исследования под конституционным судебным процессом России и США понимается порядок рассмотрения и разрешения Конституционным Судом России и федеральными судами США дел о соответствии федеральной конституции общеобязательных правил поведения, исходящих от органов публичной власти, адресованных неопределенному кругу лиц и рассчитанных на неоднократное применение.
Цель исследования заключалась в том, чтобы на основе сравнительно-правового анализа доказательственных правил и практи-
ки их применения в конституционном судебном процессе России и США и выявленных особенностей конституционного нормокон-троля предложить оптимальную доказательственную модель для конституционного судебного процесса.
Для достижения поставленной цели потребовалось решить следующие задачи:
– выявить признаки конституционно-судебного доказывания и сформулировать его определение;
– установить содержание предмета доказывания в конституционном судебном процессе России и США и описать механизм его формирования с учетом структурных особенностей конституционных норм;
– исследовать институт распределения бремени доказывания в конституционном судебном процессе России и США и раскрыть содержание презумпции конституционности;
– изучить структуру доказывания, уделив особое внимание собиранию доказательств и степени вовлеченности в эту деятельность органов конституционного судебного контроля России и США;
– проанализировать порядок исследования и оценки доказательств в конституционном судебном процессе России и США;
– уточнить содержание и свойства конституционно-судебных доказательств с учетом особенностей нормоконтрольной деятельности;
– рассмотреть практику использования в конституционном судебном процессе России и США нетипичных для судебного правоприменения доказательств;
– предложить меры по совершенствованию действующего законодательства.
Объектом исследования выступили общественные отношения, возникающие при совершении процессуальных действий, связанных с доказыванием и доказательствами в конституционном судебном процессе России и США.
Предмет исследования составили правовые нормы, регулирующие доказывание и доказательства в конституционном судебном процессе России и США, и практика их реализации, а также российские и американские доктринальные исследования, посвященные доказательственным аспектам конституционно-судебной деятельности.
Степень научной разработанности темы исследования.
Одним из первых российских правоведов, исследовавших доказательственные аспекты конституционного нормоконтроля, был Х. Б. Шейнин, который предметно обозначил проблематику1. Однако, к сожалению, с тех пор была защищена только одна кандидатская диссертация2 и опубликовано несколько научных статей.
Тем не менее среди исследований, внесших важный вклад в разработку доказательственной проблематики, нужно выделить статью Е. В. Тарибо3. Изучив практику Конституционного Суда России в сфере налогообложения, он продемонстрировал важность установления фактов в конституционном судебном процессе. Отдельные проблемы, связанные с доказыванием и доказательствами, освещались в работах Д. А. Басангова, П. Д. Блохина, О. В. Брежнева, Г. В. Вайпана, Г. А. Гаджиева, О. Н. Кряжковой, А. А. Ливеровско-го, М. В. Петрова, В. А. Сивицкого и др.
Что касается американской юридической науки, то она уделяет рассматриваемым вопросам больше внимания. Практически все современные исследования по теме так или иначе базируются на дихотомическом делении фактов на законодательные и правоприменительные, предложенном К. Дэвисом4 и получившем признание в судебной практике. Важное значение также имеет статья А. Чейза, посвященная процессу трансформации традиционной модели правосудия в общественно-правовую5. Его работа служит серьезным подспорьем для уяснения сущности конституционно-судебного доказывания, поскольку по большому счету конституционный нормо-контроль являет собой квинтэссенцию данной трансформации.
Среди ключевых монографических работ нужно выделить исследование Д. Фэйгмана о значении фактов для конституционно-
1 Шейнин Х. Б. Доказательства в конституционном судопроизводстве // Вестник
Конституционного Суда Российской Федерации. 1996. № 6. С. 51-62.
2 Головкова А. Ю. Доказывание и доказательства в конституционном судебном
процессе Российской Федерации: дис. … канд. юрид. наук : 12.00.02 / Головкова
Антонина Юрьевна. Екатеринбург, 2016.
3 Тарибо Е. В. К вопросу об установлении и исследовании фактических обстоя
тельств в конституционном судопроизводстве (на примере налогообложения) // Рос
сийский юридический журнал. 2010. № 1. С. 7-18.
4 Davis K. C. An Approach to Problems of Evidence in the Administrative Process //
Harvard Law Review. Vol. 55. 1942. No. 3. P. 364–425.
5 Chayes A. The Role of the Judge in Public Law Litigation // Harvard Law Review.
Vol. 89. 1976. No. 1. 7. P. 1281-1316.
судебной деятельности1. Его перу также принадлежит множество статей по различным проблемам конституционно-судебного доказывания. Равным образом к числу ведущих исследователей относится Э. Ларсен. В целом основные доказательственные аспекты конституционного нормоконтроля в США являются достаточно изученными.
Методология диссертационного исследования. В работе применены общие и частные методы научного познания. Среди общих методов – диалектический метод, метод анализа и синтеза, дедукции и индукции, абстракции и конкретизации, аналогии и моделирования. Из частных методов – формально-юридический метод, методы сравнительно-правового и историко-правового анализа, метод анализа и обобщения судебной практики.
Основным методом исследования выступил сравнительно-правовой метод, позволивший изучить основные принципы, понятия и конструкции общей теории судебных доказательств в их преломлении в конституционном судебном процессе России и США. При этом исследовательский акцент ставился не столько на самих доказательственных правилах, сколько на основаниях их возникновения, развития и функционирования. Историко-правовой метод позволил проследить генезис отдельных доказательственных конструкций и подходов к оценке доказательств в континентальной и англосаксонской правовых традициях. С помощью метода анализа и обобщения судебной практики были выявлены особенности доказывания, обусловливаемые содержанием конституционного нормоконтроля.
Теоретическую основу исследования составили труды дореволюционных (Е. В. Васьковский, А. Х. Гольмстен, К. И. Малышев, Е. А. Нефедьев, С. В. Пахман, Б. В. Попов, Т. М. Яблочков и др.), советских (В. Д. Арсеньев, Р. С. Белкин, Л. А. Ванеева, А. Я. Вышинский, М. А. Гурвич, В. И. Каминская, А. Ф. Клейнман, А. С. Козлов, С. В. Курылев, Т. А. Лилуашвили, Л. П. Смышляев, М. С. Строгович, А. И. Трусов, Ф. Н. Фаткуллин, Я. Л. Штутин, К. С. Юдельсон и др.) и российских процессуалистов (Г. О. Або-лонин, О. В. Баулин, В. С. Балакшин, А. А. Давлетов, А. В. Ильин, А. Г. Коваленко, В. Я. Колдин, В. В. Молчанов, Е. А. Нахова, С. В. Никитин, Ю. К. Орлов, И. Г. Ренц, И. В. Решетникова,
1 Faigman D. L. Constitutional Fictions: A Unifed Theory of Constitutional Facts. Oxford : Oxford University Press, 2008.
С. Б. Россинский, Т. В. Сахнова, Ю. А. Сериков, М. К. Треушников, М. А. Фокина, С. А. Шейфер, В. В. Ярков и др.), а также работы специалистов в области англо-американского доказательственного права (Р. Аллен, И. Бентам, У. Блэкстон, К. Броун, Дж. Вигмор, М. Дамаска, П. Джинелли, Д. Дикс, Я. Дэннис, Р. Ийдс, К. Клер-монт, Дж. Кокотт, Дж. Лангбейн, Э. Морган, Д. Нэнс, М. Пардо, А. Стайн, Дж. Стифен, Дж. Тайер, У. Твайнинг, Дж. Тейлор, Д. Флеминг, Р. Фриер, С. Хаак, Х. Л. Хо и др.).
Кроме того, исследование основывается на трудах российских и американских (зарубежных) конституционалистов, а также теоретиков и специалистов по различным отраслям права, среди которых – С. С. Алексеев, К. В. Арановский, В. К. Бабаев, С. А. Белов, М. Л. Белых, П. Д. Блохин, Н. С. Бондарь, О. В. Брежнев, Г. В. Вайпан, Н. В. Витрук, Г.А. Гаджиев, А. В. Должиков, А. П. Евсеев, Т. Д. Зражевская, В. Д. Зорькин, А. Г. Карапетов, А. Т. Кара-сев, С. Д. Князев, О. А. Кожевников, А. Н. Кокотов, М. А. Кокотова, С. А. Комаров, К. Н. Коротеев, М. В. Кротов, В. А. Кряжков, О. Н. Кряжкова, Л. В. Лазарев, А. А. Ливеровский, А. В. Мазуров, М. А. Митюков, С. Э. Несмеянова, Ж. И. Овсепян, В. Н. Руденко, П. И. Савицкий, М. С. Саликов, В. А. Сивицкий, Н. Н. Тарасов, Е. В. Тарибо, А. Ф. Черданцев, Х. Б. Шейнин, Б. С. Эбзеев, Г. Би-кель, К. Боргман, К. Брайант, А. Вулхендлер, Д. Город, Дж. Доббинс, К. Дэвис, Р. Исмер, Г. Кельзен, Д. Кеннеди, Э. Ларсен, Д. Хашимото, Д. Макгиннис, К. Мешершмидт, Д. Оливер-Лалана, Р. Пайн, Р. Познер, М. Пономаренко, Т. Салливан, Д. Солов, Д. Страус, Э. Су-орд, М. Ташнет, Д. Фэйгман, Р. Фэллон, А. Чейз, Э. Чемерински, К. Шоу и др.
Нормативная основа исследования представлена системами действующего правового регулирования России и США, правовыми позициями Конституционного Суда России и прецедентами Верховного суда США.
Эмпирическую основу исследования составили решения российских и американских судов, осуществляющих конституционный нормоконтроль, материалы рассмотренных ими дел, видеозаписи заседаний Конституционного Суда России и аудиозаписи слушаний Верховного суда США.
Научная новизна диссертационного исследования. Данная работа представляет собой первое комплексное исследование инсти-
тута доказывания и доказательств в конституционном судебном процессе России и США, позволившее в сравнительно-правовом ключе: определить значение фактов для проверки конституционности нормативных правовых актов; раскрыть содержание предмета доказывания и описать механизм его формирования во взаимосвязи с положениями российской и американской Конституций; выяснить причины, обусловливающие инквизиционный характер конституционного правосудия; раскрыть особенности структуры доказывания в централизованной и децентрализованной моделях конституционного контроля; уточнить содержание и свойства конституционно-судебных доказательств; проанализировать практику вовлечения в конституционно-судебный оборот нетипичных для судебного правоприменения доказательств.
По результатам проведенного исследования на защиту выносятся следующие положения, обладающие научной новизной:
-
По итогам сопоставления характеристик традиционной и общественно-правовой моделей правосудия и выявления отличий между судебными процессами, имеющими правоприменительную природу, и конституционным судебным процессом сформулировано авторское определение понятия конституционно-судебного доказывания, под которым предлагается понимать урегулированную нормами права совокупность процессуальных действий, осуществляемых судом, участвующими в деле лицами и неопределенным кругом заинтересованных (в широком смысле слова) субъектов, направленных на достоверное установление обстоятельств прошлого, фактов-состояний и событий, которые имеют вероятность наступить в будущем, для решения вопроса о конституционности проверяемых нормативных положений, а также реализации иных полномочий органов конституционного судебного контроля.
-
Установлено, что необходимость оперирования фактами, которые вводятся в конституционно-судебный оборот с помощью доказательств, обусловливается тем, что любое правотворческое решение должно иметь адекватное фактологическое обоснование. Нормативное регулирование, будучи результатом целенаправленной деятельности, всегда задается социальными потребностями и призвано оптимальным образом упорядочивать общественные отношения. В этом смысле факты должны лежать в основе принимаемых правотворческих решений, объясняя их логику и свидетельствуя об
их конституционности. Следовательно, ключевая особенность конституционного судебного процесса заключается в том, что предмет доказывания по делу составляют не юридические факты (за исключением процедурных фактов), то есть обстоятельства, с которыми право связывает возникновение, изменение и прекращение правоотношений, а факты, характеризующие правотворческие решения, служащие их основанием (конституирующий аспект) и свидетельствующие об обоснованности и рациональности избранного правового регулирования либо опровергающие упомянутые характеристики (оценочный аспект). В этом смысле в процессе отправления конституционного правосудия факты выступают контекстом, позволяющим давать правотворческим решениям содержательные конституционные оценки. Поэтому складывающееся в отечественном конституционном праве представление о том, что конституционный нормоконтроль не предполагает установления фактов, нуждается в переосмыслении.
3. Выявлено, что в отличие от предмета доказывания в судебных
процессах, имеющих правоприменительную природу, границы до
казуемого в конституционном судебном процессе более размыты.
Это связано с тем, что конституционные принципы, подлежащие
применению органами конституционного судебного контроля, но
сят настолько абстрактный и лапидарный характер, что они сами по
себе без толкования, даваемого с учетом контекста, определяемого
нормами права, конституционность которых подлежит проверке, не
способны указывать на обстоятельства, подлежащие установлению
в рамках конкретных споров. В диссертации продемонстрирова
но, что указанная особенность механизма формирования предмета
доказывания фактически превращает высшие органы конституци
онного судебного контроля (Конституционный Суд России и Вер
ховный суд США) в центральную фигуру доказательственной дея
тельности, наделенную возможностью по своему усмотрению очер
чивать предмет доказывания по делу. Как следствие, существенно
возрастает значение правовых позиций органов конституционного
судебного контроля (в России), стандартов оценки конституционно
сти и судебных прецедентов (в США) как источников формирова
ния предмета доказывания в конституционном судебном процессе.
4. Показано, что если в рамках судебного правоприменения
бремя доказывания перераспределяется (механизм общего распре-
деления остается идентичным) преимущественно законодателем путем закрепления специальных правил распределения доказательственного бремени в нормах материального права, то применительно к конституционному судебному процессу у него такие возможности практически отсутствуют. Это объясняется тем, что органы конституционного судебного контроля руководствуются конституционными нормами, которые обычно не предусматривают специальных правил распределения бремени конституционно-судебного доказывания (редкие исключения иногда встречаются, например в ЮАР, однако Конституции России и США таких положений не содержат). Вместе с тем это вовсе не означает, что доказательственное бремя в конституционном судебном процессе перераспределяется менее гибко, поскольку, с одной стороны, органы конституционного судебного контроля могут заниматься его перераспределением, давая толкование конституционным нормам как обязывающим ту или иную сторону подтвердить либо опровергнуть законодательное предположение. С другой стороны, они могут активно прибегать к фактическим презумпциям.
В данном контексте также сделан вывод о том, что в конституционном судебном процессе России презумпция конституционности выступает лишь в качестве правового принципа, не способного предрешать выводы о существовании (отсутствии) фактов, свидетельствующих о конституционности правотворческих решений, тогда как в США данная презумпция действительно, учитывая ее ограниченное действие при рассмотрении ряда категорий конституционно-судебных споров и наличие дифференцированных подходов к оценке фактологической обоснованности нормативных правовых актов, имеет статус презумпции.
5. На основе экстраполяции положений концепции допроцессу-ального интереса на содержание предмета конституционно-судебного доказывания предложена следующая модель распределения бремени доказывания в конституционном судебном процессе: процедурные факты, а также содержательные факты, конституирующие правотворческое решение, должны доказываться органами, принявшими оспариваемые нормативные правовые акты, тогда как их негативные проявления и правоприменительные недостатки – лицом, инициирующим конституционный судебный процесс. В остальной же части каждая сторона должна доказывать существование тех
фактов, на которые она ссылается как на основания своих требований и возражений, в том числе факты процессуального характера.
-
Аргументировано, что самостоятельное собирание доказательств органами конституционного судебного контроля не следует расценивать как отхождение от принципа состязательности (даже в США, считающихся родиной состязательного процесса), поскольку в ходе отправления конституционного правосудия установлению подлежат факты правотворческого значения, а потому стороны по определению не могут располагать сведениями о них на «монопольных» началах. В этом смысле законодательные факты могут возникать как до, так и в связи с принятием оспариваемых нормативных положений, существовать постоянно и неизменно, выражая свойства определенных объектов и явлений, прекратиться (обнаружиться) к моменту возбуждения дела в суде и т. д. Следовательно, и органы конституционного судебного контроля, и лица, участвующие в деле, занимают равноудаленное положение по отношению к фактам, составляющим предмет доказывания по делу.
-
Обосновано, что использование децентрализованной (американской) модели конституционного контроля фактически приводит к появлению автономных и не подчиненных друг другу доказательственных систем (в рамках производства в судах первой инстанции, в судах апелляционной инстанции и в высшей судебной инстанции). Ввиду необходимости предоставления судьям возможности свободно выстраивать конституционно-судебную аргументацию полновесное доказывание фактов, характеризующих правотворческие решения, может осуществляться в ходе разбирательства в судах практически любой инстанции. Не исключены даже ситуации, когда тот или иной законодательный факт впервые будет установлен именно в высшей судебной инстанции, хотя с институциональной (процедурной) точки зрения она к этому не приспособлена; или когда законодательные факты, установленные судами первой инстанции, будут проигнорированы судами вышестоящих инстанций. В связи с этим доказано, что выстраивать логически выверенную и непротиворечивую доказательственную систему в рамках централизованной модели конституционного контроля значительно проще.
-
Установлено, что конституционно-контрольная деятельность, будучи связанной с оценкой правотворческих решений, требует – в отличие от судебного правоприменения – исследования мате-
риалов законодательного (правотворческого) процесса, судебных решений, свидетельствующих о состоянии правоприменительной практики, иностранного права и статистики. По результатам анализа обширной конституционно-судебной практики России и США определено юридическое значение сведений о фактах, получаемых путем обращения к указанным источникам. В то время как доказательственная ценность материалов законодательного процесса во многом зависит от качества фактологического обоснования, даваемого правотворческими органами своим нормативным решениям, они могут иметь юридическое значение даже в тех случаях, когда не содержат каких-либо сведений о фактах. В частности, при возложении на законодателя обязанности обосновывать вводимые им правоограничения материалы законодательного процесса фактически превращаются в единственное допустимое доказательство их конституционности. В целом материалы законодательного процесса получают доказательственное значение при осуществлении судебного контроля как по материальным, так и формальным критериям конституционности, в то время как судебные решения, свидетельствующие о состоянии правоприменительной практики, сведения об иностранном праве и статистика способствуют исключительно содержательной конституционно-судебной оценке правотворческих решений.
Теоретическая и практическая значимость исследования. Те о-ретическая значимость работы состоит в расширении научных представлений о природе доказывания и доказательств за счет переосмысления их сущности в контексте конституционного нормоконтроля. Она предостерегает отечественную юридическую науку от дальнейшей концептуализации так называемых «правовых обстоятельств» в составе предмета доказывания; выявляет фундаментальные расхождения в доказательственных системах, обусловливаемые использованием централизованной либо децентрализованной модели конституционного контроля и правовыми традициями России и США; создает теоретическую основу для дальнейшего исследования рассматриваемой проблематики.
Практическая значимость работы состоит в разработке и обосновании предложений по совершенствованию российского законодательства в части доказывания и доказательств в конституционном судебном процессе. Кроме того, выводы, полученные по результа-
там проведенного диссертационного исследования, могут использоваться при подготовке обращений в органы конституционного судебного контроля и ведении дел, а также в процессе преподавания дисциплин конституционно-правового профиля.
Степень достоверности и апробация результатов исследования. Основные положения и выводы диссертационного исследования опубликованы в ведущих рецензируемых научных журналах, рекомендованных ВАК при Минобрнауки России. Они обсуждались на Конференции молодых ученых в Университете Висконсина в Мэдисоне (г. Мэдисон, США, 26 июля 2018 г.), на заседаниях экспертных групп X и XI сессий Европейско-Азиатского правового конгресса (г. Екатеринбург, 10 июня 2016 г., 9 июня 2017 г.), на II Уральском форуме конституционалистов (г. Екатеринбург, 7 октября 2016 г.), на III Летней школе молодых ученых МГЮА им. О. Е. Кутафина «Инновационные модели в правовой науке и практико-ориентирован-ные технологии в юридическом образовании» (г. Москва, 21–27 июня 2016 г.). Кроме того, авторские теоретические разработки нашли успешное применение в рамках Всероссийского конкурса по конституционному правосудию «Хрустальная Фемида» (г. Санкт-Петербург, 2013, 2015 гг.; г. Москва, 2017, 2018 гг.), в котором диссертант одерживал победу четыре раза.
Диссертация подготовлена на кафедре конституционного права ФГБОУ ВО «Уральский государственный юридический университет», где прошла рецензирование, обсуждение и была рекомендована к защите.
Структура диссертационного исследования. Работа состоит из введения, трех глав, включающих в себя восемь параграфов, заключения, списка источников и двух приложений.
Понятие и сущность конституционно-судебного доказывания
Стремясь подчеркнуть исключительную важность доказательственных правил для процесса отправления правосудия, известный британский юрист сэр Уильям Блэкстон в своём знаменитом труде, посвящённом толкованию английских законов, отмечал, что «на свыше сотни тяжб, возникающих из-за спорных фактов, приходится одна тяжба, являющаяся следствием сомнений в вопросах права»21. Данное наблюдение, сделанное больше двух столетий назад применительно к английскому правопорядку, кажется, не теряет своей актуальности и в современных условиях и хорошо объясняет, почему выдающийся английский мыслитель Иеремия Бентам был склонен отождествлять искусство судопроизводства с «искусством пользоваться доказательствами»22. Действительно, отличительной чертой любого судебного разбирательства выступает то, что судья в момент возбуждения дела, как правило, находится в состоянии неопределённости относительно действительных обстоятельств конкретных споров23, и в целях вынесения законного и обоснованного судебного акта он вынужден заниматься воссозданием и реконструированием имевших место в прошлом событий и фактов, которые характеризуют суть спорных правоотношений и имеют значение для правильного разрешения дела. По большому счёту именно это обстоятельство позволило институту доказывания и доказательств занять особое, центральное положение в системе процессуального права.
Тем не менее имеется достаточно оснований полагать, что оценки, озвученные Блэкстоном и Бентамом, были бы, скорее всего, не столь однозначными, будь у них возможность принимать во внимание такой специфический вид судебной деятельности, как контроль за конституционностью нормативных правовых а к-тов. Получив широкое распространение на юридической «карте мира» в XX веке, институт конституционного судебного контроля не только изменил традиционные представления о природе правосудия и роли судов в обществе, но и размыл чёткую грань, которая последовательно проводилась в процессуальной науке между вопросами факта и вопросами права24. Выяснилось, что основания их различения, используемые в контексте гражданского и уголовного процессов, не совсем пригодны д ля конституционного судебного процесса, в рамках которого установление фактов осуществляется главным образом 25 не в целях их дальнейшей юридической оценки (правовой квалификации)26 путём нахождения применимой к спорной ситуации нормы права по правилам дедукции27, а для решения вопроса о конституционности самих нормативных положений. Как нетрудно догадаться, по своему содержанию такие факты тесно связаны с вопросами права, но к ним не сводятся, а потому и подлежат доказыванию. Следовательно, в конституционном судебном процессе, если факты и имеют решающее значение, то абсолютно не по тем причинам, по которым они так важны для обычного судебного правоприменения.
Поэтому в целях определения содержания и объёма понятия конституционно-судебного доказывания необходимо, во-первых, понять природу и функциональное назначение фактов, устанавливаемых при проверке конституционности нормативных правовых актов. Очевидно, что конституционно-контрольная де я-тельность в силу своей специфики не вписывается в рамки традиционной модели правоприменения, разработанной в отечественной теории права. Давая конституционно-правовую оценку результатам правотворческой деятельности, органы конституционного судебного контроля, даже если они в строгом смысле и не выполняют правотворческих функций28, вынуждены рассматривать факты не в правоприменительном русле, а именно с правотворческих позиций. Это объясняется сти», на устранение которых по большому счёту и направлен конституционный нормоконтроль тем, что в конституционном судебном процессе факты устанавливаются для уяснения социальной обусловленности (обоснованности) самих нормативных велений, что налагает серьёзный отпечаток на предметную область конституционно-судебного доказывания29. Если данная исследовательская установка верна, то функциональное назначение фактов, составляющих предмет доказывания в конституционном судебном процессе, следует искать в характере деятельности органов конституционного судебного контроля, которая по своей сути значительно приближается к правотворчеству.
Второй исследовательский шаг должен заключаться в выявлении особенностей, присущих конституционно-контрольной деятельности, и определении степени их влияния на доказательственную активность, осуществляемую в процессе отправления конституционного правосудия. Дело в том, что теория судебных доказательств формировалась и развивалась преимущественно в контексте судебных процессов, имеющих правоприменительную природу (прежде всего, гражданского и уголовного процессов), которые по своим характеристикам соответствуют традиционной модели правосудия, тогда как конституционный судебный процесс обладает уже рядом признаков, позволяющих отнести его к общественно-правовой модели правосудия30.
В обобщённом и уточнённом в контексте конституционного судебного процесса виде отличия между названными моделями могут быть сведены к следующим положениям: если в традиционной модели правосудия 1) структура лиц , участвующих в деле, является биполярной , 2) доказывание направлено на установление касающихся только сторон единичных фактов и преимущественно носит ретроспективный характер, 3) а судебное решение влечёт правовые последствия только для лиц, участвующих в деле31, то в общественно-правовой модели правосудия 1) состав сторон уже носит многополярный характер, 2) доказательственная деятельность не ограничивается ретроспективой и начинает главным образом включать установление фактов-состояний32 и событий, которые имеют вероятность наступить в будущем, а объектом доказывания выступают обобщённые (генерализированные) факты, выходящие за пределы конкретного спора и обретающие свойство относимости в аналогичных конституционно-судебных делах, инициируемых другими субъектами права, 3) и судебное решение влияет не только на права и обязанности лиц, участвующих в деле, но и способно менять содержание правового статуса широкого круга субъектов, не вовлечённых в судебный процесс33. В этом смысле для определения признаков конституционно-судебного доказывания необходимо содержание доказательственной деятельности, осуществляемой в рамках судебных процессов, имеющих правоприменительную природу, сопоставить с особенностями конституционного нормоконтроля34.
Бремя доказывания в конституционном судебном процессе Российской Федерации и Соединённых Штатов Америки
Если предмет доказывания обозначает совокупность фактов, подлежащих установлению для правильного разрешения дела, то бремя доказывания указывает на саму необходимость совершения процессуальных действий по формированию доказательственного материала, способного подтвердить либо опровергнуть с у-ществование фактов, на которые стороны ссылаются как на основание своих требований и возражений. В этом смысле бремя доказывания – при условии, что оно грамотно распределено между тяжущимися, – выступает важной составляющей в деле оптимизации всего хода судебного разбирательства.
Необходимо заметить, что бремя доказывания как процессуальная конструкция возникало не случайно. Его появление продиктовано объективными соображениями и связано с тем, что суд не может и не должен принимать утверждения сторон о фактах на веру206. По общему правилу любые суждения фактоло-2076 гического свойства, если они кладутся в основу правового требования, должны быть подкреплены доказательствами207. Тем не менее в процессе отправления правосудия неизбежно возникают ситуации, когда – как по объективным, так и субъективным причинам – действительные обстоятельства конкретных споров остаются невыясненными либо выясняются не до конца. Но даже в таких условиях – условиях недостаточности доказательств – суд не может уклониться от разрешения дела по существу. Именно поэт ому важно заблаговременно, ещё до начала судебного разбирательства определить, на ком лежит задача по формированию доказательственного материала и какие последствия наступят в случае недоказанности фактов, составляющих предмет доказывания по делу208.
В отечественной теории судебных доказательств высказывались различные точки зрения о правовой природе и содержании бремени доказывания (обязанности по доказыванию). Одни процессуалисты предлагали рассматривать бремя доказывания в качестве юридической обязанности209, невыполнение которой влечёт проигрыш судебного спора и наступление негативных последствий как матери-ально-правового210, так и процессуального плана211.
Другие процессуалисты, указывая на некорректность отождествления бремени доказывания с юридической обязанностью, отмечали, что стороны не могут быть понуждены к представлению доказательств , так как необходимость совершения сторонами доказательственных действий не подкрепляется юридическими санкциями212. Более того, в качестве весомого довода о несостоятельности позиции их научных оппонентов они могли указать на обязанность суда содействовать сторонам в изыскании доказательственного материала213.
Третья группа процессуалистов предлагала рассматривать бремя доказывания как «фактическую необходимость», которая сопутствует процессу восстановления нарушенного права. Иными словами, бремя доказывания обозначает объём доказательственных усилий, которые необходимо приложить стороне, если она желает получить судебную защиту. Например, Е. В. Васьковский, призывая не отождествлять бремя доказывания с обязанностью доказывания, отмечал, что у тяжущихся в принципе не может быть такой обязанности, поскольку они «вольны не совершать никаких процессуальных действий... Но так как сторона, желающая выиграть дело, должна доказать обстоятельства, на которых она основывает свои требования или возражения, то и говорят, что на ней лежит бремя доказывания этих обстоятельств»214.
Такой широкий диапазон точек зрения относительно правовой пр ироды бремени доказывания не должен вызывать особого удивления, поскольку он задан объективно и во многом обусловлен установившейся в конкретный исторический период доктринальной парадигмой, в рамках которой учёные-процессуалисты осуществляли свою научную деятельность. В частности, дореволюционные правоведы имели серьёзное основание различать бремя доказывания и обязанность по доказыванию ввиду того, что Судебные реформы 1864 года перевели отече-211 ственную модель правосудия на состязательные «рельсы», устранив возможность судов самостоятельно «собирать справки» и предписав им выносить судебные решения на основе того доказательственного материала, который представлен тя-жущимися215. Следовательно, в указанный период конструкция бремени доказывания выполняла своё ис тинное предназначение, а именно, служила в качестве процессуального ориентира, позволяющего судьям во всяком случае разрешить спор, констатировав наличие или отсутствие фактов даже в условиях недостаточности доказательств.
В свою очередь, научные изыскания советских процессуалистов пришлись на время, когда в систему правосудия были введены следственные элементы, а на суд уже возлагалась обязанность устанавливать объективную истину216. Надо сказать, что это не только нивелировало значение института бремени доказывания, поскольку если сторона, ответственная за представление доказательств, проявила бы процессуальную пассивность или не справилась бы с задачей по формированию доказательственного материала, то вместо неё это был бы обязан сделать сам суд217, но и послужило катализатором к безусловно интересным218, но несколько искажавшим изначальный смысл конструкции бремени доказывания, доктри-нальным изысканиям. Вместе с тем советским правоведам нужно отдать должное: они всё же признавали, что «институт распределения обязанностей по доказыванию в советском гражданском процессе не может иметь того значения, которое он имеет в буржуазном гражданском процессе»219.
Методологическая погрешность в отождествлении бремени доказывания и обязанности доказывания, на наш взгляд, состоит в том, что, когда невыполнение бремени доказывания напрямую связывается с проигрышем судебного дела (наступлением материально-правовых, процессуальных последствий и т. д.), происходит выхолащивание собственно процессуального содержания бремени доказывания и акцент неоправданно смещается на второстепенные, недоказательственные вопросы, хотя данная конструкция должна рассматриваться исключительно в контексте возможности суда констатировать факты, которые, в свою очередь, действительно могут приводить к весьма конкретным юридическим последствиям. Однако важно понимать, что выведение доказательственной деятельности из фактической плоскости препятствует её предметному изучению: отождествлять бремя доказывания с обязанностью из-за возможности наступления правовых последствий – это всё равно что связывать смерть человека с фактом его рождения: если бы не родился, то и не умер бы…
В то же время в контексте отправления правосудия речь может идти как раз об обязанности по доказыванию. Например, когда суд реализует свои полномочия по истребованию доказательств и обязывает не вовлечённых в судебный процесс субъектов представить имеющиеся в их распоряжении доказательства. Если учесть, что подобные требования подкрепляются государственным принуждением, в том числе мерами ответственности (например, статья 50 Закона о Конституционном Суде содержит бланкетную норму, которая отсылает к законодательству об административных правонарушениях), и что их невыполнение не может стать основанием для вывода о фактах, то необходимо говорить именно об обязанности по доказыванию. Следовательно, бремя доказывания отличается от обязанности доказывания тем, что невыполнение только первого может служить основанием для фактических констатаций220.
Действительно, именно такая роль отводится конструкции бремени доказывания в американском судебном процессе, где она рассматривается в качестве процессуального инструмента, позволяющего констатировать факты в условиях недостаточности доказательств221. Кроме того, наличие данной конструкции вносит в судебное разбирательство правовую определённость, делает его более предсказуемым и позволяет исключить посторонние факторы, которые способны оказать негативное влияние на процесс отправления правосудия222. К этому необходимо добавить, что бремя доказывания имеет дисциплинирующее воздействие и положительным образом сказывается на качественной и количественной полноте доказательств, поскольку любой разумный субъект , зная о своей доказател ь-ственной обременённости и не исключая потенциальной возможности возникновения конфликта, обычно проявляет более ответственное и бережное отношение к доказательствам.
Что касается субъектов процессуальных отношений, на которых может быть возложено бремя доказывания, то к ним нужно относить только лиц, участвующих в деле. В процессуальной литературе это, как правило, обосновывается тем, что «[н]икаких материально-правовых последствий, связанных с недоказанностью фактов»223, на остальных участников судебного процесса – суд или лиц, содействующих отправлению правосудия, – возложить нельзя. Однако, на наш взгляд, истинная причина невозможности возложения доказательственного бр е-мени на орган судебной власти заключается в том, что его неудовлетворительная доказательственная активность ни в коем случае не может стать основанием для того или иного вывода о фактах.
Оценка доказательств в конституционном судебном процессе Российской Федерации и Соединённых Штатов Америки
Ключевым элементом структуры судебного доказывания, призванным подводить черту под судебным разбирательством, выступает оценка доказательств. После того как соответствующие сведения о фактах были собраны, надлежащим образом представлены и исследованы, наступает, пожалуй, самый ответственный момент, когда необходимо решить, способны ли имеющиеся в деле доказательства подтвердить, что факты, на которые стороны ссылались как на основания своих требований и возражений, имели (имеют) место в действительности. В этом смысле подходы к оценке доказательств, которые используются в России и США, имеют разительные отличия как по своим философско-гносеологическим основаниям, так и процедурно-техническому воплощению. В результате российские и американские суды – даже при наличии идентичных по своему содержанию доказательств – могут в определённых ситуациях приходить к противоположным выводам относительно установленности фактов, составляющих предмет доказывания по делу.
Такое положение вещей имеет разумное объяснение и связано с тем, что российская и американская правовые традиции отправления правосудия формировались и развивались под влиянием различных факторов. При этом контекст, в рамках которого происходила выработка соответствующих правил оценки доказательств, определялся не только содержанием господствовавших в государстве идеологических установок, но также и принадлежностью государства к конкретной правовой семье. Так, если российская правовая традиция, разделяя черты ро-мано-германской правовой семьи, исторически тяготела к инквизиционным (следственным) началам правосудия, то американская правовая традиция, будучи производной от англосаксонской правовой семьи, всегда отдавала безусловный приоритет принципу состязательности375.
В свою очередь, континентальная инквизиционность имела серьёзные недостатки. Они заключались не только в том, что судья, стремясь установить объективную истину, активно занимался собиранием доказательств и ставил тем самым под сомнение свою беспристрастность 376, но и в том, что в средневековом выражении каждая разновидность доказательства наделялась заранее установленной силой377. В этом смысле появление в континентальной доктрине положений, предусматривавших, что оценка доказательств должна осуществляться по «внутреннему убеждению» судьи, было продиктовано стремлением преодолеть теорию формальных доказательств и смягчить её негативные проявления378.
В условиях же состязательности, когда исход судебного разбирательства напрямую определялся качеством процессуальных усилий, приложенных спорящими сторонами, подобной проблемы никогда не возникало. Более того, принцип состязательности изначально подразумевал, что в рамках судебного процесса о своей правоте спорят именно тяжущиеся. Поэтому кажется закономерным, что структура бремени доказывания в англо-американском доказательственном праве состоит не только из собственно бремени представления доказательств, но также и бремени убеждения379.
К этому следует добавить, что в рамках англосаксонской правовой традиции решение вопросов факта исторически возлагалась на присяжных заседателей, тогда как в континентальной правовой традиции эту роль преимущественно выполнял профессиональный судья380. Данное обстоятельство обусловило необходимость разработать понятные и вразумительные для простых обывателей критерии, руководствуясь которыми они могли бы определить, в состоянии ли пре д-ставленные доказательства продемонстрировать существование (отсутствие) и с-комых фактов. Как следствие, в отечественной теории судебных доказательств признание и наиболее содержательное осмысление получил принцип свободной оценки доказательств, тогда как в американском доказательственном праве предпочтение было отдано объективным стандартам доказывания381, гносеологической основой которых выступила теория вероятностей382.
Если говорить о содержании деятельности по оценке доказательств, то она может быть определена как структурный элемент судебного доказывания, который заключается «в ос мыслении… результатов непосредственного восприятия доказательств, приводящ[ий] к формулированию вывода о юридически значимых обстоятельствах и получающ[ий] внешнее выражение в виде процессуальных действий, регламентированных законом»383. Иными словами, ключевое отличие оценки доказательств от иных форм познавательной деятельности состоит в том, что она выступает в качестве юридически значимого процессуального действия, которым решается вопрос об установленности фактов, входящих в предмет доказывания по делу. Следовательно, оценку доказательствам даёт только суд.
Принцип свободной оценки доказательств предполагает, что она осуществляется по внутреннему убеждению и что доказательства не имеют заранее установленной силы384. При этом важно подчеркнуть, что внутреннее убеждение не является «безотчетным мнением или впечатлением»385, поскольку субъективные начала свободной оценки доказательств нивелируются, помимо прочего, требованиями об обоснованности и мотивированности судебных актов. Оценивая доказательства по внутреннему убеждению, суд также должен объяснять, почему при наличии противоречащих друг другу доказательств предпочтение было отдано тому или иному доказательству. Что касается свойств, на наличие которых сведения о фактах подлежат проверке, то по внутреннему убеждению суд может оценивать только достоверность и достаточность доказательств. Дело в том, что вопрос о допустимости доказательств решается в соответствии с объективными критериями, устанавливаемыми в законе386, а относимость доказательств определяется в зависимости от содержания гипотезы и диспозиции подлежащих применению правовых норм, что также предполагает наличие некоторой объективности (хотя к конституционному судебному процессу данный тезис применим с некоторыми оговорками).
Важно заметить, что нежелание европейских юристов использовать дифференцированный и структурированный подход к оценке доказательств можно связать с ценностными установками. Дело в том, что в континентальной правовой традиции возможность установления фактических обстоятельств конкретных дел на вероятностной основе исторически не признавалась. Как было справедливо замечено К. В. Арановским, «[а]нглосаксы мирятся с корректным результатом процесса, даже если тот не утолит ожиданий истины, а на европейском континенте, напротив, пожертвуют состязательностью и строгостью процессуальных форм, но не решатся открыто пренебречь истиной»387. Кстати, в отечественной юриспруденции инквизиционный подход получил наиболее яркое выражение в советский период, когда объективная истина была возведена в ранг принципа процессуального права388.
Довольно примечательно, что континентальный подход к оценке доказательств нередко вызывает искреннее удивление у юристов, взращённых по англоамериканским канонам доказательственного права. С их точки зрения, использование критерия внутреннего убеждения предполагает наличие высшей степени уверенности в существовании факта. Нежелание признавать возможность разрешения правовых споров на основе вероятностных знаний фактически означает, что даже при рассмотрении рядовых гражданских дел суд вынужден решать вопрос об установленности фактов, руководствуясь, по сути, уголовно -процессуальным стандартом доказывания389.
Теперь проанализируем подходы к оценке доказательств, которые находят применение в американском судебном процессе, и попытаемся выяснить, по какому принципу они сформулированы. Появление в англо-американском доказательственном праве стандартов доказывания было обусловлено желанием минимизировать риски возможных фактических ошибок, не возлагая при этом на страждущих лиц непосильной ноши по формированию доказательственного ма-териала390. Кроме того, в расчёт принимались суждения о том, что пролить свет на всю совокупность фактов, имевших место в прошлом, не всегда представляется возможным и что суд порой бывает вынужден отправлять правосудие в условиях неопределённости относительно действительных обстоятельств конкретных споров. Указанные прагматические соображения послужили основанием для введения дифференцированного подхода к оценке доказательств.
Сведения об иностранном праве
В теории судебных доказательств сформулирован один из важнейших постулатов, в соответствии с которым нормы права, подлежащие применению в конкретном деле , не нуждаются в доказывании, поскольку презюмируется, что «суд знает право». Однако, как уже отмечалось, данная презумпция исторически не распространялась на иностранное право, если по обстоятельствам конкретных споров оно обладало статусом применимого права549. В этом контексте важно подчеркнуть, что, коль скоро в конституционном судебном процессе сведения о зарубежном правовом регулировании подлежат установлению для решения в опроса о конституционности проверяемых нормативных положений, содержание иностранного права550 тем более необходимо доказывать.
В литературе выделяются два режима цитирования органами конституционного судебного контроля положений иностранного права. С одной стороны, речь может идти о содержательном цитировании, когда определяются оптимальные варианты разрешения конституционно-судебных споров и выявляются аргументы «за» и «против». С другой стороны, органы конституционного правосудия могут заниматься стратегическим цитированием, когда ссылки на иностранное право призваны подчеркивать общность правовых систем, указывать на готовность конституционно-судебных органов к переменам, а также способствовать их идентификации в конституционном пространстве551.
В свете обозначенной дихотомии важно подчеркнуть, что положения иностранного права, ссылки на которые попадают в текст конституционно-судебного акта, выступают в качестве законодательных фактов лишь тогда, когда они влияют на результаты конституционно-контрольной деятельности, не будучи при этом, разумеется, формально обязательными для органов конституционного правосудия. Тогда возникает другой вопрос: как определять степень релевантности тех или иных положений иностранного права? И как отличить случаи, когда, с одной стороны, зарубежный правовой опыт служит действительно основанием решения и когда, с другой стороны, ссылка на него превращается лишь в «попутно сказанное» к заранее принятому решению, словом, в «декоративный» элемент аргументации? «Очередная форма судейского фигового листа»552 – именно такую оценку склонен давать Р. Познер практике цитирования судами иностранных источников, которая, по его мнению, всегда страдает избирательностью.
Действительно, работа с зарубежными правотворческими решениями с о-пряжена с методологическими трудностями, поскольку они «принимаются в контексте сложных социально-исторических и политико-институциональных условий [сложившихся в конкретной стране], о которых судьи Верховного суда США, равно как и другие американские судьи и юристы, в основном не осведомле 187 ны»553. На это также накладываются отрывочный характер их знаний о зарубежном праве, несовпадение объёма и содержания понятий, которые принято обозначать в различных правопорядках одним и тем же термином, и, если судьи не в состоянии работать с первоисточниками, неточности в переводных материалах554. Не менее важно и то, что конституционные идеи, хорошо приживающиеся в том или ином виде в третьих государствах, нередко разбиваются о национальные ценности и культурные нормы «стран-импортёров»555. Поэтому органы конституционного судебного контроля должны подходить к цитированию иностранных источников осторожно и отдавать отчёт в том, что необоснованное обращение к зарубежному правовому опыту может подорвать убедительность их решений и негативно сказаться на предсказуемости судебного разбирательства556.
Вместе с тем взвешенное апеллирование к иностранному опыту всё-таки несёт в себе позитивные моменты, которые связаны, прежде всего, с возможностью взглянуть на конституционные проблемы с различных ракурсов, вовлечь в процесс принятия решений большее количество аргументов, показать универсальные тенденции в области защиты прав человека и, самое главное, спрогнозировать возможный регулятивный эффект от принятия того или иного конституционно-судебного решения.
Переходя непосредственно к анализу судебных решений, содержащих ссылки на иностранное право, нужно заметить, что по степени интенсивности обращения к иностранному опыту американские суды заметно уступают зарубежным органам конституционного правосудия557. Более того, в последние годы наблюдается негативная тенденция в части использования сравнительного метода. Об этом, в частности, свидетельствует тот факт, что в 2010 году в Конституцию Оклахомы была внесена поправка, которая запрещает судам штатов основывать свои решения на сведениях об иностранном праве558. Тем не менее за более чем двухвековую практику конституционно-контрольной деятельности американские суды сумели накопить солидный багаж конституционно-судебных решений, на содержание которых иностранное право оказало далеко не последнее влияние559.
Необходимость учёта положений иностранного права может обусловливаться наличием конституционных положений, которые в той или иной степени подразумевают использование зарубежного опыта. Так, согласно толкованиям Верховного суда США, которые были даны Восьмой поправке к Конституции США (запрет жестоких и необычных наказаний), американские суды, определяя допустимость конкретных наказаний, должны исходить из «цивилизованных стандартов» уважения человеческого достоинства560. Придя к выводу о том, что практически ни одно цивилизованное государство в качестве наказания за совершение преступления не предусматривает лишения гражданства561 и что подобное наказание «полностью разрушает статус личности в организованном обществе» и по своему характеру является более «примитивным, чем пытки»562, высшая американская судебная инстанция признала нормативные положения, позволявшие лишать людей гражданства, не соответствующими Конституции США.
В другом деле, используя аналогичную аргументацию, Верховный суд США пришёл к выводу о неконституционности законоположений, предусматри вавших возможность назначения смертной казни лицам, отстающим в умственном развитии. В своём решении он процитировал меморандум amicus curia, поданный от лица Европейского Союза, из которого следовало, что «в мировом сообществе назначение высшей меры наказания за преступления, совершённые лицами, которые страдают умственными расстройствами, категорически осуждается»563. Верховный суд также принимал во внимание иностранный правовой опыт, когда признавал не соответствующими требованиям Восьмой поправки к Конституции США положения, которые предусматривали возможность назначения смертной казни лицам, не достигшим совершеннолетия. Решение по данному делу примечательно тем, что суд не преминул отметить, что «США являются единственным государством в мире, которое продолжает приговаривать несовершеннолетних к смертной казни»564.
Верховный суд США также обращается к зарубежному опыту, чтобы определить возможные последствия того или иного варианта правового регулирования. Например, подтверждая конституционность запрета на оказание врачебной помощи для совершения самоубийства (assisted suicide), он принял во внимание серьёзные риски злоупотреблений данным способом прекращения жизни и вывел право на получение соответствующих услуг за пределы действия XIV поправки к Конституции США. Проанализировав опыт легализации процедуры эвтаназии в Нидерландах, суд установил, что наличие даже строгих требований к процедуре проведения эвтаназии не исключает случаи произвольного лишения жизни лиц, находящихся по состоянию здоровья в уязвимом положении и не имеющих возможности ясно выразить своё согласие на смерть565.