Электронная библиотека диссертаций и авторефератов России
dslib.net
Библиотека диссертаций
Навигация
Каталог диссертаций России
Англоязычные диссертации
Диссертации бесплатно
Предстоящие защиты
Рецензии на автореферат
Отчисления авторам
Мой кабинет
Заказы: забрать, оплатить
Мой личный счет
Мой профиль
Мой авторский профиль
Подписки на рассылки



расширенный поиск

Роль понимания эмоциональных состояний в регуляции криминальных действий сексуального характера, направленных против детей Демидова Любовь Юрьевна

Диссертация - 480 руб., доставка 10 минут, круглосуточно, без выходных и праздников

Автореферат - бесплатно, доставка 10 минут, круглосуточно, без выходных и праздников

Демидова Любовь Юрьевна. Роль понимания эмоциональных состояний в регуляции криминальных действий сексуального характера, направленных против детей: диссертация ... кандидата Психологических наук: 19.00.06 / Демидова Любовь Юрьевна;[Место защиты: ФГКОУ ВО «Академия управления Министерства внутренних дел Российской Федерации»], 2018.- 176 с.

Содержание к диссертации

Введение

Глава 1. Теоретические и правовые основания исследования сексуального злоупотребления детьми 12

1.1. Общие представления о сексуальной преступности в отношении детей 12

1.2. Сексуальное злоупотребление детьми в историческом контексте 13

1.3. Педофилия как предпосылка сексуального злоупотребления 18

1.4. Концептуальные модели сексуального злоупотребления 21

1.4.1. Таксономические модели 21

1.4.2. Психологические модели 28

1.4.3. Интегративные модели сексуального злоупотребления 31

1.5. Судебно-правовые аспекты сексуального злоупотребления 38

1.5.1. Уголовное законодательство и возраст согласия 38

1.5.2. Комплексная экспертиза по делам о преступлениях против половой неприкосновенности детей 40

Выводы по главе 1 50

Глава 2. Эмоциональное восприятие и понимание партнера у сексуальных преступников 52

2.1. Роль факторов восприятия и понимания партнера в межличностном взаимодействии 52

2.2. Нарушения эмпатии у сексуальных преступников 54

2.2.1. Представление об эмпатии в современной психологии 54

2.2.2. Связь эмпатии, насильственного и преступного сексуального поведения 60

2.3. Нарушения способности к распознаванию эмоций у преступников 68

2.4. Нарушения децентрации у преступников 71

2.5. Алекситимия и межличностное функционирование 76

Выводы по главе 2 82

Глава 3. Эмпирическое исследование факторов восприятия и понимания партнера у сексуальных преступников 84

3.1. Постановка целей, задач и гипотез исследования 84

3.2. Характеристики выборки 85

3.3. Выбор методик эмпирического исследования 90

3.4. Результаты исследования 99

3.4.1. Сравнение способностей к восприятию и пониманию эмоциональных состояний в обследованных группах 99

3.4.2. Дискриминантный анализ способностей к восприятию и пониманию эмоциональных состояний у сексуальных преступников 111

3.5. Обсуждение результатов 117

3.5.1. Значение полученных результатов для решения задач дифференциальной диагностики 117

3.5.2. Значение полученных результатов для оценки способности к осознанно-волевой регуляции поведения 131

Выводы 139

Заключение 141

Список литературы 144

Приложения 169

Введение к работе

Актуальность проблемы. Проведенные в нашей стране исследования лиц, совершивших сексуальные преступления в отношении детей, крайне немногочисленны и направлены в первую очередь на изучение когнитивных аспектов их психосексуального развития, в частности, на анализ особенностей их полоролевой идентичности и полоролевой социализации (Радченко Н.А., 2002; Макарова Т.Е., Дворянчиков Н.В., 2013; Ткаченко А.А. и др., 2015).

При этом целый ряд зарубежных исследователей отмечает у сексуальных преступников дефициты преимущественно в сфере эмоционального восприятия, выражающиеся в нарушениях обработки эмоциональной информации (Finkelhor D., 1984; Varker T. et al., 2008; Marshall W.L. et al., 2009), в частности, в ошибочном распознавании психических и эмоциональных состояний (Ward T. et al., 2000; Smallbone S.W., 2003; Gery I. et al., 2009; Varker T. et al., 2008 и др.) и нарушениях межличностной коммуникации в целом (Finkelhor D., 1984; Marshall W.L., 1989; Hall G.C.N., Hirschman R., 1992; Ward T., Beech A., 2006).

Оценка способности преступников правильно понимать эмоциональные состояния и действовать в соответствии с ними имеет принципиальное значение для судебной экспертизы. Именно нарушения в этой области во многих случаях могут определять саму возможность совершения насильственных действий по отношению к другому человеку.

«Ошибки в понимании психического состояния жертвы, определяют снижение прогноза последствий своих действий…, ограничивая тем самым способность осознавать их общественную опасность» (Ткаченко А.А., Яковлева Е.Ю., 2008, с. 270-271). А дефицит осознавания собственных эмоций и их когнитивной переработки может приводить к импульсивным агрессивным действиям или компульсивному поведению (Krystal J.H., 1979; Taylor G.J. et al., 1999; Zimmerman G. et al., 2005), что тесно связано со способностью к самоконтролю и волевым критерием вменяемости.

Тем не менее, целенаправленных исследований способности к пониманию эмоциональных состояний при сексуальных девиациях в нашей стране практически не проводилось. Исследования подобного рода в настоящее время представлены лишь в нескольких работах (см. Ткаченко А.А. и др., 2000; Дворянчиков Н.В. и др., 2003; Макурин А.А., Булыгина В.Г., 2011).

Степень разработанности проблемы. Имеющиеся в литературе данные в основном свидетельствуют в пользу того, что у лиц, совершивших сексуальные преступления, наблюдаются трудности с распознаванием эмоциональных состояний, их интерпретацией и оценкой, сложности с возникновением эмоционального отклика и сопереживания (Fernandez Y.M., Marshall W.L., 2003; Marshall W.L. et al., 1995).

Результаты исследований показывают, что лица, совершившие сексуальные
преступления, допускают много ошибок при опознании эмоциональных
состояний по лицевой экспрессии, часто путая между собой удивление и страх,
отвращение и гнев (Gery I. et al., 2009; Varker T. et al., 2008). Утверждается, что
сексуальные преступники страдают эгоцентризмом и неправильно

интерпретируют реакции жертвы (Scully D., 1988), демонстрируют сниженную способность к децентрации (Marshall W.L. et al., 1995; Pithers W.D., 1999).

Названные процессы в виде распознавания эмоций и децентрации все чаще
рассматриваются как компоненты эмпатии (например, Davis M.H., 1980, 1983;
Marshall W.L. et al., 1995; Lamm C., Singer T., 2010), нарушения которой
считаются определяющей характеристикой эмоционального восприятия

сексуальных преступников (Finkelhor D., 1984). Восприятие преступниками детей в качестве сексуальных объектов, а также отрицание ими вреда, причиненного жертвам, нередко объясняется именно нарушениями эмпатии (Gilgun J.F., Connor T.M., 1989; Hudson S.M., Ward T., 2000; Дворянчиков Н.В. и соавт., 2003; Макурин А.А., Булыгина В.Г., 2011).

Наряду с этими процессами, в качестве одного из факторов, нарушающих
межличностное взаимодействие и психосексуальное функционирование,

рассматривается алекситимия (Нартова-Бочавер С.К., Потапова А.В., 2012).

Алекситимные сексуальные преступники не могут правильно понять и оценить эмоциональные сигналы, наблюдаемые у жертвы (Hudson S.M., Ward T., 2000), поскольку «эмоциональная слепость» к собственным состояниям не позволяет им сопоставить чувства другого с внутренним эталоном (Feldmanhall O. et al., 2012).

Однако исследования, посвященные оценке способности сексуальных преступников к пониманию эмоциональных состояний, обладают и целым рядом противоречий. Многие исследователи указывают, что индивиды, совершившие сексуальные преступления в отношении детей, и вовсе не демонстрируют дефицита эмпатии (Piglia M.L. et al., 2005; Wood E., Riggs S., 2008). Согласно результатам других исследований, общий уровень эмпатии у сексуальных преступников находится в норме, а ее дефицит возникает в конкретных ситуациях, например, в отношении собственных жертв или непосредственно в момент совершения общественно-опасного деяния (Fernandez Y.M., Marshall W.L., 2003; Hudson S.M., Ward T., 2000; Marshall W.L. et al., 1995; Wood E., Riggs S., 2008). Аналогичные предположения делаются относительно дефицита в распознавании эмоций (Ward T. et al., 2000). Встречаются результаты, согласно которым лица, совершившие сексуальные преступления в отношении несовершеннолетних, демонстрируют децентрацию, сравнимую с группой нормы (Fisher D. et al., 1999) и значимо превосходят в этой способности лиц, совершивших изнасилования (Pithers W.D., 1999).

Цель исследования – выявление экспертно-диагностического значения особенностей эмоционального восприятия лиц, совершивших сексуальные преступления в отношении детей.

Задачи исследования:

  1. Разработка методического комплекса для судебно-психологической экспертной оценки способности к пониманию эмоциональных состояний и действию в соответствию с ними у сексуальных преступников.

  2. Выявление особенностей эмоционального восприятия лиц с педофилией, имеющих дифференциально-диагностическое и судебно-психологичеcкое экспертное значение.

3. Уточнение существующих моделей эмпатического реагирования и оценка роли отдельных нарушений эмоционального восприятия в осознанно-волевой регуляции криминальных действий лиц с педофилией.

Объект исследования – эмоциональное восприятие при аномалиях сексуального поведения.

Предмет исследования – понимание эмоциональных состояний и их роль в регуляции общественно опасных деяний лиц, совершивших действия сексуального характера в отношении детей.

Материал исследования. Исследование проводилось на выборке из 171 испытуемого мужского пола. Основную группу исследования составили 76 человек в возрасте от 20 до 64 лет (средний возраст – 39,02 ± 11,56), которые были направлены на стационарную комплексную сексолого-психолого-психиатрическую экспертизу на базе ФГБУ «ФМИЦПН им. В.П. Сербского» Минздрава России в связи с совершением преступлений сексуального характера в отношении детей (в выборку не вошли подэкспертные, обвиняемые по ст. 105 УК РФ; жертвы преступников не превышали 12-летнего возраста). В результате сексологической экспертизы у 44-х из них была выявлена педофилия, у 32-х педофилии выявлено не было. Контрольная группа – 95 человек в возрасте от 19 до 61 года (средний возраст – 27,62 ± 8,66), без психической патологии, не привлекавшиеся к уголовной ответственности.

Теоретико-методологическими основаниями работы послужили

представления о стадиях разворачивания эмпатического ответа (Marshall W.L.), об эмпатии как высшей психической функции (Карягина Т.Д.). Положения культурно-исторической психологии о единстве интеллекта и аффекта (Выготский Л.С.), а также представление об уровнях аффективной организации (Лебединский В.В., Никольская О.С., Баенская Е.Р., Либлинг М.М.). Представления о роли понимания эмоциональных состояний в межличностном взаимодействии и регуляции поведения (Davis M.H., Лабунская В.А., Климова И.В., Гаврилова Т.П., Братусь Б.С., Пашукова Т.И., Taylor G.J., Bagby R.M., Krystal J. H.); об осознанно-волевой регуляции и ее оценке (в том числе при

аномальном сексуальном поведении), сложившиеся в рамках юридической психологии (Коченов М.М., Кудрявцев И.А., Сафуанов Ф.С., Ткаченко А.А.).

Методы исследования. На этапе эмпирического исследования

использовался анализ материалов уголовного дела и заключений комплексной судебной сексолого-психолого-психиатрической экспертизы, а также следующие психодиагностические методики: (1) Методика на распознавание эмоций по мимической экспрессии (Тоом А.И., 1981); (2) Невербальная методика на распознавание эмоций (Демидова Л.Ю., Дворянчиков Н.В., 2014a), созданная в рамках диссертационного исследования; (3) Торонтская шкала алекситимии – Toronto Alexithymia Scale (TAS-26) (Taylor G.J. et al., 1985; адаптация Ересько Д.Б., и соавт., 1994); (4) Полупроективный тест на эмоциональный словарь – Alexithymia Provoked Response Questionnaire (Krystal J.H. et al., 1986). (5) Модифицированная методика определения понятий (Холмогорова А.Б., 1983; мод. Демидова Л.Ю., Дворянчиков Н.В., 2014a). (6) Невербальная методика на способность к децентрации (Модификация методик рисуночной фрустрации Розенцвейга, Rosenzweig S., 1945; Rosenzweig S., 1948; мод. Демидова Л.Ю., Дворянчиков Н.В., 2014a), созданная в рамках диссертационного исследования; (7) Проективная методика для диагностики эмпатии (Шерягина Е.В., 2013; мод. Демидова Л.Ю., 2013).

Собранные данные подвергались методам качественного и статистического анализа. Методы математической статистики включали: анализ надежности (согласованности экспертных оценок), непараметрические критерии сравнения независимых выборок, дискриминантный анализ.

В рамках эмпирического исследования проверялись следующие гипотезы:

  1. Способности к эмпатии, децентрации, распознаванию, осознанию и вербализации эмоций у сексуальных преступников снижены и связаны с наличием у них расстройства сексуального предпочтения в виде педофилии.

  2. Дефициты способностей к распознаванию эмоций, децентрации и эмпатии, а также уровень алекситимии являются важными факторами

ограничения осознанно-волевой регуляции поведения у лиц, совершивших преступления против половой неприкосновенности детей.

Научная новизна работы. В диссертации было разрешено противоречие, связанное с оценкой способности сексуальных преступников к пониманию эмоциональных состояний: показано, что их способность к эмоциональному восприятию окружающих существенно различается в связи с наличием или отсутствием у индивида расстройства сексуального предпочтения в виде педофилии. Были уточнены существующие модели эмпатического реагирования и содержательно раскрыта связь отдельных нарушений эмоционального восприятия с ограничениями различных уровней регуляции деятельности и критериями вменяемости.

Были разработаны и модифицированы методики для оценки в рамках
судебной экспертизы способности сексуальных преступников к пониманию
эмоциональных состояний. Выделены показатели эмоционального восприятия,
имеющие дифференциально-диагностическую ценность для установления
педофилии. Выявлена и теоретически обоснована связь алекситимии со
способностью к осознанно-волевой регуляции поведения; показана

необходимость использования указанного параметра наряду с другими показателями при оценке юридического критерия ограниченной вменяемости.

Теоретическая значимость работы заключается в уточнении

существующих моделей эмпатического реагирования и выяснении роли эмоционального восприятия в реализации и регуляции противоправного сексуального поведения.

Практическая значимость определяется возможностью использования результатов для решения задач комплексной судебной психолого-сексолого-психиатрической экспертизы (дифференциально-диагностических и задач по оценке способности к регуляции). Методические рекомендации (в коллективе авторов) «Сексологические критерии ограничения произвольной регуляции при аномальном сексуальном поведении» (2014) используются в судебно-психиатрических экспертных учреждениях Российской Федерации.

Степень достоверности и апробация результатов. Достоверность
результатов обеспечивается сплошным характером выборки испытуемых для
исследования, учетом социально-демографических и клинико-

психопатологических особенностей испытуемых, использованием разнообразных методов математической статистики, наряду с качественным анализом данных.

Положения, выносимые на защиту.

  1. Потенциальная способность индивида к пониманию эмоциональных состояний имеет значение для оценки сохранности различных уровней регуляции деятельности (мотивационного, целевого, операционального), что обусловливает необходимость оценки этой способности при проведении комплексной судебной экспертизы у подэкспертных, обвиняемых в совершении сексуальных преступлений.

  2. Преступления, совершенные лицами без расстройств сексуального предпочтения, связаны с нарушением у них межличностной коммуникации вследствие снижения способности к пониманию эмоциональных состояний окружающих: понимание такими лицами эмоциональных состояний характеризуется снижением способностей к децентрации, эмпатии, ошибками при распознавании эмоций других людей, трудностями с осознанием и вербализацией собственных эмоций.

3. Преступления, совершенные лицами с педофилией, напрямую не связаны
с их способностью понимать эмоциональные состояния других людей, а
регуляция аномального сексуального поведения в таком случае непосредственно
не связана с нарушениями эмоционального восприятия: для лиц с педофилией
характерны достаточно высокие способности к коммуникативной децентрации и
эмпатии, достаточная способность к распознаванию эмоций других людей.

4. Алекситимия является одним из факторов ограничения осознанно-
волевой регуляции поведения: при сильно выраженной алекситмиии нарушается
способность к оценке мотивов собственного поведения и смыслового уровня
регуляции деятельности, а понимание эмоционального состояния окружающих

происходит интуитивно и часто остается неосознанным, что приводит к нарушениям целевого и операционального компонентов регуляции деятельности.

5. Выраженные нарушения осознания и вербализации собственных эмоций приводят к снижению способности понимать общественную опасность своих действий и нарушениям контроля поведения; в случае педофилии алекситимия отражается на способности индивида к самоконтролю даже при ее меньшей выраженности.

Внедрение и апробация результатов исследования.

Основные результаты исследования были обсуждены и получили
поддержку на Всероссийской научно-практической конференции «Психическое
здоровье населения как основа национальной безопасности России» (Казань, 2012
г.). Результаты исследования используются в работе лаборатории судебной
сексологии ФГБУ «ФМИЦПН им. В.П. Сербского» Минздрава России, а также в
образовательном процессе, осуществляемом на факультете юридической
психологии Московского государственного психолого-педагогического

университета по дисциплине «Психология сексуальности и сексуальных аномалий».

По теме диссертации опубликовано 6 статей (3 в журналах, рекомендованных ВАК), 4 набора тезисов (2 с докладом) и 1 методические рекомендации.

Структура работы: работа изложена на 176 страницах, состоит из введения, трех глав, выводов, заключения, списка литературы (из 245 наименований, 143 из которых на английском языке) и 2 приложений. Работа содержит 15 таблиц и 1 рисунок.

Таксономические модели

Первые таксономические (типологические) модели сексуального злоупотребления представляли собой классификацию типов сексуальных преступников на основании причин, сподвигающих взрослых к вступлению в сексуальные отношения с детьми. В 1886 году Р.Ф. Крафт-Эбинг (1996) разделял причины сексуального злоупотребления на психопатологические и непатологические.

Для эротической педофилии (педофилии как клинического расстройства) характерно первичное возникновение влечения к малолетним и невозможность появления сексуального возбуждения в результате общения со взрослыми; в качестве причин эротической педофилии Р.Ф. Крат-Эбинг отмечал патологическую наследственность.

Также он выделял и считал наиболее распространенным явлением «псевдопедофилию» как состояние, при котором отсутствие возможности вступить в сексуальные отношения со взрослым партнером приводит индивида к детям именно с целью сексуальной разрядки; в таком случае многие из лиц, сексуально злоупотребляющих детьми, являются психически нормальными.

В отдельную группу он выделял крайне редкие (на его взгляд) случаи сексуального злоупотребления мальчиками со стороны гомосексуальных мужчин, уточняя, что в таких ситуациях мужчины имеют некоторые медицинские или неврологические расстройства, и их влечение не соответствует сути педофилии, потому что жертвы у них, как правило, старше или достигли половой зрелости.

З. Фрейд (2009) в своей книге 1905 года «Три очерка по теории сексуальности» разделял педофилию на два типа.

Истинная (эксклюзивная, исключительная) педофилия, согласно его описанию, редка, является результатом фиксации/инфантильной сексуальности индивида и заключается в том, что исключительным объектом сексуального предпочтения для взрослого становятся дети препубертатного возраста.

«Заместительная» педофилия встречается по мнению Фрейда куда более часто. В таком случае дети становятся объектами сексуального желания в результате слабости Сверх-Я индивида. В таких случаях личностно слабый человек, неспособный справиться с трудностями реальной жизни, использует подобные «заменители», или же неконтролируемые инстинкты, которые не могут быть сдержаны, ищут немедленного удовлетворения и не могут найти более подходящий объект для реализации побуждения.

Огюст Форель (в 1908) также разграничивает случайные (инцидентные) сексуальные домогательства детей со стороны лиц с деменцией или органической патологией мозга и случаи, когда сексуальное влечение к детям является действительно предпочтительным, иногда и единственным (для чего он предложил альтернативное название «pederosis») (Форель А., 1909).

A.N. Groth (Groth A.N. et al., 1982), основываясь на своем клиническом опыте, в 1978 году предложил типологию фиксации/регресса, схожую с уже описанными и базирующуюся на психодинамической модели сексуального злоупотребления.

Согласно этой типологии, фиксированные растлители имеют постоянное, стойкое и компульсивное сексуальное влечение к детям. Они зафиксировались на точке своего развития, когда дети являлись их референтной группой и были наиболее привлекательным объектом для взаимодействия.

Этому типу преступников как правило ставится диагноз педофилии (Fowler J., 2008). Согласно R.M. Holmes и S.T. Holmes (2002) такие лица психосексуально незрелы и по многим характеристикам схожи с детьми. Будучи взрослыми, они не имеют практически никакого опыта сексуальных отношений с соответствующими по возрасту партнерами. Их сексуальные предпочтения нередко проявляются довольно рано, а действия как правило носят преднамеренный характер и не являются результатом какого-либо стресса (Holmes R.M., Holmes S.T., 2002).

Фиксированные преступники наиболее опасны для общества. Они как правило контактируют с уязвимыми детьми, выбирают работу «ближе к детям», используют тактики «соблазнения» (grooming) детей для вовлечения их в сексуальные отношения и для поддержания таких отношений (Fowler J., 2008). Как следствие, преступления фиксированных преступников часто сохраняются в тайне. Многие из осужденных преступников этого типа отбывают наказание за меньшее число преступлений, чем совершили на самом деле (Abel G.G., Rouleau J.L., 1990). Такие преступники часто предполагают (или обманывают/оправдывают себя), что заботятся о ребенке и просвещают его, что ребенок может получать удовольствие от сексуального контакта со взрослым. У таких лиц отмечается наиболее высокий риск рецидивизма, причем этот риск увеличивается прямо пропорционально числу жертв преступника (Abel G.G., Rouleau J.L., 1990).

Регрессивные растлители в качестве объекта сексуальной активности предпочитают взрослых и прибегают к сексуальным действиям с детьми временно (Simon L.M.J. et al., 1992; Fowler J., 2008). Исследователи показали, что у таких преступников паттерны возбуждения такие же, как у «нормальных» мужчин (Quinsey V.L. et al., 1975). Регрессивные растлители совершают преступления в ответ на внешние неблагоприятные факторы, как ситуационные (например, потеря работы, проблемы в браке, употребление психоактивных веществ), так и напрямую связанные с негативными эмоциональными состояниями (например, одиночество, изоляция, стресс, тревога) (Gebhard P.H., Gagnon J.H., 1964). Регрессивные растлители обычно начинают совершать преступления в более зрелом возрасте и, как правило, виктимизируют детей, к которым имеют легкий доступ. Они нередко испытывают угрызения совести за свои действия. Отсутствие фиксации на детях и потенциальная способность к критической оценке своего поведения сказываются на более низком риске рецидива у таких преступников в случае прохождения соответствующей терапии.

Приблизительное соотношение фиксированных и регрессивных преступников по мнению ученых составляет 1 к 2 (причем фиксированные преступники чаще совершают развратные действия в отношении мальчиков, а регрессивные – в отношении девочек) (Johnston F.A., Johnston S.A., 1997).

Однако предложенная A.N. Groth и соавт. модель не объясняла поведение всех лиц, совершивших сексуальные преступления в отношении детей. Исследователи, проверявшие типологию фиксации/регресса эмпирическим путем, пришли к выводу, что преступников, которых можно однозначно отнести к одному из двух типов, не так много, и предложенная модель представляет собой скорее континуум с двумя полюсами, нежели бимодальное распределение, предсказанное A.N. Groth и соавт. (1982).

Типология P.E. Dietz совпадает с предыдущей. Только в данном случае фиксированные преступники именуются как преференциальные и по сути являются педофилами, а регрессивные преступники именуются как ситуативные и так же, как и в предыдущей классификации, предпочитают секс со взрослыми партнерами, но в ситуациях стресса, ради удобства или из любопытства могут вступить в половую связь с детьми (Dietz P.E., 1983).

В опоре на эти классификации была разработана типологическая модель, являющаяся наиболее полной и эмпирически подтвержденной классификационной системой на сегодняшний день (Looman J., Gauthier C., Boer D., 2001) и пользующаяся у зарубежных исследователей наибольшей популярностью: Типология MTC:CM3 (Massachusetts Treatment Center: Child Molester Typology, version 3) (Knight R.A., 1988; Knight R.A., Carter D., Prentky R.A., 1989).

Эта типология была разработана при оценке 177 растлителей детей, помещенных в массачусетский центр по лечению сексуально опасных лиц (Massachusetts Treatment Center for Sexually Dangerous Persons) в 1959-1981 годах. Из анализа исключались преступники, у которых не было физического контакта с жертвами (например, эксгибиционисты). Истории поведения каждого из участников выборки были тщательно изучены и в дальнейшем обработаны с помощью методов кластерного и факторного анализа, что позволило R.A. Knight разделить преступников на 6 базовых типов, каждый из которых охватывает широкий спектр поведения.

В настоящее время эта классификация представляет собой континуум, основанный на двух осях. Первая Ось включает четыре параметра и является основанием для выделения шести базовых типов преступников. Оцениваемые параметры: (1) частота контактов с детьми; (2) значение контакта с детьми для преступника – им руководит сексуальная мотивация или мотивация межличностного общения; (3) степень нанесенного жертве физического вреда; (4) характер агрессивной мотивации (наличие или отсутствие эротизированной/сексуальной агрессии – садизма). Распределение типов растлителей по первой оси представлено на рисунке 1.

Представление об эмпатии в современной психологии

Некоторые авторы рассматривают эмпатию исключительно как когнитивный процесс, включающий в себя верное распознавание чувств и способность понять точку зрения другого человека (Richardson D.R., Hammock G.S., Smith S.M., Gardner W.L., Signo M., 1994). Такая эмпатия обеспечивается прежде всего интеллектуальными способностями (Горбатова Е.А., 2014): способностью к опознанию лицевой экспрессии и способностью к децентрации. Другие ученые делают акцент на эмоциональных аспектах, рассматривая эмпатию как ответную эмоциональную реакцию на переживания другого (Mehrabian A., Epstein N., 1972). При этом эмоциональная эмпатия в чистом виде, по мнению исследователей, осуществляется при помощи механизмов проекции и подражания моторным и аффективным реакциям другого человека (Горбатова Е.А., 2014), при помощи механизмов идентификации (Гаврилова Т.П., 1975, 1977; Орлов А.Б., Хазанова М.А., 1993).

Однако в настоящее время все больше исследователей сходятся во мнении, что эмпатия представляет собой многофакторное явление и, соответственно, является многомерным конструктом (Davis M.H., 1980, 1983; Бодалев А.А., 1995; Covell C.N., Scalora M.J., 2002; Hoffman M.L., 2000; Гаврилова Т.П., 1975; Blair R.J., 2005b; Lamm C., Singer T., 2010; Marshall W.L. et al., 1995). То есть эмпатия понимается как результат взаимодействия нескольких составляющих.

Когнитивный компонент эмпатии заключается в способности обрабатывать получаемую информацию и принимать решения в соответствии с ней (Geer J.H., Estupinan L.A., Manguno-Mire G.M., 2000). Он, в целом, совпадает с интеллектуальными способностями, указанными ранее. Так, в когнитивный компонент входят способность субъекта к распознаванию эмоциональных состояний другого человека (Davis M.H., 1980, 1983; Marshall W.L. et al., 1995) и децентрация (Гаврилова Т.П., 1977; Davis M.H., 1980, 1983; Marshall W.L. et al., 1995; Hoffman M.L., 2000).

Второй компонент эмпатии – аффективный – отражает чувства, возникающие у наблюдателя в ответ на переживания другого, т.е. собственно сопереживание/эмпатия в узком смысле этого слова (Davis M.H., 1980, 1983; Eisenberg N., Fabes R.A., 1990; Eisenberg N., 2000). Здесь уместно отметить, что выражение (экспрессия) эмпатии, как отмечают исследователи, требует определенного уровня развития социальных навыков и компетенций (Covell C.N., Scalora M.J., 2002; Hudson S.M. & Ward T., 2000). Более того, часть современных исследователей в опоре на свои исследования отмечают, что для целостного рассмотрения эмпатии необходимо учитывать и ее поведенческий компонент – комплекс действий, основывающихся на сопереживании, сострадании другому (Лабунская В.А., Менджерицкая Ю.А., Бреус Е.А., 2001; Климова И.В., 2002).

Важно отметить, что центральным в этой когнитивно-аффективно-поведенческой триаде является именно эмоциональный компонент, без которого когнитивная эмпатия не отражает основной сути сопереживания; а действенная эмпатия становится просто невозможной (Климова И.В., 2002).

Описанное понимание эмпатии находит отражение в работах некоторых авторов, предложивших теоретические модели поэтапного эмпатического реагирования.

Многофакторная модель эмпатии, получившая большую популярность за рубежом, была предложена M. H. Davis (1980, 1983). Когнитивный компонент эмпатии в этой модели предполагает способность человека к образному перенесению себя в различные ситуации (фантазия) и способность понимать и принимать в расчет точку зрения другого человека (децентрация). Аффективный компонент определяется выраженностью чувств тепла и сострадания, заботы об окружающих (эмпатическая забота), а также отрицательных переживаний, возникающих у индивида при наблюдении других людей, оказавшихся в тяжелой ситуации (эмпатический дистресс).

W.L. Marshall и соавт. (1995) предложили четырехэтапную модель эмпатического процесса, которая включает в себя когнитивный (распознавание эмоционального состояния другого человека, за которым следует децентрация – оценка ситуации с точки зрения другого), аффективный (эмоциональный ответ – чувство сострадания или иной эмоциональный отклик) и поведенческий компоненты (действия по уменьшению дистресса другого). Эти модели схожи между собой в одном принципиальном моменте, подразумевая, что эмпатия возникает непосредственно вслед за децентрацией – оценкой ситуации с точки зрения другого человека.

Однако из феноменологических описаний эмпатического процесса можно предположить, что между децентрацией и эмпатической реакцией могут иметь место промежуточные этапы. Так, описывая свой психотерапевтический опыт, E. Stein рассказывает, что после «прочтения» эмоций другого человека она не просто старается поставить себя на место клиента, но «пытается привести чувства другого к ясной данности» для нее, и содержание переживаний другого перестает быть объектом (Stein E., 1989, цит. по Карягина Т.Д., Иванова А.В., 2013, С. 186) – то есть они становятся словно собственными переживаниями. Тот факт, что способность осознавать собственные эмоциональные состояния необходима для распознавания эмоций и сопереживания другому человеку отмечался в последующем и другими учеными (Parker J.D. et al., 1993).

Современные исследователи также предполагают, что возникновение эмпатического отклика возможно при моделировании субъектом чувств и переживаний другого человека (Карягина Т.Д., Иванова А.В., 2013), то есть при их переживании как своих собственных. Судя по всему, именно этот механизм и описывался исследователями, связывающими возникновение эмпатии с процессом идентификация (Гаврилова Т.П., 1975, 1977; Орлов А.Б., Хазанова М.А., 1993).

На основании изучения феноменологии эмпатии Т.Д. Карягина предполагает, что эффективность эмпатического процесса во многом связана со способностью к овладению собственными переживаниями. В результате чего выдвигается предположение, что эмпатия может рассматриваться как высшая психическая функция (Карягина Т.Д., 2009). Это принципиально новый взгляд на эмпатию.

Традиционно одни ученые рассматривали эмпатию как личностную черту, другие – как состояние (Гаврилова Т.П., 1975; Eisenberg N., 2000). Представление об эмпатии как об индивидуальном качестве/черте, предполагает, что она не только является составляющей частью личности, но и относительно постоянна на протяжении времени и в различных ситуациях, что существуют индивидуальные и групповые различия в степени проявления эмпатии. Понимание эмпатии как состояния предполагает, что она может увеличиваться и уменьшаться под воздействием определенных факторов, включая настроение, потребности или конкретные стимулы, что она может быть специфичной в отношении конкретных людей и ситуаций; а люди эмпатичные в большинстве ситуаций, в определенных обстоятельствах могут не проявлять эмпатии (Marshall W.L., Hudson S.M. et al., 1995; Hudson S.M., Ward T., 2000).

Результаты исследований свидетельствуют в пользу второго варианта и показывают, что эмпатический ответ определяется различными ситуационными факторами и личностными особенностями наблюдающего человека (Davis M.H., Kraus L.A., 1997). В опоре на эти и аналогичные исследования авторы четырехэтапной модели эмпатии не так давно пересмотрели и расширили свою теорию, убедившись в важности учета личностных и ситуативных переменных (Marshall W.L., Marshall L.E. et al., 2009).

M.L. Hoffman (2000) считает это вполне объяснимым, поскольку если бы человек не мог так или иначе контролировать эмпатический процесс, то эмпатичные люди попросту не смогли бы функционировать, постоянно испытывая «беспорядочную эмпатию».

В литературе можно встретить еще целый ряд свидетельств в пользу гипотезы об эмпатии как высшей психической функции.

Т.П. Гаврилова (1981; цит. по Горбатова Е.А., 2014) указывает, что различные формы эмпатии от ее примитивных уровней до высших развиваются по мере психического развития ребенка. Эмпатия оказывается тесно связана с развитием у человека и когнитивной сферы. Еще Л.С. Выготский указывал, что «всякой ступени в развитии мышления соответствует своя ступень в развитии аффекта» (Выготский Л.С., 1983, с. 251).

Выбор методик эмпирического исследования

Для проведения эмпирического исследования данной диссертационной работы подбирались методики, отвечающие нескольким критериям:

1 – Сочетание небольшого объема методики при ее информативности, так как проведение психологического обследования в рамках судебной экспертизы сильно ограничено временными рамками (амбулаторные экспертизы, большая загруженность подэкспертных в рамках проведения комплексных экспертиз), а также личностными и психическими особенностями подэкспертных (негативизм к обследованию у испытуемых, сопутствующие психические расстройства, связанные с их повышенной утомляемостью);

2 – Доступность заданий, предлагаемых в методиках, поскольку в рамках судебной экспертизы нередко приходится сталкиваться с низким уровнем образования или ограничением интеллектуальных способностей у подэкспертных; 3 – Устойчивость методик к социально-желательным ответам, ввиду распространенности таких ответов при прохождения судебной экспертизы (Сафуанов Ф.С., 1998).

Всем выдвинутым требованиям лучше всего соответствуют методики, построенные по принципу «функциональных проб», позволяющие моделировать оцениваемый вид психической деятельности (Кудрявцев И.А., 1999, Сафуанов Ф.С., 2009a), когда для успешного выполнения задания испытуемый должен обладать исследуемой способностью. А также проективные методики, когда испытуемому трудно понять способ оценки и, соответственно, подстроиться под лучший результат, позволяющие выявлять неосознаваемые стороны личности (Анастази А., Урбина С., 2002).

Под цели настоящего исследования были модифицированы несколько существующих методик, а также созданы две новых. Итоговый методический комплекс составил 7 методик. Поскольку у таких нестандартизированных методик есть и свои ограничения в виде низкой надежности и валидности (Бодалев А.А., Сталин В.В., 2000; Анастази А., Урбина С., 2002; Бурлачук Л.Ф., 2002), для снижения субъективного компонента в их интерпретации была предложена стандартизированная система оценок.

Некоторые методики подвергались экспертной оценке. Экспертами выступали специалисты-психологи. Принадлежность испытуемых к той или иной группе скрывалась, а их результаты перемешивались следующим образом: эксперты получали бланки, где были приведены ответы 171 испытуемого на один и тот же вопрос из той или иной методики. То есть оценке подвергались не результаты конкретных испытуемых вообще (когда по каким-то причинам может возникнуть предвзятое отношение к человеку, заполнявшему методику), а изолированные ответы на поставленные вопросы.

Для диагностики способности к распознаванию эмоций были использованы следующие методики: (1) Методика на распознавание эмоций по мимической экспрессии (Тоом А.И., 1981) была подробно описана Н.С. Куреком (2009). Испытуемому предлагается определить и назвать состояние женщины по 18 фотографиям актрисы, изобразившей шесть базовых эмоций (радость, удивление, страх, печаль, гнев, презрение) с разной степенью интенсивности (слабой, средней и сильной). Фотографии предъявляются по одной в строго определенной последовательности. Верность ответов устанавливается с помощью слов-синонимов, близких по значению шести базовым эмоциям, поскольку «целесообразно считать опознанным эмоциональное состояние человека при условии, что испытуемый для описания состояния использует слова синонимической группы соответствующей категории» (Макеева А.И., 1980, с.75).

В методике рассчитываются следующие показатели: показатели распознавания отдельных эмоций, показатели распознавания эмоций разной интенсивности, общий процент верно распознанных эмоций. В процессе сбора эмпирического материала было решено добавить показатель числа ошибок, заключающихся в назывании испытуемым разных эмоций при предъявлении одного изображения. Такой показатель демонстрирует, насколько часто испытуемый не просто путает разные эмоции, а принимает их, по сути, за одно и то же состояние.

(2) Невербальная методика на распознавание эмоций (Демидова Л.Ю., Дворянчиков Н.В., 2014a) была создана в рамках проводимого исследования. Необходимость ее создания была обусловлена тем, что способность испытуемого к идентификации состояния другого человека не обязательно включает в себя называние эмоции, а может заключаться лишь в понимании состояния на интуитивном уровне. Задачей испытуемого в данной методике является сопоставление эмоциональных состояний, изображенных с помощью поз и жестов (методика на распознавание эмоций по жестам и позам, Курек Н.С., 2009), с эмоциональными состояниями, выраженными с помощью лицевой экспрессии (методика на распознавание эмоций по мимической экспрессии, Тоом А.И., 1981). Картинки из методики на распознавание эмоций по жестам и позам раскладывались перед испытуемым на столе, изображения женщин из методики на распознавание эмоций по мимической экспрессии показывались экспериментатором в очередности, предложенной для оригинальной методики. Испытуемому давалась инструкция: «Перед Вами лежат картинки с изображением различных поз и жестов. Я буду показывать Вам изображение лица одного человека. А Ваша задача будет – подобрать к этому изображению ту картинку из лежащих на столе, которая отражала бы, какую позу или жест может показывать человек с подобным выражением лица».

Состояние считалось верно распознанным, когда испытуемый к изображению определенной эмоции из одной методики подбирал изображение эквивалентной ей эмоции из другой. Подсчитывались показатели распознавания отдельных эмоций, показатели распознавания эмоций разной интенсивности, общий процент верно идентифицированных эмоций.

Для оценки способности к осознанию и вербализации собственных эмоций – алекситимии были использованы следующие методики:

(3) Торонтская шкала алекситимии – Toronto Alexithymia Scale (TAS-26) (Taylor G.J. et al., 1985; адаптация Ересько Д.Б., Исуриной Г.Л. и соавт. 1994). Методика была создана канадскими учеными университета Торонто во главе с G. Taylor.

Методика основана на самоотчете. Испытуемому предлагается выразить степень своего согласия с 26 утверждениями по шкале Likert (от «абсолютно неверно», до «абсолютно верно). Каждому ответу присваиваются баллы (от 1 до 5) в зависимости от направленности утверждения (прямое или обратное). Сумма баллов за все ответы показывает выраженность алекситимии у испытуемого. Теоретически баллы могут распределяться в диапазоне от 26 до 130. Ориентировочной нормой служит отметка в районе 62 баллов, 63-73 балла рассматриваются как риск по развитию алекситимии, 74 и выше – как алекситимия (Ересько Д.Б., Исурина Г.Л. и соавт., 1994). (4) Полупроективный тест на эмоциональный словарь – Alexithymia Provoked Response Questionnaire (Krystal J.H. et al., 1986). Методика была создана J.H. Krystal и его коллегами (1986) и в оригинале представляет собой 17 вопросов, которые презентуются авторами как структурированное интервью. Испытуемого просят описать его чувства, представляя себя в различных ситуациях (примеры вопросов: «Как бы Вы себя чувствовали, если бы полиция арестовала Вас за нарушение закона, которого Вы не совершали?»; «Как бы Вы себя чувствовали, если бы кто-то, кого Вы любили, внезапно умер?»). Целью методики является актуализация способности к вербализации эмоций и воображения у испытуемого. Авторы методики предлагают оценивать ответы дихотомически: как алекситимные (0 баллов) или неалекситимные (1 балл).

Однако формат структурированного интервью не стал популярен у западных коллег, отдающих предпочтение высоко стандартизированным опросникам. А поскольку методика не получила широкого распространения, данных о ее психометрической проверке крайне мало, хотя они показывают хорошую валидность и надежность (Krystal J.H., 1988; Legorreta G., Bull R.H., Kiely M., 1988).

В данном случае методика была несколько модифицирована под оценку эмоционального словаря испытуемых. Такой способ оценки был предложен G. Taylor и R. Bagby и использовался в других целях самим автором методики (Krystal J.H., 1988). Подобная оценка предполагает подсчет числа «аффективных» слов у испытуемых.

Значение полученных результатов для оценки способности к осознанно-волевой регуляции поведения

Для того, чтобы оценить, как выявленные нарушения у трех групп испытуемых могут сказываться на их способности к осознанно-волевой регуляции поведения, рассмотрим выявленные дефициты в рамках наиболее разработанных моделей эмпатического реагирования (Marshall W.L. et al., 1995; Davis M.H., 1980, 1983), тем самым постаравшись понять: насколько выявленные различия могут лишать представителей разных групп способности понять психическое состояние жертвы.

Согласно этим моделям первым этапом для возникновения адекватной эмпатической реакции является распознавание эмоционального состояния другого человека. По этой способности сексуальные преступники обеих групп оказываются относительно сохранными. В каждой из групп встречаются испытуемые, способные достаточно успешно идентифицировать эмоциональные состояния, а по подавляющему большинству параметров их результаты не отличаются от показателей группы нормы. Допускаемые ошибки, пускай встречаются и чаще, но все же предполагают верное распознавание эмоции наряду с ее неверной трактовкой. Так, например, если преступник называет одномоментно страх и удивление в качестве эмоций актрисы, он понимает, что доля страха в ее переживаниях есть, и может изменять свое поведение в зависимости от этого понимания, чего, однако, чаще не происходит.

Вторым этапом является постановка себя на место другого человека. У лиц с диагнозом педофилии все показатели децентрации оказываются сравнимы с нормальными, а в чем-то даже лучше, и в этом смысле они являются сохранными. Однако даже преступники без педофилии в сравнении с нормой демонстрируют нарушения лишь в способности к познавательной децентрации. Как следует из анализа литературы, а также полученных результатов, познавательная децентрация в большей степени играет роль в социальной изоляции индивидов, нежели сказывается на эффективности их межличностного общения. А для взаимодействия и способности понять состояние другого человека критически важной оказывается именно коммуникативная децентрация, с которой даже у преступников без диагноза педофилии существенных проблем не возникает.

В рассматриваемых моделях вслед за децентрацией предполагается возникновение непосредственно эмоционального отклика на переживания другого. То есть объективных препятствий для возникновения эмпатии у большинства сексуальных преступников, согласно существующим моделям нет – все предваряющие ее способности оказываются относительно сохранны. На способности к осознанно-волевому поведению, конечно, могут сказываться грубые нарушения распознавания эмоций другого человека, децентрации, но такие нарушения среди сексуальных преступников – редкость. В большинстве своем они относительно верно воспринимают эмоциональное состояние жертвы, и интуитивно (пускай на примитивном, довербальном уровне) могут почувствовать даже, что жертва испытывает негативные эмоции.

Однако истинную эмпатию к детям и взрослым демонстрируют лишь единицы испытуемых, а в подавляющем большинстве случаев эмоциональный отклик не возникает ни у преступников, ни в группе нормы. И тут крайне значимым становится следующий вопрос: лица, которые не продемонстрировали эмпатии по отношению ко взрослым и особенно детям (то есть большинство испытуемых всех групп) действительно не способны к ней, или не проявляют ее по другим причинам (из-за нежелания, трудностей вербализации, усталости и т.п.).

Представляется, что не все сексуальные преступники способны понимать общественную опасность и регулировать свои действия. В качестве примера можно привести случаи, когда преступник берет телефон у испуганной жертвы или отпускает ее без угроз, будучи уверенным, что она не возражала и захочет встретиться вновь; или достаточно распространенные случаи когнитивных искажений у синтонных педофилов, когда последние искренне убеждены, что сексуальные действия с детьми являются нормальными.

Противоречие между наиболее известными, разработанными моделями эмпатического реагирования (W.L. Marshall et al., 1995; Davis M.H., 1980, 1983) и действительностью можно объяснить тем, что механизм, обусловливающий безразличие/невнимание к чувствам ребенка при совершении подобных криминальных действий кроется на этапе, который служит переходом от децентрации к возникновению эмоционального отклика в ответ на переживания другого человека. Этим этапом, как следует из теоретического анализа, является способность к осознанию и вербализации собственных эмоций, то есть отсутствие алекситимии. Понять переживания другого человека можно только отрефлексировав собственное состояние, сопоставив чувства другого с внутренним эталоном, которого действительно алекситимные индивиды просто не в состоянии осознать.

К этому же выводу можно прийти другим путем, проанализировав способность сексуальных преступников к пониманию эмоциональных состояний с точки зрения модели аффективной организации (Лебединский В.В. и соавт., 1990).

Согласно этому взгляду, индивиды, демонстрирующие неспособность мыслить в суженных категориях типа удовольствия/неудовольствия (нарушения второго уровня аффективной организации) не могут не только ориентироваться в переживаниях других людей и действовать в соответствии с ними (высокие уровни аффективной организации), но и ориентироваться в условиях достижения значимой цели (в частности, в условиях для удовлетворения собственного влечения) - последствия удовлетворения собственных нужд оцениваются ими неадекватно.

При грубой неспособности к осознанию и вербализации эмоций индивид не может через эмоции оценить собственные мотивы, ценности и смыслы и, в этом смысле, не в полной мере обладает свободой выбора. В таком случае грубо выраженной алекситимии обработка собственных эмоций происходит без участия сознания. Из-за ограничения способности к пониманию собственных мотивов и смыслов ограничивается способность адекватно и осмысленно выбирать цели поведения и способы их достижения: при совершении преступления субъекту может казаться, что он совершает то или иное действие в соответствии с нормами общества. Например, преступник, совершая сексуальные действия с ребенком, может действительно верить, что заботится о нем. И такие действительно ложные представления в большей степени должны быть характерны для лиц с педофилией, чем для преступников без нее, поскольку именно среди этой группы у большинства испытуемых наблюдается выраженная алекситимия.

Здесь важно отметить, что алекситимия не является видоспецифичной характеристикой для конкретного психического расстройства, в том числе педофилии, – она в целом характерна для различных видов психопатологии. Соответственно грубо выраженная алекситимия, когда индивид не умеет мыслить даже в суженных и недифференцированных эмоциональных категориях (типа удовольствия и неудовольствия) может свидетельствовать о нарушениях осознанно-волевой регуляции при наличии любого психического расстройства (как это заложено в саму категорию ограниченной вменяемости) и при совершении преступлений любого рода.

Таким образом, выраженная алекситимия является одним из оснований для возникновения ложных взглядов и убеждений, когнитивных искажений, характерных для сексуальных преступников в целом. Грубо выраженная алекситимия приводит к нарушениям понимания собственных мотивов и смыслов, обусловливая нарушения мотивационного/смыслового уровня регуляции деятельности и ограничивая тем самым способность индивида к осознанию общественной опасности своих действий при наличии психического расстройства.

Результаты проведенного исследования показывают, что в случае педофилии подобный механизм чаще встречается у лиц с синтоническим отношением к собственному влечению (для них значимо чаще оказывается характерна клиническая выраженность алекситимии, их эмоциональный словарь также чаще оказывается сужен). В приложении 1 рассматривается случай педофилии с синтоническим отношением к аномальному влечению, в описании которого можно проследить механизм, каким образом ярко выраженная алекситимия может сказываться на ограничении осознанно-волевой регуляции поведения.

Более того, в таком случае (при грубых нарушениях осознания собственных эмоций), согласно мнению исследователей (см., например, LeDoux J., 1996; цит. по: Березина Т.Н., 2013), обработка эмоциональных стимулов может происходить при малой степени осознанности или вовсе без участия сознания и ощущаться преимущественно на физиологическом уровне. Тогда реакция на эмоциональное состояние жертвы будет восприниматься преступником скорее как физиологический дискомфорт, нежели как эмоциональное состояние. В связи с этим страдают и более высокие уровни регуляции поведения – целевой и операциональный: цели и способы действия индивида оказываются вовсе не связаны с состоянием жертвы, которое попросту не замечается.