Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Прекращение уголовного дела и уголовного преследования в уголовном судопроизводстве России и Абхазии: исторические аспекты и современное состояние 20
1.1. Возникновение и становление института прекращения уголовного дела и уголовного преследования в уголовно-процессуальном праве Российской Федерации и Республики Абхазия 20
1.2. Общая характеристика современного института прекращения уголовного дела и уголовного преследования в уголовно-процессуальном праве России и Абхазии 42
Глава 2. Основания прекращения уголовного дела и уголовного преследования: понятие, система и классификация 69
Глава 3. Теоретические и нормативные аспекты модернизации оснований прекращения уголовного дела и уголовного преследования в уголовно-процессуальном праве России и Абхазии 109
3.1. Система оснований прекращения уголовного дела и уголовного преследования как отражение современных тенденций уголовной политики Российской Федерации и Республики Абхазия . 109
3.2. Правоприменительная практика и проблемы совершенствования регламентации некоторых оснований прекращения уголовного дела и уголовного преследования в уголовно процессуальном праве Российской Федерации и Республики Абхазия 139
3.3. Прекращение уголовного дела или уголовного преследования в связи с назначением меры уголовно-правового характера в виде судебного штрафа в условиях модернизации системы оснований прекращения уголовного дела и уголовного преследования . 167
Заключение 192
Библиографический список 198
Приложения 225
- Возникновение и становление института прекращения уголовного дела и уголовного преследования в уголовно-процессуальном праве Российской Федерации и Республики Абхазия
- Основания прекращения уголовного дела и уголовного преследования: понятие, система и классификация
- Система оснований прекращения уголовного дела и уголовного преследования как отражение современных тенденций уголовной политики Российской Федерации и Республики Абхазия
- Прекращение уголовного дела или уголовного преследования в связи с назначением меры уголовно-правового характера в виде судебного штрафа в условиях модернизации системы оснований прекращения уголовного дела и уголовного преследования
Возникновение и становление института прекращения уголовного дела и уголовного преследования в уголовно-процессуальном праве Российской Федерации и Республики Абхазия
Исторические изыскания являются традиционными для диссертационных исследований, осуществляемых в области уголовно-процессуальной науки, т.к. детальный анализ правовых институтов невозможен без обращения к вопросам их возникновения и становления. Более того, именно исторические аспекты зарождения той или иной нормативной общности, особенностей ее развития позволяют определить основные тенденции в ее дальнейшем совершенствовании в системе современной отрасли права. Не случайно указанные вопросы были изучены в работах таких ученых, как Н.Ю. Букша, О.В. Волынская, М.А. Гали-мова, Т.Д. Дудоров, А.Г. Калугин, М.А. Лавнов1, Р.М. Минулин, Е.А. Рубинштейн, Д.М. Сафронов2, В.В. Сверчков, В.В. Ченцов3 и ряда других.
Актуальность анализа истории возникновения уголовно-процессуального института прекращения уголовного дела и уголовного преследования обусловлена и тем обстоятельством, что по большей части ретроспективные исследования осуществлялись применительно к этому нормативному образованию в праве Российской Федерации. Однако специфика появления в уголовно-процессуальном праве Республики Абхазия сходного правового института не была предметом отдельного монографического исследования.
О.В. Волынская1, вслед за классиком уголовно-процессуальной науки дореволюционной эпохи И.Я. Фойницким2, выделявшим три периода в развитии отечественного уголовного процесса, отмечает наличие пяти этапов в его становлении, которые, так или иначе, оказали свое определяющее влияние на интересующий нас правовой институт: 1) этап русского уголовного процесса до издания Свода законов Российской Империи3 (далее – Свод законов); 2) этап, связанный с реализацией норм Свода законов (1832 г. и редакций 1842 и 1857 гг.); 3) этап реформированного уголовного процесса, регламентированного Уставом уголовного судопроизводства 1864 г.4 (далее – УУС); 4) этап советского уголовного процесса; 5) этап постсоветского уголовного судопроизводства. Такая периодизация видится нам более подробной, чем предложенный Н.Ю. Букша5 трехэтапный вариант истории становления российского уголовного процесса, в котором весь дореволюционный этап представлен без дифференциации на исторические отрезки, обусловленные принятием и реализацией эпохальных для права России законодательных актов. «Сокращенной» периодизации придерживается и М.Р. Минулин, исследуя зарождение примирительных процедур в российском уголовном процессе, в дореволюционной части которого он выделяет два этапа – до 1845 г. (возникновение регламентации подобного способа урегулирования конфликта), и с 1845 по 1917 гг., когда, по его мнению, формировались эти примирительные процедуры6.
По мнению М.А. Лавнова, первые упоминания об освобождении от ответственности и наказания можно обнаружить еще до крещения Руси – в договорах славянских князей с Византией и первых редакциях «Русской правды»1.
Все исследователи справедливо отмечают, что Русская Правда уже содержала в себе ряд положений, которые можно смело отнести к нормативным установлениям, положившим основу институту освобождения от уголовного преследования и уголовной ответственности, который, в дальнейшем, при начале отраслевого оформления отечественного права, послужил базой для становления уголовно-процессуального института прекращения уголовного дела и уголовного преследования. Например, в с. 20 Пространной Русской Правды2 можно найти упоминания обстоятельств, исключающих уголовную ответственность (когда лицо, в ответ на обиду, не стерпев ее, ударит обидчика мечом). При этом, по обоснованному замечанию О.В. Волынской3, в редакциях Русской Правды регламентировались и примирительные процедуры, позволяющие на основе компромисса разрешать конфликт, процедуры, дающие возможность пострадавшему выбрать кровную месть – например, ст. 5-7 данного акта (а она не преследовалась по закону, что дает повод относить ее также к обстоятельствам, исключающим ответственность). О влиянии на регламентацию акта примирения (на основе кровной мести) Договоров Руси и Византии (911 и 944 гг.) пишет М.А. Галимова, которая исследовала прекращение уголовного дела в связи с примирением в ретроспективном аспекте4. Она же показала, как в Судебнике 1497 г. примирительные процедуры «вытеснялись» публичным порядком разрешения дел, где государственный интерес преобладал над интересом потерпевшего, когда речь шла об особых категориях тяжких преступлений1. Тем не менее, в делах о преступлениях незначительной тяжести примирение сторон сохранялось, что явствует из анализа ст. ст. 4, 5 и 38 Судебника 1497 г. Ивана III, который дифференцировал размер пошлин в зависимости от этапа процесса, где состоялось примирение сторон2.
Полагаем справедливым вывод Е.А. Рубинштейна о естественном происхождении примирения как способа урегулирования криминальных конфликтов в древние времена, о его признании и поощрении обществом в тот период, когда институты государства еще не были развиты3.
Анализ законодательных актов Руси в контексте зарождения «межотраслевого комплексного правового института освобождения от уголовной ответственности, прекращения уголовного дела (преследования), отказа в его возбуждении» был предпринят В.В. Сверчковым, который описывает, как в середине 15 века среди норм Новгородской Судной грамоты и Псковской Судной грамоты появляется регламентация мирного соглашения – прообраз прекращения уголовного дела в связи с примирением с потерпевшим4.
Соборное Уложение 1649 г. также уделяло значительное внимание примирительным процедурам в Главе Х «О суде» (см. ст. ст. 121, 154, 184), а также устанавливало запреты на примирение в ст. 31 Главы XXI «О розбойных и о та-тиных делех»5.
Что касается зарождения элементов института освобождения от уголовной ответственности в связи с деятельным раскаянием, то об этом рассуждает Н.Ю. Букша, указывающая, что в Именном Указе Императрицы Екатерины II от 11 февраля 1763 г. явка с повинной служит основанием освобождения от уголовной ответственности1. Обращение к тексту данного документа показывает, что примененные в нем формулировки, скорее всего, демонстрируют близость урегулированных в нем процедур к акту амнистии. Так, в ст. говорится, что порядок помилования распространяется на лиц, «принесших повинную» по преступлениям (кроме «смертоубивства»), совершенным «до публикования сего Указа»2. Кроме того, следует отметить, что Н.Ю. Букша некорректно указывает дату и год издания данного документа, датируя его 10 февраля 1764 г.
Ретроспективный анализ позитивного посткриминального поведения лица, совершившего преступление, в контексте учета его в ходе судопроизводства, осуществил А.Г. Калугин, показав, как влияло наличие таких поведенческих актов на назначение наказания и освобождение от него согласно установлениям Пространной Русской Правды, Соборного уложения 1649 г., Артикулов воинских Петра I3. Принятые в период правления Петра I законодательные акты (Артикулы воинские и Краткое изображение процессов или судебных тяжб) продолжили развивать имевшиеся основания освобождения от уголовной ответственности.
Основания прекращения уголовного дела и уголовного преследования: понятие, система и классификация
Для характеристики такого значимого правового явления, как институт прекращения уголовного дела и уголовного преследования, в теории уголовно-процессуального права разработан свой категориальный аппарат, набор специфических языковых средств, с помощью которых раскрываются базовые понятия этой нормативной общности. Вопросам указанного категориального аппарата уделяли внимание такие ученые, как О.А. Анферова1, Е.А. Белоусова2, Н.А. Быданцев3, О.В. Волынская, С.В. Илюхина4, С.Н. Кабельков, Н.Д. Сухарева5, И.С. Тарасов6 и ряд других. При этом отмечается разнообразие подходов авторов к пониманию таких нормативных терминов, как «основание», «обстоятельство», «условие», и той роли, которую исследователи отводят им в регламентации прекращения уголовного дела и уголовного преследования.
По мнению В.Н. Григорьева, основаниями прекращения уголовного дела и уголовного преследования выступают «предусмотренные законом обстоятельства, установление которых влечет за собой прекращение процессуальной деятельности, осуществляемой стороной обвинения в целях изобличения подозреваемого, обвиняемого в совершении преступления»7. Данная дефиниция довольно точно раскрывает сущность рассматриваемого явления – оснований. В сходном ключе определяет этот термин С.В. Илюхина, которая именует основаниями прекращения уголовного дела «определенные уголовно процессуальным законодательством обстоятельства, установление которых вызывает отказ от дальнейшего производства по уголовному делу»1.
Недостаточно полной видится нам дефиниция, предложенная Т.А. Леви-новой: «Основания к прекращению уголовного дела и уголовного преследования – это закрепленные в уголовно-процессуальном законе обстоятельства, установление которых либо с необходимостью влечет за собой прекращение уголовного дела, либо допускает такую возможность»2. Во-первых, указанный автор акцентирует внимание только на прекращении уголовного дела, в то время как определение позиционируется ею как раскрывающее и основания прекращения уголовного преследования. Во-вторых, автор по какой-то причине в качестве понятиеобразующего признака вводит в текст дефиниции положение о прекращении производства в императивном или диспозитивном порядке, хотя возможность (в зависимости от усмотрения властного субъекта) или обязательность (в силу прямого требования закона) прекращения уголовно-процессуальной деятельности в контексте определения оснований не является принципиальным, сущностным для раскрытия понятия оснований.
Следует отметить дефиницию, предложенную в 2002 г. Н.Д. Сухаревой: «основания прекращения уголовного преследования лица на стадии предварительного расследования – это фактические обстоятельства, имеющие уголовно-правовую и уголовно-процессуальную природу, предусмотренные УПК РФ и исключающие возможность продолжения процессуальной деятельности в целях изобличения конкретного подозреваемого, обвиняемого в совершении преступления в связи с наличием условий и оснований освобождения указанных лиц от уголовной ответственности либо в силу прямого предписания уголовно-процессуального закона. Правовая сущность (природа) оснований прекращения уголовного преследования обусловлена действием ряда принципов уголовного права и процесса, среди которых можно назвать презумпцию невиновности, принцип публичности, принцип «non bis in idem»»1.
При этом Н.Д. Сухарева говорит о двух группах оснований – уголовно-правовых и уголовно-процессуальных: первая имеет уголовно-правовую природу (отсутствие состава преступления, отсутствие события преступления и др.), а вторая группа зависит от социального статуса лица (отсутствие согласия конкретного органа на привлечение лица в качестве обвиняемого)2. Представляется, что такой подход не до конца логичен, т.к. не позволяет включить в предложенную классификацию все основания прекращения уголовного преследования (например, отсутствие заявления потерпевшего по уголовному делу частного и частно-публичного обвинения).
Исходя из своей классификации, Н.Д. Сухарева предлагает исключить возможность регламентации оснований прекращения уголовного преследования в УПК РФ, т.к. именно «уголовный закон устанавливает основания и условия уголовной ответственности», а «УПК может регламентировать только процессуальный порядок (процедуру) такого освобождения»3. Что касается уголовно-процессуальных оснований, то их она предлагает урегулировать нормами иных законов (о статусе судей, например). Представляется, что такая попытка обеспечить «чистоту» происхождения оснований, несколько искусственная, она не учитывает имманентно присущую праву системность, которая обеспечивается различными отраслевыми средствами воздействия на одни и те же общественные отношения. Такое комплексное воздействие позволяет достичь желаемого уровня нормативного регулирования соответствующих отношений.
Далее, анализируя позиции ученых по проблеме определения сущности оснований прекращения уголовного дела и уголовного преследования, отметим, что по нашему мнению, не прав И.С. Тарасов, критикуя ряд авторов, считающих, что «наименование статьи (ее заголовок) – это и есть основание, которое также именует и УПК РФ, а все, что находится в содержании норм – это условия»1. И.С. Тарасов, в отличие от критикуемой им позиции, полагает, что «Под условиями следует понимать определенные жизненные предпосылки, обстоятельства, которые возникают по ходу течения уголовного процесса. Основания – это фактические данные, которые закрепляют эти условия, доказывают их, тем самым, реализуясь в виде решения об окончании производства по делу»2.
По его мнению, термин «обстоятельства» образует систему. «Обстоятельства – это не что иное, как совокупность оснований и условий, которые закон сформулировал в статьях, посвященных прекращению уголовного дела и пре-следования»3. Он считает таким «обстоятельством» упоминание в ст. 25 и ст. 28 УПК РФ, что при возражении подозреваемого и обвиняемого с прекращением уголовного дела и уголовного преследования уголовно-процессуальное производство продолжается дальше. Однако мы полагаем, что термин «обстоятельства» для характеристики указанной ситуации не подходит: речь идет об условии прекращения уголовного дела и уголовного преследования. Если обвиняемый и подозреваемый возражают против такого окончания уголовного производства, то применить в отношении них положения ст. 25 и ст. 28 УПК РФ не возможно. Наличие их согласия (отсутствие возражения) – это непременное условие для принятия соответствующего решения.
Термин «обстоятельства» для характеристики правового института прекращения уголовного дела и уголовного преследования используют и другие авторы. Так, Н.А. Быданцев отмечает: «К числу обстоятельств, с которыми законодатель связывает возможность прекращения уголовного преследования (дела) в отношении несовершеннолетнего с применением принудительной меры воспитательного воздействия»1 отнесены: совершение несовершеннолетним преступления небольшой или средней тяжести; возможность его исправления без уголовного наказания. А.А. Варяник те же обстоятельства в их совокупности называет основанием для прекращения уголовного преследования с применением принудительной меры воспитательного воздействия2.
А.Ю. Магомедов именует основаниями прекращения уголовного дела (преследования) в связи с деятельным раскаянием те обстоятельства, которые, по нашему глубокому убеждению, закон и доктрина по большей части позиционируют как условия. Так, к числу общих оснований он относит совершение преступления небольшой тяжести впервые, явку с повинной, способствование раскрытию преступления, возмещение ущерба или иным образом заглаживание вреда3. Как говорится – комментарии излишни.
Некоторые ученые не видят различия между категориями «условие» и «форма». Так, те социально полезные действия, которые образуют систему условий деятельного раскаяния, А.Г. Калугин называет формами деятельного раскаяния4. Но такой подход не достаточно точен: «формы» предполагают возможность выбора той или иной вариации поведения, что не соответствует прямому требованию закона, который позволяет прекращение уголовного преследования в связи с деятельным раскаянием лишь при соблюдении всего комплекса установленных условий. Было бы уместнее говорить о формах проявления отдельных моделей поведения, отражающих те или иные условия для применения положений ст. 28 УПК РФ: о формах явки с повинной, о формах заглаживания вреда, о формах способствования раскрытию преступлений.
Налицо – смешение категорий, их некорректное использование, что свидетельствует о недостаточно полной научной проработке теоретических основ правового института прекращения уголовного дела и уголовного преследования. Не случайно еще в 2001 г. С.Н. Кабельков говорил, что в научном обороте используются базовые термины этого института произвольно, не единообразно, без соблюдения логических правил дефинирования основных понятий1. А одну из проблем понимания этих базовых категорий Р.М. Дочия видел в низком качестве законодательной техники при формулировании указанных новелл УПК РФ2 и в том, что разграничение оснований прекращения уголовного дела и прекращения уголовного преследования в УПК РФ носит условный характер3. По мнению О.В. Волынской, сложность оперирования категориями «основание» и «условие» обусловлена тем, что они достаточно близки по своему значению4.
Система оснований прекращения уголовного дела и уголовного преследования как отражение современных тенденций уголовной политики Российской Федерации и Республики Абхазия
Демократические государства, где ценность отдельно взятой личности, важность защиты ее прав является идейной основой для взаимоотношений между государством и его гражданами, взяли курс на либерализацию уголовной политики, на построение системы восстановительного правосудия. В современных условиях потерпевшим от преступлений зачастую важнее добиться восстановления его нарушенных прав, чем достичь наказания, создающего максимальные неудобства и изъятия из личных прав и свобод виновного в совершении преступлений. Государству также важно, чтобы члены общества не выбывали из хозяйственного оборота и обычных правоотношений в ходе привлечения к уголовной ответственности. В связи с этим компромиссные способы урегулирования уголовно-правовых споров приобретают особую значимость в уголовном судопроизводстве.
В цивилизованном обществе парадигма карательного правосудия должна быть заменена на иную парадигму – восстановительного правосудия. Оно подразумевает в том числе, применение в уголовной юстиции компромиссных процедур1, позволяющих минимизировать вред, причиненный преступлением, дающих возможность оступившемуся лицу загладить свою вину и перед потерпевшим, и перед обществом и государством. В этом нам видится истинная справедливость правосудия.
Таким образом, компромиссным способам урегулирования криминальных конфликтов, основанным на учете позитивной постпреступной модели поведения лица, совершившего преступление, отводится особое место в современной уголовно-правовой и уголовно-процессуальной политике, наметивших явный курс на либерализацию. Не случайно с момента вступления в силу УПК РФ законодатель постоянно уделяет внимание совершенствованию системы оснований прекращения уголовного дела и уголовного преследования. Достаточно упомянуть Федеральный закон от 08.12.2003 № 161-ФЗ1, которым ст. 26 УПК РФ «Прекращение уголовного дела в связи с изменением обстановки» была признана утратившей силу; Федеральный закон от 29.12.2009 № 383-ФЗ2, которым гл. 4 УПК РФ была дополнена новой статьей 28.1 «Прекращение уголовного преследования по делам, связанным с нарушением законодательства о налогах и сборах», скорректированной Федеральными законами от 07.12.2011 N 420-ФЗ3, от 22.10.2014 № 308-ФЗ4, от 08.06.2015 № 140-ФЗ5, от 29.07.2017 N 250-ФЗ1 и, наконец, Федеральным законом от 27.12.2018 N 533-ФЗ2, благодаря которому она приобрела новое название: «Прекращение уголовного преследования в связи с возмещением ущерба».
Существенной модернизацией системы оснований прекращения уголовного дела и уголовного преследования следует признать и нововведения, внесенные Федеральным законом от 03.07.2016 № 323-ФЗ, благодаря которым не только увеличился перечень данных оснований, но и появилась новая глава 51.1 УПК РФ, закрепившая процедуры применения положений ст. 25.1 УПК РФ, которая расширила диапазон ситуаций освобождения лица от уголовной ответственности.
Все эти явления в правовой сфере – свидетельство либерализации уголовной политики, подтверждающие курс нашего законодателя на формирование модели восстановительного правосудия. Восстановительное правосудие, как завоевание демократического общества, уходит своими корнями в далекие эпохи, когда на место кровной мести и физической расправе приходит идея ответственности имуществом перед лицом, понесшим вред от преступления. Е.Г. Васильева в своей монографии очень точно подметила эту трансформацию «обязанности мстить» в «право потребовать возмещения»3. На уровне диссертационного исследования процесс указанной трансформации был исследован Е.В. Смирновой4, которая, проанализировав путь становления системы нормативного регулирования возмещения вреда в российском уголовном процессе и за рубежом, показала, как в мире и в России все большую актуальность приобретают идеи «о медиации, примирительных процедурах, примирительном правосудии в целом – реституционном, восстановительном»1. О концепции восстановительного (примирительного) правосудия писала Б.Б. Самданова2. Она указывает, что истоки этого правосудия лежат в общинных традициях урегулирования конфликтов3. Не случайно социологические исследования ряда ученых, занимавшихся вопросами уголовно-процессуальной политики и социальной ценности уголовного судопроизводства показывают, что населению не чужды идеи восстановительного правосудия, поиска альтернативных способов разрешения уголовно-правовых споров4.
Справедливо в связи с этим высказывается А.А. Варяник, что «Кризис традиционной концепции уголовной ответственности и наказания порождает появление в науке и, как следствие, в законодательстве, новых идей, связанных с реакцией общества и государства на преступления, главным образом, небольшой и средней тяжести. Эти идеи направлены на создание разнообразных мер, которые в общем плане можно квалифицировать как альтернативные. В западной юриспруденции для их характеристики чаще всего используется термин «diversion» (отклонение, отход), ибо суть альтернативных мер, как правило, заключается в попытке разрешения уголовно-правового конфликта вне рамок классической уголовной юстиции, минуя соответственно такие юридические последствия преступления, как уголовное преследование, уголовная ответственность и наказание»5.
Разработчиком концепции восстановительного правосудия является Ховард Зер, директор Отдела уголовного правосудия при Меннонитском Цен тральном Комитете США1. Анализируя его концепцию, И.П. Дорноступ отмечает: «Насилие порождает обязательства, которые, в первую очередь ложатся на того, кто стал причиной: когда одно лицо причиняет вред другому, на первое ложится обязанность восстановить справедливость. Это должно быть основной работой уголовного правосудия. Это же означает, что следует побуждать преступников к тому, чтобы они признали нанесенный ими вред, и далее предприняли бы шаги по возмещению причиненного вреда. Возмещение вреда во всех его аспектах – ядро восстановительного правосудия»2.
Идея восстановительного правосудия находит отклик и у законодателя, который для ее воплощения в плоскости реальных правоотношений создает систему специальных норм: компромиссных и поощрительных3.
Теоретики уголовного права в контексте проблематики освобождения от уголовной ответственности также изучали эти специфические средства либерализации уголовной политики. По мнению Х.Д. Аликперова, поощрительные нормы одобряют, стимулируют социально полезное поведение лиц, совершивших преступление, путем смягчения им уголовно-правового обременения4. Поощрительные нормы «определяют юридически не обязательное, но социально желательное поведение, порождающее обязанность или право соответствующих органов применить поощрительную санкцию»5. Х.Д. Аликперов вполне обоснованно считает, что нормами, допускающими компромисс, являются нормы, которые лицу, совершившему преступление, гарантируют освобождение от уголовной ответственности в обмен на совершение им социально значи мых поступков, определенных в законе и обеспечивающих реализацию основных задач уголовной политики государства1.
О нормах, регламентирующих деятельное раскаяние, как о нормах, допускающих компромисс, пишет и А.Г. Калугин2, который изучил опыт Бельгии и Нидерландов в применении компромиссных процедур. А.Г. Калугин описывает используемую в этих государствах «трансакцию»3, в которой мы видим универсальный способ разрешения уголовно-правового конфликта, причинившего вред государству или конкретному потерпевшему. В России для этих двух разных криминальных ситуаций предусмотрены самостоятельные основания для прекращения уголовного дела, что свидетельствует о дифференцированном подходе российского законодателя к вопросам компромиссного урегулирования уголовно-правовых конфликтов.
Медиативные процедуры, основанные на возмещении вреда, в странах с англо-саксонской системой права анализировал в связи принятием в РФ нового уголовного кодекса Л.В. Головко4.
Прекращение уголовного дела или уголовного преследования в связи с назначением меры уголовно-правового характера в виде судебного штрафа в условиях модернизации системы оснований прекращения уголовного дела и уголовного преследования
Проанализированный нами ранее курс на модернизацию системы оснований прекращения уголовного дела и уголовного преследования (в направлении расширения компромиссных способов урегулирования правовых конфликтов), который мы подчеркнули в предыдущем параграфе, наиболее ярко проявил себя в новеллах Федерального закона от 3 июля 2016 г. № 323-ФЗ «О внесении изменений в Уголовный кодекс Российской Федерации и Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации по вопросам совершенствования оснований и порядка освобождения от уголовной ответственности»1: в УПК РФ была введена ст. 25.1, в соответствии с которой определена процедура применения основания освобождения от уголовной ответственности в связи с назначением меры уголовно-правового характера в виде судебного штрафа.
Федеральным законом УК РФ также был дополнен статьей 76.2, регламентирующей юридически значимые обстоятельства, при которых возможно освобождение от уголовной ответственности по изложенному выше основанию.
Особо хотелось бы обратить внимание на нереализованный потенциал этого компромиссного способа урегулирования уголовно-правовых конфликтов, инициированного Верховным Судом РФ. В пояснительной записке к проекту Федерального закона № 953369-6 Верховный Суд РФ указывал причины, побудившие избрать именно такой путь урегулирования уголовно-правовых конфликтов: «Так, если в период с 1997 года (с момента введения в действие Уголовного кодекса Российской Федерации) по 2001 год удельный вес лиц, осужденных за совершение преступлений небольшой тяжести, составлял порядка 15 – 19% от общего числа осужденных, то с 2002 года наметилась устойчивая тенденция роста этого показателя. В 2003 году доля осужденных за преступления небольшой тяжести приблизилась к 25%, в 2006 году составила 30%, в 2008 году – 35,0%, в 2010-2012 годах – порядка 37%, а в 2013 и 2014 годах достигла 46% от числа всех осужденных»1.
Разработчики Проекта Федерального закона № 953369-6 «О внесении изменений в Уголовный кодекс Российской Федерации и Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации по вопросам совершенствования оснований и порядка освобождения от уголовной ответственности» в Пояснительной записке к нему отметили тревожную тенденцию в структуре преступности – на период разработки этого законопроекта почти каждое второе осужденное лицо привлекалось к уголовной ответственности за преступление небольшой тяжести2. Уголовная репрессия, таким образом, по степени своей жесткости не отвечала требованию справедливости, на что обратили внимание разработчики данного законопроекта, подчеркнув, что «деяния, квалифицируемые сегодня как преступления небольшой тяжести, либо лица, их совершившие, не обладают достаточной степенью общественной опасности. Негативные последствия от судимости в таких случаях (причем не только для самого осужденного, но и для его близких родственников) не вполне адекватны характеру этих деяний или личности осужденного»1. Именно с целью минимизации указанных негативных явлений и вводилась ст. 25.1 УПК РФ, позволяющая восстановить нарушенные преступлением права потерпевшего или компенсировать ему причиненный ущерб и страдания – еще в досудебном производстве по уголовным делам (п. 3 Пояснительной записки2).
Значит, Верховный Суд РФ также реально оценивал «криминальную базу» для применения оснований освобождения от уголовной ответственности и среагировал должным образом на это объективное явление, выдвинув соответствующую законодательную инициативу, которая была сформулирована в русле создания модели восстановительного правосудия.
Анализируя содержание самой статьи 25.1 УПК РФ, можно выделить определенные условия, без которых не может быть принято названное решение: в отношении лица, чья вина у суда не вызывает сомнений; в случае, если преступное деяние совершено им впервые; данное преступление относится к категории небольшой или средней тяжести; виновный возместил причиненный преступлением ущерб или иным образом загладил вину.
Совершившим впервые преступление считается лицо, которое на момент совершения преступления не имеет непогашенную или неснятую судимость. Положения ст. 25.1 УПК РФ могут быть применены и к лицу, которое впервые совершило несколько преступлений, за которые оно еще не было осуждено3. Что касается такого условия для применения указанного основания, как категория преступления, то уголовный закон четко определяет виды деяний, отнесенных к преступлениям небольшой либо средней тяжести (ч.ч. 2 и 3 ст. 15 УК РФ).
Возмещение ущерба или заглаживание вреда означает возмещение в натуре или в денежном эквиваленте причиненного ущерба, либо заглаживание вреда путем принесения извинений, компенсации морального вреда и тому подобные позитивные посткриминальные действия. При этом указанные действия может совершить и само лицо, привлекаемое к ответственности, так и по его просьбе или с его согласия иные лица, на что было обращено внимание в п. 3 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 27.06.2013 № 19 «О применении судами законодательства, регламентирующего основания и порядок освобождения от уголовной ответственности»1.
Однако данных разъяснений Пленума Верховного Суда РФ явно недостаточно для практики, потому что положения ст. 25.1 УПК РФ в реальных обстоятельствах вызывают ряд правоприменительных проблем. Их наличие, на наш взгляд, обусловлено невнятностью позиции законодателя по одному очень принципиальному вопросу: что считать возмещением вреда в случае совершения преступления, которое не предусматривает наличие конкретного потерпевшего? И как быть в ситуации, когда лицом, совершившим преступление, причиняется вред не конкретному физическому или юридическому лицу? Речь идет, в первую очередь, о преступлениях, предусмотренных ст. 222 УК РФ (Незаконные приобретение, передача, сбыт, хранение, перевозка или ношение оружия, его основных частей, боеприпасов), ст. 222.1 УК РФ (Незаконные приобретение, передача, сбыт, хранение, перевозка или ношение взрывчатых веществ или взрывных устройств), ст. 228 УК РФ (Незаконные приобретение, хранение, перевозка, изготовление, переработка наркотических средств, психотропных веществ или их аналогов, а также незаконные приобретение, хранение, перевозка растений, содержащих наркотические средства или психотропные вещества, либо их частей, содержащих наркотические средства или психотропные вещества) и о ряде других преступлений, причиняющих вред не конкретному потерпевшему, а общественным отношениям в сфере безопасности и здоровья граждан.
В специальной литературе можно встретить высказывания о неприемлемости основания для прекращения уголовного дела и уголовного преследования, предусмотренного ст. 25.1 УПК РФ, к подобным случаям и другим преступлениям с формальным составом. Так, А.В. Кудрявцева и К.И. Сутягин отмечают, что «Строго формально по таким преступлениям решение о назначении судебного штрафа не может быть принято в силу отсутствия одного из условий»1.
По мнению М.Ю. Юсупова, «освобождение от уголовной ответственности лиц, совершивших такого рода преступления, по основанию, предусмотренному в ст. 76.2 УК РФ, невозможно. Такие лица могут быть освобождены от уголовной ответственности в связи с деятельным раскаянием, предусмотренным в ч. 1 ст. 75 УК РФ, либо по специальному основанию, предусмотренному в примечании к статье Особенной части УК РФ (специальный вид деятельного раскаяния)»2.