Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Циклообразующие принципы в сборниках Н.А. Павлович «Берег» и «Золотые ворота» 9
1.1. Лирическая циклизация как литературоведческая проблема .10
1.2. Поэтика лирических циклов в сборнике «Берег» .27
1.3. Сборник «Золотые ворота» как идейно-художественное единство 77
Глава 2. Ранняя лирика Н.А. Павлович в контексте творчества поэтов-символистов (В.Я. Брюсова, А.А. Блока, Вяч.И. Иванова)
2.1. Категории контекста и интертекста в научной литературе 100
2.2. Рецепции В.Я. Брюсова в лирике Н.А. Павлович 112
2.3. Блоковский интертекст в поэзии Н.А. Павлович 127
2.4. Образные и мотивные переклички в лирике Н.А. Павлович и Вяч.И. Иванова 143
Заключение 168
Библиография
- Поэтика лирических циклов в сборнике «Берег»
- Сборник «Золотые ворота» как идейно-художественное единство
- Рецепции В.Я. Брюсова в лирике Н.А. Павлович
- Образные и мотивные переклички в лирике Н.А. Павлович и Вяч.И. Иванова
Поэтика лирических циклов в сборнике «Берег»
Начинающей поэтессе свойственны эмоциональность изображения окружающего мира, его романтическое восприятие, а также поиск опоры в культуре прошлого, стремление к обретению опыта «внутреннего» человека, что было характерно для «поэтов Серебряного века, которые рассматривали взаимоотношение человека и мира на фоне Вечности» [Чаплыгина 2007: 4]. В творчестве Павлович находят также отражение некоторые богоискательские тенденции философии и поэзии Серебряного века. Своеобразие художественного мира Павлович определяется присутствием ряда оппозиций, главной из которых является оппозиция «земное – небесное», соответствующая «двоемирию» символистов и нашедшая выражение в формировании двух рядов символов. По мнению И.П. Смирнова, «творчество символистов утверждало изначальную двойственность мира: предметная среда, приравненная к набору обозначающих, обретала смысл в проекции на идеальную среду, представляющую собой поле чистых отношений, родовых понятий, которым соответствовала наиболее абстрактная часть языка» [Смирнов 2001: 33]. Другой чертой, сближающей творчество Павлович и символистов, в частности, Блока, является лейтмотив пути, пронизывающий всю ее лирику и формирующий лирический сюжет ее книг «Берег» и «Золотые ворота». О мотиве пути как объединяющем творчество Блока писал Д.Е. Максимов: «Одним из важнейших моментов, обусловливающих это единство, то есть одним из самых существенных интеграторов, и было в поэзии Блока чувство пути, идея пути и тема пути, очевидная, высказанная и подспудная, объективированная и растворенная во всем содержании творчества поэта» [Максимов 1981: 42]. Идея пути как вектора духовного движения была принципиально значима и для других поэтов-символистов: К. Бальмонта, А. Белого, М. Волошина. В творчестве Бальмонта присутствует постоянно декларируемое «неуклонное желание подчеркнуть эволюцию своей поэзии, увидеть в ней логически стройный, расчленяемый по периодам путь развития» [Максимов 1981: 30]. Для Андрея Белого нормой пути было «индивидуальное посвящение, уединенное совершенствование личности, ее духовный рост» [Максимов 1981: 36]. Мистически интерпретированный образ «изгнанников, скитальцев и поэтов», «в мирах любви неверных комет» создан М. Волошиным в венке сонетов «Corona astralis» [Волошин 1977].
Первый сборник стихотворений Павлович, носящий название «Берег» (1922), состоит из трех циклов, обозначенных цифрами. Символика названия и трехчастной структуры может быть объяснена следующим образом. Берег – конец странствий в море жизни, обретение пристани, которой стало для Павлович знакомство и духовная близость с Блоком, оказавшим сильное влияние на творчество молодой поэтессы. В структуре сборника можно проследить аналогию с «трилогией вочеловечения» Блока. Есть основания считать, что «Берег» был задуман как первая часть более масштабной трехчастной структуры, нашедшей свое продолжение только в одной книге стихотворений «Золотые ворота» и фактически незавершенной, так как во второй половине 1920-х годов Павлович отошла от поэтического творчества и вернулась к нему только в послевоенное время. Первую часть своей «трилогии» Блок назвал тезой. В первом цикле сборника Павлович «Берег» представлен период жизни героини до встречи с учителем, стремление к поиску высшего смысла бытия; во втором отражены переживания в период общения с человеком, встреча с которым воспринимается как исполнение детской мечты, его образ становится центральным в цикле; в третьем – смятение души и поиск нового жизненного смысла после безвременной кончины поэта, ставшего самым близким другом, наделение его сверхъестественными способностями посмертного участия в жизни героини.
Первый цикл сборника «Берег». Основной мотив первого цикла – странничество, выбор пути. Чаще всего в стихотворениях сборника «Берег» встречается тематически связанное с основным мотивом слово «дорога». Образ дороги возникает уже в первом стихотворении сборника «Ты возникаешь предо мной…» [Б: 9] (здесь и далее сборник стихотворений Павлович «Берег» [Павлович 1922а] обозначается сокращенно [Б]). Ты возникаешь предо мной, О муза, ангел мой убогий, И пыль клубится по дороге, И ветер ходит вышиной... Но кто поймет очарованье Твоих по-детски крупных рук И складку губ, таящих звук Неисцелимого страданья? 1914–1921
Это стихотворение можно считать программным, в нем поднимаются важнейшие для поэта проблемы: творчества, самоопределения, отношения к окружающему миру. Муза – символ поэтического вдохновения, которое сродни пророческому. У древних греков она подавала дар песнопения поэтам и певцам. Приход музы – начало рождения произведения искусства, прозрение высшей гармонии. Образ музы всегда связан с темой назначения поэзии. Павлович понимает творчество как божественный дар, поэта - как избранника, которому является ангел. С одной стороны, муза имеет божественное происхождение, с другой стороны, становится земной – ангела не называют убогим. «Убогий» – это и характеристика своего дара (подобная той, которую дает себе лирический герой Е.А. Баратынского в стихотворении «Мой дар убог и голос мой негромок…» [Баратынский 1936: I, 163]). Поэтесса скромно оценивает величину собственного таланта: слово «убогий» имеет значение «бедный, неимущий, скудный». Тем не менее Павлович, как и Баратынский, надеется на то, что слова ее все-таки будут услышаны, может быть, через поколения. Наименование «ангел» содержит указание на божественную природу поэтического дара. Ангел символизирует силы невидимого мира, озарение, просветление. Другое значение слова «убогий» – «нищий духом» сближает его со словом «юродивый», то есть принимающий на себя религиозный подвиг – представляться безумным ради обличения внешних мирских ценностей и сокрытия собственных добродетелей, что свидетельствует о блаженстве духовного насыщения и является одной из форм святости. Автор использует традиционную для духовной (в частности агиографической) литературы форму уничижения своего таланта, подчеркивая этим отношение к творчеству как божественному дару.
Сборник «Золотые ворота» как идейно-художественное единство
Нравственным критерием для героини становится память об умершем друге, которую нельзя осквернить неправедными поступками. Эта тема возникает в стихотворении «Прихожу на твою могилу» [ЗВ: 21]. Героиня кается перед умершим, «не смеет поднять лица»: «Я томлюсь не изменой моею, / (У измены нетрудный путь), / Я томлюсь и стыжусь всей жизни, / Ты прощеньем и смертью мне будь» [ЗВ: 21]. Героиня просит любимого помочь ей «умереть» для страстей этого мира.
В стихотворении «…И улиц знакомых изгибы» [ЗВ: 22] речь идет об искуплении. Физические страдания, тяжелый труд могут способствовать духовному возрождению человека. На «бледном» столе в комнате героини «сияет» «светлая» карточка. Нетрудно догадаться, что это фотография умершего друга. Павлович вспоминает: «На письменном столе у меня стоял портрет Блока с надписью: Надежде Александровне Павлович на память о начале нашего знакомства. Ал. Блок. Июль 1920, – который он подарил мне 6 июля 1920 года» [Павлович 1964: 484]. Лицо героини стихотворения «клонится» все ниже к земле. В христианской традиции склонение головы считается признаком смирения. Физический труд истребляет страсти героини, но приносит уныние. Жилье героини «покрылось» «облаком пыли и боли». Однако концовка неожиданно светла: издали слышится скрип колыбели, в котором «качают» сердце героини, что свидетельствует о ее перерождении, обретении детской чистоты.
То, что произошло перерождение героини, ясно из стихотворения «Разрушайся, немилое тело» [ЗВ: 23], где поэтесса ставит проблему соотношения духовного и телесного в человеке. Героиня рассказывает о своем сне, бывшем «в забытьи жара», во время болезни. Этот мотив имеет истоки в биографии поэтессы. Павлович вспоминала о том, как чудом выжила после сыпного тифа, которым заразилась в госпитале, когда помогала раненым во время Гражданской войны. Постепенно читатель понимает, что героиня все более отделяет свое «я» от тела, его разрушение воспринимается как наказание за неправильное поведение, а окончательное разрушение будет свидетельствовать о духовном освобождении: «Мне не жалко добычи могильной. / Я гляжу, улыбаюсь, молчу, / И, когда упадешь ты бессильно, / Я домой наконец улечу» [ЗВ: 23].
Стихотворение «Гимн» [ЗВ: 24] содержит размышление о смерти праведников, которая может быть радостной. Из «безмерности воздушной», то есть из иного, неземного пространства, возникает мерцанье черных крыл. Так появляется ангел смерти. Он носит имя Азраил, заимствованное из Корана. Героиня опровергает представление об ангеле Смерти как страшном существе: «Темный плащ его не страшен, / Лик покойный не суров» [ЗВ: 24]. За плечами ангела героиня видит монастырские башни, взлетающие к небу, и чаши синих церковных куполов. Образ чаши имеет литургическое значение приобщения крови Христа, а также символизирует страдание (реминисценция евангельского моления о Чаше). Общее значение строк об ангеле в этом четверостишии – смерть не страшна, если это страдание за веру. Заря колеблет свое пламя, словно морские волны. Цвет зари напоминает цвет крови. И вот уже через реальный мир проступает мир ирреальный, духовный, перед героями, увидевшими ангела Смерти, зацветает «сад любви». Смерть становится не только не страшной, но и радостной, приносящей блаженство, исполненное любви Христа, а ангел предстает лучезарным садовником, поднимает «чашу радости янтарной» [ЗВ: 24]. Образ поднятой чаши здесь имеет апокалипсическое происхождение. Перед вторым пришествием Христа на землю людей ожидают тяжелые испытания. Оставшиеся в живых позавидуют умершим, потому что страдания будут сильны, особенно для грешников. Общий пафос стихотворения таков: в последние для привычного мира времена смерть будет радостным избавлением от земных страданий и приведет в райский сад.
У А.С. Пушкина в стихотворении «Из Гафиза» Азраил помилует в бою молодого красавца, не заберет его жизнь. В ранней поэме М.Ю. Лермонтова «Азраил» падший ангел мечтает о любви к смертной девушке. 17 февраля 1923 года М.И. Цветаева написала стихотворение «Азраил», в котором ангел смерти замещает Эроса и связан с лирическими мотивами любви и красоты. Можно отметить тематические переклички в стихотворениях Павлович «Гимн» и Цветаевой «Азраил», однако образ Азраила различен у поэтесс. В стихотворении Павлович образ ангела связан с церковными и апокалипсическими образами. Образ чаши можно воспринимать как реминисценцию Библии – евангельских слов гефсиманской молитвы Иисуса Христа о чаше («Если возможно, да минует Меня чаша сия» (Мф. 26:39)) и книги Откровения Иоанна Богослова. Чаши гнева Божия получают семь Ангелов, чтобы излить их на землю: «И вышли из храма семь Ангелов, имеющие семь язв… И одно из четырех животных дало семи Ангелам семь золотых чаш, наполненных гневом Бога...» (Откр. 15:7-8). Тема любви также звучит в стихотворении Павлович, но любовь эта духовная – любовь перед лицом смерти («И за нами и над нами / Зацветает сад любви») [ЗВ: 24].
В стихотворении «Я не знала лица страшнее…» [ЗВ: 25], предваренное эпиграфом из лирики Блока, создан образ ушедшего в мир иной друга и учителя поэтессы, который всегда будет для нее нравственным ориентиром, будет ограждать от неправедных действий и направлять по верному пути: «И куда ни пойду – остановит / Твой суровый голос – меня… / Чтоб не слушала речи земные, / Ты покрыл меня тяжким плащом, / Не глядела б в глаза молодые, / Заслонил высоким плечом» [ЗВ: 25]. Наставник не обручился с героиней, а подарил ей крест, который символизирует испытание, жизненные трудности. Однако, несмотря на неясность будущего, героиня сохраняет верность учителю, она готова вместе с ним исчезнуть в безвестной могиле.
Рецепции В.Я. Брюсова в лирике Н.А. Павлович
Другим известным поэтом, мэтром литературы, повлиявшим на формирование лирического мира Павлович, был Александр Блок. Он стал особенно близок молодой поэтессе, его творчество гармонично вошло в поэтику ее стихотворений. Основными единицами интертекста Блока в лирике Павлович можно считать мотив, образ, тему.
Впервые Надежда Александровна прочитала стихотворения известного поэта в 1914 году в возрасте восемнадцати лет, уже имея первые стихотворные публикации. Сама поэтесса так вспоминает об этом: «Вот они, те самые звуки, что снились мне с детства, те, что я хочу и не умею передать!… Его стихи помогли мне осознать самое себя, помогли понять, что такое поэзия, и помогли мне жить» [Павлович 1964: 449]. Подобное восторженное отношение к Блоку было и у других современников поэта, например, у А. Ахматовой: «Блока я считаю не только величайшим европейским поэтом первой четверти двадцатого века, но и человеком-эпохой, то есть самым характерным представителем своего времени» [цит. по: Скатов 1990: 5].
Личное знакомство Павлович с Блоком состоялось в Москве в мае 1920 года, а спустя несколько месяцев она приехала в Петроград с поручением от Союза поэтов. Во время посещения Блока поэтесса представила на его суд свои стихи. В «Воспоминаниях об Александре Блоке» она писала: «…Он сам сказал мне о глубокой родственности наших стихов: Здесь есть и подражание мне, но я вижу большее. Это идет действительно из одного источника. Подражание пройдет, а это останется» [Павлович 1964: 460]. «Ее имя неоднократно встречается в дневниках и записных книжках Блока. Так, 12 августа 1920 года он записывает: Вечером – Над. Ал. Павлович – милая и с хорошими стихами» [цит. по: Озеров 1977: 5].
В 1920-е годы Блок являлся главным учителем начинающей поэтессы. Влияние его лирики на творчество Павлович практически не изучено, хотя оно было очень сильно, особенно в стихотворениях 1920-х годов. Как заметил Л. Озеров: «Мы не погрешим против истины, если скажем, что Павлович – поэт блоковского круга. … Близость к блоковской поэтике, к его основным принципам ощущается не только в начальных книгах (Берег, 1922; Золотые ворота, 1923). Она пронесла их сквозь жизнь, сквозь долгие года, как сама говорит об этом» [Озеров 1977: 5].
В лирике Павлович заметно использование прозрачных намеков на строки стихотворений Блока, мотивы и сюжеты его поэзии, то есть аллюзии. Так, лирический герой Блока говорит о себе как об опытном мореплавателе, матросе: Моя душа проста. … И в ней – все те же знаки, Что на моем обветренном лице. [Блок 1997: 2, 213]
Поэт подчеркивает совпадение внешнего облика и состояния души; сравнение с матросом сближает его образ с образом человека из народа, сильным и страстным. По свидетельству современников, Блок в последние годы жизни внешне чем-то напоминал матроса. Вспоминая о лекции поэта в Москве в мае 1920 года, Павлович приводит такой факт: «Надежда Григорьевна Чулкова, старая знакомая Блока, рассказывала мне, что перед самым началом вечера она встретила его, одиноко бродившего вдоль стен Политехнического музея и глядевшего на всю эту московскую сутолоку. Ее поразили его обветренное, загорелое лицо и красная шея. Он огрубел, постарел, глаза тусклые, на лице морщины – чем-то напоминал матроса, вернувшегося из дальнего плавания» [Павлович 1964: 452]. В словах Чулковой сквозило неодобрение такого «опрощения» поэта.
Павлович безоговорочно принимает представление Блока о себе самом, акцентируя внешнее сходство поэта с матросом: «Обветренный и загорелый, как матрос…» [Б: 25]. Ей, увлеченной идеей всеобщего равенства людей, импонирует такой образ: «…Было в нем что-то и удалое, и отчаянное, и непосредственно народное… Была в нем необыкновенная тайная простота, о которой не подозревал литературный мир» [Павлович 1964: 494]. Вторая строка стихотворения противопоставлена первой, потому что, несмотря на необычность внешнего облика, не соответствующего интеллигенту-поэту, голос его близок и созвучен ее душе: «Но голос близок мне…». Образ героя гармонирует с пейзажем города-порта Петрограда, согретого июльским солнцем. «Сам Блок почти по-детски любил все связанное с морем. … У него был альбом, куда он наклеивал различные картинки, снимки, заметки. Больше всего там было кораблей» [Павлович 1964: 480]. Другой образ стихотворения, образ зари, прямо перекликается с ранней лирикой поэта, где заря была одним из символов появления Прекрасной Девы, или позднее Дамы. Так и героиня Павлович, вдохновленная беседой с любимым поэтом, учителем, кажется, по-новому смотрит на мир.
Стихотворение Павлович «И все, что с детства звучало и снилось» [Б: 26] стало художественным отражением встречи двух поэтов. Стихотворению предпослан эпиграф из стихотворения Блока: «Весь горизонт в огне – и ясен нестерпимо, / И молча, жду – тоскуя и любя». Таким образом, Павлович утверждает, что ее отношение к Блоку было сродни его собственному поклонению Прекрасной Даме, а поэтическое творчество воспринималось как высокое служение. Образный ряд стихотворения ориентирован на лирику Блока: заря ассоциируется с началом новой жизни после знакомства с великим поэтом («под этой зарей безначальной»), процесс творчества объединяет героев цикла и обозначается глаголами звучания, звона (звенеть, звучало, перекликаются, звал, поет).
Образные и мотивные переклички в лирике Н.А. Павлович и Вяч.И. Иванова
Анализ поэтических сборников Н.А. Павлович «Берег» и «Золотые ворота» в контексте поэзии русского символизма позволяет сделать вывод, что ранняя лирика поэтессы, обладая своеобразием и художественным единством, создавалась в творческом диалоге с эстетическими системами ведущих поэтов эпохи и отразила многие характерные тенденции Серебряного века.
В творчестве Павлович нашли отражение биографические факты: несчастная любовь, разочарование, поиск смысла жизни, благоговейное отношение к личности и творчеству знаменитого поэта А.А. Блока, знакомство и общение с ним, смерть учителя, ставшая жизненной трагедией ученицы, ее решение продолжать дело общего служения творчеству, размышление о посмертной судьбе любимого человека и представление о его небесном покровительстве в своей жизни. Рассказывая историю своей души, поэтесса пишет своеобразный лирический роман, продолжая традицию поэтов Серебряного века, прежде всего, Блока. Как Блок рассматривал все свое творчество в качестве единого «романа в стихах», так и сборники Павлович «Берег» и «Золотые ворота» предстают главами единой лирической книги.
Для ранней лирики Павлович характерна эмоциональность, романтическое отношение к действительности, интерес к историческому и культурному прошлому. Типичное для культуры Серебряного века представление о приоритете искусства среди других духовных ценностей, а также религиозные поиски, устремленность за рамки видимого мира, к вечности – все эти черты определяют содержание художественного мира Павлович. «Двоемирие» символистов проявляется в ее поэзии оппозициями небесного и земного, временного и вечного, духовного и материального.
Сборник «Берег» построен по образцу характерной для символистов книги, разделенной на циклы. В трехчастном делении можно усмотреть аналогичную блоковской «трилогию вочеловечения», в которой отразились духовные поиски, утраты и обретения лирической героини. Первый цикл изображает ее жизнь до встречи с учителем, второй цикл посвящен встрече с великим поэтом, обретению любви и внезапной потере дорогого человека, третий цикл отражает внутренние изменения, произошедшие в душе героини после смерти любимого. Она начинает иначе смотреть на мир, объяснять события в контексте христианского мировоззрения, размышлять о посмертной участи учителя и будущей встрече с ним. Второй поэтический сборник Павлович «Золотые ворота» не имеет деления на циклы, но сам представляет художественное единство, с общим лирическим сюжетом, героем-адресатом стихотворений, единой пространственной и временной парадигмой. Оба сборника также можно рассматривать как единство, как главы одной книги, ибо второй сборник развивает темы и мотивы первого. Трагедию смерти своего учителя Павлович рассматривает как вселенское потрясение, аллегорически сопоставляя ее со смертью Христа. Потеряв любимого человека, героиня скорбит, внутренне общается с умершим, образ которого становится для нее нравственным ориентиром. Постепенно она преодолевает страдания, приобретает мудрость, чувствует невидимую поддержку вечно живого учителя. Таким образом, Павлович пишет свой «роман в стихах», историю своей души.
Павлович наследует традиции русской классики XIX века, ориентируется на творчество А.С. Пушкина, М.Ю. Лермонтова, Е.А. Баратынского, А.А. Фета, Ф.И. Тютчева, ее стихотворения имеют сюжетные и тематические переклички с произведениями Н.В. Гоголя, Ф.М. Достоевского, Л.Н. Толстого. Поэтесса также обращается к мировой классике, например к «Божественной комедии» Данте. Таким образом, Павлович связывает настоящее с прошлым, продолжает вечные темы литературы: поиска смысла жизни, взаимоотношения человека и Бога, роли поэта и поэзии, любви, отношения к природе, совершенствования общества, нравственного падения и прощения.
В ранних произведениях Павлович часто встречаются библейские образы и мотивы, как Ветхого, так и Нового Завета. Например, явление ангела лирической героине изображено подобно явлению огненной колесницы пророку Иезекиилю. Смерть любимого человека и наставника поэтесса изображает подобно смерти Христа, его плачущую мать подобно Богоматери, а жену – Марии Магдалине. Надежду на рождение ребенка Павлович связывает с образами волхвов из заморских стран, а свидетельством праведности умершей сестры героя становится ее способность ходить по водам, подобно апостолам. Богат апокалипсический набор реминисценций: воскрешение мертвых, книга с именами праведников, суд, рай, названный «Господним домом». Библейский реминисцентный слой переплетается в лирике Павлович с традициями церковных песнопений, живописи и искусства. Христианские образы тесно связаны с религиозным мировоззрением Павлович и позволяют выйти за рамки земного мира, взглянуть на события в аспекте вечности, эсхатологически.
Наибольшее количество перекличек в лирике Павлович связывает ее поэзию с творчеством современников: М.И. Цветаевой, А.А. Ахматовой, Б.Л. Пастернака, М.А. Волошина, Р.М. Рильке и др. Но особенно сильно влияние ведущих представителей русского символизма: В.Я. Брюсова, А.А. Блока, Вяч.И. Иванова, под влиянием которых и формировалась ее лирика. Однако, несмотря на зависимость от поэтического творчества поэтов-наставников, Павлович, варьируя темы, мотивы, образы, сознательно или неосознанно заимствованные из поэтики известных мэтров, создает свой художественный мир, может быть, скромный по объему, но основанный на принципе тесной связи с личными переживаниями и «биографией» души.