Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА 1. Удмуртская поэзия второй половины 1970-х – начала 2010-х годов как объект научной рефлексии: теоретические концепции, исследовательские конструкты, «поля несуществующего» . 21
1.1. Гендерные исследования удмуртской поэзии 37
1.2. Удмуртская поэзия 1980–1990-х гг.: проблема художественного мифологизма (Т. Р. Душенкова, Н. В. Ильина) 58
1.3. «Поля несуществующего»: перспективы исследования современной удмуртской поэзии 84
ГЛАВА 2. Природно-пейзажный код в удмуртской поэзии второй половины 1970-х – начала 2010 годов 91
2.1.От «тихой лирики» к эпатирующей лирике этнофутуризма: «времена года» как мотивно-образный кластер 99
2.2. Флора и фауна в символике удмуртской лирики рубежа ХХ–ХХI веков 168
2.3. Природная образность в удмуртской женской поэзии второй половины 1970 – 1990-х гг .206
2.4. На границе художественных языков: образы природы в стихотворениях прозаика В. Ар-Серги .238
2.5. Мифопоэтика природных миров в творчестве Петра Захарова и Ларисы Ореховой 255
ГЛАВА 3. Урбанистический код в современной удмуртской поэзии 284
3.1. Свое – чужое: образ Ижевска в удмуртской поэзии 1990–2000-х гг 284
3.2. Поэтика реального и иллюзорного (символика двери и окна в удмуртской поэзии 1980–2000-х гг.) 326
3.3. Чужое – чужое: образ Парижа в поэтическом творчестве П. Захарова и С. Матвеева .382
ГЛАВА 4. Лингвосемантические трансформации в контексте эволюции художественного сознания удмуртских поэтов (вторая половина 1970– начало 2010-х годов) 395
4.1. Категория инфинитива в структуре лирического текста: лингвопоэтический аспект 395
4.2.«До» и «после» перестройки: структурно-семантические трансформации инфинитива в удмуртской поэзии второй половины 1970-х – начала 1990-х годов .410
4.3. Инфинитивное письмо в поэзии удмуртского этнофутуризма: мотивно образные комплексы, лингвостилистические особенности .454
4.4. Вариации инфинитивности в удмуртской женской поэзии: структура и смысловой контекст 479
Заключение 517
Библиография
- Удмуртская поэзия 1980–1990-х гг.: проблема художественного мифологизма (Т. Р. Душенкова, Н. В. Ильина)
- Флора и фауна в символике удмуртской лирики рубежа ХХ–ХХI веков
- На границе художественных языков: образы природы в стихотворениях прозаика В. Ар-Серги
- Поэтика реального и иллюзорного (символика двери и окна в удмуртской поэзии 1980–2000-х гг.)
Введение к работе
Актуальность диссертационной работы заключается в том, что
удмуртская поэзия второй половины 1970 – начала 2010-х гг. до настоящего
времени не становилась объектом обобщающе-систематизирующего
научного рассмотрения. На сегодняшний день в удмуртском
литературоведении имеют место статьи, учебные пособия, в которых либо
дается образно-панорамное описание современной удмуртской лирики, либо
внимание ученых сфокусировано на ее частных аспектах. Современная
удмуртская поэзия не исследовалась в контексте важных
трансформационных процессов, определяемых сменой исторических эпох, художественных парадигм, расширением сферы культурологических интересов, многосторонним развитием языка. Данная диссертация является опытом исследования современной удмуртской поэзии, и этот факт, бесспорно, влияет на общий характер работы. Привлекаемый литературно-художественный материал позволяет выстраивать ряд научных гипотез, выявлять в поэзии удмуртских авторов новые конструктивные принципы, дающие возможность вписать современную национальную литературу в контекст русской и европейской словесных культур.
Цель работы – создать системную картину развития современной удмуртской поэзии, выявить и описать эволюционные процессы, затрагивающие ее образную систему, рассмотреть аспект мотивно-образной организации художественных миров, на примере внутритекстового функционирования отдельных грамматических категорий установить важные структурно-семантические трансформации в удмуртском поэтическом языке. В связи с поставленной целью в диссертационном исследовании решаются следующие задачи:
1) рассмотреть имеющиеся теоретико-методологические
концепции, выстраиваемые на материале удмуртской поэзии второй половины 1970 – начала 2010-х гг., определить наиболее актуальные направления потенциальных литературоведческих исследований, составляющих так называемое «поле несуществующего»;
-
выделить наиболее значимые имена и тексты удмуртской поэтической традиции рубежа ХХ – ХХI веков;
-
выявить основные образно-тематические блоки удмуртской поэзии второй половины 1970 – 2000-х гг., очертить их устойчивые семантические контексты, авторские репрезентации, охарактеризовать удмуртскую поэзию обозначенного периода с точки зрения смены литературно-художественных парадигм, эволюции образной системы;
-
показать взаимообусловленность удмуртского литературного процесса с историко-культурными и социальными факторами – советской идеологической реальностью, перестройкой, постсоветской эпохой, экономической нестабильностью, этнокультурным «ренессансом», гуманитарно-творческой неудовлетворенностью национальной интеллигенции, интенсивно протекающей ассимиляцией;
-
представить теоретические и практические подходы к проблеме структурно-семантических трансформаций в языке удмуртской поэзии, на примере отдельных грамматических универсалий (категория инфинитива) проанализировать художественную взаимосвязь формы и содержания, языковых уровней и индивидуально-авторских интенций, «глобальных интересов» эпохи, выявить прецеденты функционального расширения поэтической грамматики;
-
определить концепцию развития удмуртской поэзии в ближайшем будущем.
Основная гипотеза предпринятого исследования заключается в
предположении, что эволюция образной системы и имеющие место
лингвосемантические трансформации в удмуртской поэзии второй половины
1970 – начала 2010-х годов определяются как внешними историко-
культурными факторами, так и внутрилитературными стадиально-
типологическими закономерностями развития словесности, объясняются
естественным авторским стремлением к расширению литературно-
художественного опыта, интенсивно протекающей межкультурной
коммуникацией, обусловливаются взаимодействием, взаимоналожением
разных художественных методов, индивидуально-поэтических стратегий,
связаны с глубинным творческим осмыслением фольклорно-мифологических
основ удмуртской духовной культуры.
Методология исследования
В диссертационной работе используются структурно-семантический
(мотивно-образный и композиционный аспект), сравнительно-
типологический (историко-функциональный и эстетический аспекты
интерпретации), системно-субъектный (коммуникативные стратегии),
биографический методы исследования, позволяющие рассматривать корпус поэтических произведений в контексте различного уровня трансформаций, становящихся факторами развития национальной литературы. В диссертации
осуществляется герменевтический анализ художественно знаковых
произведений, представляются новые интерпретации стихотворных текстов. В диссертационной работе применяются диахронный и синхронный подходы, дающие возможность исследовать конкретную поэтическую систему как в аспекте эволюции, так и сосредоточить аналитическое внимание на художественно полифоничной реальности одного лирического произведения.
Методологическая и теоретическая основы диссертационной работы
При формировании стратегии интерпретации природно-пейзажной
символики удмуртской поэзии мы использовали подходы, разработанные
Г. Д. Гачевым, Т. П. Григорьевой, А. Ф. Лосевым, М. А. Тахо-Годи,
С. Г. Семеновой, М. Н. Эпштейном и др. Особое значение в рамках нашей
диссертации приобретают труды В. В. Абашева, В. Брио, Вяч. Вс. Иванова,
Г. Каганова, Р. Лахман, М. Ю. Лотмана, Ю. А. Марининой, В. Б. Махаева,
Е. К. Созиной, В. Н. Топорова, Е. Г. Трубиной, Т. В. Цивьян, Е. Н. Эртнер, в
которых рассматривается многомерный литературно-художественный опыт
восприятия города, символизации урбанистических топосов, ландшафтов.
Большое теоретическое значение в свете выявления лингвосемантических
трансформаций современной удмуртской поэзии имеют работы
Я. Э. Ахапкиной, А. В. Бондарко, А. К. Жолковского, С. Т. Золян, Г. А. Золотовой, Л. В. Зубовой, Ю. В. Казарина, А. Н. Канафьевой, Н. И. Ковтуновой, А. Р. Лурия, М. В. Ляпон, Ж. Н. Масловой, Е. В. Падучевой, О. Н. Панченко, Н. А. Фатеевой, Р. О. Якобсона, сфокусированные на феномене поэтического языка, семантических возможностях поэтической грамматики. Один из основных теоретико-методологических блоков диссертации – исследования удмуртских ученых: филологов В. М. Ванюшева, Т. Г. Владыкиной, Т. И. Зайцевой,
A. С. Зуевой-Измайловой, Л. П. Федоровой, В. Л. Шибанова, этнографов
B. Е. Владыкина, Н. И. Шутовой, позволяющие аналитически прочитывать
тексты удмуртской поэзии в контексте мифологических представлений и
неомифологических проекций, фольклорной изобразительности,
национальной литературной традиции. Важными для данного
диссертационного опыта стали теоретические работы Ю. Г. Антонова,
О. И. Бирюковой, Ф. Г. Галимуллина, В. И. Демина, Г. И. Ермаковой,
A. М. Закирзянова, Т. И. Кубанцева, Р. А. Кудрявцевой, О. И. Налдеевой,
B. Г. Родионова, Г. И. Федорова, Н. А. Хуббитдиновой, А. М. Шаронова,
Е. А. Шароновой, С. В. Шеяновой, дающие возможность не только
рассматривать артефакты национальных литератур в новых
культурологических, философских, языковых контекстах, но и
актуализировать перспективы сравнительно-сопоставительных исследований
художественных систем Урало-Поволжья.
Объектом исследования настоящей диссертации является удмуртская поэзия второй половины 1970 – начала 2010-х гг., включающая в себя
образцы соцреализма, «тихой лирики», этнофутуризма, женского
лирического письма.
Конкретным материалом послужили произведения синтезирующих в своем творчестве соцреалистический метод и установки «тихой лирики»
A. Белоногова, Ф. Васильева, В. Романова, «ранних» М. Федотова и
B. Шибанова, представителей удмуртской женской поэзии А. Кузнецовой,
Л. Кутяновой, Т. Черновой, Л. Нянькиной, Л. Бадретдиновой, Муш Нади
(Н. Пчеловодовой), Л. Ореховой и других поэтов. В центре
диссертационного исследования – творчество удмуртских поэтов-
этнофутуристов М. Федотова, П. Захарова, В. Шибанова, С. Матвеева, В. Ар-
Серги, Р. Мина, Э. Батуева и др. Материалом для исследования также стали и
конкретные литературоведческие работы, посвященные современной
удмуртской поэзии и представляющие интерес с точки зрения теоретических
позиций.
Предмет исследования – эволюция образной системы и
лингвосемантические трансформации (на примере инфинитива) удмуртской поэзии, общественно-культурные факторы, оказывающие влияние на литературный процесс, принципы и методы изучения удмуртских индивидуально-авторских поэтических систем рубежа ХХ – начала ХХI веков в литературоведении.
Научная новизна диссертационной работы заключается в том, что
это первое в отечественном и зарубежном литературоведении обобщающе-
систематизирующее исследование удмуртской поэзии конца ХХ – начала
XXI столетий в контексте трансформационных процессов, смены
художественных языков. Впервые были подробно рассмотрены основные
образные пласты удмуртской поэзии второй половины 1970 – начала 2010-х
гг., выявлены доминантные тематико-мотивные блоки, установлены
траектории их изменения, проанализированы многочисленные контексты
природной и урбанистической образности. Удмуртские стихотворные тексты
1970–2010-х гг. прежде почти не исследовались в свете лингвосемантических
реалий, языкового развития – в диссертации это пробел частично
восполняется. Впервые в качестве семиотически важного элемента
удмуртской поэтической грамматики рассматриваются категория
инфинитива, феномен текстуальной инфинитивности.
В диссертации также дается развернутая оценка литературоведческим стратегиям исследования современной удмуртской поэзии, обозначаются и осмысливаются предложенные учеными аналитические перспективы, очерчиваются проблемы и пробелы удмуртского стиховедения рубежа веков.
Теоретическая и методическая ценность
Теоретическая и методическая ценность диссертации состоит в восполнении пробела в удмуртоведении, связанного с удмуртской поэзией второй половины 1970 – начала 2010-х гг. В научный обиход вводится ряд авторов и произведений, ранее не представленных в исследованиях или малоизученных, которые составляют чрезвычайно важный для понимания,
изучения пласт удмуртской литературы. В целом, обращение к нему
позволяет расширить, углубить представление о векторе и факторах развития
удмуртской поэзии, взглянуть по-новому на узловые этапы ее истории,
происходящие трансформации, выявить культурологические ориентации и
эстетические предпочтения на протяжении сорока лет. Основные положения
диссертации открывают перспективы компаративных исследований
эволюции образной системы и языковых изменений в типологически близких литературных традициях.
Практическая значимость
Материалы, представленные в диссертации, могут быть использованы в
разработке лекционных и практических курсов по истории удмуртской
литературы ХХ века, теории литературы; в написании теоретических работ
по истории литератур народов России, финно-угорских литератур, в
спецкурсах и семинарах по вопросам анализа творчества удмуртских поэтов
конца ХХ – начала ХХI столетий (прежде всего этнофутуристов). Кроме
того, отдельные выводы, наблюдения, интерпретации текстов могут быть
учтены при подготовке учебников, учебных и методических пособий,
образовательных программ и планов для высшей и средней школы.
Диссертационное исследование может представлять интерес для
переводчиков художественной литературы.
На защиту выносятся следующие положения:
-
Развитие удмуртской поэзии в течение последних сорока лет характеризуется кардинальными изменениями, охватывающими разные уровни художественности. Строгие соцреалистические установки были ослаблены психологизированным дискурсом «тихой лирики», после гуманитарного переосмысления недавнего советского прошлого в эпоху перестройки магистральным направлением индивидуально-авторских практик становится этнофутуризм. Одним из этнофутуристических проявлений можно считать неомифологические поиски современных удмуртских поэтов. Важнейшие эволюционные процессы национальной поэзии второй половины 1970 – начала 2010-х гг. связаны со сменой доминантных образных пластов, их общим семантическим усложнением, возникновением новых смысловых контекстов и художественных оппозиций. В языке удмуртской лирики последних десятилетий произошли и происходят аналитически менее заметные трансформации, свидетельствующие о расширении художественно-креативных возможностей поэтической грамматики.
-
Ключевым образным языком удмуртской поэзии второй половины 1970 – 1980-х гг. является так называемый природно-пейзажный код, включающий в себя разнородные натуралистические символы, пейзажно-экфрастические планы, визуально репрезентативные образы. Художественный язык природы позволяет поэту уйти от диктата соцреализма, осваивать экзистенциально-психологическую проблематику, поэтически актуализировать память
традиции. В рамках природно-пейзажного мотивно-образного
комплекса удмуртской лирики выделяются кластер «времена года», в
количественном аспекте представительная и семантически
многомерная символика флоры и фауны. В 1990-е – 2000-е гг.
природная образность привлекается для конструирования
неомифологических миров, топосов мифопоэтической
действительности.
-
В удмуртской поэзии рассматриваемого периода важное место занимает женская лирика, представители которой (А. Кузнецова, Л. Кутянова, Т. Чернова) за последние тридцать-сорок лет жизни в литературе сумели создать уникальные поэтические артефакты. В их творчестве 1980-х гг. наблюдается значительное усложнение психологических сюжетов, им удалось сотворить особенный женский лирический язык. Именно удмуртская женская поэзия в значительной степени обращена к фольклору, традиционной культуре. Удмуртский поэтический дискурс в 1990-е становится еще более исповедальным, откровенным, даже – провокативным, отражающим реалии происходящих в стране перемен. Ключевой темой удмуртских женских поэтических произведений остается любовь, уже лишенная романтизма, пропитанная болью, разочарованием, недоверием.
-
На смену природно-пейзажной символике в удмуртской поэзии конца 1980 – начала 2010-х гг. приходит урбанистическая образность. Поэты перемещают свою художественную реальность в городское пространство, придавая ему самые разные мифические оттенки. Город превращается во взаимодействующего с лирическим героем субъекта, ярко выражено его демоническое начало. Поэтическое ощущение города, как правило, является биографически акцентированным, глубинно связанным с социально-экономической неустроенностью самих авторов. Урбанистическая экзистенция, представленная в рассмотренных стихотворных произведениях, отличается сложностью, запутанностью, постоянно постулируется неуверенность лирического «Я» в себе и другом. Образ города (Ижевска) в удмуртской поэзии 1990 – 2000-х гг. визуально чрезвычайно выразительный. Ключевым изобразительным сегментом становятся индустриальные символы и образы экологического неблагополучия (трубы заводов, дым, загрязненные водоемы и др.).
-
Одним из ключевых символов удмуртской поэтической урбанистики являются образные константы дверь и окно. Реальные предметные атрибуты, закрывающие лирическое «Я» от пугающей урбанистической событийности, приобретают художественный статус мифологических синкрет, указывают на сложные отношения субъекта с городским пространством. Вместе с тем двери и окна выступают как метафоры разлуки, одиночества, любовного ожидания и томления, нередко ведут в прошлое, перемещают в сельские ландшафты
счастливого детства, юности, молодости, тем самым обостряя противостояние двух сред, миров.
-
В удмуртском поэтическом языке на протяжении сорока лет происходят различные трансформации, предопределенные внутренними и внешними факторами. Анализ структурно-семантических вариаций инфинитива в идиостиле удмуртских поэтов второй половины 1970 – начала 2010-х гг. показывает, что удмуртский поэтический язык при общей консервативности становится всё более гибким в выражении авторских художественных интенций. Расширяется лексический диапазон инфинитивности, повышается степень индивидуализированности поэтической грамматики.
-
В языке удмуртской поэзии выделяются мотивно-ситуативные группы, для которых характерен высокий уровень инфинитивности. Поэтическая актуализация возможности – невозможности, готовности – неготовности, стремления – стагнации, долженствования, необходимости – ненужности, как правило, осуществляется при помощи инфинитивных конструкций. Наиболее типичной моделью инфинитивного письма в удмуртской поэзии представляется сочетание инфинитива с активным предикатом, управляющим как отдельной инфинитивной единицей, так и репрезентативной серией. Однако в поэзии 1990-х–2010-х гг. найдется немало примеров, когда инфинитивы выступают самостоятельно, находятся в сильной семиотической позиции. На каждом этапе развития удмуртской лирики имеют место свои максимальные показатели инфинитивности, обусловленные как экстралитературными реалиями, так и внутрилитературными авторскими потребностями. Инфинитивы в поэтических произведениях часто маркируют психологически напряженные состояния лирического субъекта, указывают на рефлексивность лирического повествования.
Степень достоверности и апробация результатов
Результаты диссертационного исследования представлены в авторских работах по теме (3 монографии, серия статей теоретического и историко-литературного характера). Основные положения диссертации на соискание ученой степени доктора филологических наук были отражены в докладах на конференциях разного уровня: Международная конференция «Роль просветителей финно-угорских и тюркских народов в становлении и развитии литературы, образования и культуры Урало-Поволжья» (Ижевск, 2011); Международная конференция «Традиционная культура в системе образования» (Ижевск, 2011); Международный научный симпозиум «Феномен научного творчества в области финно-угроведения» (Ижевск, 2013); VI Международные Стахеевские чтения. Малые и средние города России: прошлое, настоящее, будущее (Елабуга, 2013); Всероссийская научная конференция с международным участием «Финно-угры – славяне – тюрки: опыт взаимодействия» (Ижевск, 2013); Международная научно-практическая
конференция «Петровские чтения» (Ижевск, 2013); Международный
симпозиум «Диалекты и история пермских языков во взаимодействии с
другими языками» (Ижевск, 2014); V Всероссийская конференция финно-
угроведов «Финно-угорские языки и культуры в социокультурном
ландшафте России» (Петрозаводск, 2014);Всероссийская научно-
практическая конференция «Музыкальная культура Поволжья: история и
современность» (Ижевск, 2014); Межвузовская конференция «Кормановские
чтения» (Ижевск, 2015); Всероссийская научно-практическая конференция с
международным участием «Константин Иванов и чувашский мир»
(Чебоксары, 2015); Всемирный XIII конгресс финно-угорских писателей
(Бадачоньтомай, Венгрия, 2015); VIII Всероссийская научная конференция с
международным участием «Литература Урала: история и современность»
(Екатеринбург, 2015); Всероссийская научная конференция с
международным участием «Национально-региональная пресса в системе
СМИ России» (Ижевск, 2015); Международный научно-практический
круглый стол «Удмуртская Республика: к 95-летию создания
государственности» (Москва, 2015).
Структура исследования
Удмуртская поэзия 1980–1990-х гг.: проблема художественного мифологизма (Т. Р. Душенкова, Н. В. Ильина)
Одна из важнейших задач, стоящая перед удмуртским литературоведением на рубеже ХХ–ХХI столетий, – проблема моделирования теоретических концепций, которые позволили бы понять, осмыслить особенности развития национальной словесности, вписать ее отдельные, художественно значимые пласты в культурологический, интеллектуальный контекст мировой литературы. Очевидно, что без концептуальной теоретической платформы исследовательские стратегии, сопряженные с удмуртской (и любой другой) литературой, обречены на частность выводов и обобщений. Теория является существенным звеном в рассмотрении, оценке, толковании различных объектов, структур художественного целого. В то же время теория не должна быть абсолютом в процессе интерпретации литературного произведения: язык, образный код искусства, многомерность, «мультимедийность» индивидуально-авторского сознания не должны становиться своего рода заложниками теоретических преференций, идейных догм исследователя. Эта аксиома позволяет соблюдать важный баланс, не нарушать хрупкую взаимосвязь творящего и читающего-прочитывающего. Возможна и обратная ситуация, при которой аналитический разбор осуществляется вне какого-либо теоретического поля. В итоге нередко имеет место значительное упрощение понимания и прочтения текста. Особую важность теория приобретает тогда, когда речь идет о фундаментальных исследованиях, если объектом-предметом изучения выступают объемные срезы культуры, совокупность кодифицированных семиотических систем. Необходимо признать, что удмуртское литературоведение на сегодняшний день испытывает явный теоретический «голод», переживает кризис идей. В основном, ведутся «точечные» исследования. Они, в первую очередь, ориентированы на прикладные нужды университетского образования. Одним словом, наука об удмуртской литературе приостановилась в своем теоретическом развитии, расширении, находится на перепутье. Такая реальность объясняется рядом обстоятельств, некоторые из них есть смысл обозначить.
Удмуртское литературоведение на протяжении многих десятилетий было под сильным давлением советской идеологии, соцреалистических установок. В этом случае любая «несогласованная» теория отвергалась, отбрасывалась – «теоретические ростки» не могли пробиться сквозь монолитные плиты советской гуманитарной традиции. Теоретически важным, знаковым явлением в рамках советского удмуртского литературоведения можно считать работы В. М. Ванюшева, написанные в 1970-е и посвященные феномену национального и интернационального в младописьменных литературах. Теоретическое оживление случилось в 1990 – начале 2000-х гг., когда удмуртские филологи оказались в ситуации тотальной информационной открытости, а прежние идейные запреты сменились полной свободой. На макро- и микроуровнях рассматривая теоретические реалии научной литературоведческой рефлексии, мы будем обращаться преимущественно к этому плодотворному периоду удмуртской гуманитарной истории, именуемому этнофутуристическим, полному интересных, неоднозначных обретений, противоречий, интеллектуальных заимствований, клише.
Необходимость разработки новых теоретических концепций еще больше осознается на фоне трудов коллег-литературоведов из Чебоксар, Саранска, Йошкар-Олы, Казани, Уфы. За последние два десятилетия ими было опубликовано немало работ, позволяющих не только рассматривать артефакты национальных литератур в новых культурологических, философских, языковых контекстах, но и открыть, актуализировать возможности сравнительно-сопоставительных исследований художественных систем Урало-Поволжья [62, 78, 79, 86, 87, 88, 157, 158, 159, 160, 161, 162, 171, 172, 184, 185, 186, 207, 247, 248, 254, 255, 256, 257, 271, 274, 275, 276, 294, 295, 296, 297, 298, 323, 324, 325, 326, 335, 339, 340, 345, 346, 347, 348, 352 и др.]. Одним из основополагающих этапов исследования национальной поэзии второй половины 1970 – 2010-х гг. является аналитическое рассмотрение ключевых научных направлений, подходов, образующих реальность современного удмуртского литературоведения. В контексте интерпретации внутренних и внешних изменений, трансформаций удмуртского поэтического искусства рубежа ХХ – ХХI вв. кажется логичным определить основные исследовательские интересы удмуртских ученых и противопоставить им «поля несуществующего» – те сферы, которые, на наш взгляд, должны стать приоритетными. В удмуртской гуманитаристике на сегодняшний день существует несколько интенсивно развивающихся научных школ, сложившихся в 1990-е гг. Не вдаваясь в подробности теоретической проблематизации этого интеллектуального феномена, можно выделить этнографическую научную школу В. Е. Владыкина, фольклористическую научную школу Т. Г. Владыкиной, лингвистическую И. В. Тараканова и В. К. Кельмакова. Применительно к удмуртскому литературоведению, на наш взгляд, речь может идти только о научной школе В. М. Ванюшева. Перу ученого принадлежат десятки книг, более трехсот научных статей, под его руководством защищались кандидатские диссертации, осуществлялись масштабные издательские проекты. Работы В. М. Ванюшева можно охарактеризовать как взаимодействие двух фронтальных тем: первая тема – теоретическая, вторая теоретико-эмпирическая. Исследование общего и особенного в развитии типологически близких литератур с поздним литературогенезом, поиск и обоснование доминант межлитературности Урало-Поволжья, рассмотрение территориально-эстетических принципов [см.: 103, 110, 111, 112, 119, 124] приводят ученого к творческому наследию выдающегося удмуртского просветителя Г. Е. Верещагина. Инициируется целое направление «верещагиноведения» [см.: 104, 105, 106, 107, 108, 109, 118, 120, 121, 127, 130].
В научной биографии В. М. Ванюшева отчетливо просматриваются три этапа. Первый – работа в русле советского сравнительного литературоведения, образцы которого представлены в трудах Р. Г. Бикмухаметова [85], Ч. Г. Гусейнова [170], В. Иванова [220], Г. И. Ломидзе [259, 260, 261, 262], Р. Ф. Юсуфова [391]. На литературоведческие взгляды удмуртского ученого в немалой степени повлияло живое общение с перечисленными и неперечисленными научными сотрудниками ИМЛИ. Этот академический институт в 1960 – первой половине 1980-х гг. был теоретическим центром советской литературоведческой компаративистики. Второй научно-творческий этап в жизни В. М. Ванюшева связан непосредственно с наследием удмуртского просветителя Г. Верещагина, его изучением и изданием. Третий этап перекликается с первым – В. М. Ванюшев стал одним из идейных лидеров и ведущих исполнителей серии научных компаративных проектов, сфокусированных на литературных традициях народов Урала и Приуралья.
Флора и фауна в символике удмуртской лирики рубежа ХХ–ХХI веков
В финале раздела следует промежуточный вывод о синкретизме языческого и христианского в творчестве удмуртских поэтов, говорится о трансцендентном статусе их «экзистенциалистской фразеологии». Современный удмуртский поэт объявляется носителем особой мифологической интуиции, чрезвычайно важной в выстраивании своего творческого миротекста, образно-изобразительной морфологии. При всей фундаментальности поставленной научной проблемы неполным, недостаточным кажется приводимый срез примеров, что делает исследование несколько односторонним, фрагментарным, содержательно ограниченным.
Во втором разделе второй главы «Потрясенное сознание лирического героя В. Шибанова» продолжается поиск точек соприкосновения удмуртской мифологии и мировой гуманитарной культуры. Исследователь не изменяет своему принципу – прибегает к многочисленным цитациям, приводит точки зрения, теоретические манифестации самых разных мыслителей (прежде всего – философов). Складывается впечатление, что традиционный научный текст для Т. Р. Душенковой банален и скучен, она словно пытается соответствовать героям своей интерпретации, высказывается на присущем их творчеству языке кодированных ассоциаций, семантически полифоничных символов, узнаваемых интертекстов и архетипов. Вводя в понятийно-категориальный аппарат работы дефиницию «потрясенное сознание», ученый апеллирует к работам философов 66 экзистенциалистов (в первую очередь, упоминаются труды С. Кьеркегора). «Потрясенное сознание» лирического субъекта соотносится с понятием «метафизического ужаса», нисходящего на человека творческого, рефлексирующего, заключившего сделку с высшими силами. Переживание этого эзотерического состояния должно привести к прозрению, к особому качеству миропонимания. В поэзии В. Шибанова аналитик находит сложные когнитивно-психологические сценарии, накладывающиеся на универсальные постулаты экзистенциализма. Герой Шибанова постоянно самоуглубляется, расширяет границы индивидуального «Я». При этом он предпочитает закрытость, замкнутость, отрешенность от внешнего мира – именно добровольное заточение создает возможность духовной коммуникации с эпохой. В описании поэтических доминант «потрясенного сознания» В. Шибанова Т. Р. Душенкова цитирует президента Удмуртского ПЕН-клуба, председателя Союза писателей П. Захарова, называющего поэта «мифическим Сфинксом». Поэзия В. Шибанова пронизана мифическими представлениями, миф – его метаязык, раскрывающий бытие. Анализ стихов осуществляется в контексте компараций, сопоставлений. Так, комплекс мотивов, представленный в стихотворении «Лэсьто мон выль памятник…» («Построю я новый памятник…») образует интертекстуальные переклички с творчеством Н. А. Некрасова, Л. А. Мея, книгой Екклесиаста. Среди выявляемых исследователем мифологических сюжетов, иллюстрирующих «потрясенное сознание» «Я»-субъекта, – знаковость стихотворчества в январе – в дни и ночи святок (вожодыр). Встреча лирического героя с духом вожо приравнивается к встрече с музой, после нее раскрывается его поэтический талант.
Т. Р. Душенкова, много лет занимающаяся изучением концептосферы удмуртского языка, обращает внимание на ряд языковых деталей в стихотворениях В. Шибанова. Например, поэт часто привлекает слова с корнями вож, вуж (вожо, вожодыр, вожъяськон, вожан, вуж и др.) – этот лингвопоэтический штрих, по-видимому, может свидетельствовать о художественном поиске глубинных смысловых перекличек в языке, о стремлении найти / создать языковые мифологемы. «Метафизический ужас» лирического субъекта Шибанова, как правило, – его внутренняя реакция на внешние события, на эпоху (1990-е гг.). Ему везде видится хаос, перед ним повсюду предстают руины былого благополучия. Исследователь, комментируя лейтмотив изоляции в помещении, замурованности в четырех стенах, говорит о поэтически осуществляющейся мифологизации времени, затекстовой действительности, хронотопов авторского «Я». Реконструируемый неомифологический пласт в поэзии В. Шибанова, в первую очередь, воплощают собой образная система, ключевые образно-изобразительные символы и контекст их художественного бытования. Устанавливается, что сквозные образы уйшор «полночь, тьма» и ос «дверь» ассоциативно коррелируют с мифологизированным пространством города. Город у Шибанова превращается в увлекательный «лабиринтный» литературный миф. В блок выводов выносится мысль о противоборстве двух начал в поэтическом творчестве В. Шибанова – сатанинского и божественного. Лирический герой с его «потрясенным сознанием» попадает в вечный плен страха, «метафизического ужаса».
Третья глава книги «Интертекстуальные связи с мировой литературой» в структуре работы Т. Р. Душенковой занимает особое место. Она наиболее объемная, более основательная с точки зрения представленных текстовых иллюстраций, в ее проблемном фокусе – межкультурная коммуникация, без которой невозможно представить современную литературу. Интертекстуальность, интертексты – регулярно затрагиваемая тема в удмуртском литературоведении: именно интертекстуальное многообразие художественных текстов является одной из доминантных черт этнофутуризма, якобы пронизанного цитатами, аллюзиями, реминисценциями. Вместе с тем тема интертекстуальности в науке об удмуртской литературе поднимается с большой осторожностью. В сферу исследования, как правило, попадают тексты, фрагменты литературных произведений, связывающие писателя с мировой культурой. «Внутриудмуртская интертекстуальность» как конститутивная инстанция поэтического целого по-прежнему не активируется удмуртским литературоведческим сообществом. Думается, это объясняется ее имплицитным статусом, частым отсутствием осознанной, поэтически проявленной ориентации современного удмуртского автора на творческие модели, высказывания своих коллег, предшественников. Кроме того, выявить подобные интертекстуальные переклички, «замкнутые» в своей традиции, достаточно сложно. Интертекстуальные заимствования из мировой культуры в удмуртской словесности значительно легче атрибутировать: поэт, писатель часто сам эксплицирует свою художественную обращенность к тому или иному литературному источнику или имени. Тем самым он как бы вписывает себя в мировой интеллектуальный контекст, порой не осознавая, что понимание актуализируемого, перенимаемого феномена, формы в целом достаточно поверхностное, неглубокое. «Подводные течения» удмуртской интертекстуальности не понижают планку актуальности этой проблемы в литературоведении Удмуртии.
На границе художественных языков: образы природы в стихотворениях прозаика В. Ар-Серги
Ключевым событием весны становится ледоход – лирическое «Я» увлечено, захвачено спектаклем борьбы льда и воды, холода и тепла. Прощание с зимой лишено сожаления, печали. Ледоход символизирует весеннее обновление природы, дарит надежду на то, что всё будет хорошо. Иное настроение улавливается в зимнем пейзаже стихотворения «Бердыш. Тол шор» («Бердыши. Середина зимы») [45, с. 123]. Деревня погружена в тяжелый январский сон: лес, деревья черемухи безропотно принимают снежный плен, в измерении зимы нет места человеку, ему здесь не рады, его не ждут. Вместе с тем зимняя природа может соотноситься с внутренним спокойствием, «размеренным мировосприятием» лирического «Я». В колыбели зимы он чувствует себя защищенным. Но и в таком созерцательном спокойствии сознание поэта настроено на ожидание смерти, постулируется сентенция о краткости, мимолетности человеческого века. Авторское mementomori поддерживается визуальным «вторжением» кладбищенского ландшафта: «Тдьы-тдьы кылле музъем, / Сюлэм пушкын ик сайкыта. / Инкуазь, вож нуныез выллем, / Монэ лэйкыт гинэ ветта… / Бакча сьрысь шайвыл кызъёс / Гинэ мзмыт шоналскыло. / Кулон сярысь сьд киросъёс / Кылтэк тодэ вайытыло» [45, с. 130] «Белым-бела лежит земля, / Даже на сердце становится светло. / Природа, словно новорожденного ребенка, / Меня плавно качает… / За садом кладбищенские ели / Только уныло покачиваются. / О смерти черные кресты / Без слов напоминают».
Одним из постоянных образных индексов поэзии М. Федотова и в целом – удмуртской лирики является снег (лымы). Его семантика многомерна, очевидна высокая степень визуальности данного образа. В стихотворении «Кызъёс мозмытско ни котмем лымылэсь» («Ели освобождаются уже от мокрого снега») [45, с. 134] снег – основной изобразительный элемент: заснеженность мира накануне весны становится поводом к еще более стремительному ожиданию, вглядыванию в лики природы.
Михаил Федотов был и человеком, и поэтом Природы, как и большинство удмуртских писателей. Его природно-пейзажный образный словарь является частью удмуртской поэтической традиции, поэт выстраивает свои художественные миры в географических границах Удмуртии, преимущественно – северной. У него не было стремления обращаться к чужим образам, землям. Пейзажи М. Федотова обычно имеют четкие сезонные контуры, отличаются динамизмом поэтического представления (благодаря обширным «глагольным сеткам»), наличием говорящей символики, сопряженностью с внутренним компасом лирического субъекта. В этом смысле М. Федотов отчасти следует установкам позднего Ф. Васильева на творческое усложнение психологического дискурса.
Природно-пейзажные сюжеты для некоторых удмуртских поэтов являются отправной точкой творческого пути. Яркий пример данного утверждения – ранняя поэзия Виктора Шибанова. Поэту повезло с дебютом – его первая книга вышла в 1982 году, когда поэту едва исполнилось двадцать лет. Более того, предисловие к книге «Выль ужъёсы тё» («От дела к делу») написал классик удмуртской литературы Даниил Яшин, именно он дал зеленый свет юношеским стихам В. Шибанова. Ученик оправдал надежды учителя и стал впоследствии одним из обновителей удмуртской художественной традиции. Виктор Шибанов за тридцать лет своей поэтической судьбы, которая интенсивно продолжается и по сей день, обращался к различным системам, областям, течениям национальной и мировой культуры. Такой динамизм творческого, интеллектуального становления совпал с темпортимом постперестроечного времени и потребностью удмуртской литературы в новых декорациях, концептах, новой формации писателя. Поэт менялся сам и менял удмуртскую поэзию – это в полной мере проявилось в начале двухтысячных, когда перенесенный на удмуртскую почву этнофутуризм оказался мировоззренческой доминантой целого поколения художников. В. Шибанову, силой его этнофутуристического воображения, отталкиваясь от урбанистической действительности, удалось создать художественно убедительный образ Ижевска, мифологизированный и реалистичный одновременно, литературно обрастающий мотивами, мифологемами, психологизмами. Но это случится позже, в креативные 1990-е, после «расставания» с природой. Первая же книга состоит из текстов преимущественно натурфилософского мировосприятия, в духе соцреалистической поэзии 1970-х. Основной природно-пейзажный вектор в книге «Выль ужъёсы тё» – времена года (впрочем, не все), позволяющие автору развивать удмуртскую поэтическую традицию сезонных стихов и одновременно осваивать их многомерный образно-ассоциативный язык.
Поэтика реального и иллюзорного (символика двери и окна в удмуртской поэзии 1980–2000-х гг.)
Женская лирика в 1970–1980-е гг. становится заметным художественным явлением удмуртской литературы. В поэтических женских мирах природно-пейзажный код актуализируется повсеместно, многогранная природа оказывается созвучной чувствам, эмоциям, настроениям лирических героинь, «соответствует» их непредсказуемости, таинственности, сентиментальности. Удмуртские поэты Л. Кутянова, Т. Чернова, А. Кузнецова заявили о себе в конце семидесятых, когда национальная словесность постепенно освобождалась от идеологических директив. «Металлической плите соцреализма» сопротивлялись молодые художники слова, предпочитавшие иные, более личностные интонации творческого самовыражения. Герой-субъект в зеркале удмуртского поэтического искусства 1970-х– 80-х гг. всё более обретал человеческие черты. Идеалы и утопии советской характерологии отменялись экзистенциальной правдой – неудобной, болезненной, «разочаровательной». Женское лирическое слово в системе удмуртской литературы изначально сложно сживалось с сюжетами сверху (стоит вспомнить о жизнетворчестве Ашальчи Оки). Естественная необходимость говорить от себя, от сердца, души (обычно – страдающих, раненых, обожженных болью расставания) была и есть метафизической основой удмуртской женской лирики.
Может возникнуть закономерный вопрос – почему в качестве отдельного раздела выделена именно удмуртская женская лирика, когда мужской поэтический дискурс структурно не обозначен? Необходимо оговорить, что мужская национальная поэзия в разрезе гендерных особенностей – тема отдельных серьезных исследований, монографий, диссертаций. Поэты-мужчины количественно в удмуртской литературе существенно преобладают, однако в их творчестве, на нащ взгляд, менее проявлены и семантизированы гендерные характеристики, символы. Удмуртская мужская поэзия, в отличие от женской, в аспекте тематики, привлекаемых художественно-выразительных средств и культурно-эстетических ориентаций значительно более гетерогенна. Поэтические интересы мужского «Я», как правило, социально ориентированы, сопряжены с разнородной событийностью внешнего мира, с сюжетами политической действительности. Удмуртская мужская поэзия в большей степени являет собой сферу эксплицитных тематических и образных обновлений, языковых экспериментов, культурных рецепций, В рамках данной диссертации нет возможности рассмотреть мужскую поэзию как многомерную гендерно-художественную реальность, и вместе с тем именно «мужские» поэтические тексты составили основу нашего исследования.
Поэзия Людмилы Кутяновой (1953 – 2008) в 1970–1980-е гг. – яркое по качеству индивидуальности художественное явление в удмуртской литературе. Две ее книги «Чагыр пилемъёс» («Голубые облака») и «Ваче син» («С глазу на глаз»), вышедшие в 1980 и 1986 годах, в целом написаны вне контекста соцреалистических правил, вне литературной «риторики эпохи». Л. Кутянова была художником в широком смысле несоциалистического внутреннего склада – ее привлекал человек чувствующий, переживающий, живущий в мире своего «Я», ей были чужды преобразующие социальную действительность герои. Л. Кутянову притягивали частность чувства, противоречивые обыкновения любви, микроистории встреч-расставаний, боль одиночества, страх внезапного счастья. Лирическая героиня творчества Л. Кутяновой – рефлексирующее, сомневающееся, мнительное, тоскующее и ностальгирующее, не соглашающееся с Ним и с собой женское «Я». Особенно выразительно данные психопоэтические черты проявились в последней книге «Со аръёс» («Те года», 1991). В упомянутых же двух сборниках доминирует радостное поэтическое миросозерцание, приоткрывающее «радугу» жизни, любящего человеческого сердца. Очевидно, что Л. Кутянова не могла обойти вниманием художественно-эстетические возможности явлений и образов природы, которые становятся спутниками и зеркалами поэтически представленных переживаний, эмоций, размышлений, выводов, поисков себя и Его, возвращений в измерение прошлого.
В дебютной книге Л. Кутяновой «Чагыр пилемъёс» природные символы, типичные для удмуртского стихотворного словаря 1970-х, преимущественно несут в себе положительную семантику: на заре жизни еще нет причин для грусти, опустошения, поводов для тяжелых умозаключений. В стихотворении «Вай дыртом будыны» («Давай поспешим вырасти») [24, с. 7] показывается «параллельность» стремлений дерева и человеческого «Я» – оба хотят как можно быстрее вырасти, достать до облаков, неба, солнца. И дерево, и человек изображаются мечтателями, мысленно способными оторваться от земли. «Вай дыртом будыны» – первый текст первого сборника «Чагыр пилемъёс», и в нем уже обозначен концептуальный символ поэзии Л. Кутяновой – цветовой маркер чагыр «голубой». Он используется в названии анализируемой книги, получает знаковое содержательное развитие во многих произведениях поэта. Голубой – не столько визуальный, сколько качественный признак, возникающий там и тогда, когда необходимо найти поэтическое определение мечтательности, впечатлительности, легкости, влюбленности, искренности. Голубые облака (чагыр пилемъёс) – это мечты, далекие и близкие одновременно. Зеленая земля и синее небо фигурируют в стихотворении «Мынсько» («Я иду») [24, с. 8]. Гордость за свой родной край, желание созидать, действовать, преобразовывать-приукрашать данность мира и человека, коммуникативная доминанта «Мы», декламация «счастливости» – поэтические рельсы, по которым неизбежно приходилось «врываться» в творческие профессии многим. Л. Кутянова сумела довольно быстро уйти от внешнего тематического давления, стилистического воздействия советской эпохи.
Возвращаясь к содержанию ранних стихотворений, нельзя не заметить активную позицию авторского начала, стремящегося описывать, комментировать происходящее, прочувствованное здесь и сейчас. Творческое самоутверждение осуществляется путем «грамматического присваивания», обозначения принадлежности. Лирическому «Я» хочется подчеркнуть собственную генетическую, духовную связанность с местом нахождения, текстуально запечатлеть их взаимную принадлежность: «Мынам бусые та, мынам шудбуро шаере...» [24, с. 8] «Мое это поле, мой счастливый край…». В большинстве дебютных стихотворений, невзирая на априорную весомость природно-образных универсалий, живописный код художественно не активируется, нет сосредоточенности авторского зрения на конструирующих пространство деталях.
Природа в поэзии Л. Кутяновой иногда наблюдается со стороны. Она рассматривается в ее своенравности, самодостаточности, событийной несопряженности с судьбой лирического субъекта..