Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Специфика и смысл проблемы идеального 18
1.1. Историко-философский анализ монистического и дуалистического подходов Б. Спинозы и Р. Декарта к проблеме мышления 18
1.2. Современная разработка проблемы идеального в отечественной науке: исследовательские программы и методы её решения 36
Глава 2. Субстанциально-деятельностная интерпретация природы идеального 56
2.1. Идеальное как функция субъект-объектных отношений 56
2.2. Критический анализ теории деятельности в философии и психологии 80
2.3. Субстанционально-номологическая рабочая гипотеза идеального 90
Заключение 123
Библиография
- Историко-философский анализ монистического и дуалистического подходов Б. Спинозы и Р. Декарта к проблеме мышления
- Современная разработка проблемы идеального в отечественной науке: исследовательские программы и методы её решения
- Идеальное как функция субъект-объектных отношений
- Критический анализ теории деятельности в философии и психологии
Введение к работе
АКТУАЛЬНОСТЬ ТЕМЫ
Достижения современной науки в исследованиях разных сторон социальной жизни позволяют говорить об очередном шаге вперёд в понимании отношений человека с обществом, природой и космосом. Особую актуальность приобретает проблема Человека в свете новых реалий его общественной жизни и деятельности, наполняющих современный исторический процесс. К дальнейшим философским размышлениям о человеке побуждают новые мировоззренческие и познавательные факторы. Современные биология, психология, социология, история, этнография накопили множество разноречивых сведений, которые требуют дальнейшего обобщения и многостороннего научного анализа.
Как свидетельствуют публикации последних лет, переосмысление некоторых результатов фундаментальных исследований в сфере человеческой психики происходит весьма интенсивно. Продолжается полемика среди учёных специалистов, зачастую со взаимоисключающими позициями и мнениями по проблемам идеального и сознания, имеющими давнюю традицию в отечественной философии и психологии. Правда, со времени дискуссий - -х годов прошлого столетия мало что изменилось в позиционном отношении. Тем не менее, актуальность данной проблематики не угасает, напротив, сегодня радикальным образом происходит переосмысление таких основополагающих разработок в психологии как концепция деятельности, теория интериоризации, онтология соединения волютативных действий и знаний. Более того, надо признать, что исследовательские программы в контексте тех или иных процедурных подходов от менталистских и когнитивистских до элиминативно-редукционистских определяют проблемные области, типологизирующиеся согласно арсеналу того познавательного инструментария, которым они располагают и используют в процессе исследований непосредственно и опосредованно при концептуальном оформлении их результатов.
Соответственно, одни исследователи стремятся однозначно связать природу идеального только с нейрофизиологической деятельностью мозга, с его динамическими и морфологическими структурами. Другие, напротив, центр тяжести анализа природы идеального и вообще психики переносят на исследования их связи с предметно-практическими действиями субъекта и тем самым игнорируют значение связи психики с деятельностью мозга. Ещё дальше в этом направлении идут специалисты в области кибернетики («компьютерная метафора»), которые, по сути дела, отрывают сознание не только от живого организма и его мозга, но и от человеческого общества и человека вообще, утверждая тем самым возможность существования мышления в машинах. Сознавая роль и значение для науки какого-либо из подходов или исследовательской программы в познании идеального, можно, с одной стороны, избежать крайне позиционирующих точек зрения, с другой, - понять их взаимообусловленность и, соответственно, внутреннее единство физиологии и психики, психики и мышления, языка и орудийной деятельности. Исследование феноменальных сторон идеального, экзистенциально-этических и гносеологических характеристик сознания личности даёт также выход на проблему смысла и назначения существования человека. Касается как субъектно-интимной стороны его жизненного пространства, так и общественных институтов с их глобально выраженными формами коммуникаций и психотехническими возможностями информационного влияния. Таким образом, проблема идеального включает в свой объект исследования широкий круг сопутствующих ей проблем гуманитарного и естественнонаучного плана. Умение методически грамотно распорядиться имеющимся массивом естественнонаучных фактов и специфическими для данной области средствами поможет верно определить и главные ориентиры научного поиска в решении поставленных задач.
Применяя субстанциально-деятельностный подход, автор включает в исследование феномена идеального не только ментально-когнитивные и духовные, но и психические состояния сознания человека, вовлеченного в организационную систему социальных институтов. Исследование субъективно экзистенциальных и социально-нормированных характеристик личности как проявления целостного феномена в институциональном, коммуникативном и ценностном значении имеет как теоретическую, так и практическую актуальность.
В теоретическом измерении исследование идеального как явления человеческой деятельности рассматривается в двух аспектах:
1) в соотношении онтологии и нигитологии (бытие в его материальном единстве - небытие в его идеальной неопределенности);
2) в соотношении психической деятельности (субъективные образы объективной реальности) и материально-предметной, целеполагающей деятельности (идеальное - особый род объективной реальности). В практическом-значении отдельные аспекты данной проблемы (концепция интериоризации, рассматриваемая с позиции объективации идеального в сфере индивидуальной психики и социума, как целостного культурно-исторического организма, онтология целе-полагания, мотиваций и т.д.) могут использоваться в конкретно-процедурных вопросах динамической и возрастной психологии.
Объектом исследования выступает предельно широкое в своей категориальной интерпретации наличное бытие, проявляющееся в виде конкретных материально-природных процессов и явлений, вовлеченных в сферу человеческой деятельности, с одной стороны, с другой - человеческое общество как совокупность исторически сложившихся форм совместной деятельности людей.
Предметом исследования выступает идеальное как составляющая психической и предметной деятельности её носителей.
Методология исследования включает несколько методологических подходов, которые предполагаются спецификой и сложностью объекта исследования. При изучении субстанциально-онтологических моделей мира в рамках философских учений XVII-XVIII веков (Декарт, Мальбранш, Спиноза), в основе которых лежит рационалистическая традиция, применяется герменевтический подход. При анализе идеальных феноменов, выступающих в форме образ ных репрезентативных объективации, используется когнитивно-культурологический подход. При исследовании онтогенетической и филогенетической сторон в формировании психических процессов, связанных с сознанием, мышлением, речью и т.д. применяется деятельностныи подход, рассматриваемый в контексте субстанциальности и универсальности материального движения.
Сочетание в данной работе философской и естественнонаучной онтологии при анализе как психоэмоциональной и сенсомоторной, так и когнитивной (от ощущений до логико-понятийных классификаций) сферы деятельности социального индивида в какой-то степени позволяет свести воедино достаточно большой массив естественнонаучных фактов. Поскольку сегодня исследования крупных научных проблем всё более становятся комплексными, и в их процессе возникают пограничные дисциплины, существует настоятельная необходимость в обоюдном сближении философской и естественнонаучной онтологии изучаемых предметов. При этом, конечно, мы понимаем, что не всегда философский подход, даже при всей его претензии на фундаментальность, бывает эффективным, так же, как и психология нередко сталкивается с такими проблемами, которые трудно разрешить, не обращаясь к философско-мировоззренческим и методологическим её средствам.
СТЕПЕНЬ РАЗРАБОТАННОСТИ ПРОБЛЕМЫ
Ещё в -х годах, задолго до возникновения теории систем и кибернетики, П.К. Анохин и Н.А. Бернштейн выдвинули основные идеи системного характера акта поведения и определяющей роли в нём функций мозга как органа управления, обратной связи и т.д. Очевидно, что полная характеристика сознания индивида предполагает синтез данных относительно его связи с мозгом и предметными действиями, т.е. рассмотрения его как части действия, в том числе и речевого. Именно в актах речи действительно существует накопленное обществом отраженное содержание бытия, через неё оно передаётся последующим поколениям. Через акты речевого общения приобретённое индивидом знание включается в общечеловеческое знание, выражаемое в новых словах, знаках и т.д. Всё это определяет наличие у людей духовного мира, самосознания.
С этой точки зрения идеальное в составе человеческой практики суть своеобразная производительная сила, трансформирующая мир дочеловеческих объективных порядков в саморазвивающуюся «вторую природу». Как предмет природы объект существует независимо от сознания человека, тем не менее, с функциональной стороны (со стороны свойств, вызванных к жизни изменениями формы вещества природы в процессе воздействия на него субъекта, реализующего свою сознательную цель) зависит от субъекта практического действия, как отмечает К.Н. Любутин [ , с. ]. Ещё легче такая же функциональная зависимость усматривается между существующим в знаковой форме идеализированным объектом и субъектом познания. Целевой же причиной указанной взаимосвязи субъекта и объекта является идеальное. Так или иначе понятие идеального связывается представителями различных точек зрения на его природу с понятием информированности субъекта об объекте (идеальное есть особый способ переживания субъектом информации об объекте, идеальное - эталон рода вещей), хотя сам процесс переноса информации от объекта к субъекту понимается по-разному. Подчас не проводятся различия между идеальным и его объективированными формами. В этом смысле, как мы считаем, не всегда обоснована концепция идеального в качестве аналоговой (кодовой) вещеподобной репрезентации, которая порождает парадоксы, в частности, вызывает необходимость постулировать существование особого, находящегося внутри субъективного мира, наблюдателя и дешифровщика нервных кодов. В данном случае нам представляется наиболее конструктивным подход д.ф.н. Д.В. Пивоварова, который не только осуществил попытку теоретического синтеза альтернативных представлений об идеальном мире и его носителе, но и способствовал дальнейшим поискам эвристических возможностей в этом направлении. Безусловно, сегодня с позиции научно-философского анализа заслуживает внимания точка зрения Э.В. Ильенкова. Несмотря на то, что он не уделил достаточного внимания психическим формам выражения идеального, а именно — связи идеального как предметно-деятель-ностного репрезентанта с идеальным как субъективным образом объективного мира (с сознанием), тем не менее, его концепция лучше всего согласуется с научными разработками в этой области за последние годы. Именно благодаря его трудам получила распространение концепция идеального как особого рода объективной реальности. В основу этого подхода положена концепция деятельности как принцип существования идеальных целеполагающих логических схем поведения социального индивида. Именно в общественно-исторической практике, как считает Э.В. Ильенков, свершается «чудо» осмысления человеком объективного мира, самого себя как части единой субстанции. В данном случае речь идёт о проблеме возможности монизма как методологического принципа для построения психологической теории. Мы согласны с тем, что продвижения в разработке психологической теории деятельности даются всё с большим трудом. «В какой-то точке должен фиксироваться предел экстенсивного развития объяснительного принципа, после которого его дальнейшее конструктивное использование возможно лишь за счёт его интенсивного развёртывания», — пишет Э.Г. Юдин [ , с. - ]. Более того, надо заметить, что в настоящее время в среде его сторонников возникли серьёзные сомнения в его универсальности как объяснительного принципа. Исследуя в диссертационной работе ряд подходов в объяснении идеального, сознания, психики, мы пришли к констатации того факта, что идеальное рассматривается исследователями в неминуемой тождественности с идеальными объективированными формами, имеющими непосредственное отношение к субъекту деятельности, а это, по нашему мнению, далеко не одно и то же. Здесь скорее прослеживается философская традиция, источник которой кроется в системах Спинозы и Гегеля.
Своеобразный подход к проблеме сознания осуществляет в ряде своих работ М.К. Мамардашвили. У него сознание как предмет анализа вводится через определённую сформулированную им гипотезу. И звучит она следующим образом: «Сознание - это не психический процесс в классическом психофизиологическом смысле этого слова» (цит. по [ , с. ]). Возникает резонный вопрос: что же является основой для такого рода гипотезы? И зачем описывать сознание, не привязывая его к индивиду, субъекту? По одной причине: «Мы вводим «сферу сознания» как понятие, разрешающее как раз те противоречия, к которым приводит применение понятий «субъекта» и «объекта». Противоречия, к которым приводит само различение объектной сферы как сферы натурально существующей - с одной стороны, и субъектной сферы, тоже натурально существующей, но имеющей какие-то психологические или псевдопсихологические качества и характеристики. Иными словами, по мнению Мамарда-швили и Пятигорского, субъект-объектная логика не просто дуалистична, но изначально содержит в себе неразрешимые противоречия, делающие невозможным построение адекватного понятия сознания. Но каким образом возможно вывести проблему сознания за рамки традиционной классической субъект-объектной парадигмы? Причём вывести онтологически, обозначив иное, не субъект-объектное пространство, в котором оно существует, отделив его от пространства, в котором оно не существует. «Человек обладает сознанием. А это значит, что он имеет возможность переживать, испытывать как раз те вещи или состояния, которые естественным образом, в качестве продукта, скажем, какого-либо физиологического механизма получить нельзя» [ , с. ]. Таким образом, сознание определяется, во-первых, как особого рода состояния, и, во-вторых, как принципиально искусственное образование, не выводимое из данных природой человеку психофизиологических свойств и качеств и не сводимое к ним. Что же актуализирует в человеке такие состояния? Сознание, продолжает Мамардашвили, есть состояния, которые сопряжены или совмещены в человеке с символами, и становятся возможными у человека, попадающего «в поле их силовых линий». Символ, таким образом, начинает выступать как нечто сопряжённое с сознанием и одновременно с культурой. Он (символ) задаёт пространство и направление возможного усилия, но само это усилие, как считал Мамардашвили, психофизиологическими механизмами не обеспечивается и даже не вызывается, т.к. реализуется в пространстве отнюдь не психологическом. С этой точки зрения его позиция оказывается гораздо ближе к
Выготскому и Ильенкову, чем это кажется на первый взгляд. Ни сознание, ни культура не могут быть поняты при помощи понятий «внутреннее-внешнее», «субъект-объект». Сознание и культура есть единая реальность, один мир, а значит, как считает Мамардашвили, нет и не может быть никаких переходов из внешнего во внутреннее, и наоборот. Таким образом, преодоление эмпирического характера концептуальных построений современной психологии становится задачей чрезвычайно актуальной, т.к. никакое теоретическое обобщение экспериментальных фактов, по сути, ничего принципиально не меняет. Эта возможность открывается только в результате теоретической рефлексии над фундаментальными основаниями современной научной психологии.
В данной работе изложены те фундаментальные подходы, которые теоретически и эмпирически репрезентируют научно-содержательную разработанность проблемы идеального в её онтологической и гносеологической соотнесённости. На наш взгляд, сама проблема - это прежде всего тот «узел», который был накрепко завязан всем предшествующим развитием естествознания и философии. Тем не менее, это отнюдь не означает, с одной стороны, её априорно-значимой «закрытости», когда сторонники ментализма радикально ставят вето «недосягаемости», «невхожести» туда реального субъекта, с другой — опрометчивой натурализации психики, сведения её к физиологии, рефлексологии и нейродинамике. Последовательно мы начали с рассмотрения нейродинамичес-кой или кодовой концепции, которая считается наиболее традиционной и научно обоснованной. Сложность этой модели заключается в том, что она по своей сути двойственна. С одной стороны, идеальное, независимо от субъекта, соотносительно с отражаемым в нём (субъекте) объектом, с другой — зависимо от субъекта, поскольку получено в ходе его познавательной деятельности. Как пишет Д.И. Дубровский, «... идеальное есть сугубо личное явление, реализуемое мозговым нейродинамическим процессом определённого типа» [ , с. ]. Отсюда, в общем-то, распространённая и весьма двусмысленная формула идеального как функции мозга. Кодовая концепция (концепция аналоговой веще-подобной репрезентации), безусловно, заслуживает пристального внимания, т.к. использует в своих теоретико-прикладных исследованиях обширный массив естественнонаучных фактов, в той или иной мере подтверждающих прямую зависимость (единство) психики и её свойств от нервно-физиологических процессов, как результата деятельной связи общественного индивида с внешним миром. А потому психическое в его онтическом смысле выступает здесь прежде всего как звено в ряду различных проявлений свойств материального мира. Тем не менее, мы вынуждены признать определённую уязвимость данной исследовательской программы в ряде вышеупомянутых её положений. Воспользовавшись богатым, хорошо поставленным и обработанным материалом Д.В. Пивоварова, научная претензия которого на синтез различных подходов в интерпретации идеального имеет под собой чёткое обоснование в его операционной модели, мы, однако, констатируем, что прилежащие стороны его подхода в целом мало отличаются от позиции Э.В. Ильенкова. В определённом смысле операционная синтетическая концепция является альтернативой теории идеального как свойства психического отражения вообще, а также концепциям вещеподобной репрезентации объективной реальности во внутреннем мире субъекта. Продвигаясь в своём исследовании идеального как феномена от общефилософской постановки проблемы в её радикализации через категорию «субстанция» у Спинозы, далее к операциональным характеристикам, мы определили тот «локус» заданности в исследовательской программе, который был по своей сути элиминирован философией из сферы теоретических логико-конструктивных построений.
На наш взгляд, сегодня с особой очевидностью назрела задача построения новой философской субстанциональной концепции, которая не только теоретически, но и эмпирически отвечала бы критериям операциональной стороны, подтверждающей её как объяснительную номологическую гипотезу. По своей содержательности научный авторитет марксистско-спинозовской модели не вызывает сомнения до тех пор пока содержание логико-смысловой и психоэмоциональной сферы деятельности человека не выходит за пределы самой деятельности. Сознание, идеальное приобретают особый статус: с одной стороны, социально выраженной субъектности, с другой стороны, эмпирически константного в своей природной бесконечности индивида. Тем самым задаётся методологическое положение о принципиальной неполноте всеобще-понятийного синтеза, который никогда не может окончательно без остатка «схватить» и адекватно выразить посредством логических конструкций многомерную и неисчерпаемую человеческую сущность. В данном случае речь идёт о человеческой природе, которая всегда фрагментарно выражается в различных определениях человеческой активности, будь то коммуникативные процессы, предметная интенциональность сознания или же наличное бытие объективировавшихся экзистенциально-витальных сил, но ими же не исчерпывается — всегда остаётся некий «невычитаемый» остаток субъективности как истинный гарант диалектического развития общества и индивида. Действительно, деятельност-ный подход как таковой хорошо объясняет в объёме уже существующих культурно-исторических составляющих причинно-следственную взаимосвязь социального и биологического в онтогенезе психики человека. Но вне данного контекста проблема остаётся достаточно абстрактной. Вот почему мы считаем, что сегодня назрела настоятельная необходимость в создании новой субстанциальной теории, где категория «небытие» (иначе - «идеальное») была бы учтена в своей показательности - через объективацию форм движения материи. Ещё С.Л. Рубинштейн определял детерминизм как диалектику внешнего и внутреннего: «Внешнее не является причиной, определяющей или созидающей внутреннее, а внутреннее не является его следствием. Внутреннее как онтологически «самодостаточное», объективно существующее, преломляет внешние воздействия согласно своей собственной специфической сущности» [ , с. ]. Согласно официальной философской ленинской парадигме, идеальное — лишь отражение материального, а свойством объективности обладает только материя. Материю Ленин определил по критерию внеположности сознанию. Как же может быть объективно сознание, особенно если признать его субъективность как противоположное объективному? Ключ к решению проблемы, на наш взгляд — это преодоление противопоставления субъекта объекту. Оно справедливо лишь в гносеологии, а сознание, психика имеют не только гносеологический характер. Мы согласны с К.А. Абдульхановой и А.Н. Славской, что у Рубинштейна впервые в истории философской и психологической мысли субъективное признаётся в своём онтологическом статусе. Наша же позиция такова: небытие и есть само идеальное вне его отношения к конкретным объектам, а только субстанциально. В конкретном оно объективируется в результате взаимодействия материального объекта и субъекта, обладающего мозгом и нервной системой. Психика, сознание, мышление есть объективированные формы идеального (небытия), которое по своей природе не объективно и не субъективно, но объективируется как в психических образах, ощущениях (первый уровень идеального), так и в мышлении, сознании (второй, генетически не наследуемый уровень идеального). Психика энергийна, само движение, но не сводимое идеальной природой ни к энергии, ни к материальным структурам.
Суть этих замечаний заключается в том, что само психическое не выводится через причинно-следственные взаимодействия материальных объектов и процессов. Субстанциально природа идеального (небытие) актуализирована в движении как энтелехиальная сила не в мистифицированной её значимости, а как реально выраженная объективация небытия в бытии. В своей абсолютизации, «разрывности» небытие нерефлективно, но допускается в акте дискурса. Субстанция едина не в мышлении, не в материальности бытия как такового, а в универсальности своего движения, где и проявляется единство бытия и небытия, материального и идеального.
Самотождественное бытие, равное самому себе, есть его законченность. Оно и существовать не может, т.к. обращается в косность, пустоту, пармени-дово бытие. Этот бросок в сторону его субстанциализации, превращение его в «таковое», порождает «чудо» из его недра. Начинается гносеологическое «выворачивание», выражающееся в бесконечных самоопределениях и тавтологиях, когда речь заходит об истоках сознания, психики, мышления и т.д. Тогда остаётся на манер известной версии редукционизма отождествить ментальные состояния с состояниями центральной нервной системы, т.е. по сути элимини ровать менталистскую психологию из сферы исследований как дегенерирующую программу. Или, напротив, объявить психику абсолютно прозрачной, делая акцент только на менталистскую и когнитивистскую её стороны. В дальнейшем рассмотрении этого вопроса наша задача будет лежать не только в плоскости анализа критических статей в адрес теории деятельности, но и в констатации того, что психологическое понимание деятельности включает в себя комплекс функциональных проблем для философского анализа. Предлагая свою позицию по этой проблеме, автор, безусловно, учитывает все существующие подходы как в отечественной, так и зарубежной философии и психологии. Конечно же, не в соотношении тех или иных критериев элиминативности, т.к. уровень их верификаций различен, а преимущественно в качестве взаимодополняемости. В соответствии с этим автор обращается к трудам А.В. Брушлинского, Л.С. Выготского, П.Я. Гальперина, В.В. Давыдова, В.П. Зин-ченко, А.Н. Леонтьева, А.Р. Лурия, С.Л. Рубинштейна, Э.Г. Юдина, посвященную тематике онтогенеза психики (этапы интериоризации, формирования речи, языка, поведения и т.д.) Анализируя субстанциально-деятельностный подход при экспликации способов аргументации и норм ведения дискуссии, автор ориентировался на предложенные в работах Э.В. Ильенкова, В.А. Лекторского, М.А. Лифшица, М.К. Мамардашвили, Д.В. Пивоварова методологические подходы. При освещении проблемы, где превалирует аргументация с позиций естественнонаучного подхода в зависимости от его акцентуации в конкретном теоретическом исполнении, автор ориентировался на работы П.К. Анохина, Ф. Блума, Д.И. Дубровского, Ф.Ф. Кальсина, А. Лейзерсона, И.П. Павлова, И.М. Сеченова и др. Обращение к работам таких западных философов, как Л. Витгенштейн, Э. Фромм, М. Хайдеггер, а также отечественных учёных К.А. Абдульхановой, В.В. Агудова, Н.Н. Вересова, А.Ф. Гряз-нова, Л.А. Зеленова, В.А. Кутырёва, К.Н. Любутина, Ф.Т. Михайлова, В.И. Пер-нацкого, Ю.П. Сенокосова, А.Н. Славской, Н.М. Солодухо, Б.П. Шулындина, Н.С. Юлиной помогли автору в уяснении особенностей некоторых аспектов субъект-объектного взаимодействия в ходе общественно-исторической прак тики, онтологии ментальных явлений в лингвистических структурах когнитивных процессов и т.д., и в целом способствовали формированию методологических ориентиров, формулированию заявленной темы исследования.
ЦЕЛИ И ЗАДАЧИ ИССЛЕДОВАНИЯ
Целью данного исследования является научный поиск эвристических возможностей субстанциально-деятельностного подхода в его категориально-смысловых значениях: субстанция, движение, бытие и небытие, деятельность, целеполагание, мотивация, действие, операция.
В соответствии с данной целью в работе поставлены следующие задачи:
1. Рассмотреть проблемные стороны в теории деятельности как основополагающего объяснительного принципа явлений человеческой психики.
2. Исследовать основные положения кодовой (нейродинамической) концепции. Определить специфические области её проблемного поля.
3. Дать научный анализ концепции идеального как особого рода объективной реальности в пределах её предметно-деятельностных репрезентаций.
4. Исследовать методику современных теорий по проблеме сознания и идеального в зарубежной литературе.
5. Обозначить основные ориентиры в построении субстанциально-деятель-ностной рабочей гипотезы идеального.
Научная новизна исследования состоит в следующем:
1. В биноминально-логической связке «бытие - небытие» последнее представлено как формальная «определённость» бытия, нетождественная своей «идеальной природе».
2. Внесена корректирующая поправка к определению идеального как формы материального движения. Идеальное является формой субстанциально-материального движения, где под субстанцией понимается единство бытия и небытия, проявляющееся в самой форме универсального движения.
3. Идеальное не предполагает своего источника — материальное бытие, т.к. нематериально. Суть его — субстанция — деятельность, а небытие — его «природа».
4. Предлагается субстанциально-деятельностная рабочая гипотеза идеального, логико-конструктивные положения которой, приобретают адекватный её операциональной стороне характер.
ПОЛОЖЕНИЯ, ВЫНОСИМЫЕ НА ЗАЩИТУ
1. Идеальное - это форма субстанциально-материального движения.
2. Кодовая (нейродинамическая) концепция и концепция предметно-дея-тельностных репрезентаций (идеальное - особый род объективной реальности) -это взаимодополняемые подходы, различающиеся своими методами и областью исследования.
3. Предметная деятельность не является единственным основанием человеческой психики, т.к. внутренне противоречива и тавтологична.
4. Сознание - одна из бесконечных форм объективированных сущностей субстанциально-универсального движения, проявление единства бытия и небытия, материального и идеального.
ПРАКТИЧЕСКАЯ ЗНАЧИМОСТЬ РАБОТЫ
Касаясь проблемного поля в исследовании идеальных феноменов, диссертация выполнена в междисциплинарном русле теории познания, онтологии, психологии и истории философии.
Полученные результаты и предложенные методологические подходы в исследовании данной проблемы помогут восполнить присутствующую недостаточность внимания специалистов на некоторые онтологические аспекты идеального, рассматриваемые с позиции субстанциальной их значимости. Материалы диссертации используются в учебном курсе при подготовке к семинарским занятиям по философии. Разработаны спецкурсы по темам: «Идеальное и предметная деятельность как объяснительный принцип», «Природа идеального и сознание». Положения диссертации изложены в научных публикациях и методических разработках, которые используются студентами при подготовке к занятиям.
АПРОБАЦИЯ РАБОТЫ
Концептуальные обобщения и отдельные идеи диссертации излагались на межвузовском заседании «круглого стола» «Хронологические аспекты исторической действительности» ( мая г., Н. Новгород), II Общероссийской межвузовской научной конференции «Мировоззренческая парадигма в философии: философия как теоретическое мировоззрение» ( - ноября г., Н. Новгород), Межвузовской научно-методической конференция «Проблемы технознания» (5-6 апреля г., Н. Новгород), VI Международной научно-методической конференции преподавателей вузов, учёных и специалистов «Высокие технологии в педагогическом процессе» ( - апреля г., Н. Новгород), IV Российском Философском Конгрессе «Философия и будущее цивилизации» ( - мая г., Москва).
СТРУКТУРА РАБОТЫ
Структура работы обусловлена её задачами и принятым способом исследования. Работа состоит из введения, двух глав, заключения и библиографического списка.
Историко-философский анализ монистического и дуалистического подходов Б. Спинозы и Р. Декарта к проблеме мышления
Мы не ставим здесь задачу полного и систематического разрешения проблемы в её конечном пункте. В философии, как с легкой грустью заметил еще Гегель в своей «Феноменологии духа», чаще, чем в какой либо науке, «впадают в иллюзию, будто в цели и в конечных результатах выражается сама суть дела, и даже в совершенной её сущности, рядом с чем выполнение, собственно говоря, несущественно» [25, с. 1].
Характеризуя диалектико-материалистическую концепцию познавательной деятельности, мы исходим, прежде всего, из её эвристических возможностей в определении самого этого процесса (познания) через систему объект-субъектных отношений, т.е. речь в данном случае идёт о принципиальном совпадении по содержанию законов мышления и бытия. Развитие философии осуществляется в процессе выявления и разрешения противоречий в теоретической мысли, её отношения к своему предмету - природному и социальному бытию человека. Именно на данном пути история теоретической мысли подготовила почву для величайших представителей античной, средневековой и современной философии. В конце ХХ-го века в отечественной философии приобретает особую актуальность фундаментальная философская категория бытия. Эта тенденция совпала с развитием в мировой философии идей, которые появились в постмодернизме. Вполне естественным стало нарастание интереса и к противоположности бытия - небытию (ничто) [50; 110]. Однако у некоторых отечественных философов такое направление мысли стало вызывать опасения утери бытийной почвы у современной культуры. Подобное отношение к разработке проблемы бытия-небытия было выражено в статье В.А. Куты-рёва [63; 64], которую, в целом мы разделяем. С ключевой проблемой отношения между бытием и небытием связано решение многих философских вопросов, таких как: мировое первоначало, мировая пространственно-временная структура, причины и механизмы движения и развития, возникновение и уничтожение конкретных форм, рождение, жизнь и смерть человека, назначение человеческого существования и другие. Исходная философская проблема включает целый ряд вопросов, среди которых в первую очередь следует назвать вопрос об изначальности, или первичности бытия, либо небытия. В истории философии прослеживаются два принципиально противоположных ответа на этот вопрос, что позволяет выделить две основные философские парадигмы: философию бытия и философию небытия.
В античности парадигму философии бытия явно выражал представитель элейской школы Парменид (6-5 в.в. до н.э.), который утверждал, что «есть только бытие, а небытия не существует». Для него бытие - это вещественный шарообразный мир, неподвижный и однородный. Платон (5-4 в.в. до н.э.) связывает истинное бытие с миром идеальных сущностей, а небытие — с косной материей. В философии средневековья получила распространение концепция катафатической («положительной») теологии, согласно которой духовное бытие Бога, обладающего абсолютными качествами, порождает материю, весь природно-человеческии мир. Позитивное бытие Бога противостоит негативному небытию. Марксистская философия (XIX-XX в.в.) отождествляет бытие с материальным миром, и поэтому оно абсолютно, а небытие отдельных предметов имеет лишь относительный характер. Представитель французского экзистенциализма Ж.-П. Сартр (XX в.) рассматривает ничто как иную, производную сторону бытия.
Некоторые философы и философские учения исходят из того, что началом и основой мира служит небытие. Оно абсолютно в отличие от производного, вторичного бытия. Общая формула этой парадигмы такова: «Всё из ничего» («Omnia ex nihilo») в отличие от «Из ничего нечто не возникает» («Exnihilo nihil fit»). Экстремальная точка зрения отрицает существование в мире всякой устойчивой реальности - она известна как философский нигилизм. Примером крайней позиции в рамках этой парадигмы может служить древнегреческий философ-софист Горгий (5-4 в.в. до н. э.), который доказывал, что «ничто из существующего не существует». Представитель индийской школы мадхьями-ков философ Нагарджуна (II в. н.э.) утверждал, что вся Вселенная в конце концов является пустотой («шунья»), и говорил, что «вещи не имеют своего собственного бытия и поэтому не существуют». В средневековой философии сторонники апофатической («отрицательной») теологии, лишая Бога положительных качеств, характеризовали исходную субстанцию негативным образом: божественное бытие фактически обращалось в божественное Ничто. Немецкие мистики Экхарт (XIII-XIV в.в.) и Бёме (XVI-XVII в.в.) довели это понимание до логического конца, отождествив Божество и Ничто. В ХХ-ом веке немецкий экзистенциалист Хайдеггер рассматривает «ничто» в качестве основы человеческого бытия. Необходимо также отметить, что Хайдеггер вслед за немецкими философами Лейбницем (XVII в.) и Шеллингом (XIX в.) называл вопрос «Почему существует бытие, а не ничто?» первым вопросом философии (метафизики).
В отечественной философии А.Н. Чанышев [123, с. 158-166] трактует бытие как небытие небытия. История философии знает и неоднозначное, двойственное решение исходной философской проблемы, когда изначальным признаётся и бытие, и небытие (и нечто, и ничто). Например, древнегреческий философ Демокрит (5-4 в.в. до н.э.) полагал, что мир базируется на двух вечных началах: бытии в форме вещественных атомов и небытии в виде пустого пространства. В древнекитайском учении даосизма (книга «Дао-дэ-цзин») говорится, что «бытие рождается из небытия». Таким образом, история философии отражает различные тенденции и позиции по этой далеко не простой проблеме. Далее нет надобности останавливаться на её презентативности, т.к. наша задача онтологического характера имеет несколько иной ракурс исследования. Мы только сделаем ссылку на д.ф.н. Н.М. Солодухо, который представил проблему «небытия» в философской системе особого негационного созидания. Такая философия небытия, как он считает, не есть философия разрушения и традиционно понимаемого нигилизма. Мы не разделяем такую точку зрения, т.к. считаем принципиально невозможным ретранслировать её в диалектико-логическом соотношении первичности небытия. Безусловно, при формальнологическом анализе, оперирующем понятиями «всё» и «ничто», достигается определённая правомерность такого соотношения, но претензия на конструктивность не идёт далее определения самих понятий.
Может ли бытие служить субстанциальной основой мира? Обратимся к определению субстанции, данному в VIII в. византийским теологом Иоанном Дамаскиным: «Субстанция является вещью самосущей и не нуждается в чём-либо другом для своего существования». Именно так понимается бытийная субстанция целым рядом философов, провозгласивших относительно неё тезис «Causa sui» — «Причина самой себя». В средневековой философии схоластика использует этот принцип для доказательства субстанциального существования Бога. Этот же принцип служит основой пантеистического понимания природного мира у голландского философа Б. Спинозы. Его концепцию следует более детально рассмотреть, т.к. мы считаем, что именно он сыграл огромную, далеко не до конца оценённую роль в развитии теории познания и логики. Он как никто другой высоко поднимался над механистической ограниченностью естествознания своей эпохи. Мы понимаем, что обращение к таким именам как Декарт, Спиноза, Гегель, Маркс сегодня выглядит чем-то архаичным и старомодным. Действительно, как может современный исследователь обобщать данные, полученные экспериментально, на основе спекулятивных изысканий Декарта, Лейбница, Мальбранша и т.д.? Но, однако, оказывается, что многие проблемы, впервые поставленные и решённые этими «старыми» мыслителями, совершенно неожиданно стали чрезвычайно актуальными для естествознания конца XX - начала XXI веков. В. Гейзенберг писал: «Мы должны помнить, что то, что мы наблюдаем, - это не сама природа, а природа, которая выступает в том виде, в каком она выявляется благодаря нашему способу постановки вопросов» (цит. по [18, с. 77]).
Современная разработка проблемы идеального в отечественной науке: исследовательские программы и методы её решения
Проблема идеального в истории философии и психологии представляется весьма сложной и противоречивой, т.к. включает в свою структуру целый комплекс сопутствующих ей фундаментальных исследований и практических задач из других областей знания. Тем не менее, именно на пути развития теории познания и логики эта проблема приобретает особый ракурс в философском осмыслении человеческой психики и мышления.
Домарксистский материализм, отвергая идеалистические представления об идеальном как об особой субстанции, противостоящей материальному миру, рассматривал идеальное как образ, как отражение одного материального тела в другом материальном теле, т.е. как атрибут, функцию, особым образом организованной материи. Это общематериалистическое понимание природы идеального, составляющее существо линии Демокрита-Спинозы-Дидро-Фейербаха, послужило отправной точкой и для марксистского решения проблемы. Правда, необходимо отметить при этом их слабую сторону, которая была связана с неисторическим, антропологически-натуралистическим пониманием природы человека, что в конечном итоге вело к отождествлению идеального с материальными нервно-физиологическими структурами мозга и их отправлениями (Бюхнер, Фогт, Молешотт...). Идеальное по этой причине и не могло быть понято как образ внешнего мира, возникающий в мыслящем теле не в виде результата пассивного созерцания, а как продукт и форма активного преобразования природы трудом поколений, сменяющих друг друга в ходе исторического развития. Поэтому, говорят К. Маркс и Ф. Энгельс, Фейербах остаётся на точке зрения созерцания природы и «никогда не достигает понимания чувственного мира как совокупной, живой чувственной деятельности составляющих его индивидов [89, с. 42].
Когда Маркс определяет идеальное как «материальное, пересаженное в человеческую голову и преобразованное в ней», то он не понимает эту «голову» натуралистически, естественнонаучно. Здесь имеется в виду общественно развитая голова человека, все формы деятельности которой, начиная с форм языка, его словарного запаса, синтаксического строя и кончая логическими категориями, суть продукты и формы общественного развития.
Непосредственно преобразование материального в идеальное состоит в том, что внешний факт выражается в языке - «непосредственной действительности мысли». Но язык сам по себе является лишь формой выражения идеального, будучи его вещественно-предметным бытием. Материальное действительно «переносится» в человеческую голову, как считает Э.В. Ильенков, если оно, «...во-первых, выражено в непосредственно общезначимых формах языка (язык чертежей, схем, моделей и т.д.) и, во-вторых, преобразовано в активную форму деятельности человека с реальным предметом (а не просто в «термин» или «высказывание» как вещественное тело языка). Другими словами, предмет оказывается идеализированным там, где возникает способность активно воссоздать его, опираясь на язык слов и чертежей, способность превращать слово в дело, в вещь» [44, с. 172]. Здесь четко прослеживается связь с воззрениями Б. Спинозы, который адекватные идеи, выражаемые словами сочетал с умением воспроизводить в реальном пространстве заданную словами форму.
Определение идеального по самой своей сути глубоко диалектично. «Это то, чего нет и что вместе с тем есть, что не существует в виде внешней, чувственно воспринимаемой вещи и вместе с тем существует как деятельная способность человека. Это бытие, которое равно небытию, или наличное бытие внешней вещи в фазе её становления в деятельности субъекта, в виде его внутреннего образа, потребности, побуждения и цели» [44, с. 173]. Именно поэтому у Э.В. Ильенкова идеальное бытие вещи и отличается от её реального бытия, как и от тех телесно-вещественных структур мозга и языка, посредством которых оно существует «внутри» субъекта. От структур мозга и языка идеальный образ предмета принципиально отличается тем, что он опредмечен непосредственно не во внешнем веществе природы, а в органическом теле человека и в теле языка как субъективный образ. Идеальное есть, следовательно, субъективное бытие предмета, или его «инобытие», — бытие одного предмета в другом и через другое, как определял это незабвенный Гегель. Это очень хорошо показывает Ильенков на примере теории стоимости Маркса, когда некий третий товар становится эквивалентом для других различных товаров и непосредственно приобретает всеобщую, или общественную, форму эквивалента. Так и возникает возможность и необходимость выражать взаимно-меновое отношение двух товаров через меновую стоимость третьего, причем последний непосредственно в реальный обмен уже не вступает, а служит только общей мерой стоимости реально обмениваемых товаров. У Ильенкова идеальное, как форма человеческой деятельности, и существует только в деятельности, а не в её результатах, т.к. деятельность есть постоянное, длящееся отрицание наличных, чувственно воспринимаемых форм вещей, их изменение, их снятие в новых формах и протекающее по всеобщим закономерностям. А функциональное же существование символа заключается именно в том, что он репрезентирует не самого себя а другого, и выступает средством, орудием выявления сущности других чувственно воспринимаемых вещей, т.е. их всеобщего, общественно-человеческого значения, их роли и функции внутри общественного организма. «Символ, изъятый из реального процесса обмена веществ между общественным человеком и природой, перестает быть символом, телесной оболочкой идеального образа. Из его тела улетучивается «душа», т.к. таковой была именно предметная деятельность общественного человека, осуществляющая обмен веществ между очеловеченной и девственной природой» [44, с. 175].
В 70-х годах прошлого столетия в нашей философской литературе чётко обозначились три основные концепции идеального. В середине 80-х к ним добавилась синтетическая операционная концепция Д.В. Пивоварова, который сделал ряд важных теоретических разработок и уточнений при анализе противоборствующих друг с другом точек зрения. Согласно первой и наиболее традиционной концепции, идеальное есть особый феномен, имеющий отношение исключительно к сфере субъективной реальности социального индивида, а органом идеального является головной мозг общественно развитого человека. Эта концепция имеет давнюю историю, связанную с ожесточенными научными дискуссиями по проблеме психофизического параллелизма в 50-х годах двадцатого века. Диалектическому материализму придавалась особая идеолого-корригирующая функция, которая фиксировала допустимые границы в интерпретации явлений психики, сознания, мышления. В тот период в психологии особое значение придавалось работам Сеченова и Павлова, содержание которых по сути сводилось к тому, что непосредственно данные субъекту идеальные процессы и объективно наблюдаемые нервные процессы, в которых отражается взаимодействие организма и среды, представляют не два ряда процессов, а в основе своей являются одним, и тем же процессом материального отражения мозгом внешних условий существования организма. Сам И.П. Павлов говорил о принципиальной возможности отождествить субъективное с объективным, идеальным, как оно осознается человеком, с объективно наблюдаемыми нервными процессами. Как писал д.ф.н. Ф.Ф. Кальсин «...логические основания и естественно-научные данные говорят о том, что психика и сознание, хотя и являются специфическими свойствами материи, но эта специфичность не идёт так далеко, чтобы эти свойства нельзя было считать особыми формами движения материи» [51, с. 18].
Идеальное как функция субъект-объектных отношений
Исследуя парадоксы нейродинамической концепции, мы пришли к выводу, что один из возможных вариантов поиска верного направления в решении проблемы идеального лежит в плоскости социальной материи. И здесь мы воспользовались богатым, хорошо поставленным и обработанным материалом Д.В. Пивоварова, а именно исследованным и применённым им развернутым планом субъект-объектных отношений, где центральной категорией является операция, а её результатом, в конечном итоге, — проявляющееся системное качество, возникающее в ходе этого взаимодействия. Само по себе это системное качество, по нашему мнению, определяется только субъектом деятельности, т.к. природа абсолютно «безучастна» к качественным характеристикам составляющих её объектов, тем не менее, объект этот отнюдь не элиминируется из этого взаимодействия.
В последнее время большое внимание исследователей привлекает феномен виртуальности, который часто сопрягают с идеальным по причине той же его «неуловимости», в отличие от статичных объектов, как некоторых фиксированных отрезков физического пространства. Прежде чем обсудить адекватность такого сопоставления, обсудим онтологию виртуального существования.
Во второй половине ХХ-го века идея виртуальности возникла сразу в нескольких сферах науки и техники независимо друг от друга: в квантовой физике были открыты так называемые виртуальные частицы, характеризующиеся особым статусом существования в отличие от других элементарных частиц. В компьютерной технике появилось понятие виртуального объекта, например, виртуальная машина, виртуальная память; в психологии были открыты виртуальные состояния человека, и, наконец, был придуман термин «виртуальная реальность» для обозначения особых компьютеров, дающих пользователю интерактивное стереоскопическое изображение. В результате агрессивной рекламной кампании по продвижению виртуальных компьютеров на рынок термин «виртуальная реальность» стал в массовом сознании ассоциироваться именно с компьютерами, породив идею «киберкультуры» и реальное молодёжное движение «киберпанк». В соответствии с одним из мифов киберкультуры термин, словосочетание «виртуальная реальность» придумал в начале 80-х годов Жарон Ланье — создатель первой фирмы, выпускающей бытовые компьютеры.
Как специальный философский и научный термин «виртуальная реальность» (от лат. virtus - доблесть, добродетель, энергия, сила и от позднелат. realis - вещественный, действительный, существующий; греческий аналог virtus - arete) появился в 80-х гг. XX в, когда в постклассической науке понятие объекта исследований было дополнено понятием существования объектов, предполагающим, что наличествует много типов разнородных объектов, принадлежащих одной и той же реальности, как, например, в физике субстанциальное вещество и энергетическое поле принадлежат одной и той же физической реальности. Но идея виртуальности указывает на особый тип взаимоотношений между разнородными объектами, располагая их на разных иерархических уровнях и определяя специфические отношения между ними: порождённое и интерактивности - объекты виртуального уровня порождаются объектами нижележащего уровня, но, несмотря на свой статус порождённых, взаимодействуют с объектами порождающей реальности как онтологически равноправные. Совокупность виртуальных объектов относительно порождающей реальности образует виртуальную реальность. Виртуальные объекты существуют только актуально, только «здесь и теперь», пока в порождающей реальности происходят процессы порождения виртуальных объектов; с окончанием процесса порождения соответствующие виртуальные объекты исчезают [95, с. 152-164].
О виртуальной реальности имеет смысл говорить ещё и потому, что она подчиняется своим «законам природы», в ней своё время и своё пространство, несводимые к законам, времени и пространству порождающей реальности, т.е. «внутренняя природа» виртуальной реальности автономна. Как и в схоластике, в виртуалистике категория виртуальности вводится через противопоставление, с одной стороны, субстанциальности, а с другой - потенциальности: виртуальный объект существует, хотя и не субстанциально, но реально, и в то же время - не потенциально, а актуально. Виртуальность и константность образуют категориальную оппозицию, т.е. виртуальность и константность являются философскими категориями, определимыми относительно друг друга, аналогично такой категориальной оппозиции как форма - содержание. Виртуальная реальность может породить виртуальную реальность следующего уровня, став относительно неё константной реальностью, при этом константная реальность первого уровня может свернуться, став виртуальным объектом новой константной реальности. Онтологически нет ограничений на количество уровней иерархии реальностей, но психологически, т.е. относительно конкретного человека, актуально функционируют только две реальности «-го уровня: одна константная и одна виртуальная. В философской модели человек при этом может положить существование обеих реальностей как предельных, порождая дуализм; может положить существование лишь одной реальности, считая вторую производной от первой, как считает Н.А. Носов. Мы согласны с ним, что идея виртуальности предлагает принципиально новую для европейской культуры парадигму мышления, в которой ухватывается сложность устройства мира, в отличие от идеи ньютонианской простоты, на которой зиждется классическая европейская культура. Но, тем не менее, мы не видим особой разницы в содержании понятий идеального и виртуального. Это два явления одного порядка — идеальных объективированных форм реального мира, так или иначе связанных с субъект-объектными отношениями в ходе развития общественно-исторической практики в целом. В данном случае речь идёт об интегративной функции субъект-объектных отношений.
Критический анализ теории деятельности в философии и психологии
«В истории науки рано или поздно настаёт время,когда она отвлекается от решения бесчисленных частных проблем и возвращается к исследованию первых принципов и основоположений, посредством которых задан занимающий её особый предмет» [76, с. 86]. Как правило, это приводит к радикальному пересмотру устоявшихся первоидей, открытию в существе предмета неизвестного ранее измерения и появлению соответствующей парадигмы исследования этого предмета.
В этом параграфе диссертации мы вновь возвращаемся к вопросу о критериях деятельностного подхода в философии и психологии, который традиционно считался основополагающим в ряде фундаментальных концепций о человеке и обществе. Мы не считаем, что «кризис» в психологии непосред-ственно связан с концепцией деятельности. Любая идея посрамляет себя, как только она выходит за рамки собственной предметности и становится универ сальной, объясняющей всё и вся. Безусловно, начало психики не может быть определено смыслом той или иной отдельной категории, извлечённой из арсенала психологии. Так же как и из арсенала категорий той или иной философской школы. Что собой представляет труд и все иные формы предметной деятельности? Труд и постоянно воссоздаваемая интерсубъективная духовно-практическая культура?
Если труд есть целесообразная и произвольная деятельность, то не вернее ли сказать, как считает Ф.Т. Михайлов, что именно способность наших животных предков к целеполаганию породила человеческий труд? Иными словами, «...если предметная деятельность, каждый акт которой субъективно мотивирован аффективно-смысловой доминантой образа цели, то нам предстоит отве тить на вопрос о доисторической возможности появления в жизнедеятельности наших животных предков произвольного целеполагания, а, следовательно, и самого образа цели во всей его аффективно-смысловой реальности, т.е. именно как психического новообразования. И предположить это, оставив за скобками именно внешние детерминанты (т.е. не способные пока определить искомую сущность), все гипотетические природные условия, заставившие наших животных предков взяться за природные предметы, используя их в качестве прообраза орудий труда, обрабатываемых уже с расчётом на будущее их применение» [92, с. 14]. Действительно, вся суть в этом расчёте, так как он есть мысленное действие или мыследействие, как писал Г.П. Щедровицкий. Мы согласны с тем, что в нашей научной литературе часто приводятся эмпирические приёмы. Как пишет тот же Михайлов, «...этот способ доказательства проще, чем бритва Оккама: росток нового всегда проклёвывается в старом, а его количественный рост приводит к тому, что господствовать начинает новое, всё старое отодвигается на периферию. По логике causa sui мотивация целесообразного и произвольного поведения человека возможна тогда и пос тольку, когда и поскольку она ни имеет иного основания, кроме самой себя» [92, с. 15]. Естественно, что при этом не следует абстрагироваться ни от процессов биологического видообразования, включая сюда генетические меха низмы наследования, ни от видоспецифической наследственной субъективной мотивации так называемого ситуативного поведения. И вместе с тем необходимо признать, что действительно никакие адаптивные их усложнения «совершенствования» не способны наследуемые видоспецифические особенности непроизвольного поведения сделать произвольными, т.к. мотивация произвольного поведения нацело отрицает возможность своего наследования.
Именно такая постановка вопроса о предметности человеческой психики исключает возможность возврате к картезианскому противопоставлению души телу. И именно оно является камнем преткновения в большинстве психологических концепций, полемизирующих с так называемым деятельностным подхо дом в психологии.
Конечно, в данном случае мы учитываем то, что без дихотомии реальности на «объект» и «субъект» невозможно выявить аффективно-смысловую состав ляющую. Понимание терминов «первая природа» и порождаемая человеком «вторая природа» заведомо облекаются в кавычки. Таким же образом субъект объектные отношения рассматриваются в контексте их процессуальное, где деятельностный подход хорошо объясняет в объёме уже существующих куль турно-исторических интенций причинно-следственную взаимосвязь социаль ного и биологического в онтогенезе психики человека. Вне данного контекста проблема остаётся достаточно абстрактной, т.к. реальное отношение к природе определяется средствами и способами, находящимися в самой природе.
У Спинозы единым основанием существования всех бесконечных своих атрибутов и модусов была единая субстанция - себя творящая Природа. Среди её атрибутов - телесность и мышление. Но его единая субстанция не пассивно несёт их в себе, как несла бы их natura naturata (природа сотворенная), а порождает собою как natura naturans (природа творящая), поэтому она же для него — Бог.
По сути дела, как мы считаем, Л.С. Выготский (так же, как и С.Л. Рубинштейн) поставил заново общую проблему Декарта и Спинозы — проблему порождающего отношения. Здесь нет надобности ставить акценты на логико-методологические следствия, вытекающие при эмпиристском типе мышления из аксиомы Декарта. А именно: дуализм, или, что то же самое, психофизический параллелизм. «Её ценность в ином — в точном определении принципиальной невозможности определить психическое через пространственно-временное отнесение к телесной субстанции» [92, с. 16]. Это отношение в любой модификации не может быть порождающим психику человека. Уже тем самым истинная её ценность - в точном определении изначальной ограниченности и бесплодности любых попыток редукции психики и всех её феноменов к взаимодействию души с телесными процессами как вне телесности организма, так и в нём самом. Но сейчас важно и другое следствие: основание психического, как пишет Ф.Т.Михайлов, «...следует искать не в тех отношениях, которыми определяется телесность бытия, а в каком-то ином и именно её порождающем отношении» [92, с. 20]. В общем-то эту идею и развил Спиноза в своей «Этике». И назвал это отношение точно: мышлением — атрибутом единой субстанции, атрибутом Природы.
И тем не менее, как мы считаем, нет ни одной психологической концепции или школы, которая самой логикой полагания предмета психологии подошла бы столь же близко к логике causa sui, как концепция предметной деятельности человека. Именно в ней проявляется философская идея продуктивного тождества начал понятия субъективное и объективное. В большинстве же других, как это в своё время показал Л.С. Выготский, сохраняется картезианское противопоставление души и тела, мнимо преодолеваемое метафизическими рассуждениями о нейтральных посредниках между ними.
