Электронная библиотека диссертаций и авторефератов России
dslib.net
Библиотека диссертаций
Навигация
Каталог диссертаций России
Англоязычные диссертации
Диссертации бесплатно
Предстоящие защиты
Рецензии на автореферат
Отчисления авторам
Мой кабинет
Заказы: забрать, оплатить
Мой личный счет
Мой профиль
Мой авторский профиль
Подписки на рассылки



расширенный поиск

Феноменология интонирующей функции музыкально-языкового сознания Торопова Алла Владимировна

Диссертация - 480 руб., доставка 10 минут, круглосуточно, без выходных и праздников

Автореферат - бесплатно, доставка 10 минут, круглосуточно, без выходных и праздников

Торопова Алла Владимировна. Феноменология интонирующей функции музыкально-языкового сознания: диссертация ... доктора Психологических наук: 19.00.01 / Торопова Алла Владимировна;[Место защиты: ФГБОУ ВО Российский государственный педагогический университет им. А.И. Герцена], 2017.- 379 с.

Содержание к диссертации

Введение

Глава 1. Философские основы феноменологического исследования музыкально-языкового сознания 26

Выводы по Главе 1 71

Глава 2. Феноменология интонирования в контексте антропологической и музыковедческой интерпретаций

Выводы по Главе 2 129

Глава 3. Психологическая методология феноменологического исследования интонирующей функции музыкально языкового сознания 132

Выводы по Главе 3 168

Глава 4. Психологическая концепция генезиса функций музыкально-языкового сознания 171

Выводы по Главе 4 222

Глава 5. Эмпирическое исследование феноменологии интонирующей функции музыкально-языковогосознания личности 226

5.1. Методы психологического исследования и анализа данных 2 26

5.2. Феноменология проявлений индивидуального стиля интонирования в контексте музыкально-языкового сознания личности 229

5.3. Исследование взаимосвязи индивидуального стиля интонирования музыкально-языкового сознания с психофизиологическими характеристиками нейрональной активности мозга студентов-музыкантов... 301

5.4. Исследование этнической феноменологии восприятия музыки российскими и китайскими студентами 308

Выводы по Главе 5 324

Заключение 326

Список литературы 329

Психологическая методология феноменологического исследования интонирующей функции музыкально языкового сознания

В последние годы заметен рост интереса к философскому переосмыслению категории сознания и методологических проблем его психологического изучения (В. М. Аллахвердов [10], Г. В. Акопов [8; 9], В. П. Зинченко [165–171], В. Ф. Петренко [332]). Ряд авторов [9; 10] констатирует «парадигмальный кризис» в мировой и постсоветской психологии, проявленный в «разнообразии мыслимых позиций» и в имплицитном развитии ряда традиционных и новых отраслей психологии, что дало возможность рассматривать «расширенные варианты ранее существовавших категориальных систем и взаимнодополняющих методологических оснований» [8]: «Каждое новое слово увеличивает как количество возможностей объяснения сознания, так и многообразие измерений со-знания... [8, 6]». Автору диссертации близка позиция и вектор поиска, отстаиваемый Г. В. Акоповым во взгляде на сознание как «интегративный феномен не только психологии и, возможно, не только человека как природного и общественного» [8, 7]. Только в «согласованном мышлении» и «метакоммуникации различных исследовательских позиций» [Там же] возможен, на наш взгляд, реальный качественный прирост знания о сознании, полезный в психолого-прикладном плане для разных областей психологии, как теоретической, так и практической. Особым и абсолютно универсальным для всех эпох и культурных форм существования человека ракурсом проявления, а стало быть и изучения сознания, является его феноменологическая представленность в интонированной озвученности бытия, вернее в интонационной выраженности процесса осознавания и бессознательного проживания. Данный ракурс изучения сознания видится автору важным вкладом как в общепсихологическое построение знаний о многомерности сознания человека, так и в сферу частной области – музыкальной психологии.

До сих пор музыкальная психология рассматривалась либо как «филиал» общепсихологических знаний, обращенных к музыкальной деятельности, либо как комплекс фрагментарных исследований по музыкальному восприятию и воздействию. В то время как общепсихологическая концептуализация музыкально-языкового сознания как объективация грани взаимодействия феноменов языка и сознания может стать фундаментом целостной концепции музыкальной психологии человека как развертки феноменологического концепта музыкально-языкового сознания личности, этноса, культур.

Феноменологическое исследование рассматривает конкретный опыт во всем его многообразии и пытается описать его в эмпирически наблюдаемых единицах и признаках, более или менее систематизированных.

Феноменология после Э. Гуссерля опирается на «интуитивную очевидность», какой являются непосредственные переживания [143]. Камнем преткновения для оправдания феноменологического метода является его атрибутивный солипсизм: то есть проблема сопоставления непосредственных переживаний. Анализ «плюсов» и «минусов» различных подходов к исследованию феноменов сознания, проделанный М. Велмансом, показал продуктивность феноменологического подхода на основе рефлексивной модели сознания и методологии его исследования [650]. Преодоление «герметичности» субъективных феноменов опыта переживаний М. Велманс видит в «интерсубъективности» и повторяемости структур и процедур исследования [92], то есть поиск в феноменальных мирах интонирования, в данном случае, частично совпадающих в налагающихся «кругах Эйлера» пространств и структур.

В отношении к музыкально-языковому сознанию, сложно и многоуровнево устроенному, необходимо было выделить собственно единицу анализа, чувственно постигаемую ткань непосредственного переживания, по отношению к которой можно совершить, согласно Э. Гуссерлю и последователям, феноменологическое интуирование, анализ и описание. Такой единицей музыкально-языкового сознания, по мнению автора, является феномен интонирования (как процесс со-знания) и интонационные знаки (как результат). Для обоснования концепции музыкально-языкового сознания, разработки методологии и проведения исследования, таким образом, необходимо было выявить, сопоставить и описать проявления феномена интонирования, а также проследить генезис интонирующей функции сознания на примере (в модальности) музыкально-языкового сознания.

На философском уровне методологического анализа проблемы выявления феноменологической сущности музыкально-языкового сознания первостепенными вопросами являются: каковы факторы-высвободители феномена интонирования, предшествующего генезу «языковости» музыкального сознания; каковы знаки, коды и архетипы интонирования, их природа и культура; каковы антропогенетическое предназначение и психологические условия появления музыки в истории человеческой культуры и музыкально-языкового сознания у субъекта культур от первобытных до современных; где находится водораздел между универсальными и этнокультурно обусловленными паттернами музыкально-языкового интонирования; каковы функции интонирования как знаковой системы в генезисе основных психических функций?

Первоначальным философским основанием для построения методологии исследования музыкально-языкового феномена является преодоление противоречия между традиционной отнесенностью его к «наукам о культуре» и, при этом, имеющим характеристики и связи с явлениями, раскрывающимися в «науках о природе»4. Г. Риккерт предлагает концепт-понятие, позволяющее объединить объективированное понимание, добываемое в науках о природе, и субъективированный опыт, описываемый в науках о культуре. Этим понятием является переживание [365, 34–35], раскрывающееся через ценность культурных артефактов для каждого человека. «Философия познания составляет суждения о мире и его объектах через действительность, ценности и смысл» [365, 41].

Описывая парадигму своего времени Риккерт считал, что пока рано говорить о культурно-научном методе, но будет можно, когда мы поймем превращения ценностей и смыслов в культурно-определенные значения. Предшественником философского обоснования такого метода Риккерт считал Гегеля, который положил «историческую жизнь в основу своего миросозерцания» [365, 41], где понятие «развитие» (как и генез) понимается не только естественнонаучно, но и культурно-обусловлено.

Предмет моего исследования – феномен и природы, и духа, что обуславливает дальнейший поиск культурно-научной парадигмы исследования в опоре на предшественников (Гегеля [113], Канта [187], Руссо [375]), а также философов-постструктуралистов (Г. Риккерта [365], М. Фуко [454; 455], М. Полани [345]), той парадигмы, которая может обеспечить адекватный тезаурус и методы изучения феномена.

Психологическая концепция генезиса функций музыкально-языкового сознания

Одним из первых методологических принципов, предложенных пионерами культурной антропологии, являлся принцип эволюционизма8. Первые эволюционистские концепции появились в Англии (Г. Спенсер [395; 396], Э. Тайлор [405], Дж. Фрезер [448]), в Германии (А. Бастиан [42], Т. Вайц [88] и др.), во Франции (Ш. Летурно [241]) и в США (Л.Г. Морган [296]) почти одновременно. Этих исследователей объединяло стремление создания общей науки о культуре и человеке, изучение стадий развития культур и обществ, выведение закономерностей развития из психических свойств [44, 26].

Одна из первых эволюционистских культурно-антропологических теорий принадлежит А. Бастиану [41], его центральный труд «Человек в истории. К обоснованию психологического мировоззрения» (1860) реализует идею единства человеческой психики, порождающей единство культуры. Автор использует психологически интерпретированный естественнонаучный метод познания.

Следуя идее другого исследователя – Э. Тайлора [405] «все народы и все культуры соединены между собой в непрерывный и прогрессивно развивающийся эволюционный ряд. Особо Э. Тайлор подчеркивал постепенный характер эволюции, развитие от простого к сложному» [цит. по 44, 28]. Для изучения

Эволюционный метод, – по Ласло, – «…Наиболее плодотворный подход к трансдисциплинарной унификации наук может заключаться в принятии эволюции в качестве основного понятия. Единая теория будет описывать различные фазы и грани эволюционного процесса инвариантными общими законами. Эти законы позволят исследователям описывать поведение и эволюцию квантов, атомов, молекул, клеток, организмов и систем организмов по непротиворечивой единой схеме…» (Эрвин Ласло. Основания трансдисциплинарной единой теории [220]).

культур им предложен «метод пережитков», который есть внимание к тем обрядам, обычаям, воззрениям и пр., «которые будучи в силу привычки перенесены из одной стадии культуры, свойственной ей, в другую, более позднюю, остаются живым свидетельством или памятником прошлого» [405, 6– 7]. На основании этих следов более древней культуры можно реконструировать предыдущие стадии ее развития. Акцент в тайлоровском подходе делается на изучении духовной стороны развития народов, религии, магии и связанных с ними обрядов. В таком подходе Э. Тайлор видит ключ к пониманию отдельных этносов и сложившихся культурных институтов, искусства, языка.

Выдающимся оригинальным вкладом в культурную антропологию явились труды Дж. Фрезера («Золотая ветвь», 1890 и др.) и его концепция эволюционных стадий в умственном развитии человечества.

Согласно Фрезеру существует три стадии такого развития: магия, религия, наука [448]; изучать их можно анализируя их мифологическую «оболочку». Три стадии умственного развития человечества Фрезера, по сути, отражают исторические формы развития сознания и могут стать основой для понимания этапов в развитии музыкально-языкового сознания. На этой модели качественного развития сознания можно попытаться объяснить: чем являлась и куда вела людей музыка как феномен сознания на каждом из этапов эволюции; какие представления и методы ее использования родились на том или ином этапе и отразились в мифах и фольклоре; что в современной культуре является «наследством» предыдущих стадий; что мы можем раскрыть в генезисе музыкально-языкового сознания «методом анализа пережитков», по Тайлору [405].

Итак, одним из методологических оснований исследования является антропологическое представление о череде фаз «умственного развития человечества» (Дж. Фрезер). Речь идет о фазах магии, религии и науки [448], каждая из которых не могла не отразиться на функциях и типах как феномена интонирования, сопутствующего развитию соответствующих языковых элементов, так и самого «мусического мышления» или интонирующего сознания.

Особенно интересен перенос «метода пережитков» и концепции стадий умственного развития на анализ эволюции индивидуального музыкального сознания в онтогенезе: что мы обретаем в нашем индивидуальном опыте общения с музыкой на ранних возрастных этапах и что остается с нами на последующих, качественно иных, уровнях развития. Онтогенез музыкальной психики может быть также связан с некими, аналогичными фрезеровским, стадиями: детской «магии звука», религиозно-экстатического состояния «в музыке» подростков и отстраненно-прагматического научно-рефлексивного этапа «приобщения к культуре» в процессе «культурного взросления» в музыкально-образовательной среде.

Вернемся к антропологическим теориям культуры, среди которых представлены и другие взгляды на филогенез. Так, Спенсер не был сторонником единообразного линейного прогресса [395; 396], в соответствии с которым «различные формы общества, представленные дикими и цивилизованными племенами на всем земном шаре, составляют лишь различные ступени одной и той же формы» [396, 32]. Спенсер считал, что «истина заключается скорее в том, что социальные типы, подобно типам индивидуальных организмов, не образуют известного ряда, но распределяются только на расходящиеся и разветвляющиеся группы» [396, 32].

Спенсер проводил аналогию между обществом и организмом: и то и другое развивается под влиянием внешних и внутренних факторов. В процессе исторического развития культуры он выделил два основных механизма: дифференциацию и интеграцию. «Развитие начинается с количественного роста – увеличения объема и числа составляющих элементов культуры. Количественный рост ведет к функциональной и структурной дифференциации целого («сверхорганизма», культуры). Эти структурные части становятся все более непохожими, начинают выполнять специализированные функции и требуют некоего механизма согласованности в виде различных культурных установлений. ...Развитие культур в целом идет в направлении их интеграции, объединения в некую целостность» [396, 33]. Принцип развития культуры Спенсера – через дифференциацию к интеграции – может быть экстраполирован и в область формирования интонационных кодов и их функций.

Эволюционный подход органичным образом привел к пониманию необходимости разработки методов совмещения в антропологическом исследовании исторического подхода с психологическим. Такие попытки уже делались ранее в трудах И. Гердера (1744–1803) [116; 117], И. Тэна9 (1827–1893) [432]. В XX веке уже труды М. Лацаруса, Х. Штейнталя, В. Вундта [102], Л. Ф. Уорда [436] подняли на новый уровень проблемы этнопсихологии и исследования «ментальности» народов. Впоследствии родилось целое направление (психологическая антропология), продолжившее изучение психики человека в контексте этнических особенностей.

В десятитомном труде «Психология народов» В. Вундт поднимает вопрос об анизоморфности индивидуального и общественного сознания [101]. По его мнению, «народное сознание есть творческий синтез индивидуальных сознаний, результатом которого является новая реальность, обнаруживающаяся в продуктах сверхиндивидуальной или сверхличностной деятельности в языке, мифах, морали» [44, 50]. Но первичен – индивид, без индивидуальной формы сознания никакого общественного синтеза произойти не могло. (Данная позиция противостоит пониманию «марксовской личности» как совокупности общественных отношений, что и создает подлинную диалектическую антитезу марксистскому постулату).

Феноменология проявлений индивидуального стиля интонирования в контексте музыкально-языкового сознания личности

«Возделывание» научного поля психологии сознания, как отмечал Г. В. Акопов в ряде трудов [8; 9] идет из многих «полюсов» и во многих направлениях: «Каждое новое слово увеличивает как количество возможностей объяснения сознания, так и многообразие измерений со-знания, подтверждая известный тезис о неисчерпаемости...» [8, 6]. Выделив объектом своего исследования музыкально-языковое сознание мы вынуждены были признать единственно адекватным феноменологический метод, который часто используется в психологии как средство получения общего представления об изучаемом феномене.

Специфической характеристикой музыкально-языкового сознания, что является эмпирическим и теоретическим обобщением из антропологического, культурологического и музыковедческого толкования изучаемого круга явлений, является феномен интонирования, который до сих пор не получил в психологии статуса психологического термина или понятия. Материал данной главы направлен на прояснение внутрипсихологических связей изучаемого феномена с общепсихологическими подходами, категориями и понятиями для построения концепции музыкально-языкового сознания и исследовательской программы эмпирического исследования феноменологии интонирования.

Психологическая категория «сознание» рядом авторов трактовалось как представленность, явленность субъекту тех или иных содержаний его психического опыта (В. Вундт, У. Джеймс, Э. Титченер). Вопрос о «явленности» содержаний сознания привел к появлению устойчивого словосочетания и интереса к «языковому сознанию» человека. Причем, появившись в философии постструктурализма, понятие, изначально обозначающее ограниченность сознания присвоенной языковой структурой и текстами культуры, постепенно превратилось в позитивную категорию, сопряженную с исследованием механизмов и форм познания и рефлексии.

Словосочетание «языковое сознание» в последние годы активно применяется в психолингвистических работах, – пишет Т. Н. Ушакова, что рассматривается ею как весьма прогрессивная тенденция [439]. «Это утверждение вытекает из того факта, что тесную связанность соответствующих явлений мы постоянно наблюдаем в действительности. В самом деле, язык и его речевое проявление используются людьми для выражения смысла, отражения состояния сознания, проявления психологического содержания внутреннего мира человека» [439, 13].

Языковое сознание в современной интерпретации понимается как принципиально нестабильное, динамически подвижное образование, способное существенно видоизменяться в зависимости от того языкового материала, с которым оно сталкивается и который в той или иной мере обязательно принимает участие в его конституировании. «Тенденции сегодняшнего дня, – считает Т.Н. Ушакова, – как и вся психолингвистика, направлены на преодоление разрыва между лингвистическим и психологическим подходами» [там же], на мой взгляд, эти тенденции имеют и более широкий контекст, сближающий объективные культурные и субъективные психологические феномены.

Мною предпринята попытка конвергенции музыкознания и психологии сознания, пересечение которых находится как раз в сфере музыкально-языкового сознания и исследования механизмов взаимопорождения сознания и языка через становление их интонирующей функции.

Интонирующая функция музыкально-языкового сознания не противоречит и не противостоит существующим функциям сознания: отражательной, порождающей, регулятивно-оценочной, рефлексивной и духовной, а является той особой пра-языковой модальностью, в которой, вероятно, произошли в филогенезе и происходят в каждом индивидуальном проживании сенсо-моторные «бессознательные умозаключения» (Г. Гельмгольц – И. М. Сеченов [381, 374]), являющиеся пусковым механизмом первичной «языковости» сознания.

Музыкально-языковое сознание эмпирически предстает через интонационные знаки и символы, музыкальные образы и переживания, абстрактные музыкально-аналитические наименования и понятия, возникающие во внутреннем опыте переживания субъекта и связывающие в единый поток образы памяти, образы восприятия и образы воображения. Внутренний опыт субъекта порождает в этом процессе либо субъективный спонтанно-интонированный образ восприятия явлений, людей и отношений, причем воспринята с помощью интонационной сигнификации может быть не только музыка, а любое явление или событие. Одним из примеров проявления феномена интонирования как отражения, познания и означения сознанием одной личности образов других людей в потоке жизневосприятия может явиться «феномен Котика (Константина) Сараджева», описанный в «Сказе о звонаре московском» А. Цветаевой15. Либо – объективно звучащий музыкальный образ реального исполнения (также выполняющий подчас несколько функций сознания – порождающую новый смысл, регулятивную, рефлексивную, духовную…).

Если музыкально-языковое сознание можно отнести уже к высшим этажам психического, поскольку оно формируется в культуре и человеческом обществе, то предтечей его появления служит более общий, биологически обусловленный пласт психической активности – спонтанное интонирование переживаний жизни. По мнению Платона, мусическое следование есть ближайший феномен соответствующий текучести психических переживаний [341].

Исследование этнической феноменологии восприятия музыки российскими и китайскими студентами

Выше я уже подчеркивала, что в интонационной форме музыкального образа заложено двигательное ощущение или синестетический ансамбль ощущений, эмоционально-чувственное переживание ситуации и его речевая экспрессия, отнесение данного переживания к какому-либо классу или категории явлений, уже имеющихся в опыте субъекта. Это значит, что в музыкально-языковом сознании (как и в развитии сознания вообще) опорными «орудиями» и рычагами развития могут быть как моторно-интонированные переживания и их образ в телесной памяти (например, движения шага, марша или танца). Они же могут стать когнитивным понятием (жанры «танец», «марш» и т.д.) и абстрактным интонационно-обобщенным чувственным образом, служащим основой для смыслового структурирования музыкального или иного «мусического потока» в поэзии или пластике, например.

Аффективное жизненное переживание, художественно интонированное (в искусстве для детей, например), становится как бы эмоциональным импринтингом для создания бессознательных установок на определенную стилистику выражения чувств и эмоций. Так праязыковое интонирующее сознание становится определенно-языковым, отшлифованным определенной традицией, культурой и типичными языковыми средствами.

Переход природной и внутренней реальности в знаково-символическую сопряжен с порождением образа-знака переживания в процессе интонирования. Само существование интонированного символа явление глубоко индивидуальное, принадлежащее внутренней реальности конкретного человека, но обогащающее культуру как межличностное бытие. Межличностное пространство становится зоной обмена интонированными переживаниями, в которой застывают наиболее понятные для большинства звуковые символы. Исторически и биографически обусловленные способы символизации переживаний, личностно оформленные в интонемы и нарративы, коммуникативно-отточенные культурной реальностью и составляют, по-видимому, первоисток музыкально-языкового сознания, который адекватнее считать интонирующим сознанием.

Единицами любых, в том числе самых ранних форм языкового сознания, когда оно скорее сигнальное, чем языковое, являются коды и знаки переживаемого.

Н. И. Жинкин, исследуя внутренние коды языка и внешние коды речи, в интерпретации следующих за его мыслью исследователей, считал, что «знак определяется в психологии (теории знака) как материальный, чувственно воспринимаемый предмет (явление, действие), который выступает как «заместитель», представитель другого предмета, свойства или отношения» [Цит. по: 199, 104], в то время как «код – совокупность знаков, символов (в определенной комбинации), при помощи которых информация может быть представлена (закодирована) для передачи, обработки и хранения» [Цит. по: 199, 104].

В ряду исследователей языковых функций и кодов были сторонники теории врожденных языковых знаний и «универсалий языка» (Н. Хомский [464]; L. Bloom [528]), которые считали, что общество играет роль лишь «активатора» врожденного языкового механизма.

С точки зрения Н. Хомского, лингвистика является разделом когнитивной психологии, что позволило ему создать научную основу психолингвистики. Его теория универсальной грамматики строится на критике применения теорий бихевиоризма в языковом контексте, в частности теорию Скиннера. Н. Хомский отмечает, что бесконечное количество фраз, которые может строить человек, является веским основанием отвергать бихевиористкую концепцию обучения языку посредством подкрепления (закрепления) условного рефлекса. Понимание языка обусловлено не столько прошлым опытом поведения, сколько так называемым механизмом усвоения языка (Language Acquisition Device — LAD), являющимся внутренней структурой психики человека. Механизм усвоения языка определяет объм допустимых грамматических конструкций и помогает ребнку осваивать новые грамматические конструкции из услышанной им речи [464]. Фундаментальным положением теории Хомского является представление о врожднном характере языковой способности. Выдвинутая Хомским теория рассматривает выражения (последовательности слов), соответствующие абстрактным «поверхностным структурам», которые, в свою очередь, соответствуют ещ более абстрактным «глубинным структурам». С помощью конечного набора грамматических правил и понятий люди могут создать неограниченное количество предложений, в том числе создавать предложения, никем ранее не высказанные.

Универсальность общих моделей языка и поведения человека была выдвинута К. Пайком в его концепте тагмемики [609]. Тагммика (от греч. tgma – ряд, порядок, строй) – концепция грамматического описания единиц языка, которые должны рассматриваться во множественной перспективе – как определенные элементарные структуры в текстах и в поведении человека. Мне близка эта концепция, я также вижу единую функцию архетипов: порождающую интонированные высказывания и поведенческие проявления человека. В этом видится единый генезис «языковости» и «выразительной моторности» (или «моторной выразительности») сознания.

Кроме того, К. Пайком была предложена дифференциация эмических и этических единиц языка. Эмические единицы – абстрактные, имеют, с моей точки зрения биологическое происхождение сигналов, воплощаются в культурных текстах в виде конкретных языковых реализаций – этических единиц [602]. Переход эмического в этическое может быть объяснен только с позиции самоорганизации живых систем. Напомню, что одним из элементов самоорганизации психики в исследовании Saunders & Sкаr [621] были названы архетипы, связывающие биологические импульсы с межличностной знаковой функцией.