Процессы чеченского этнонационального самоопределения (Государственно-правовая институционализация) Нечепуренко Павел Яковлевич

Содержание к диссертации

Введение

ГЛАВА 1. Чеченская этнонациональная государственность: институциональный политико-правовой анализ 14

1 Политико-правовой менталитет чеченского этноса 14

2 Чеченская община как субъект этнополитического процесса: структурно- функциональный подход 33

3 Юридический плюрализм как нормативно-правовая основа этнополитических процессов в Чечне 52

ГЛАВА 2. Основные политико-правовые проекты национально- государственного самоопределения чеченского этноса 70

1 Теократический проект огосударствления вайнахов имаматская политико-правовая интеграция 70

2 Конфликтологический сценарий постсоветской суверенизации Чечни. 83

3 Евразийский государственно-правовой проект чеченского этнонационального самоопределения 103

ЗАКЛЮЧЕНИЕ... ...117

ПРИЛОЖЕНИЯ.. ...124

ЛИТЕРАТУРА ...126

• Политико-правовой менталитет чеченского этноса
• Юридический плюрализм как нормативно-правовая основа этнополитических процессов в Чечне
• Теократический проект огосударствления вайнахов имаматская политико-правовая интеграция

Введение к работе

Актуальность темы исследования. Государственно-правовое регулирование конфликтогенных процессов этнонационального самоопределения, протекающих в ряде республик Северного Кавказа, и в первую очередь в Чечне, является одной из наиболее сложных проблем для отечественной политико-правовой науки на современном этапе.

"Сегодня идею "актуальности"... взаимоотношений России с Кавказом и другими государствами по поводу Кавказа не нужно декларировать или "спускать сверху" директивным путем. Она материализуется на наших глазах... Это происходит в Чечне и "вокруг" нее - в узком и самом широком, международном смысле этого слова.. ."1 .

Императив сохранения России как единого и неделимого государства, необходимость обеспечения мирного сосуществования гетерономных этнокультурных ансамблей на Кавказе и прекращения кровопролитной войны в Чечне, во многом вызванной несовместимостью с новым российским законодательством конкретных форм этнонационального самоопределения чеченцев, требуют, в первую очередь, глубокой научно-исследовательской проработки проблемы. Необходимо не просто описать различные аспекты происходящего, но и связать их в единую непротиворечивую картину общей методологической базой, что позволило бы на этой основе выработать концептуальную и долгосрочную политику федерального центра на Северном Кавказе. Ядром такой политики должна стать оригинальная политико-правовая модель, которая была бы предложена чеченскому народу в качестве возможной формулы этнонационального самоопределения с учетом не только традиционных для Чечни государственно-правовых институтов, но и стратегических приоритетов России, которые в геополитической сфере отождествляются с интересами всего евроазиатского континента.

Противоположные установки и, соответственно, совершенно иной образ политико-правовой картины Северо-Кавказского ареала разделяют геополитические противники России - Англия, США и большинство их союзников по НАТО, которые изображают "кавказскую войну" едва ли не перманентным феноменом, изначально сопровождающим историю России. Еще в XVIII-XIX вв. Англия "выражала озабоченность" в связи с присутствием России на Кавказе и активно ему противодействовала. В двадцатом веке то же самое делают США применительно к Чечне, то есть к территории, которая по всем международно-правовым нормам входит в состав Российской Федерации.

Современный этнополитический процесс национально-государственного самоопределения чеченцев включает в себя три альтернативные стратегии, базирующиеся на: а) экстремистской политико-правовой системе, предложенной чеченскими лидерами под руководством их заокеанских кураторов; б) элементах традиционной политико-правовой культуры вайнахов; в) общероссийской государственно-правовой модели.

Обозначенные выше тренды в их конкретной разработке сделали актуальным обращение ученых к понятийно-категориальному аппарату таких комплексных и междисциплинарных отраслей знания, как юридическая этнология, юридическая конфликтология и конфликтологическая геополитика. Вместе с тем нельзя не отметить, что в большинстве исследований подобного рода анализу подвергаются лишь отдельные аспекты государственно-правового регулирования этнополитических процессов на Кавказе, причем обычно в контексте общих проблем политологии и теории права. В этой связи ощущается все большая потребность в разработке локальных политико-правовых концепций, таких, например, как институционализация государственно-правовых феноменов в Чечне в их связи с динамикой этнонационального самоопределения, которые должны способствовать выработке адекватных форм

построения российско-чеченских отношений на современном этапе и в долгосрочной перспективе в рамках федерализма и конституционализма.

Степень научной разработанности проблемы. В последние годы в отечественной и зарубежной литературе появилось большое количество научных публикаций, монографий, диссертационных исследований, журнальных статей, интервью политических и общественных деятелей, посвященных анализу ситуации, сложившейся в Чечне и в целом на Северном Кавказе в связи с интенсивно протекающими там процессами этнонационального самоопределения. Юридическую, политологическую, этнологическую, историческую, научно-публицистическую и другую литературу по данной теме условно можно разделить на несколько основных блоков:

Во-первых, это дореволюционные источники, описывающие преимущественно в негативном ключе общественно-политический строй и государственно-правовые институты Чечни через призму имперостроительной экспансионистской стратегии России на Северном Кавказе и, соответственно, отказывающие вайнахам в праве на этнонациональное самоопределение (Н.Ф. Дубровин, А. Зиссерман, В. Потто, Д.И. Романовский, Р.А. Фадеев и др.).

Во-вторых, разнообразные труды, как общенаучного, так и прикладного характера, объединенные попытками объяснения процессов этнонационального самоопределения в целом и, в частности, в Чечне, исходя из классового или формационного подхода (К. Маркс, В.И. Ленин, М.Н. Покровский, С.К. Бушуев, Б.В. Скитский и другие).

В-третьих, это англо-американская источниковая база, посвященная разностороннему анализу обширного этнополитического и этноправового материала, накопленного исследователями Северного Кавказа, исходя из противоположных российским геополитических установок, и, соответственно, положительно оценивающих создание независимого от России государственно-правового пространства в Чечне и в целом на Кавказе (Д. Уркарт, Дж. Макнейл,

Д.Л. Эванс, Э. Спенсер, Ч. Вуд, Н. Спикмен, 3. Бзежинский, Г. Киссенджер, Ф. Фукуяма).

В-четвертых, это евразийская референтная группа источников, объединяющая как фундаментальные, так и прикладные работы классиков евразийства (Н.Н. Алексеев, Н.С. Трубецкой, П.Н. Савицкий, Л.Н. Гумилев), неоевразийства (А.Г. Дугин, А.С. Панарин) и чеченского традиционализма (Х.-А. Нухаев), в которых сформулированы институционально-цивилизационные подходы к проблеме этнонационального самоопределения народов, к анализу правовой природы и типологии этнополитических конфликтов, этнической конфликтогенности, государственно-правового регулирования федеративных отношений в полиэтнических и мультикультурных регионах на основе традиционных ценностей.

Особого внимания заслуживают работы Р.Г. Абдулатипова, В. Дегоева, Г.С. Денисовой, Ю.А. Жданова, В.Г. Казанцева, ГЛ. Предвечного, А.Д. Саватеева, Л.Л. Хоперской, В.В. Черноуса, В.М. Юрченко, В.Ю. Шпака и других современных отечественных авторов, призванные в соответствии с избранным тематическим полем упорядочить накопленное множество сведений по специфике этнополитических, религиозных и государственно-правовых процессов на Северном Кавказе. Среди собственно юридических исследований по данной проблематике можно выделить работы P.M. Ахмедова, П.П. Баранова, В.И. Иванова, Ю.М. Прусакова, Е.И. Романюк, Е.В. Тутинас, М.С. Фокина, Д.Ю. Шапсугова, Е.М. Шевкопляс и других авторов, посвященные анализу этноправового менталитета народов Кавказа, поиску административных, государственно-правовых и организационных средств обеспечения прав народов на этнонациональное самоопределение в конституционном поле Российской Федерации.

Вместе с тем нельзя не отметить, что процессы чеченского этнонационального самоопределения в контексте государственно-правовой институционализации до сих пор не стали предметом самостоятельного

политико-правового исследования, результаты которого позволили бы осуществлять базовые принципы федеральной политики в Чеченской Республике.

Предметом диссертационного исследования является процесс чеченского этнонационального самоопределения в его связи с институциональной динамикой государственно-правовых форм в Чечне.

Методологическую основу диссертационного исследования составляет сочетание парадигматических и структурно-функциональных подходов с целым спектром прикладных методик политической и юридической этнологии, теории права и государства, юридической конфликтологии, геополитики, социально-правовой компаративистики.

Парадигматический подход использован автором для того, чтобы корректно вписать процессы чеченского этнонационального самоопределения в общую цивилизационную картину мира, дать адекватную характеристику самобытной этнонациональной государственности в Чечне среди альтернативных ей государственно-правовых проектов.

Применение широкого спектра прикладных методик позволило органично обобщить данные из самых разнообразных сфер научного знания, осуществить междисциплинарный подход к решаемой проблеме. Так, комплексное исследование политико-правовых процессов было бы невозможно без юридико-этнологического, этнокультурного аспектов, позволивших уяснить смысл автохтонных форм политико-правовой организации чеченского этноса, его историческую динамику, эволюцию, девиации. Интеграция конфликтологического и геополитического методов способствовала установлению разнообразных влиянияй на Чечню со стороны мировых геополитических держав, объяснению трансформации политико-правовой организации чеченской общины и специфики конфликтогенной активности в регионе в контексте изменений векторов напряжения в общем "силовом поле" Кавказа. Компаративистский и структурно-функциональный анализ различных

сфер жизни чеченского общества позволил выявить и описать специфические этносоциальные и этнорелигиозные субъекты правовых отношений, провести исторические параллели между государственно-правовыми процессами, протекавшими в чеченском этнонациональном сообществе на разных этапах его существования. Нормативно-правовые основы процесса чеченского этнонационального самоопределения зафиксированы с помощью частнонаучных методов теории права и государства, юридической антропологии и конфликтологии и т.д.

Особая роль в диссертационном исследовании отведена комплексу методологических подходов, объединенных общим названием "евразийский федерализм", разработанных современной школой неоевразийства для анализа политической и правовой реструктуризации постсоветского пространства. В настоящей работе данный метод используется для определения основных причин чеченского конфликта, правового моделирования постсоветской суверенизации Чечни и поиска традиционалистских проектов государственно-правового устройства Чечни в составе Российской Федерации.

Цель диссертационного исследования состоит в политико-правовом анализе процесса институционализации различных форм чеченской этнонациональной государственности в их исторической и автохтонной динамике.

Для достижения этой цели в диссертационном исследовании ставятся и решаются следующие задачи:

- определить парадигмальные и политико-правовые основания традиционного чеченского менталитета;

- выявить структурно-функциональные характеристики чеченской общины как субъекта этнополитического процесса;

проанализировать нормативно-правовую основу этнополитических процессов в Чечне в контексте национально-государственного самоопределения;

- дать правовую оценку основным историческим формам национально- государственной институционализации чеченского этноса;

- осуществить государственно-правовую идентификацию основных политических, геополитических, национальных и религиозных сил, активно участвующих в конфликтологических процессах постсоветской суверенизации Чечни;

- провести правовую экспертизу евразийского проекта чеченского этнонационального самоопределения в конституционном пространстве современной России.

Научная новизна диссертационного исследования заключается в следующем:

- установлены политико-правовые парадигмальные основания процессов чеченского этнонационального самоопределения в их эволюционно- государственной направленности и структурно-функциональной определенности;

- выявлена конфликтологическая природа автохтонного чеченского политико-правового менталитета, ориентированного на традиционные формы властной этнической институционализации ("тайпы", "тукъхамы", "вирды", "тарикаты");

- предложена оригинальная интерпретация государственно-правовых девиаций этнополитических процессов в Чечне, касающихся альтернативных форм этнонационального самоопределения (чеченская этнонациональная государственность);

- в рамках юридического плюрализма (взаимодействие адатов, шариата, элементов светского законодательства) определена нормативно-правовая доминанта процессов чеченского этнонационального самоопределения;

- аргументировано содержательное отличие правовых принципов чеченского этнонационального самоопределения в теократических (имаматская

интеграция, ваххабитское государство) и светских (постсоветская суверенизация Чечни) проектах огосударствления вайнахов;

- обоснована перспективность евразийской государственно-правовой модели этнонационального самоопределения Чечни по традиционным этнополитическим и этнорелигиозным образцам в правовом поле современной России.

Основные положения, выносимые на защиту:

1. Чеченский политико-правовой менталитет базируется на сверхиндивидуальных и внегосударственных принципах построения нормативной системы, субъектом которой выступает не отдельный человек ("гражданин", "подданный"), а этносоциальное ("тайп", "тукъхам") и этнорелигиозное ("вирд", "тарикат") сообщество, что позволяет типологизировать данную ментальность в качестве признака "закрытого общества" (в парадигмальной терминологии К, Поппера).

2. По своим основным параметрам этнополитические процессы в Чечне направлены на формирование этнонациональной государственности, альтернативной современному российскому федерализму и представляющей собой специфическую властную модель упорядочивания политико-правовых отношений между этноколлективными субъектами, организованными по тайповому признаку.

3. Основные интеграционные структуры процесса становления чеченской этнонациональной государственности детерминированы принципами "крови" и "веры", а также соответствующей им традиционной властно-нормативной иерархией. Последняя включает каждого члена общины в систему гетерогенных отношений между специфическими этносоциальными и этнорелигиозными субъектами, диктующими свои нормативные установки, причем не только в духовной или бытовой сфере, но также ив сфере политико-правового поведения.

4. Самобытные политико-правовые институты чеченской этнонациональной государственности включают в себя: обычное право (адат)

как этноправовую основу властно-иерархических отношений; мусульманское

право (шариат) как религиозную форму нормативного регламентирования чеченской этничности; коллективную ответственность как исходный принцип построения системы политико-правовых отношений; кровную месть как особый механизм "сдержек и противовесов" конфликтных отношений этноколлективных субъектов.

5. Нормативно-регулятивная основа этнополитических процессов в Чечне институционализирована полиюридизмом, который отражает глубинные

процессы цивилизационного противостояния автохтонных форм

Ш

этнонационального самоопределения вайнахов экспансируемым извне

государственно-правовыми моделям, отличающимся социокультурными,

религиозными и территориально-региональными признаками.

6. Имаматская политико-правовая интеграция представляет собой одну из первых доктрин огосударствления вайнахов, основанную на неконвенциональном учении исламского правоведа Ибн Таймийи. Теократическая имперостроительная политика Шамиля разрушила автохтонные принципы чеченского этнонационального самоопределения в его институциональной форме (коллективная ответственность, кровная месть и обычное право), создав предпосылки для освоения экстремистских вариантов обретения государственного суверенитета.

7. Процессы постсоветской суверенизации Чечни в рамках антироссийского военного сепаратизма нашли отражение в ряде альтернативных политико-правовых проектов, которые предполагают разрешение основного противоречия чеченского этнонационального

самоопределения в следующих пределах: сохранение традиционного идеала

Ф государственности на базе современного российского федерализма или ее

модернизация в качестве исламской независимой республики в рамках ваххабизма. 8. Своеобразие евразийского проекта чеченского этнонационального

самоопределения заключается в осуществлении политико-правовой интеграции Чечни в конституционное поле России, но не по сугубо территориальному признаку с неминуемым в таком случае наделением субъекта федерации ограниченным суверенитетом, а на экстерриториальных основаниях, предусматривающих создание этнорелигиозной автономии с многоуровневой политико-правовой системой традиционалистского типа в рамках евразийского федерализма.

Научно-теоретическая и практическая значимость диссертационного і исследования. Предпринятый в диссертационном исследовании анализ позволяет глубже проникнуть в сущность тех процессов, которые происходят в современной Чечне, способствует адекватному пониманию чеченского конфликта, его правовых, этнокультурных, религиозных и геополитических импликаций. В теоретическом плане отдельные главы и параграфы диссертационного исследования могут быть включены в опорные материалы для чтения лекций и проведения семинарских занятий по юридической этнологии, юридической конфликтологии, регионоведению, политологии, теории и истории государства и права. В практическом плане результаты исследования могут послужить концептуальным основанием для разработки долгосрочной комплексной программы этнонациональнои политики России на ее южных рубежах.

Апробация результатов исследования. Основные положения диссертационной работы докладывались на следующих международных и всероссийских конференциях: "Современные проблемы национальной безопасности: Россия в XXI век с миром и согласием" (1999), "Сравнительная политология" (1999), "Философия права: основные проблемы и традиции" (2000), "Актуальные проблемы борьбы с терроризмом в Южном регионе

России" (2000), "Политико-правовая культура и духовность" (2001), "Геополитика Кавказа: терроризм, этнонационализм, экстремизм" (2002). Основные выводы исследования отражены в двух публикациях общим объемом 1,2 п.л.

Диссертация обсуждена на заседании кафедры философии права Ростовского юридического института МВД России.

Структура диссертации обусловлена целью и задачами исследования, а также избранной автором логикой изложения материала и включает в себя введение, две главы, состоящие из шести параграфов, заключение и список литературы, насчитывающий 181 позицию. Объем диссертации - 138 страниц.

Политико-правовой менталитет чеченского этноса

Вопрос о системообразующих признаках политико-правового менталитета чеченского этноса является в определенном смысле ключевым для разрешения проблемы, вынесенной в заглавие диссертационной работы, так как позволяет сформулировать методологический контекст всего исследования. Именно политико-правовая ментальность чеченцев детерминирует формы их этнонационального самоопределения, определяет параметры их этнонациональной государственности, которые находят свое отражение в разнообразных источниках права, известных современной науке о государстве и праве. Без этнологического и этнокультурного измерения нельзя понять ни становления права, ни ранних этапов правотворческой деятельности, ни закономерностей формирования этноправового сознания чеченцев, исследование которых возможно только на стыке политических, правовых и этнологических подходов, при условии использования комплексного понятийно-категориального аппарата. Не случайно в 1980-1990-х годах стали раздаваться оживленные призывы к возрождению политической и юридической этнологии1.

Существует мнение, что возникновение и бурное развитие этой комплексной этнополитической и этноправовой дисциплины пришлось на время колониальных захватов и освоения Старым Светом колонизованных земель, так как колониальной администрации (при системах косвенного или непрямого управления провинциями) были необходимы хотя бы элементарные сведения о местных юридических обычаях и о традиционных системах права. Однако и после распада мировой колониальной системы в старом виде интерес к этнологии права сохранился, причем не только исторический и теоретический, но и практический - более всего в полиэтнических и поликонфессиональных странах. Для современной же России, особенно в части разрешения российско-чеченских противоречий, методология юридической этнологии становится вдвойне актуальной, так как позволяет понять специфику чеченского политико-правового менталитета.

Приступая к исследовательской работе в такой сложной и неоднозначной по имеющимся историографическим оценкам сфере знания, как Кавказоведение, автор хочет сразу уделить особое внимание системе уже существующих методологических подходов, методологических трудностей, а также политической, идеологической и даже геополитической ангажированности источниковой базы. Правильная расстановка акцентов, по нашему мнению, поможет более плодотворно подойти к изучению накопленного материала, а также получить более достоверные результаты исследования.

Политико-правовая ментальность вайнахов формировалась на протяжении всей истории этноса в ходе конфликтологического процесса борьбы чеченцев с навязываемыми им извне легальными государственно-правовыми системами. При этом у самих чеченцев никогда не было собственной, автономной системы легального, нормативного регулирования, аналогичной государственной. В предметах их материальной культуры мы не встретим большого количества памятников права в виде указов, законов, кодексов и т.д. Одну из первых попыток записать горское обычное право предприняло царское правительство уже после завоевания Кавказа в конце XIX века. Не найдем мы у вайнахов и четко выраженной государственной организации, государства как политического института, государства как такового (юридическая природа «Имамата» является абсолютно чуждой и навязанной чеченскому менталитету извне, на чем мы остановимся подробнее в последующих параграфах).

Принципиальным здесь является тот тезис о том, что формальные государственно-правовые институты у вайнахов отсутствовали не только на ранних этапах их существования, но и по сей день. Все же попытки обрести так называемую «чеченскую государственность» оказывались на поверку экспансированными извне, несовместимыми с традиционной чеченской политико-правовой ментальностью, оборачивались для вайнахов национальной трагедией, деградацией и разложением культурной самобытности.

Парадоксально, но при этом у чеченцев сложилась и существует по настоящее время очень устойчивая и специфическая политико-правовая модель традиционного устройства общины, по целому ряду важнейших параметров, несводимая к общепринятому понятию «государства». Речь идет о родоплеменной («тайпово-тукъхамной») и этнорелигиозной («вирдовой») организации вайнахского этноса на основе полиюридических норм адата и шариата. Иными словами, при отсутствии права и государства в общепринятом смысле у чеченцев сформировались их альтернативные проекты-заместители, образующие в своей совокупности политико-правовую систему, которую с известными оговорками можно назвать «этнонациональной государственностью», которой соответствует своя специфическая версия «этнонационального правосознания» или политико-правового менталитета чеченцев.

Юридический плюрализм как нормативно-правовая основа этнополитических процессов в Чечне

Одним из ключевых понятий, характеризующих систему нормативного регулирования вайнахской общины, является феномен «полиюридизма». Существует несколько видов полиюридизма, которые с известными оговорками могут быть обозначены как этнический, религиозный, региональный и административно-политический.

Этнический полиюридизм связан с наличием в правовой системе вайнахов мощного пласта обычного права (адата). Религиозный полиюридизм возник изначально с проникновением христианства, а затем ислама с его кодексом поведенческих, в том числе юридических, норм - шариатом. Региональный полиюридизм связан с различиями в адатах разных «тукъхамов», и в первую очередь, различиями в обычном праве между горными и равнинными «тукъхамами». Разительнее же всего выражен в Чечне и всем Северо-Кавказском регионе оказался административно-политический полиюридизм, возникший как результат вхождения края в состав Российской империи, а затем и СССР. Наряду с двумя традиционными системами права -адатом и шариатом - в Чечне стала действовать еще одна европеизированная правовая система. Однако начнем по порядку. До распространения имперского законодательства в Чечне соперничали главным образом адаты и шариат.

Шариат в переводе с арабского означает «закон», «ясно установленный путь». Шариат представляет собой специфическую исламскую правовую систему, которой должен следовать каждый мусульманин. Нормы шариата охватывают две основные области: отношения человека с Богом и его отношения с другими людьми, регулируя, таким образом, практически все сферы повседневной жизни1.

В узком смысле шариат включает в себя только ясно зафиксированные нормы Корана и сунны. В более широком толковании он охватывает таюке нормы, выработанные в школах («мазхабах») исламской религиозно-правовой мысли («фикха»). Поэтому, хотя Законодателем в исламе выступает Бог, шариат наряду с нормами, имеющими прямое божественное происхождение, включает установления, сформулированные людьми в согласии с ними или на их основе. Поэтому наряду с Кораном и сунной в суннитском исламе в качестве источника права выступают «иджма» («единогласное мнение») общины и «кийас» («соизмерение») - правотворчество по аналогии.

Хотя в суннитском исламе получили развитие многочисленные школы фикха, в дальнейшем в качестве равно авторитетных и не противоречащих друг другу были признаны четыре, сохранившиеся и в наше время. Это ханафитский, шафиитский, маликитский и ханбалитский мазхабы. Юридическая методология каждой школы сочетает доводы авторитетных текстов с рассуждениями по аналогии, но в разных пропорциях. Ханбалиты предпочитают строгое истолкование авторитетного хадиса. Маликиты и ханафиты допускают большую свободу действий в каждом конкретном случае. При этом каждая школа признает полную ортодоксальность позиций других школ.

К X веку возобладало мнение, что принципиальное истолкование авторитетных текстов уже осуществлено. Был объявлен запрет на «абсолютный иджтихад», т.е. самостоятельный вывод факихом новых правовых норм, противоречащих основаниям существующих мазхабов. Вместе с тем внутри имевшихся правовых школ свобода нормотворчества сохранилась. Верующий может прибегнуть к фетве, или решению муфтия - знатока исламского права. Чтобы санкционировать намеченное действие или решить спорный вопрос, муфтий должен посредством «кийас» («соизмерения») вывести авторитетное обоснование из примеров, содержащихся в руководствах для верующих данного мазхаба. В мусульманском праве до сих пор господствует важнейшее положение о том, что «обычай имеет значение нормы». Обычай может служить оправданием даже отхода от некоторых предписаний Корана и Сунны. Именно этот «учет нужд конкретного момента» позволял в необходимых случаях трансформировать нормы мусульманского права, зачастую отклоняясь даже от предписаний Сунны.

Шариат при всей своей генетической близости к адатам (речь идет об арабских адатах - правовых установлениям древнего общества, впитавших в себя многое из древних законодательств, начиная вавилонским кодексом царя Хаммурапи), не просто одна из традиционных систем права, но, по выражению А.И. Першица, своего рода «мононорматика»1. Речь идет о том, что шариат содержал в себе в не всегда расчлененном виде и правовые нормы, и нравственные максимы, и даже этикетные предписания. Это сделало шариат всепроникающим поведенческим кодексом, несравненно более цепким, нежели, например, Свод законов Юстиниана и основанные на нем правовые системы многих Кавказских народов (армян, грузин и др.). Адатам вайнахов, после принятия ислама, было намного труднее противостоять шариату, чем адатам других народов - христианскому праву. И все же они противостояли. Вплоть до первой четверти XX века в одних областях жизни действовали адаты, в других шариат, в иных - смешение того и другого, часто по выбору самих заинтересованных сторон.

На Северном Кавказе получили распространение два наиболее демократичных (насколько это вообще возможно) в духовной и правовой жизни мазхаба - ханафитский и шафиитский. Несмотря даже на это, распространение шариата столкнулось с целым рядом трудностей. Их можно рассмотреть на следующих основных уровнях.

В социально-политическом плане борьба адата и шариата как двух различных правовых систем (локальной и универсальной) означала противостояние региональных этнополитических сообществ («тайпов», «тукъхамов») с чисто мусульманским духовенством тариката «Накшбандийа», проповедовавшего идеи построения централизованного исламского государства («Имамата»). В противоположность местным адатам обязательные и унифицированные нормы шариата могли сыграть немаловажную роль в объединении нецентрализованных горских общин. Одновременно с этим отмена суда по адатам наносила серьезный удар по региональным этнополитическим элитам, представленным старейшинами, главами «тайпов» и т.д., так как лишала их и права на самостоятельный (светский) суд, и доходов, связанных с самим ведением судебного разбирательства. Царский исследователь адатов А.В. Комаров писал:

Теократический проект огосударствления вайнахов имаматская политико-правовая интеграция

«Имамат» - это прежде всего единое государство, образованное из различных народов Дагестана и Чечни. Заслуга его создания в значительной степени принадлежит Шамилю.

Еще в тридцатых годах, в начале своего имамства, Шамиль предпринимал попытки объединить разрозненные, а точнее нецентрализованные этнополитические и этнорелигиозные региональные сообщества горного Дагестана и Чечни. С 1840 -1841 г.г. начинается уже интенсивная деятельность имама по организации государства: создаются постоянно действующие органы государственного управления — «диван-ханэ» и «совет ученых»; образуется государственная казна, вводятся налоги, создается постоянная армия, образуются местные органы управления.

Возводимое государство было государством мюридов, поэтому нет ничего удивительного, что постепенно оно приобрело черты теократии. Имам, прежде всего, - это духовный вождь магометан и лишь как таковой является вождем светским, главнокомандующим, главой мусульманского государства. Русские документы того времени рисуют следующую картину:

«Весь непокорный Дагестан и вся Чечня повинуется ныне Шамилю как Имаму своему, как верховному правителю в борьбе с неверными/Таким образом, он в лице своем соединил всю духовную, административную и военную власть... Духовное значение Шамиля есть настоящая пружина быстрого его возвышения и как распространение шариата есть в глазах правоверных законная побудительная причина к войне с нами, то Шамиль всеми мерами старается возвысить духовенство, чтобы иметь в нем опору и деятельных сподвижников для поддержания фанатизма и мюридизма»1.

Так само понятие «Имамат» теснейшим образом связывает воедино духовную и светскую власть. Благодаря религиозной оболочке движения центральная власть оказывается теократической. Так же построена и вся система управления: как правило, представители «власти на местах» оказываются муллами. Более крупные должности заняты «учеными», но и это опять-таки те же муллы, только имеющие большее духовное образование. Одним словом, руководство «Имамата» по всей властной вертикали состояло из духовных лиц.

Однако, несмотря на подчеркиваемое многими источниками сосредоточение всей власти в руках имама, мы находим во главе нового государства два учреждения, характер отношений которых с имамом заставляет внести значительные поправки в установившееся мнение. Первое из этих учреждений — «совет ученых». Он имеет довольно широкую известность: ссылки на него встречаются в официальных документах и у горских авторов. При этом совету приписываются чрезвычайно большие полномочия. Некоторые данные о том же сообщает Руновский в написанной им биографии Шамиля. «Совет ученых» - не постоянно действующее учреждение. Он собирается с той или иной периодичностью. В его состав входили все виднейшие представители мусульманского духовенства, мусульманские ученые.

Есть данные, позволяющие утверждать, что в состав «совета ученых» также входили представителей отдельных чеченских и дагестанских аулов. Так, например, Гаджи-Али, говоря об избрании Шамиля, сообщает: «Народ и ученые из некоторых деревень Хиндалала (Койсубу) собрались в Ашильту, избрали его имамом» . Тем не менее, основная роль в таких советах принадлежала представителям мусульманского духовенства.

Возник «Совет ученых» из соединения народных собраний, созывавшихся первыми имамами, и совещаний самих мюридов в конце 20-х г.г. XIX столетия. Он решал наиболее серьезные вопросы; большая часть упоминаний о нем относится к тем моментам его деятельности, когда приходится выбирать нового имама. Позже, в эпоху расцвета и упадка «Имамата», «совет ученых» заменяется съездами наибов, но и здесь, на наибских съездах, обсуждались только наиболее важные вопросы движения.

Следующим центральным органом управления «Имамата» был другой совет - «совет имама», как его называет большинство источников, или, согласно официальной шамилевской терминологии, - «Диван-ханэ».

«Для решения важнейших дел, относящихся к главному управлению страной, Шамиль учредил в 1841 году верховный совет («Диван-ханэ), состоящий из лиц, пользующихся его доверенностью, из заслуженных наибов и старших лиц духовного звания»2, - сообщает официальная царская историография. Собирался «Диван-ханэ» ежедневно, кроме пятниц, и все дела имам обсуждал на общем собрании членов совета. Вопросы управления страной решались присутствующими с общего согласия: имам излагал только сущность дела и высказывал свое мнение. Члены совета могли одобрить или опровергнуть его. Особую настойчивость имам проявлял только в военных делах. Таким образом, все управление подчиненными имаму народами сосредоточено было в специально созданном учреждении, состоявшем из нескольких видных деятелей «Имамата. Необходимо отметить, что разделения функций членов «Диван-ханэ» по отраслям управления не было. Известно только о наличии казначея Хаджио, но он не состоял в числе постоянных членов совета.

На местах власть осуществлялась главами отдельных областей - наибами. Функции наибов на протяжении истории «Имамата» не оставались неизменными. В первые годы «Имамата» в руках наиба сосредотачивается вся власть в наибстве. Наибы организовывали военные силы и руководили ими, управляли отведенными им наибствами, осуществляя в них даже правосудие по шариату.

«Наиб был полноправный хозяин и распорядитель во вверенном ему наибстве, конечно, в свою очередь, в полной зависимости от Шамиля. Наибы имели в руках власть судебную и исполнительную, причем руководствовались и инструкциями имама, а где возможно, и собственным произволом».

Из-за сильных злоупотреблений в наибствах, имам передал судебные функции из рук наибов в руки специально назначавшихся судей - муфтиев. «Низам Шамиля», принятый на андийском совещании, гласил:

«Наибы должны оставить решение дел по шариату муфтиям и кадиям и не входить в разбирательство тяжб, хотя бы были и алимами. Им предоставляется вести дела только военные. Сим низамом запрещается вручать одному лицу две должности для того, чтобы устранить всякое сомнение народа относительно наиба и пресечь всякие дурные и подозрительные помышления о нем».