Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Общие вопросы дифференциации уголовной ответственности за посягательства на здоровье человека .13
1. Здоровье человека как объект уголовно-правовой охраны .13
2. Сущность, средства и основания дифференциации уголовной ответственности в Особенной части УК РФ .32
3. Основные направления дифференциации уголовной ответственности за посягательства на здоровье человека 51
Глава II. Дифференциация уголовной ответственности при наличии признаков основных составов посягательств на здоровье человека .65
1. Вид негативного воздействия на здоровье как основание деления уголовной ответственности 65
2. Степень тяжести вреда здоровью как основание деления уголовной ответственности
3. Форма вины посягательств на здоровье как основание деления уголовной ответственности 117
Глава III. Дифференциация уголовной ответственности при наличии признаков квалифицированных и привилегированных составов посягательств на здоровье человека 127
1. Квалифицирующие признаки посягательств на здоровье человека и их влияние на ответственность 127
2. Привилегирующие признаки посягательств на здоровье человека и их влияние на ответственность .160
Заключение .165
Библиографический список
- Сущность, средства и основания дифференциации уголовной ответственности в Особенной части УК РФ
- Основные направления дифференциации уголовной ответственности за посягательства на здоровье человека
- Степень тяжести вреда здоровью как основание деления уголовной ответственности
- Привилегирующие признаки посягательств на здоровье человека и их влияние на ответственность
Введение к работе
Актуальность темы исследования предопределяется спецификой такого распространенного и весьма уязвимого объекта преступных посягательств, как здоровье человека. Во-первых, здоровье является характеристикой жизни и вместе с ней составляет биологическую основу личности, охране которой придается приоритетное значение. Во-вторых, данный объект представляет определенную сложность в плане построения надежной системы его уголовно-правовой защиты, так как само понятие «здоровье человека» имеет неоднозначную трактовку, внешнее воздействие может приводить к весьма разнообразным и разноаспектным его изменениям, которым подчас затруднительно дать адекватную правовую оценку. Вместе с тем современные общественные отношения являются источником динамично изменяющегося спектра угроз для здоровья человека, что обусловливает соответствующие требования к мерам защиты данного объекта. Ведущую роль среди них играют меры уголовно-правового характера.
С момента вступления в силу действующего УК группа норм, специально нацеленных на охрану здоровья человека, претерпела определенные изменения. Последние касались в основном регламентации признаков квалифицированных видов соответствующих преступлений,
а также санкций за их совершение. Все эти изменения вызывают несомненный интерес с точки зрения дифференциации ответственности. Кроме того, в 2007–2008 гг. вышли в свет новые подзаконные нормативные акты, регламентирующие правила и медицинские критерии определения тяжести вреда, причиненного здоровью человека (постановление Правительства РФ от 17.08.2007 № 522 «Об утверждении Правил определения степени тяжести вреда, причиненного здоровью человека»
и приказ Минздравсоцразвития РФ от 24.04.2008 № 194н «Об утверждении Медицинских критериев определения степени тяжести вреда, причиненного здоровью человека» (далее — Медицинские критерии)). Некоторые их положения изменили существовавшие подходы к судебно-медицинской оценке тяжести последствий посягательств на здоровье, что повлияло на правовую квалификацию последних. Представляется, что отдельные нововведения в этой сфере ориентируют суды на назначение наказания, которое не соответствует принципу справедливости.
Проанализированные статистические данные свидетельствуют
о том, что в последние годы наблюдается заметный рост числа лиц, привлекаемых к уголовной ответственности за причинение тяжкого вреда здоровью по неосторожности, угрозу убийством или причинением тяжкого вреда здоровью, поставление в опасность и заражение ВИЧ-инфекцией, оставление в опасности. Причем этот рост в большей степени касается совершения квалифицированных видов указанных преступлений. Данная отрицательная динамика в сочетании со снижением числа лиц, осуждаемых за иные посягательства на здоровье, свидетельствует о недостаточности предпринимаемых законодателем мер по оптимизации дифференциации ответственности за рассматриваемую группу преступлений.
Следует отметить также, что умышленное причинение тяжкого вреда здоровью является одним из тех четырех деяний (наряду с убийством и отдельными видами хищений), за совершение которых чаще всего назначается самый строгий вид наказания — лишение свободы.
Степень научной разработанности темы исследования. Исследованием преступлений, направленных против здоровья человека, в разное время занимались многие отечественные ученые, в их числе Р.А. Адельханян, М.К. Аниянц, Е.В. Благов, С.В. Бородин, Л.Д. Гаух-ман, П.А. Дубовец, Н.И. Загородников, А.Н. Красиков, Л.Л. Кругли-ков, А.С. Никифоров, А.А. Пионтковский, Э.Ф. Побегайло, С.В. Расто-ропов, В.И. Ткаченко, Д.С. Читлов, М.Д. Шаргородский и др. Труды данных авторов посвящены в основном проблемам пенализации, квалификации и криминологическим аспектам преступлений против здоровья. Частично в них затрагиваются некоторые вопросы построения диспозиций и санкций отдельных норм соответствующей группы.
Изучению дифференциации уголовной ответственности свои работы посвятили: А.В. Васильевский, П.В. Коробов, Л.Л. Кругликов,
Т.А. Лесниевски-Костарева, Ю.Б. Мельникова, А.П. Чугаев и др. Среди них следует отметить диссертационную работу М.Н. Каплина, которая специально направлена на изучение проблем дифференциации уголовной ответственности за преступления против жизни и здоровья. Однако предметом данного исследования охватывается большой спектр норм, нацеленных на охрану родового объекта гл. 16 УК, а поэтому
в работе не в полной мере учитывается специфика преступлений против здоровья, а также не охватываются все (в том числе и появившиеся
с момента ее завершения в 2002 г.) проблемы дифференциации ответственности за их совершение.
Объектом диссертационного исследования выступают общественные отношения в сфере уголовной ответственности за посягательства на здоровье человека, которые охватываются нормами гл. 16 УК.
Предметом исследования является группа уголовно-правовых норм, предусматривающих ответственность за посягательства на здоровья человека; нормативно-правовые акты, регламентирующие порядок, правила и критерии определения тяжести вреда, причиненного здоровью человека; результаты проведенного анкетирования; статистические данные; материалы судебно-следственной практики по делам о преступных посягательств на здоровья человека; юридическая и иная научная литература, имеющая отношения к рассматриваемым проблемам.
Целью настоящего исследования является научная оценка норм
о посягательствах на здоровье человека с точки зрения оптимальности дифференциации уголовной ответственности, а также разработка предло-жений по устранению выявленных недостатков. Для ее достижения постав-лены следующие задачи:
- определить групповой объект деяний, закрепленных в ст. 111–125 УК;
- обозначить сущность, основания и средства дифференциации уголовной ответственности;
- выявить основные направления градации ответственности за преступные посягательства на здоровье человека;
- раскрыть сущность различных видов и последствий негатив-ного воздействия на здоровье, имеющих дифференцирующее ответст-венность значение;
- проанализировать использование средств дифференциации
в сфере регламентации ответственности за посягательства на здоровье человека;
- изучить судебно-медицинскую и правоприменительную практику,
а также мнение практических работников по некоторым проблемным вопросам уголовной ответственности за посягательства на здоровье человека;
- сформулировать выводы и предложения по совершенствованию уголовного законодательства.
Методологической основой исследования послужил общенаучный диалектический метод познания. В работе использовались также частнонаучные методы: историко-правовой, сравнительно-правовой, формально-логический, системно-структурный, структурно-функциональный, лингвистический, статистический, ряд конкретно-социологических методов (исследование документов, анкетирование) и другие.
Теоретической основой исследования выступили труды названных выше ученых в области уголовного права, касающиеся вопросов ответственности за преступления против здоровья человека. Концептуальную основу составили также работы Ю.А. Демидова,
В.Н. Кудрявцева, А.В. Наумова, С.И. Никулина, В.Д. Филимонова, Б.В. Яцеленко и др. Использованы также труды ученых в области судебной медицины и материалы периодической печати.
Правовую основу исследования составили Конституция, международно-правовые документы, нормы действующего и ранее действовавшего российского и зарубежного уголовного законодательства, регламентирующие ответственность за преступления против здоровья человека, а также иные законы и подзаконные нормативные акты, относящиеся к теме исследования.
Эмпирической основой исследования стали:
- опубликованная судебная практика в виде разъяснений Пленума Верховного Суда СССР и Российской Федерации, а также его решений по конкретным делам;
- материалы 150 уголовных дел, возбужденных в Ярославской области, по обвинению в причинении вреда здоровью и побоях;
- данные судебной статистики Судебного департамента при Верховном Суде РФ за период с 2008 по 2012 гг.;
- данные, полученные в результате анализа и обобщения 100 анкет работников правоохранительных органов (дознавателей, следователей, судей), практикующих судебно-медицинских экспертов, а также студентов-юристов старших курсов вузов.
При написании работы также использовался личный опыт профессиональной судебно-медицинской деятельности.
Научная новизна исследования заключается в том, что в науке отечественного уголовного права впервые осуществлена попытка комплексного исследования всей группы норм о преступлениях против здоровья человека с позиций оптимальности проведенной законодателем дифференциации уголовной ответственности. В работе высказана авторская позиция относительно понятий здоровья человека и вреда здоровью, обозначены основные направления дифференциации уголовной ответственности за посягательства на здоровье и проанализирован весь спектр средств их реализации.
Свое конкретное выражение научная новизна находит в положениях, выносимых на защиту:
1. Существующая ныне легальная дефиниция здоровья человека как состояния его (человека) благополучия при отсутствии заболеваний и расстройств функций органов (систем организма) не позволяет использовать соответствующий термин для обозначения реального объекта уголовно-правовой охраны, который может иметь различные качественные и количественные характеристики. В этой связи здоровьем предлагается считать психосоматическое состояние человека, характеризующееся определенным объемом возможностей адаптации к окружающей биосоциальной среде. Именно в таком понимании здоровье способно быть объектом, изменения которого можно подвергать градации, в том числе с целью дифференциации ответственности за соответствующую группу преступлений.
Используемое в действующем УК понятие «вред здоровью» охватывает различного характера последствия негативного воздействия на психосоматическое состояние человека. С этой позиции его трактовка в действующих Правилах определения степени тяжести вреда, причиненного здоровью человека, представляется не соответствующей закону. Под вредом здоровью предлагается понимать вызванное внешним воздействием изменение психосоматического состояния человека, характеризующееся уменьшением объема возможностей адаптации
к окружающей биосоциальной среде.
2. Жизнь и здоровье в своей сущности составляют единое целое, предполагают само биологическое существование человека и выступают в качестве родового объекта уголовно-правовой охраны. К нормам, специально нацеленным на защиту здоровья человека как группового объекта, следует относить и определенную совокупность статей гл. 16 УК с формальными составами, предусматривающими ответственность за создание непосредственной и реальной опасности для психосоматического состояния конкретного человека. Отсюда посягательствами на здоровье можно считать все виды преступлений, ответственность за которые регламентирована в ст. 111–125 УК.
3. В уголовном праве существует несколько уровней дифференциации ответственности, в том числе межотраслевой и внутриотраслевой (уголовно-правовой). Исходя из содержания норм гл. 16 УК в отраслевом делении ответственности за посягательства на здоровье человека имеется ряд основных направлений, которые обусловлены прежде всего наличием (отсутствием) обязательной связи признаков основного состава с реальным воздействием на психосоматическое состояние потерпевшего, а при наличии таковой — видом указанного воздействия, тяжестью причиненного расстройства здоровья, формой вины (умысел или неосторожность).
4. В действующих Медицинских критериях неоднозначно отражена сущность понятия «расстройство здоровья», используемого в уголовном законе (в диспозиции ч. 1 ст. 112 и 115 УК). В нашем представлении причиненное расстройство здоровья — это вид вреда, который характеризуется реальным снижением уровня биологической адаптации (ограничением жизнедеятельности) человека. В таком понимании расстройство здоровья целесообразно использовать в качестве обязательного признака вреда здоровью в рамках ст. 111, 112 и 115 УК. Биологическая дезадаптация имеет первостепенное (базовое) значение для градации тяжести причиненного вреда здоровью. Обусловленная биологической, социальная дезадаптация в этом плане играет вспомогательную роль и в ряде случаев корректирует тяжесть стойкого расстройства здоровья.
Выполняя функцию обстоятельства, которое с целью дифференциации ответственности отграничивает определенную совокупность преступлений, расстройство здоровья как последствие деяния должно иметь свои пределы. Верхним является такое психосоматическое состояние, которое максимально приближено к наступлению смерти (опасное для жизни). Нижний порог расстройства здоровья определяется самим возникновением ограничения жизнедеятельности человека и не нуждается в формальном закреплении, в частности с помощью временных показателей.
5. С целью оптимизации дифференциации уголовной ответственности предлагается изменить диспозиции ряда статей гл. 16 УК, а именно:
- ч. 1 ст. 116 изложить в редакции: «Нанесение удара или насильственное причинение физической боли, если это не повлекло последствий, указанных в статье 115 настоящего Кодекса…»;
- ч. 1 ст. 117 изложить в редакции: «Систематическое причинение физической боли или иное насилие, если это вызвало психические страдания потерпевшего, но не повлекло последствий, указанных
в статьях 111 и 112 настоящего Кодекса…»;
- в ч. 1 ст. 111 слова «причинение тяжкого вреда здоровью, опасного для жизни» заменить на «причинение расстройства здоровья, опасного для жизни».
6. С целью реализации принципа справедливости уголовного права предлагается уточнить отдельные признаки тяжкого вреда здоровью:
- опасность для жизни должна быть характеристикой реального психосоматического состояния человека, а не свойством повреждений, которые иногда (при определенных условиях) приводят к наступлению смерти;
- прерывание беременности следует признавать тяжким видом вреда здоровью только при гибели плода (утрате материнства);
- психическое расстройство как признак тяжкого вреда здоровью охватывает ныне все виды причиненной психической патологии. В действительности же его содержанием должны быть только те расстройства психики, которые имеют хроническое течение (т. е. являются стойкими)
и существенно ограничивают жизнедеятельность потерпевшего.
7. Общественная опасность заражения венерической инфекцией заметно снизилась относительно той, которая несколько десятков лет назад потребовала введения соответствующей нормы в уголовный закон. В этой связи предлагается декриминализировать данный вид поведения при отсутствии квалифицирующих обстоятельств, изложив
ч. 1 ст. 121 УК в редакции: «Заражение венерической болезнью, совершенное в отношении двух или более лиц либо в отношении несовершеннолетнего лицом, знавшим о наличии у него этой болезни...».
8. Из круга квалифицирующих обстоятельств можно выделить те, которые используются законодателем:
а) «по горизонтали» — для конструирования блоков (устойчивых связок, повторяющихся наборов) признаков в рамках, как правило, одной части статьи (например, «в отношении двух или более лиц», «лица или его близких в связи с осуществлением данным лицом служебной деятельности или выполнением общественного долга», «лица, заведомо для виновного находящегося в беспомощном состоянии», входящего в состав таких видов преступлений, как умышленное причинение тяжкого (п. «а», «б» ч. 2 и п. «б» ч. 3 ст. 111 УК) и средней тяжести (п. «а», «б» и «в» ч. 2 ст. 112 УК) вреда здоровью, истязание (п. «а», «б» и «г» ч. 2 ст. 117 УК));
б) «по вертикали» (в распределении по нескольким частям статьи) — для градации ответственности за определенные виды преступлений (например, «группой лиц по предварительному сговору», «организованной группой» — в п. «а» ч. 2 и 3 ст. 126 УК соответственно; «повлекшее по неосторожности причинение тяжкого вреда здоровью потерпевшего», «повлекшее по неосторожности смерть потерпевшего» — в п. «б» ч. 3 и п. «а» ч. 4 ст. 131 соответственно). В рамках анализируемой группы норм гл. 16 УК такие обстоятельства (отмеченные, в частности в п. «а» ч. 3 ст. 111, п. «г» ч. 2 ст. 112, п. «е» ч. 2 ст. 117, ч. 3 ст. 123, ч. 2
ст. 124) не подвергаются вертикальной градации. Законодатель небезосновательно полагает, что в отношении посягательств на здоровье различия квалифицирующего значения соответствующих обстоятельств не столь существенны, чтобы подвергать их «вертикальному» разделению с целью углубления дифференциации ответственности. Кроме того, в уголовном законе подобие такой градации усматривается в существовании линейки ст. 111, 112 и 115 УК со смежными составами признаков.
9. В рассматриваемой группе норм гл. 16 УК блоки квалифицирующих обстоятельств «по горизонтали» встречаются редко. В определенных случаях это обусловлено тем, что часть или отдельные составляющие блок признаки вступают в противоречие с определенными правилами отбора квалифицирующих обстоятельств и не заслуживают включения в конкретную статью Особенной части УК (например, «лица или его близких в связи с осуществлением данным лицом служебной деятельности или выполнением общественного долга» — в ч. 2 ст. 120). Однако в ряде случаев обоснованность подобных исключений представляется весьма сомнительной, что свидетельствует о несоблюдении законодателем блокового (системного) принципа при конструировании квалифицированных составов однородных преступлений. С целью устранения такого недостатка в дифференциации ответственности предлагается внесение соответствующих изменений в составы квалифицирующих признаков определенных видов посягательств на здоровье человека.
Теоретическая и практическая значимость исследования. Результаты настоящего исследования могут быть использованы для дальней-шей теоретической разработки проблем дифференциации уголовной ответст-венности в целом и применительно к группе преступлений против здоровья
в частности. Кроме того, материалы исследования могут оказаться полезными в учебном процессе при преподавании соответствующих разделов курса Осо-бенной части уголовного права России и судебной медицины. Практическая значимость проведенного исследования состоит в том, что сформулиро-ванные в нем предложения могут быть учтены при совершенствовании уго-ловного законодательства в части регламентации ответственности за посяга-тельства на здоровье человека, а также положений подзаконных нормативных правовых актов, регламентирующих порядок и критерии определения тя-жести вреда, причиненного здоровью человека.
Апробация результатов исследования. Основные положения
и выводы диссертационного исследования нашли отражение в 20 авторских публикациях, в том числе в трех статьях в изданиях, рекомендованных ВАК Минобрнауки России для опубликования результатов диссертационного исследования.
Выводы и рекомендации, высказанные в работе, докладывались
и обсуждались на международных научно-практических конференциях: «Уголовная политика и уголовное законодательство: проблемы теории
и практики» (Санкт-Петербург, 27–28 мая 2008 г.), «Уголовно-правовая защита конституционных прав человека (к 15-летию Конституции России)» (Санкт-Петербург, 26–27 мая 2009 г.); на Межрегиональной научно-практической конференции с международным участием, посвященной 75-летию судебно-медицинской службы Кировской области «Актуальные вопросы судебно-медицинской теории и практики» (Киров,
27–28 мая 2010 г.); на Всероссийской научно-практической конференции «Актуальные вопросы судебно-медицинской экспертизы потерпевших, подозреваемых, обвиняемых и других лиц» (Рязань, 15–16 марта 2007 г.); на Межвузовской научно-практической конференции молодых ученых, аспирантов и студентов «Молодежь и общество: проблемы
и перспективы развития» (Ярославль, 27 апреля 2007 г.), трех международных научных конференциях молодых ученых и аспирантов, проводившихся на базе Ярославского государственного университета им. П.Г. Демидова (2010–2012 гг.), научно-методическом семинаре кафедры уголовного права и процесса Ярославского государственного университета им. П.Г. Демидова.
Материалы исследования используются в ходе учебного процесса при преподавании дисциплин «Судебная медицина»
и «Судебная психиатрия» на юридическом факультете Ярославского государственного университета им. П.Г. Демидова.
Структура диссертации определяется целями и задачами исследования и включает в себя введение, три главы, объединяющие восемь параграфов, заключение, библиографический список и приложения.
Сущность, средства и основания дифференциации уголовной ответственности в Особенной части УК РФ
Отправной точкой исследования ответственности за те или иные преступные посягательства должен быть тот объект, который, будучи охраняемым уголовным законом, может подвергаться реальной угрозе или непосредственному воздействию. Очевидно, что сущностные характеристики объекта прежде всего должны учитываться при конструировании системы его охраны, предопределять вредоносность направленных на него деяний и ответственность за их совершение.
Охрана подразумевает обеспечение защищенности (безопасности) от угроз, спектр которых может быть широк до неопределенности, поэтому представление о том, «что» охраняется, является основой системы безопасности. Знание о сущности объекта и возможности его изменения уже позволяют организовать некую «общую» защиту путем запрета любого воздействия, которое может негативно отразиться на его состоянии. Представление о типичных (наиболее вероятных) для объекта угрозах позволяет усилить его защиту на определенных направлениях за счет установления дополнительных ее рубежей. Такие рубежи могут представлять собой некие «второстепенные» объекты (охрана которых является средством обеспечения безопасности основного). При вторжении деструктивного фактора в сферу такой охраны происходит реальное нарушение каких-либо конкретных ее рубежей и/или повреждение «основного» объекта.
В сфере уголовного права представление об объекте также направляет правоприменителя в процессе квалификации деяний (что особенно важно в случаях существенного «внешнего» сходства последних)4. Прежде чем говорить о том конкретном объекте, который представляет для нас научный интерес, необходимо указать, что вообще мы понимаем под объектом уголовно-правовой охраны5.
Типичной проблемой определения абстракции такого уровня является поиск родового признака, который бы максимально точно указывал на ее реальное содержание. Такая задача не может быть малоинтересной для представителей уголовно-правовой науки и не порождать многочисленных предложений по ее решению. Действительно, споры теоретиков по поводу объекта преступлений не утихали никогда. По мнению С.В. Анощенковой, он и по сей день остается самым «сейсмоактивным» в аксиоматическом смысле сектором в системе элементов состава преступления»6.
Бесспорно только, что объект уголовно-правовой охраны – это то, что охраняется уголовным законом. Декларируя задачи Уголовного кодекса в ч. 1 ст. 2 УК, законодатель указывает на это «нечто» путем перечисления следующих категорий: права и свободы человека, права и свободы гражданина, собственность, общественный порядок, общественная безопасность, окружающая среда, конституционный строй Российской Федерации. Видимо, невозможность (и/или нецелесообразность) законодательного обобщения единым родовым понятием всех этих категорий потребовала создания их перечня (тем более что каждый из них имеет «особую» ценность).
Теоретики же стремятся к обобщенному пониманию объекта уголовно-правовой охраны. Некоторые ученые, пропагандируя формальный подход, считают объектом любого преступления правовые нормы7. Другие (мнение которых можно считать более представительным) – находят его в: отдельно взятом человеке или некотором их множестве (Н.Г. Новоселов, В.Н. Кудрявцев, А.А. Пионт-ковский и др.)8, правовых благах и/или интересах (Ф. Лист, Н.С. Таганцев, А.В. Наумов и др.)9, ценностях (А.Н. Игнатов)10, частных или общих правах
Если задаваться целью единого понимания объекта уголовно-правовой охраны, то, пожалуй, максимальной возможностью обобщения его реального содержания обладает категория «общественные отношения». Именно поэтому данную концепцию объекта мы воспринимаем как наименее противоречивую и, учитывая другие ее достоинства, считаем весьма конструктивной12. Следует заметить, что общественные отношения могут претендовать на звание «универсального» объекта преступления только при широком их понимании13. В противном случае данное понятие потеряет отмеченное нами достоинство и встанет в один ряд с менее содержательными категориями (такими, как, например, «ценности», «интересы», «блага»)14.
В рамках концепции общественных отношений как «общего» объекта уголовно-правовой охраны весьма рационально видеть в них определенную структурность, заключающуюся в наличии таких очевидных элементов отношения, как: участники (субъекты), предмет (объект), который связывает и поддерживает субъектов в отношении, и сама взаимосвязь его субъектов15. Такая конструкция общественных отношений, помимо прочего, позволяет находить конкретные различия между ними самими, а также – дифференцированно подходить к уголовно-правовой охране их составляющих. Кроме того, выделение элементов общественных отношений позволяет детализировать представление о направленности преступных деяний и механизме повреждения объекта уголовно-правовой охраны.
Таким образом, объектом уголовно-правовой охраны в самом общем его понимании мы считаем всю охватываемую нормами данной отрасли права совокупность общественных отношений, состоящих из участников, объектов (предметов) этих отношений и их взаимосвязей.
Попытаемся теперь применить поддерживаемую нами концепцию объекта к нормам VII раздела УК РФ.
Некоторые ученые прямо говорят о том, что теория объекта как общественного отношения явно «не срабатывает» в отношении преступлений против личности16. Другие – не сомневаясь в «универсальности» данной концепции – идут по пути построения таких конструкций, в которых объект всегда «увязывается с общественными отношениями, что-либо регулирующими или обеспечивающими, либо складывающимися в какой-то сфере жизнедеятельности общества»17. При этом в отношении умышленных деяний, сопровождающихся реальным причинением смерти или вреда здоровью человека, такие конструкции выглядят порой явно искусственными18. По нашему мнению, предпосылкой к таким утверждениям является узкая трактовка общественных отношений, содержанием которых в данных случаях считается собственно взаимосвязь их субъектов.
Основные направления дифференциации уголовной ответственности за посягательства на здоровье человека
Указанные обстоятельства побуждают некоторых ученых к включению в дефиницию здоровья признаков, так или иначе связывающих его с идеалом или нормой (например, «нормальное функционирование...», «полноценность...»)43. Ряд авторов, заходя с противоположной стороны, используют для этого негативные признаки: «отсутствие болезней», «отсутствие каких-либо выраженных болезненных изменений»44, «отсутствие явных дефектов» и др. Сразу отметим, что определение понятия через его противоположность с логической точки зрения нельзя считать оптимальным, тем более что это вызовет такие же трудности с пониманием категории «болезнь».
Следующей проблемой многих дефиниций здоровья человека является то, что в них оно необоснованно сужается до состояния организма, физиологического состояния человека, то есть – состояния тела45. Однако ни для кого не секрет, что физически благополучный человек может быть глубоко нездоровым (и даже инвалидом) по причине наличия психического расстройства. В этих случаях даже глубокое изучение ткани головного мозга зачастую не позволяет выявить каких-либо его изменений (то есть материального субстрата психического расстройства). Более того, возникновение психического расстройства отмечено законодателем в качестве признака тяжкого вреда здоровью. Поэтому представляется необходимым говорить о здоровье человека, как о психосоматическом состоянии, подчеркивая существование двух его сфер – психической и телесной (соматической).
И, наконец, совсем немногие авторы обращают внимание на непосредственную сущностную связь здоровья человека с окружающей средой (причем не только биологической, но и социальной), вне которой говорить о психосоматическом состоянии вообще представляется бессмысленным. Например, даже если здорового человека переместить из привычных для него условий существования в другие (в которых благополучно живут адаптированные к ней люди), то в последних – его существование может быть как минимум менее успешным в течение некоторого времени. Иногда новая, считающаяся более благополучной среда может оказаться для конкретного человека экстремальной, и здоровым он в ней уже не будет. И в медицинской литературе отмечается, что «отсутствие болезни в данный момент не исключает возможности наличия у данного лица потенции к тяжелой болезни, которая может проявиться или в определенном возрасте, или при некоторых изменившихся внешних условиях»46.
Таким образом, здоровье определяется также средой, в которой находится человек (а «здоровье» среды – также состоянием находящегося в ней человека). Они всегда находятся в динамическом равновесии, которое определяет уровень (успешность) их взаимодействия (уровень адаптации организма). В этой связи понятным становится провозглашенное в ст. 12 Международного пакта об экономических, социальных и культурных правах право каждого человека на «наивысший достижимый уровень (выделено нами – Р.С.) физического и психического здоро-вья»47. Иными словами – право на такое физическое и психическое состояние, которое обеспечивает максимальные возможности адаптации к окружающей среде. Больной человек тоже имеет здоровье, но оно характеризуется меньшим объемом возможностей по приспособлению или реальной дезадаптацией к окружающему. Степень таких ограничений зависит от тяжести болезни, повреждения или патологического состояния, и когда она достигает максимума (при этом адаптация становится невозможной из-за «срыва» компенсаторных возможностей организма), человек умирает.
Соединение положительных моментов различных определений здоровья (в том числе законодательного) позволяет нам сформулировать дефиницию соответствующего понятия.
Здоровье человека – это его (человека) психосоматическое состояние, характеризующееся определенным объемом возможностей адаптации к окружающей биосоциальной среде.
Таким образом, взяв за основу легальное «медицинское» определение категории «здоровье», мы постарались адаптировать его для использования в сфере регламентации ответственности за посягательства на одноименный объект охраны. Это, прежде всего, потребовало исключения таких идеализирующих признаков, как «благополучие» и «отсутствие заболеваний, расстройств функций органов и систем организма». Признавая наличие физической (соматической) и психической составляющих здоровья, а также – биологической и социальной сфер его существования, мы сохранили соответствующие в предлагаемом определении, но изменили их соотношение.
Выразив предпочитаемое нами понимание здоровья, необходимо сразу коснуться одного весьма интересного и немаловажного с правовой точки зрения вопроса, вызывающего споры среди ученых-юристов. С какого момента развития человеческого организма его здоровье обозначается как объект уголовно-правовой охраны и возможный объект преступных посягательств? Этот вопрос одновременно отражает и проблему определения начального момента жизни человека, поскольку появление жизни означает и возникновение здоровья.
Основная масса мнений ученых по поводу момента появления «новой» жизни (и здоровья) связана с процессом родов, и разделяется в зависимости от его физиологических моментов: а) самое начало родов (например, Расторопов С.В.)48; б) появление из утробы какой-либо части плода (Набоков В.Д., Жижиленко А.А. и др.); в) выход из утробы всего тела плода (например, Пионтковский А.А., Утев-ский Б.С., Рашковская Ш.С.); г) начало самостоятельного (отдельного от тела матери) существования плода, то есть момент пересечения связывающей два организма пуповины (например, Киселев А.Ф., Волков Г.Н., Гродзинский М.М.)49; д) начало самостоятельного дыхания ребенка (например, Караулов Н.А.)50.
В ст. 53 упоминавшегося выше закона «Об основах охраны здоровья граждан в РФ» установлено, что «моментом рождения ребенка является момент отде-48 См.: Расторопов С. В. Указ. соч. С. 416; Его же. Вопрос о начальном и конечном моменте жизни при квалификации преступлений против здоровья человека // Человек: преступление и наказание. Вестн. Акад. права и управления ления плода от организма матери посредством родов». Данное положение можно подвергнуть критике по трем позициям. Во-первых, если считать родами физиологический процесс изгнания плода через родовые пути женщины, то становится затруднительным отнесение к рождению случаев, когда отделение плода от организма матери происходит искусственно (в том числе досрочно) посредством операции (так называемого «кесарева сечения»)51. Во-вторых, в законе непосредственно не говорится о том, является ли рождением мертворождение (то есть отделение мертвого плода от организма матери). В Медицинских критериях рождения52, к которым в данной статье дает отсылку законодатель, уже вводятся понятия «живорождение» и «мертворождение». Очевидно, что если связывать появление новой жизни с рождением, то речь должна идти лишь о живорождении. В-третьих, живорождением в отмеченных Критериях называется момент отделения плода от организма матери при обязательном наличии ряда показателей: срок беременности – 22 недели и более, масса тела ребенка – 500 г. и более (или менее при многоплодных родах), длинна тела – 25 см. и более (если масса неизвестна). Однако даже если плод «не дотягивает» до этих параметров, он считается живорожденным при продолжительности жизни более 168 часов после рождения (7 суток). То есть, по сути, главным признаком живорождения является появление на свет не просто живого, а жизнеспособного (способного ко внеутробному существованию) организма. Если к моменту рождения достигнуты отмеченные выше минимальные нормы, то эта жизнеспособность презюмируется, а если нет – то демонстрируется самой жизнью ребенка в течение минимум 7 суток (в специально созданных условиях).
Степень тяжести вреда здоровью как основание деления уголовной ответственности
Поскольку в работе речь идет о проблеме дифференциации ответственности, последнюю целесообразно воспринимать с учетом необходимости ее последующего разделения. В этой связи уголовная ответственность представляется понятием, которое объединяет более или менее ограниченную законом совокупность последствий совершения преступного деяния, составляющую своеобразный ассортимент для последующего выбора конкретно определенной их меры. То есть содержанием уголовной ответственности (в отличие от наказания) является неопределенный конкретно, но ограниченный законом потенциал уголовно-правовых мер70. Освобождение от уголовной ответственности «разряжает» созданный преступлением потенциал, а осуждение преступника превращает ответственность в конкретную меру воздействия (например, меру наказания). Такая позиция, на наш взгляд, менее всего противоречит содержанию уголовного закона и позволяет без создания промежуточных искусственных конструкций подойти к дифференциации уголовной ответственности.
Цель настоящей работы диктует необходимость остановиться также на некоторых общих вопросах градации ответственности, разрешение которых позволит обозначить наш подход к анализу рассматриваемой группы преступлений.
Несмотря на то, что уголовной ответственности всегда была присуща диф-ференцированность, к вопросам оптимальности последней особый интерес в науке стал проявляться лишь в конце двадцатого столетия71. Вероятно, толчком к этому послужило признание дифференциации приоритетным направлением раз вития уголовной политики72, а позднее – одной из основных задач формирования современного уголовного законодательства Российской Федерации73.
Многочисленность подходов к пониманию самой ответственности, в том числе, является предпосылкой существования различных концепции и ее дифференциации. Мы попытаемся выяснить сущность последней и отразить ее в родовом признаке соответствующей дефиниции.
Слово «дифференциация» с одной стороны может подойти для обозначения процесса или деятельности, с другой – для выражения результата той же деятельности или определенного состояния измененного ею объекта. В литературе о дифференциации ответственности также говорится как о разновидности законодательной деятельности, так и о результате такой деятельности74. Так, например, А.В. Васильевский, наряду с принципом уголовной политики, указывает на дифференциацию как на деятельность законодателя по изменению уголовного закона, а также как на сложившиеся законодательные различия уголовной ответственности75. Некоторые авторы используют указание на результат дифференциации в качестве одного из видовых ее признаков. Например, Т.А. Лесниевски-Костарева считает, что «под дифференциацией уголовной ответственности следует понимать градацию ответственности в уголовном законе, в результате которой законодателем устанавливаются различные уголовно-правовые последствия»76. О.Г. Соловьев, критикуя данную дефиницию за смешение различных значений определяемой категории, отмечает, что «вторая половина определения относится к характеристике уже не деятельности, а ее итогов».
На наш взгляд, в этом как раз нет серьезной ошибки. Во-первых, здесь параллельно уточняется понятие самой уголов ной ответственности (что, конечно, можно считать излишним). Во-вторых, итог дифференциации используется в качестве признака, отражающего специфику соответствующего процесса. Ведь как результат не мыслим без предварительной деятельности, также и деятельность – без определенной цели в виде предполагаемого результата. Представляется, что в науке уголовного права все-таки целесообразнее использовать категорию «дифференциация ответственности» в значении процесса или определенной деятельности, поскольку результат ее очевиден и обусловлен самой природой уголовного закона, а вот как его достичь – намного более сложный вопрос. Цель всегда должна задавать нужное направление, поэтому, например, в сфере уголовной политики можно (и нужно) использовать дифференциацию (точнее дифференцированность) уголовной ответственности в качестве принципа78, цели79, или же – как основополагающую идею уголовного права80.
Понятие «дифференциация» означает: разделение, расчленение чего-либо целого на составные части, элементы и т.п.81. В этой связи возникает несколько закономерных и весьма существенных вопросов. Во-первых, каков объем делимого целого? Во-вторых, по какому критерию (критериям) ведется деление? И, в-третьих, посредством чего элементы разделенного целого отграничиваются друг от друга?
Первый вопрос, по сути, обозначает проблему объекта дифференциации. В данном случае таковым является уголовная ответственность (точнее ее содержание). Следует отметить, что ее саму можно считать результатом деления более высокого уровня, то есть – более крупного объекта, которым является ответственность юридическая82. Наряду с уголовной, последнюю составляют гражданско-правовая, дисциплинарная и административная. Характер правонарушения может быть таковым, что его вредоносность будет затрагивать общественные отношения, охраняемые различными отраслями права. Поэтому и ответственность может носить комплексный, межотраслевой характер. Об этом, на наш взгляд, свидетельствовало наличие в УК РСФСР 1960 г. норм, предусматривающих возможность применения к лицу, совершившему преступление, мер общественного воздействия, административной и дисциплинарной и даже гражданско-правовой ответственности. Отражением такой ситуации в теории было появление понятия «дифференциация ответственности в уголовном законодательстве»83. Новый УК отказался от регламентации ответственности, свойственной другим отраслям права, и это дало основание Т.А. Лесниевски-Костаревой утверждать, что вопрос дифференциации ответственности в уголовном праве «утратил актуальность сам по себе»84. Действительно, широкая трактовка понятия уголовной ответственности в настоящее время позволяет говорить о совпадении его объема с ответственностью в уголовном праве. Если же признавать, что уголовная ответственность не исчерпывает возможности применения всех мер уголовно-правового принуждения (например, мер медицинского характера), то имеет смысл говорить и об ответственности в уголовном праве как более широком понятии85. Предпочитаемое нами понимание уголовной ответственности позволяет считать весьма приемлемым определение ее дифференциации, предлагаемое Т.А. Лесниевски-Костаревой, как «градацию, разделение, расслоение ответственности в уголовном законе, в результате которой законодателем устанавливаются различные уголовно-правовые последствия...»86.
Привилегирующие признаки посягательств на здоровье человека и их влияние на ответственность
Форма вины, определяя характер общественной опасности любого преступления, является одним из оснований дифференциации ответственности. В подавляющем большинстве рассматриваемых в настоящей работе основных составов спектр форм вины так или иначе ограничен, что указывает на значимость соответствующего признака в уголовно-правовой оценке посягательств на здоровье человека.
Дифференциация преступлений, которые не связаны с фактическим воздействием на здоровье, по указанному критерию невозможна, поскольку в их составах отсутствует «главный» предмет психического отношения – наступившие последствия деяния (ст. 119, 120, 123, 125).
В ч. 1 ст. 122 УК, предусматривающей ответственность за поставление в опасность заражения ВИЧ-инфекцией, прямого указания на определенную форму вины также не содержится. Однако реальность и конкретизированность такой опасности позволяет воспринимать ее как своеобразное последствие деяния238, к которому вменяемый субъект уже может иметь интеллектуально-волевое отношение. В силу того, что опасность заражения ВИЧ в объективной реальности является не только последствием, но и (одновременно) свойством деяния, признак заведомости в сочетании с ней можно считать средством дифференциации, определяющим единственно возможную в данном случае форму вины – прямой умысел.
В отличие от преступлений против здоровья с формальными составами, в отношении деяний, последствия которых отражены в диспозиции соответствующих норм, рассматриваемая в настоящем параграфе линия дифференциации имеет «сплошной» характер (то есть касается всех их составов без исключения).
Небезынтересным представляется анализ субъективной стороны, подразумеваемый в составах причинения таких ситуационно «привязанных» к деянию (сопряженных240 с ним) последствий, как физическая боль и страдания (физические и психические). По сути, отношение к ним может подпадать под признаки всевозможных форм вины (в том числе небрежности). Какого-либо указания на этот счет в диспозициях в ст. 116 и 117 не содержится. Вполне мыслима ситуация, когда вменяемое лицо, оказывая физическое воздействие на тело другого человека, предвидит возможность причинения последнему физической боли, но не желает, либо вовсе не предвидит (имея такую возможность) этого (например, воздействуя на больную часть тела, о неблагополучии которой субъект осведомлен, но забыл). Однако очевидно, что уровню вредоносности нарушения телесной неприкосновенности с причинением боли по неосторожности далеко до границы преступного. Поэтому систематическое толкование диспозиции и строгости санкции ч. 1 ст. 116 УК приводит к справедливому утверждению, что вина, охватываемая признаками данного состава, ограничена рамками умысла241.
В литературе высказывается мнение, что умысел при побоях не может быть косвенным, поскольку «невозможно себе представить, чтобы побои наносились не из желания причинить физическую боль потерпевшему, а из сознательного до пущения такой возможности или безразличного отношения к этому факту»242. Действительно трудно смоделировать ситуацию, когда нанесение ударов по телу человека не связано с желанием сделать ему больно. Однако такое возможно (например, при резких толчках, которые, по сути, являются теми же ударами). Все сомнения в возможности причинения боли с косвенным умыслом развеиваются самим законодателем, который никак не ограничил спектр насильственных действий в ч. 1 ст. 116, а побои привел лишь в качестве их наиболее распространенного примера.
Последствия иного характера, возможное субъективное отношение к которым нам необходимо определить, отмечены в ч. 1 ст. 117 УК, тем более что субъективная сторона истязаний в теории уголовного права трактуется неоднозначно243. Представляется, что разброс мнений по этому поводу связан с различным восприятием тех страданий, о которых идет речь в данной норме. Таковые могут мыслиться как: - последствие насильственных действий; отражение способа насильственных действий (в ст. 113 УК РСФСР 1960 г., например, в отсутствие признаков каких-либо последствий прямо говорилось о самих действиях, носящих характер истязания).
Изменение конструкции состава истязания привело к устранению сопряженности истязания с действием, и выделению страданий в качестве причинно связанного, но отдельного составляющего истязание элемента – ситуативного последствия насильственных действий.
В связи с этим мы склонны считать возможными все варианты психического отношения вменяемого лица к причиняемым его действиями страданиям. Типовой уровень общественной опасности причинения страданий (судя по санкции ч. 1 ст. 117) аналогичен таковому за причинение вреда здоровью средней тяжести. Учитывая декриминализацию «простого» неосторожного причинения средней тяжести вреда здоровью, истязания должны считаться преступными только при наличии умысла.
Некоторые авторы обнаруживают скрытое в конструкции состава ч. 1 ст. 117 указание на то, что страдания жертвы являются целью насилия и на этом основании исключают все формы вины, кроме прямого умысла. Действительно, если в систематическом нанесении побоев законодатель видит путь к причинению страданий, то последние, вероятно, можно признавать целью преступника. Однако в таком сочетании признаков, как «причинение страданий насильственными действиями», увидеть цель можно только с некоей долей фантазии244. Получается, что прямой умысел при истязании возможен (может быть, даже типичен), но он не является единственной формой вины, заключенной в признаках ст. 117. Таким образом, рассматриваемая в настоящем параграфе линия дифференциации ответственности «отсекает» от преступного только неосторожное причинение страданий.
