Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Исторический роман : концепция жанра 16
Глава 2. Типология национального характера в романе вс.н.иванова «черные люди». Проблема жанра .40
Глава 3. Проблема жанровых модификаций исторического романа о пушкине в русской литературе XX века. Образ пушкина и проблема национального характера 74
1.1 Сравнительно-типологическая характеристика произведений ю.н.тынянова «пушкин» и и.а.новикова «пушкин в изгнании» 85
1.2. Концепция личности в историческом повествовании Вс.н.иванова «александр пушкин и его время». Жанрово стилевое своеобразие 136
Заключение 167
Литература 1
- Сравнительно-типологическая характеристика произведений ю.н.тынянова «пушкин» и и.а.новикова «пушкин в изгнании»
- Концепция личности в историческом повествовании Вс.н.иванова «александр пушкин и его время». Жанрово стилевое своеобразие
Сравнительно-типологическая характеристика произведений ю.н.тынянова «пушкин» и и.а.новикова «пушкин в изгнании»
Народ с площади торговался с ними (Иванов, 1989.С. 153). Народ кипел, метался кругом, смятенный, кричал» (Иванов, 1989.С.154). И одновременно писатель обнажает страшную жестокость руского народа, почти звериную дикость, насилие как следствие нужды, неустройства и зависимости его от жестокой власти бояр: «Народ ревел, словно море в бурю; бесчисленные москвичи, все, кто стаивал на плещеевских правежах, загудели, ринулись вперед, разбросали стрельцов, вырвали Плещеева у палача и батогами забили его до смерти. Голое тело Плещеева волочили из конца в конец по всей Красной площади» (Иванов, 1989.С.161).
Стихийная жестокость народа - тема достаточно сложная и неоднозначно решаемая, о ней спорили великие классики, вспомним картину богучаровского бунта у Л.Н.Толстого, о противоречии национального характера напишет в современной повести «Люди и нелюди» В.Тендряков: «Совесть его (народа - В.Л.) - запредельна, воля -несокрушима, мудрость - непостижима. И вот почему только те, у кого нет ни совести, ни воли, ни мудрости, подчиняют, извращают столь сильный и святой состав человечества?» (Тендряков, 1989.С. 129). Страх, и, как следствие, стихийная жестокость, и даже властный деспотизм рождены многовековой покорностью, почти рабской трусостью, поскольку жестокие общественные построения диктовали определенные нормы поведения, а может быть, многовековое монголо-татарское иго оставило неизгладимый след в душе русской нации?
Позже в историческом повествовании «Александр Пушкин и его время» Вс.НИванов снова обратится к этой проблеме жестокости человека, облалаюшего властью: так. по m/ти в Петербург поэт будет недоумевать, наблюдая за инвалидом - унтер-офицером, проверяющим паспорт, внушающим почти ужас проезжающим, но четко выполняющим свои обязанности: «А ведь этот инвалид - природный мужик. Крестьянин. Хлебопашец!- думал Пушкин. - Что сделали с ним двадцать пять лет его военной службы? Пугало, которого все боятся! Все замирает перед ним ...Маленький Аракчеев! Откуда он, этот деспотизм в кротко молчащем русском народе?» (Иванов, 1989.С.59-60). Однако сильнейшее анархическое, стихийное начало обрисовано в произведении необычно даже для того времени - «хрущевской оттепели». Историю у Вс.Н. Иванова движет народ, - это несомненно, но народ творит зверские расправы, крушит, сметая все на своем пути: «С рыдающей Анны Ильиничны сорвали драгоценности, топтали, дробили их обухами топоров, перемяли весь, усыпавший полы жемчуг, перебили все немецкие и итальянские зеркала, перерубили всю золотую и серебряную утварь, скатерти, пологи, полавошники, одеяла, шкафы, столы, даже иконы в богатых окладах... Вытащили из клети жалованную царем серебром окованную карету, изрубили ее топорами и, слушая, как звенели хрустальные стекла, смеялись: -Любо! Любо!» (Иванов, 1989.С.159).
Внутреннее свободолюбие, присущее русской нации, настолько анархично по своей природе, изначально, что оборачивается отказом устраивать справедливый мир здесь, на земле.
Об анархизме русской нации писали и Н.О.Лосский и Н.А.Бердяев, у последнего идея сильного государства, тема власти неразрывно связаны с анархическим началом русского человека: «Русский народ - самый аполитический народ, никогда не умевший устраивать свою землю» (Бердяев, 1997.С.228). «У народа анархического по своей устремленности было государство с чудовищно развитой и всевластной бюрократией, гигпуж"яшттеіт самодержавного цапя и отделявшей его от напопа» ОБе яев 1997.С. 125), «анархизм есть, главным образом, создание русских» (Бердяев, 1997.С. 124). По мнению философа, он присутствует и в славянофильской идеологии, и в анархизме Бакунина, и в религиозности Ф.М.Достоевского, и в максимализме Л.Н.Толстого, и в анархизме Н.Ф. Федорова. Конечно, Вс.Н.Иванов не принимает каждое из этих положений, в романе он спорит с общим утверждением, что русские как нация не образовали государство.
Собирательный образ народа сопоставлен с конкретными образами, олицетворяющими основные стороны народного характера: Тихон -воплощение созидательного начала нации, его образ напрямую связан с образом черных людей; Разин несет свободолюбивое начало, а Аввакум олицетворяет крепость веры, нравственное начало, гуманизм; землепроходец Хабаров утверждает концепцию жизнестроения, попытку создания «праведной системы», справедливого мироустройства.
У Вс.Н.Иванова личность - часть целого, а целое - некая общность, объединенная общей целью строительства государства: «...каждое общественное целое, нация, государство и т.п. есть личность высшего порядка: в основе его есть душа, организующая общественное целое так, что люди, входящие в него, служат целому, как органы его» (Лосский, 1992.№1.С.93).
Русское сознание всегда существовало в тесной взаимосвязи с общим сознанием, с миром, через живое восприятие чужой жизни, в сопричастности с нею. Национальное начало выразилось в полной мере у таких художников слова, как Ф.М.Достоевский и Л.Н.Толстой, а также в идее соборности С.Трубецкого и Н.Бердяева.
Концепция личности в историческом повествовании Вс.н.иванова «александр пушкин и его время». Жанрово стилевое своеобразие
Писателю удаётся проникнуть в душевный мир Пушкина, увидеть пробуждение, процесс поэтического творчества, внутреннюю глубину одарённости поэта, проследить незаметные душевные движения, показать осознание самого себя как поэтической личности. Живые наблюдения, реальные жизненные впечатления органично входят в роман, реализуются в художественных образах. Интересен эпизод в романе «Пушкин на юге», буквально перекликающийся со стихотворением «Погасло дневное светило...», написанным на следующий день на бриге (18 августа 1820 года). Накануне в душе поэта словно зарождаются будущие строки: «Море вздымалось и опускалось неровно, бугристо: волны, сшибаясь скрипели и рушились одна на другую, был ветерок, свежий и крепкий. Холодноватые брызги росою осыпали лицо, и почти физически было онгутимо, как и на сердце, томимое в эти дни каким-то полуобмороком чувств, катились свежие волны. Шумит океан. И каждый раз в его душе на него набегали волна за волной и, омывая изломы воспоминаний, рождали свободный и необходимый свой ритм» (Новиков, 1982.С. 41).
Автору дилогии «Пушкин в изгнании» удаётся изобразить полноту, материальность и бесконечность времени. Каждый момент духовной жизни Пушкина истинно прекрасен. «Пушкин не философствовал. Все это тихо и мерно проплыло в душе. И что же за тишина! Молчала земля, застыли деревья, не шелохнётся, молчит и само огромное море, уходящее вдаль и, кажется, ввысь» (Новиков, 1982.С.52).
Реальная жизнь поэта перекликается с его поэтическим творчеством: Действительное и ирреальное создают вечную картину бытия: «Это не бурная дневная жизнь, но и не сон: это зыблется время - и убегая и не уходя.
Уходит история или дышит она, пусть утаённо, но не ушедшая начисто, а пребывающая в каждом сегодняшнем дне не умирая?» (Новиков, 1982. С. 16)
Определенная символическая образность несет в себе эмоционально-вещное настроение:
«...образ Марии Раевской был в сердце Пушкина неистребим. Но была ли и впрямь эта любовь его - отверженною любовью или просто как говорится по-русски, они разминулись, как на море два корабля? А бывало же, что паруса их плещутся совместно, так что не разобрать, какие из них на одном корабле, а какие на встречном, другом...
Синему морю до этих вопросов не было дела, и ответов оно не давало. Могучая эта стихия не знала покоя сама и ему не давала покоя, путая как бы самое время и вздымая чувства в душе - волну за волной и волну над
Образ моря как отражение романтического восприятия мира символично разрастается до образа самой жизни, времени, бытия. Раздумья о чувстве, которое прошло через всю его жизнь и навсегда осталось где-то в глубине души, неизбежно показываются на фоне моря - вечности.
И.А.Новикову удалось отразить «естественность проживания» жизни, «переживание» каждого её момента и «упоение жизнью». «Но теперь, у южного моря, под полуденным солнцем, чувствуя новую для себя красоту, он уверенно начинал сознавать, как изо дня в день крепли в ней соответственные новые замыслы. Их зарождала сама жизнь и прежде всего путешествие» (Новиков, 1982.С.50).
Писатель выделяет в качестве основных особенностей подвижность, текучесть сознания героя, что напрямую перекликается с творчеством великого поэта, особенностью которого были неожиданные стилевые переходы.
«Думается, что внутренней пружиной этих переходов у Пушкина является его авторский протеизм, иными словами, неуловимая эманация образа автора, его вечное движение, смена повествовательных обликов перед читателем и прямо на глазах читателя» (Киселёва, 1999.С.50).
И.А.Новиков здесь тяготеет к известному фактическому материалу. «Любимое название в критических статьях о Пушкине было - Протей: мифическое божество, каждую минуту принимавшее новый вид, непохожий на прежний» (Вересаев, 2000.С.36). В.В. Вересаев неоднократно подчёркивает, что Пушкин как поэт и человек обладал миром разнообразнейших, «многоцветных» человеческих чувств.
Протей в античной мифологии «скрывает свой пророческий дар от всякого, кто не сумеет поймать его истинный облик» (Мифологический словарь, 1991.С.452). Он может превращаться в любое животное (льва, пантеру, быка, обезьяну), потом в огонь, воду и дерево и обладает многозкакием.
Сам способ изображения главного героя у И.А.Новикова сродни толстовской «текучести» характера. Пушкин непосредственен, импульсивен, эмоционален, даже может быть сопоставлен с героями Толстого «ростовской породы», многие сцены из романа Новикова напоминают «по духу» сцены охоты, святок в «Войне и мире». На наш взгляд, «диалектика души» у Л.Н.Толстого может быть сопоставлена с новиковским изображением героя. Так, П.Громов писал о романе «Война и мир»: «Существование их (героев) определяется постоянным процессом внутреннего движения, становления, переходами «получувств» в чувства неясного, зыбкого в более четкую форму чувства и мысли. Герои этого типа живут во времени, и именно в «настоящем времени»: мы наблюдаем сейчас, вот тут происходящий процесс душевного становления и именно благодаря их «диалектике души» делается ощутимым сам процесс течения времени...» (Громов, 1977.С.63).
У И.А.Новикова тоже звучат подобные ассоциации: «Жизнь опять меняла русло. Всё последнее время существование Пушкина было в движении, подобном течению реки, пересекшей огромную империю из конца в конец. И наконец-то, казалось, река достигла своего устья при впадении в море; тут-то как раз и наступал светлый покой...Но это только казалось: опять на коня, опять путешествие!» (Новиков, 1982.С.55).
У И.А.Новикова дается психологическое объяснение фактов, писатель идет от толстовской диалектики души, мы говорим о самом принципе. Психологизмом отмечены многие эпизоды, особенно те, в которых раскрывается состояние поэта в момент создания поэтического произведения. Здесь И.А.Новиков как бы следует за движением мысли самого поэта.
