Введение к работе
В «Былом и думах» А.И.Герцена получает документально-художественную интерпретацию одно из ведущих направлений русской общественной и религиозно-философской мысли 1840-х годов — западничество, возникшее на почве русского европеизма. Оно представляет собой уникальное явление русской культуры и общественного сознания, которое было характерно для непродолжительного этапа развития русской общественной и религиозно-философской мысли. Временной отрезок, связанный с зарождением, расцветом и распадом западничества как целостного направления, едва охватывает одно десятилетие. Возникновение западничества относится к началу 1840-хгг., а к 1848г. оно фактически прекращает свое существование. Однако это десятилетие характеризуется настолько интенсивной интеллектуальной жизнью русской интеллигенции, что впоследствии оно сыграет решающую роль в формировании национального самосознания, а фигура западника станет концептом национальной культуры.
При этом Герцена интересует не столько западничество как определенное течение русской мысли, сколько тип человека, который является носителем западнических идей и ценностей. Обращение мемуариста к культурному миру западника связано, прежде всего, с авторской установкой на ментальное самопознание, которая является характерной для жанра мемуаров и определяет типичность персонажей. Эта установка заключается в авторском стремлении самоидентифицироваться в плане принадлежности к определенной социальной среде, общественно-политическому и философскому направлению, типу культуры и т.д.
Объектом данного диссертационного исследования являются художественные мемуары А.И. Герцена «Былое и думы».
Предмет диссертации — культурный мир западника: автобиографического героя «Былого и дум» и центральных персонажей художественных мемуаров А.И. Герцена.
Актуальность темы диссертационного исследования заключается в повышенном внимании современной филологической науки к мемуарно-биографической прозе, что проявляется в интенсивном издании и изучении мемуаристики. Кроме того, для современного гуманитарного дискурса в целом (литературоведения, истории, философии, культурологии, лингвистики) характерен возрастающий интерес к проблеме западничества и русского европеизма.
Степень изученности проблемы. В советском литературоведении доминировал социологический подход в изучении творчества А.И. Герцена, заданный еще работами В.И.Ленина, А.В.Луначарского, В.Г.Плеханова и др. Это определило преимущественный интерес к автобиографическому герою «Былого и дум» как представителю русского освободительного движения. Однако уже в конце 1940-х — в начале 1950-х гг. появляется ряд литературоведческих работ, в которых представлен анализ поэтики мемуаров. Такие исследователи, как Э.Г. Бабаев, А.И. Володин, Л.Я.Гинзбург, Г.Г. Елизаветина, Н.М. Пирумова, П.Г. Пустовойт, В.А. Путинцев, Л.К. Чуковская и др., рассматривают «Былое и думы» с точки зрения реалистического метода изображения человека, принципов создания характера, жанровой специфики, своеобразия психологизма писателя и пр.
Для современного этапа изучения творчества Герцена характерно многообразие методов исследования, применяемых к анализу «Былого и дум». Так, например, СЕ. Эрлих обращается к мемуарам, используя в своей работе основные методы и принципы мифопоэтики. Интерес к персонажам Герцена он объясняет тем, что в современной науке складывается отношение к ним как к «культурным героям», «чьи деяния приобрели значение <...> одного из основных мифов»1 в истории русской культуры. Особенное внимание уделяется частным аспектам поэтики «Былого и дум» (например, связи мемуаров с традициями немецкой литературы, анализу родовой и жанровой природы произведения, семантике метафорических образов, созданных в мемуарах, и т.д.). Многие современные исследователи обращаются к художественным типам, изображенным в «Былом и думах», и находят новые аспекты этой проблемы. Так, например, Р.А. Хестанов, обращаясь к Герцену как к персонажу, пишет о разных интерпретативных образах, свойственных автобиографическому герою (например, образе двуликого Януса или Пророка).2
О творчестве Герцена в последней трети XX — начале XXI века написано несколько монографий: В.А.Туниманова, А.В.Марунова, Н.В.Дуловой, С.Д.Гурвич-Лищинер, СЕ. Гревцовой, И.А. Желваковой, С.В.Савинкова, Р.А. Хестанова, СЕ. Эрлиха, Е.Н. Дрыжаковой, А.А. Роота и пр. Почти все эти работы с разной степенью полноты объясняют отношение Герцена к западничеству. В той или иной мере в них представлен анализ западника как социокультурного типа. Однако феномен культурного мира не становится в них предметом специального изучения.
Научная новизна диссертации.
К настоящему времени в науке сложились разные точки зрения на отношение А.И. Герцена к западничеству. Одними исследователями Герцен рассматривается как западник или русский европеец (как правило, эти точки зрения являются взаимоисключающими). Согласно мнению других, Герцен в своих духовных исканиях проходит сложную эволюцию от западничества к славянофильству (или русофильскому мессианизму, псевдозападничеству, западничеству без Запада). Научная новизна диссертации состоит в том, что, в отличие от сложившихся точек зрения, в ней высказывается и находит подтверждение идея эволюции автобиографического героя «Былого и дум» от западничества к европеизму и от европеизма к номадизму. Кроме того, в диссертации формулируется и раскрывается теоретическое понятие «культурный мир» западника.
Цель работы — определить содержание культурного мира западника, изображенного в художественных мемуарах А.И. Герцена; объяснить способы его репрезентации в «Былом и думах».
Задачи исследования:
Выявить основные составляющие культурного мира западника и рассмотреть их эстетическую функцию в художественных мемуарах А.И. Герцена.
Объяснить, как меняется статус автобиографического героя «Былого и дум» от западника к русскому европейцу и от европейца к номаду — в зависимости от духовных
В 1840-е годы, связанные с жизнью автобиографического героя в России и с расцветом деятельности западнического кружка, он в наибольшей мере воплощает собой культурный мир западника. Неслучайно в «русской» части «Былого и дум» мемуарист уделяет самое пристальное внимание разным аспектам этого культурного мира, представляя на страницах мемуаров подробное описание особого стиля поведения, который западники намеренно создавали в своей повседневной жизни и который стал одним из средств проявления их оппозиционности по отношению ко всему, что связывалось в их представлениях с официальным общественным порядком. Ценности, которые представлялись проевропейски настроенному Герцену безусловными, воспринимались им в тот период как «западные», «европейские». Сама Европа оценивалась им как некое «идеальное» пространство, как «сакральное чудо-место»1 и «царство правды и счастья»2.
Жизнь автобиографического героя в 1850-е годы связана с напряженной духовной драмой Герцена, обусловленной его разрывом с национальной средой и положением эмигранта, которое описывается как «неясное» и «затруднительное». В глазах окружающих он представляется то типичным русским барином и «prince russe», то «западным рантье», то гражданином одной из сельских общин швейцарского кантона. С другой стороны, его общественное положение обусловлено стремлением осознать собственный статус и предельно точно обозначить его. На страницах «Былого и дум», посвященных описанию жизни Герцена с 1848 по 1852 годы и пребыванию его в разных европейских странах (Германии, Италии, Франции, Швейцарии), автобиографический герой представлен не только как выразитель западнической культуры, но и как представитель России, которую он открывает Европе. В это время метафизически восторженное отношение к Европе сменяется у него таким же метафизически восторженным отношением к России.
В последней, лондонской части «Былого и дум» (части 6-8), меняется не только общественный, но и онтологический статус автобиографического героя. Теперь он представлен в мемуарах как иностранец своего времени, вечный скиф, гражданин мира и хронономад. Этот статус проявляется, прежде всего, в том, что личность автобиографического героя характеризует чуждость не только России и Европе, но и временному плану современности. Весь современный порядок вещей воспринимается им как тупик и как хаос (его символом в мемуарах является образ лондонского тумана), а «внутреннее пространство» собственной души становится для Герцена — персонажа «Былого и дум» — единственным пристанищем. Номадизм героя, как показывает мемуарист, представляет собой итог его интеллектуальной эволюции и духовных поисков.
1 Эрлих СЕ. История мифа. «Декабристская легенда» Герцена. — СПб., 2006.
2 Хестанов РА. Александр Герцен: импровизация против доктрины. — М.,2001. — С. 53-182.
1 Кантор В.К. Западничество как проблема русского пути // Вопросы философии. — 1993. —
.
2 Там же. — С.5.
людей, препятствуя сближению с ними. «Чужая порода людей кишит, мятется около меня, объятая тяжелым дыханьем океана, — пишет Герцен, — мир, распускающийся в хаос, теряющийся в тумане» (Герцен, т. X, ч. 5, с. 27). Автобиографический герой видит суетящихся людей как будто сквозь туман; и они кажутся ему безликими тенями.
Любое, даже краткое, упоминание об Италии сопровождается описанием ее темно-синего моря и высокого неба. Дымчатый туман, мрачные деревья лондонских парков и длинные однообразные ряды уличных фонарей особенно уныло воспринимаются на фоне воспоминаний о ярких красках этой солнечной страны. С помощью образа Италии мемуарист описывает свои мысли и чувства, связанные с временным планом «тогда». Эта страна связана с прошлым автобиографического героя, т.е. с его жизнью до того момента, когда разрушились надежды на европейскую революцию; и с его жизнью до того, как разбился семейный очаг: «...А та страна, обмытая темно-синим морем, накрытая темно-синим небом... Она одна осталась светлой полосой — по ту сторону кладбища» (Герцен, т. X, ч.5, с. 27). Неслучайно, когда Герцен описывает какой-нибудь из дней, проведенных в одном из итальянских городов (Рим, Милан, Турин), это описание, как правило, сопровождается характеристикой "Santo dio" — святой день. Именно Италии возле моря, среди виноградников роз и померанцевых деревьев Герцен может сказать: «Мы дома» (2, т. X, ч. 5, с. 274).
Италия для Герцена — это воплощение гармонии и безоблачного идиллического счастья. Италия для Герцена — страна мечты. В «Былом и думах» она в наибольшей мере соответствует романтическому императиву "Dahin". В Турине состоялась памятная встреча автобиографического героя и Natalie в «день святого примиренья» (Герцен, т. X, ч. 5, с. 275). Италия в мемуарах — это символ всего того, что навсегда осталось для автобиографического героя в прошлом, символ утраченного; поэтому возвращение в Италию невозможно, как невозможно возвращение к прежней счастливой жизни. С Италией для Герцена связаны последние дни веры в торжество революционных идеалов в Европе. Италия в мемуарах Герцена — это не только страна-мечта и страна-идиллия, но и страна-иллюзия, поэтому вернуться туда он не может.
Таким образом, если западник нигде не чувствовал себя дома — ни в Европе, ни в России, а русский европеец «был дома везде», то для номада ощущение дома не связано с конкретным географическим пространством, где он находится. Внутренняя самоидентификация героя «Былого и дум» не обусловлена и конкретным временем, ибо, будучи человеком своей эпохи, он, в конечном итоге, несколько отстраняется от нее, сохраняя свою внутреннюю независимость.
Заключение
Автобиографический герой «Былого и дум» представляет собой наиболее яркий пример расхождения с идеальной моделью западника, и по мере его интеллектуальной и духовной эволюции это расхождение все более усиливается. Само содержание культурного мира западника в мемуарах Герцена сохраняет определенные константные признаки на всех этапах этой эволюции, но в то же время наполняется разным смыслом в «русской и «европейской» частях книги. Это обусловлено, прежде всего, сменой статуса Герцена-персонажа (сначала общественного, а затем онтологического) и его новым отношением к Европе и России в разные периоды жизни.
исканий и смены обстоятельств его жизни (как личных, так и связанных с общественно-политической жизнью Европы и России).
Сопоставить отношение Герцена-персонажа к топосам «Россия» и «Европа» на разных этапах его мыслительной и общественно-политической деятельности: в 30-40-е и в 50-60-е годы XIX столетия, в «русской» и «европейской» частях «Былого и дум».
Раскрыть основные принципы организации системы персонажей в мемуарах Герцена в зависимости от их принадлежности к «своему» (западническому) или «чужому» (славянофильскому, официальному и пр.) для автобиографического героя миру культуры; выявить их соотнесенность, иерархию и способы взаимодействия; объяснить соотношение индивидуального и типического в созданных Герценом характерах.
Проанализировать обусловленность изображения в «Былом и думах» людей 1830-40-х гг. (прежде всего, представителей дружеского кружка) жанровой спецификой произведения.
Методология исследования. Методология диссертации опирается на фундаментальные работы общетеоретического характера: М.М.Бахтина, Ю.М.Лотмана, Е.Фа-рыно, Б.Ф. Егорова, Ю.В. Манна, Б.А. Успенского, В.Г. Щукина, В.К. Кантора и др.; а также на исследования, посвященные изучению мемуарно-автобиографической прозы: Л.Я. Гинзбург, Г. Г. Елизаветиной, Т.М. Колядич, И.А. Николиной, А. Г. Тартаковского.
В качестве основного научного метода в диссертации был избран историко-литературный. Это наиболее универсальный метод исследования, который направлен, прежде всего, на изучение текста литературного произведения с учетом широкого контекста: фактов биографии писателя, истории общественной мысли, а также культурных, бытовых особенностей эпохи.
Кроме того, в диссертации реализованы некоторые идеи и принципы структурно-семиотического метода. В частности, в качестве одной из базовых категорий используется понятие идеальной социокультурной модели западника, которую можно рассматривать как идейно-аксиологический инвариант. Она представляет собой «максимально заостренное в своей идеологической ясности сознание сторонников этого течения»1 и помогает описать изучаемое явление. Понятие культурного мира, с одной стороны, дает возможность выявить константные признаки западника как социокультурного типа, с другой, — позволяет учесть лотмановскую идею вариативности, которая свойственная любой модели.
Положения, выносимые на защиту.
1. Культурный мир западника (точно так же, как, например, культурный мир славянофила) является феноменом интеллектуальной, общественной и культурной жизни эпохи 1840-х годов. В качестве научной категории он представляет собой некий умственный конструкт, созданный исследователями для удобства научного описания изучаемого явления. В творческой практике культурный мир западника — это сложный социокультурный комплекс, который включает в себя систему ценностей, обществен-
1 Щукин В.Г. Русское Западничество. Генезис. Сущность. Историческая роль. — Лодзи, 2001.-С. 135.
но-политических, религиозных и философских взглядов, круг чтения, литературные симпатии, а также бытовое поведение человека, представляющее собой своеобразный ритуал; его внешний облик, определенную манеру себя вести и выражать свое мнение, форму и содержание бесед, убранство жилища. При этом все составляющие культурного мира западника являются вариативными. Они зависят не только от принадлежности человека к этому общественно-психологическому и культурному типу, но и от индивидуальных особенностей каждой конкретной личности (характера, темперамента и пр.). В художественных мемуарах А.И. Герцена этот феномен представлен с учетом индивидуально-авторских задач.
В 1840-е годы особое значение придавалось повседневной жизни человека и его бытовому поведению. В это время поведенческий этикет был буквально возведен в ранг закона. Для западника умение выработать определенную привычку вести себя в повседневной жизни, соответствующим образом говорить и одеваться значило способствовать формированию в обществе таких культурных приоритетов, которые можно было бы противопоставить «невежественным» русским обычаям; поэтому поведение западника в «Былом и думах» можно рассматривать как «педантичное» и театральное. Под педантизмом понимается повышенная семиотичность всех внешних проявлений человека, его стремление намеренно выработать в повседневной жизни определенный стиль поведения и внешнего облика. Театральность связана с риторичностью бытового поведения западника, которое всегда оказывается словно бы рассчитанным на зрителя.
А.И. Герцен и как автор, и как автобиографический герой «Былого и дум» является одним из наиболее ярких примеров расхождения с идеальной моделью западника. Это расхождение значительно усиливается по мере его интеллектуальной и духовной эволюции. Отношение Герцена к западничеству меняется на разных этапах его жизни. Это связано не только со сменой его мировоззренческих и ценностных установок, но и с тем, что в определенный исторический период (к концу 1840-хгг.) западничество как целостное направление русской общественной и религиозно-философской мысли почти полностью себя исчерпало. Однако, несмотря на то, что характер восприятия Герценом Европы меняется, константные свойства культурного мира западника сохраняют для него свою ценность даже в период лондонской эмиграции, когда в сознании писателя происходит переоценка идей и реалий европейской жизни.
В художественных мемуарах Герцена от одного жизненного этапа автобиографического героя к другому постепенно меняется его статус, сначала общественный, а затем — онтологический. В «русской» части «Былого и дум» автобиографический герой является типичным представителем западнического направления. Его умонастроение этого периода можно охарактеризовать как книжное и «кружковое». Оно во многом было связано с романтическим мироощущением, унаследованным представителями дружеского кружка от предыдущей эпохи. В «европейской» части мемуаров Герцен изображен в положении эмигранта; и (в это время) на фоне процесса преодоления романтического мировосприятия происходит постепенный переход героя от неопределенного статуса политического изгнанника, оторванного от своей национальной среды, к русскому европейцу и «хронономаду».
В зависимости от статуса автобиографического героя в «Былом и думах» меняется отношение Герцена, персонажа мемуаров, к пространственным образам «Россия»
жизни автобиографического героя во Франции, Италии и Швейцарии, соотносятся с Россией. Неслучайно пространство этих стран в изображении Герцена приобретает дополнительный онтологический и метафизический смысл. Наконец, в «лондонских главах» «Былого и дум» (шестая-девятая части) абсолютной ценностью для героя становится пространство, которое воспринимается им как «душевная отчизна». О пространстве собственной души Герцен пишет в последней статье из цикла очерков «С того берега». Эта статья имеет название «Все свое ношу с собой». «Видя, что все рушится, я хотел спастись, начать новую жизнь, отойти с двумя-тремя в сторону, бежать, скрыться <...> от лишних, — пишет автор. — И я надменно поставил заглавием последней статьи: "Omnia mea mecum porto" <...> С этим faro da me моя лодка должна была разбиться о подводные камни и разбилась. Правда, я уцелел, но без всего...» (Герцен, т. X, ч. V, с. 234). "Omnia mea mecum porto" в буквальном переводе с латинского языка означает «ставка на самого себя». Эта фраза становится своего рода жизненным кредо автобиографического героя в период лондонской эмиграции; неслучайно в качестве места жительства Герцен выбирает Лондон. Этот город для автобиографического героя становится символом отрешения от мира.
Лондон в «Былом и думах», как показывает Герцен, является своеобразной проверкой человека, его «нравственного здоровья». Здесь уютно чувствует себя тот, кто обладает собственной внутренней опорой и способен жить без внешних отвлечений. Лондон Герцен воспринимает как идеальное место для такой «внутренней эмиграции», «внутреннего отъезда».
В «Былом и думах» Лондон противопоставляется Италии и Парижу. Париж в восприятии Герцена — это город общественных возмущений. В Париже человеку невозможно быть одному. Утратив национальную самобытность, Париж в «Былом и думах» предстает «каким-то сводным городом всего света». После революционных событий 1848 года он представляет собой «город-Вавилон», «мировой отель», «караван-сарай» (Герцен, т. X, 4.V, с.325). Париж в изображении Герцена всегда многолюден, многонационален и всегда оживлен. В Париже автобиографический герой как будто против собственной воли оказывается вовлеченным в самый эпицентр революционных событий: сначала принимает участие в издании журнала, заведомо бессмысленного и обреченного на гибель, затем — в таком же бессмысленном восстании, которое он прямо называет глупым.
Ярким контрастом по отношению к Лондону в мемуарах представлена Италия. С одной стороны, появление этой антитезы обусловлено той ролью, которую Италия и Англия сыграли в судьбе главного героя; с другой — эти страны представляют собой пространства, описания которых изначально заданы устойчивыми стереотипами: «солнечная Италия» и «туманный Альбион». При описании Лондона и Италии пространственный образ создается с помощью ряда символических деталей, связанных с изображением природы. Круг этих деталей, появляющихся на страницах «Былого и дум», предельно ограничен. Постоянным спутником Герцена в Лондоне является тяжелый туман. «Лондонские туманы» — так называется первая глава шестой части «Былого и дум». Герцен живет в лондонском предместье, «отдаленный от всего мира далью, туманом и своей волей» (Герцен, т. VIII, ч. I, с. 10). Образ тумана становится символом абсурдности всего современного порядка вещей. Туман отделяет героя от остальных
В Лондоне все оказывается по-другому. Автобиографический герой по-прежнему является не только очевидцем, но и непосредственным участником европейских событий, но меняется его отношение и к этим событиям, и к людям, которые в них вовлечены. Здесь он по-прежнему редко бывает один, однако многочисленные посетители лондонского дома Герцена только утомляют автобиографического героя; и чем шире круг людей вокруг него, тем отчетливей представляется ему собственное одиночество. Со временем он приходит к мысли о том, что все многочисленные встречи, разговоры, искания — маскарад. Мотив одиночества становится центральным мотивом последних трех частей «Былого и дум».
Новое трагическое положение автобиографического героя в период лондонской эмиграции связано с мотивами утраты дома и утраты дороги. В Лондоне Герцен, подобно тем, кого в русской литературе принято считать «лишними людьми», ощущает себя бездомным скитальцем. Однако мемуарист показывает существенное отличие положения его героя от положения тех, кого он называет «умные ненужности» или «сбившиеся с дороги». Автобиографический герой «Былого и дум», как показывает Герцен, не сбивается с избранного пути. Драматичность его положения заключается в том, что заканчивается сам путь. Он пройден до конца, и дальше идти некуда.
Теперь его позиция — это позиция «иностранца своего времени»1. Неслучайно Герцен не раз говорит о трагедии человека, опередившего свое время, когда рассуждает о судьбе Байрона. От романтического мировосприятия автобиографический герой «Былого и дум» сохранил в зрелом возрасте идею отчуждения личности от окружающего мира; и эту идею мемуарист передает с помощью образа английского поэта-романтика: «Разочарование Байрона больше, нежели просто каприз, больше, нежели личное настроение. Байрон сломился оттого, что жизнь его обманула. А жизнь его обманула не потому, что требования его были ложны, а потому, что Англия и Байрон были разных возрастов» (Герцен, т. X, ч. V, с. 118). Герцен находит определенное сходство судьбы великого английского поэта со своей собственной судьбой, и это сходство, по его мнению, заключается в глубоком драматическом разрыве с современностью. Таким образом, в своих духовных и интеллектуальных поисках Герцен проходит сложную эволюцию; и ее итогом становится статус номада (или хронономада). Категория номадизма принадлежит Р.А. Хестанову, который описывает это явление как «внутреннюю эмиграцию», или «внутренний отъезд»2. Принципиально новым в нем оказывается доминирование хронотопического аспекта. Понятие номадизма, которое можно отнести к автобиографическому герою периода его лондонской эмиграции, специфично, прежде всего, тем, что оно является способом обозначения не столько социального, сколько онтологического статуса Герцена.
Идеалы и ценности, которые прежде воспринимались как «европейские», сохраняют для него свою безусловную значимость. Однако в первой-четвертой частях художественных мемуаров они связаны с Европой, а в пятой, посвященной описанию
' МовичЛ.З. Великий иностранец своей эпохи. К столетию со дня рождения Герцена. — СПб., 1912.-С.З.
2 Хестанов Р.А. Александр Герцен: импровизация против доктрины. — М., 2001. — С. 189.
и «Европа». Эти топосы представляют собой традиционную для русской литературы оппозицию «свое-чужое». В литературе сложились два варианта художественного воплощения этой оппозиции. Иногда «свое» пространство (Россия) противопоставляется «чужому» (Европа) как пространство «дикое», «неупорядоченное» и «неустроенное» пространству «цивилизованному», «культурному» и «организованному». В других случаях Россия противопоставляется Европе как некое «праведное», «идеальное» пространство — пространству «греховному», «реальному». В «русской» и «европейской» частях «Былого и дум» последовательно находят свое воплощение обе эти традиции. «Свое» и «чужое» пространство» (Россия и Запад) в мемуарах Герцена представляют собой контраст пространства «идеального» и «реального». Однако «идеальным» пространством сначала является Европа (в «русской» части мемуаров), а затем — Россия (в «европейской» части). При этом в том и в другом случае «идеал» оказывается отдаленным от автобиографического героя топографически. Идеальное пространство в «Былом и думах» всегда соотносится с далью, с романтическим императивом "dahin".
6. Итогом духовной эволюции автобиографического героя «Былого и дум» становится «номадизм» (или «хронономадизм»). Номадизм в мемуарах Герцена — это онтологический статус героя как «иностранца своего времени», который возникает в лондонской части мемуаров. Герцену в этот период его жизни становятся одинаково чуждыми и Россия, и Европа, и потому оппозиция «свое — чужое» приобретает другое значение. Чужим для него становится весь внешний мир, который воспринимается теперь как хаос, как пространство, лишенное внутреннего смысла, логики и организованности. Внешнему миру он противопоставляет внутреннее, «идеальное пространство», которое считает «своим» и описывает как «душевную отчизну». Естественно, что оно теряет не только топографические признаки, но и временные, ибо перестает соотноситься с планом современности.
Теоретическая значимость диссертации связана с попыткой систематизировать и обобщить многочисленные сведения о западничестве, накопленные филологической и исторической наукой, философией, и соотнести их с понятием культурного мира западника. Понятие «культурный мир» помогает решить спорный вопрос об идентификационных свойствах западника. Часто западником считают любого человека, заявляющего о своей духовной солидарности с Западной Европой, что делает границы западничества несколько размытыми. Исследование художественных мемуаров А.И. Герцена в контексте достаточно широкого круга других документально-художественных текстов позволило дать целостное описание культурного мира западника, выявить его константные признаки и основные составляющие. Уточнение самого теоретического понятия «культурный мир» дает возможность применять его при изучении любых других культурных и общественно-психологических типов, которые являются знаковыми для той или иной исторической эпохи. Так, например, можно говорить о культурном мире не только западника, но и славянофила, народника, декабриста и т.д.
Теоретическая значимость диссертации заключается также в новом подходе к анализу созданных А.И. Герценом характеров, которые рассматриваются с точки зрения их принадлежности к культурному миру западника (и с точки зрения их соотнесенности с идеальной моделью западника). Представляется перспективным изучение в данном аспекте других произведений, как мемуарно-автобиографической, так и художествен-
ной прозы. Западник и русский европеец как феномен умственной, общественной и культурной жизни 40-х годов XIX века часто становится персонажем литературных произведений И.А.Гончарова, И.С.Тургенева, Ф.М.Достоевского и др.
Практическая значимость. Материалы диссертации и выводы, полученные в результате исследования, могут быть использованы в лекционных курсах, а также в спецкурсах, посвященных творчеству А. И. Герцена и историко-культурной ситуации XIX века в целом.
Апробация результатов исследования. Основные положения диссертации прошли апробацию на заседаниях кафедры литературы Череповецкого государственного университета, аспирантских семинарах кафедры, а также были представлены в виде докладов на следующих научных конференциях: Всероссийская научная конференция «Традиции в контексте русской культуры» (Череповец, Череповецкий государственный университет, 29 ноября 2006г.); I Международная конференция молодых филологов «Русская литература в европейском контексте» (Институт Русистики Варшавского университета, Варшава 30-31 марта 2007г.); XII Международная научная конференция «Взаимодействие литератур в мировом литературном процессе. Проблемы теоретической и исторической поэтики» (Кафедра русской и зарубежной литературы Гродненского государственного университета имени Янки Купалы, Гродно 3-5 октября 2008г.); III Международная конференция молодых филологов «Русская литература в европейском контексте» (Институт Русистики Варшавского университета, Варшава, 30-31 марта, 2009 г.); Международная научная конференция студентов, аспирантов и молодых учёных «Ломоносов-2009» (Москва, Московский государственный университет, 13-18 апреля 2009г.); Всероссийская научно-практическая конференция «Череповецкие научные чтения» (Череповец, Череповецкий государственный университет, 2-3 ноября 2011 г.).
Объем и структура диссертации. Структура работы обусловлена поставленными в ней задачами, а также композиционными особенностями произведения, которое является объектом исследования. Диссертация состоит из введения, двух глав, заключения, библиографического списка. Список литературы содержит 278 наименований. Текст диссертации составляет 198 страниц.
В первой главе рассматривается «русская» часть художественных мемуаров А.И. Герцена, где описывается жизнь автобиографического героя до 1847 года; во второй главе — «европейская» (1847-1868гг.).