Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА I. Историко-мифологические корни общетюркских традиций в чувашской словесности 9
Раздел 1. Особенности истории тюркских народов 10
Раздел 2. Древнетюркские надписи и их значение в развитии словесной культуры тюркоязьгчных народов 18
1. Древнетюркские тексты VI - VIII вв. как памятники культуры 18
2. Следы композиции древнетюркских надписей в текстах чувашской словесности 25
Раздел 3. Древнетюркские мифологические образы и символы в чувашской словесности 34
1. Традиции древнетюркского литературного этикета в чувашской словесности 34
2. Влияние литературных канонов древнетюркских текстов на чувашскую словесность 48
Раздел 4. Булгаро-хазаро-угорские художественные традиции в чувашской словесности 66
1. Художественные традиции булгаро-суварских племен и их отражение в словесности чувашей 66
2. Контактные параллели булгаро-чувашей 80
3. Художественные традиции волжских булгар в чувашской словесности 89
ГЛАВА II. Классическая тюркоязычная литература Средневековья и чувашская словесность 98
Раздел 1. Сходные мотивы и образы в «Диван лугат ат-тюрк» и чувашской словесности 98
Раздел 2. «Кутадгу билиг» Ю.Баласагуни и чувашская словесность... 111
1. Общетюркская народная мудрость в поэме и чувашская словесность 111
2. Общетюркские тотемные и культовые образы в чувашской словесности 125
Раздел 3. Поэтическое своеобразие древнетюркских текстов и чувашского народного стиха 147
Заключение 165
Список литературы
- Особенности истории тюркских народов
- Древнетюркские тексты VI - VIII вв. как памятники культуры
- Сходные мотивы и образы в «Диван лугат ат-тюрк» и чувашской словесности
- Общетюркская народная мудрость в поэме и чувашская словесность
Введение к работе
Литература не может развиваться обособленно, в отрыве от культурных, социально-экономических, историко-политических изменений общества. Российский исследователь словесности М.М. Бахтин, размышляя об истинных целях и задачах литературы отмечал, что «литература - неотрывная часть культуры, ее нельзя понять вне целостного контекста всей культуры данной эпохи. Ее недопустимо отрывать от остальной культуры и, как это часто делается, непосредственно, так сказать, через голову культуры соотносить с социально-экономическими факторами. Эти факторы воздействуют на культуру в ее целом и только через нее и вместе с нею на литературу» [Бахтин, 1986; 502]. Исходя из этих высказываний литературоведа, можно утверждать, что литература впитывает в себя многовековые традиции и сложившиеся в сознании этноса эстетические, культурные элементы жизни и быта, как собственного народа, так и соседних этнических групп. В своих трудах М.Бахтин также отмечает, что нельзя замыкать литературное явление в одной эпохе его создания, очень часто произведение уходит своими корнями в далекое прошлое [Бахтин, 1986; 504]. Несомненно, что здесь речь идет не только об одном-двух произведениях, но и о литературе в целом. Этой же концепции придерживается литературовед И. Г. Неупокоева, которая, в частности, отмечает следующее: «В национальной литературной системе, также как и в творчестве каждого писателя, велика роль тех художественных традиций, которые накоплены народом на протяжении всей его истории. Эти традиции - важнейший компонент литературного процесса» [Неупокоева, 1976; 261]. Таким образом, истоки художественной мысли и литературно-эстетические традиции чувашского народа, как и всякого другого, следует искать, прежде всего, в его устной литературе - легендах, сказках, трудовых и обрядовых песнях, пословицах, загадках и т.д. Но и благодатная почва народной словесности с ее совершенными поэтическими и огромными творческими возможностями сформировалась не за одно столетие. Этот сложный процесс становления народного творчества является результатом многовековых творческих поисков. Становлению народной устной
словесности, безусловно предшествовало развитие выразительной и доходчивой речи. Такая речь развивалась в ходе разговора или письма, в процессе публичного выступления или даже совершения молитв. Так постепенно возникла риторика. Г.И.Федоров полагает, что «всякая риторика является каркасом, скелетом художественной речи, но подлинно художественной речь-произведение становится посредством поэтики» [Федоров, 1996; 19]. Соглашаясь с высказываниями литературоведа, мы считаем, что общетюркские художественные традиции, обнаруживаемые как в устной, так и в письменной словесности, прежде всего следует искать в письменных памятниках древне-тюркского времени, в которых запечатлена изящная речь тюркских каганов. Задумываясь о художественных традициях в литературе, Г.А.Белая пишет, что ее истолкование зависит не только от полноты накопленных историко-литературных фактов, но и от самой литературы, от философии истории, философии общественного развития, от умозрения, свойственного эпохе. Литературовед также полагает, что «категория художественной традиции лишена чисто эстетической замкнутости - она всегда открыта в смежные области: в проблемы духовной культуры, в этику, в сферу общественного сознания, и только в конечном счете она становится проблемой поэтики» [Белая, 1986; 42]. Таким образом, следует думать, что зачатки художественных традиций, присущие чувашской устной словесности, в том числе и национальной литературе, в той или иной форме должны обнаруживаться ещё в предыстории чувашского народа.
Как известно, чувашский язык является одной из ветвей западного крыла тюркских языков. Тюрколог СЕ. Малов, классифицируя тюркские языки, чувашский язык, также как и якутский, относит к одним из древнейших тюркских языков, объясняя это тем, что он не имеет звонких звуков в своем языковом составе, а только глухие и полузвонкие. «Надо думать, - пишет исследователь, - что чувашский и якутский языки ... прошли очень длинный исторический путь, когда здесь, наряду с другими древними языковыми фактами, мы имеем в этих словах почти бесследное исчезновение конечного звука г, т.е.
весьма новое фонетическое явление» [Малов,1951; 6]. Итак, на основании исследований С.Е.Малова, чувашский язык можно считать одним из самых древнейших языков, что вместе с тем не мешает назвать его и новейшим. Следовательно, культура и быт чувашей содержат в себе культурно-эстетические традиции тюркоязычных народов не только ближайших к нам эпох (по В.Г.Родионову «древнебулгарский», «среднебулгарский», «булгарский», «зо-лотоордынский» периоды [Родионов, 1992; 11-12], но и отпечатки тех древних времен, когда еще и этнонима «чуваш» не существовало, а был лишь «союз племен под общим названием тюрки». Следует согласиться с мнением Ю.М.Артемьева, который считает, что период послебулгарских событий, вплоть до создания новой письменности, производит впечатление некоторой «пустоты», «вакуума», как будто были прерваны преемственные связи между культурой VIII-XII веков и Нового времени. Исследователь полагает, что впечатление это обманчиво, т.к. связи никогда не прерывались, а изменились лишь формы и способы бытования, функционирования культурного сознания. В этот период основным хранителем и источником активно формирующегося литературно-художественного сознания и исторической памяти народа становится фольклор. «Многочисленные легенды, предания, сказания, эпические и лирические песни, мифологические сюжеты, - пишет Ю.М.Артемьев, - восполняют пробелы и устраняют «темные места» в истории культуры народа, образовавшиеся из-за недостатка письменных источников и документов. Именно по этой причине необходимо бережно и скрупулезно изучать те немногие, наиболее значимые памятники и образцы письменной культуры, которые сохранились, дошли до наших дней» [Артемьев, 2003; 22].
Актуальность избранной темы объясняется необходимостью поиска генетических корней чувашской литературы и выявления тех художественных традиций словесности, которые наложили отпечаток на сознание наших предков и, наслоившись сначала в устном народном творчестве, а потом, войдя и в письменную культуру, дошли до наших дней. В настоящее время актуализируется проблема изучения национальных традиций, духовно-философских, пси
хологических особенностей народа, т.к. это позволяет выявить как поэтическое своеобразие художественных произведений, так и генетические сходства литератур тех народов, которые некогда сосуществовали в едином этническом социуме. Актуальность настоящей работы определяется тем, что до настоящего времени в чувашском литературоведении уделялось недостаточное внимание эволюции исторической поэтики чувашской словесности, мало появлялось работ, посвященных изучению традиций общетюркского времени. Между тем в науке необходимость исследования родственных связей чувашской словесности давно уже назрела, ибо это позволило бы полнее осмыслить эстетическое своеобразие и колорит поэтических элементов тюркоязычного мира, наложивших отпечаток на художественное мышление чувашей еще в древности. Правда, нельзя не отметить, что значительная работа по сравнительному изучению некоторых сторон чувашского и тюркского стиха проделана чувашским литературоведом В.Г.Родионовым в монографии «Чувашское и тюркское стихосложение», однако исследование общетюркских художественных традиций в ней все же не стало объектом специального изучения. Следовательно, сохраняется актуальность поставленной проблемы и необходимость более полного адекватного изучения общетюркских традиций в чувашской словесности.
В чувашском литературоведении достаточно широко освещены литературно-художественные традиции русской литературы в чувашской в таких трудах, как «Обретение традиций», «Межнациональные связи чувашской литературы» Е.В.Владимирова, «Современная чувашская литература», «Чувашский роман» Г.Я.Хлебникова, «Художественный мир чувашской прозы», «Поиск изящной словесности» Г.И.Федорова, а поскольку в литературоведческих публикациях лишь в общих чертах дается характеристика общетюркских художественных традиций, то эти традиции и стали объектом данного исследования.
Научной новизной работы является то, что впервые в чувашском литературоведении предпринята попытка рассмотреть более древние литературно
эстетические традиции тюркоязычных народов, а также роль этих поэтических особенностей в становлении и развитии словесной культуры чувашского народа. Также художественное своеобразие таких древнетюркских текстов, как, например, орхоно-енисейские надписи и «Гадательная книжка», наиболее глубоко и цельно введены в контекст художественных традиций чувашской словесности. Объектом исследования явились генетически родственные художественные традиции в культуре и литературе тюркоязычных народов в VI-XI вв., развивавшихся в сходных социально-экономических и культурно-исторических условиях. Цель настоящей диссертации - выявление общетюркских художественных традиций в чувашсой устной и письменной словесности. В соответствии с поставленной целью определены следующие задачи:
- раскрытие древнейших генетических корней и архетипов чувашской словесности;
- выявление общетюркских литературных традиций в устном поэтическом творчестве и новой письменной культуре чувашей XIX в.;
- уяснение общих поэтических черт и поски генетических сходств с традициями тюркоязычных народов;
- изучение степени влияния общетюркских художественных традиций на развитие чувашской литературы XX в.
Методологическая и теоретическая основа. В своем исследовании мы опирались на литературоведческие работы по теории и истории мировой литературы В.М.Жирмунского, М.М.Бахтина, Д.С.Лихачева, И.Г.Неупокоевой. Неоспоримую помощь оказали исследования тюркологов Н.И.Ашмарина, СЕ.Малова, И.В.Стеблевой, Х.К.Короглы, А.Н.Кононова. Ценными оказались труды специалистов по истории литературы народов РФ, Урала и Поволжья В.Г.Родионова, Г.И.Федорова, Ю.М.Артемьева, а также историков, археологов и искусствоведов С.Г.Кляшторного, Л.Н.Гумилева, С.А.Плетневой В.Ф.Каховского, В.Д.Димитриева, А.А.Трофимова. Особо хочется отметить работу И.В.Стеблевой «Поэтика древнетюркской литературы и её трансфор
мация в раннеклассическии период» и исследовательские труды В.Г.Родионова «Чувашское и тюркское стихосложение», «Чувашский стих», благодаря которым и, в некоторых случаях, опираясь на концепции этих исследований, мы вели работу по нашей теме.
В исследовании применяется метод сравнительно-исторического анализа изучаемого материала, основываясь на которых мы пытались выявить обще- и древнетюркские художественные традиции, в чувашской словесности.
Материалом для исследования послужили рукопись Моисея Каланка-туаци «История страны Алуанк», написанная в VII в., древнетюркские рунические надписи, составленные BVI-VIII вв. в честь Кюль-тегина, Бильге-кагана и Тоньюкука и др., древнетюркская классическая литература Средневековья, а также сочинение Ахмеда ибн-Фадлана, написанное во время его путешествия на Волгу в 921-922 гг. Эти древнетюркские памятники рассматриваются параллельно с чувашской письменной и устной словесностью. Из чувашской литературы взяты в качестве исследуемого материала классические художественные произведения, начиная с конца XIX века.
Особенности истории тюркских народов
Исследователь истории тюркских народов Л.Н.Гумилёв отмечает, что огромная территория евразийской степи изучена крайне неравномерно, и особенно мало исследован период до появления на исторической арене Чингисхана, т.е. до XIII века. Это время примечательно тем, что именно в этот период в центральноазиатской степи сложились, а позднее погибли два народа - хунны и древние тюрки. Как пишет ученый, хотя эти народности и сошли с исторической арены, однако имя «тюрк» не исчезло. «Арабы стали называть тюрками всех воинственных кочевников к северу от Согдианы, и те приняли это название ... . В дальнейшем этот термин ещё раз трансформировался и стал названием языковой семьи. Так сделались «тюрками» многие народы, никогда не входившие в Великий каганат VI - VII вв., » - заключает историк. Тюрками, или хуннами, назывались и предки чувашей, которые, как полагает Л.Гумилёв, «сложились раньше, чем сами древние тюрки» [Гумилёв, 1993; 6]. Действительно, предки чувашского народа никогда не входили в состав Великого тюркского каганата, созданного в 545 году ханом Бумыном, который впоследствии распался на Западный (в 630 г.) и Восточный (в 659 г.) каганаты. К этому времени предки чувашей, или племена булгаро-суваров, уже жили на Северном Кавказе среди ираноязычных народов. Разумеется, разделение тюркоя-зычных народов на западную и восточную (или огурскую и огузскую) ветви произошло задолго до упомянутых выше исторических событий. Чтобы убедиться в этом, сделаем краткий экскурс в историю наших предков.
По предположению многих исследователей-историков, тюркоязычные народы до начала нашей эры жили в Центральной Азии, на территории между Тянь-Шанем и Алтаем, в бассейне верхнего Иртыша. Они входили в составплемён хунну и были кочевниками-скотоводами, одевались в основном в одежду из шкуры, также из китайских тканей. С китайцами хунны часто воевали, а временами находились в их подчинении [Димитриев, 1993;20]. Возникает вопрос: кто же такие хунны и что они собой представляли? По мнению ряда ученых (В.В.Радлова, В.В.Бартольда и др.), хунны были первыми тюркоя-зычными племенами. Монголовед Шмидт и синолог Бичурин были сторонниками монгольской теории происхождения хуннов. «Хуньюй, ханьюнь и хунну, - писал Н.Бичурин, - суть три разные названия одному и тому же народу, известному ныне под названием монголов» [Бичурин, 1950;39]. Б.Мункачи рассматривал древних хуннов как смешанные тюркские и монгольские племена, к этой же мысли склонялся А.Ремюза. Однако из всех теорий тюркская теория происхождения хуннов была научно обоснована и развита такими учеными, как И.К.Клапрот, Н.А.Аристов, Н.И.Ашмарин, В.Ф.Каховский. Как считает В.Каховский, самоназвание хуннов тоже вероятней всего было тюркским. Н.Бичурин полагал, что «хунну» - собственное имя, давшее название целому племени. Существует предположение, что «хунну» означало «люди» или «человек». И.Д.Кузнецов, отмечая в чувашском языке множество слов с корнем «хун» (хунав, хунас, хунади, хуняси, хуняма, хунчака, хунякам и т.д.), полагает, что образование этих слов так или иначе было связано с этнонимом «хунну» и основное значение корня хун, по мнению историка, обозначает «размножение, распложение живого, доброго, кровно близкого» [Кузнецов, 1957; 126]. Слово «хунн», возможно, выражало понятие происхождения и родства, в целом же могло означать «люди»; затем оно приобрело значение этнонима и стало политическим термином - названием обширного царства «Хунну» [Каховский, 1965; 127]. В.Каховский также заключает, что материалы языка и многочисленные сходства и параллели, имеющиеся в материальной и духовной культуре чувашей и тюркоязычных народов, свидетельствуют о былой генетической связи древнейших предков чувашей с прототюркскими пле- менами хуннов. «Прежде всего весьма интересен тот факт, - пишет ученый, -что в чувашском языке сохранились сотни слов, бытующих как в монгольском, так и тюркских языках. То обстоятельство, что многие из них отсутствуют в языке казанских татар, позволяет считать, что эти слова вошли в чувашский не в период монголо-татарского нашествия, а скорее всего сохранились из языка тюркских предков чувашей, с древнейшего периода их истории - с хуннской эпохи» [Каховский, 1965; 127]. Соглашаясь с выводами исследователя, мы тоже считаем чувашский народ потомками племён хунну, некогда входивших в одну общую семью так называемых алтайских языков.
Следуя схеме развития алтайских языков, составленной тюркологом Н.А.Баскаковым, можно увидеть, что разделение хуннских племён на восточное и западное крыло произошло ещё в V в.до.н.э. Согласно этим данным, предки древних чуваш входили в западную ветвь. По предположению Б.А.Серебренникова «распадение общетюркского языка в основном совершилось несомненно на территории Азии: один из этих вновь образовавшихся тюркских языков, предок современного чувашского языка, находился, по-видимому, где-то в районе Байкальского озера, по соседству с какими-то монгольскими языками [Серебренников, 1957; 41]. Соглашаясь с доводами учёного, В.Каховский пишет, что следы соседства предков чувашей с древней монгольской народностью до сих пор сохранились в языке чувашей. Доказательством тому служат следующие примеры: чув. тыра «хлеб в зерне», монг. та-риа; чув. тула «пшеница», монг. талх «печёный хлеб, мука», чув. пару «телёнок», монг. буру; чув. салтав «причина», монг. сылтаг; чув. турах «кислое молоко, простокваша», монг. тарак или тараг и т.д. [Каховский, 1965; 41]. «По всем данным, - обобщает свою мысль В.Ф.Каховский, - древние предки чувашей длительное время находились в составе той этнической общности, на базе которой сложились восточные тюркские племена. Область обитания предков чувашей, по всей вероятности, находилась по соседству с древнемон-гольскими и тунгусо-маньчжурскими племенами.
Древнетюркские тексты VI - VIII вв. как памятники культуры
Чтобы изучить древнетюркские художественные традиции в чувашской словесности, нам в первую очередь нужно определить хронологические границы этого времени. Как полагают некоторые ученые, хронологические рамки древнетюркского времени примерно охватывают VI и первую четверть X в. н.э. Это время было эпохой существования могущественных каганатов тугю, а также государств уйгуров и енисейских кыргызов [Грач, 1966; 189]. По мнению И.В.Стеблевой, к этому времени относятся следующие литературные памятники: 1) группа текстов рунического письма, связанная с культурной жизнью Тюркского каганата- VI-VIII вв.; 2) орхонские тексты, датируемые VIII в.; 3) группа текстов рунического письма, связанная с государством енисейских кыргызов (по другому - енисейские тексты) - не ранее VII и не позднее XI-XII вв.; 4) рунический текст на бумаге или «Гадательная книжка» - середина VIII-начало IX вв.; 5) поэтические тексты на древнеуйгурском языке религиозного содер жания, написанные манихейским и уйгурским письмом и связанные с культурной жизнью уйгуров в период Уйгурского каганата и после его падения - середина VIII - середина IX вв. [Стеблева, 1976; 4]. Литературные памятники более позднего времени, такие, как, например, «Кутадгу билиг» (Благодатное знание) (XI в.) Юсуфа Баласагуни, относятся к классической тюркоязычной поэзии. Однако, на наш взгляд, это не мешает рассматривать данное произведение в качестве исходного материала, так как, во-первых, автор этого сочинения в основном опирается на общетюркские художественные традиции, во-вторых, в подтверждение своих мыслей он часто делает ссылку на древнетюркского мудреца или поэта. И.С. Брагинский по этому поводу замечает, что Ю. Баласагуни в своей поэме использовал фольклорные элементы, доносящие до нас народные идеи, представления и образы. Эти фольклорные элементы, с точки зрения художественной, представляют наибольший интерес [Брагинский, 1960; 126].
К XI в. относится и сочинение Махмуда аль Кашгари «Диван лугат ат-тюрк» (Словарь тюркских языков) написанное несколько позже предыдущего текста. По нашему мнению, данная работа тоже является наиболее интересной по названной теме, так как в этом словаре в изобилии использованы фольклорные материалы древних тюрков, а именно «свыше трехсот тюркоязычных народных четверостиший и столько же пословиц», благодаря которым можно проследить некоторые общетюркские художественные особенности в чувашской словесности. Таким образом, и «Кутадгу билиг», и «Диван лугат ат-тюрк» являются своеобразными преемниками древнетюркских литературных памятников. И.В. Стеблева, размышляя об этом, пишет буквально следующее: «Решение проблемы преемственности между древней и классической поэзией тюрков позволяет в правильном свете оценить литературное наследие многих тюркских народов. Показать в нем соотношение между их собственными, национальными традициями и литературными традициями иноязычных народов» [Стеблева, 1976; 3]. Автор данной работы, придерживаясь этой точки зрения, считает, что общетюркские художественные традиции обнаруживаются как в рунических текстах VI - VIII вв., так и в классической литературе более позднего периода. Несомненно, что на произведения, написанные в XI в., оказал значительное влияние расцвет мусульманской культуры, однако, надо отметить, что данное явление не смогло вытеснить полностью те древние традиции, которые были присущи тюркским народам многие столетия.
Как было отмечено ранее, орхонские и енисейские надписи являются наиболее древними образцами письменной культуры и языка древних тюрков, и, разумеется, памятниками истории. Отдельные ученые полагают, что рунические памятники при всем их историческом и лингвистическом значении не имеют прямого отношения к художественной литературе. Однако в этих надписях, восхваляющих тюркских каганов, нашли свое отражение некоторые элементы художественного творчества, несомненно в тот период широко распространенного в устной форме [Брагинский, 1960; 124].
К древнетюркскому времени относится «Гадательная книжка», также написанная руническим письмом. По справедливому утверждению ряда исследователей, эти памятники письменности следует считать общим культурным достоянием не одного-двух, а многих тюркских народов. На наш взгляд, трудно не согласиться со словами М. К. Хамраева, который пишет: « ... до XIV - XV вв. еще не было ни узбекского, ни турецкого, ни татарского, ни казахского народов. Были только племена, носившие те или иные названия и входившие в союз племен под общим названием тюрки» [Хамраев, 1963; 13]. Более того, те племена, обитавшие в древнетюркское время на очень отдаленных друг от друга территориях, были объединены широкими экономическими и культурными связями. Ареал этих связей охватывает обширные территории - от пределов Китая на Востоке до границ Византии на западе [Грач, 1966; 192]. Подчеркивая принадлежность древнетюркских текстов многим современным тюркоязычным народам, М. Хамраев ссылается и на Махмуда аль Кашгари, который неслучайно назвал свое произведение «Диван лугат ат-тюрк», т.е. «Словарь тюрков». «Этим самым, - пишет ученый, - он отчетливо подчеркнул мысль о том, что есть один народ - тюрки, в состав которого входят многие племена» [Хамраев, 1963; 14]. И действительно, М.Кашгари в специальном разделе о племенах и родах тюркского народа пишет следующее: «Всего тюрки состоят из двадцати племен...Каждое племя имеет многочисленные роды. Я остановился только на основных родах и не вдавался в описание мелких и незначительных родов...Я показал место расположения каждого племени, начиная с востока. Я описал все народы, независимо от того, мусульмане они или нет, начиная от Рума и, кончая местом, откуда восходит солнце ... » Из приведенного примера следует, что многочисленные тюркские народы, имея ранее общие культурные традиции и обычаи, сохраняли их веками в своей устной памяти. Как было уже сказано в первом разделе, предки чувашей в период написания рунических текстов, т.е. в VI - VIII вв., жили уже в Прикаспии и были известны под названием племен сувар. Однако, несмотря на это, чувашский народ, все же может являться если не прямым, то косвенным наследником этих древних литературных памятников. На наш взгляд, это объясняется тем, что в них обнаруживаются единые литературные традиции, по всей видимости, существовавшие еще в пратюркскую эпоху и потому присущие многим тюркоязычным народам. По нашему мнению, данные памятники древнетюрксой культуры находятся среди тех редких явлений, чьи глубинные связи все еще нуждаются в обстоятельном изучении. Следует отметить, что древнетюркская культура обладает характерными чертами, присущими литературам всех современных тюркоязычных народов. А если же в этой общности обнаруживаются родство и близость современных литератур, то это должно быть признано как исторически обусловленная закономерность. Мы убеждены, что и для чувашского литературоведения давно настала пора осмысления корней чувашской литературы, покоящихся в глубинах древности.
Руническая письменность в свое время была распространена на огромной территории: от границ Китая до Средней Азии, а дальше - до Венгрии, и история ее функционирования охватывает V-XI века. Всемирно известные рунические надписи ныне широко популярны как произведения древнетюркской поэзии. Известный исследователь И.В.Стеблева в работе «Поэзия тюрков VI -VIII вв. н. э.» выдвигает концепцию о принадлежности орхоно-енисейских надписей к произведениям поэзии. Однако В.М.Жирмунский, полемизируя со И.В.Стеблевой, отмечает, что орхоно-енисейские тексты написаны не стихами, а прозой [Жирмунский, 1968 б; 78].
Сходные мотивы и образы в «Диван лугат ат-тюрк» и чувашской словесности
Тексты из сочинения Махмуда ал-Кашгари «Диван лугат ат-тюрк», написанного 1072-1078 гг., исследователи относят к раннеклассической тюркоя-зычной поэзии. Примерно в этот же период, а именно в 1069-1070 гг., было создано произведение другого древнетюркского поэта Юсуфа Баласагуни «Кутадгу билиг». Таким образом, М. Кашгари и Ю. Баласагуни жили и творили в одно время, однако, несмотря на это, как правильно отмечает татарский исследователь А. М. Шарипов, «стихотворный материал в их книгах относится к двум эпохам: тексты, зафиксированные Кашгари, относятся не только к началу XI в., но и к более древним временам, тогда как «Кутадгу билиг» является произведением точно 70-х годов XI в.» [Шарипов, 2001; 46]. Итак, в сочинении Махмуда ал-Кашгари представлено множество примеров древнетюркских текстов, из которых попытаемся выявить некоторые художественные традиции, присущие и чувашской словесности, если таковые имеются.
Известный русский литературовед В. М. Жирмунский, тщательно изучая героический эпос западных и восточных народов, заметил, что некоторые мотивы, встречающиеся в словесности западных народов, например, немецкой и английской, намного раньше существовали в фольклоре тюркоязычных этнических групп. Одним из таких наиболее распространённых мотивов является спор зимы и лета [Жирмунский, 1979; 54-55].Следует отметить, что и в чувашской словесности наблюдается наличие этого мотива. В.Г.Родионов в статье «О системе чувашских языческих обрядов», размышляя о первоначальном представлении древних тюрков о смене времён года, пишет, что «у пратюрков первоначально бытовало бинарное выделение двух сезонов астрономического года - лета и зимы (тёплого и холодного сезонов)». Учёный, ссылаясь на работу Е.В. Антоновой, заключает, что подобное представление существовало у многих народов мира [Родионов, 1990; 4]. В чувашском же фольклоре мотив прений зимы и лета сохранился в таких языческих обрядах, как симёк, саварни, калам и т.д. Спор зимы и лета также нашло отражение позднее и в классической чувашской литературе конца XIX - начала XX веков. Так, на пример, чувашский поэт начала XX в. К.В.Иванов, впитавший в себя устно поэтические художественные традиции наших предков, в знаменитой поэме «Нарспи» рисует смену зимы и лета следующим образом: Пушуйахан вёсёнче Хёвел пахрё ашатса, Силпи чаваш ялёнче Юр ирёлчё васкаса. Месяц март к концу подходит, Смотрит солнышко нежней. И в Сильби, в селе чувашском, Начал таять снег дружней. (Перевод с чувашского П.Хузангая) Далее в поэме вступают в противоборство характеры холодного и тёплого времени. Описывая уходящую зиму, автор подчёркивает в ней самые главные черты - лютость, суровость: Сивё, хаяр хёл иртет, Каять йёрсе,хурланса; Сивё куссульпе йёрет, Иртнё куншан хуйхарса. Плача, вдаль зима уходит, Хоть была люта, грозна; И холодные льёт слёзы О прошедших днях она. Не хочет уходить зима, желает вернуться обратно. Но как бы сильны ни были морозы, тёплое время вступает в свои права: Анчах мёнле йёрсен те, Хёвел хёртнёсем хёртет (Но у солнца, как ни плачь ты, Всё знойней, знойней лучи). И в конце концов холод отступает, а весна торжествует: Килчё ыра суркунне, Килчё, ячё ашатса. Хёвел савать тёнчене, Хёл ыйхинчен варатса. Наступила всем на радость Благодатная весна. Горячо лаская, солнце Будит землю ото сна. Мотив полемики зимы и лета встречается и в творчестве другого чувашского классика начала XX в. Н.В.Шубоссинни. В стихотворении «( улланан пусё» (Начало лета), написанном в 1911 году, есть следующие строки: Иртрё хаяр, сивё хёл, Иртрё шавла суркунне; Килчё дута аша су, Курчё сынсен камалне. ырансенче,ту динче Ешёл тухрёс кураксем. Вармансенче, садсенче Сулса сарчёс йывассем. Прошла злая, холодная зима, Прошла шумная весна, Пришло светлое, тёплое лето, Принесло людям настроение. На берегах, на взгорьях Появились сочные травы. В лесах, в садах Распустили листья деревья. Несомненно, в стихах чувствуются навеянные поэмой «Нарспи» строки.
Иначе и не могло быть - К. Иванов и Н. Шубоссинни были не толко поэтами современниками, но и друзьями, и поэтому неудивительно, что на творчество Н. Шубоссинни сильное влияние оказало творчество гениального поэта К.В.Иванова. Но в то же время нельзя забывать, что творчество писателей начала XX века в первую очередь впитывало в себя многовековые художественные традиции чувашского народа, которые в той или иной форме сохранились в устном народном творчестве. Поэтому мотив спора холодного и тёплого сезонов наблюдается во многих стихах чувашских поэтов и конца XIX века. Так, например, Якку Турхан ещё 1896 в стихотворении «уркунне» (Весна), под чёркивая противоречивость характеров зимы и весны, пишет:
Шантакан хёлле иртрё-ске, Ашапа шыв-шур чёрёлет, Йал-йал туса хёвел пахать, ( уркунне ситни паларать. Морозная зима прошла: Теплом вода оживляется, Улыбаясь, солнце светит, Весны приближенье заметно. В своих стихах поэты в основном изображали контрастные эпизоды смены зимы и лета (или весны). В. Г. Родионов, изучая вопрос о цикличном представлении времён года чувашами, в частности, предполагает, что - первоначально ранние пратюрки связывали год (в значении «тёплый сезон») с летним солнцем. «С развитием скотоводства, - пишет далее учёный, - и возникновением понятия о двухсезонном (лето-зима) астрономическом годе, вероятно, изменилось и представление о начале года [Родионов, 1990; 4]. Из сказанного вытекает, что древние тюрки считали началом года оба сезона - и зиму, и лето. Н.И.Егоров тоже предполагает, что понятие об астрономическом годе у древних людей возникло позднее. «Там, где мы различаем один астрономический цикл - год, первобытный человек различал два законченных цикла, как бы два года, два завершённых сезонных круга: весна-лето ...; осень-зима. .. Эти два природных цикла, характерные для сознания древнейшего человека, можно условно назвать «климатическими годами»,- утверждает исследователь [Егоров Н., 1980; 46]. В связи с этим думается, что именно поэтому в фольклоре тюркоязычных народов прения зимы и лета занимают большое значение.
Общетюркская народная мудрость в поэме и чувашская словесность
«Кутадгу билиг» Юсуфа Баласагуни, как мы уже отметили, созданная в начале 70-х гг. XI в., по справедливому утверждению И.В.Стеблевой, является «первым произведением классической тюркоязычнои литературы, которая в творчестве отдельных поэтов просуществовала вплоть до XX века» [Стеблева, 1965; 4]. В поэме панорамно запечатлены многочисленные эпические нормы и моральные формулы, глубоко укоренившиеся в сознании и традициях носителей древнетюркской культуры, которая оказала мощное влияние на формирование и последующее развитие духовного облика всех тюркоязычных, в том числе и чувашского народа. Произведение насыщено мудрыми изречениями, пословицами и поговорками, отражающими принципы нравственности, которые впоследствии легли в основу народного, национального характера. В ней мы находим изначальную модель нашей современной национальной культуры и корни философских мыслей, свойственных богатому фольклору и классической литературе чувашского народа.
Идеи древнего памятника, непрерывно совершенствуясь и с честью выдерживая испытания веков, пульсируют и в чувашской словесности. Корни плодоносного дерева древней культуры питают и другие тюркоязычные литературы, которые, в свою очередь, вступают между собой в глубинные исторические связи. Доказательством тому может служить большое количество тонких афоризмов, метких пословиц и поговорок из «Кутадгу билиг», которые в том же виде продолжают существовать во многих тюркских языках, в том числе и чувашском.
Поэма Ю.Баласагуни является сводом нравственных принципов, который на протяжении нескольких веков своими морально-этическими, а также социальными размышлениями о человеке и обществе служит идеалам гума низма и истинной народности. И хотя поэма принадлежит к произведениям глубокой древности, ей чужды абстрактность видения и внешний романтический блеск. «Кутадгу билиг» - это самобытное произведение, воплотившее в себе образ конкретно-предметной поэзии. По нашему мнению, таким поэти ческим качеством тюркская литература обладала издавна. Ещё в орхоно- ени сейских текстах наблюдается эта конкретность и точность (например, на скольких лошадях и на коне какой масти ринулся в бой Кюль-тегин и т.д.). Следует отметить, что тюркская литература развивалась в тесной взаимосвязи с арабо-персидской литературой, которой в большей степени были свойственны абстрактность и чувственность. Тюркская же литература всегда принципиально отличалась от общевосточных мотивов тем, что арсеналу её метафор были присущи точность и предметность. Как видим, предметность и наглядность являются одним из специфических черт тюркской, а следовательно и чувашской поэзии. Это основополагающее свойство общетюркской словесности, продолжающее существовать поныне, имеет ряд исключительно самобытных качеств, например, отличную от других природу стиха, историю и теорию развития поэтики, и именно эти отличия определяют её своеобразие. На наш взгляд опираясь только на эту фундаментальную черту поэмы Юсуфа Баласа-гуни, можно было бы раскрыть немало закономерностей развития чувашской словесности и классической поэзии. Но из сказанного, отнюдь, не следует односторонний вывод, будто «Кутадгу билиг» поднимает сугубо тюркские проблемы. Как и все классические произведения, поэма свободна от узкоплеменных или групповых интересов. Автор сочинения выступает с позиций общечеловеческих и нравственных принципов и свойств.
Среди свойств «Кутадгу билиг», сближающих и роднящих поэму с современной литературой, ощущается высокий моральный и прогрессивный дух. На наш взгляд, утверждая, что «Кутадгу билиг» является фундаментом литературно-художественных традиций тюркоязычных народов, можно безошибочно понять её суть: глубинные связи этого произведения мудрости с фило софскими и художественными образцами, существовавшими до и после его появления, а также возникшими в более отдалённые эпохи. «Кутадгу билиг» - это прежде всего результат своей эпохи, отражающее её эстетические воззрения, её культурную среду. И по интеллектуальному уровню, и по художественной форме поэма представляет собой стержневое явление определенного эстетического процесса. В чём же состоят ценность и актуальность столь древней поэмы для нынешнего поколения? Прежде всего высоким нравственным уровнем содер жащихся в ней этических и эстетических взглядов. Стержневой идеей одной из книг древнетюркской литературы, её возвышенным идеалом является челове ческое счастье. Поэма ставит перед собой цель указать путь к разумной обще ственной жизни людей. Автор произведения вдохновенно воспевает высокие моральные качества, любовь к человеку. Он утверждает, что для достижения 9 справедливости и гармонии в отношениях между людьми нужно овладевать принципами человеческих взаимоотношений, в основе которых лежат благоразумие, честность, воспитанность и верность, и претворять их в жизнь. По его мнению, источником истинного счастья является человечность, знания, разум, интеллектуальность, умение довольствоваться в быту имеющимися благами. Морально-этические размышления, изложенные в каждой главе поэмы, и сегодня не утратили своей актуальности. Многие выражения и мысли, афоризмы и поговорки стали общим достоянием нашей литературы. Большинство из них, продолжая существовать в чувашской устной культуре, позднее нашли отражение и в классической чувашской литературе, обогатив таким образом нашу словесность. Так, Хведер из поэмы «Арзюри» (Леший) Михаила Фёдорова, размышляя о бренности человеческой жизни на земле, задаётся философским вопро-сом: Пуян вилет - мул юлать, Ыр дын вилет - ят каять, Эпё вилсен мён юлать? Богач умрёт - богатство остаётся, Добрый человек умрёт - имя остаётся, Я умру, что же остаётся? Хведер не богач, и, конечно, у него никакого богатства в помине нет, поэтому он далее размышляет, что для бедняка дороже всего славное имя и славная (т.е. своевременная) смерть. Не мысль о самой смерти, а мысль о вне запной (вне дома, в дороге, в лесу и т.д.) смерти пугает его, так как по верова нию чувашей душа умершего не своей смертью непременно становилась ле шим - арзюри, после чего арзюри пугал людей и его имя становилось недоб рым, проклятым. У Ю. Баласагуни в поэме «Кутадгу билиг» в размышлениях о жизни и смерти на первом месте тоже стоит доброе имя, оставленное челове ком после себя: Пекись не о жизни - об имени славном, Ему и дано в жизни быть самым главным. Не жизнь дорога - славен именем будь. Ведёт к вечной славе лишь праведный путь (4466, 4469) (Здесь и далее перевод С.Н.Иванова, в скобках указаны номера цитируемых бейтов).