Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Календарные песни и обряды 34
1.1. Святочные обходные песни Полужья 41
1.2. Фольклорная традиция и канонические церковные напевы 56
Глава 2. Семейная обрядность
2.1. Свадебные циклы Верхней и Средней Луги 81
2.2. Похоронно-поминальные и индивидуальные свадебные причитания 176
Глава 3. Необрядовые формы песенной культуры
3.1. Песенные формы традиционных молодежных гуляний 195
3.2. Лирические песни 207
Заключение 228
Список литературы 231
- Фольклорная традиция и канонические церковные напевы
- Свадебные циклы Верхней и Средней Луги
- Похоронно-поминальные и индивидуальные свадебные причитания
- Лирические песни
Введение к работе
Тема н актуальность исследования. Региональное изучение традиционной музыкальной культуры является одним из основных и приоритетных направлений в современном восточнославянском этномузыкознании. Для российских научных школ (РАМ им. Гнесиных, ГИИ, СПб ГК, РИИИ и др.) с 80-х годов XX века актуальным методом изучения становится ареало-гия и картографирование фольклорных традиций. Настоящее исследование, находящееся в этом общероссийском контексте, посвящено музыкально-фольклорному ландшафту Полужья - одного из регионов в юго-западной части Ленинградской области.
Территория Полужья - это обширный бассейн реки Луги с многочисленными притоками и озерами, самыми крупными из которых являются реки Оредеж, Ящера, Вруда, Саба, Долгая, озеро Самро. По современному административному делению Полужье располагается в Ленинградской и Новгородской областях. С историко-географической точки зрения принято выделять следующие зоны:
Верхнее Полужье, включающее верховья Луги, нижнее и среднее течение Оредежа (Батецкий, Лужский, Гатчинский районы1);
Среднее Полужье от реки Ящеры до Сабских порогов (Лужский и Волосовский районы);
Нижнее Полужье, включающее Сойкинский и Курголовский полуострова (Кингисеппский район);
Ижорское плато или ингерманландская зона (Гатчинский, Волосовский и Ломоносовский районы);
Сумерская волость, охватывающая озеро Самро, течения рек Саба и Долгая (Лужский и Сланцевский районы).
В историко-культурном плане Полужье представляет собой один из ключевых регионов всей традиционной культуры Северо-Запада и Русского Севера. Важнейшей зоной рассматриваемого региона является Верхнее Полужье. Во-первых, это территория одного из самых ранних и плотных расселений словен ильменских (новгородских) и первых погостов княгини Ольги. Во-вторых, именно с Верхней Луги началось постепенное освоение новгородцами земель Ижорского плато и территорий вниз по ее течению. Наряду с Волховом речной путь по Луге активно использовался в качестве выхода к Балтийскому морю. Также в верхнелужскнх землях пересекались важнейшие сухопутные магистрали Новгородской земли и Московского государства -
1 Для удобства чтения современные административные названия областей не указываются. Батецкий район относится к Новгородской области, все остальные упоминаемые районы - к Ленинградской.
Гдовская и Ивангородская (или Водская) дороги. Третий фактор выделения верхнелужской зоны - фольклорные традиции, которые, в сравнении с другими ареалами рассматриваемого региона, обнаруживают, по В. А. Лапину, наибольшую жанрово-видовую полноту и фольклорно-этнографическую насыщенность.
Среднее и Нижнее Полужье с прилегающими районами левобережья (озеро Самро, реки Саба и Долгая) и правобережья (река Вруда, верховья реки Оредеж, Ижорское плато) в целом представляют зону продолжительных контактов славянского/русского и чудского/водского, ижорского, финского населения. Кроме того, эта территория несколько веков являлась ареной военных действий, подвергалась разорениями вновь заселялась. Почти весь XVII век правобережье и низовья Луги входили в состав шведской Ингер-манландии, и лишь с начала XVIII века стали частью Петербургской губернии.
В диссертационной работе предпринят опыт выявления некоторых границ и ареалов традиционной русской песенной культуры Полужья по опубликованным и архивным материалам. В русле изучения историко-культурных зон Верхней Руси (А. С. Герд, Г. С. Лебедев) полученные результаты соотносятся с данными смежных наук (археологии, диалектологии ). Настоящая работа является первой попыткой исследования русского песенного фольклора Полужья как единого корпуса, в котором составляющие его виды и жанры предстают как разностадиальные, отражающие исторические этапы формирования и функционирования традиции .
Такой подход к материалу обусловил особую структуру работы, в которой главы и параграфы посвящены разным видам и жанрам песенного фольклора, отражающим стадиальность развития традиций Полужья, а в известной мере - Новгородской земли в целом.
Актуальность исследования обусловлена также слабой этномузыко-ведческой изученностью региона, сложностью этнокультурной истории и стремительно прогрессирующим процессом полного исчезновения крестьянской песенных традиций Ленинградской области.
Степень изученности и научной разработанности темы. Литература, касающаяся темы настоящей диссертации, может быть разделена на три основные группы.
1. Работы, посвященные локальной/региональной и жанровой проблематике фольклора: теоретические (В. П. Аникина, Е. В. Гиппиуса, Е. А. Дороховой, В. А. Лапина, Б. Н. Путилова, Т. С. Рудиченко и др.); ареалогиче-
2 В последнее время такая трактовка жанрово-видового состава русского песенного фольклора нашла отражение в ряде работ Л. М. Белогуровой, Е.Е. Васильевой и В. А. Лапина, Е. А. Дороховой.
ские (Л. М. Белогуровой, Н. Н. Гиляровой, Б. Б. Ефименковой, О. А. Паши-ной, Ю. Ю. Сурхаско, Г. Я. Сысоевой и др.). Для автора данной работы методологически важна идея В. В. Пименоваоб изучении «пространственного развертывания культуры», при котором может обнаруживаться «тенденция к культурной непрерывности»3.
Две следующие группы работ отражают определенную избирательность в изучении рассматриваемой территории. С 40-х гг. ХГХ в. возник устойчивый интерес к культуре не русского, а финноязычного населения (записи Э. Лё'ннрота, этнические карты П. Кеппена, археологические раскопки Л. К. Ивановского, Н. К. Рериха, в начале XX века - фонографические записи А. Вяйсянена). Вероятно, появление в конце XIX века статьи о русских говорах Полужья Н. М. Карийского (1898) и сборника песен К. П. Галлера (1889), связано с тем, что верхнелужские волости стали излюбленными дачными местами, и крестьянская культура столичной округи стала привлекать внимание образованных людей.
2. Историко-археологические, этнографические, диалектологические работы. В обобщающих работах по Северо-Западу территория Полужья включена в целостный контекст исследований. В работах В. В. Седова рассматриваются общие процессы расселения новгородских словен и псковских кривичей и связываемые с ними культуры сопок и длинных курганов. Процессу христианизации Новгородской земли IX-XIV веков посвящена монография А. Е. Мусина (2002). Специфические и важнейшие для новгородской земли проблемы гидронимии, лексики и топонимии рассмотрены в монографиях Р. А. Агеевой (1989), С. А. Мызникова (2004) и В. Л. Васильева (2005). А. С. Гердом выделены диалектные зоны, микрозоны и изоглоссы Верхней Руси (1996, 2001). Этнический состав населения Петербургской губернии тщательно проанализирован в работе Л. В. Выскочкова (1989). Целостному описанию культур води, ижор, ингерманландских финнов и эстонцев посвящены коллективная монография «Прибалтийско-финские народы России» (2003), работы М. Л. Засецкой (2002) и В. И. Мусаева (2009). На фоне многочисленных работ, освящающих традиции неславянского населения Северо-Запада, этнографическое изучение русских выглядит скромно. Основными являются исследования о жилище Н. В. Ушакова (1989, 2004) и материалы факультета истории СПбГУ (1998-2001).
В контексте концепции историко-культурных зон (ИКЗ) особенно тщательно изучены Верхнее Полужьеи ПооредежьеГ. С. Лебедевым, А. А. Се-линым, В. Я. Конецким, С. Л. Кузьминым, И. В. Стасюк и др., ижорское пла-
3 Пименов В. В. О некоторых закономерностях в развитии культуры // СЭ. 1967. № 2. С. 14.
то и низовья Луги Е . А. Рябининым (1997, 2001) и О. И. Коньковой (2001), лужско-плюсское междуречье — Н. И. Платоновой (1989).
3. В музыкально-этнографическом плане Полужье изучено слабой представлено чуть более чем десятью музыкально-этнографическими работами. Первую часть работ (слуховые записи) можно начать с «Собрания» Львова-Прача (1790), в значительной степени отражающего, по мнению автора, традиции Петербургской губернии и музыкальный быт самого Петербурга. Единственный нотный сборник К. П. Галлера (1889) фиксирует традицию деревни Б. Влешковичи Лужского у., а опубликованный в «Живой старине» в 1916 году «Свадебный обряд» в записи крестьянина Ивана Максимова полно и красочно описывает верхнелужскую свадебную игру д. Раковно. Материалы Н. М. Карийского (1898) и Д. К. Зеленина (1915) дополняют эти публикации интересными сведениями об обычаях, песнях, говорах некоторых поселений Верхнего, Среднего Полужья и Пооредежья.
Ко второй части изданий относятся сборники, представляющие областной песенный фольклор, но не ориентирующие на локальные традиции. Сборник под редакцией А. М. Астаховой (1950) не содержит ни одной нотации лужских песен. В сборнике Ф. А. Рубцова (1958) из 22 лужских песен 11 перепечатаны из сборника К. П. Галлера, остальные заимствованы из подготовленного, но не увидевшего свет издания РИИИ по лужским экспедиционным записям 1947 года. Публикации по новгородскому фольклору содержат разрозненный песенный материал по Батецкому району. Сборник В. С. Бахтина по Ленинградской области (1982) дает ценные сведения о ранее неизвестных традициях Самро и Ижорского плато, но издан без нот.
Последнюю часть публикаций образуют сборники, выявляющие локальные традиции. Е. Е. Васильевой (1983, 1990) и В. А. Лапиным (1987, 1989) по материалам верхнелужского ареала представлены групповое причитание Воля—Зоря, особая форма молодежных гуляний круговина, колядки с рефреном «Святый вечер», свадебная традиция. К этой группе сборников примыкают публикация свадебных локальных циклов на территории, ограниченной рекой Нарвой-озером Самро (А. М. Мехнецов, Е. И. Мельник 1985), описание материалов Фольклорно-этнографического центра СПбГК по Псковской области (2002), монография Г. В. Лобковой (2000), статья И. С. Поповой в «Живой старине» (1999). Некоторые из них дополнены грампластинками 1979-1983 годов. Нижнелужские ижорские песенные традиции отражены в изданиях ингерманландского фольклора (1974,1990).
Таким образом, длительное и систематическое историко-культурное изучение Полужья совпало, а в известной мере, возможно, и повлияло на интерес фольклористов к традициям этой земли (Е. Е. Васильева, А. Н. Захаров, В. А. Лапин, Ю. И. Марченко, А. М. Мехнецов и другие). Наибольшее количество и широкий жанровый диапазон записей имеется по Верхней Луге и
Оредежу, гораздо меньшее - по Средней Луге, ижорскому плато и лужско-плюсскому междуречью. Нижняя Луга представлена почти исключительно ижорскими материалами.
В настоящем исследовании вводятся в научный оборот архивные и экспедиционные материалы, в какой-то мере заполняющие «белые пятна» на музыкально-этнографической карте Полужьяи западной части Ленинградской области. Кроме того, русские фольклорные традиции Полужья впервые рассматриваются в их территориальном развертывании, то есть с точки зрения фольклорно-этнографических ареалов.
Объектом настоящего исследования являются русские музыкально-песенные традиции Полужья.
Предмет научного осмысления - музыкально-песенные традиции Полужья в их территориальном развертывании и в контексте жанрово-видового состава русского фольклора.
Цель исследования - на основе музыкально-этнографических данных выявить и соотнести между собой ареалы русских фольклорных традиций Полужья; выполнить их комплексное музыкально-этнографическое и структурно-стилевое описание; понять «историческую логику» их различий. В связи с этим определились следующие задачи:
систематизировать опубликованный и архивный материал по традициям Полужья;
описать музыкально-стилевые свойства и наметить ареалы распространения песен зимних обходов дворов (колядок и славлений);
выявить сюжетно-жанровый корпус свадебных песен и степень его полноты в разных зонах Полужья; определить структурно-стилевое соотношение индивидуальных и групповых причитаний;
выполнить систематическое сравнительно-аналитическое описание наиболее полно представленных свадебных циклов Верхнего и Среднего Полужья; выявить логику музыкально-обрядовой драматургии, степень ее общности и различий по обозначенным зонам;
описать музыкально-стилевые черты и выявить ареалы индивидуальных причитаний;
уточнить структуру и ареал всрхнелужской круговины, выявить набор текстов хороводных и игровых песен ритуальных гуляний молодежи;
составить и систематизировать корпус лирических песен; определить особенности их бытования в Полужье;
результаты картографирования лесенно-обрядовых жанров соотнести с данными смежных наук в контексте концепции ИКЗ.
Методологические основания. В методологическом плане работа опирается на направления и методы, сложившиеся в настоящее время в этно-музыкологии, с одной стороны, и на концепцию, разработанную в последние
десятилетия историками Санкт-Петербургского Университета, с другой стороны. Методологическое направление настоящей работы — региональное исследование. Регион избран по историко-культурным основаниям, а не по современным административным границам, что крайне существенно для изучения этномузыкального ландшафта и составления атласа народно-музыкальной культуры. Объем и качественные характеристики рассматриваемых народно-песенных традиций обусловили возможность комбинирования ареального и историко-стадиального подходов. Используются такие междисциплинарные методы как типологический, структурно-типологический, текстологический, методы картографирования и реконструкции.
Рассмотрение ритуалов и обрядового поведения выполнено в русле основных теоретических положений, высказанных в работах А. К. Байбурина, Т. А. Бернштам, А. ван Геннепа, Л. М. Ивлевой и др. Вопросы соотношения церковной и народной сфер решаются с опорой на исследования Т. А. Бернштам, М. А. Енговатовой, А. Н. Розова и др. Вопросы локальной специфики традиций рассматриваются в рамках положений, сформулированных А. Н. Власовым, Е. А. Дороховой, В. А. Лапиным, Б. Н. Путиловым, Т. С. Рудичен-ко и другими исследователями.
При решении вопросов формы и структурного анализа автор опирается на теоретическую концепцию Е. В. Гиппиуса, анализ ритмики народных песен проводится с учетом исследований Б. Б. Ефименковой. Основой для интонационного и мелодико-фактурного изучения песен стали работы Б. В. Асафьева, Е. Е. Васильевой, И. П. Виндгольца, М. А. Енговатовой, И. И. Зем-цовского, О. А. Пашиной, Ф. А. Рубцова и др.
Для включения музыкальных данных в широкий историко-культурный контекст используются основные положения регионалистики и концепция историко-культурных зон, заложенные в теоретических исследованиях Г. С. Лебедева и А. С. Герда и получившие развитие в работах О. И. Коньковой, Е. А. Рябинина, А. А. Селина и др.
Источниковедческая база и экспедиционные материалы.
-
Публикации фольклора Ленинградской, Псковской и Новгородской областей;
-
Архивные материалы:
полевые записи автора по Средней Луге и Оредежу 1996-2007 годов, собранные частично вместе с Е. Е. Васильевой, М. А. Кузнецовой (архив кафедры русского народного песенного искусства СПбГУКИ);
аудиозаписи из этого же фонда по Верхней Луге, Поплюсью, Гдов-щине, Ижорскому плато 1971-1983 годов;
фонды Фонотеки ЛО УМЦКиИ по Верхней и Нижней Луге, Гдовщи-не1980,1981 и 1983 годов;
фонды Фонограммархива ИР ЛИ по Верхней и Средней Луге 1970 и 1981 годов (по копиям Фонотеки ЛО УМЦКиИ);
фонды ФЭЦ СПб ГК по этим же традициям 1978, 1979, 1981 годов (по копиям Фонотеки ЛО УМЦКиИ);
частные аудиоколлекции и рукописные материалы 1969-1993 годов В. С. Бахтина, А. И. Гришина, С. Г. Михайловской, С. М. Слонимского.
Рассмотрение локальных традиций в диссертации ограничено вокальной сферой местной музыкальной культуры. Всего в поле зрения автора было более 1000 песен, включено в исследование (в нотные примеры и приложения) более 420 песен, из них более 200 песен расшифровано автором (в том числе собственные полевые записи).
Научная новизна. В работе впервые предпринято комплексно-фольклористическое и системно-аналитическое описание музыкально-песенных традиций Полужья - одной из важнейших русских фольклорных традиций, связанных с регионом наиболее раннего расселения восточнославянского племени словен ильменских. Автор систематизирует и вводит в научный обиход внушительный корпус фольклорно-этнографических записей, значительная часть которых ранее не публиковалась. Результатом исследования стала картина многослойной и динамичной традиции, представленной в ареально-диалектном, структурно-типологическом, музыкально-стилевом, песенно-обрядовом и репертуарном аспектах.
Положения, выносимые на защиту, связаны с результатами проведенного исследования. В самом общем виде можно сформулировать два вывода, к которым пришел автор настоящей работы:
региональное фольклористическое исследование должно иметь исторически аргументированно избранную территорию изучения;
в свою очередь это обеспечивает методологически надежную возможность продуктивного использования результатов, полученных по данному региону в смежных научных дисциплинах.
В данном исследовании:
исторически аргументированы жанрово-видовые отличия разных зон и ареалов Полужья - ог максимальной насыщенности Верхнего Полужья до мозаики русско-ижорско-водских традиций Нижней Луги;
намеченные границы музыкально-песенных ареалов Полужья по обрядовым жанрам в целом соответствуют историко-культурным зонам (ИКЗ), описанным исследователями по другим основаниям;
территориальное развертывание песенных видов и жанров в границах рассматриваемого региона является дифференцированным и неравномерным;
зимние обходные песни - колядки, виноградья и рождественские славлення - образуют в некоторых ареалах Полужья органичный песенный комплекс святочной обрядности;
- активное взаимодействие фольклорно-песенной и церковно-
певческой традиций не обладает местной спецификой, но обнаруживает
иные, более общие закономерности функционирования устных текстов;
свадебные традиции и их ареалы в основном соотносятся с давно сложившейся системой новгородских земель (пятин) и погостов;
лужско-оредежские свадебные традиции, представляющие зону наиболее раннего расселения славян, выявляют и наибольшую жанровую полноту - свадебные обрядовые песни и величальные припевки, групповое голошение и индивидуальные причитания;
анализ структуры молодежной верхнелужской круговины и ее песен показывает, что этот сравнительно поздний ритуализованный комплекс втягивал в себя в том числе и некоторые лирические песни, подчиняя их стилистике круговых хороводных песен;
корпус зафиксированных лирических песен Полужья за редким исключением ориентирован на городскую бытовую песенность конца XVIII -начала XX веков.
Теоретическая и практическая значимость исследования. Настоящая работа вносит вклад в изучение русских локальных и региональных фольклорных традиций. Выявление границ и ареалов фольклорно-этнографических комплексов народно-песенной культуры Полужья, аналитическое описание их специфических свойств и признаков могут быть полезными для масштабной работы в рамках проекта Атласа традиционной культуры народов Северо-Запада России, который инициирован и курируется Российским Этнографическим Музеем. Научно-практическая ценность исследования заключается в том, что в научный оборот вводятся ранее не публиковавшиеся материалы по Лужскому, Гатчинскому, Сланцевскому, Воло-совскому районам Ленинградской области. Результаты диссертации могут быть использованы исследователями народной культуры Северо-Запада России. Материалы диссертации могут быть востребованы руководителями фольклорных ансамблей Петербурга и Ленинградской области.
Апробация результатов исследования проводилась на заседаниях сектора фольклора Российского института истории искусств. Основные положения, материалы и выводы отдельных сторон исследования излагались в докладах, прочитанных на научно-практических конференциях и семинарах в Санкт-Петербурге (РИИИ 1997, 2007, 2008 гг.; СПб ГУКИ 2007-2009 гг. ив др. организациях), Петрозаводске (2007, 2011), Даугавпилсе (2005 г.). Теоретические положения исследования и новые материалы содержатся в публикациях, апробированы в лекционных и практических курсах, читаемых автором на кафедре русского народного песенного искусства СПб ГУКИ.
Общее количество публикаций по теме диссертации - одиннадцать, из них одна в изданиях, рекомендованных ВАК.
Структура диссертационного исследования. Диссертация состоит из Введения, трех глав, Заключения, Списка литературы (252 наименования) и четырех Приложений (материалы к Введению, карты, таблицы, нотные примеры).
Фольклорная традиция и канонические церковные напевы
В самостоятельную фольклорно-этнографическую верхнелужскую зону включена территория юго-восточной части Лужского района и Батецкого района. Перечень обследованных деревень достаточно обширен. Но все же верхнелужская традиция в основном представлена на батецком материале (20 наименований). Собственно же лужских деревень всего три (Лунец, Н. Середка и Сырец), хотя реальный фонд записей более представительный. Поэтому автором диссертации по возможности полно проработан фонд СПбГУКИ, его данные соотнесены с материалами других фольклорных собраний, что помогло дать более четкие представления о локальных верхнелужских песенных традициях, наметить границы того или иного феномена.
Фольклорная традиция Верхней Луги в этом издании представлена разными жанрами, очерчивающими жизненный круг русской деревни (свадебные, календарные песни, похоронные и рекрутские причитания, хороводы и песенный игровой фольклор). Далее остановимся на записях, демонстрирующих самобытность народных традиций верхнелужского ареала.
В сборнике впервые появляются нотные записи колядок: детской с инципитом «Тяпу-ляпу» (запись СМ. и Р.Н. Слонимских на Средней Луге, в селе Николаевское Рельского с/с Лужского р-на); бесприпевной и с рефреном «Святый вечер» (все с сюжетом «Двор-Терем хозяина»), записанных в разных деревнях Лужского и Батецкого р-нов. Обнаружение колядок с рефреном на Верхней Луге существенно скорректировало представление о зимней святочной обрядности Новгородской земли. В нашей работе вводятся дополнительные материалы по Оредежу, которые расширяют ареал верхнелужских колядок с рефреном «Святый вечер».
Свадебные песни представлены в сборнике двумя традициями. Верхнелужская показана весьма полно, а оредежская - лишь несколькими песнями, существенно отличающимися от лужских. В показе первой традиции значительное место занимают разнообразные варианты «Зори» (группового причита девушек), и циклы сольных причитаний. Обрядовые свадебные песни, характеризующие род невесты и жениха, и величания поданы также в разных локальных версиях. Раздел причитаний дополнен похоронными и рекрутским плачами, родственными по музыкальному типу свадебным причитаниям.
Формы молодежных бесед и гуляний представлены тремя песенными циклами: играми На зайца, Со вьюном и Круговиной. Некоторые песни перепечатаны из сборника «Новгородская круговина». Состав круговых песен дополнен интересными исполнительскими вариантами.
Сборник «Песни Городенского хора», подготовленный Е. Е. Васильевой (1990), составлен по записям в основном от певиц трех соседних деревень Батецкого района - Городни, Черной и Радгостиц. Автор записей и публикации, Е. Е. Васильева, стремилась дать объемное представление о местной песенной традиции, в ее ансамблевых и индивидуальных исполнительских версиях. Во вводных заметках к разделам сборника высказаны важные наблюдения, которые касаются исторической и музыкальной специфики традиции, и на которые мы во многом опираемся. Большую часть издания (35 песен) составляет свадебный цикл. Последовательность песен дана по ходу свадебной игры. Напевы и тексты расположены удобно, рядом друг с другом (во многих нотных изданиях свадебного обряда тексты одного напева-формулы приводятся без нот). Песенные материалы, зафиксированные с очень скудными этнографическими сведениями, могут быть соотнесены читателем с красочным описанием свадьбы Ивана Максимова (1916), о котором шла речь выше.
Раздел колядок дополняет соответствующие материалы сборника В. А. Лапина новыми образцами колядок с рефреном «Святый вечер». Все эти записи и вводимые в работе новые образцы картографированы, что позволило составить о них достаточно полное ареальное представление. Раздел песен молодежных посиделок и гуляний, как и в случае с колядками, дополнен новыми вариантами расхожих песен, припевок «на зайца», игровыми песнями. Школьные, «елочные» песни («Жила-была царевна» и др.) и лирические песни демонстрируют преимущественно городской слой песенности, сохранившийся и востребованный в этой традиции.
Жанровое и стилистическое разнообразие сборников Е. Е. Васильевой и В. А. Лапина открыло удивительную красоту и богатство верхнелужских песенных традиций, ранее фактически не известное. С одной стороны, в живой памяти традиции сохранились такие значимые обрядовые жанры как колядки и групповые голошения. С другой стороны, песни молодежных гуляний и беседных собраний интенсивно обновлялись, испытывая мощное и постоянное воздействие городской (прежде всего петербургской) музыкальной культуры.
К третьей группе сборников следует также отнести публикации традиций смежных территорий, частично накладывающихся на зону Полужья. Большая часть из них связана с северно-псковскими (гдовскими и плюсскими) ареалами традиционной культуры. Первый по времени - сборник А. М. Мехнецова и Е. И. Мельник «Народные песни Ленинградской области. Старинная свадьба Сланцевского района» (1985). В нем достаточно полно представлены три свадебных локальных цикла на территории между реками Нарва и Долгая (дд. Загривье, Монастырек-Вороново, Гусева Гора-Рудно Сланцевского района). Эти традиции по историческому происхождению - гдовские, так как в XVIII-XIX веках русская земля от реки Нарвы и до Сабы входила в состав Гдовского уезда Петербургской губернии. Удаленные друг от друга деревни образуют в целом единый музыкально-этнографический ареал, который является северной частью обширной гдовской традиции, охватывающей побережье Чудского озера с Поплюсьем. В этом плане сборник дополняет ранее опубликованные материалы - «Гдовскую старину» Н. Л. Котиковой (1962). По отношению к Полужью следует обратить внимание на северо-восточную часть Гдовщины, по реке Долгой и озеру Самро, где смыкаются Сланцевский и Лужский районы. В историческом плане эта территория соотносится с Сумерским погостом. Нотного материала, записанного в этих местах, в сборнике нет, однако в одном из приложений имеются сведения о сюжетах свадебных песен из нескольких деревень этого ареала. Кроме того, в подробном этнографическом описании свадебного обряда есть некоторые специфические сведения, позволившие составителям говорить о несколько ином лице сумерской традиции. Эти данные учитываются нами в обобщенном описании свадебного обряда Полужья.
Двухтомное издание «Народная традиционная культура Псковской области» (2002) стоит также в ряду ближайших сопоставительных материалов. Публикация обобщает многолетнюю экспедиционную работу Петербургской консерватории. Этнографические и музыкальные данные приводятся с максимальным охватом, но одновременно несколько конспективно, что, по-видимому, обусловлено самим типом издания. Как единая музыкально-этнографическая традиция рассматриваются северные псковские районы, граничащие с Полужьем, - Гдовский, Плюсский и Струго-Красненский. Сведения по этой обширной территории привлекаются по мере надобности, часть из них картографирована.
Свадебные циклы Верхней и Средней Луги
В Озерешенской свадьбе невестинский напев-формула «Сине море», занимает иное, чем в Городенском обряде, место (Прил. 4.3, реконструкция свадьбы Озерешно, примеры 15, 18, 20, 30, 31, 32). Первый раз он звучит только с песней «Ой, бережком да бережком бояра идут», когда невесту из дома провожают, то есть маркирует переломный момент свадебного действа, предвещая его вторую половину. Затем после венца, когда в деревне встречают, на этот напев поют «Ой, летело стадо» (местный вариант инципита песни «Из-за лесу»), а на улице у дома, когда все рассаживаются перед началом свадебного пира - «Ой, синее море». Все три текста звучат в важные для
В Озерешно этот напев мог выступать и в роли НФ: если невеста была сирота, то по дороге из бани ей пели, помимо «Красоты», на этот же напев «Много-много у сыра дуба». По другим лужско-оредежским традициям подобных сведений у нас нет. передвижения свадебного поезда моменты и, так или иначе, отмечают отчуждение невесты от своего рода-племени и ее переход в другую семью. Три других текста на этот напев («Выхвалялся да Иванушка своея женой», «Ой, не вей ветер, не вей ветер с полудён холоден», «Ой, ходила да Евгенья душа по новым сеням») звучат за свадебным столом, ими величают гостей. Таким образом, хотя НФ и обозначен как «Сине море», по аналогии с городенской традицией, здесь он существенно отличается по составу песенных текстов и по месту в драматургии обряда: напев маркирует пространственные перемещения и статусное изменение невесты. Поэтому и песня «Из-за лесу»/«Летело стадо» не стоит особняком от системы напевов-формул, а включена в нее.
Форма поэтической строфы с варьированным или точным повтором стиха АА типична для обрядовых свадебных песен. Аналогичные сюжеты в городенской традиции координированы с двухударным 9-сложным стихом. Однако здесь 9-сложный в своей основе стих значительно расширен (колеблется от 12 до 16 слогов) и его структурно-стиховые изменения обусловили его цезурированность, деление на три сегмента. Соотношение этих сегментов подвижно, соответственно и форма стиха в строфе подвижна. Образуется как форма с повторением aab {начали ее, начали ее гуси щипати), так и форма без повторов - abc {отлетала да лебёдка от лебёдушок). Приведенные примеры строф демонстрируют две основные модели стиха (Прил. 4.3, реконструкция свадьбы Озерешно, пример 18). Разумеется, конкретные стиховые воплощения значительно разнообразнее. Однако это разнообразие четко регламентировано: в двух первых сегментах число слогов колеблется от трех до пяти и содержит как смысловые слова, так и частицы; последний же сегмент только 5-6-сложный и состоит, как правило, только из смыслонесущих слов.
Расширение 9-сложного стиха происходит четырьмя способами (учтены все тексты этого НФ): 1. Точный повтор первых, чаще 5-сложных сегментов {Завели меня, завели меня да добры кони). 137 2. Повтор первых сегментов с добавлением несмысловых частиц {Он стрелил, да он стрелил в светло облако). При этом количество слогов часто не одинаковое. 3. Грамматический параллелизм {Батюшко да со матушкой, берегите меня; Не щиплите, не ломайте, гуси серые). 4. Разбиение первого 4-сложного сегмента девятисложника на 2-сложные, которые за счет добавления междометий ой, союзов да, и или дополнительных слов, сами разрастаются до 3-4-5 сложных (Ой, синее / да и море / на волнах стоит; Он отбил /дай звезды / прочь от месеца).
При повторении в строфе АА стих утрачивает или приобретает слова-вставки или/и заменяет/переставляет местами отдельные слова. Добавление вставок и-ой или э-ой происходит в случае 3-сложного начального сегмента. В результате слоговое соотношение стихов в строфе может существенно различаться, например, 13+13, и 16+13. Иначе говоря, каждый стих внутри и между мелострофами как бы пульсирует, подчиняясь структуре напева:
Описанные изменения свадебного девятисложного стиха связывают оредежский НФ «Сине море» с групповой причетью, именуемой здесь, как и в районе Луги-Шелони-Плюссы, «Зоренькой». На примере шелонских вариантов такое структурное влияние групповой причети на песенную форму свадебных песен было показано . С другой стороны, аналогичная форма свадебного цезурированного стиха достаточно распространена в северо-западных традициях, но в некоторых случаях отличается иным слоговым составом -4(3)+4(3)+6(5) и позицией ударных слогов в сегментах стиха, например Бог ли нам дал, Бог ли нам дал такого молодца . Наибольшие аналогии обнаруживаются с северногдовскими вариантами (дд. Загривье, Монастырек Сланцевского района Ленинградской области).
Слогоритмические рисунки частей стиха во многом похожи. В 4-5-сложных сегментах основным ударным почти всегда является третий от начала слог. Однако он не всегда выделяется по долготе. В первых 5-сложниках долгим оказывается последний слог - ударный или безударный ф / b J J
быть сама добра или а свекровушку). Ударения, падающие на другие слоги, подчиняются музыкальному ритму. Второй 4-5-сложный сегмент начинается как первый, но в конце обязательно происходит укорачивание величины последнего слога. В третьем сегменте последний слог (ударный или безударный) в первом стихе чаще протянут, при повторе - укорочен. Причем величина последних длительностей в первой строке зависит от слогового состава следующей строки (Прил. 4.2, пример 16). Несмотря на сильно разросшийся за счет повторов стих, объем звучания мелострок ориентирован на девять музыкальных времен основного стиха, что было свойственно невестинскому НФ городенской традиции. Но при этом внутри стиха даже повторяемые сегменты почти всегда неравны по временному объему
Ладомелодическое своеобразие НФ «Сине море» раскрывается в ансамблевом исполнении (Прил. 4.3, реконструкция свадьбы Озерешно, примеры 15,18). Этот напев озерешенской свадьбы, как и все остальные, зафиксирован в многоголосной фактуре вариантно-гетерофонного типа. В ней преобладают терцово-квинтовые и унисонные сочетания голосов. Секундовые и квартовые созвучия образуются нерегулярно, преимущественно на слабом времени, в проходящем движении голосов. Возникающие вертикальные соотношения голосов являются следствием вариантной мелодической реализации одной ладовой модели напева. Именно поэтому далее мы вводим дополнительные обозначения ладовых ячеек напева.
В основе ладового строения НФ «Сине море» лежит сопоставление двух терцовых ячеек, находящихся в секундовом соотношении. Одна ладовая ячейка - малотерцовая ми-соль (далее - а, 1/3) - является главной ладовой опорой. Другая ячейка - болыпетерцовая ре-фа диез (далее - (З, П/2) - строится на побочной опоре, субсекундовом тонере, за счет дублирования в верхнем голосе увеличивается на терцовую надстройку фа диез-ля (П/2/4). Эти ячейки как бы сталкиваются в процессе развертывания напева. Покажем в схеме координацию этих ладовых ячеек со структурой, стихом и слогоритмом (Прил. 4.2, пример 36)81:
Похоронно-поминальные и индивидуальные свадебные причитания
Во втором параграфе рассматриваются индивидуальные причитания Верхней Луги, Пооредежья, левобережья Средней Луги, озера Самро, а также междуречья Луги и Плюссы, записанные в 1971-1998 годах. Материал составляют свадебные причитания (невесты, матери, подруг накануне свадьбы), похоронные, поминальные и редкий рекрутский причит103.
По традициям Верхней Луги и Плюссы часть записей опубликована104. В некоторых традициях - деревни Яковлева Горка и Влешковичи на Верхней Луге - свадебные причитания зафиксированы также в виде циклов, то есть группы причитаний, относящихся к разным моментам обряда (Прил. 4.3, реконструкция свадебного обряда д. Влешковичи)105. На Средней Луге и в районе реки Сабы нами записаны, кроме того, поминальные голошения на кукушку, которые имеют более широкое распространение - ареал между Чудским озером и Лугой, включая течения рек Желча и Плюсса106. Голошения на кукушку зафиксированы на русско-белорусском пограничье, но в ином музыкально-стилевом виде107.
Традиции междуречья Луги и Плюссы, примыкающие к левобережной части нашего региона, также включены в анализ (архив СПбГУКИ, монография Г. В. Лобковой). По правобережной части Луги мы, к сожалению, имеем только фрагментарные единичные записи (Прил. 4.4, пример 35). Причитания русских нижней Луги не отражены в публикациях, а архивные записи, вероятно, содержат только ижорскую традицию. Все перечисленные записи, с указанием описанных ниже структурных и интонационно-ритмических характеристик, нанесены на карту 7, помещенную в Приложение 2.
В Полужье зафиксированы разные термины причитывания: на Оредеже невеста голосит, отголашивает, на Верхней Луге - плачет, причитает, приголашивает, приплакивает, причит называли голдшенье (М. Удрай). В районе Самро-Сабы невеста/мать голосит, приголашивает, приголахивает, здесь встречается как голошение, так и голошение. В деревнях Нижней Плюссы говорят уголахаватъ, наголахаватъ. Во всех случаях термины причитывания противопоставляются пению {девушки поют).
Довенечная часть свадьбы лужских традиций была насыщена индивидуальными причитаниями невесты, ее подруг и родных (матери, крестной и др.). Причиты звучали от просватанья до отъезда к венцу, везде в Полужье - после ритуальной бани, при буженин невесты, при прощании ее с волей/красотой, при благословении и в том случае, если невеста была сирота. В последнем случае неоднократно зафиксирован образ птицы (кукушки), как вестницы умерших родителей (Прил. 4.4, примеры 14, 316, 35а):
Как подам я свой звонкой голос. Не услышит ли родитель батюшко, Не прилетит ли птичкой-пташечкой. (М. Удрай, Верхняя Луга) Часть поминальных голошений звучали на кладбище в дни поминовения усопших (на девятый, сороковой дни, на Троицу, в родительские дни). Они содержат типичные поэтические мотивы ритуального обращения (Прил. 4.4, примеры 16, Ив, 21, 286): Да раскатитесь-ка вы, камни белы, Да порассыптесь-ка, пески желтые, Да пораскройся-ка ты, гробова доска, Да распахни-кася ты, бело полотно, Ты пригляни-кася, мой внучатек Толенька. (Модолицы, В. Плюсса) Другая часть относится к голошениям на кукушку, которые приурочивались к весенне-летнему периоду и возникали чаще во время весенне-летних работ в поле, лесу или просто «на случай», но обязательно 178 содержали обращение к кукушке, как посреднице между миром живых и мертвых (Прил. 4.4, примеры 23-26а, 286, 30, 34): И как я выйду-та да ва чистае да полюшка, Я услышку-та галасок кукушечки. Не падлетела ль ты, мая сестричка галубушка, И паправедать-та меня, сиротушку. (Клескуши, Средняя Луга)
В целом, поэтические тексты лужских причитаний обладают высокой степенью символичности и складываются почти исключительно из устойчивых сюжетных мотивов и т. н. «общих мест». Может быть, это связано с тем, что тексты фиксировались вне живых обрядовых ситуаций. Возможно, последним обусловлен и тот факт, что лужские причитания в каждой локальной версии звучат на один напев . Поэтому автор обращает внимание прежде всего на собственно звучащий стих. По сумме композиционных, слогоритмических и мелодических характеристик намечены ареалы причетных традиций, в основном совпадающие с ареалами свадьбы: верхнелужский, верхнеплюсский, среднелужско-сумерский и гдовский (три последних мы относим к северно-псковской группе109).
Обозначим несколько общих, но важных исходных позиций. Причитания - один из самых архаичных видов русского фольклора. Они способны вскрывать глубинные этнические пласты, проявлять черты «раннефольклорного интонирования» (Э. Е. Алексеев) и в тоже время это один из самых продуктивных жанров до недавнего времени. Именно востребованность причети, если не в самой традиции в целом, то в памяти конкретного человека, позволяет относится к каждой записи, даже фрагментарной, достаточно внимательно. Каждый текст имеет свой собственный смысл, и накопление текстов может либо размывать свойства, присущие каждому конкретному тексту, либо делать их коренными и имеющими знаковый смысл.
Лирические песни
Песенная мелодия в записи К. П. Галлера, наряду с несомненным интонационным сходством, имеет ряд существенных признаков, отличающих ее от львовской и приближающих к записи в другом петербургском сборнике -Ф. В. Трутовского. Первые две мелодические фразы заканчиваются не на доминантовой функции, а на тонической; каждая фраза образована не из четырех метро-ритмических групп, а из трех (при одинаковом трехдольном ритме); в мелодии песни отсутствует VII гармоническая ступень, ярко подчеркивающаяся в варианте Львова-Прача.
Еще через сто лет записи песни были сделаны экспедицией СПбГУКИ от двух коренных жительниц д. Черная Батецкого района (Прил. 4.5, примеры 35, 36). По тексту обе исполнительские версии максимально близки варианту Галлера25. Родство этих песен неслучайно, так как в XIX - начале XX века деревни Влёшковичи и Черная находились на территории одного прихода. Современные экспедиционные записи подтверждают единую музыкально-песенную стилистику этих деревень .
Интересно, что вместе спеть исполнительницы не смогли, так как индивидуальные варианты оказались все-таки достаточно разными (в примере 35 для удобства сравнения мы поместили варианты на одной высоте). В исполнении М. И. Ивановой заметны признаки преодоления городской мелодики; может быть, у нее срабатывает память о стилистике традиционной крестьянской песенности. На уровне ритмики это выражено в последовательно выдержанном приеме - укорачивании последней, протянутой доли каждой нечетной фразы до четырех восьмых вместо шести. Трудно сказать, стоит ли за этим смена метрической единицы, но описанным ритмическим приемом преодолевается равномерная трехдольная пульсация. На уровне мелодического строения певица стремится преодолеть заложенную городским вариантом VII гармоническую ступень. В то же время, в последующих строфах она постоянно играет высотой этой ступени (Прил. 4.5, пример 36). Песенная версия Е. И. Жоховой интонационно наиболее близка записи Галлера, которая, в свою очередь, зафиксировала сложившийся местный (лужский) вариант. Обе городенские записи передают, можно сказать, разные стадии исполнительской жизни песни в крестьянской традиции. В одной из них вырабатываются и закрепляются местные интонации, мелодические ходы. В другой -преодолеваются элементы городской бытовой песенности.
Гдовская запись, как и Галлеровская, с инципитом «Все люди живут», фиксирует песенный вариант, территориально достаточно удаленный и от Петербурга, и от Верхней Луги27. При этом в нем преобладают те же уже отмеченные особенности мелодико-интонационного и ритмического строения (Прил. 4.5, пример 37). Преодоление 3-хдольности происходит в конце каждой мелостроки, последний слог укорачивается на одну счетную единицу музыкального времени, образуя половинную долю; тем самым создается своеобразное ощущение незавершенности мелодических фраз и устремленности напева к следующему мелодическому построению. Этим приемом здесь преодолевается повторяемость фраз, ходов-интонаций и ритмической ячейки с тройным ритмом J J .
Рассуждая о сюжетных мотивах и различных музыкальных обликах песни, нельзя не отметить, что протягивается связующая нить не только к душеполезному канту «Вси люди живут», но и к песне, известной с елизаветинского времени, - «Ах житье мое». Рукописный вариант 3-здольного «Житья» имеет несомненное музыкальное родство с «Жавороночком». Вероятно, сложившийся музыкальный облик «книжной песни» был столь популярен, что послужил толчком для возникновения на ее основе новых песенных сюжетов28.
Заканчивая этюд о «Жавороночке», процитируем слова Ф. А. Рубцова из комментария к песне «Все люди живут»: «Сравнение ... показывает, что напев Прача сохраняет свои основные черты в последующих записях Кашина, Лаговского и, наконец, Галлера, выявляя, таким образом, "петербургскую традицию" исполнения песни»29.
Действительно, петербургские записи конца XIX и конца XX веков подтверждают устойчивость бытовавшего варианта «Жавороночка» и его особенных мелодико-ритмических черт. Все верхнелужские версии этой песни почти совпадают, во всяком случае они более близки друг к другу, чем ко львовскому варианту. Сравнивая музыкальные записи фольклорных версий «Жавороночка» и варианты Львова и Трутовского, можно заметить общие точки их соприкосновения. Однако проявляются они в разных моментах. Можно предположить, что Трутовский и Львов зафиксировали два различных музыкальных варианта песни - в ее крестьянской версии Петербургской губернии и уже устоявшийся вариант новой городской мелодики. В целом, на примере этой песни можно с достаточной уверенностью говорить, что запись Н. А. Львова отразила песенный вариант «Жавороночка» в его петербургско-новгородской версии.
«Я в пустыню удаляюсь». Романс дважды записан от хора с. Николаевского . Его историю можно документально проследить почти за два века существования. Мозаика вариантов дает почти чистый пример того, как романс, созданный в городской песенной культуре, может жить и продуктивно развиваться как внутри своего социального круга, так и вне его, в крестьянской традиции или в старообрядческой среде (Прил. 4.5, примеры 38-41). В опубликованной нами статье собраны разнообразные сведения, касающиеся истории вариантов песни . Кратко резюмируем их и остановимся более подробно на собранных музыкальных версиях песни, так как в статье этому было уделено гораздо меньшее внимания. Инструментальные и песенные варианты песни позволяют ощутить живой процесс ее трансформации в разных слоях культурного пространства.
Предполагаемый автор музыки и текста - Мария Воиновна Зубова, урожденная Римская-Корсакова, в последней четверти XVIII века весьма популярная певица и сочинительница «новейших романсов». Сюжет типичен для нарождавшегося тогда жанра - несчастная любовь. Типично и построение текста, который концентрируется на одном чувстве и его эмоциональном переживании, использует поэтические образы и выражения, активно вырабатывавшиеся в поэзии конца XVIII века. Впервые текст зубовского романса «Я в пустыню удаляюсь» (без указания авторства) был опубликован в 1791 году в одном из печатных безнотных песенников - в «Новом российском песеннике, или собрании любовных, хороводных, пастушьих и простонародных и в настоящую войну на поражение неприятелей и на разные другие случаи сочиненных» (СПб., [тип.] И.К. Шнора. Ч. 1). Вероятно, примерно в это время он и был создан. Во всяком случае, авторы и издатели популярных песенников быстро реагировали на все модные и востребованные песни. Об этом свидетельствует огромное число подобных изданий, появившихся в последние десятилетия XVIII века и в Петербурге и в Москве. Музыкальный вариант романса в первой публикации известен по песеннику Герстенберга-Дитмара для голоса и клавира 1797 года . Вероятно, его мелодия была близка к тому, что сочинила Зубова, во всяком случае, это была письменная фиксация варианта еще при жизни самой певицы33. На протяжении более чем полувека его варианты неоднократно появляются в рукописных и печатных песенниках, самоучителях - для голоса, гитары, фортепиано и столовых гуслей, удовлетворяя разным вкусам городского музицирования .
Об огромной популярности романса свидетельствует его проникновение в разные, даже противоположные сферы культуры (в народную драму «Царь Максимилиан» и духовные песни старообрядцев Закавказья), а также неоднократное упоминание в произведениях русской литературы. Несомненно, что афористичность песенного зачина-инципита также имела здесь значение. Кроме того, приблизительно в это же время в рукописных песенниках фиксируется душеполезный текст с таким же инципитным образом, но с иным продолжением: «Я в пустыню удаляюсь / От мирских бегу сует». Возникает вопрос, на который мы вряд ли сможем дать ответ: что же было сначала -духовный текст или светская песенка? В любом случае невозможно отрицать исключительное поэтическое чутье М. В. Зубовой.