Концепт “старый дом” в русской литературе XIX века Мясникова Татьяна Сергеевна

Содержание к диссертации

Введение

Глава 1. Развитие художественного концепта «старый дом» в «усадебных» произведениях русской литературы XIX века 21

1.1. Концепт «старинный дом» в творчестве А. С. Пушкина 21

1.2. Концепт «старый дом» в творчестве И. С. Тургенева 44

1.3. Концепт «старый дом» в творчестве И. А. Гончарова 61

Глава 2. «Старый дом» в творчестве А. П. Чехова как концепт культуры 88

2.1. Концепт «старый дом» в прозе Чехова второй половины 1880-х – 1890-х годов и литературная традиция изображения усадьбы 89

2.2. Роль «старого дома» в концептосфере прозы А. П. Чехова второй половины 1880-х – 1890-х годов 110

2.3. Концепт «старый дом» в пьесах А. П. Чехова 1890-х – 1900-х годов и традиция изображения усадьбы 125

2.4. Значение художественного концепта «старый дом» для концептосферы пьес Чехова 1890 – 1900-х годов 148

Заключение 160

Список использованной литературы 165

• Концепт «старинный дом» в творчестве А. С. Пушкина
• Концепт «старый дом» в творчестве И. А. Гончарова
• Концепт «старый дом» в прозе Чехова второй половины 1880-х – 1890-х годов и литературная традиция изображения усадьбы
• Концепт «старый дом» в пьесах А. П. Чехова 1890-х – 1900-х годов и традиция изображения усадьбы

Введение к работе

Актуальность исследования. Диссертация посвящена осмыслению «старого дома» в качестве одного из центральных концептов культуры, восходящего к национальному концепту «дом», с одной стороны, и к дворянской усадьбе, с другой. Именно он позволяет воспринимать дворянскую усадьбу как символ исчезнувшей уникальной эпохи со свойственными ей эстетическими представлениями, морально-нравственными, вечными ценностями. В художественных текстах писателей XIX в. «старый дом» нередко становится основой авторского миромоделирования. Изучение данного концепта обусловлено необходимостью определения доминант в восприятии и изображении усадебного мира в классической русской литературе, что будет способствовать многостороннему и глубокому анализу изменений, происходящих в культуре этого периода.

В аспекте современного литературоведения комплексное изучение художественного концепта и специфики многих его составляющих особенно актуально.

В диссертационной работе предпринята попытка специального исследования концепта «старый дом» в русской литературе XIX в. на материале произведений А. С. Пушкина, И. С. Тургенева, И. А. Гончарова, А. П. Чехова. Данный выбор не случаен, поскольку во всех избранных произведениях важную роль играет дворянская усадьба. Особую роль в формировании и развитии концепта «старый дом» играет творчество А. С. Пушкина. Именно Пушкин, сформировавший «имя» концепта, создал предпосылки для его возникновения в рамках «усадебного текста» (В. Г. Щукин) русской литературы. В творчестве И. С. Тургенева и И. А. Гончарова «старый дом» получил свое дальнейшее развитие. В их произведениях данный художественный концепт, восходящий, с одной стороны, к «старинному дому» Пушкина, а с другой – к национальной художественной картине мира и к традиционным представлениям о доме, продолжил свою эволюцию. А. П. Чехов, учитывая литературный контекст, опираясь на творчество Пушкина, Тургенева, Гончарова, превратил «старый дом» в вечный концепт культуры.

Следует отметить, что усадебная тема – одна из центральных и в творчестве Л. Н. Толстого. В пространстве усадьбы, через анализ бытового, хозяйственного, семейного уклада дворянской семьи происходило формирование представлений писателя о человеке, семье, доме. Один из основополагающих художественных концептов – «старый дом» – появляется уже в повести «Детство» (1852), а затем и в других, более поздних произведениях. В данной диссертации внимание сосредоточено на творчестве А. С. Пушкина, И. С. Тургенева, И. А. Гончарова и А. П. Чехова, потому что выбранные для анализа произведения именно этих писателей позволяют проследить эволюцию становления и развития концепта «старый дом».

В рамках нашего исследования художественная картина мира воспринимается как концептосфера. Безусловно, творчество писателей и поэтов обога-3

щает концептосферу, которая неразрывно связана с культурной традицией. Переплетаясь с традиционной картиной мира, она рождает уникальный художественный мир литературного произведения.

Степень исследованности темы. Говоря о русской литературе XIX в., следует предположить, что исследуемый в данной работе художественный концепт «старый дом» связан прежде всего с феноменом дворянской усадьбы, которая, несмотря на свою относительно короткую жизнь, сумела сформировать особый тип культуры, литературы, морально-нравственный кодекс, обширный свод ценностей.

Усадьба изучалась на протяжении всего своего существования. Изначально исследования носили прикладной характер, позже усадьбоведение превратилось в одно из направлений и неотъемлемую часть исторической науки. В литературоведении дореволюционного и советского периодов рассматривались некоторые аспекты усадебного мира в произведениях писателей, анализируемых в данном диссертационном исследовании. В настоящее время сохраняется высокий интерес к дворянской культуре, истории и, конечно, к усадьбе. По справедливому утверждению ученых, усадьба – это уникальное соединение материальной и духовной сфер жизни дворянства. Она, с одной стороны, представляет абсолютно материальное воплощение с определенными строениями, парками, садами, внутренним убранством домов, особым бытом и так далее, а с другой стороны, усадьба – это образ жизни (этические и эстетические ценности), который она культивирует и который находит свое воплощение в «мифе усадьбы», «мифе дворянского гнезда» (В. Г. Щукин). Основной составляющей подобных представлений является удивительная творческая атмосфера, гармония, которая позволяла создавать широко известные шедевры музыки, литературы, сформировать представление о русской культуре в целом. В современной науке все более возрастает интерес к исследованию «усадебного» типа культуры, «усадебного текста» в русской литературе, изучению концепта «дом» в языковой картине мира (или во фрагментах языковой картины мира) того или иного писателя.

В данной диссертационной работе образ дворянской усадьбы сознательно связывается с концептом «старый дом», хотя стоит отметить, что этот концепт не исчерпывается только представлениями об усадьбе, но именно «старый дом» (усадьба) превратился в символ культуры, в символ ушедшей в прошлое России с ее «старыми домами», счастливыми семьями, традициями и укладом жизни.

На протяжении XIX в. появляются как прозаические, так и поэтические произведения, в которых «старый дом» был вынесен в заглавие (например, стихотворение Н. П. Огарева «Старый дом» (1839), роман В. Р. Зотова «Старый дом» (1850–1851), роман А. П. Балавенской «Старый дом» (1879), роман Вс. С. Соловьева «Старый дом» (1883) и др.).

Предметом исследования является концепт «старый дом», сформировавшийся и получивший свое развитие в русской литературе как один из основных элементов национальной культуры ХIХ в.

Научная новизна диссертационной работы определяется тем, что художественный концепт «старый дом» рассматривается, с одной стороны, как элемент авторской концептосферы, с другой – воспринимается в качестве ментального образования, тесно связанного с представлениями о доме в национальной традиции и национальной художественной картине мира.

В работе впервые предпринята попытка осмысления концепта «старый дом» от зарождения в творчестве А. С. Пушкина до его наиболее полной реализации в творчестве А. П. Чехова.

Впервые проанализировано смысловое наполнение данного концепта в творчестве каждого из представленных в исследовании писателей. Впервые определено его место в концептосферах А. С. Пушкина, И. С. Тургенева, И. А. Гончарова и А. П. Чехова, показано его взаимодействие с другими концептами, изучены внутренние процессы, в результате которых устанавливается определенная иерархия, формирующая концептосферу.

Таким образом, анализ семантики концепта «старый дом», его эволюции и, в результате – его доминантного положения в концептосфере, – позволяет не только определить особенности художественного мировосприятия того или иного писателя, но и проследить постепенное превращение данного концепта в одну из основ русской культуры, продолжающей оказывать на нее огромное влияние по сей день.

Целью диссертационного исследования является изучение концепта «старый дом» в произведениях ряда писателей XIX в., исследование его эволюции, выявление и анализ этапов его превращения в один из центральных концептов культуры.

Цель предполагает решение следующих задач:

1. определить специфику моделирования художественного концепта
«старый дом» в концептосферах творчества избранных писателей;

1. проанализировать функционирование концепта «старый дом», его роль в формировании концептосферы; определить специфику его взаимодействия с другими концептами;

2. сопоставить особенности структуры, наполнения концепта «старый дом» в концептосферах произведений данных писателей;

3. проследить эволюцию данного концепта в литературе ХIХ в. – от его зарождения и до обретения общекультурных черт.

Выбор методов литературоведческого анализа обусловлен целью и задачами исследования. В работе используются мифопоэтический подход к литературному произведению, интертекстуальный, историко-генетический, истори-ко-типологический, культурно-контекстуальный методы. Помимо прочего, в диссертационном исследовании используется аксиологический подход к анализу литературного произведения. Таким образом, методология работы может быть охарактеризована как комплексная.

Методология работы опирается на труды таких исследователей, как Ю. М. Лотман, Т. В. Цивьян, В. Н. Топоров и многих других, сформулировавших

основные принципы описания и интерпретации пространства дома в художественном тексте.

Научной базой исследования являются также и труды по изучению концепта, концептосферы, художественных концептов. Это работы С. А. Асколь-дова-Алексеева, Д. С. Лихачева, Ю. С. Степанова, Е. Н. Брызгаловой и многих других авторов.

Теоретическая значимость работы заключается в том, что она включается в систему исследований, посвященных значению усадьбы в культуре, «усадебному тексту» русской литературы, формированию, развитию концепта «старый дом», его влиянию на русскую литературу и культуру. Кроме того, теоретическая значимость работы заключается в развитии принципов интерпретации художественного текста в культурно-историческом, аксиологическом, фольклорно-мифологическом аспектах.

Достоверность исследования обусловлена тем, что выводы, к которым приходит автор диссертации, получены в результате аналитической работы над формированием рассматриваемого художественного концепта в избранных произведениях четырех писателей.

Практическое значение. Материалы и результаты диссертации могут быть использованы в разработке лекционных курсов по истории русской литературы XIX в., в спецкурсах и спецсеминарах, посвященных творчеству рассматриваемых в работе писателей.

На защиту выносятся следующие положения:

1. Появление концепта «старый дом» предопределено представлениями об усадьбе как о «старинном доме», описанном в произведениях А. С. Пушкина. А он, в свою очередь, созвучен восприятию дома в традиционной, национальной культуре. Многие черты «старинного дома» Пушкина найдут свое продолжение в творчестве русских писателей, формировавших и развивавших «усадебный текст» в литературе второй половины XIX в.

2. Концепт «старый дом» закономерно возникает в рамках «усадебного текста», ярчайшими образцами которого являются произведения И. С. Тургенева и И. А. Гончарова. Многогранность художественного концепта в концептосфере Тургенева помогает воссоздать общую картину жизни России второй половины XIX в. в преломлении индивидуальности писателя, в художественной реальности которого вечная красота и неповторимое очарование являются безусловными доминантами. Художественный концепт «старый дом» в концептосфере произведений Гончарова восходит прежде всего к национальной картине мира, к традиционной культуре, где доминантами являются патриархальность и традиция.

3. «Старый дом» у А. П. Чехова – концептуальное пространство, уникальный социально-культурный локус, при создании которого писатель учитывал как литературный, так и исторический контексты. Чехов в поздний период творчества переосмысливает концепт «старый дом».

Усадьба, «старый дом» в его произведениях далеки от принципов, сформированных в рамках литературной традиции, зародившейся и развивавшейся на протяжении всего XIX в. Существует принципиальная разница при описании «старого дома» в прозе Чехова середины 80-х – 90-х гг. XIX в. и в его пьесах.

4. Концепт «старый дом» взаимодействует с другими концептами в исследуемых художественных текстах, образуя особую иерархическую структуру, определяющую уникальность концептосферы творчества писателя.

5. Концептосфера писателя соотносится с культурно-историческими реалиями, оригинально преломляя их и превращая концепт «старый дом» в один из основных элементов русской культуры.

6. Развитие концепта «старый дом» в русской литературе XIX в. определяет магистральные векторы художественной мысли рассматриваемого периода.

Апробация работы. Концепция, основные идеи и результаты исследования были представлены на конференциях и отражены в публикациях, из которых четыре – в журналах, рекомендованных ВАК. Положения диссертации обсуждались на Международной научно-практической конференции преподавателей и студентов «Родная словесность в современном культурном и образовательном пространстве» (2010); на Научно-практической конференции молодых исследователей «Литература в системе культуры» (2012); Второй научно-практической конференции молодых исследователей «Литература в системе культуры» (2013); на Международной научной конференции «Лев Толстой и диалог искусств», посвященной 90-летию со дня рождения Г. Н. Ищука (2014); IV Международной научной конференции «Реклама и современный мир» (2016).

Структура работы. Диссертационное исследование состоит из введения, двух глав, заключения и списка использованной литературы. Всего в библиографии 189 наименований. Общий объем работы составляет 179 страниц.

Концепт «старинный дом» в творчестве А. С. Пушкина

Художественная картина мира, в рамках которой существует тот или иной концепт (в данном исследовании это концепт «старый дом»), является особым способом отражения реальности. В рамках данного исследования художественная картина мира будет восприниматься как концептосфера. Совокупность художественных концептов, главное свойство которых, как уже отмечалось, «неопределенность возможностей» [Аскольдов-Алексеев, 1997, с. 275], образует авторскую, индивидуальную концептосферу. Личность писателя, его творческие цели преобразуют реалии, на которые он в своем творчестве опирается, создавая персонализированную концептосферу, приобретая тем самым самобытность, уникальность, которая отличает писателей, работающих в одно время, принадлежащих к одному литературному направлению или течению, описывающих одни и те же явления исторической эпохи с ее политическими и социально-экономическими особенностями. Писатель преобразует действительность, не только исходя из собственного жизненного опыта и знаний, но и учитывая, перерабатывая предшествующий опыт.

Понятие «усадьба» окончательно укореняется в общественном сознании в к. XVIII – нач. XIX вв., так как именно в это время формируется традиция изображения и художественного осмысления усадьбы. Начало этой традиции положил Г. Р. Державин, изображавший в ряде своих произведений частную жизнь героя, разворачивающуюся на фоне детализированного поместного быта: «Похвала сельской жизни» (1798), «Евгению. Жизнь Званская» (1807). Таким образом, в литературу входит «поэзия частного существования» [Лотман, 1995, с. 501]. В этих стихотворениях живописно передана поместная жизнь на лоне природы, они пронизаны мажорным настроением и жизнеутверждающим духом [Лебедева, 2002]. Именно в этот период (к. XVIII – пер. треть XIX вв.) пространство впервые воспринимается как «специфически национальное миропе-реживание и жизненная проблема» [Колягина, 2007]. Дом и ценности, ему присущие, в это время связываются именно с понятием «усадьба». Переосмысление концепта «дом», отождествление морально-нравственных ценностей дома с усадьбой стало так актуально в это время, потому что именно в послепетровское время для европеизированной русской культуры особенно остро встал вопрос о сохранении связи с традиционной культурой, развития и сохранения национального компонента в новых условиях [Афанасьев, 2002].

Русскую литературу XIX века невозможно представить без образа усадьбы, так как это фон, на котором разворачивается действие литературного произведения, усадьба – это одно из средств характеристики персонажа, наконец, усадьба – это характеристика исторических реалий.

В логике предпринимаемого исследования начнем с усадьбы в произведениях А. С. Пушкина, у которого она, как уже отмечалось, «эталон для всей последующей русской литературы XIX века» [Звиняцковский, Панич, 2002, с. 86].

Усадьба ассоциируется с концептом «дом», становится метафорой дома не случайно, а потому, что усадьба связана прежде всего с дворянством, которое выступало «в роли культурной элиты в России XVIII – XIX вв.» [Щукин, 2007, с. 207]. Таким образом, она становилась не просто местом, средой обитания, а центром формирования особой культуры, ценностей, нравственных основ, определявших взгляды на жизнь ее обитателей.

Но прежде чем превратиться в «старый дом», который является предметом исследования в данной работе, концепт «дом», связанный с усадьбой, должен был войти в русскую литературу. Первый шаг к его появлению, к созданию «усадебного текста» был сделан А. С. Пушкиным, который много размышлял над «оседлым» и «странническим» образами жизни и в конце концов пришел к следующему выводу: «Уважение к минувшему – вот черта, отличающая образованность от дикости; кочующие племена не имеют ни истории, ни дворянства» [Пушкин, 1964, т. 7, с. 225]. Дом в сознании Пушкина тесно связан с дворянской усадьбой, писатель создает свой собственный концепт «старинный дом», который является основой для возникновения в будущем (в середине XIX века) нового концепта «старый дом» в рамках «усадебного текста».

В предпринятом диссертационном исследовании рассматриваются как прозаические произведения А. С. Пушкина, среди которых «Роман в письмах» (1829), «Повести покойного Ивана Петровича Белкина» (1831), «Дубровский» (1833), так и роман в стихах «Евгений Онегин» (1823 – 1831), что вполне объяснимо. «Особая роль “Евгения Онегина” в жизни величайшего из русских писателей определила и место романа в стихах в мировой литературе» [Непомнящий, 1999, с. 79]. «Уже неоднократно отмечалось, что весь русский роман XIX в. корнями уходит в «Онегина» и так или иначе интерпретирует его содержание» [Лотман, 1995, с. 454]. Усадьба, описанная Пушкиным в своих произведениях, во многом сформировала представления об усадьбе как об идеальном месте, заложила основы для возникновения «усадебного текста», а значит, и концепта «старый дом»; попытка доказательства этого факта будет предпринята в данной работе.

Следует отметить, что идея дома (усадьбы) в сознании поэта развивается в двух направлениях: первое ориентировано на усадебную мифологию XVIII века, в основе которой античные образцы, а действие разворачивается в плоскости противопоставления города и усадьбы. Подобное осмысление идеи дома можно найти преимущественно в лирике Пушкина, где мифология определяет мотивы и образы. Второе же осмысление идеи дома заключается в ориентации Пушкина на традиционную культуру, в которой ключевой концепт «дом» неразрывно связан с еще одним ключевым концептом «семья» [Колягина, 2007]. Таким образом, бытование концепта «дом» в творчестве Пушкина не было статичным. Он не просто развивал идею «оседлого» образа жизни, но и постоянно переосмысливал ее, отказываясь от штампов и создавая свой миф об усадьбе, где ключевую роль играли «дом» и «семья».

Говоря об образе усадьбы в творчестве Пушкина, следует учитывать, что пространство в художественном произведении того или иного писателя, с одной стороны, связано с культурной традицией, а с другой, реальное пространство всегда выстраивается посредством личного восприятия писателя, его знаний и жизненного опыта, таким образом, составляя индивидуальную картину мира, которая находит свое отражение в концептосфере.

Невозможно полноценно раскрыть духовную составляющую образа усадьбы, не обратившись к реалиям усадебной жизни, к быту, описанному А. С. Пушкиным. Особую роль места действия романа «Евгений Онегин» выделил Ю. М. Лотман, заметив, «сколь значительное место в романе занимает окружающее героев пространство, которое является одновременно и географически точным и несет метафорические признаки их культурной, идеологической, этической характеристики. Ясно, какое значение получает понимание всех деталей пространственного мира романа» [Лотман, 1995, с. 509].

В «Евгении Онегине» перед читателем предстает усадьба с тремя непременными ее составляющими, среди которых дом, сад и кладбище [Звиняцков-ский, Панич, 2002]. Автор именно в этом произведении заложил оппозицию «своего/чужого» пространства. Подобные противопоставления, наряду с «верх/низ», «север/юг», составляют основу мифопоэтического метода, который в качестве одного из основных используется в данной работе.

Начать исследование образа усадьбы, дома в «Евгении Онегине» стоит с описания дома дяди главного героя. Следует отметить, что слово «деревня» значительно более часто встречается в литературе XVIII – пер. пол. XIX вв. Соответственно и в наследии Пушкина слово «деревня», которое в ряде случаев будет отождествляться с усадьбой, встречается значительно чаще, чем слово «усадьба» (согласно «Словарю языка Пушкина», «усадьба» употребляется всего 8 раз, а вот «деревня», разумеется, в разных значениях – 285) [Колягина, 2007]. Само понятие «усадьба» укоренится в русской литературе в середине XIX в., о чем свидетельствуют романы Тургенева, Гончарова и других писателей и поэтов второй половины XIX века [Густова, 2007]. Исходя из этого, можно сделать вывод о том, что «деревня» и «усадьба» являются понятиями равнозначными.

Вторая глава романа в стихах «Евгений Онегин» начинается со следующих строк, описывающих усадьбу дяди Евгения: «Деревня, где скучал Евгений, // Была прелестный уголок; // Там друг невинных наслаждений // Благословить бы небо мог» [Пушкин, 1981, т. 4, с. 29].

В картине усадебного мира, куда приезжает Евгений, сам дом предстает отдельным маленьким «своим» миром, огражденным от большого внешнего «чужого» мира. В «своем» мире есть все, что должно быть у дворянина, живущего в поместье. Из описания становится понятно, что усадьба обладает некой историей, дом уже не очень молод, он ровесник хозяина: «Лет сорок с ключницей бранился, // В окно смотрел и мух давил» [Пушкин, 1981, т. 4, с. 30]. Дядя Евгения – это первый хозяин дома, поэтому на стенах пока только «царей портреты», позже уже в «старом доме», вероятно, должен появиться и портрет дяди и других владельцев дома.

Концепт «старый дом» в творчестве И. А. Гончарова

Рассматривая концепт «старый дом» в русской литературе XIX века, нельзя не обратиться к произведениям И. А Гончарова, а точнее, к трилогии, состоящей из романов «Обыкновенная история» (1847), «Обломов» (1859) и «Обрыв» (1869).

«Старый дом» Гончарова – это патриархальная усадебная идиллия. Он не похож на тургеневский «старый дом», но все же есть в них нечто общее. Как Тургенев, так и Гончаров осознавали, что без качественных изменений дворянская усадьба обречена на смерть, поэтому в своих произведениях каждый старался не просто описать «старый дом», но и проанализировать причины его постепенного разрушения и попытаться дать прогнозы относительно будущего усадьбы.

Концепт «старый дом» в творчестве Гончарова связан прежде всего с русской провинцией, которую писатель прекрасно изучил еще в детстве. Так, главный герой романа «Обыкновенная история» молодой дворянин Александр Адуев – провинциал, наследник родового поместья Грачи. Ему становится тесно в «своем» пространстве, его влечет далекий и, как ему кажется, блестящий и обещающий счастье Петербург. Таким образом, еще в первом романе трилогии закладывается оппозиция «старый дом» (усадьба)/город (Петербург)». Родовое имение Грачи, или, как пишет сам Гончаров, «деревня Грачи» (в данном исследовании ранее уже отмечалось, что в русской литературе XIX века традиция называть имение «деревней» берет свое начало от произведений Пушкина, в которых усадьба именуется деревней в большинстве случаев), – это настоящий «райский уголок», полный любви и заботы, обещающий прекрасную судьбу и радостную жизнь её молодому обитателю. В романе нет четкого описания дома, однако очень много бытовых деталей, по которым восстанавливается вполне определенная картина, патриархальный провинциальный мир «старого дома».

С первых же строк перед читателем предстают два мира: крестьянский и дворянский, прекрасно сосуществующие друг с другом. Анна Павловна неоднократно называется барыней, что полностью соответствует ее облику и поведению. В «старом доме» барской зажиточной деревни Грачи каждый знает свое место. Здесь жизнь строго подчинена трем календарям: «православному христианскому календарю с несколькими языческими вкраплениями»; родовому, семейному календарю и, конечно, земледельческому» [Щукин, 2007, с. 258]. Барыня Анна Павловна, собирая сына в Петербург, говорит о важности церкви: «…Бог один знает, что там тебя встретит, чего ты наглядишься, и хорошего, и худого. Надеюсь, он, отец мой небесный, подкрепит тебя; а ты, мой друг, пуще всего не забывай его, помни, что без веры нет спасения нигде и ни в чем» [Гончаров, 1977, т. 1, с. 43–44]. «Старый дом» невозможен без церкви, которая, как уже упоминалось, в патриархальном усадебном мире является мощным объединяющим началом. Священное писание – нравственная основа жизни «старого дома» А. И. Гончарова. В то же время вместе с православными христианскими традициями здесь прекрасно уживаются суеверия, различные языческие элементы. Анна Павловна в конце романа пытается исцелить и вернуть к жизни Александра при помощи Никитишны, которая «…говорят, многим помогает… Она только пошепчет на воду да подышит на спящего человека – все и пройдет» [Гончаров, 1977, т. 1, с. 310]. Подобная особенность «старого дома» Гончарова характерна и для «старинного дома» Пушкина, где основой устойчивости, гармонии усадебного мира является и православная вера, и мощная связь с традиционной культурой.

В основе существования «старого дома» лежат естественные потребности человека, а именно: сон, еда и продолжение рода. Герой Гончарова очень часто этим и ограничивается, его потребности не выходят за узкий круг необходимого для физической жизни. Это и обрекает, по мнению автора, на гибель имение Грачи, поскольку у его обитателей отсутствуют духовные искания, стремления, цели и проч.

«Старый дом» Тургенева полон укромных мест, предназначенных для тайных свиданий и захватывающих, а иногда и трагичных любовных переживаний. Обитатели «старого дома» Гончарова не способны на сильные эмоции, связанные счувством. Любовь для них – это создание семьи, что является обязательной, вполне естественной частью провинциального, патриархального мира. Жители усадьбы «…ничего замечательного и оживотворяющего в природе не видят, потому что природа для них такая же очевидность, как утренняя молитва или послеобеденный сон» [Щукин, 2007, с. 281].

Сад – обязательная составляющая и «старинного дома» Пушкина, и «старого дома» Тургенева, есть сад и в текстах Гончарова. Правда, он лишен несравненной живописности, но и ему присущ некий лиризм, так как это воспоминания о прошлом. Для Анны Павловны это ностальгия по молодости, воспоминания о покойном муже, о «семейственном счастии», о беззаботной и счастливой поре детства сына Александра, главного ее сокровища: «Вот эти липы, – говорила она, указывая на сад, – сажал твой отец. Я была беременна тобой. Сижу, бывало, здесь на балконе да смотрю на него. … А вон лужок, где ты играл, бывало, с ребятишками; такой сердитый был: чуть что не по тебе – и закричишь благим матом» [Гончаров, 1977, т. 1, с. 312]. Таким образом, ре-троспективность повествования, порождающая сентиментальность, является смыслообразующей чертой в построении концепта «старый дом» в романе Гончарова «Обыкновенная история».

Данный концепт взаимодействует с концептами «семья» и «счастье», которые репрезентируются через мотивы детства и материнства. Сад – воспоминание, сад – образ живой души хозяев усадьбы, самого «старого дома» восходит к литературной традиции изображения усадьбы.

Для «Обыкновенной истории» характерны замкнутость, отгороженность имения от остального мира. Поместная жизнь амбивалентна: с одной стороны, она дает молодому дворянину Александру Адуеву чувство защищенности и спокойствия, а с другой – лишает героя чувства реальности, отрывая его от настоящей реальности, которая в равной степени состоит из любви и ненависти, успеха и разочарования: «А здесь какое приволье! Он лучше, умнее всех! Здесь он всеобщий идол на несколько верст кругом. Притом здесь на каждом шагу, перед лицом природы, душа его отверзалась мирным, успокоительным впечатлениям. Говор струй, шепот листьев, прохлада и подчас самое молчание природы – все рождало думу, будило чувство» [Гончаров, 1977, т. 1, с. 312]. Александр Адуев, как и его мать Анна Павловна, в «старом доме» обращает свои мысли в прошлое – в то время, когда он был абсолютно счастлив в замкнутом мире родного дома, когда он не знал горя, обид, неудач и разочарования. Прошлое, воспоминания об ушедшем порождают уход от настоящего и неминуемый страх перед будущим.

С другой стороны, герою скучно в родных стенах. «Скука» – один из ключевых концептов в русской литературе XIX века. В 1825 году А. С. Пушкин написал в письме к К. Ф. Рылееву: «Тебе скучно в Петербурге, а мне скучно в деревне. Скука есть одна из принадлежностей мыслящего существа» [Пушкин, 1965, т. 10, с. 144]. Концепт «скука» – важнейшая составляющая концептосфе-ры Гончарова. Он входит в концептуальное поле «старого дома». «Скука» Александра объясняется тем, что физически он вернулся в безмятежный идиллический мир счастья и детства, но внутренне он совершенно другой, поэтому обретение долгожданной гармонии не наступает. Душевное состояние уже не совпадает с осознаваемой им искусственностью мира поместья, обусловленной его ограниченностью. В идиллии «старого дома», кроме покоя, есть и безволие, нет целей, стремлений и побед, влекущих за собой целую гамму эмоций, чувств, переживаний, которые открылись Адуеву в Петербурге. В имении Грачи жизнь неспешна, время течет очень медленно, в Петербурге же события сменяют друг друга, а время бежит стремительно. Жизнь в «старом доме», ограниченная естественными физиологическими потребностями, среди которых главными являются сон и еда, уже не может удовлетворить его, так как такая жизнь не наполняет человека, не придает ему жизненных сил, заставляя погружаться в безвольное состояние сна наяву. Именно поэтому Александр, вернувшись в домашний идиллический мир, заскучал: «Узкий щегольской фрак он заменил широким халатом домашней работы» [Гончаров, 1977, т. 1, с. 313], предвосхищая тем самым главного героя следующего произведения, составляющего романную трилогию Гончарова, – «Обломова».

Концепт «старый дом» в прозе Чехова второй половины 1880-х – 1890-х годов и литературная традиция изображения усадьбы

Анализируя концепт «старый дом» в прозе Чехова второй половины 1880-х – 1890-х гг. XIX в. в свете литературной традиции, следует отметить, что именно в этот период усадьба является наиболее часто описываемым локу-сом. Можно предположить, что это связано не только с социально-экономическими и политическими изменениями, происходившими в России в этот период, но и с тем, что атмосфера дворянской усадьбы в то время отражала мировосприятие, мироощущение самого писателя. Усадьба в произведениях Чехова того времени отличается от традиционного образа. Было принято изображать «старинный», а позже и «старый дом» «в замкнутом пространстве обустроенной природы» [Щукин, 2007, с. 320]. Границы «старого дома» в произведениях Чехова легко преодолеть: «Однажды, возвращаясь домой, я нечаянно забрел в какую-то незнакомую усадьбу. … Я легко перелез через изгородь и пошел по этой аллее, скользя по еловым иглам, которые тут на вершок покрывали землю» [Чехов, 1985, т. 9, с. 174]. «Старый дом» не противопоставлен остальному миру вне усадьбы, границы весьма условны, они легко преодолеваются гостями и жителями «старого дома», пространство расширяется до бесконечного простора, где можно обрести истинную свободу: «Человеку нужно не три аршина земли, не усадьба, а весь земной шар, вся природа, где на просторе он мог бы проявить все свойства и особенности своего свободного духа» [Чехов, 1986, т. 10, с. 58].

В соответствии с архетипом усадьбы, описанным А. С. Пушкиным в «Евгении Онегине», невозможно представить это место без сада. И в рассказах, повестях Чехова – это обязательный признак «старого дома». С. П. Батракова верно замечает, что «сад у Чехова… врастает в людские драмы, участвует в них как живое существо, открытое ударам судьбы» [Батракова, 1995, с. 44]. «Вся энергия художника должна быть обращена на две силы: человек и природа» [Чехов 1974-1983 П., т. 2, 1975, с. 190]. Сад в «старом доме» тоже старый, запущенный, его населяют старые жители: «И тут тоже запустение и старость; прошлогодняя листва печально шелестела под ногами, и в сумерках между деревьями прятались тени. Направо, в старом фруктовом саду, нехотя, слабым голосом пела иволга, должно быть, тоже старушка» [Чехов, 1985, т. 9, с. 174 – 175]. Многократное использование прилагательного «старый» в описании сада еще раз доказывает, что локусом рассказа является усадьба. «Старый сад», отсылающий своей еще считываемой структурой к регулярному саду эпохи расцвета «дворянских гнезд», рождает тоску и воспоминания в душе героя. «В такой системе была как бы имитация истории: намек на то, что старый сад родился еще в недрах регулярности середины XVIII в.» [Лихачев, 1998, с. 420]. Следует отметить, «старый сад» – обязательный атрибут концепта «старый дом» – создает не только настроение меланхолии и грусти, характерной для «усадебного текста» русской литературы, но и ощущение ускользающей красоты, закономерно обреченной на смерть.

Отношение к природе усадьбы является дополнительной характеристикой героя или героини. Так, в рассказе «Ариадна» Иван Ильич Шамохин, рассказывая о «старом доме», говорит: «…Природа тут, должен я вам сказать, удивительная. Усадьба наша находится на высоком берегу быстрой речки, у так называемого быркого места, где вода шумит день и ночь; представьте же себе большой старый сад, уютные цветники, пасеку, огород, внизу река с кудрявым ивняком, который в большую росу кажется немножко матовым, точно седеет, а по ту сторону луг, за лугом на холме страшный, темный бор. В этом бору рыжики водятся видимо-невидимо, и в самой чаще живут лоси. Я умру, заколотят меня в гроб, а все мне, кажется, будут сниться ранние утра, когда, знаете, больно глазам от солнца, или чудные весенние вечера, когда в саду и за садом кричат соловьи и дергачи, а с деревни доносится гармоника, в доме играют на рояле, шумит река – одним словом, такая музыка, что хочется и плакать, и громко петь» [Чехов, 1985, т. 9, с. 109]. Подобное отношение к природе, к родной усадьбе, к «старому дому» характеризует героя как романтически настроенного юношу, который ждет высоких искренних чувств. Но в этом же рассказе есть другой герой, который тоже по-своему любит природу: «Лубков любил природу, но смотрел на нее как на нечто давно уже известное, притом по существу стоящее неизмеримо ниже его и созданное только для его удовольствия» [Чехов, 1985, т. 9, с.114]. В отношении к природе считывается характер героя: Лубков – циничный и эгоистичный человек, воспринимающий красоту в любом её проявлении как некий материал, созданный «только для его удовольствия». Ради своего непродолжительного увлечения или получения некой выгоды Лубков готов пойти на любую подлость, способен заставить страдать окружающих.

«Старый дом» невозможно представить без церкви, так как изначально основу жизни усадьбы, гармоничного сосуществования двух миров, крестьянского и дворянского, составляла православная вера. Церковь, как правило, строилась в отдалении, на возвышенном месте (вертикальная модель мироустройства [Лотман, 1970, с. 268]). Неслучайно и то, что в рассказе «Дом с мезонином» «старый дом» с садом, водоемом (пруд с купальней) и с колокольней описывается на закате. У читателя создается ассоциация, что вместе с солнцем вскоре навсегда исчезнет и всё окружающее, поэтому описанию свойствен «меланхолический лирический подтекст, служащий для создания специфического настроения отрадно-ностальгической грусти» [Щукин, 2007, с. 320].

Однако сад в изображении Чехова может вызывать противоречивые чувства: «Сад, старый, некрасивый, без дорожек, расположенный неудобно, по скату, был совершенно заброшен: должно быть, считался лишним в хозяйстве» [Чехов, 1985, т. 9, с. 315]. Сад отражает внутреннее состояние героя или героини, которые смотрят на него. Так, старый заброшенный сад кажется Вере некрасивым, неуютным, лишним. И сама Вера вскоре ощутила себя лишней в «старом доме», для которого ее удачное, выгодное замужество является единственным шансом на спасение. Состояние сада созвучно душевному состоянию героини: «Природа волнует своей близостью – радует и огорчает, пробуждает по утрам и весной, обогревает в летний полдень, погружает в уныние в осенние дожди, в сон в пору зимних метелей и снегопадов, словом, ни на минуту, в любое время года и суток, не оставляет человека наедине» [Евангулова, 2003, с. 103].

Именно сад позволяет выстроить одну из основополагающих бинарных оппозиций творчества писателя, противопоставление истинной нерукотворной красоты сада излишней декоративности «изысканных уродств». Сад может стать навязчивой идеей, способной подчинить себе жителей «старого дома», разрушая их жизни. Истинное подменяется ложным, сад вместо вечной красоты и символа живой души способен превратиться в символ страдания, пустоты и одиночества: «Вся, вся наша жизнь ушла в сад, мне даже ничего никогда не снится, кроме яблонь и груш. Конечно, это хорошо, полезно, но иногда хочется и еще чего-нибудь для разнообразия» [Чехов, 1986, т. 8, с. 230]. Одержимость садом ограничивает мировоззрение хозяина «старого дома» Песоцкого, делает его эгоцентричным, готовым пожертвовать не только своей, но и жизнью Тани ради благополучия сада. Подобное ограничение мира героя в рамках пространства «старого дома» не приносит счастья, а является дисгармонией, разрушающей жизни обитателей усадьбы.

В описании сада в прозе Чехова встречается прилагательное «старинный», что встраивает изображение в традиции большой истории: в «старом доме» сменилось несколько поколений одной семьи: «Старинный парк, угрюмый и строгий, разбитый на английский манер, тянулся чуть ли не на целую версту от дома до реки и здесь оканчивался обрывистым, крутым, глинистым берегом … и всегда тут было такое настроение, что хоть садись и балладу пиши» [Чехов, 1986, т. 8, с. 226].

Фраза «разбитый на английский манер…» отсылает читателя в XVIII век, когда, по мнению ряда искусствоведов, французские классицистические парки постепенно сменялись парками, «разбитыми на английский манер», – с присущей им естественностью, «натуральностью». Возникающее желание «писать балладу» вызывает ассоциацию с лучшими, элитарными усадьбами, в которых царила неповторимая творческая атмосфера, которую так высоко ценил сам А. П. Чехов.

Сад в «старом доме» Чехова – место свиданий юной обитательницы усадьбы и гостя, молодого человека, представителя мира вне усадьбы, что характерно для «усадебного текста» русской литературы, где сад ассоциируется с развитием любовной линии.

Старое дерево, которое когда-то росло в саду имения, в прозе Чехова становится символом безвозвратно ушедшего времени: «Тут торчат пни да редеет жиденький ельник; уцелело одно только высокое дерево – это стройный старик тополь, пощаженный топором словно для того только, чтобы оплакивать несчастную судьбу своих сверстников. От каменной ограды, беседок и гротов остались только следы в виде разбросанных кирпичей, известки и гниющих бревен» [Чехов, 1977, т. 3, с. 436]. «Стройный старик тополь» – чужой в новой реальности, когда имение могут продать за долги предприимчивым купцам, которые превращают усадьбу в дачи, где за деньги можно и рыбу ловить, и грибы с ягодами собирать. Новые хозяева видят в «старом доме» с садом не уникальное место с неповторимой атмосферой, а способ обогащения.

Концепт «старый дом» в пьесах А. П. Чехова 1890-х – 1900-х годов и традиция изображения усадьбы

Драматургия и проза составляют единое художественное пространство в позднем творчестве А. П. Чехова, поэтому и концептосфера его произведений во многом идентична. Мы охарактеризовали семантическое наполнение концепта «старый дом» в прозе писателя, выявили его взаимодействие с другими концептами, очертили границы его поля. Теперь обратимся к драматургическому наследию художника и попытаемся разобраться в особенностях концепто-сферы его пьес. В целом она идентична прозаической: имеет сходную структуру, её составляют те же концепты. Но в ней есть и особенности, связанные с природой драматургии как особого рода литературы. Кроме того, в пьесах представлен особый взгляд художника на его эпоху и человека, что, конечно же, отразилось и на уровне концептосферы.

В данном разделе речь пойдет о пьесах, написанных в 1890- х – 1900-х годах. Писатель не только остро ощущал перемены, происходившие в России в конце XIX века, не просто анализировал социально-экономические проблемы, но и пытался передать глубину существующих противоречий, их духовную основу.

Действие всех четырех пьес, написанных в период 1890-х – 1900-х годов, происходит в усадьбе. По сложившейся в XIX веке литературной традиции изображения усадьбу невозможно представить без самого дома, сада и, конечно, церкви. Все эти характерные признаки старой помещичьей усадьбы легко обнаруживаются в пьесах Чехова. «Сад. Видна часть дома с террасой. На аллее под старым тополем стол, сервированный для чая» [Чехов, 1986, т. 13, с. 63]. «Поле. Старая, покривившаяся, давно заброшенная часовенка, возле нее колодец, большие камни, когда-то бывшие, по-видимому, могильными плитами, и старая скамья. Видна дорога в усадьбу Гаева. В стороне, возвышаясь, темнеют тополи: там начинается вишневый сад…» [Чехов, 1986, т. 13, с. 215]. В ремарках присутствуют обязательные признаки «старого дома» в рамках литературной традиции изображения усадьбы. Есть и еще ряд «сигналов» «усадебного текста»: аллея со старыми деревьями («старые тополи»), терраса. Очевидно, что дом действительно старый, об этом свидетельствует многократное повторение прилагательного «старый» при описании окружающей обстановки: это и старые деревья, и старая, заброшенная часовенка, и старая скамья.

В ремарке говорится о кладбище, но могильные плиты превратились в большие камни, то есть потеряны родовые связи. Родовая память всегда была основой стабильности усадьбы, «старинного», а позже и «старого» дома. А у Чехова родовая память не имеет прежнего значения, поэтому герои все больше дезориентированы в пространстве. Мир «старого дома» не дает им чувства уверенности, защищенности, стабильности. Церковь, которая традиционно считалась гордостью хозяев усадьбы и объединяла два мира, крестьянский и дворянский, являлась символом духовной жизни, в пьесах Чехова изображена заброшенной, покривившейся, что свидетельствует об отсутствии самого важного в жизни обитателей «старого дома» – истинной духовной, нравственной основы, которая придает сил ориентироваться в жизни.

В «старом доме» в пьесах Чехова много комнат: гостиная, столовая, спальня, детская, передняя. Однако жители и гости не чувствуют себя уютно, этот мир не воспринимается героями пьес Чехова как «свой», противопоставленный «чужому» миру вне усадьбы. Мир «старого дома» теряет свою основную функцию защиты от враждебного внешнего мира. Довольно часто он сам становится отталкивающим, враждебным для героев пьес Чехова. Так, герои «Чайки» Аркадина и Тригорин живут в гостиницах, Треплев не чувствует себя в доме полноценным членом семьи, он ощущает себя лишним, ненужным. Со-рин вынужден жить в усадьбе из-за нехватки средств. Маша, которая обрела семью и должна стремиться создать свой собственный микромир, не хочет этого делать, Нина Заречная лишена дома.

В пьесе «Дядя Ваня» обитатели «старого дома» также не чувствуют себя защищенными, потому что каждый сам по себе и ощущает себя глубоко одиноким. Елена Андреевна считает, что здесь «неблагополучно». Астров говорит Соне: «Знаете, мне кажется, что в вашем доме я не выжил бы одного месяца, задохнулся бы в этом воздухе… Ваш отец, который ушел в свою подагру и в книги, дядя Ваня со своей хандрой, ваша бабушка, наконец, ваша мачеха…» [Чехов, 1986, т. 13, с. 83].

В пьесе «Три сестры» сестры мечтают покинуть дом, уехать в Москву. Они не воспринимают «старый дом» «своим» пространством, ориентированным на «райское место», дом для них абсолютно чужой - «антидом» (Ю. М. Лотман). В начале пьесы они не чувствуют духовной связи со своим домом, а в финале они фактически лишаются его в реальной жизни. Само действие разворачивается уже не в доме, а в старом саду Прозоровых, на террасе. Андрей заложил имение, не поставив сестер в известность. Жена Андрея, Наташа, отнимает у них личное пространство, комнаты. Сестрам невыносимо находиться в «старом доме»: «Если б только вы знали, как мне трудно жить здесь одной, без Оли… Она живет в гимназии; она начальница, целый день занята делом, а я одна, мне скучно, нечего делать, и ненавистна комната, в которой живу…» [Чехов, 1986, т. 13, с. 176]. «Старый дом» рождает в сердцах сестер уже не любовь, ощущение домашнего тепла, уюта, а ненависть.

Таким образом, «старый дом» становится «антидомом», в пьесах появляется мотив бездомности, принципиально важный не только в изучении художественного концепта «старый дом», но и являющийся ключевым в русской литературе рубежа ХIХ и XX вв. Усадьба, «старый дом» уже не воспринимается героями пьес Чехова как «свое», уютное, замкнутое, отгороженное от остального мира пространство.

Интересным является тот факт, что действие пьесы «Вишневый сад» начинается в «комнате, которая до сих пор называется детскою». С одной стороны, это свидетельствует о том, что герои пьесы как бы остались в прошлом, отказываются от реальной жизни, погружаясь в воспоминания. С другой стороны, это свидетельствует и об их инфантильности, которая в том числе приводит их к разорению и потере усадьбы, «старого дома».

В пьесе «Вишневый сад» «старый дом» должен быть продан, его новый хозяин Лопахин планирует выгодно отдать землю под дачи. На смену «старому дому» приходит новый тип жилья – дача, то есть место временного обитания, сезонное жилище. Хозяева «старого дома» вынуждены покинуть его навсегда. «Старый дом», его атмосфера, люди, которые когда-то в нем обитали, превратятся в воспоминания о жизни, которой не суждено повториться. И сам «старый дом» станет воспоминанием. Таким образом, в пьесе «Вишневый сад» мотив бездомья, оппозиция «дом/антидом» становятся составляющей концепта «старый дом». Герои пьесы не осознают «старый дом» как «свое» пространство в настоящем, потому что сами не чувствуют себя частью настоящего: «Дом, в котором мы живем, давно уже не наш дом, и я уйду, даю вам слово» [Чехов, 1986, т. 13, с. 228].

Концепт «старый дом» в пьесах Чехова репрезентируется через лексико-тематическую группу «комната». Комната в «старом доме» по сложившейся литературной традиции, берущей свое начало от гармоничного и патриархального «старинного дома» А. С. Пушкина, является личным пространством героя или героини, где они могут чувствовать себя в безопасности, ощущать себя хозяевами. Пространство комнаты в пьесах Чехова лишено этой функции. Комната, где происходит действие, может быть проходной: «Одна из гостиных в доме Сорина, обращенная Константином Треплевым в рабочий кабинет. Направо и налево двери, ведущие во внутренние покои. Прямо стеклянная дверь на террасу» [Чехов, 1986, т. 13, с. 45]. Таким образом, пространство лишено уюта, замкнутости, оно перестает быть личным. В ремарке обращает на себя внимание и то, что гостиная переделана в кабинет, то есть Треплев лишен личного пространства, что свидетельствует о еще большем дискомфорте в душе героя, о его унизительном, крайне стесненном положении в доме.

Наличие множества дверей играет важную роль в осмыслении пространства «старого дома». «Особенность символики дверей и окон объясняется, по-видимому, тем, что содержание, приписываемое им как граничным объектам, осложняется их специфическим назначением: обеспечивать проницаемость границ. Такое парадоксальное сочетание признаков, противоположных по самой своей сути, обеспечило их статус особо опасных точек связи с внешним миром и соответственно их особую семантическую напряженность» [Байбурин, 2005, с. 160].