Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Методологические основы теории открытого общества и демократии 13
1. Понятия закрытого и открытого типов общества: общее и особенное 13
2. Нормативные понятия в политических процессах 37
3. Открытость как политический идеал и критерий формирования и функционирования социальных институтов 44
Глава 2. Институционализация политической и социальной открытости 66
1. "Социальная инженерия": типы, формы, методы 66
2. "Частичная" социальная инженерия и модели политического развития 98
3. Сравнительный анализ процессов формирования политических институтов (на материале Тульской области) 116
Заключение 139
Примечания 144
Список источников и литературы 157
- Понятия закрытого и открытого типов общества: общее и особенное
- Открытость как политический идеал и критерий формирования и функционирования социальных институтов
- "Социальная инженерия": типы, формы, методы
- Сравнительный анализ процессов формирования политических институтов (на материале Тульской области)
Понятия закрытого и открытого типов общества: общее и особенное
Понятия открытого и закрытого общества принадлежат к числу самых многозначных и неясно-определенных в отечественном политическом дискурсе, что и понятно: в период господства официального марксизма-ленинизма они привлекали сравнительно малое, да и то исключительно враждебное внимание специалистов по идеологии. Ими понятие открытого общества было осмысленно как преднамеренная идеологическая фальш. В обыденную же речь эти термины проникли в самом простом семантическом значении, том, которое уже другая (но иногда более притягательная) американская идеология и массовая пропаганда в 60-70-х годах им придавала. В постсоветский же период на поверхности дискурса оказались сразу несколько возможных значений: к двум уже указанным присоединились те, что имел в виду К.Р. Поппер (были опубликованы его книги) и Дж. Сорос - финансист и меценат, политический теоретик, по-своему развивавший взгляды К.Р. Поппера.
Тот факт, что Дж. Сорос финансировал щедрый фонд, популяризировавший эти идеи, вызвал сразу две реакции - появление большого числа работ, вдохновленных именно соросовским пониманием, с одной стороны, а с другой - стремление вытолкнуть чуждый отечественной философии и истории концепт вовсе из пределов науки, поскольку его присутствие, как многим кажется, означает зависимость отечественного сознания от западной "интеллектуальной" моды. Поддерживающие же теорию открытого общества отечественные авторы этим направлением сравниваются со средневековыми юродивыми - "поставщиками специфических интеллигибельных продук-тов", дающих возможность поиграть в либеральное западничество, мода на которое у нас никогда не пройдет. Между прочим, именно авторы этого, кри-тичного по отношению к теории открытого общества направления, создали наиболее глубокие и ценные работы, где были предприняты и попытки проанализировать значение и проследить историю этих понятий. М.В. Ильин предпринял такую попытку в книге "Слова и смыслы", а до этого в специальной небольшой монографии, посвященной изменению смысла этих понятий в истории. М.В. Ильин - автор ряда фундаментальных работ, посвященных употреблению слов в политическом дискурсе. Само это начинание очень ценно, а упомянутая монография демонстрирует разносторонность подходов к истории терминов, стремление проследить их во всех нюансах. Но именно подход к определению интересующих нас понятий страдает явным методологическим изъяном. М.В. Ильин начинает с поиска истоков открытого общества в истории и сразу связывает его с появлением и развитием экзога-мии (опираясь на взгляды советского историка первобытного общества A.M. Золотарева). Открытость появляется с заменой закрытого стада на более сложное и делящееся на две фратрии племя, которое уже несет черты открытости. Затем противопоставление открытого общества и закрытого прослеживается у Гомера ("град мира" и "град войны"), у Феопомпа, у Платона (противопоставление Атлантиды и Афин), у стоиков (полис и космополис), в римской истории (республика - империя).
Все эти наблюдения настолько интересны и убедительны, что не сразу бросается в глаза главное: понятия оказываются уже определенными заранее, до попытки выявить их значение и смысл у авторов, которые ввели их в науку. Причем это заранее данное и неявно присутствующее определение опирается только, не считая рассуждений С. Грофа об опыте рождения, на, так сказать, языковую интуицию и на то употребление, которое слова "открытое" и "закрытое" имеют в обыденном языке. Еще очевиднее этот промах становится, когда понятия, пропагандировавшиеся К.Р. Поппером, сравниваются с когда-то введенным Л. фон Берталанфи различением открытых и закрытых систем. Наличие одного и того же слова вовсе не предполагает одного и того же понятия. Конечно, сами понятия даже нужно сопоставлять, но придется предположить, что один автор преследовал цели социальной и политической науки, другой же разрабатывал общую теорию систем. К тому же вовсе не из чего не следует, что Берталанфи пользовался научным термином, а Поппер изобрел метафору, как считает М.В.Ильин.
По крайней мере М.В.Ильин не упрощает дела и не приписывает поп-перовским терминам простого значения для обмена информацией или просто для всякого обмена, как это делают многие авторы, например, Т. Панфилова, хотя собственно определение понятия она, видимо, не ставила своей главной задачей. В статье "Идет ли Россия к открытому обществу?" она сравнивает общество с домом, который может быть открыт в смысле гостеприимства и может быть открыт в смысле незапертых дверей. Так еще проще, но в сущности это тот же самый прием определения. Он еще может быть оправдан, когда М.В. Ильин рассуждает о демократии. Он начинает с тех времен, когда самого слова еще не было - с родовой демократии. Слово же появилось много позже - в эпоху греческой полисной цивилизации. Но, учитывая, что полис был также общиной своеобразной формы, эта неточность в поисках смысла слов "демократия" несущественна. Сам К.Р. Поппер всегда справедливо критиковал такой подход к творчеству какого-то исследователя, когда его сначала объясняют, с социальной, психологической или иной точки зрения, а потом уже разбирают (или не разбирают) его содержание по существу. В таком варианте редукционизма видно грубое неуважение в философу, о котором пишешь.
Понятия же "открытое" и "закрытое" общества, как известно, впервые появляются у А. Бергсона, затем о них много писал К.Р. Поппер, не отрицавший бергсоновское авторство. Так и в поисках их смысла и значения надо, наверное, все-таки отталкиваться от понимания этих авторов, которые оба писали в XX веке.
Итак, сначала разберем бергсоновскую трактовку. Бергсоновскую теорию открытого общества называют обычно "элитарной". И теорию, и связанную с ней терминологию (я имею в виду оппозицию "открытое" общество -"закрытое") А. Бергсон предложил в своей работе "Два источника морали и религии". По мнению А. Бергсона, возможны два типа человеческих общностей, по-разному реагирующих на мир людей, находящихся вне общности открытого и закрытого общества. Закрытое общество основано на закрытой морали, санкционированной статической религией. Это общество, так сказать, изначальное, ярким образцом его является примитивное, первобытное общество. Оно неподвижное, в нем всего важнее социальные связи; ближайшим аналогом являются замкнутые общества пчел и муравьев, имеющие совершенно инстинктивную основу. Все, находящиеся вне общества рассматриваются как враги, мораль является простым выражением тесных социальных связей, примитивная религия освящает это.
"Открытое общество" основано на движении вперед, динамической морали и религии, оно возникает в результате действия импульса, ломающего старые общественные формы и представляющего собой интуитивный поиск нового (бергсоновский "жизненный порыв"), пронизанный с содержательной стороны "любовью". Подобный порыв "устремлен к человечеству в целом"; "Любовь - сущность творческого порыва", - говорит А. Бергсон. Открытое общество есть этико-религиозная солидарность всех людей, оно возникает на более поздних ступенях истории, для него характерны евангельская мораль и такая высокая религия, как христианство.
Бергсоновское учение о разных типах общества возникло как развитие его теории о разных источниках человеческого познания. Членистоногие и животные развивались дивергентными путями. В конце развития членистоногих - основывающееся на рефлексе общество муравьев и пчел. Человеческое общество тоже может строиться аналогичным образом, и тогда возникает похожее на социальную машину, замкнутое, враждебное к чужакам, орга-низованное на инстинкте общество. Открытое же общество возникает как выражение чисто человеческой интуиции, утверждающей человеческое достоинство, равенство и любовь и уже не ищущей враждебности к другому. Для Бергсона смысл истории - замена закрытого общества открытым, ибо история есть "машина для делания Богов". Это происходит постепенно, как результат деятельности великих людей, которые созидают новую мораль, разрывают замкнутый круг морали и религии закрытого общества. Такие великие есть настоящие творцы истории, послушные мистическому влечению. Мистицизм есть, таким образом, вопреки общему представлению, не пассивное общение избранных душ с профанами, до которых они, в лучшем случае, нисходят (даже платоновские "стражи" в сущности таковы), а активное творческое начало (Жанна д7 Арк или Св. Павел, но прежде всего Христос и Сократ).31
Открытость как политический идеал и критерий формирования и функционирования социальных институтов
После этого экскурса в историю представлений об идеале вернемся к философии Поппера и Бергсона и к тому, как они обосновывают ориентацию людей на открытый или закрытый тип общества, на демократию или тоталитарную политическую систему. Напомним, что Поппер особенно настаивает на том, что сам характер мышления того или иного философа предопределяет демократические или антидемократические ориентации. Следует отметить, что Поппер, которого в нашей отечественной философии долго рассматривали как позитивиста, в действительности был в большей степени кантианцем. Прежде всего, он был рационалистом в кантовском смысле.115
В рационализме Поппера содержится некий аналог декартовскому или кантовскому априоризму, связанный с тем фактом, что Поппер отрицал индукцию как метод научного познания. Индуктивизм отвергается на следующих основаниях: 1) он ведет к регрессу в бесконечность в процессе познания, поскольку требуются индуктивные обоснования принципов индуктивного познания, те, в свою очередь, требуют индуктивного обоснования принципов еще более высокого порядка и т.д.;116 2) наблюдение повторений, необходимое для индукции, всегда диктуется субъективным интересом; 3) мы не можем перейти от суждений об одиночных фактах к суждениям универсального характера, а только к индивидуальным понятиям.118 Поскольку это так, то знание не имеет, так сказать, отправного пункта, оно может быть почерпнуто откуда угодно: "Когда наука начинается, мы уже имеем в нашем распоряжении широкий набор концепций, воплощенных в обыденном языке, и огромное количество опытных данных. 1 Поскольку индукция не является источником научного знания, для Поппера естественным оказывается предположить существование априорных форм организации нашего опыта и познания, так как это делал Кант.
В "Предложениях и опровержениях" К.Р. Поппер пишет: "Когда Кант говорит, что наш разум не выводит свои законы из природы, а налагает их на природу, он прав. Но, полагая, что эти законы необходимо истинны или, что мы всегда добиваемся успеха, налагая их на природу, он ошибался".120 Врожденных идей, конечно, по Попперу, нет, но есть врожденные реакции, ответы, ожидания. Они и образуют врожденное "знание". "Это "знание" не является, однако, верным a priori; врожденные ожидания независимо от их силы и специфики могут оказаться ошибочными". Тем не менее - это и психологически и генетически - априорное знание. 99 % знаний всех живых организмов является врожденным и инкорпорированным в их биохимическую конституцию, - уверяет К.Р. Поппер в работе "Мир предрасположенностей" (A World of Propensities ). Рождаемая этим обстоятельством вера в регулярности приводит к ненаучным, метафизическим предположениям, которые, однако, постепенно в результате критической работы ученых превращаются либо в научные положения, либо отвергаются.
Вторая кантианская проблема Поппера - проблема демаркации,- то есть "проблема нахождения критерия научного эмпирического знания, в отличие от логического, математического или метафизических систем". Для Канта отличие науки и метафизики имело очень большое значение. Невозможно ошибиться, предположив, что и для К.Р. Поппера - это центральная проблема; спецификация научного знания здесь - самое важное. Критерий научности теории для Поппера - такая ее формулировка, которая допускает возможность ее фальсифицирования. Допускался как "догматический" вариант теории фальсификационизма (в ранние годы), который предполагал, что теорию можно отвергнуть на основе одного опровергающего факта, так и "уточненный" вариант (с 50-х годов), который требует сильных и неодно-значных фальсифицирующих фактов.
Рост и накопление научных знаний описывались у Поппера следующей схемой: Р1 - ТТ - ЕЕ — Р2 (где, Р1 - первая проблемная ситуация, ТТ entative theory, то есть пробная теория, ЕЕ - error elimination, устранение ошибок, Р2 - новая проблемная ситуация). Новое знание, таким образом, оказывается результатом отбора теорий в ходе проверки и опровержения, что несколько напоминает дарвиновскую методологию.124
Эти положения критического рационализма очень похожи на кантианство, и близость К.Р. Поппера Канту иногда отмечалась даже в советской науке, где принято было трактовать критический рационализм как разновид 19 ность позитивизма. Восстановление приемлемых для современной философии науки элементов кантианства - несомненная заслуга К. Поппера. Однако, кантианство К.Р. Поппера, как мы видим, существенно отличается от кантианства Канта. Хотя и тот и другой отрицательно относятся к метафизике и вместе с тем признают ее неизбежность, для Поппера она — скорее собрание донаучных представлений, с которыми просто приходится временно мириться; для Канта - совокупность необходимых и играющих важную позитивную роль (и, конечно, в принципе неустранимых) регулятивных идей. У Канта даже важнейшей задачей его трансцендентальной метафизики является ответ на вопрос "Как возможна метафизика?", которая, таким образом, оказывается чем-то положительным. Это различие, будет видно далее, сказывается на мировоззренческих идеях Канта и Поппера.
Априоризм, играющий такую значительную роль в системах взглядов Канта и Поппера, не обязательно должен стоять на ногах рационализма. Априорные элементы в философских системах может поставлять и интуитивизм, и они могут носить и иррациональный характер. Кант, в сущности, и сам в неявной форме иррационалистически обосновывает свое представление об идеале. Мы вполне отдем себе отчет в том, что это предположение звучит и неожиданно применительно к Канту, и крайне самонадеянно с нашей стороны. Но вот уже упомянутое рассуждение Канта об идеале воображения из "Основ метафизики нравственности": "Поскольку все элементы, составляющие понятие счастья эмпирические, то понятие счастья оказывается неопределенным; человек, будучи существом конечным, составить себе представление о счастье таким образом не может. Чтобы по какому-либо принципу определить с полной достоверностью, что сделает человека подлинно счастливым, потребовалось бы всеведение. Невозможен никакой императив, ибо счастье есть идеал не разума, а воображения. Этот идеал покоится только на эмпирических основаниях.. .".126
Такой последовательный рационалист и смелый аналитик, как Кант, отказывается определить императив счастья на том основании, что трудно анализировать его сложную эмпирическую основу? А может быть, скорее, потому, что счастье представляет собой интуитивно полученный образ, а не рациональное понятие; конкретные же компоненты счастья только существуют на фоне этого образа, но никак его не исчерпывают понятийно (и не могут). Определяя в "Критике практического разума" идеал святости как совершеннейшую и безграничную любовь к Богу и ко всем существам, Кант тут же говорит о недостижимости этого в реальной жизни и, видимо, вследствие выхода понятия за пределы рационального, утверждает, что идеал святости есть "прообраз" (то есть прибегает к собственно платоновскому языку.
Напомним, что платоновский eidos - буквально "образ", "вид"). Само присутствие образа вместо понятия указывает на фактически интуитивную природу кантовских "идеалов". Там же, где Кант стремится остаться в пределах строгого рационалистического мышления, хотя и мысля априористически, например, определяя "категорический императив", философ обедняет реальное содержание (в данном случае - содержание этики вообще). Собственно, это и является причиной упреков А. Швейцера И. Канту в том, что кантовский долг бессодержателен, "остается пустым понятием". Да и что иное могло дать кантовское стремление создать автономную этику, то есть такую этическую систему, которая сама отказывается от осмысления собственной основы. Категорический императив Канта является разумным понятием a priori, в его основе - добрая воля, не выводимая ни из какого "особого свойства человеческой природы". Фактически у Канта это понятие есть нечто интуитивное. Она, эта воля, правда, имеет ноуменальный характер, но для нас важно, что подобно муровской этике или бергсоновской интуиции, она действует как бы за плечами рассудка. Так мы опять сталкиваемся с важной попперовской идеей отрицания эссенциализма и тесно связанной с ним философской интуиции.
"Социальная инженерия": типы, формы, методы
Многочисленные философские экскурсы в проблемы научной эпистемологии, в историю философии, логику оценок и норм для Поппера важны не столько сами по себе, сколько для обоснования того, что является важнейшей характеристикой открытого общества
С точки зрения своего функционирования, оно является постоянным практикованием "частичной социальной инженерии". Термин "социальная инженерия", как поясняет сам Поппер, был введён в научный обиход Р.Паундом ещё в 1922-ом году в работе "Введение в философию права" . Б. Мейджи, впрочем, рассказывал Попперу, что ещё раньше его использовали Си Б.Веббы (в том и в другом случае для обозначения постепенных социальных преобразований). Затем эта идея была забыта до 60-х годов, когда в работах социолога А.Голднера опять была воскрешена. В России же сам термин, оказывается, был известен с 1917-го года, но у нас теория социальной инженерии в советские времена естественно исчезла. Теперь же отечественными социологами идея стала разрабатываться, и ей посвящают книги, статьи и научные конференции164. На Западе Поппер стал одним из наиболее активно продвигавших идею частичной социальной инженерии"; и, по утверждению Ю.Бокарева, именно со второго издания "Открытого общества" (то есть с 50-х годов) эта идея привлекла к себе внимание правящих кругов США. Теперь она открыто исповедуется "Белым домом". Политолог Ю.Бокарев даже приводит цифру количества социальных инженеров в мире -500 человек, которые в основном работают в Рэнд корпорейшен165.
Итак, социальная инженерия у Поппера - одно из наиболее часто используемых понятий как в "Открытом обществе", так и в "Нищете историцизма". Упреждая подробный разбор темы, мы хотим сформулировать основные мысли, которые попытаемся обосновать.
Частичная социальная инженерия как модель социального действия является основой существования открытого общества и альтернативой насильственным революционным методам общественных изменений. Хотя нельзя сказать с уверенностью, что революционные эксцессы исключаются ею полностью, но существует сама принципиальная возможность изменять даже фундаментальные общественные условия с её помощью. Осознание самой принципиальной возможности избежать революций есть результат реабилитации некоторой формы психологизма или антропологизма в объяснении социальных явлений. Следует отметить, что мы не ставили своей целью выяснять специально причины эволюции убеждений людей. Хотя само понятие открытого общества и предусматривает только институциональную гибкость форм общества, но либеральная общественная атмосфера и обеспечение свободы информации и заинтересованного рационального общественного дискурса по социальным и политическим проблемам способно усовершенствовать открытые политические системы. Частичная социальная инженерия вполне может быть направлена не только на достижение целей минимизации несчастий человечества, но и на достижение абсолютного идеала человеческой гармонии и счастья как регулятивной идеи. Идеи Поппера могут вполне быть не ветхим оружием времён "холодной войны", а одним из компонентов выработки новой идеологии посткоммунистической левой.
Частичная социальная инженерия есть метод развития общественных институтов, в том числе и политических, а потому сначала кратко и предварительно охарактеризуем состояние политических институтов в нашей стране, чтобы потом обсудить механизм социальной инженерии, столь важной, как мы верим для России, и степень её применимости у нас.
Перед нашим, российским обществом сейчас остро стоит необходимость развивать институты. Советское общество, безусловно, имело свою сложную систему политических институтов, но теперь нам надо создавать новую сиетему, которая не была бы похожа на советскую. Это диктуется изменениями социальных, экономических и социально-психологических реалий общественной жизни. К сожалению, приходится признать, что структура политических институтов в том виде, в котором она существует в европейских демократических странах, у нас почти не развита, есть лишь предпосылки к её развитию.
Различные авторы отмечают многочисленные недостатки возникающих политических институтов. Так, партии у нас - всего лишь "костыли режимной системы", с чрезвычайно низким уровнем общественного доверия к ним. Лишь один процент россиян полностью доверяет партиям, да и вся существующая политическая система устраивает всего лишь 2% респондентов социологических опросов.166 Новая партия "Единство" - ремэйк (английское слово, означающее буквально "переделка") КПСС в посткоммунистическом контексте. Многопартийность в стране, (уже в 1995г. было около 80 федеральных партий) - совершенно мнимая, поскольку все партии всего лишь отражают различные существующие группировки элиты в борьбе за власть. Насколько мы понимаем, все до сих пор существовавшие сценарии эволюции нашей многопартийности оказались не состоятельны именно по той причине, что исходили из того, что эта многопартийность реальная.167
Роль реального партнёра государства на политической сцене играют различные мощные финансово-олигархические группы. Этот политический институт (группы интересов) тоже несовершенен, поскольку отражает не общенациональные интересы, а только свои собственные, узко корпоративные. Да государство, похоже, и поощряет групповщину и эгоизм. Лоббизм как юридический институт не существует, совершенно естественно, что группы интересов и не стремятся его оформить, поскольку есть возможность защищать себя, не прибегая к законодательно оформленным процедурам. К профсоюзам власти не особенно прислушиваются. Так что, только в издёвку можно отметить как положительный момент сам факт существования всех необходимых институтов: Конституционного Суда, Президента, Парламента из двух палат, партий, групп интересов.168
Прекрасную характеристику нашей системы политических институтов дал такой известный автор, как К.Холодковский.169 На словах у нас демократическое государство, на деле - олигархическое и кланово-корпоративное; на словах государство - правовое, а на деле - коррумпированное; на словах церковь отделена от государства, в действительности, православие имеет привилегии.
И с тех пор (1998 г.), заметим от себя, мало что изменилось. За это, считает Холодковский, ответственны два фактора: 1) быстро формирующиеся элитарные группы по корпоративно-отраслевому и территориальному признакам; 2) аморфное, атомизированное общество с преобладанием потребительских интересов. Последнее обстоятельство объясняет тот факт, что быстро кристаллизирующиеся верхи (после краха советской системы) получают солидную фору перед народом. Гражданское общество не развито и элитные группы используют патрон-клиентные отношения с массой населения, Мощные группы олигархов как бы приватизировали отдельные звенья государственного организма ("Газпром", нефтяные экспортёры), а само государство управляет населением с помощью "денежного тоталитаризма".170
Тем не менее, наше общество формально с институциональной стороны устроено как открытое, но оно нуждается в развитии, и сами институты в том числе. Так встаёт и теоретический и практический вопрос о социальной инженерии (в попперовском смысле), о методах развития, да и о направлении. Общественное сознание стремится к социальной справедливости, а картина здесь безрадостна. Не развиты институты социальной защиты, нет у нас ни социально-ответственного рынка, ни социальной демократии, ни социального государства. А в России это по ее традициям необходимо и без этого дальнейшее развитие страны просто невозможно.
Сравнительный анализ процессов формирования политических институтов (на материале Тульской области)
Как обстоит дело с идеями Бергсона, Поппера и Сороса в России сейчас?
Попытки освоить новое понятие в политической жизни и ввести его в политический дискурс не с целью критики стали предприниматься где-то с начала 90-х годов и вначале рецепция зачастую была очень простая. Характерна статья господина Михаила Молоствова, между прочим, депутата Государственной Думы от "Выбора России", Статья называлась "Читая Карла 9 ПА Поппера. Феномен и сущность." По многословию и малой информативности, эти заметки могут поспорить с худшими образцами перестроечной и постперестроечной публицистики. М.Молоствову представляется, что вожделенное открытое общество должно предполагать "минимальную собственность" (для кого и какую?), а также "прозрачность" отношений между людьми (что бы это могло значить?). Эмоциональная статья вся пронизана предчувствием неминучих страшных бед для молодой российской демократии (дело было после позорных для "демократов" выборов в первую Думу), кругом все мерещились фашисты (это жириновцы-то опереточные - фашисты?!) и все партии с приставкой "соц." в названии тоже были фашисты. Но эта статья, собственно, курьез, почти единственный в своем роде.
Отечественная политология в целом продемонстрировала довольно серьезный подход к делу (а идея обсуждалась и на страницах учебных изданий и в специальных публикациях). Почти все авторы, касаясь сложных проблем модернизации нашего общества, отмечают, что они заставили как максимально ясно осознать требования, предъявляемые к современной открытости (связь с цивилизованным подходом и устойчивым развитием), так и ясно представить себе, что такое открытость в принципе. Отечественная наука максимально точно подошла к пониманию открытого общества как саморазвивающейся системы, считая, что переход к нему "предполагает развитую методологию самореформирования" при обязательном участии активной и сознательной части общества." Современное открытое общество понимается как "целостная социально-политическая система, ищущая наилучшие варианты общественного развития" с помощью разных социальных механизмов, разных демократических технологий. Последнее предполагает самый широкий либерализм и неотъемлемую от него свободу дискуссий, что все является условиями для частичной социальной инженерии.275
В русле размышлений об опасности понимания открытости как открытости для всякой информации и либерализма без границ лежат и размышления Т. Панфиловой о том, открытость какого рода мы строим - не открытость ли дома с распахнутыми дверями, даже платоновский "котлован". Здесь впору вспомнить мудрые предостережения Ж.К. Медеуова о том, что социальная инженерия несет в себе необходимым образом и либеральные и консервативные компоненты. Именно осознания последних в нашем обществе явно и не хватает.
Огромную роль в том распространении идей открытого общества в России, что они в конце концов получили, сыграла деятельность Дж. Сороса, американского миллионера и мецената, ученика К.Р. Поппера по Лондонской школе экономики. Он создал фонд для пропаганды идей Поппера и претворения их в социальную действительность. Этот фонд начал действовать сначала в Южной Африке и был нацелен на размягчение системы апартеида, но она оказалась "всепроникающей" и Сорос потерпел неудачу. Затем отделения фонда возникли в Китае, Венгрии, Чехии, СССР и т.д. Как теоретик, Сорос существенно модернизировал взгляды Поппера. Из имеющихся на русском языке его книг, две специально посвящены открытому обществу. Сорос считает, что развитие всех обществ подчинено "закону саморефлексивности" (то есть взаимодействию с обратной связью социальноой реальности и ее осмысления), и напоминает финансовый цикл из трех фаз: нарастание (бум), пик финансовой активности, спад. Состояние спада закрытые общества переживают тяжело (по-русски-"смута") и погибают, не будучи соответствующими времени сложными самоорганизующимися системами. Однако, они не превращаются в открытые общества, а распадаются на мелкие уродливые закрытые общества. Нужна помощь извне других открытых обществ (З.Европы, США), чтобы превратить их в открытые. Причем ни рынок, ни старый социал-дарвинистский подход, ни основанные на геополитике старые международные эгоистические отношения не помогут. Сорос - ярко выраженный противник неорганизованного рынка, а после неудачи его предложений о новом плане Маршалла для стран бывшего СССР, выступил с критикой американского эгоизма и индивидуалистического капитализма. Он призвал отказаться от попперовских представлений об абстрактном обществе и индивидуализме, как основе открытости, а открытое общество стал понимать, прежде всего, как режим либерализма.
На наш взгляд, налицо размывание специфики концепта. Первым В.Л. Цымбурский откликнулся на эти новые соросовские идеи.278 Между прочим, они показались ему более здравыми,чем нашумевшие тогда же идеи Фр.Фукуямы о конце истории, хотя Цымбурский отметил и еще одно отличие соросовской теории от попперовской. Открытость (под влиянием Приго-жина) понимается Соросом прежде всего как открытость в смысле экспансии279, в силу которой общество оказывается более устойчивым в критических точках истории. Экспансия требует идеологического "священного проекта" (ранее бывшего характерной чертой закрытых обществ). Но в целом отношение к теории открытого общества у В.Л.Цымбурского и, видимо, особенно у часто писавшего вместе с ним М.В.Ильина оказалось весьма негативным.
М.В.Ильину и В.Л.Цымбурскому принадлежит ряд работ (глав, статей) и даже небольшая, но очень основательная монография о теории открытого общества (включая версии и А.Бергсона и А.Тойнби и Дж.Сороса).280 Хотя авторы и отмечают у Поппера частичную заслугу - некий вклад в борьбу с фашистской идеологией, а также такую рационализацию понятия, которая дала возможность социологу С.Липсету создать рабочий научный концепт социологии, в целом для них понятия "открытого и закрытого обществ" остались идеологией, (которую Запад сейчас уже постепенно заменяет гораздо более враждебными нам и менее гуманными идеологиями) и метафорой, содержащей пучок малосвязных смыслов, соединенных лишь омонимией слов. С таким подходом мы не соглашались и пытались оспаривать его уже в 1-ой главе этой работы. Встает вопрос: почему наиболее содержательные, тща-тельно сделанные и научно-глубокие работы, выходящие в нашей стране оказываются критическими по отношению к теории открытого общества?
Думается это связано с нашей историей: к попперовским понятиям более всего обращались те люди, кто больше всего вреда нанес нашему обществу. Среди них есть имена М.Горбачева, Б.Ельцина или А.Яковлева, но они также мало бросают тени на Поппера и Бергсона, как эсесовские интеллектуалы на Платона, которого они читали. Не надо забывать, что и сам Поппер в интервью итальянской газете Коррьере делла Сера сразу после развала СССР (28 августа 1991г.) заявил, что Горбачев не имел ни идей, ни проектов, а Ельцин-"человек, одержимый собственным ego".282 Не следует вместе с грязной водой отжившей идеологии выбрасывать и ребенка, ведь, в конце концов, следует же признать окаменелый, "закрытый", по Попперу, характер советского общества и задаться вопросом о его причине.
Наряду с критическим, есть и апологетическое, так сказать, направление в разработке темы открытого общества. Так, несколько работ по интересующей нас теме написал Марк Владимирович Рац - заместитель директора Института стратегических оценок. В характеристике открытого общества М.В.Рац следует (К.Р.Попперу, Дж.Соросу и М.Ноттурно, и в соответствии с двумя последними всячески выпячивает его либеральные характеристики, а про институциональные (о чем все время говорил Поппер) забывает. В его работах содержится противопоставление двух возможных способов движения в будущее: дороги (когда заранее определена цель) и пути (когда предопределенности нет). С учетом того, что мы говорили о нормативной цели движения как регулятивном принципе (в практической философии он естественно обретает черты конститутивности), это противопоставление просто снимается. М.В.Рац приветствует социал-демократическую политику, но насколько серьезно он относится к слову "социал", остается неясным. К сожалению, М.В.Рац слишком расхваливает внешнюю политику стран НАТО, в том числе войну в Заливе, в Боснии (Сорос не стал этого делать), осуждает Россию за Чечню и за русскую угрозу... в Варшаве, Будапеште и Прибалтике. В то же время, считать все, что делает наши будто-бы "демократические" власти, соответствующим идее открытого общества - большое заблуж-дение. Поэтому напрасно К.А.Зуев одобряет "шоковую терапию" Гайдара, одновременно и расхваливая попперовскую теорию и дерзая пересматривать ее. Социальная инженерия должна быть основой минимизации социального зла, а не наоборот.
